Действие первое
Виноградник во дворе Екатерины Топилиной. Высокие ряды лоз, на которых висят густые гроздья винограда. Голубая хата. Перед хатой — подсолнухи. За хатой видны еще хаты и виноградники, а за ними — берег Цимлянского моря, голубой, со светло-зелеными полосами простор с белыми парусами. Тонким пунктиром врезаны в Цимлянское море линии гидроузла, плотины и волнореза. На переднем плане — два тесно составленных стола, покрытых скатертью. Топилина и Новохижина расставляют посуду, гремят тарелками и ножами. Время — предвечернее.
Новохижина. Катя, сколько ж людей будет-то?
Топилина. Считали, десять с детьми.
Новохижина. Обидится председатель... Не пригласили его.
Топилина. Я у счетовода справлялась — уехал Ольховатов в район.
Новохижина. Он и так против тебя лютует. Смотри, Екатерина.
Топилина. Бывают звери пострашней.
Новохижина. Бесстрашная ты.
Топилина. С тобой рядом не гожусь.
Новохижина. У каждого своя линия.
Топилина. Моя линия твоей уступает.
Новохижина. Ты мужняя жена... А вдове — все роса на лугу.
Топилина. Вдова не трава, не каждый скосит.
Новохижина. Не каждый скосит, да каждый просит. Мужичкам-то стаканы граненые ставить?
Топилина. Ставь граненые.
Из хаты выходит Гриша. Он в новом костюме, в рубашке с галстуком. Костюм куплен в магазине, несколько широк и плохо разглажен.
Гриша (Топилиной). Надел я...
Топилина. Вижу... В подмышках не жмет?
Гриша. Чего ему жать? Широкий.
Новохижина. На собственные заработанные — не жмет. Красивый ты в нем, Гриша. Артист, а не тракторист. Осторожней с девчатами в совхозе, — погубишь которых... Галстук начепил. Они, знаешь, девчата, от галстуков сознание теряют.
Гриша. Галстук я сниму, мама.
Топилина. А что он тебе?
Гриша. Шею давит.
Новохижина. А ты ослобони маленько. Снимешь — красоту потеряешь.
Гриша. Выходит, я красоту свою в сельпо купил?
Новохижина. А что же, ты свою красоту дороже ценишь?
Гриша. Дороже.
Новохижина. Ты вот что, иди за Нюркой. Скажи, чтоб шла сюда.
Гриша. Я пойду, мама?
Топилина. Иди, иди.
Гриша. Так я сниму, мама, галстук?
Новохижина. Ни в коем разе!
Гриша. Ладно. (Уходит.)
Новохижина. Похожий он становится на Степана. Повадки его, озорство в глазах.
Топилина. Похож... и вырос как.
Новохижина (с ласковой усмешкой). Гриша-то вырос, да и в самой огонек не погас.
Топилина. Не к месту твои слова, Лиза.
Новохижина. Очень даже к месту, — об тебе жалкую, Катя. Какая у тебя жизня: солнышко на небе выйдет — ты в садах, за курганом скроется солнышко — ты в садах. Бабий век уходит, а ты все Степана ждешь. Что он тебе за муж такой, если три года скрывается, вестей не шлет? Была бы война, разруха, а то мирная жизня настала — живи, любись... Ну что твой Степан? Воевал, медалей привез три штуки, а когда люди на новые места уходили, он что? Чего испугался? И дом кинул, и тебя кинул, и сына кинул. А об том, что ты три года вдовьи ночи коротаешь, без ласки сохнешь, он подумал?
Топилина. Я не сохну.
Новохижина. Лозе, чтоб себя обрела, уход нужен... А баба что, хуже лозы? Мой голову сложил на Балатоне, так я законная вдова, а ты все ни девица, ни вдовица.
Топилина. Что же мне делать?
Новохижина. Кинуть его. Об тебе он подумал, когда уходил? Думаешь, Катя, я не вижу, как ты разгораешься, когда до нас Ажинов приезжает?
Топилина. Он не ко мне приезжает. Он — к Выпряжкину, у них дела есть... Опять же к Ольховатову. Люди в совхозе нужны.
Новохижина. Люди? А он что, не человек, Андрей Тимофеевич? Директор... одинокий... До чего, между прочим, хороший мужик! Не отказывайся, на том свете спишется.
Топилина. Я тебе сказала, что он не ко мне ездит. У него до колхоза дела есть.
Новохижина. Колхозов в районе много, а он все к нам завертывает. Колесо на машине кривое, что ли? И сына твоего приголубил, присматривал за ним, когда он на тракториста учился.
Топилина. У сына свои способности.
Новохижина. Обидно за тебя, Катя. Счастье в руки суется, а ты отворачиваешься. В природе преобразования какие совершились, море колыхается сбоку хутора, так что и в нашей бабьей жизни хоть поплавать напоследок...
Топилина. Ты смотри плавай тише, не то на вилы напорешься. Пырнет тебя коньковская жинка.
Новохижина (оторопело). Это тебе откуда известно?
Топилина. Известно.
Новохижина. Не иначе Домна сбрехнула? Всюду свой нос сует. Видела нас в степи... Считала я, что не признала нас.
Топилина. Признала. Бросила бы ты, Лиза, это дело. Дознается коньковская жинка — не оберешься сраму.
Новохижина (озорно, с вызовом). А чего ж мужиков у нас меньше, чем нас? Чем я виноватая? Успокоит он ее. Фельдшер.
Топилина. Ох смотри, Лизавета, допрыгаешься!
Новохижина. Мне и прыгать-то считанные годы осталось.
Входят Домна Егорова и Дарья Выпряжкина.
Выпряжкина (ставя четверть с вином на стол). Вот, Катя, Василий Спиридонович прислал.
Топилина. Задержалось у Василия Спиридоновича?
Выпряжкина. Так бы оно задержалось, коли б не я! Он любитель напитков... Помочь чем тебе?
Топилина. Помогите, Дарья Герасимовна! (Уходит с Выпряжкиной в дом.)
Новохижина (зло смотря на Егорову). А-а, Домнушка, мы-то, тебя ожидаючи, исхудали просто!
Егорова. Смотри поправишься от чего другого.
Новохижина (с ехидством). Чего это ты, Домнушка, мной интересуешься?
Егорова. Где же это я тобой интересуюсь?
Новохижина. Не знаешь?
Егорова. Не знаю.
Новохижина. А подумай.
Егорова. И подумаю — не знаю.
Новохижина. Встречаешь меня...
Егорова. Встречаю.
Новохижина. Где же это?
Егорова. А вот здесь, у Катерины...
Новохижина. Хитрющая же ты, Домна.
Егорова. А чего же мне быть хитрющей, я с чужими мужьями по степу не шалаюсь.
Новохижина. Ага, высказалась!
Егорова. Обратила внимание!
Новохижина. Ага! Обратила! И я обращу... Обращу это твое внимание... (Зло.) Ты меня в степи не встречала ни с фельдшером, ни с кем другим. Запомнила?
Егорова. Повтори. Я слаба на память.
Новохижина. Подпоры поставь, я бревнышко подкину.
Егорова. Уж разве ежели так...
Новохижина. А вот так...
Егорова. А ты не пужай меня, а то я дюже нервная...
Новохижина. Ты не смотри, что мужик твой секретарь партийный, по директивам живет, я без директив тебя так разрисую, ежели слух по хутору пойдет...
Егорова. Не пужай, Лизавета, вот сей момент умру.
Новохижина. А ты попробуй, може, и впрямь сумеешь муженька своего осчастливить.
Входят Топилина и Выпряжкина.
Домнушка, душа моя, куда бы нам помадорчики поставить?
Егорова. Лизанька, золото мое, куда хочешь, туда и поставь помадорчики.
Топилина (с некоторым удивлением). Как это у вас тут ладно получается.
Егорова. И не говори, Катенька! Получается...
Новохижина (с искусственным восхищением). Так Домнушка же самая что ни на есть душевная женщина в нашем хуторе!
Входит Нюра. Она в красной атласной кофте.
Нюра. Мама, Гриша сказал, чтобы я пришла.
Новохижина. Помогай нам, Нюра.
Топилина. А что ж тут уж помогать?
Новохижина. Пускай салфеточки вырезает. Ах, Нюрка ты Нюрка, складная ты растешь. Атласную кофту надела и расцвела, как мак в степи. А ведь и мы, бабоньки, были когда-то такими. (Запевает.)
«Стоит гора высокая,
А пид горою гай, гай, гай...
Зеленый гай, густесенький,
Неначе справди рай».
Все тихо подпевают Новохижиной, продолжая накрывать на стол. Нюра приносит из хаты ножницы и режет белую бумагу на салфетки.
«Тай не журитесь, вербочки,
Ще вернется весна,
А молодость не вернется,
Не вернется вона».
Входит Ажинов. Он в синих галифе, сапогах, белой легкой косоворотке. Увидев Ажинова, женщины смолкают.
Ажинов. Помешал я вам, товарищи, песни петь?
Топилина. Здравствуйте, Андрей Тимофеевич.
Ажинов. Здравствуйте. (Здоровается со всеми.) Дарья Герасимовна, где же ваш супруг дорогой? Зашел — ни вас, ни его нет.
Выпряжкина. Гуляет где...
Ажинов. Ну, уж гуляет...
Выпряжкина. Нехай гуляет... У меня тоже резерв есть.
Ажинов (обратив внимание на Нюру). А это чья же красавица?
Новохижина. Моя дочка. (Нюре.) Поздоровайся с директором.
Ажинов. Ишь ты какая! (Здороваясь.) Как зовут тебя?
Нюра. Нюра.
Ажинов. Пойдем ко мне в совхоз работать?
Нюра (вспыхнув). А что делать?
Ажинов. Хочешь — в бригаду... А хочешь — в лабораторию определим, ученой тебя сделаем.
Нюра. В лабораторию пошла бы.
Егорова. Вы, Андрей Тимофеевич, зараз весь колхоз готовы к себе перетянуть.
Ажинов. У меня для всех работы хватит. (Указывая на стол.) У вас тут праздник... А я гость незваный. (Выпряжкиной.) Где бы мне вашего казака отыскать?
Выпряжкина (похлопав ладонью четверть с вином). Вино его уже туточки — скоро и хозяину быть.
Новохижина. Уж вы, Андрей Тимофеевич, никуда отсюда не уезжайте. Будьте гостем у нас.
Топилина (неуверенно). Да-да, просим...
Ажинов. Я бы остался, да хозяйка робко приглашает.
Топилина (настойчиво). Останьтесь, Андрей Тимофеевич, прошу вас. Праздник у нас сегодня... После переселения... Решили отметить. Останьтесь... Обидите иначе.
Ажинов. Повод важный... Придется остаться.
Новохижина (Ажинову). Вы только нам свою машину выделите по хозяйственным делам.
Ажинов. Пожалуйста. (Подходит к плетню.) Сергей Петрович!
Кавалеров (входя). Слушаю, Андрей Тимофеевич.
Ажинов. Передаю тебя в распоряжение гражданки Новохижиной.
Кавалеров. На какой срок?
Новохижина. Не бойся, шофер, я не кусаюсь.
Кавалеров. Я сам зубастый.
Новохижина. С беззубым я бы и разговаривать не стала. (Выпряжкиной и Егоровой.) Пошли, бабочки.
Егорова. А я бы осталась...
Новохижина. Идем, идем... Мужика твоего привезем. Ему, как секретарю, давно машину положено иметь, а он все на бричке путешествует. (Нюре.) Поедем с нами, прокатишься. Директор нам роскошную жизню организует.
Все, кроме Ажинова и Топилиной, уходят. Через мгновение возвращается Кавалеров.
Кавалеров. Андрей Тимофеевич! Мне как, эту гражданочку во всем слушаться?
Ажинов. Ориентируясь по обстановке.
Кавалеров. Эта баба такая чертяка, что еще и машину уведет.
Ажинов. Иди, пассажиры ждут.
Кавалеров уходит. Слышен звук отходящей машины. Ажинов и Топилина смотрят за плетень.
(Обернувшись.) И как же, не надумали, Екатерина Корнеевна?
Топилина. Не надумала, Андрей Тимофеевич.
Ажинов. А мне казалось, что я прошлый раз убедил вас.
Топилина. Не убедили.
Ажинов. Выходит, напрасно старался.
Топилина. Зачем же напрасно, Андрей Тимофеевич?.. Образование мое повысили, картину обрисовали.
Ажинов. Плохой, выходит, я художник.
Топилина. Вы человек хороший.
Ажинов. Где уж хороший, если уговорить вас по могу!
Топилина. А не надо меня уговаривать, Андрей Тимофеевич. Когда у нас тут все устроится, я сама приду и скажу: «Возьмите меня к себе, товарищ директор».
Ажинов. Я уже несколько раз просил вас, Екатерина Корнеевна, не называть меня директором, у меня имя есть.
Топилина. Имя у каждого есть, но не каждый директор.
Ажинов. И все-таки прошу, не называйте. Для вас я не директор.
Топилина. А тогда как же вы меня к себе в совхоз зовете — как Андрей Тимофеевич или как директор?
Ажинов. А вы как бы хотели?
Топилина. Я думала — как директор... А еще как может быть?
Ажинов. Да. Вот видите, как... А что же? Ну, а если бы я позвал вас как Андрей Тимофеевич, пошли бы?
Топилина. Нет, Андрей Тимофеевич, не пошла бы.
Ажинов (с сожалением). Вот видите... (Уклончиво.) Екатерина Корнеевна. Подумайте еще. Пойдемте в совхоз. Дадим вам новый участок. На следующий год будем орошать виноградники прямо из Цимлянского моря. Что вас держит в колхозе?
Топилина. Все держит, Андрей Тимофеевич. Дом, семья...
Ажинов. Какая у вас семья?! Сынишка уже у меня в совхозе. Отец? Можно и его взять... Мы будем развивать пчеловодство. Нам понадобится пасечник.
Топилина. Андрей Тимофеевич, вы не всю семью назвали.
Ажинов. Я назвал тех, кто живет с вами.
Топилина. Семья моя больше.
Ажинов. Но ведь ваш муж более трех лет так и не возвращается к вам.
Топилина. А вам и это известно?
Ажинов. Известно. У меня есть недостаток в характере — я всегда знаю все, что меня интересует.
Топилина. Неправильно вы считаете, Андрей Тимофеевич... Нужна я тут. Что наши люди скажут? Переселились, новый хутор сорганизовали, а Топилина уходит, доверием колхоза пренебрегает и уходит. Нужна я тут обязательно.
Ажинов. Вот вы какая ценная! А о том подумали, сколько сейчас новых совхозов на Дону заложено — и овощных, и садовых, и зерновых? Кто-то должен в них работать?
Топилина. Должен...
Ажинов. Только не вы?!
Топилина. Не я, Андрей Тимофеевич. Нужна я в колхозе.
Ажинов. Но поймите, Екатерина Корнеевна, не смогу я так часто приезжать в ваш колхоз!
Топилина. Приезжайте реже.
Ажинов. А я не могу приезжать реже!
Топилина. А что так?
Ажинов (раздраженно). Что? Что? Понять не хотите, все услышать хотите. Не ясно вам?
Топилина. Не ясно, Андрей Тимофеевич.
Ажинов. Что же я еще должен говорить? Что полюбил вас?
Топилина. Не надо об этом говорить.
Ажинов. Но это так, Екатерина Корнеевна.
Топилина. Вот, а мне обидно стало...
Ажинов. Разве можно на любовь обижаться?
Топилина. Выходит, что вы меня в совхоз звали, только чтоб видеть меня, а не как работника.
Ажинов. Ах вы, женщины! Везде вы одинаковы! Я не отделяю одно от другого.
Топилина. А я вот отделяю, Андрей Тимофеевич, я не свободный человек.
Ажинов (неторопливо). Не свободный, не свободный... Но чувствуете вы что-либо ко мне?
Топилина. Как же я могу сказать, когда я замужем?!
Ажинов. Да нет же вашего мужа! Нет! Исчез он, оставил вас!
Топилина (с обидой). Андрей Тимофеевич, я не хочу, чтобы вы мне такое говорили.
Ажинов. Простите. Но мне обидно за вас... Человек все оставил, не увидел того хорошего, что есть...
Топилина. Где ему было увидеть... Он по-другому жил.
Ажинов. Тем более. Я смотрю на вас и не понимаю, честное слово! Каждый день думаю: вот тут, за десять километров, человек один живет, зовут этого человека Катя, хороший этот человек. Не понимаю... Ну скажите хоть слово, дайте жить человеку!
Топилина. По мне — хоть сто лет живите, Андрей Тимофеевич.
Ажинов. С вами бы я и двести прожил!
Топилина. Мне не надо так много, мне тяжко живется.
Ажинов. Были бы вместе, легко бы было. Честное слово, легко.
Топилина. Не надо об этом, не надо, Андрей Тимофеевич!
Входит Хомутов.
Батя! Отец! Мы ждем тебя.
Хомутов. А где же донское казачество?
Топилина. Скоро будет;
Хомутов. День добрый, Андрей Тимофеевич! Как хозяинуете?
Ажинов (рассеянно). Да вот понемногу... хозяиную.
Хомутов. Ноне хозяинувать надо особенно, с головой. Когда рядом такая красота появилась, донские казаки над пятнадцатым шлюзом коней на дыбки, как свечки, взвили, надо, чтоб весь тихий Дон, как песня, заиграл.
Ажинов. Правильно, Корней Федотович... Вот я об этом же Екатерине Корнеевне говорю.
Хомутов. А она разве несогласная?
Топилина. Меня, батя, Андрей Тимофеевич из колхоза до себя работать зовет.
Хомутов. Это не надо, товарищ директор. Нам самим требуются у колхозе руки.
Ажинов. Эти руки и мне нужны.
Хомутов. А вы где в другом месте пошукайте... Нашему колхозу силы надо, он переселенный. И так тут разные люди ушли из колхозу и гуляют по круглым годам.
Ажинов. А чего ж не вернете их?
Хомутов. Вернешь тут! Аркана такого в колхозе нету!
Входят Выпряжкин и Коньков. У Конькова в руках книжка. Топилина уходит в хату.
Выпряжкин. День добрый, товарищи! Товарищу директору особое почтение!
Ажинов. Здравствуйте, Василий Спиридонович. Я вас как раз разыскивал.
Выпряжкин. Да-да, у меня до вас дело имеется. Помните, вы мне череночек дали?.. Вот результат. Такого еще не было. Попробуйте. Назовем его «Цимлянский ранний».
Ажинов. Ваши опыты по всей области знают.
Выпряжкин. Да уж какие мы опытники... Вот жинка у меня — та опытница... Еще свет такой не видел!
Ажинов. Какие же она опыты делает?
Выпряжкин. Секрет, товарищ директор. (Указывая на Конькова.) Вот тоже товарищ дюже пытливый до науки. Не знакомы?
Ажинов. Нет.
Коньков. Я не по вашей отрасли... Я по животноводству, ветеринарный фельдшер, Коньков Роман Агафонович.
Ажинов (подавая руку). Ажинов.
Выпряжкин. С ним рядом даже моя Дарья Герасимовна на задний план отходит.
Ажинов. Чем же вы занимаетесь?
Коньков. Продлением жизни.
Ажинов. Кому?
Коньков. Себе... Интересуюсь всякой литературой. (Раскрывает книгу.) Подбираю научные данные под свой возраст. Вот что, к примеру, пишет один заграничный ученый, по фамилии Флурансу. Он делит человеческую жизнь на восемь периодов. Первый период, от нуля до девяти лет, называется первым детством; второй период — то есть второе детство — от десяти до девятнадцати лет, третий период — первая молодость — от девятнадцати до двадцати девяти лет; четвертый период, вторая молодость, — он и есть мой период — от тридцати до тридцати девяти лет... Так вот, по Флурансу, выходит, что мне еще в этом периоде два года ходить... Вот я и произвожу опыты, как бы мне подольше задержаться в этом периоде...
Ажинов. Какие же это опыты?
Коньков (уклончиво, со смешком). Разные, товарищ директор. А вам сколько лет, если не секрет?
Ажинов. Сорок два.
Коньков. Вы подходите под первый период возмужалости, который длится от сорока до пятидесяти четырех лет.
Выпряжкин (Конькову). А к какому же мы с Корнеем Федотовичем периводу относимся?
Коньков (заглянув в книгу). По ученому Флурансу — к шестому, который длится от пятидесяти пяти до шестидесяти девяти лет и называется вторым возрастом возмужалости. Годится вам?
Выпряжкин. Годится. Еще, значит, по девяти годков по шестому периводу возмужалости гулять можно. Он хоть иностранный ученый, а распределил правильно.
Хомутов. А старость, по этому ученому, бывает?
Коньков. Седьмой период, что одновременно является периодом первой старости, длится от семидесяти до восьмидесяти пяти лет.
Выпряжкин. А в восьмой перивод — все остальное, сколько захватишь?
Коньков. Ага, Василий Спиридонович, хватайте больше. (Ажинову.) Вот какими мы заняты изысканиями, товарищ директор.
Ажинов. Что и говорить, крупными.
Выпряжкин. Я б тебе по твоим научным исследованиям хату-лабораторию открыл.
Хомутов. И колпак белый с колокольцем купил.
Коньков. Это зачем же с колокольцем?
Хомутов. Чтоб все слышали, что ты во втором периоде молодости находишься, и опасались тебя, как хуторского бугая.
Выпряжкин (смеясь, Конькову). Отрезал, отрезал Корней Федотович! Как бритвой...
Коньков. Оно конечно, Корней Федотович человек серьезный, живет с пчелами, питается медом, а мед, как известно, способствует продлению жизни и сосредоточению в мыслях. Я не обижаюсь.
Хомутов. А куда ж тебе обижаться, все ж таки колоколец — украшение на пустой голове.
Коньков. Може, оно лучше иметь пустую голову, чем пустую хату у дочки?
Хомутов (грозно). Ну ты, коровий лекарь, давно арапник по фотографии не ходил?!
Выпряжкин. Да что вы, казаки? (Указывая на Ажинова.) Перед директором некрасиво.
Слышен шум подошедшей машины, женский смех. Голос Новохижиной: «Лихо прокатил! Спасибо, Сергей Петрович!»
Входят Выпряжкина, Новохижина, Егорова, Егоров, Нюра, за ними — Гриша и Кавалеров. Из хаты выходит Топилина.
Егоров. Андрей Тимофеевич, вот хорошо, что приехали.
Ажинов (здороваясь). А я к вам по делу.
Егорова (Конькову). А вы что же это без жинки?
Коньков. Занедужила она, Домна Ивановна.
Егорова. Ах, занедужила?
Новохижина (Егоровой). Опять суешь свой нос в чужие дела!
Егорова. Иди, иди, тебя шофер ждет.
Новохижина. И впрямь ждет.
Топилина. Прошу к столу, дорогие гости.
Выпряжкин (указывая на бочонок). Екатерина Корнеевна, самолично сохранил бочоночек в земле до сегодняшнего праздника.
Выпряжкина. Ото ж, вы ему верьте... Сколько раз за лопату хватался, чтобы откопать, да я лопатку отбирала.
Выпряжкин. Так то ж я нездоров был, лечиться хотел... Прочел в Советской энциклопедии, том восьмой, что виноградные вина имеют лечебные свойства и убивают там всякие палочки и вибриёны...
Выпряжкина. Он кажинный день лечится.
Выпряжкин. Зато гляди какой здоровый! Андрей Тимофеевич, сидайте!
Ажинов. А Екатерина Корнеевна?
Топилина. Я по хозяйству. Садитесь, Андрей Тимофеевич. (Уходит.)
Новохижина. Сергей Петрович, садитесь сбоку меня, я буду витамины разливать.
Кавалеров. Когда я за рулем, питаюсь только простоквашей.
Хомутов. Андрей Тимофеевич, посидите промеж стариков...
Выпряжкин. Мы ж с тобой еще не старики. Дарья Герасимовна, по последним научным показателям я еще не старик, а возмужалый, на шестом периводе.
Выпряжкина (отодвигая Выпряжкина за столом). Пододвинься!
Выпряжкин. Мне бы теперь сюда кого помоложе надо.
Выпряжкина. Я тебе дам — помоложе.
Выпряжкин. Андрей Тимофеевич, опыты начинаются, сидайте.
Ажинов садится между Хомутовым и Выпряжкиным, Новохижина — между Коньковым и Кавалеровым. Егоров — с женой. Нюра — рядом с Гришей. Топилина выходит из дома и садится к столу.
Хомутов (поднимаясь). Дорогие гости! Прошу налить нашего доброго колхозного вина. Дорогие товарищи, прошу выпить за наше Советское правительство, за партию Коммунистическую, что проявляют об нас заботу, чтобы, значит, счастье и довольство пришло к каждому колхознику в его хату.
Все поднимаются, аплодируют и пьют.
Выпряжкин (выпив вино). А ведь правда же, первейшего качества вино, Андрей Тимофеевич?
Выпряжкина. Помолчи, пациент...
Выпряжкин. Его по каплям надо пить. (Ажинову.) Как вы завод шампанских вин пустите, пойду к вам дегустатором. Возьмете?
Ажинов. Обязательно возьму.
Выпряжкин. Поддержал казака, спасибо. А то заела меня старуха.
Выпряжкина. Я те дам старуху!
Новохижина (поднимаясь). Корней Федотыч, можно женщине слово сказать?
Хомутов. Куда торопишься, Лизавета? Пускай казаки говорят. Еще Никита Федорович скажет, товарищ Ажинов, наш гость дорогой.
Егоров. Пусть говорит.
Егорова (шепотом, Егорову). А что она скажет?
Егоров. Помолчи, Домна.
Топилина. Лизавета, сядь.
Новохижина. Катя, твое дело нынче — пироги подавать, а я буду речи говорить.
Коньков. Прошу не зажимать женщин.
Новохижина (насмешливо, посмотрев на Конькова). Вот-вот, Роман Агафонович, сформулировал... Прошу налить стаканы.
Все наливают вино.
Дорогие товарищи, как вы говорите, Корней Федотыч, послушайте женщину, простую казачку... Вот сидит перед вами дочь моя Анна. Нюрочка моя... Красивая она, в мужа моего покойного, достойного воина, сложившего свою чубатую голову за счастье людей. Знаете вы мое стремление?
Егорова (коротко). Знаем.
Егоров (угрожающе, жене). Ну что ты?
Новохижина. Молчи, Домна. Ничего ты не знаешь! Хочу я выпить за то, чтобы никогда моя Нюрочка вдовой не была, когда созреет как человек, достойный большой любви... Слушайте, казаки, товарищи дорогие, да сколько ж мы страдаем за то, что вдовами остались... Что переносим! Знаешь ты это, Домна? Сделайте же так, чтобы не была моя Нюрочка вдовой, чтобы если любовь узнает, так открытую, не в степу за курганом! Истосковались мы по этому... Чтобы люди с нами жили честные, не кидали нас на одиночество и тоску ночную. Товарищи дорогие, сделайте такую жизнь! Сделайте!
Егоров. Вместе будем делать, Лиза, вместе.
Новохижина. Я для колхозной нашей жизни день и ночь готова трудиться, чтобы только деточки наши были счастливы. Вот за это, дорогие товарищи!
Все пьют.
Хомутов. Не жалею, что слово тебе дал.
Коньков. Высказалась, Лизавета.
Кавалеров (Новохижиной). Как вы говорите интересно.
Новохижина. Заспиваемте, казаки.
Все (поют).
От Волги до Дона в широких степях
Ночные туманы лежат на холмах.
От Волги до Дона — казачьей реки — }
Сидят на курганах орлы-степняки. } 2 раза
От Волги до Дона шумят ковыли,
От Волги до Дона идут корабли.
Цимлянское море, речная вода, }
От Волги до Дона гудят провода. } 2 раза
Входит чуть подвыпивший Ольховатов. Он в ладных сапогах, кубанке, с плеткой в руке.
Ольховатов. Пока, значитца, председатель общественными делами занимается, колхозники тайно от него разные песни поют и спиртные напитки употребляют? Здорово, казаки!
Хомутов. Здравствуй, Гордей Наумович, коли не шутишь.
Ольховатов. А что же и не пошутковатъ? Чи у вас тут это не всем разрешается?
Хомутов. Для умных людей — разрешается, а которые поглупее, так еще требуется послушать, что они говорить будут.
Ольховатов. Какие вы законы завели, Корней Федотыч!
Хомутов. Да уж какие есть.
Коньков (подвигаясь). Садись, Гордей Наумович.
Ольховатов. Коли вы так своего председателя встречаете — извиняйте. (Направляется к выходу.)
Егоров (поднимается с места). Гордей Наумович...
Топилина (отцу). Что вы, батя? (Догоняя Ольховатова.) Просим вас, Гордей Наумович. Счетовод сказал, что в исполком вы поехали, в станицу.
Ольховатов (остановившись). То-то ж и дело, что в исполком. Касаемо всех ездил. Мирское дело решал.
Выпряжкин. Чего ж молчишь, Гордей Наумович? Мы тебя давно ждем, говори: какое дело решал?
Ольховатов (садясь рядом с Коньковым). Благодарить меня будете, граждане.
Выпряжкин. Да нам и поблагодарить не жалко, только знать бы, за что.
Ольховатов. Снизил площадь, уговорил председателя исполкома.
Топилина. Какую площадь?
Ольховатов (расстегивая ворот рубашки). Ох и знойно ж сегодня!
Выпряжкин (Конькову). Роман Агафонович, налей председателю.
Коньков. Это с удовольствием. (Наливает вино Ольховатову.)
Новохижина. Чи, може, вы, Роман Агафонович, на коровьем базу находитесь, что распоряжаетесь?
Коньков. Запамятовал, рядом с вами сижу, Елизавета Николаевна.
Ольховатов (принимая и отставляя стакан). Я уже раньше скажу, — може, вы потом с удовольствием за своего председателя выпьете?
Новохижина. А ты, Гордей Наумович, лучше выпей, а то, може, мы потом и сами не выпьем и тебе не дадим.
Ольховатов. Но-но, ты мне помалкивай! Убедил председателя исполкома снизить площадь виноградников колхозных с тридцати гектаров до двадцати.
Топилина. Это зачем же?
Ольховатов. Затем, что не осилим...
Коньков. Правильное решение.
Хомутов (поднимаясь). Ты бы все-таки разъяснил, Гордей Наумович: ты это в порядке личном предложил или от колхоза?
Ольховатов. От колхоза. Суприз вам.
Выпряжкин. Извините меня, Гордей Наумович, я вроде тоже член правления колхоза... Може, я прослушал, на каком заседании мы решили. Може, партийная организация такое решение вынесла?
Егоров. Первый раз слышу!
Новохижина (Ольховатову). Говорила я тебе, выпей... И сам не выпил, и нам перебил.
Ольховатов. А я могу и не за себя, я могу за общество! (Выпивая залпом стакан.) А что? Совхоз (показывая на Ажинова), вот он, требует людей, на курсы механизаторов требуют. А у нас что, оранжерея? Откудова людей брать?
Топилина. О людях мы имели в виду, когда подсчитывали! Выходило, что и личные хозяйства страдать не будут и колхозные виноградники расширим. Непонятна, Гордей Наумович, ваша линия.
Ольховатов. Моя линия есть прямая... Верховной властью минимум трудодней для каждого колхозника сто двадцать пять дён установлен, остальное — его личное дело. Я соблюдаю интересы колхозников.
Егоров. Наши интересы не в личном хозяйстве... Нас общее развитие интересует.
Ольховатов (поднимаясь). Ну и черт с вами! Ты, Егоров, мутишь здесь... Ажинов тоже... Ему бы вообще закрыть колхоз и всех людей в совхоз передать. А с кем я буду хозяйство развивать?
Ажинов (спокойно). Ты неправ, Ольховатов, мы не только людей к себе зовем, но и помогаем вам... У нас орошение будет — и к вам проведем. Не делай из себя такого страдальца за народ!
Ольховатов (с пьяноватой усмешкой). Что же, я страдалец? Я-то не страдалец, скорей, ты страдалец. Чего это ты к нам зачастил, директор? Чего тебе здесь надо? Думаешь, люди не видят? Думаешь, люди слепые?
Ажинов (шагнув к Ольховатову, с угрозой). А может, ты скажешь, зачем я сюда езжу? Может, тебе известно, зачем?
Топилина. Андрей Тимофеевич, не надо...
Хомутов (подходя к Ольховатову). Ты вот что, председатель, — иди проспись спервоначалу, а потом в гости приходи.
Ольховатов. Ах, со двора гонишь? Председателя колхоза — со двора?
Слышно, как возле двора останавливается машина. Во двор входит Топилин. За спиной у него охотничье ружье, в руках — коричневый чемодан и мешок с туго перевязанной горловиной.
Топилина (стоя на месте). Степан?
Гриша (бросаясь к отцу). Отец?
Топилин (обнимая сына). Отец, отец, сынок, Гришатка! (Топилиной.) А ты что? Или не признала? (Целует жену, подходит к Хомутову.) Здравствуйте, батя. (Троекратно целуется с Хомутовым. Подходит к Ольховатову.) Ну, дружок мой верный, вернулся я. Скучал небось?
Ольховатов (целуясь с Топилиным). Еще бы не скучал!
Топилин (ко всем). А у вас тут праздник... Вот и хорошо. Може, и мои пол-литры пригодятся? (Развязывает мешок и ставит на стол две бутылки. За бутылками достает пеструю шаль и подает Екатерине.) Тебе подарок. (Хомутову, раскрывая чемодан.) А вам, батя, фуражка казачья. Дружок один пошил в Ростове. (Снимая с плеча ружье.) А это тебе, сынок. Ружье охотничье, наивысшей марки, бельгийское.
Гриша (принимает ружье). Спасибо, батя. (Рассматривает ружье.)
Топилин (оглядываясь кругом). Ничего себе, справно опять живете...
Слышится дальний гудок парохода.
И море появилось.
Ольховатов. Да вот, появилось.
Топилин. Вот и я к вам...
Новохижина. Давно пора, Степан Прохорович.
Топилин. Ты все такая же вострая, Лизавета.
Выпряжкина (подавая на тарелке стопку водки). С приездом, Степан Прохорыч!
Топилин. Спасибо!.. (Залпом выпивает.) Хорошо здесь, братцы.
Егоров (примиренно). Ну, садись к нам, Степан Прохорыч!
Топилин. Весело вы живете, песни поете. (Заметив стоящий на столе баян, берет его, играет и поет.)
Походил я, побродил я по земле,
Посмотрел пути-дороги я во мгле,
Ах ты, степь донская, отчий край,
Казака-скитальца принимай!
Вы, братцы мои, донские казаки,
Вы, питомцы Дона Тихого реки,
Вот вам сердце, вот моя рука,
Принимайте в дом свой казака!
Все слушают Топилина. Ажинов, сделав знак Кавалерову, выходит с ним со двора. Слышен шум отходящей автомашины. Топилина в смятении смотрит на мужа.
Занавес