1

Трамвай пробежал Москворецкий мост, перед Красной площадью со звоном повернул на улицу Разина и остановился, заскрипев тормозами.

Из вагона вышел военный. Он, как и все москвичи, был одет по-летнему: начало сентября 1939 года выдалось теплым.

Козырек фуражки с черным околышем и синим кантом лишь слегка прикрывал высокий лоб. Густые брови и тяжелый подбородок придавали лицу волевое выражение, карие глаза смотрели добродушно. Красные прямоугольники в петлицах гимнастерки и окантованные красным галуном широкие золотистые уголки на рукавах свидетельствовали о его капитанском звании. Плотно охвативший талию поясной ремень с блестящей пряжкой-звездой и портупеей через правое плечо слегка перекосился под тяжестью револьвера в коричневой кобуре.

Куранты на Спасской башне Кремля пробили половину девятого.

Когда капитан пересек трамвайные пути и ступил на тротуар у здания на противоположной стороне улицы, его окликнули:

– Товарищ Волков!

Голос показался капитану знакомым. Он обернулся: в группе командиров, шедших от остановки трамвая, увидел начальника отдела майора Шурыгина. Они обменялись приветствиями и вместе пошли на службу, в управление противовоздушной обороны РККА.

– Ну как, Иван Ефремович, одолел испанские дела? – спросил Шурыгин, имея в виду документы о боевых действиях частей и подразделений ПВО республиканской Испании.

– Прочитал, товарищ майор. Сегодня думаю составить тезисы доклада и доложить вам…

Обогнув здание, командиры вошли в просторный вестибюль, предъявили пропуска и по каменной лестнице направились в отдел.

Уже больше года капитан Волков работает старшим помощником начальника второго отдела управления противовоздушной обороны НКО. Он разрабатывает программы боевой подготовки, планы тактических учений, участвует в инспекторских проверках. Почти всю первую половину 1939 года служебная деятельность в отделах управления шла более менее равномерно. Но в августе и, особенно, в начале сентября, после того как Германия напала на соседнюю Польшу, а Англия и Франция объявили войну Германии, темп служебной деятельности заметно изменился: командование срочно принимало меры по повышению боевой готовности частей противовоздушной обороны крупных городов и промышленных объектов страны, по оснащению их новой техникой. В первую очередь это коснулось Москвы и Ленинграда. Повысили боевую готовность истребительные авиационные соединения и части. Зенитно-артилле-рийские и прожекторные полки почти полностью были выведаны на дежурные позиции.

Обстановка у западной границы Советского Союза с каждым днем осложнялась. Гитлеровская армия теснила польские части, ее авиация бомбила города и села Польши. А Англия и Франция не собирались противодействовать этому, хотя и объявили войну Германии. Это не могло не тревожить Советское правительство.

В этих условиях частям ПВО страны, как никогда, требовалось изучать тактику авиации вероятного противника, его средства воздушного нападения. Вот почему в управлении ПВО решили обратиться к материалам о действиях частей ПВО республиканской Испании в период их героической борьбы с варварскими налетами итало-германской авиации.

К концу рабочего дня капитан Волков закончил тезисы своего выступления и направился на доклад к майору Шурыгину.

– Разрешите?

– Заходите, Иван Ефремович.

– Вот тезисы моего выступления на совещании в отделе,– доложил Волков и протянул начальнику отдела папку.

– Садитесь, Иван Ефремович. Полистайте пока этот альбом,– сказал Шурыгин, указывая на лежавшую на столе книгу,– а я познакомлюсь с вашими материалами.

В тезисах подчеркивалось, что в республиканской Испании в начале войны с мятежниками средств ПВО было мало. Зенитно-артиллерийские части оказались на стороне мятежников, и их пришлось создавать заново. Зенитных прожекторов почти не было. Не хватало и подготовленных военных специалистов. На помощь испанским республиканцам пришли добровольцы-интернационалисты из многих стран, в том числе и из Советского Союза. Страна Советов по просьбе республиканцев направила в Испанию самолеты-истребители, зенитные орудия, приборы управления зенитным огнем, боеприпасы, прожекторы, звукоулавливатели. Но с доставкой боевой техники было тяжело, так как западные державы, стремясь задушить Испанскую республику, закрыли пути по суше. В Средиземном же море немецкая авиация и военные корабли, а также итальянские подводные лодки охотились за транспортными судами, идущими на помощь республиканцам. По этой причине прожекторы и звукоулавливатели из Советского Союза не дошли до Испании. И республиканцам с помощью советских военных ' советников пришлось организовать изготовление зенитных прожекторов упрощенной конструкции в мастерской 5-го коммунистического полка и на предприятиях Мадрида.

Тезисы предусматривали подробный рассказ об особенностях налетов итало-германской авиации и о действиях средств ПВО при их отражении.

Кончив читать, Шурыгин сказал Волкову:

– Все это хорошо, но я не вижу выводов и предложений.

– Вот они,– и капитан протянул начальнику отдела соединенные скрепкой листы бумаги.

Шурыгин снова углубился в чтение.

«…Необходимо значительно повысить практическую выучку войск, для чего организовать в частях тренировки расчетов звукоулавливателей и прожекторных станций по реальным самолетам… Проводить совместные учения прожекторных подразделений и истребительных авиационных частей…»

– Ну что же,– поглаживая прочитанные листы, произнес Шурыгин,– вынесем на суд совещания. Там нас дополнят, и можно будет готовить указания войскам… А сейчас по домам. Засиделись мы с тобой, Иван Ефремович.

– Товарищ майор! Разрешите еще доложить вам по личному…

– Докладывайте,– перебил его начальник отдела.

– Хотел бы перейти в войска, товарищ майор, заняться практической выучкой прожекторных подразделений.

– Что ж, Иван Ефремович, если это хорошо вами продумано, то я поддержу вас. Пишите рапорт на имя начальника управления. До свидания,– Шурыгин подал Волкову руку, давая понять, что пора разъезжаться по домам.

В приподнятом настроении Волков вышел из помещения. На улице людно. Трамваи переполнены. Решил пройтись пешком. Миновав Москворецкий мост, зашагал по Ордынке, более зеленой и тихой, чем соседняя Пятницкая, наполненная шумом и звоном трамваев. Во дворах играли дети. От их веселых голосов, от улыбающихся мордашек на душе стало теплее и в то же время как-то тревожнее…

«Земля прекрасна, потому что на ней живут дети, потому что в парках гуляют влюбленные и потому, что все самое красивое в природе служит людям. А война уничтожает, губит не только людей, но и все хорошее, что составляет суть жизни. И до тех пор пока сохраняется возможность возникновения войн, красота будет чувствовать себя на нашей планете гостьей. Наш долг, долг военных – надежно охранять мир,– размышлял Волков.– Служба наша не очень поэтична. Дни и ночи заполнены всевозможными хлопотами, вся жизнь регламентирована приказами, уставами. Но так и должно быть. Иначе нельзя!..»

Резвая девчушка, прыгавшая по расчерченному мелом тротуару, прервала размышления Волкова. Он обошел ее и снова погрузился в свои мысли. Вспомнились рассказы командиров, побывавших в Испании, о республиканцах. Какие это замечательные люди! Мужественные, стойкие, не боящиеся отдать свою жизнь ради победы над фашизмом. И вот теперь войска фашистской Германии приблизились к границам Советского Союза, а западные державы потворствуют им. Агрессии можно ожидать в любой момент. Поэтому части ПВО приведены в повышенную боевую готовность, выведены на позиции.

Незаметно Волков дошел до Серпуховской площади. Перешел Полянку, сел в трамвай, следовавший к Даниловской площади, и скоро был дома, в Чернышевских казармах.

– Ты сегодня какой-то радостный, Ваня,– встретила его жена.

– Еще бы! – воскликнул он.– Скоро в войска!

– А начальство не возражает?

– Шурыгин обещал поддержать, а это уже многое значит.

Иван Ефремович надеялся, что начальник управления комдив Поляков и комиссар управления полковой комиссар Добровольский удовлетворят его просьбу. Опыт работы в штабах у него достаточный, а в выпускной аттестации курсов усовершенствования командного состава, которые окончил с отличной оценкой, он рекомендован на должность командира батальона. Кем будет работать на новом месте, не так уж важно, главное попасть в войска!

 

2

Октябрь 1940 года в Ленинграде выдался пасмурным. Временами шпиль Петропавловской крепости совсем скрывался в густых облаках, быстро плывших по мрачному небу со стороны Васильевского острова. Иногда целыми днями моросил мелкий дождик. Осень гоняла опавшие листья по аллеям парков, по серому асфальту улиц. Порывы сырого ветра подталкивали прохожих, и те спешили к остановкам трамвая, скрывались в подъездах домов.

Вечерело, Кировский проспект немноголюден. Показалась группа военных. На них новые шинели, в петлицах по два кубика. Это выпускники Ленинградского военного училища инструментальной разведки зенитной артиллерии. В отличие от других прохожих, они не торопятся, оживленно разговаривают. Молодым лейтенантам есть о чем поговорить. Их ожидает новый воинский коллектив, в котором надо делать первые шаги по трудному пути командирской службы: командовать людьми, воспитывать их, учить боевой работе, тактике, обслуживанию сложной боевой техники. Они молоды, жизнерадостны, и непогода им нипочем.

Идут трое однокашников: чуть выше среднего роста лейтенант Владимир Теплов, под стать ему лейтенант Анатолий Гаврилов и невысокий, коренастый лейтенант Михаил Родионов.

– Тебя распределили в Москву? – спросил Родионов Теплова.

– Да, Миша,– ответил Теплов и добавил: – в первый прожекторный.

– А тебя, Толя?

– В отдельный зенитный дивизион Западного особого военного округа,– ответил Гаврилов.

– А я остаюсь в Ленинграде, во втором прожекторном, – с довольной улыбкой сообщил Родионов.

– Тебе удобней всех: билета не брать, в поезде не ехать! – шутя заметил Теплов.

Родионов вздохнул:

– Жаль расставаться. Если бы направили всех вместе, в один полк, было бы интереснее служить…

– Это было бы здорово! Но так не бывает: нас посылают туда, где недостает командиров…

Когда лейтенанты вышли к проспекту Максима Горького, кто-то предложил:

– Друзья, может пройдемся по набережной, простимся с «площадью Чучукина»? – Так называли курсанты участок Петровской набережной от домика Петра до Кировского моста по фамилии помощника начальника училища по строевой части капитана Чучукина, На этом участке проходили строевые занятия и тренировки к парадам. Много часов пришлось здесь шагать, осваивать строевую подготовку, выполнять команды командиров: «Ножку! Ножку! Равнение! Голову выше! Ровняй штыки!»

Ускорив шаг, лейтенанты направились на «площадь Чучукина».

Остались позади прощальные прогулки и визиты. Настало время разъездов.

В купе скорого поезда Ленинград – Москва лейтенант Теплое оказался среди выпускников своего училища, тоже направлявшихся в московские части ПВО.

– Здравствуйте, товарищи зенитчики! – входя в купе, приветствовал он их, подражая начальнику училища бригадному инженеру Тулкину.– Значит, не только я еду в Москву?

– Точно! – с улыбкой отозвался один из выпускников.– Мы тоже следуем в столицу нашей Родины,– и представился: –Лейтенант Стаюхин.

– Лейтенант Теплов.– Он пожал Стаюхину руку и, обращаясь к двум воентехникам, уже успевшим расположиться на своих местах, добавил: – Прибористам всяческих успехов! Куда назначили? – поинтересовался затем у Стаюхина.– В первый прожекторный?

– Точно.

– Значит, будем однополчанами?

– Выходит, так.

Теплов положил вещи на верхнюю полку и вместе со Стаюхиным вышел из купе. Встали у окна, разглядывая провожающих.

Через несколько минут поезд плавно отошел от перрона. За окном поплыли огни вечернего Ленинграда. Провожающие махали руками, шагали вслед за вагонами, потом скрылись из виду.

Лейтенанты по цепочкам ярких фонарей пытались в вечерней темноте определить проспекты и улицы уходящего Ленинграда. Нависшие над городом облака озарялись отблесками электросварки. Наблюдая за ними, Теплов заметил:

– Наверное, на судостроительном сваривают корабль.

Стаюхин согласился с ним:

– Возможно.

– В честь нашего отъезда командованию училища нужно было дать указание включить цветные прожекторы,– пошутил Теплов.

– Как на торжественной линейке при закрытии лагерей в Красном Селе,– поддержал Стаюхин.

– Ишь чего захотели! – ухмыльнулся подошедший воентехник.

Набирая скорость, поезд удалялся от города. Впереди Москва.

 

3

Снег побелил деревья, нарядил памятники в мохнатые белые шапки. С ледяных горок катаются на санках беззаботные дети. Дожевывая конфеты из новогодних подарков, они обменивались пестрыми фантиками, радуясь предстоящему празднику. Москва вступала в новый, 1941 год.

Люди жили обычной трудовой жизнью. Как всегда, скапливались в часы «пик» на остановках трамваев и автобусов, спешили по делам. У каждого были свои заботы, желания, надежды. Но всех объединяло одно – стремление успешно выполнить план четвертого года третьей пятилетки. Среди других задач план предусматривал целый ряд мер по обеспечению обороноспособности страны.

Многогранная напряженная работа проводилась в управлениях Наркомата обороны. Большое внимание уделялось противовоздушной обороне государства и его столицы. Формировались новые истребительно-авиационные, зенитно-артиллерийские, зенитно-пулеметные, прожекторные и другие воинские части. Осуществлялись перемещения руководящего и командного состава.

Вызов к начальнику управления не застал врасплох майора Волкова. Около двух лет он работал уже помощником начальника отдела управления ПВО РККА, но все это время его не покидала мысль вернуться в строевую часть. Ничего, что прожекторные подразделения большую часть года разрознены, разбросаны по «точкам», зато как бывают заполнены дни, связанные с выездами в подразделения! Какая это радость, если в беседе с красноармейцами, сержантами и командирами подразделений находишь наилучшие пути решения боевых задач, в советах с ними определяешь, что делать в первую очередь, как идти дальше, или находишь поддержку намеченных мероприятий. До чего дорого это чувство коллективизма! Майор Волков на собственном опыте и опыте товарищей не раз убеждался, что единственно правильные решения чаще рождаются в том случае, когда они выработаны коллективно. Он не отвергал значения таланта командира в руководстве жизнью части и подразделения и не умалял необходимость единоначалия. Но если талантливый военачальник будет полагаться только на свое Я, перестанет прислушиваться к мнению подчиненных, успеха ему не видать, За время службы в управлении Волков дважды бывал на приеме у начальника управления, настаивал возвратить его в войска.

Чтобы не обидеть Волкова, комдив Поляков не сказал ему еще при первой беседе, что вопрос о назначении командного состава не решается по просьбе самого командира, а является компетенцией командования. Однако во второй раз, подкупленный настойчивостью Ивана Ефремовича, с которой тот доказывал свое призвание к строевой службе, и зная, что Волков уже рекомендован непосредственным начальником к выдвижению на более высокую строевую должность, чем занимал ранее, сказал обнадеживающе:

– Ваши пожелания постараемся учесть…

И вот снова вызов. Терпеливо ожидая в приемной назначенного времени, он восстанавливал в памяти предыдущие разговоры с начальником управления, а также беседу с начальником отдела кадров в декабре прошлого года. Скорее всего, речь пойдет о назначении. Но каком?

Иван Ефремович знал, что сейчас проводится реорганизация многих управлений Наркомата обороны, управление ПВО РККА преобразовано в Главное управление, где создается служба начальника зенитных прожекторов. Ему были знакомы многие командиры-прожектористы. С одними он учился в Московской военно-инженерной школе имени Коминтерна, с другими на Ленинградских курсах усовершенствования командного состава зенитно-прожекторных частей, с некоторыми работал в строевых частях и штабах соединений ПВО. Почти все – люди деловые, достойны повышения по службе…

Из кабинета начальника управления вышел несколько выше среднего роста стройный майор, сотрудник отдела кадров, и пригласил Волкова зайти.

Начальник управления долго расспрашивал о делах в отделе, о семье, интересовался учебой в академии. Затем сообщил:

– Иван Ефремович, командование Главного управления предлагает вам принять должность командира первого прожекторного полка. Мне дали завизировать проект приказа о назначении. Это как будто совпадает с вашим желанием о переводе на строевую работу, и, если вы не передумали, я завизирую проект приказа.

– Товарищ генерал! – встрепенулся Волков.– Уже пять лет я на штабной работе. На мой взгляд, настало время поработать а войсках. В первом прожекторном я служил, полк знаю хорошо и назначению рад… Постараюсь оправдать оказанное доверие.

– Хорошо. Визирую. Через некоторое время приказ будет подписан командованием. Готовьтесь, Иван Ефремович, к приему первого прожекторного. Желаю успехов.

– Благодарю, товарищ генерал!

– Этим же приказом командир первого прожекторного полковник Аноров будет назначен начальником службы зенитных прожекторов Главного управления ПВО. Готовится приказ и о переводе начальника штаба полка майора Сарбунова на должность начальника службы прожекторов штаба Московского корпуса ПВО,– добавил начальник управления.

– Выходит, мне придется принимать полк без начальника штаба?

– Не беспокойтесь, на эту должность человек подбирается. Вам, Иван Ефремович, после подписания приказа надо как можно быстрее сдать свои дела в управлении и приступить к принятию полка, чтобы на задерживать товарищей Анорова и Сарбунова. Международная обстановка сами знаете какая. Приходится спешить,

– Есть, товарищ генерал.

– Вы свободны. О нашем разговоре поставьте в известность начальника отдела.

 

4

Приказ народного комиссара обороны, которым майор Волков назначался командиром 1-го зенитно-прожекторного полка, был подписан 3 февраля 1941 года. Его вызвали в тот же день в отдел кадров и вручили документы. Оттуда он позвонил начальнику прожекторной службы корпуса и спросил, когда его сможет принять комкор. Витвинский дал ответ: завтра в первой половине дня.

Домой он возвращался пешком. Настроение было приподнятое. Хотелось двигаться, дышать полной грудью.

«Командир полка»! К этому еще надо привыкнуть… Как-то его примут там? Кажется, совсем недавно он исполнял в этом полку обязанности командира батальона, командовал ротой, был командиром вззода.

Шел не спеша. Все пережитое год за годом приходило на память…

…Поселок Королевка под Смоленском. Семья большая – сестренки, братишки. Не просто матери с отцом прокормить их. А надо еще обуть-одеть. И выучить.

Зимой он учился, летом пас коров. После семилетки начал работать формовщиком на кирпичном заводе. Там и в комсомол вступил. Вместе со сверстниками с завистью смотрел на военных. Нравились ему их выправка, молодцеватость. В детстве чуть не каждый день играл с ребятами в войну. Они выбирали командиров, учились ходить строем, целились из самодельных деревянных ружей в силуэты-мишени, обязательно похожие на Колчака, Деникина, Врангеля и других белогвардейских генералов. Так как деревянные ружья не стреляли, ребята после криков: «По врагам Советской власти – огонь!» забрасывали воображаемых врагов градом камней.

По ходатайству ячейки ВЛКСМ Смоленская губернская военная комиссия осенью 1926 года направила комсомольца Ивана Волкова в Московскую военно-инженерную школу имени Коминтерна.

Любознательный по природе, Иван Волков отличался ненасытной жаждой знаний. Для него не существовало второстепенного. Он детально изучал технику, во время практических занятий дотошно расспрашивал преподавателей и инструкторов о том, как работает, проверяется и регулируется тот или иной прибор прожекторной станции, то или иное устройство. Любил также и тактические предметы.

На одном из вечеров отдыха, которые организовывались в школе в предвыходные и выходные дни, уже второкурсник, Иван познакомился с Женей, милой темноволосой девушкой.

Быстро пролетели почти пять лет учебы. Наступил 1931 год, год окончания военной школы, получения командирского звания. Иван Волков был назначен командиром взвода школы младшего командного состава в 4-й отдельный электротехнический батальон. Вскоре состоялась его свадьба с Женей. Кроме занятий с. красноармейцами и младшими командирами Волков, как человек партийный, руководил кружком партийно-политического просвещения, был членом президиума ячейки ВКП(б).

В октябре 1932 года Волкова назначили командиром роты 1-го территориального прожекторного полка. Потом возложили на него обязанности командира батальона. А в конце 1933 года перевели на должность командира роты учебного батальона того же полка. Незаурядные способности Ивана Волкова в организации боевой подготовки младшего командного состава были замечены командованием, и в феврале 1934 года он был назначен помощником начальника отделения боевой подготовки штаба 1-й артиллерийской дивизии ПВО. Затем, будучи помощником начальника прожекторной службы 1-го корпуса ПВО, вел большую общественную работу, состоял членом бюро партийной организации штаба корпуса. В июне 1938 года стал командиром 10-го отдельного зенитного прожекторного дивизиона, а в октябре-старшим помощником начальника отдела управления ПВО РККА. Там руководил политкружком вольнонаемного состава, был нештатным инструктором отдела пропаганды Политического управления РККА, позже – секретарем партбюро управления.

И вот снова возвращался в 1-й прожекторный полк, теперь уже его командиром. Полковник Николай Александрович Аноров, у которого Волкову предстояло принять эту старейшую прожекторную часть,– опытнейший командир-прожекторист. Он командовал полком с 1932 года, то есть с момента его сформирования. Отличное знание прожекторной техники, творческое развитие способов ее боевого применения, повседневная забота о воинском порядке в полку и его боевой готовности, наконец, деловая настойчивость в проведении в жизнь принятых решений – все это создало большой авторитет полковнику Анорову. Он был широко известен в зенитных прожекторных частях Красной Армии и в военно-учебных заведениях, готовивших командиров-прожектористов…

Начальником штаба у Анорова был майор Борис Васильевич Сарбунов. Иван Волков хорошо знал его по совместной службе в 1-м прожекторном полку. Да и потом, в период работы в штабе 1-й артдивизии ПВО и 1-го корпуса ПВО Волкову приходилось многие мероприятия боевой подготовки отрабатывать вместе с ним. Умный, решительный, Сарбунов был строг, но справедлив. Подчиненные его уважали. Он сумел так поставить работу, что во время последней инспекторской проверки штаб был признан лучшим среди штабов частей корпуса.

…Из беседы в отделе кадров Волков узнал, что Сарбуиов переводится на должность начальника прожекторной службы 1-го корпуса ПВО вместо увольняемого по болезни подполковника Витзинского и что в штаб 1-го прожекторного полка намечается капитан Зорькин, начальник лаборатории Военной электротехнической академии связи. Это несколько огорчило Волкова: с опытным начальником штаба ему было бы легче освоиться со своей новой должностью. «Но ведь у Сарбунова хорошие помощники, а они остаются… Осилим!» – подумал Волков.

 

5

Управление 1-го корпуса ПВО находилось в Чернышевских казармах, рядом с проходной, в двухэтажном особняке. Раньше это была гарнизонная церковь, что и определяло своеобразие здания, хотя его и перестроили. Чернышевские казармы, так же как Алешинские, Лефортовские и Хамовнические, сохранились с дореволюционного времени. Они заметно выделялись своей своеобразной архитектурой среди других зданий в районе между заводом имени Владимира Ильича и Даниловской площадью. В Чернышевский гарнизон входили части Московской пролетарской дивизии и противовоздушной обороны Москвы.

Сначала Волков зашел к подполковнику Витвинскому, и они вместе поднялись на верхний этаж. В небольшой приемкой толпились командиры.

– Комкор у себя? – спросил Витвинский у дежурного.

– Да. Вас уже ждут.

Командир корпуса генерал-майор артиллерии Тихонов сидел за большим столом и внимательно читал какой-то документ. В кабинете находился и начальник штаба подполковник Гиршович. Он приветливо кивнул вошедшим. А Тихонов поднялся с кресла, вышел им навстречу. Волков доложил ему, что прибыл для дальнейшего прохождения службы в должности командира 1-го прожекторного полка.

– Здравствуйте, Иван Ефремович. Это хорошо, что вы вернулись в корпус,– глуховатым голосом проговорил генерал, приветствуя майора Волкова.– Садитесь.– И опустился в свое кресло.

Волков сел. Наступило молчание. Крупные, тяжелые руки комкора лежали на развернутой на столе карте, голова ушла в плечи. Он молча смотрел на Волкова, прикидывал, что необходимо сделать в первую очередь. Наконец обратился к Гиршовичу:

– Нужно отдать приказ по корпусу о назначении Ивана Ефремовича, а с приказом наркома ознакомить полковника Аиорсва.– Комкор перевел взгляд на карту, сложил ее и передал Гиршовичу со словами:– Это доделаете с новым командиром.

Он не стал говорить Волкову о том, что соединения и части ПВО должны постоянно находиться в высокой степени готовности, что 1-й прожекторный полк призван оборонять Москву, обеспечивая боевые действия истребительной авиации. Волков и сам знал, что предстоит большая, кропотливая работа.

– Мы крепко надеемся на вас,– напутствовал его

Тихонов.

– Товарищ генерал, я приложу все знания и силы для выполнения возложенной на меня задачи,– заверил майор Волков.

– Добро. Больше задерживать не стану. Пройдите сейчас к Гритчину, он хотел с вами переговорить. А от него прямо в полк.

Спустившись по небольшой лестнице и пройдя немного по коридору, Волков открыл массивную дверь кабинета начальника политотдела корпуса полкового комиссара Гритчина.

– Разрешите, товарищ полковой комиссар?

– Да, да. Заходите. Волков представился.

– Хорошо, хорошо,– прервал его рапорт Гритчин,– я знаю о вашем назначении. Здравствуйте.

Пригласив Волкова сесть, Гритчин посмотрел на часы, позвонил в отдел, вызвал одного из своих сотрудников.

– Сейчас передам срочный материал в машбюро, и мы потолкуем.

Кабинет Гритчина был значительно меньше, чем у комкора. Солидный стол с картой, планами и списком телефонов под стеклом, диван, обтянутый темно-коричневым дерматином, книжный шкаф и квадратная тумба с телефонами придавали кабинету деловой уют. Сам Гритчин, высокий, в тщательно отутюженной гимнастерке, выглядел подтянуто и молодо.

– Садитесь, Иван Ефремович,– как-то по-домашнему повторил Гритчин продолжавшему стоять Волкову.– Быстро вы побеседовали с комкором, я предполагал, что беседа будет более продолжительной.

Волков хотел сказать, что беседы, собственно, и не было, просто ему, как бывшему работнику штаба корпуса, дали для начала некоторые указания. Но промолчал. Пока полковой комиссар с едва заметной улыбкой рассматривал его, Иван Ефремович тоже приглядывался к Гритчину.

Начальником политотдела корпуса полковой комиссар Николай Федорович Гритчин стал еще в конце 1939 года, когда по решению Центрального Комитета партии в армию была направлена большая группа партийных работников для укрепления армейских полит-органов. До этого он был секретарем Фрунзенского райкома партии Москвы. При назначении на должность ему сразу было присвоено звание полкового комиссара. За короткий срок Гритчин сумел разобраться в специфике работы политорганов частей корпуса. Вот и все, что было известно о нем Волкову. Не много, но и не мало.

– Ну как настроение, Иван Ефремович?

– Спасибо, товарищ полковой комиссар. Настроение хорошее. Но, откровенно говоря, я еще не успел освоиться со своим новым положением.

– Ничего, освоитесь. Прямо скажу, нелегко вам будет поначалу. Но вы не робейте.

Гритчин ясно давал понять, что период вхождения в должность следует сократить насколько возможно и скорее приниматься за дела. Войны, видно, не избежать. А если она начнется, то прожектористы первое время будут сидеть на своих «точках» далеко от линии фронта и лишь читать в газетах о сражениях с врагом. Не исключено, что у них появится чувство ложного стыда, дескать, как это мы, здоровые мужчины, отсиживаемся в тылу в трудное для страны время? Такие настроения опасны. Командиры и политработники должны будут прилагать все усилия, чтобы разъяснять подчиненным необходимость их службы в тылу. Кроме того, так как зенитные прожекторные части займут позиции вокруг Москвы, надо заранее подготовить командиров и политработников подразделений, особенно начальников станций, так, чтобы они почувствовали ответственность за неприкосновенность того района, который им поручат охранять. Круглые сутки, в любую погоду «точка» должна охранять свой сектор: днем – глазами наблюдателя, ночью – рупорами звукоулавливателя и прожекторным лучом.

Этими соображениями Гритчин поделился с Волковым.

– Понимаете всю сложность нашей с вами задачи, Иван Ефремович?

– Понимаю.

– На командиров подразделений и начальников ваших станций лягут и другие заботы. Придется размещать людей, обеспечивать им жилье, питание, выполнять строительные работы на позициях, обучать и воспитывать подчиненных. Вот почему, Иван Ефремович, мне очень хотелось бы обратить ваше внимание на постоянную работу с подчиненными. Постоянную,– подчеркнул он.– Конечно, вам помогут. Вы будете опираться на партийные и комсомольские организации полка.

Полковой комиссар встал, медленно прошелся по кабинету, потом произнес:

– Ну вот, пожалуй, на первый раз хватит. В добрый час, товарищ командир полка.

Рукопожатие Гритчина было крепким, ободряющим. А то, что именно он первым назвал Ивана Ефремовича командиром полка, совсем расположило к нему Волкова.

 

6

Командование корпуса было вызвано в штаб зоны ПВО к генералу Громадину. Начальник штаба корпуса беседу с Волковым в связи с этим перенес на другой день. После короткого разговора с Витвинским Волков направился в 1-й прожекторный полк, расквартированный здесь же, в Чернышевском гарнизоне. Перед входом в штаб полка ему представился стройный, широкоплечий сержант:

– Товарищ майор, дежурный по штабу сержант Казарин. Разрешите узнать цель вашего прибытия.

– К командиру полка,– коротко ответил Волков и добавил:-Сопровождать не надо.

Волков вошел в кабинет полковника Анорова. Кроме командира полка там были начальник штаба майор Сарбунов и заместитель командира полка по политической чзсти старший политрук Мамонов. «Очевидно, был звонок из штаба корпуса, и они ждут меня»,– подумал Волков. Поприветствовав присутствующих, он обратился к полковнику Анорову:

– Товарищ полковник, прибыл в соответствии с приказом наркома обороны. Назначен командиром первого прожекторного полка.

– Ну вот и вернулся наш воспитанник. Что ж, хорошему кораблю и хорошее плавание,– шутливо произнес Аноров, здороваясь с Волковым.

После взаимных приветствий и традиционных вопросов о семье и здоровье Аноров, представив Сарбунова . и Мамонова и пригласив всех сесть, сразу же обрисовал Волкову обстановку.

– Работа, Иван Ефремович, тебе предстоит напряженная. Меня уже теребят из Главного управления ПВО. Борис Васильевич Сарбунов готовится также сдавать должность. Ждет приказа о назначении. Его заменит капитан Зорькин из академии связи. Будешь работать с новым начальником штаба…– Аноров развел руками, давая понять, что сожалеет о не совсем удачно складывающейся для Волкова ситуации, и как бы в ответ на это продолжил-.– Борис Васильевич на новой должности, естественно, будет и делиться своим штабным опытом работы, и контролировать, и поправлять, что не так, да и вы всегда можете к нему прийти за советом…

Волков повернулся в сторону добродушно улыбающегося Сарбунова. После некоторой паузы, подчеркнуто четко выговаривая каждое слово, Сарбуноз продолжил мысль Анорова:

– Безусловно, я всегда готов поделиться накопившимся опытом. Но, во-первых, мы еще поработаем с Иваном Ефремовичем, очевидно, некоторое время, и я введу в курс дела и его, и нового начальника штаба, а, во-вторых, он должен иметь в виду, что мой заместитель старший лейтенант Еминов очень хороший штабной командир. Да и штаб корпуса от штаба полка всего в четырехстах метрах…

Мамонов внимательно слушал собравшихся. Про себя он отметил общее доброжелательное отношение и Ано-рова и Сарбунова к новому командиру полка. «Это,– подумал он,– является хорошим началом его новой работы». Волков определенно вызвал у него симпатию. Мамонов ждал удобного момента, чтобы включиться в разговор, но его опередил Аноров.

– Придется, Иван Евгеньевич,– обращаясь к Мамонову, сказал Аноров,– вам и товарищу Ершову временно покомандовать полком, пока мы будем заняты сдачей и приемом должностей. Не забудьте при этом, что не за горами празднование 23-й годовщины Красной Армии.

– Николай Александрович, политотдел всегда готов помочь командованию полка. А что касается праздника, то подготовка мероприятий идет полным ходом,– ответил начальник политотдела.

– Время сейчас горячее,– продолжал Аноров,– нужно в сжатые сроки значительно повысить боеготовность частей ПВО. Перед всеми нами в ближайшее время встанут большие задачи. Поэтому со сдачей и приемом дел надо торопиться. В штабе у Бориса Васильевича учет личного состава и боевой подготовки поставлен четко, планы на год отработаны, оперативные документы утверждены командиром корпуса. Мобилизационный план осталось уточнить и доработать в соответствии с последними указаниями, но это уже придется делать вам, Иван Ефремович, с новым начальником штаба. Результаты последней инспекторской проверки дают представление о боевой готовности прожекторного полка, что облегчает вашу задачу. Таким образом, сейчас нужно сосредоточить основное внимание на боевой технике, имуществе хозяйственной части и финансах. Этим мы, очевидно, и должны будем заняться завтра с начала рабочего дня. Борис Васильевич, прошу согласовать проект приказа о назначении комиссий по проверке состояния служб с Иваном Ефремовичем. Затем решим, когда собрать командиров подразделений и начальников служб. Если нет Других предложений, то считаем вопрос согласованным,– закончил полковник Аноров.

– Николай Александрович, на мой взгляд, целесообразно завтра же собрать командиров подразделений и начальников служб и объявить им приказ о назначении нового командира полка и создании комиссий по проверке состояния служб. Заодно и Иван Ефремович с ними познакомится,– предложил Сарбунов.

– Так и сделаем. А пока комиссии и службы будут готовить материалы, мы пройдем по подразделениям, паркам материальной части и территории полка.

Итак, придя впервые в полк в 1932 году на должность командира роты, Иван Ефремович Волков теперь, через девять лет, стал его командиром. Ему предстояло второе знакомство с полком.

Обход части Волков и Аноров начали с полковой школы младших командиров. Она произвела на Ивана Ефремовича хорошее впечатление чистотой помещений, хорошо оборудованными учебными классами, внутренним порядком и подтянутостью командиров взводов и курсантов.

После школы посетили батальоны полка. Они располагались в основных зданиях Чернышевских казарм. В больших помещениях находились по две прожекторные роты. В помещениях, меньших по площади, размещались штабы батальонов и по одной роте. Здесь было посвободнее. В каждой роте имелась ленинская комната. Но все же помещений было недостаточно. К тому же внутренняя планировка их – казарм дореволюционной постройки – создавала впечатление какой-то неблагоустроенное. Волкову приходилось бывать в военных городках нового типа. Там казарменные помещения полностью отвечали требованиям внутреннего устава Красной Армии, имели удобную планировку. Однако Волков при обходе подразделений заметил, что, несмотря на некоторую неблагоустроенность жилья, командиры подразделений и красноармейцы были подтянуты, строго соблюдали установленный распорядок дня. Большинство занятий проводилось непосредственно на материальной части, которая для этой цели развертывалась тут же, на территории полка.

С удовлетворением познакомился новый командир и с работой ремонтной мастерской полка. Чувствовалась высокая квалификация мастеров и техников по ремонту оптико-механических и электротехнических устройств, автомобильных двигателей и ходовой части прожекторных станций и звукоулавливателей. Волков остался доволен работой начальника мастерской и его помощников.

– Здесь, как в хорошем заводском цеху,– сказал он Анорову,– и оборудование хорошее, и люди квалифицированные, добросовестные, словом, настоящий рабочий класс полка.

– Да, они молодцы. Их работу стоит всячески поддерживать. При нашей сложной прожекторной технике обеспечение ее постоянной боевой готовности без такой мастерской практически невозможно,– ответил Аноров, довольный тем, что Волков по достоинству оценил оснащение и работу мастерской, созданной его заботами и стараниями.

– И все же,– продолжал Волков,– такая мастерская только в казарменных условиях способна удовлетворить нужды полка. Но когда подразделения выедут на позиции и появится необходимость в мелком ремонте, который по времени займет всего два-три часа, не гнать же прожекторную станцию в мастерские. Нужно, очевидно, при мастерской иметь несколько подвижных ремонтных бригад на автомашинах, которые и направлять на позиции по заявкам подразделений.

– Правильно, Иван Ефремович, этот вопрос уже давно назрел. Частично он уже решается, обещают ввести в штат полка подвижную авторемонтную мастерскую. Однако нам приходится ремонтировать не только автомобильную часть прожекторных станций, но и оптику, источники света, механизмы звукоулавливателя, синхронную связь и, наконец, агрегаты электропитания. То есть, нам нужна не ПАРМ, а специальная подвижная ремонтная мастерская. Такой мастерской пока еще промышленностью не создано. Поэтому заслуживает очень серьезного внимания предложение наших ремонтников о том, чтобы в дополнение к штатным ПАРМ оборудовать собственными силами одну-две летучки и даже на проводимые учения направлять такую летучку вместе с подразделением как обязательный вид технического обеспечения боевой работы,– высказал свое мнение полковник Аноров.

– Николай Александрович, я воспринимаю это как наказ и постараюсь реализовать его на практике,– заверил Волков Анорова, теперь уже начальника службы зенитных прожекторов Главного управления ПВО РККА.

После обхода полковник Аноров и майор Волков возвратились в кабинет командира полка. Аноров вызвал начальника штаба для уточнения порядка и сроков дальнейших мероприятий по сдаче и подготовке подразделений полка.

Иван Ефремович хорошо знал, что и командир полка полковник Аноров, и начальник штаба майор Сарбу-нов боевой работе расчетов и тактической подготовке подразделений уделяли большое внимание. Именно полковником Аноровым еще в 1937 году были разработаны и внедрены в практику боевой работы расчетов прожекторных станций первые варианты поиска воздушной цели лучом зенитного прожектора. Вследствие возникающих ошибок при определении пеленга самолета с помощью звукоулавливателя луч прожектора при включении не попадал в цель. Как говорили, «самолет не освещался с выстрела». Поэтому прожекторам приходилось обыскивать воздушное пространство около направления на цель, которое давал звукоулавливатель. Полковник Аноров детально разработал порядок этого поиска. Он предложил производить вполне определенные движения лучом прожектора в пространстве с учетом курса и скорости цели. Многое сделал Аноров и в разработке вопросов взаимодействия прожекторных подразделений с подразделениями зенитной артиллерии и истребительной авиации.

Как работник управления ПВО, Волков хорошо знал, что теперь боевая подготовка в частях корпуса проводилась с учетом опыта боевых действий частей и подразделений ПВО в Испании, в боях с японскими захват– –чиками у дальневосточных границ Советского Союза и в боях с белофинскими милитаристами, а также и с учетом боевых действий авиации воюющих сторон з начавшейся в Европе второй мировой войне. Командование основное внимание сосредоточило на улучшении качества подготовки личного состава, повышении боевой готовности каждой части, каждого подразделения. Воины ПВО изо дня в день повышали свою боевую выучку и огневое мастерство. В частях корпуса проводились учения с выводом на позиции артиллерийских, прожекторных и пулеметных частей, с развертыванием постов ВНОС. В ходе учений отрабатывалось взаимодействие с частями истребительной авиации. Непременным участником этих учений всегда был 1-й прожекторный поли. Майор Волков не раз присутствовал на учениях как представитель управления ПВО. На них личный состав учился своевременно приводить материальную часть в боевую готовность, в сложных условиях обстановки обнаруживать воздушные цели на предельных дальностях и поражать их метким огнем. Первостепенной заботой командиров, политработников, партийных и комсомольских организаций была подготовка из красноармейцев, младших командиров и командиров подразделений специалистов, умело владеющих вверенной им техникой, расчетами и подразделениями, воспитание их в духе беспредельной преданности Коммунистической партии и социалистической Родине. По опыту учений, проводимых в летних лагерях, в которых принимали участие подразделения 1-го прожекторного полка, Волкову было известно, что они отрабатывали правила совершения марша, оборудования позиций, что на этих полевых занятиях отрабатывались световые задачи и взаимодействие как с подразделениями и частями зенитной артиллерии, так и с истребительной авиацией.

– Особенностью 1939 года,– рассказывал полковник Аноров,– явилось то, что после лагерной учебы в начале сентября в соответствии с решением Военного совета Московского военного округа в связи с усложнившейся международной обстановкой и угрозой воздушного нападения на Москву полк был выведен на боевые позиции вокруг Москвы и нес боевое дежурство.

В декабре 1939 года подразделения полка, кроме второго батальона, были сняты с позиций. Второй батальон капитана Березняка был оставлен для несения боевого дежурства в западном секторе до сентября 1940 (года.

Последние годы майор Сарбунов большое внимание уделял тактической подготовке подразделений и поэтому со знанием дела рассказал об этом виде боевой подготовки подразделений полка. Кроме изучения вопросов тактики соединений и частей ПВО с командным составом полка проводились учения в лагерный период, во время нахождения на позициях под Москвой, отрабатывались вопросы управления подразделениями, оборудовались командные пункты подразделений,

– Вы, Иван Ефремович,– сказал Сарбунов,– сами бывали и на учениях, и на позициях подразделений. Но в этом учебном году мы приступили к отработке тактических вопросов и в зимних условиях.

– В связи с обновлением личного состава полка, чтобы добиться единства понимания боевых задач, нужно внимательно, с самого начала отработать всю программу боевой и тактической подготовки,– дополнил мысль начальника штаба полковник Аноров.

– Я лично несколько раз выезжал в ближайшие авиационные части Московского военного округа и к командующему ВВС округа Сбытову,– продолжал майор Сарбунов.– Мы договорились о полетах нескольких бомбардировщиков над районом развертывания наших прожекторных подразделений, чтобы дать возможность для тренировок расчетов по реальным целям. В январе этого года по одной роте от каждого батальона развертывались на обочинах подмосковных шоссе– Калужского и Киевского – и работали по самолетам СБ-3. Правда, нам несколько помешала облачность.

– Извините, но мне кажется, тогда мешало еще одно обстоятельство, которое значительно снизило результат тренировок,– заметил Волков,– а именно: не было связи с этими подразделениями и между прожекторными станциями. Вылет самолетов тогда почему-то задержался, и многие начальники станций, видя, что самолетов нет в назначенное время, выключили агрегаты электропитания, а когда бомбардировщики все же появились, пробовали работать вдогон, но время было упущено, и цели не осветили.

– В следующих тренировках все это надо иметь в виду, Иван Ефремович,– сказал Аноров.

– Учту, Николай Александрович.

 

7

Заканчивался четвертый месяц службы Владимира Теплова в 1-м зенитно-прожекторном полку после окончания военного училища. Пятая рота, в которую входил его взвод, как и другие подразделения полка, размещалась в Чернышевских казармах. Она занимала вместе с шестой ротой большое помещение с высокими окнами. Ровные ряды аккуратно заправленных двухъярусных коек придавали ему уют. В широком проходе стояли два турника и брусья для занятий по физической подготовке. По вечерам снаряды тоже не пустовали. Старослужащие бойцы демонстрировали на них свое искусство молодым, а те, не желая отставать от них, упорно и подолгу тренировались, укрепляли свои мышцы, многократно повторяли те упражнения, которые им успели показать младшие командиры.

У столика, при входе в помещение, днем и ночью бодрствовал дневальный. Слева от него на стене висела карта Советского Союза, а перед ней стояли столы со скамейками, обозначавшие класс для проведения с личным составом теоретических занятий.

Командир, политрук и ротный писарь занимали небольшую комнату, именовавшуюся канцелярией. Теплев считал, что именно с нее и началась его армейская жизнь в полку, когда он, девятнадцатилетний лейтенант, в октябре 1940 года доложил командиру роты старшему лейтенанту Кострецову о прибытии из училища для дальнейшего прохождения службы. Запомнился первый разговор.

Коренастый, среднего роста, Кострецов выслушал рапорт Теплова внешне равнодушно, будто уже давно знал о прибытии молодого лейтенанта и был готов к его приходу.

– Значит, из училища? – спросил Кострецов, не спеша разглядывая Теплова.– Сколько лет учились?

– Два года, товарищ старший лейтенант,– отвечал тот.

– Неплохо, но все же маловато. Практики-то, наверное, у вас почти не было, все больше теорией увлекались? – продолжал комроты.

– Нет, товарищ старший лейтенант, практических занятий у нас проводили достаточно. Были и выезды, и многодневные учения, и просто тренировки. «Прожзвук-4» мы освоили хорошо.

– Все это пригодится, конечно, товарищ лейтенант, но скажу прямо, командиру строевого подразделения одних знаний мало. От него требуется еще и умение работать с людьми.– Кострецов бросил короткий взгляд на Теплова и, уверившись, что тот внимательно слушает его, добавил: – Училище училищем, а настоящая воинская служба у вас начинается только теперь.

Теплов собрался было ответить командиру, но в это время заскрипела дверь и в канцелярию вошел небольшого роста, крепкого сложения молодой человек с добродушным лицом и черными завитками волос на голове. В петлицах его гимнастерки алело по два кубика, а на рукавах нашиты красные звезды. «Кто-то из политработников»,– успел подумать Теплов.

– Знакомьтесь: политрук роты младший политрук Островский,– подтвердил догадку лейтенанта Кострецов.

Теплов представился, пожал руку младшему политруку и скромно отступил в сторону.

– Мы тут беседовали с лейтенантом о значении практической выучки, об училище,– проговорил Кострецов, обращаясь к Островскому.– Я заострил внимание нашего нового командира взвода на трудности работы с людьми. Ведь это, пожалуй, самое главное, политрук? – спросил Кострецов Островского.

– Да, это действительно самое главное и самое трудное,– подтвердил младший политрук.

Слушая разговор своих непосредственных начальников, Теплов почувствовал непринужденность обстановки, первое волнение его прошло, и поэтому на вопрос командира роты, справится ли он со своими обязанностями, твердо ответил;

– Справлюсь, товарищ старший лейтенант.

– Ну вот и договорились. А теперь за дело. Принимайте третий взвод. Им временно командовал старший сержант Турчин. Трудно у нас с командирами.

– Есть, товарищ старший лейтенант. Кострецов приказал построить третий взвод.

– Вот ваши соколы. Прошу любить и жаловать,– Кострецов с удовольствием разглядывал выстроившихся бойцов.– А это лейтенант Теплов,– обращаясь к ним, произнес он,– ваш командир взвода. Товарищ Тур-чин, вам приступить к исполнению своих обязанностей помощника командира взвода. Представьте лейтенанту младших командиров и номеров расчетов.

– Есть, товарищ старший лейтенант,– четко ответил Турчин.

Кострецов ушел в канцелярию, чтобы не мешать знакомству молодого командира со своими подчиненными. Среди них были расчеты старшего сержанта Тур-чина, сержантов Михайлова и Сахарова и отделение связи, которым командовал красноармеец Шамаль.

Уже на следующий день Теплов приступил к осмотру и приему боевой техники взвода в парке материальной части, который был разбит на две территории. Первую, ближнюю, занимали прожекторные станции, на которых обучались и тренировались расчеты, а на второй, отгороженной, закрытой и опечатанной, стояли прожекторные станции неприкосновенного запаса. Личный состав туда допускался лишь для ухода за техникой.

Теплов внимательно осмотрел искатель «Прожзвук-4» сержанта Михайлова с его звукоулавливателем на трехосной машине ЗиС-6 и прожекторной станцией с полутораметровым отражателем на автомашине ЗиС-12, в также станцию-сопроводитель сержанта Сахарова, Станция-искатель Турчина и еще один сопроводитель азвода числились в неприкосновенном запасе. Они приемке не подлежали.

Продвигаясь с группой младших командиров от станции к станции, Теплое заметил, что старший сержант Турчин весел, с удовольствием отвечает на вопросы, а Михайлов почему-то хмурится.

«Может, не понравился я ему»,– мелькнуло у комвзвода. Но потом по отдельным репликам Михайлова в адрес Турчина догадался, что тот в какой-то степени завидовал старшему сержанту, не знавшему забот о ежедневном уходе за техникой, так как та находилась в парке НЗ.

Вот и сегодня после обхода комвзвода Турчин уйдет спокойно в свое подразделение и будет проводить очередные занятия, то есть выполнять учебный план, а Михайлов с подчиненными останутся для приведения техники в порядок. «Надо что-то предпринять,– рассуждал сам с собой Теплов,– придется кое-что изменить». И, желая приободрить Михайлова, шутливо произнес:

– Товарищ сержант! А не кажется вам по внешнему виду Турчина, что он собирается со своими людьми помочь вам убрать и зачехлить технику после нашего осмотра. Ведь так, товарищ Турчин?

– Поможем,– отвечал тот.

Осмотр продолжался. Теплову показалось, что после его слов Михайлов как-то повеселел, а водитель его звукоулавливателя красноармеец Титов и вовсе радовался тому, что во взводе будет наконец справедливый командир, который поможет заменить старый аккумулятор, доставлявший ему много хлопот. Он пробовал даже убедить Теплова:

– Если, товарищ лейтенант, аккумулятор не заменить, то другой раз придется звукоулавливатель с позиции тащить на буксире…

С началом учебного года Теплов полностью включился в боевую жизнь полка. Он проводил занятия по специальной, тактической и политической подготовке, присутствовал на тренировках, которые проводили его младшие командиры, и охотно, если требовалось, объяснял им наиболее сложные вопросы.

Хотя все сержанты прошли обучение в полковой школе, были методически подготовлены и хорошо знали материальную часть, Теплов один раз в неделю проводил с ними инструкторско-методические занятия, готовил их к проведению тренировок с красноармейцами. Лейтенант с благодарностью вспоминал училище, которое дало ему хорошие теоретические знания и практические навыки, позволившие быстро войти в ритм армейской жизни и успешно выполнять задачи боевой подготовки. Но были и трудности. На практических занятиях остро ощущался недостаток материальной части, мешала теснота в парке боевой техники, которая не позволяла правильно развернуть прожекторные станции, и тренировки расчетов в совместной работе от этого были не такими эффективными, как хотелось.

Теплов уже хорошо изучил возможности и способности каждого из своих подчиненных, многих из них запомнил даже по имени и отчеству, хотя это в армейских условиях, где принято уставное обращение друг с другом, не так-то просто. Еще большему сближению Теплова с подчиненными способствовали работы взвода на строительстве командного пункта и землянок для зенитно-артиллерийского дивизиона в ноябре 1940 года в районе одного из подмосковных совхозов по Калужскому шоссе. Командир взвода постоянно находился среди бойцов, налаживал работу, проверял выполнение дневных заданий, а иногда и сам с лопатой в руках участвовал в строительстве. Вечерами собирал начальников станций, подводил итоги, ставил задачи на следующий день, и вместе они придумывали, как лучше организовать часы отдыха подчиненных. Время в работе и отдыхе проходило незаметно.

Как-то Теплова вызвали со строительства на совещание в Москву. Пробыл он там почти весь день, а перед тем как уехать, позвонил девушке, с которой его познакомил во время прошлогоднего отпуска товарищ по училищу Николай Крылов. Они раза два втроем ходили в кино, а однажды Оля (так звали девушку) пригласила молодых людей к себе на чашку чая. Вечер прошеп весело и интересно. Оля очень понравилась Владиммиру, но больше он ее не видел: Николай продолжал встречаться с ней все оставшиеся три недели до отъезда, а Владимира не приглашал. Теплов еще в доме у Оли заметил, что она симпатизирует Николаю, и поэтому старался о ней с Крыловым не говорить. Но тот как-то сам стал рассказывать об их встречах, хвастался, что она в него влюблена.

– А ты? – спросил его тогда Теплов.

– Я, пожалуй, нет,– ответил несколько развязно Николай.

– А зачем же ты встречаешься? – не унимался Владимир.

– Так, пригодится. У нее папа работает в Наркомате обороны.

С этого разговора прошло уже больше года. После училища их дороги разошлись. Владимир знал, что Крылова тоже направили в Москву, но куда точно, не знал.

И вот сегодня, улучив несколько свободных часов, он решился позвонить Оле. Набрав номер, стал ждать ответа, явно волнуясь.

– Слушаю,– раздалось в трубке. Владимир узнал голос девушки.

– Оля, здравствуйте. Говорит Теплов.

– Володенька! Здравствуйте! Как я рада слышать вас! Почему так долго не сообщали о себе?

– Оля! Мы могли бы увидеться? У меня есть немного времени,– не отвечая на ее вопрос, проговорил Теплов.

– Конечно. О чем речь! Говорите, где и во сколько?

– На выходе из метро «Парк культуры», через полчаса.

– Еду.

– Буду ждать.

Девушка появилась неожиданно, сзади, слегка тронув Владимира за локоть. Теплов был удивлен и даже смущен той радостью, которую выражало лицо Оли. «Неужели в самом деле она так рада мне?» – пронеслось в голове. Теплову стало так хорошо от этой мысли, что он невольно произнес: «Ух, какая вы сегодня!» Сказано это было почти шепотом, но Ольга расслышала, уловила огонек восхищения в его взгляде и ответила благодарной улыбкой.

– Откуда вы взялись? Я проглядел все глаза, просматривая каждого выходящего из вестибюля метро,– справившись с первым волнением, спросил Владимир.

– Приехала на такси, мне так удобней,– улыбнулась Оля, взяла его под руку и они пошли в сторону Москвы-реки.

За сорок минут молодые люди успели рассказать друг другу о многом. Владимир поведал ей о своей военной жизни. Ольга рассказывала об учебе, об отце, о своей будущей профессии журналиста.

– А где Крылов? – после наступившей короткой паузы спросил Теплов. Оля ждала этого вопроса, но все равно при этих словах ее лицо помрачнело, и, как показалось Владимиру, несколько упавшим голосом она ответила:

– Он теперь в Москве. Служит в большом учреждении. Вначале часто бывал у меня, звонил. Затем встречи и звонки стали реже, и вот уже больше месяца от него ни слуху ни духу.

– У вас есть номер его телефона?

– Конечно,– и Оля молча порылась в сумочке, достала небольшой красный блокнотик. Полистала его и протянула Владимиру. Теплов записал номер. Времени до отъезда оставалось немного, да и разговор как-то расстроился. Они расстались.

Долго Теплов находился под впечатлением встречи с Ольгой. Свидание еще больше усилило нежное и теплое чувство к девушке. Но как ни старался Владимир сосредоточиться на ней, мысли его возвращались к Крылову. Спрашивал себя: «Откуда у него такая самовлюбленность??» Ведь он сын интеллигентных родителей, серьезно учился в училище и окончил его с хорошими и отличными оценками. Правда, Владимир хорошо знал, что, встречаясь с девушками, Николай никогда не задумывался над их чувствами и привязанностями. Делал всегда так, чтобы только ему было хорошо.

Вот и с Олей. Крылов знал о ее чувствах к нему. Не испытывав к ней подобных, делал вид, что любит, и при встречах с завидной увлеченностью рисовал их будущее счастье. Оля верила ему. И вот сегодняшний разговор. Владимиру очень хотелось видеть Крылова, поговорить с ним начистоту. «В следующую поездку в Москву обязательно позвоню ему»,– решил. Теплое. Но встреча их все оттягивалась. Возвращение роты в Чернышевские казармы не прибавило ему свободного времени. Служба требовала всего его без остатка.

 

8

Накануне 23-й годовщины Красной Армии полковник Аноров и майор Волков в присутствии подполковника Витвинского доложили командиру 1-го корпуса ПВО о сдаче и приеме 1-го зенитно-прожекторного полка.

Полковник Аноров приступил к выполнению обязанностей начальника службы зенитных прожекторов Глазного управления ПВО Наркомата обороны. Ему предстояло заниматься обеспечением боевой готовности имеющихся во многих военных округах зенитных прожекторных частей, в целях усиления противовоздушной обороны промышленных центров и важных объектов страны создавать новые прожекторные части, заботиться о подготовке для них командиров различных категорий. Его ожидали и беспокойные, напряженные рабочие дни в управлении, и бесчисленные командировки…

После февральского праздника, пользуясь тем, что начальник штаба полка майор Сарбунов еще не ушел на новую должность, Волков стремился с его помощью поглубже вникнуть в работу штаба. Он обсуждал с ним те многочисленные вопросы армейской жизни, из которых складывается боевая готовность полка, уточнял правильность и эффективность различных мероприятий, интересовался личными задумками такого опытного организатора, каким был майор Сарбунов. Майор Волков хотел полностью уяснить план развертывания полка на боевых позициях для обеспечения противовоздушной обороны Москвы, ознакомиться с рабочими топографическими картами командиров подразделений, с боевыми порядками, с объемом уже проведенных рекогносцировочных работ, с боевой документацией начальников служб, размещением и оборудованием командного пункта полка, с организацией связи с подразделениями и КП корпуса, порядком взаимодействия с обеспечиваемыми частями зенитной артиллерии и истребительной авиации.

Домой он приходил усталый, но довольный. Наскоро ужинал и мгновенно засыпал. Но и ночью, во сне, все куда-то спешил, кому-то что-то доказывал.

– Тебе бы отдохнуть, Ваня,– тревожилась жена, глядя на его осунувшееся лицо.

– Некогда,– отмахивался он.

– Ешь хоть вовремя. Похудел-то как. Одни кости остались…

– Были бы кости, мясо нарастет,– весело подмигивал он ей.

 

9

Перед полком поставлена задача – в течение марта подготовить две группы ефрейторов из числа лучших красноармейцев первого и второго батальонов.

28 февраля командир роты старший лейтенант Кострецов вызвал к себе Теплова.

– Товарищ лейтенант, вы назначаетесь руководителем занятий одной из групп подготовки ефрейторов. Сборы продлятся один месяц. От нашей роты на сборы выделяются также сержанты Леонов и Руденков. Взвод временно передайте своему помощнику.

– Есть, товарищ старший лейтенант!

– Сегодня в шестнадцать часов явитесь на инструктаж к заместителю командира полка капитану Ершову.

Сам факт назначения его, недавно прибывшего из училища молодого лейтенанта, для проведения занятий по повышенной программе с будущими, первыми в полку, ефрейторами воодушевил Теплова, и он с большим желанием взялся за порученное дело. Программой сборов предусматривалось глубокое изучение материальной части звукоулавливателей и прожекторных станций, порядок подготовки их к боевой работе, отработка обязанностей номеров расчетов при развертывании техники и при боевой работе, оборудование позиций, тактика стрелкового отделения и политическая подготовка.

Красноармейцы, выделенные на сбор, подобрались хорошие, добросовестные и с большим рвением относились к занятиям.

Теплов прививал будущим ефрейторам чувство гордости за свою Родину. На ярких примерах показывал, что только советские люди смогли возродить разрушенное гражданской войной народное хозяйство, создать мощную промышленность, поставляющую теперь в армию совершенную военную технику. Владимир стремился добиться твердого усвоения обучаемыми принципов устройства и работы материальной части, обязанностей начальников станций и номеров расчетов, развивал умение правильно оценивать складывающуюся обстановку и принимать соответствующие решения.

В конце марта все обучавшиеся на сборе красноармейцы сдали экзамены. Приказом по полку им было присвоено воинское звание ефрейтор, и они возвратились в свои подразделения.

Вернулся в роту и Теплов. За время его отсутствия во взводе накопилось много нерешенных вопросов, и он вплотную занялся делами взвода, приведением в порядок материальной части, хранящейся в парке НЗ, обучением и тренировками расчетов.

Старший лейтенант Кострецов был переведен во вновь формируемый 14-й прожекторный полк, а на его место назначен один из опытных командиров взводов полковой школы лейтенант Фортов. Это был хорошо подготовленный командир, два года назад окончивший Московское военное электротехническое училище. Внешность Виктора Викторовича как бы подчеркивала высокую культуру кадрового военного. Несколько выше среднего роста, спокойное волевое лицо, умный выразительный взгляд голубых глаз, умеренная педантичность в поведении. Всегда подтянутый, тщательно выбритый, одетый в аккуратно подогнанное обмундирование, Фортов был образцом внешнего воинского вида и строевой выправки для всей роты. В своей работе новый командир основной упор сделал на практическую выучку. Обратив внимание на организаторские способности Теплова и хорошее знание им материальной части, он поручил ему проведение практических занятий и тренировок с расчетами прожекторных станций-искателей роты.

– Я думаю, вы согласны,– сказал он как-то Теплову,– что успех роты в выполнении световых задач зависит именно от практической натренированности расчетов прожекторных станций-искателей и маршевой подготовки подразделения. Только быстрое, без аварий, занятие боевых позиций и успешная поимка самолетов являются ключевыми элементами боевой подготовки прожекторных подразделений и их боевых действий.

– Полностью с вами согласен, товарищ лейтенант,– отвечал Теплое.– Кроме того, считаю, что необходимо тренировать слухачей не только по искусственному источнику звука вроде нашего электрического зуммера в парке материальной части, но и по звуку реального самолета. На мой взгляд, необходимо с расчетами искателей для тренировки выезжать в районы подмосковных аэродромов и в пути одновременно отрабатывать элементы марша.

Через несколько дней Фортов снова вызвал к себе Теплова.

– Командир батальона согласен с нашими предложениями и разрешил выезд с искателями. Но при этом требует, чтобы мы в этих случаях укладывались в распорядок дня.

– Если выезжать сразу после завтрака и возвращаться к обеду, то при наличии полетов будет около двух часов тренировки по самолету. Такие выезды один-два раза в неделю, безусловно, дадут большую пользу. В крайнем случае придется перенести обед на час позже.

– Тогда займитесь этим делом вплотную,– приказал Фортов.– Организуем первый выезд в ближайшие дни. Сегодня на служебном совещании я объявлю, что в установленные дни расчеты искателей под вашей командой будут тренироваться по реальному самолету с выездом за город.

Выезд в район аэроклуба по Киевскому шоссе состоялся в очередной вторник. Развернув искатели, расчеты тренировались по летавшим по кругу самолетам У-2.

В короткие перерывы между напряженной работой находилось время и для шуток.

– Товарищ лейтенант, прошлый год в лагере,– обращаясь к Теплову, рассказывал боец Столяров,– был интересный случай. Ориентировали систему. Начальник искателя Руденков подает команду: «Наводить! Ориентир – отдельная корова». Стали наводить. Пока совмещали, корова ушла в овраг. Ждут, когда она выйдет. Руденков кричит: «Долго будете наводить? Почему нет доклада?» А начальник звукоулавливателя сообщает: «Ориентир ушел».

Красноармейцы весело смеялись.

«Хорошие ребята,– думал Теплов,– с ними можно в бой хоть сегодня».

– К бою! – снова командует лейтенант. Сноровисто, но без спешки и суетливости занимают номера свои места. Тренировка продолжается.

– Есть самолет! – слухачи «взяли» шедший по кругу очередной самолет.

– Азимут – есть! – докладывает наводчик поста управления.

– Угол места – есть! – тут же докладывает второй.

– Товарищ лейтенант! Самолет в перекрестье,– звонким мальчишеским голосом сообщает проверявший наводку красноармеец Столяров.

– Молодцы! Спасибо за службу! Свернуть матчасть!

Тренировка закончилась.

 

10

В апреле полк получил пополнение из 3-го Бакинского прожекторного полка Закавказского военного округа и, в свою очередь, передал свой третий батальон на формирование 14-го прожекторного полка, предназначавшегося для обеспечения боевых действий частей истребительной авиации в северо-западном секторе Московской зоны ПВО. Пришлось заново формировать третий батальон. Его командиром был назначен старший лейтенант Цыганенко, до этого командир роты в первом батальоне. Высокий, слегка сутуловатый блондин, не по годам серьезный и рассудительный, Цыганенко отлично знал прожекторную технику, постоянно искал новые приемы ее боевого применения. В своей практической работе большое значение придавал обученности личного состава, умению каждого номера прожекторной станции быстро ориентироваться в боевой обстановке, доводить свои действия до автоматизма. Он с большой энергией взялся за сколачивание батальона, подготовку его к выполнению поставленных боевых задач. Имея достаточный опыт работы в строевых подразделениях, особое внимание уделял инструкторско-методической работе с командирами рот, взводов и начальниками прожекторных станций. В этом он видел то главное звено, которое даст возможность быстро выровнять подготовку вновь сформированных расчетов прожекторных станций и тем самым создать условия для успешного выполнения боевых задач.

Большую помощь в сколачивании батальона новому командиру оказывали политработники полка, использовавшие все формы политмассовой работы. С этой же целью решили провести беседу с личным составом нового батальона по истории части, которая состоялась в один из дней после ужина в клубе полка. Проводил беседу инструктор политотдела старший политрук Старшинов. Зал был заполнен до отказа. Послушать политрука пришли не только бойцы нового батальона. Здесь были и старослужащие красноармейцы, и командиры отделений, и командиры из других подразделений полка.

– Товарищи! Сегодня мы решили рассказать вам об истории части, в которой вы теперь служите, о ее людях и традициях,– Старшинов говорил медленно, будто оглядывал каждое слово, прежде чем его произнести.

– Первый прожекторный полк берет свое начало от отдельной прожекторной роты, созданной еще в 1920 году. В мае 1921 года эта отдельная прожекторная рота была развернута в две роты. В январе 1923 года во исполнение приказа Реввоенсовета Республики в Москве, в Хамовнических казармах, формируется первый отдельный электротехнический батальон, а в Чернышевских – четвертый отдельный электротехнический батальон. Командиром первого батальона был Филиппов, четвертого– сначала Игнатов, а с 1928 года Аноров, наш бывший командир. В четвертом батальоне в то время служил и майор Волков, и бывший начальник штаба майор Сарбунов. Оба подразделения предназначались для обеспечения противовоздушной обороны Москвы. В то время страна не могла снабдить вновь созданные электротехнические части своей отечественной техникой, поэтому в батальонах на вооружении находилось все то, что имелось у вошедших в их состав подразделений. Это были большей частью трофейные зенитные прожекторы: немецкие «Гарнер» и «Сименс-Шуккерт» на конной тяге, захваченные у разбитых интервентов, французские «Берлиоз» на мотомехтяге и итальянские «Аффечино-Фиат», закупленные для русской армии перед первой мировой войной. Несмотря на разнородность техники, командиры и бойцы изучали и осваивали ее, показывая образцы боевой учебы, организованности и дисциплины. В июне 1924 года при электротехнических батальонах создаются школы младших командиров. Первым начальником школы в четвертом батальоне был товарищ Аноров, а с 1928 года ею командовал товарищ Волков.

В 1927-1928 годах батальоны получают отечественную прожекторную технику – станции 0-15-1 и звукоулавливатели ЗП-2, а в 1930 году – искатели «Прож-звук-1». Участвуя в 1928 и 1932 годах на войсковых маневрах, батальоны продемонстрировали высокую боевую подготовку и получили хорошую оценку.

В октябре 1932 года на базе первого и четвертого отдельных электротехнических батальонов формируется первый территориальный прожекторный полк. Командиром полка назначается полковник Николай Александрович Аноров. В 1937 году первый территориальный прожекторный полк преобразуется в кадровый первый зенитный прожекторный полк. Командиром остается полковник Аноров, комиссаром полка назначается батальонный комиссар Сенников, а начальником штаба – майор Сарбунов.

В то время в подразделения полка поступают новые освоенные промышленностью прожекторные станции-искатели «Прожзвук-4», состоящие из звукоулавливателя ~ЗТ-5, смонтированного на трехосной автомашине ЗиС-6, и синхронно связанной с ним через специальный пост управления прожекторной станции 3-15-4 с полутораметровым отражателем.

Сегодня наш полк имеет уже достаточное количество таких искателей, и подразделения их хорошо освоили. Нам с вами предстоит изучить эту технику и стать мастерами своего дела.

Когда в Европе началась вторая мировая война и создалась угроза нападения, полк выехал на боевые позиции и нес боевое дежурство. Подразделения выполнили поставленную перед ними боевую задачу.

Наш полк участвовал в формировании других прожекторных частей, выделяя для них опытный командный состав и подготовленных сержантов.

Воспитанник нашего полка старшина Константин Ва-лентионок был добровольцем в республиканской Испании, где участвовал в изготовлении прожекторов на предприятиях Мадрида и в обучении расчетов прожекторных станций. За участие в борьбе с фашизмом в Испании награжден орденом Красного Знамени. Сейчас он старший лейтенант и служит в одной из частей ПВО.

Вот таков, товарищи, путь становления нашего полка.

Когда Старшинов кончил, в зале первое мгновение было тихо: ни шушуканья, ни реплик. Однако тишина была не безразличной, а сосредоточенной и задумчивой. Старший политрук почувствовал, что личному составу доклад понравился.

 

11

После первомайского парада на Красной площади, в котором участвовал и сводный батальон зенитных прожекторов под командованием майора Волкова, появилась возможность вплотную заняться мероприятиями по повышению боевой готовности прожекторных частей. Начальник прожекторной службы корпуса майор Сарбунов созвал совещание командиров и начальников штабов прожекторных частей. Оно состоялось 12 мая в 10 часов утра. Небольшой конференц-зал штаба корпуса заполнили те, от которых во многом зависела противовоздушная оборона столицы. Сарбунов сидел за столом, откинувшись на спинку стула, и ждал, Пока командиры рассаживались, оглядывались, кивками приветствовали друг друга.

Присутствующие на совещании командиры хорошо знали нового начальника службы прожекторов корпуса, глубоко уважали его за творчество, энергию и настойчивость, которые он вкладывал в любое выполняемое им дело. Прослужив в прожекторных частях более десяти лет, майор Сарбунов полюбил свою профессию и хотел этого от других. Оставаясь наедине, много раз пытался разобраться, что же она в конце концов собой представляет, эта профессия? Что в ней отличного от других армейских специальностей? В чем ее притягательная сила, заставляющая почти каждого решившего посвятить свою жизнь этой удивительной технике по-настоящему полюбить ее? Задавая подобные вопросы, он всегда приходил к одному и тому же выводу: задавать их гораздо проще, чем исчерпывающе ответить на них.

Чувство большой ответственности за порученное дело лежало в основе его мыслей, поступков и практических действий. Именно с таким чувством он проводил и данное совещание, первое после назначения на новую должность. Оно было одним из звеньев повышения боевой готовности прожекторных частей, предназначенных обеспечивать противовоздушную оборону столицы в ночных условиях.

– Все собрались? – спросил Сарбунов, выпрямляясь на стуле.– Тогда начнем наше совещание.

Познакомившись с теми, кого знал только понаслышке, майор рассказал о задачах прожектористов на ближайшее время, ответил на заданные вопросы, а затем предложил перейти в помещение командного пункта корпуса.

– Ваши командные пункты будут получать отсюда не только информацию о противнике, но и команды по управлению боевыми действиями,– сказал Сарбунов. – Боевой расчет командного пункта корпуса, получив сведения от главного поста ВНОС, отразит их на планшете воздушной обстановки. Первое внешнее кольцо постов ВНОС располагается в радиусе двести-двести пятьдесят километров от Москвы, второе чуть ближе – в ста семидесяти – ста восьмидесяти километрах. Сплошное поле наблюдения начинается примерно со ста двадцати километров. Информация о самолетах противника будет передаваться в части корпуса по радио и проводным средствам связи.

Корпус к тому времени уже располагал радиолокаторами обнаружения типов РУС-1 и РУС-2, входившими в отдельный радиобатальон и установленными на рубеже Ржев, Вязьма. Эти первые отечественные радиолокационные станции еще не могли определять координаты воздушных целей, но уверенно обнаруживали их появление. Об этих новых средствах разведки воздушного противника перед войной говорилось мало.

– В начале боевых действий частей корпуса,– продолжал майор Сарбунов,– подразделения прожекторных полков должны будут развернуться в зоне зенитной артиллерии и обеспечить освещение самолетов противника при ночных налетах до момента сформирования прожекторных батальонов в зенитно-артиллерийских полках. Общее управление, приведение прожекторных батальонов в боевую готовность, оповещение о подлете самолетов противника и управление боевыми действиями будут производиться через начальника зенитной артиллерии корпуса…

Сарбунов показал рабочее место начальника зенитной артиллерии корпуса, а также его помощников и объяснил назначение боевых планшетов.

– Командные пункты батальонов прожекторных полков должны иметь планшеты дальней воздушной разведки и планшеты боевых действий, а роты – один объединенный планшет. С подразделениями должна быть наведена проводная связь. В начальный период военных действий командиры и начальники штабов полков должны оборудовать командные пункты в зоне обеспечения боевых действий истребительной авиации, чтобы одновременно подготовиться к управлению прожекторными подразделениями при передислокации их в световые прожекторные поля. При этом нужно заблаговременно навести надежную связь не только с командным пунктом корпуса и КП батальонов, но и с обеспечиваемыми истребительными авиационными частями. Таковы задачи, стоящие перед вами, товарищи. К решению их необходимо подготовиться в течение мая.

Совещание закончилось.

Поглощенные заботами командиры и начальники штабов полков выходили из помещения КП тихо, без обычных шуток и смеха. Им было над чем призадуматься.

А над ними голубело чистое, без облачка, небо. Тополя разворачивали клейкие листочки. И в нежной майской зелени гудели над желтыми одуванчиками мохнатые шмели.

 

12

Волков распахнул окно в своем рабочем кабинете. Постоял немного, наслаждаясь чистым весенним воздухом, потом присоединился к начальнику штаба капитану Зорькину и его помощникам, которые еще долго обсуждали вопросы, связанные с организацией управления подразделениями полка и оборудования полкового командного пункта в селе Петровском под Москвой.

Еще в конце 1940 года по решению командования Московской зоны ПВО в расположении тех подмосковных зенитно-артиллерийских частей, чьи боевые действия должны были обеспечивать подразделения 1-го прожекторного полка, построили землянки. В них должны были размещаться командные пункты прожекторных батальонов и рот. Туда уже подвели и проводную связь.

Сложнее дело обстояло с оборудованием командных пунктов в световых прожекторных полях. Их предполагалось создавать на южном, юго-западном и западном направлениях. Передний край светового прожекторного поля – внешняя линия расположения прожекторных станций – находился на расстоянии около ста километров от Москвы, глубина поля составляла более тридцати километров. В полку же не хватало и связисстов, и техники связи. К тому же штаб корпуса не утвердил пока окончательный вариант размещения световых прожекторных полей.

– Чем заниматься, нам ясно,– подвел итог майор Волков.– Где только взять технические средства и людей? – Он вздохнул.– А пока товарищам Сорокину и Полякову нужно подготовить заявки и получить возможное. В отношении же людей завтра посовещаемся с командирами батальонов.

Через несколько дней командира и начальника штаба снова вызвали в штаб корпуса. Начальник прожекторной службы, не мешкая, начал деловой разговор.

– Иван Ефремович, вам надлежит до двадцатого мая вывести на позиции один батальон как дежурное подразделение в западный сектор зоны зенитной артиллерии, где развернутся батареи сто девяносто третьего зенитно-артиллерийского полка. Командный пункт этого полка в Баковке, КП дежурного батальона – в Немчиновке, позиции – согласно ранее утвержденной схеме.

– На этом направлении боевой порядок займет третий батальон старшего лейтенанта Цыганенко,– доложил Волков.

– Правильно. Он только что сформирован – пусть и осваивает район боевых позиций согласно оперативному плану, на практике отрабатывает взаимодействие со сто девяносто третьим полком.

– Ясно.

– Директива корпуса уже подписана, завтра она будет у вас. Начальника штаба прошу получить карту со схемой боевого порядка дежурного батальона, сверить боевой порядок со схемой вашего оперативного плана для зоны зенитной артиллерии. Если возникнут вопросы, приходите – уточним.

– Есть,– ответил начштаба полка капитан Зорькин.

– Вновь назначенный командир корпуса генерал Журавлев интересуется оборудованием нового командного пункта корпуса. Я сейчас тороплюсь туда. Так что до завтра,– попрощался Сарбунов.

В назначенный срок прожекторные роты третьего батальона старшего лейтенанта Цыганенко получили необходимое имущество и без суеты и шума, незаметно для других подразделений убыли на боевые позиции. Через район позиций батальона проходили Киевская и Белорусская железные дороги, Киевское и Минское шоссе. Передний край находился на рубеже Пок-ровское, Толстопальцево, Жаворонки, Семашково. Командные пункты рот были созданы в населенных пунктах Лихово, Юдино, Заречье. Подразделения батальона навели связь между собой и с командными пунктами дивизионов 193-го зенитно-артиллерийского полка, привели материальную часть в боевое положение.

Напряженная работа проводилась и в других батальонах полка. Их штабы отрабатывали документацию для командиров взводов и начальников прожекторных станций. Для каждого командира взвода составлялась карта с боевым порядком взвода, а для начальников прожекторных станций – карта с позицией станции и маршрутом следования. К этой работе были привлечены и командиры рот.

Несмотря на занятость, командир полка и его заместитель по политчасти каждый день находили время, чтобы наедине обменяться мнениями, поговорить, как идут дела. Такие встречи обычно имели место в конце дня. А сегодня Волков и Мамонов встретились в клуба полка после завтрака.

Волков рассматривал стенды. Видно было, что оформлены они продуманно, время от времени обновляются: устаревшие материалы убирают, заменяют свежими. Карты, схемы, фотографии… Он уже знал, что вечерами в клубе часто собираются бойцы и командиры, отдыхают, развлекаются, а также и обсуждают случившееся за день, а больше всего говорят на самую тревожную тему – о международной обстановке.

– Иван Евгеньевич, – обратился Волков к своему заместителю,– вот в подразделениях-то, которые здесь, у нас, жизнь кипит, а каково положение в батальоне Цыганенка? Его роты теперь стоят на «точках», далеко… Не забываешь ты про них?

– Так ведь разве они дадут забыть? – отшутился Мамонов.

А потом, уже став серьезным, сообщил, что вчера только побывал в роте Салмина. Все у них там в полном порядке. Не было ни одного случая нарушения линий связи. Тренируются и днем и ночью. Используют каждый пролетающий самолет, чтобы условно поймать его в лучи. Оборудуют позиции, отрабатывают взаимозаменяемость в расчетах.

– Коммунистов маловато в роте,– озабоченно заметил он.– На отдельных позициях по одному-два коммуниста. Комсомольцев побольше. Ребята активные…

– На них и делайте ставку,– сказал Волков. – А с жильем как?

– Палатки в основном. Есть землянки, да сыро в них, Погода-то не балует.

– Пусть по-хозяйски к землянкам своим относятся. Подремонтируют их, осушат.

Мамонов оживился:

– Вот кто хороший хозяин, так это старший сержант Басович. И в землянке у него сухо, и боевой листок на видном месте висит. Окопы аккуратные, дерном обложены… Мы там устроили учебную тревогу по предложению начальника станции. Была дана вводная: «Шевченко ранен». Он третий номер, его заменил помощник. И что вы думаете? Прекрасно справился с обязанностями Шевченко. Расчет выполнил задачу, поставленную начальником станции, в установленные нормативом сроки.

Волкова очень заинтересовала учебная тревога у Басовича. Он стал расспрашивать подробности. Мамонов ответил на все его вопросы, а потом признался:

– Лично мне, Иван Ефремович, полезно было взглянуть, как работают люди Басовича. Теперь накажу политрукам рот, чтобы при посещении позиций побольше обращали внимание, как начальники станций выполняют приказ по полку об освоении смежных профессий.

Разговор их прервал дежурный по части. В полк прибыл майор Сарбунов, надо было встретить его.

– Извини, Иван Евгеньевич,– заторопился Волков,– потом договорим. После обеда. А сейчас я к Сарбунову. Ты со мной?

Замполит развел руками.

– Рад бы, да на десять тридцать я назначил совещание политруков рот.

 

13

Выяснив прогноз погоды на ближайшие сутки, Волков присвистнул. Опять «осадки, местами сильные, ветер северо-западный, порывистый». Не просто в таких условиях проводить боевую учебу в полку. А она не прекращалась. Сколачивались расчеты, упорно тренировались их номера, обучались младшие командиры и рядовые приписного состава. Командир полка, политработники и работники штаба с утра до позднего вечера находились в подразделениях. За четыре месяца командования полком майор Волков почти не имел выходных дней. В тот год выезд в лагеря, ставший уже традиционным, отменили: на лагерной базе полка разместили вновь сформированные подразделения 14-го прожекторного полка. На понедельник, 23 июня, намечалось проведение штабного учения войск Московской зоны ПВО. В нем предстояло участвовать командиру и начальнику штаба полка. Капитан Зорькин и его заместитель старший лейтенант Еминов готовили необходимые материалы и рабочие карты.

Жена Волкова еще неделю назад уехала в Железноводск. Дочери – трехлетняя Ира и девятилетняя Лена – жили на даче под присмотром родственницы. Сам он возвращался к ним поздно вечером. А в субботу, 21 июня, решил выбраться немного пораньше, чтобы побродить с девочками по лесу, поиграть с ними в мяч.

– Погода как будто разгулялась,– устраиваясь в машине поудобнее, сказал Волков водителю.

Тот кивнул.

– Пора уж, скоро июль.

Машина мчалась по оживленной Москве, сигналя прохожим у перекрестков. На улицах заметно прибавилось молодежи: у школьников и студентов начались каникулы. Волков с интересом разглядывал их в открытое окно. Какие все жизнерадостные, крепкие, загорелые. И когда только успели загореть? Давно ли он был таким… Ему стало немного грустно, что проходит собственная молодость.

У кинотеатра машина сбавила скорость – закончился сеанс, и на площадь вывалила толпа. Волков начал вспоминать, когда они с женой последний раз были в театре или кино, и не смог вспомнить. Правда, недели три назад она предложила посмотреть какую-то кинокомедию, даже билеты сама купила. Иван Ефремович тогда удивился: он, оказывается, совершенно забыл, что в жизни существуют развлечения, и ему стало неудобно перед женой. Но на кинокомедию они так и не попали, потому что был занят. Договорились: в ближайшее же время восполнить этот непростительный пробел и побывать в кино. Потом сборы жены в Железноводск, переезд на дачу, разные неотложные дела… «К приезду жены из санатория нужно достать билеты в театр,– подумал он.– То-то обрадуется, да и мне развлечься не мешает».

Пригород Москвы кончился. За окном мелькали березы, потянулись поля.

Незаметно добрались до дачи. Отпуская водителя, Волков сказал ему:

– Ну как, товарищ Евсеев, дорогу запомнил?

– Запомнил, товарищ майор.

– Тогда до завтра…

А назавтра в четыре часа утра раздался стук в дверь. Волков услышал его сразу, будто и не спал. Встал с постели, натянул бриджи, вышел на террасу, как был, босиком, не ощущая прохлады раннего утра. Смутное беспокойство охватило его при виде растерянного водителя. Евсеев переминался с ноги на ногу.

– Что случилось? – спросил Волков.

– Вас срочно вызывают. Точно не знаю, в чем дело, товарищ майор, но что-то, по-моему, произошло. В городке все поднялись. И не только в нашем полку, в других тоже.

Волков быстро оделся, наспех причесал волосы. Окинул взглядом спящих дочурок. Так и не удалось поиграть с ними в мяч. Без него будут завтракать, без него в лес пойдут. И, конечно, замучают золовку вопросами: где папа, куда девался…

– Поехали,– сказал майор и, пропустив вперед себя водителя, направился к машине.

Вдоль шоссе стлался туман. Клочки его цеплялись за нижние ветки кустов. Было очень тихо. Встречные машины попадались редко.

Дремота одолевала майора. Может, и не случилось ничего вовсе? Может, это обычная тревога?

«Не спится новому командиру корпуса»,– потягиваясь, подумал Волков.

– Каково ваше мнение, товарищ Евсеев, по поводу столь срочного вызова? – обратился он к водителю.

– По-моему, что-то серьезное случилось, товарищ майор. Прибежал запыхавшийся посыльный: «Вставай быстрее и за командиром. Передай, что нужно срочно прибыть в штаб и позвонить майору Сарбунову».

«Значит, Сарбунов уже вызван… Действительно, что-то не так»,– опять забеспокоился Волков.

В центре Москвы майор обратил внимание на легковые машины. В такую рань их никогда не бывало так много. А в машинах в основном военные.

– Товарищ Евсеев, прибавь-ка газу,– попросил Волков, подумав: «Да, похоже, не одного меня вызывают».

В Чернышевских казармах царило необычное оживление. Связисты и вносовцы копошились около своих автомашин. У штаба 1-го прожекторного полка уже собралась группа командиров.

– Товарищ майор, за время моего дежурства в полку никаких происшествий не произошло. Начальник штаба, кроме вас, вызвал своих заместителей, начальников служб, командиров батальонов и рот,– отрапортовал дежурный по полку.

В кабинете начальника штаба уже находились все три командира батальонов и начальник политотдела.

– Докладывайте, Александр Иванович. Капитан Зорькин встал из-за стола.

– Меня вызвали в три утра. По прибытии позвонил Сарбунову. Поступила команда: готовить полк к развертыванию на позициях в зоне зенитной артиллерии. Тут же послал за вами, вызвал ваших заместителей, командиров подразделений и начальников служб. Вас, по прибытии, майор Сарбунов просил позвонить,– закончил капитан Зорькин.

Волков посмотрел на часы. Часовая стрелка приближалась к половине пятого. Надо позвонить Сарбунозу.

– Товарищ майор, докладывает Волков. Прибыл в расположение полка.

Последовала короткая пауза, во время которой Волкову стало жарко, даже пот прошиб. Что-то скажет Сарбунов?

– Иван Ефремович, фашистская Германия напала на нашу страну. Враг бомбит приграничные города. Командир корпуса отдал приказ о приведении всей системы противовоздушной обороны Москвы в боевую готовность с развертыванием частей согласно мобилизационному плану. Вам надлежит развернуть полк в зоне зенитной артиллерии.

Страшная весть поразила Волкова. Как же так? Неужели война? Это не укладывалось в голове, и Волков не сразу осознал всю неотвратимость случившегося.

Положив трубку, Волков пошел в свой кабинет. Нужно было сосредоточиться, оценить создавшуюся обстановку, посоветоваться с начальником политотдела.

Около пяти часов утра Сарбунов позвонил Волкову сам:

– Штаб отдал директиву о мобилизационном развертывании. Вам надлежит развернуть полк по штату военного времени с вызовом всего приписного состава,– сообщил он.– Полку определен боевой порядок, как и предусматривалось в зоне зенитной артиллерии согласно имеющейся у вас схеме.

Волков вызвал начальника штаба.

– Объявите полку боевую тревогу. Готовьте приказ на занятие позиций в зоне зенитной артиллерии. В шесть утра соберите командиров подразделений до командира роты включительно и начальников служб в комнате совещаний,– сказал Волков и подумал: «Вот и кончилась мирная жизнь…»

Небо хмурилось. У бензозаправочной станции скопились спецмашины. Парк боевой техники НЗ еще не был вскрыт. Прожекторные станции стояли ровными рядами в ожидании своих расчетов. А расчеты уже поднимались по первой, не учебной, а боевой тревоге.

За парком боевой техники возвышались корпуса 4-й городской больницы. Там пока не знали, что началась война. Дойдет очередь и до медицинского персонала. Начнут оборудовать госпиталь, готовиться к приему раненых. «А мы должны защитить людей от налетов и бомбежек вражеской авиации»,– подумал Иван Ефремович.

Командир был уверен в своих подчиненных. За четыре предвоенных месяца он хорошо познакомился с ними. Неплохо узнал почти каждого командира взвода, знал и многих начальников прожекторных станций.

Мысли Волкова прервал ожидаемый звонок начальника прожекторов корпуса. После короткого разговора Иван Ефремович передал старшему политруку Мамонову:

– Полк развертывается по штатам военного времени с вызовом всего приписного состава и использованием материальной части, оружия, горючего и другого имущества НЗ в соответствии с мобилизационным планом.

Шел второй час Великой Отечественной войны.

– Товарищ командир. Командиры подразделений и начальники служб собраны в комнате совещаний,– доложил вошедший заместитель командира полка майор Дмитриев.

– Хорошо. Начштаба, пошли.

Рассматривая собравшихся, их сосредоточенные лица, настороженные, обращенные к нему глаза, –Иван Ефремович думал о том, что сейчас ему надо сообщить им всем о вероломном нападении фашистской Германии. Кто-нибудь уже, наверное, догадывается о том, что скажет командир полка, но гонит от себя подозрения. Никто, ни один человек не хочет верить в самое ужасное.

Какой бы напряженной ни была обстановка в мире в предыдущие годы, все настраивали себя на лучшее. Трудились, отдыхали по воскресным дням. А сегодня как раз воскресенье. Всю неделю ждали его! Мечтали, строили планы. Кто на рыбалку собирался, кто в зоопарк с детьми. Капитан Смирнов, пристроившийся в углу комнаты на одном стуле с лейтенантом Сорокиным, наверняка отправился бы в Парк культуры и отдыха имени Горького, где постоянно устраивались сеансы одновременной игры в шахматы: он один из сильнейших шахматистов полка. У. лейтенанта Сорокина другое увлечение – футбол, он всех болельщиков «переболеет»…

Волков вздохнул и объявил:

– Товарищи! Сегодня в четыре часа утра немецкие войска без объявления войны перешли нашу границу.

Фашистские самолеты бомбят города. Пограничные соединения и части ведут боевые действия.

При первых же словах Ивана Ефремовича в зале стало настолько тихо, что он вдруг отчетливо услышал скрип своих ремней. Люди, сидевшие перед ним, замерли.

– Теперь мы, товарищи, находимся на военном положении. Командиром первого корпуса ПВО подписан боевой приказ о приведении всей системы противовоздушной обороны Москвы в боевую готовность с вызовом в части всего приписного состава. Наш полк будет обеспечивать ночные боевые действия частей зенитной артиллерии непосредственно над Москвой, а также на юго-восточном и юго-западном направлениях от нее. Начальник штаба,– обратился Волков к Зорькину,– зачитайте боевой приказ первому зенитно-прожекторному полку.

Зорькин зашуршал бумагой.

– Боевой приказ ? 02. 22 июня 1941 года. Германия в 4.00 22.6.41 разбойничьи напала на Советский Союз, бомбила города Каунас, Вильно, Брест, Гродно, Житомир, Киев, Севастополь и начала военные действия по всей границе Советского Союза всеми родами наземных и воздушных сил. Пункт ПВО Москва объявлен на угрожаемом положении. На 1-й корпус ПВО и 6-й авиационный корпус возложена задача оборонять от воздушного нападения город Москву, уничтожить противника на подступах к пункту. Полку поставлена задача в третьем, четвертом, пятом секторах, а также в центральной части города обеспечить огонь зенитной артиллерии и зенитных пулеметов 193-го, 329-го и 475-го зенитно-артиллерийских полков и 1-го зенитно-пулемет-ного полка, действия истребительной авиации в ночных условиях. Задачи подразделений…

Воспользовавшись короткой передышкой, которую позволил себе Зорькин, чтобы отпить глоток воды из стакана, Волков предложил командирам раскрыть карты.

– Первому батальону продолжал начальник штаба,– в четвертом секторе в границах: справа Воробьеве – Середнево, слева Калужская застава – Крекшино обеспечить в ночных условиях огонь 329-го зенитно-артиллерийского полка, командный пункт – Коньково. Первой роте обеспечить в ночных условиях огонь дивизионов 1-го зенитно-пулеметного полка, 250, 745, 176, 251, 193 и 329-го зенитно-артиллерийских полков, расположенных в черте города. Командный пункт – Центральный телеграф. Главные объекты – Кремль, Октябрьский и Казанский вокзалы, автозавод, авиазавод, железнодорожные мосты в районе Кутузовской слободы и Центральный аэродром.

Волков прервал чтение приказа жестом и громко произнес:

– Товарищ Виноградов.

– Я,– вставая, отозвался командир первой роты, невысокий, коренастый лейтенант.

– На ваше подразделение возлагается особая задача: оборона важнейших объектов Москвы и правительственных учреждений. Обязательно уточните с начальником штаба расположение позиций.

– Есть, товарищ майор.

– Товарищ Дронов.

Поднялся командир первого батальона.

– Я.

– Вам необходимо уделить особое внимание занятию боевых позиций первой ротой и обеспечить ее готовность в первую очередь.

– Есть, товарищ майор.

– Продолжайте, товарищ Зорькин.

– Второму батальону в пятом секторе в границах: справа Ногатино – Лопатине, слева Гайвороново – Белятино обеспечить в ночных условиях огонь 745-го зенитно-артиллерийского полка. Командный пункт – Гремячево…

– Минуточку,– снова прервал Зорькина Волков.– Командир второго батальона.

– Слушаю, товарищ командир.

– Уловили некоторые изменения в боевом порядке по сравнению с предварительно разработанной схемой?

– Уловил.

– Можете продолжать, товарищ Зорькин.

– Третьему батальону в третьем секторе в границах: справа Кутузовская слобода – Дарвино, слева Воробьево – Середнево обеспечить в ночных условиях огонь 193-го зенитно-артиллерийского полка. Командный пункт – Немчиново.

– Как видите, товарищ Цыганенко,– сказал Волков командиру третьего батальона,– ваш батальон останется на своих боевых позициях.

– Есть, товарищ майор.

Потом начальник штаба зачитал заключительную часть боевого приказа, определявшую переход прожекторных батальонов в оперативное подчинение обеспечиваемых зенитно-артиллерийских полков с боевой готовностью в 21 час 22 июня и развертывание командного пункта полка в помещении штаба в Чернышевских казармах.

После Зорькина говорил Волков. Отдавая последние на сегодня распоряжения, он спешил распустить людей.

– Все подразделения, размещенные в артиллерийских городках, немедленно вызвать в Чернышевские казармы. Расчеты доукомплектовать приписниками. Выезд подразделений из расположения полка – до четырнадцати часов. Всё, товарищи. Приступайте к выполнению боевого приказа.

Комбаты подошли к начальнику штаба, командиры рот – к начальникам служб, чтобы уточнить, пока было время, возникшие вопросы. Они вполголоса переговаривались между собой. Всех волновало одно: Родина в опасности.

Иван Ефремович помог начальнику штаба дать разъяснения командирам батальонов. Проверил отправку посыльных на сборные пункты и прошел по службам. Везде кипела работа. «Что будет, если сегодня же ночью враг появится в небе Москвы?» – подумал Волков. Хотя светлого времени на занятие боевых позиций было достаточно, его не оставляло стремление быстрее отправить подразделения в район их боевых порядков: по пути могут встретиться и непредвиденные трудности. Особенно его беспокоили подмосковные проселочные дороги, еще не просохшие от прошедших дождей. Для таких дорог, как правило, глинистых и разбухших от воды, нужны автомашины с повышенной проходимостью. А его боевая техника не полностью отвечала этому требованию: только звукоулавливатели были смонтированы на трехосных автомобилях.

Достав из кармана носовой платок, Волков вытер потный лоб и немного успокоился. Поразмыслив, пошел в парк боевых машин – там бойцы работали у материальной части. Здесь все делалось в большом темпе. Ревеля заводимые двигатели автомашин. Некоторые расчеты укладывали полученное по тревоге имущество. Прожекторные станции и звукоулавливатели неприкосновенного запаса, стоявшие до этого на колодках, уже были на ходу. Все шло вроде так, как надо. «Может, подразделения задерживает выдача оружия и имущества?» – подумал командир и направился на склады полка, где хранился неприкосновенный запас. На складах раздавали оружие, боеприпасы, продовольствие, химическое и инженерное имущество. «Скорее, скорее»,– хотелось крикнуть Волкову. Но» он сдерживался и вившие оставался спокойным. Действовать надо четко, без суеты. Никакой паники. «И жена, так некстати уехавшая в санаторий, очевидно, вернется,– на минуту отвлекся Волков.– По месту работы ее, безусловно, ждут важные дела…»

В воротах городка показалась группа людей з штатском. Это прибыл из города приписной состав, извещенный повестками.

 

14

15 июня 1941 года, за неделю до войны, взводы лейтенантов Теплова и Ковалькова были выведены в городок зенитно-артиллерийского полка для отработки практических задач и взаимодействия. Сюда же собрали на учебные сборы и приписной состав роты. Приписники – красноармейцы и младшие командиры – под руководством опытных номеров прожекторных расчетов изучали материальную часть звукоулавливателей, прожекторных станций, свои обязанности при работе на них, стрелковое оружие, способы инженерного оборудования боевых позиций.

На воскресенье 22 июня планировалось проведение политинформации, спортивных соревнований, просмотр кинофильма в клубе зенитчиков. Однако осуществить их не удалось: в 5 часов 20 минут в общежитие командиров вбежал запыхавшийся посыльный: «Боевая тревога! Война, товарищи!»

В первый момент Теплое не осознал услышанного, показалось, что слова посыльного относятся только к артиллеристам. Но в следующее мгновение страшное слово «война» подействовало отрезвляюще.

– Александр,– сказал он проснувшемуся Ковалькову,– быстро собирай личный состав. Проверь снаряжение, поставь задачу готовить материальную часть к маршу. А я пойду к дежурному, свяжусь со штабом полка.

– Есть,– ответил Ковальков, быстро оделся и вышел из общежития.

В комнате дежурного собралось много артиллеристов. Телефонная линия была занята. Сказав дежурному о том, что как только будет звонок от прожектористов, пусть немедленно найдут его, Теплов направился вслед за Ковальковым в расположение роты.

Встретив у выхода из казармы прожектористов, следовавших в парк материальной части, он приказал выделить связного к дежурному по зенитно-артиллерийской части и проинструктировал его. Затем вошел в помещение, уточнил задачу суточному наряду и тоже направился в парк. Надо было проверить, как идет подготовка к предстоящему маршу в Чернышевские казармы.

Военный городок уже не был похож на городок мирного времени. Хотя тревоги всегда превращали его в «потревоженный муравейник», однако учебный характер тревог в мирное время все же накладывал свой отпечаток – чувствовалась условность в обстановке и действиях командиров. Сейчас же, в эти утренние часы первого дня войны, взводы, отделения, расчеты старались как можно быстрее прибыть в парк материальной части, почти все делалось бегом. При этом не было слышно посторонних разговоров – все были захвачены серьезностью положения.

Но до парка дойти не удалось: подбежал связной и подал телефонограмму: «Со всем личным составом и материальной частью прибыть в Чернышевский гарнизон. Фортов».

Было 6 часов 45 минут утра. Теплов сообщил содержание телефонограммы подошедшему Ковалькову, уточнил, как идет подготовка матчасти, и они вдвоем, отпустив связного, пошли выбирать место для построения колонны. В связи с тем, что на проходящем около военного городка шоссе движение автомашин было незначительным, командиры решили построить колонну прожекторных станций на обочине шоссе. Выехать из городка наметили в 8.00.

Сплошная облачность, висевшая над Москвой и ее пригородами уже более трех недель, в то памятное утро 22 июня к восьми часам рассеялась.

Колонна готова к маршу. Теплов обратился к личному составу:

– Нам приказано срочно прибыть в Чернышевские казармы. Следуем колонной. В расчетах назначить наблюдателей за воздухом и за сигналами с головной машины. Я – впереди колонны, лейтенант Ковальков – замыкающий. По машинам!

Колонна тронулась и, набирая скорость, направилась по Боровскому шоссе к Москве. Внушительно выглядели высокие каркасы из брезента защитного цвета, прикрывавшие установленные на автомашинах звукоулавливатели и зенитные прожекторы. При виде военных автомашин милиционеры-регулировщики останавливали движение городского транспорта, и те, не снижая скорости, проезжали перекрестки московских улиц.

На одном из поворотов Теплов приоткрыл дверцу кабины и оглядел колонну: все машины с одинаковым интервалом следовали одна за другой, строго соблюдая его указания.

«Молодцы»,– подумал Теплов о водителях и их начальниках – младших командирах.

Вскоре колонна через контрольно-пропускной пункт въехала на территорию Чернышевских казарм. Теплов сразу увидел майора Волкова. Поставив свою машину в парк и показав места остальным, он подбежал к командиру полка:

– Товарищ майор, второй и третий взводы пятой роты из артиллерийского городка прибыли в полном составе.

Волков обрадовался, что последнее подразделение полка, находившееся вне гарнизона, наконец прибыло и теперь весь полк был в сборе.

– Хорошо, товарищ лейтенант. Дальше действуйте по указанию командира роты. В четырнадцать часов намечен выезд на боевые позиции.

Около полудня к Волкову в кабинет зашел начальник политотдела:

– Иван Ефремович, в двенадцать часов ожидается важное правительственное сообщение. Нужно послушать. Надеюсь, вы не будете возражать – я пригласил зайти к вам ваших заместителей и начальников служб.

Через несколько минут все были в сборе. Никого уже не удивили слова заместителя Председателя Совнаркома, народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова о нападении фашистской Германии. Все знали, что началась война и идет уже восемь часов, что приграничные города подверглись нападению вражеской авиации. Командиры внимательно слушали Заявление Советского правительства. Оно вселяло веру в победу над коварным врагом: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

 

15

Майор Волков беспокоился, как бы не опоздать с выездом подразделений на боевые позиции, и поэтому сразу же после прослушивания Заявления Советского правительства направился в парк материальной части.

– Лейтенант Теплов! Ваш взвод готов к выезду? – спросил он командира взвода, увидев, что его подчиненные закончили погрузку полученного имущества и стояли в строю около своих прожекторных станций.

– Товарищ майор, взвод к совершению марша на боевые позиции готов!

– Немедленно выезжайте.

– Есть,– ответил Теплов и скомандовал: – По машинам! Следовать за мной!

Взвод Теплова первым из подразделений части отправился на боевые позиции.

Выехав за пределы Москвы, машины пошли по Каширскому шоссе. Впереди показалась деревня Орехово, за которой начинался открытый участок шоссе. Здесь Теплов решил остановить колонну. Он приказал ефрейтору Шамалю, сидевшему в связном газике, подать сигнал «Остановка».

– Начальники станций, ко мне! – скомандовал Теплов, когда машины остановились на обочине шоссе.– Проверить состояние матчасти. Боевые позиции занять согласно имеющимся картам. Командиру отделения связи выделить связистов и средства связи в расчеты. Начальникам станций далее следовать самостоятельно. Мой пункт управления на позиции пятьсот шестьдесят. О боевой готовности доложить в девятнадцать тридцать. Мой заместитель – сержант Михайлов. По машинам!

После проверки матчасти, проехав еще немного по шоссе, машины свернули на проселочную дорогу, которая уходила в лесной массив. Дожди освежили деревья. Они стояли по обе стороны дороги словно умытые. Ветерок колыхал их сочные листья. Но те же дожди превратили проселочную дорогу в глинистое месиво, в котором буксовали тяжелые прожекторные машины. Каждый километр пути преодолевали с трудом. Особенно тяжелым оказался подъем у деревни. Машины надсадно ревели, скользили назад и снова карабкались вверх. Но вот показалась деревня. Проехав немного по ровной дороге, машины остановились. Теплое вместе с сержантами направился уточнять место позиции. Согласно карте ее необходимо было выбрать на южной окраине деревни Коробово. Командир взвода решил свой пункт управления разместить здесь же.

– Товарищ Михайлов! Осмотрелись? – спросил Теплое через некоторое время сержанта.– Где предполагаете разместить позицию?

– Да. Думаю позицию разместить на возвышенности, что южнее деревни,– и Михайлов рукой показал в сторону холма, поросшего кустарником.– Прожектор, звукоулавливатель и пост управления расположим у северного склона, а агрегат электропитания – ближе к деревне. Землянку для расчета выкопаем около агрегата электропитания.

– Согласен, действуйте.

Через несколько часов бойцы Михайлова вкопались в землю. Левее их, за проселочной дорогой желтело ржаное поле, за ним белела стволами молодая березовая роща, которая южнее позиции переходила в лесной массив.

Деревня Коробово состояла из шестидесяти дворов, раскинувшихся по обе стороны небольшого оврага. На западной стороне стояло несколько летних домиков, которые занимал выехавший из Москвы детский сад. За оградой играли ребятишки, в стороне от них стояли воспитатели и о чем-то разговаривали. Заметив военных, подошли к ним, поинтересовались:

– Надолго к нам?

– Мы – зенитчики-прожектористы,– отвечал Теплов,– здесь будет наша боевая позиция.

– Но это опасно для детей. Начнете стрелять, напугаете их.

– Не беспокойтесь. Мы будем только освещать ночью самолеты противника, а стрелять по ним будут зенитчики, которые далеко отсюда. Но все же, когда начнется стрельба, прошу детей из помещения не выпускать во избежание случайного поражения осколка – разъяснял Теплов.

– Можно на вашей кухне приготовить обед? – поинтересовался сержант Михайлов.

– В детском саду не разрешается готовить пищу для посторонних, да и плита у нас маленькая.

– А если в порядке исключения? – спросил Теплов.

– Плита свободна только на час, а потом детишкам будет готовиться ужин,– уступила воспитательница.

– Это нас устраивает.

В тот же вечер красноармейцы оборудовали свою полевую кухню.

В 18.30 к Теплозу подошел ефрейтор Шамаль:

– Товарищ лейтенант, связь между позициями и ротным командным пунктом наведена. Слышимость хорошая.

– Хорошо, товарищ Шамаль. Теперь нужно установить постоянное дежурство у телефонов и периодически проверять связь. Подготовьте все необходимое для исправления в случае повреждений линии.

– Есть, товарищ лейтенант,– четко ответил Шамаль. В 19.30 сержант Михайлов доложил о готовности станции к боевой работе.

– Окопы должны быть готовы завтра, а сегодня около каждой станции вырыть щели и подготовить место для отдыха расчета и связистов,– приказал ему Теплов.

– Мы, товарищ лейтенант, посоветовались и решили сначала построить плетенку там, под деревьями, а затем уже строить землянку.

– Что это за плетенка?

– Вроде шалаша из ветвей, но прямоугольной формы. Пока тепло, она нас вполне устроит.

– Действуйте, товарищ Михайлов. К девяти вечера все номера расчета должны быть на своих местах.

Теплов позвонил на другие позиции взвода.

– Пятьсот шестьдесят первая к бою готова,– доложил начальник второй станции-искателя старший сержант Турчин.

– Чем занят расчет? – спросил Теплое.

– Отрываем щели и строим шалаш.

– Как с питанием?

– Мы как прибыли на позицию, тут же выделили двух человек, и они соорудили кухонный очаг. Обед был, ужин готовится.

– Еще раз опробуйте материальную часть и проверьте работу системы. Организуйте охрану позиции.– И тут же связался с другими подразделениями.

– Пятьсот шестьдесят вторая и пятьсот шестьдесят третья, доложите о готовности,– приказал Теплов вызванным к телефону начальникам станций-сопроводителей.

Выслушав доклады своих подчиненных, Теплов позвонил командиру роты и доложил о готовности взвода.

Наступил вечер. Лес, окружавший деревню, уже начал темнеть, хотя стволы берез еще светлели в лучах заходящего солнца. В деревне гавкала собачонка. «Чего ее разбирает? Ведь она будет мешать слухачам!» – сердито подумал Теплов и решил сам сесть на место слухача по азимуту, чтобы определить, будет ли лай мешать работе. Он надел шлем с наушниками и стал медленно поворачивать рупоры звукоулавливателя в сторону шоссе. Отчетливо слышался шум проходящих автомашин.

Теплов повернул ручку звукоулавливателя в сторону Коробово. Наушники наполнились звуками вечерней деревни. Играла гармошка, где-то дальше, очевидно в соседней деревне, молодежь пела теребящую душу песню «Последний нонешний денечек», по-прежнему лаяла собачонка. «Она работе по переднему краю мешать не будет, да и деревня к ночи угомонится,– подумал Теплов,– но нужно посадить слухачей на звукоулавливатели пораньше, чтобы они изучили местный звуковой фон и привыкли к нему».

В девять часов вечера была объявлена готовность номер один. Началось боевое дежурство, но налета авиации противника в эту ночь не было. С рассветом объявили готовность номер три – материальную часть зачехлили, замаскировали, а расчеты ушли на отдых.

 

16

В конце июня командир пятой роты лейтенант Фортов посетил позиции взвода Теплова. Сначала он побывал на станциях-сопроводителях второй линии, оттуда заехал на позицию старшего сержанта Турчина и, наконец, прибыл на позицию сержанта Михайлова, где размещался и КП Теплова.

– Товарищ лейтенант, взвод занимается инженерным оборудованием позиций и тренировкой расчетов,– доложил Теплов прибывшему командиру роты и указал на подчиненных. Те представились:

– Начальник станции-искателя сержант Михайлов.

– Начальник звукоулавливателя сержант Минаев. Обойдя позицию, Фортов сказал:

– Прошу иметь в виду, что противник может появиться не только с запада. Фашистская авиация, возможно, ударит и с других направлений, в частности с юго-востока, то есть как раз через позиции вашего взвода. Поэтому ночное боевое дежурство необходимо нести очень бдительно. Нужно точно знать установленный на данные сутки сигнал «Я-свой», учиться распознавать пролетающие самолеты по звуку моторов. Для этого слухачам, начальникам расчетов и остальному составу, наблюдающему за воздушной обстановкой, при пролете своих самолетов следует внимательно прислушиваться к звуку их моторов. Нужно несколько изменить и порядок тренировок расчетов. В дневное время при появлении любого самолета в районе позиции подавать команду «Тревога» и работать всем расчетом или же команду «Расчет звукоулавливателя – к бою» и тренировать слухачей и корректировщиков. В этом случае тренировки будут проходить в реальной обстановке.

– Есть. Организуем,– заверил командира роты Теплов и в свою очередь спросил: – Хорошо бы нам иметь у себя таблицу условных сигналов. Тогда бы мы не освещали свои самолеты.

– На ротном командном пункте такая таблица есть. В ближайшие дни разошлем выписки из нее во взводы, на искатели переднего края. А к отражению налетов вражеской авиации расчеты должны быть готовы в любую ночь. Есть данные, что к ним немцы усиленно готовятся,– добавил командир роты.– А как у вас дежурят расчеты?

– По первому положению находятся у матчасти и обучают приписников. В час ночи отправляем их на отдых, а основные расчеты остаются на своих рабочих местах. С рассветом зачехляем и маскируем матчасть. Отдых до десяти утра. После отдыха – работы по инженерному оборудованию позиций.

– Уровень грунтовых вод здесь все-таки высокий,– сказал Фортов, когда они с Тепловым и Михайловым подошли к окопу агрегата электропитания.

– Да, здесь место неподходящее,– отвечал Теплов. – Мы уже подобрали другую позицию. Завтра начнем делать трассировку.

– Пока воздержитесь. В ближайшее время предстоит передислокация батальона в район световых прожекторных полей на юго-запад от Москвы, а эти позиции передадим прожекторным дивизионам зенитчиков,– сказал Фортов.– Пусть зенитчики сами выбирают новое место для позиции. Мы их об этом предупредим.

Фортов уже собирался уезжать к себе, как кто-то из красноармейцев попросил его рассказать о положении на фронтах.

– Наши войска ведут ожесточенные бои. Противнику удалось глубоко вклиниться на нашу территорию. Фашистская авиация бомбит города и населенные пункты, с каждым днем залетая все дальше на восток. От нас требуется бдительнее нести боевое дежурство. Налетов на Москву можно ожидать каждую ночь.

– Ясно, товарищ лейтенант,– в один голос ответили слушавшие его красноармейцы.

Фортов возвратился на свой командный пункт. Он размещался в землянке, в городке зенитно-артиллерийского полка около деревни Орехово. Кроме оперативной комнаты, где стоял стол-планшет с рабочей картой командира роты, здесь было и спальное помещение для красноармейцев, обслуживающих командный пункт, а также комнаты командира роты, политрука и командира взвода связи. Рядом имелся наземный наблюдательный пункт, куда с приближением самолетов противника к боевым порядкам роты переходил командир и откуда по телефону руководил боевой работой взводов.

Войдя в оперативную, Фортов увидел на столе раскрытую подшивку корпусной газеты «Тревога» и обратил внимание на крупный заголовок: «Воззвание ко всем воинам противовоздушной обороны столицы». «Очевидно, политрук проводил занятия»,– подумал комроты и прочитал статью. «Товарищи красноармейцы, командиры и политработники! – говорилось в ней.– Наглые фашистские разбойники вторглись в пределы нашей страны. Вражьи самолеты сбрасывают бомбы на советские города и села. Германские фашисты пытаются поставить на колени свободолюбивый русский народ, отнять у него великие завоевания Октябрьской социалистической революции…

Партия и правительство возложили на нас, зенитчиков-артиллеристов, вносовцев, аэростатчиков и прожектористов, почетную обязанность, поручив охранять Москву – сердце страны социализма…

Выполнение этой великой задачи является делом чести, доблести и геройства каждого бойца, командира и политработника нашего соединения…

Будьте же начеку, сыны советского народа!

Враг может появиться неожиданно, в любую минуту!

Смерть взбесившимся фашистским гадам!»

 

17

Командный пункт капитана Дронова находился в деревне Коньково. Побывав там, проверив боевое дежурство, Волков решил заехать домой в Кутузовскую слободу. Квартиру получили перед самой войной и еще не успели обжить.

Жена на днях вернулась из санатория – какой там отдых сейчас. Вместе с детьми она переехала с дачи в Москву и готовилась к эвакуации. Так что предстояло расставание.

Стараясь не шуметь, Иван Ефремович открыл дверь и вошел в квартиру.

– Ты, Ваня? – тихо, чтобы не разбудить спящих дочек, спросила жена.

– Да, я.

– Который час?

– Пятый.

– Ты, наверное, не спал? Поспи часа два.

Однако поспать удалось недолго – разбудили дети.

– Вставай, вставай, папа, уже утро,– зазвенел голосок трехлетней Иринки.

– Папа, а мы уезжаем на Урал,– сообщила старшая Лена.– Ты будешь нас провожать? Ты к нам приедешь?

– Не смогу, дочка. К сожалению, не смогу…

Иринка забралась к нему в постель.

– Нам без тебя будет скучно, папа,– сказала Лена, поправляя сбитое Иринкой одеяло.

– Нужно потерпеть, пока идет война. Во всем слушайся маму и помогай ей. Не обижай сестренку.

– А скоро кончится война? – Иринка прижалась к отцу.

– Как разобьем фашистов, так и кончится.

При всем старании казаться спокойной, Жене не удавалось скрыть от мужа свое волнение, связанное со скорым отъездом. Дорога дальняя, а дети маленькие… Куда едут? Как устроятся?

– Женя, ты решила, что взять с собой? – спросил Иван Ефремович, зная, что брать разрешалось только самое необходимое.

– Подбираю. Вот это надо взять, и это…

– А день отъезда установлен?

– Пятого июля должны сдать вещи. А шестого в пять часов вечера отъезд.

Женя раскладывала вещи: что сдать в багаж, что взять с собой.

– Ваня? – Она смахнула набежавшую слезу.– Неужели надолго расстаемся?

– Не расстраивайся, милая. Будем надеяться, что ненадолго.

– Не хочется уезжать. Тяжело мне будет одной, без тебя, пусть даже среди хороших людей…

– Ничего не поделаешь. Оставаться здесь нельзя. Начнутся бомбежки, сама понимаешь.

– Все понимаю, Ваня. Ты хоть пиши почаще…

– Как только сообщишь адрес, сразу напишу.

 

18

Для удара по советской столице с воздуха гитлеровское командование выделило шесть отборных бомбардировочных авиасоединений и сосредоточило их на аэродромах занятых районов Белоруссии. Среди них авиаэскадры дальних бомбардировщиков «Легион Кондор», «Вевер» и «Гриф», завоевавшие мрачную славу варварскими бомбардировками городов и населенных пунктов республиканской Испании, разбойничьими налетами на города и села Польши, Югославии и Греции.

Экипажи бомбардировщиков «Хейнкель-111» «Юн-керс-88», «Дорнье-215» были укомплектованы опытными летчиками и штурманами, глазным образом офицерами.

Перед войной воздушная линия Москва – Берлин обслуживалась двусторонне: ежедневно один самолет с советским экипажем вылетал из Москвы в Берлин, где ночевал и возвращался домой; другой самолет с немецким экипажем вылетал из Берлина, ночевал в Москве и на другой день тоже летел обратно. Некоторые немецкие экипажи во время полета вели разведку, уклоняясь от разрешенного маршрута, за что им было отказано в продлении визы в Советский Союз. Во время этих рейсовых полетов немецкие пилоты хорошо изучили расположенные по маршруту населенные пункты, промышленные предприятия, железнодорожные станции. Их отчеты изучались военными летчиками, готовившимися к налетам на Москву. Многие из них еще до войны не раз пролетели по этой авиалинии.

К обороне столицы с воздуха усиленно готовились соединения и части противовоздушной обороны Москвы– 1-й корпус ПВО генерал-майора Д. А. Журавлева, состоявший из частей различных родов войск – зенитной артиллерии, зенитных пулеметов, аэростатов заграждения, зенитных прожекторов, частей воздушного наблюдения, оповещения и связи, и 6-й истребительный авиационный корпус полковника И. Д. Климова, состоявший к началу войны из одиннадцати истребительных авиационных полков. Летный состав истребительных авиационных частей осваивал действия ночью.

В основу противовоздушной обороны города был положен принцип круговой эшелонированной обороны с усилением западного, юго-западного и южного направлений. Внешняя граница обороны определялась радиусом боевых действий истребительной авиации, части которой располагались на аэродромах вокруг Москвы на удалении 100-120 километров. На истребительную авиацию возлагалась основная задача борьбы с воздушным противником. Зенитная артиллерия создавала мощную зону огня в радиусе 30-40 километров вокруг города и внутри него, в районе важнейших объектов. Аэростаты заграждения и зенитно-пулеметные части усиливали прикрытие центра города и его западных, юго-западных и южных окраин.

Общее руководство войсками ПВО столицы осуществляли командующий Московской зоной ПВО генерал-майор М. С. Громадин и начальник штаба зоны генерал-майор А. В. Герасимов с командного пункта 1-го корпуса ПВО, находившегося непосредственно в городе. Здесь размещались командование зоной с оперативной группой, пункты управления командиров 1-го корпуса ПВО и 6-го истребительного авиационного корпуса, оперативные группы начальников зенитной артиллерии и зенитных прожекторов, главный пост ВНОС и узел связи. На командном пункте постоянно находились ответственные дежурные.

Наряду с частями ПВО к отражению налетов и ликвидации последствий бомбардировок готовилась и местная противовоздушная оборона Москвы. Формирования самозащиты усиленно учились восстанавливать разрушенные сооружения городского хозяйства, тушить пожары, оказывать помощь пострадавшим.

Когда в конце июня прожекторные дивизионы 193, 329 и 745-го зенитно-артиллерийских полков, оборонявших столицу на западном и южном направлениях, получили технику и личный состав, появилась возможность часть сил и средств 1-го прожекторного полка направить на выполнение основной задачи – обеспечение боевых действий истребительных авиационных полков на наиболее вероятном направлении налетов фашистской авиации.

30 июня командир и начальник штаба 1-го прожекторного полка получили задачу от командира корпуса: создать световое прожекторное поле в районе Можайск, Дорохове.

Майор Волков предложил образовать сводный для этой цели прожекторный батальон из третьей, шестой и восьмой рот во главе с комбатом 3 старшим лейтенантом Цыганенко и его штабом. Командование утвердило это решение. Так было создано в Красной Армии первое световое прожекторное поле. Впервые в реальной обстановке организовывалось взаимодействие прожектористов и летчиков. Для связи между ними использовалась электрострела (Размещенный на земле электрический планшет в виде стрелы, с помощью которого прожектористы указывали летчикам направление пойманного ими в лучи самолета противника), обслуживаемая расчетом полка ВНОС.

4 июля полк произвел перегруппировку, сосредоточив сводный батальон Цыганенко к 9.00 на сборном пункте в поселке Жаворонки. Здесь батальон и полу-чип боевую задачу создать световое поле в районе Перешипово, Александровское, Назарьево, Старая Руза. Батальонный командный пункт развернуть на западной окраине поселка Дорохово.

Боевой порядок занимали без предварительной рекогносцировки – по картам.

Батальон подготовился к обеспечению действий истребительной авиации 6-го корпуса. Установили прямую связь и с батальонным постом ВНОС для получения данных о противнике, и с ближайшими истребительными полками.

Фашисты вели воздушную разведку. Уже с начала июля для советских истребителей ПВО наступила горячая пора. Первый разведывательный полет врага был осторожным: 1 июля самолет «Юнкерс-88» на большой высоте сделал несколько кругов над Вязьмой и быстро ушел. На следующий день разведчик «Хейнкель-111» появился над Ржевом. Его обнаружил и сбил летчик 11-го истребительного авиационного полка лейтенант Гошко, вылетевший с аэродрома Великие Луки. Во время первых атак у самолета Гошко отказало вооружение. Тогда он, не раздумывая долго, дал полный газ и винтом истребителя ударил по хвосту вражеского разведчика. Фашистский самолет врезался в землю. Свой истребитель с поврежденным винтом Гошко посадил на ближайшей площадке. Таран лейтенанта Гошко был первым в системе противовоздушной обороны столицы.

4 июля вражескому разведчику на большой высоте удалось достичь западных окраин Москвы. 6 июля звено истребителей 11-го полка во главе со старшим лейтенантом Шишовым преградило путь восьми бомбардировщикам Ю-88, летевшим к столице. С первой же атаки Шишов сбил один самолет. Фашисты, потеряв строй, сбросили бомбы куда попало и ушли.

С 8 июля воздушная разведка усилилась. Противник подбирался к аэродромам, военно-промышленным объектам Подмосковья, выяснял группировку средств противовоздушной обороны. Чувствовалось, что гитлеровцы активно готовятся к бомбардировке Москвы.

Командование корпуса решило наращивать силы ПВО на вероятном направлении налетов.

10 июля майор Сарбунов снова вызвал Волкова и Зорькина в штаб корпуса. Прибыли также командиры и начальники штабов других прожекторных частей.

– Товарищи командиры! – голос майора Сарбунова был твердым, хотя на лице его лежала печать усталости, а глаза покраснели от ночных дежурств и напряженной работы в дневное время.– Противник готовит налеты на Москву. Он уже бомбит отдельные объекты в Подмосковье и ведет интенсивную разведку систем ПВО города. Нам приказано создать световые прожекторные поля во всей западной зоне действий част истребительной авиации.

Сарбунов подошел к схеме боевого порядка, на которой были нанесены аэродромы базирования и зоны боевых действий частей истребительной авиации.

– По решению Верховного Главнокомандующего Московская зона ПВО для истребительной авиации разделена на четыре сектора: северный, западный, южный и восточный. Общее руководство и управление истребительной авиацией ПВО города Москвы осуществляют командир шестого авиационного корпуса полковник Климов и его начальник штаба полковник Комаров с командного пункта первого корпуса ПВО. В секторах управление действиями истребителей будут осуществлять заместители командира авиакорпуса. На северном, северо-западном и частично на западном направлениях три световых поля – первое, второе и третье – создает четырнадцатый прожекторный полк.

– Есть,– ответил майор Чернявский.

– На западном, левее третьего поля четырнадцатого полка, юго-западном и южном направлениях три световых поля – четвертое, пятое и шестое – создает первый прожекторный полк.– Сарбунов посмотрел на Волкова, сидевшего у окна.

– Есть,– поднялся Иван Ефремович.

– Третий батальон вашего полка,– обращаясь к Волкову, продолжал Сарбунов,– пока остается в световом поле, созданном в районе Можайск, Дорохово. Первая рота полка остается в черте города, а взамен ее в первом батальоне вам надо сформировать десятую роту. Ваше предложение о перемещении командного пункта в село Ивановское, находящееся на возвышенном месте в тыльной части среднего светового поля, принимается.

– Ясно, – ответил Волков.

– Необходимо установить тесное взаимодействие с командирами истребительных полков. Перегруппировку –произвести в течение суток семнадцатого июля и в двадцать один час доложить о боевой готовности.

Начальник прожекторов корпуса поставил задачи и другим, еще формируемым, частям, а затем, оглядев присутствующих, сказал:

– Всем немедленно вернуться в свои полки и приступить к отработке боевых распоряжений, приказов и рабочих карт для командиров и подразделений с тем, чтобы перегруппировка прошла оперативно, в течение суток, как это определено приказом командира корпуса. Совещание закончено.

Возвратившись к себе, Волков и Зорькин вызвали помощников начальника штаба и дали им указания подготовить необходимые документы.

 

19

Первые недели войны для Ивана Ефремовича Волкова были особенно горячими. Он беспрестанно разъезжал по позициям и командным пунктам подразделений, требовал как можно больше тренироваться, учил командиров управлять подразделениями.

Командный пункт его оборудовался в селе Петровском. Место было выбрано неудачное: расположение в низине ограничивало обзор пространства. Поэтому когда капитан Зорькин, отрабатывая варианты боевого порядка для создаваемых световых полей, обратил внимание на село Ивановское и расположенный рядом совхоз «Первомайский», Волков тут же послал туда помощников начальника штаба старшего лейтенанта Еминова и лейтенанта Винниченко. Они должны были выяснить, стоит ли переносить туда КП. Местность и совхозные постройки показались им подходящими, в чем они и заверили Волкова. Вскоре Волков и сам убедился в этом.

Утром 11 июля выехали в село Ивановское. По обе стороны шоссе зазеленел подмосковный лес. Скоро начался крутой спуск к небольшой речушке. Проехали мост, и снова подъем и поворот к Ивановскому. Лес кончился, справа показались широкие поля, а слева – постройки совхоза «Первомайский». На возвышенности был расположен старый парк, принадлежавший когда-то к владениям местной церкви. Село Ивановское раскинулось справа от дороги, на берегах Десны, поросших буйной зеленью. От села Ивановского и дальше на восток река как бы обозначала северную границу восточной части световых прожекторных полей полка.

Купол церкви, в которой размещались клуб, библиотека и столовая, возвышался над деревьями парка.

– Иван Евгеньевич, видите эту колокольню? – спросил Волков старшего политрука.– Хотим сделать ее наблюдательным пунктом. А в клубе и библиотеке можно устроить командный пункт и штаб полка. С колокольни будет видна боевая работа во всех трех световых полях.

– Колокольня, конечно, хороший наблюдательный пункт,– одобрил Мамонов.– На первое время, раз нет другого помещения, можно разместиться и в церкви…

– И для НП другого высокого здания нет. И штаб будет рядом. Директор совхоза обещал выделить помещение.

Остановили машину около домика управления совхоза.

Волков, Зорькин и Мамонов предупредили директора о приезде и пошли к церкви. Там их поджидал начальник связи полка лейтенант Поляков с группой связистов.

Заведующий клубом показал клубное помещение и библиотеку. Библиотекарь, девушка лет двадцати, с сожалением смотрела на стеллажи с книгами: сколько трудов затрачено, а приходится все оставить.

На колокольню поднимались медленно: трудно взбираться по шаткой лестнице в узком полутемном проходе. Колокола давно сняли, так что наверху ничто не мешало передвигаться от проема к проему колокольни. Глядя на юго-запад, Иван Ефремович произнес:

– В этом направлении будет пятое световое прожекторное поле (СПП). Его граница справа пройдет вдоль Киевской железной дороги, а слева – по Калужскому и Малоярославецкому шоссе. Их, к сожалению, отсюда не видно. Командный пункт командира пятого поля Березняка – километрах в пятнадцати, в деревне Лук-ино, а передний край – внешняя линия позиций прожекторных станций-искателей – пройдет несколько севернее реки Нары. Это примерно в тридцати пяти километрах юго-западнее нашего КП. Так, Александр Иванович?

– Для прожекторных станций рубеж поиска самолетов лучом будет дальше еще на шесть-семь километров в сторону противника. Таким образом, первое соприкосновение с противником, как говорят пехотинцы, произойдет от нас километрах в сорока.

– Правильно, Александр Иванович. Внешняя граница зоны поиска лучами прожекторов определяет начало боевого соприкосновения с противником. Это-зона поиска. Но нас в не меньшей степени интересует и глубина прожекторного поля, то есть пространство, в котором истребители могут атаковать освещенную цель. При удачных поисках оно и будет около сорока километров,– развил Волков мысль Зорькина.– У нас в ПВО многие тактические понятия и нормы приобретают другой смысл. Вот представьте: второй батальон по фронту, то есть между Наро-Фоминском и Малоярославецким шоссе, раскинется на двадцать пять километров. В наземных войсках на таком участке действуют несколько стрелковых дивизий. Да и управлять подчиненными подразделениями там значительно легче: командир полка поле боя видит невооруженным глазом, а у нас не увидишь.– Иван Ефремович посмотрел на карту, а затем стал всматриваться в бескрайний, казалось, лес, скрывавший и Калужское шоссе – правую границу шестого СПП, и Подольск, от которого уходила на юг левая, восточная, граница боевого порядка первого батальона, и все другие населенные пункты.– Перейдем к восточному проему, оттуда виднее,– предложил своим спутникам Иван Ефремович.

Но и оттуда разглядеть Подольск не удалось. Волков показал рукой, где находится город.

– От «его идут на юг, к Серпухову, железная дорога и шоссе, которые являются восточной границей первого батальона. Но города не видно, вот разве что дымки на горизонте выдают его. Александр Иванович, проверь направление по карте.

Зорькин подтвердил:

– Да, совпадает. До Подольска около двадцати пяти километров.

– А сколько до КП батальона и левофлангового взвода на переднем крае?

– До КП примерно двадцать пять километров, а до левофлангового взвода – сорок пять.

– Вот почему, Иван Евгеньевич,– Волков повернулся к Мамонову,– наблюдательный пункт нужно иметь повыше. Ничего не поделаешь, придется воспользоваться православной церковью… Посмотрим на западное направление.

Четвертое СПП старшего лейтенанта Цыганенко расположится относительно нашего КП западнее. Левая граница его пройдет за Киевской железной дорогой, а правая – южнее Москвы-реки, на участке Вееденское, Улитино и севернее на участке Улитино, Старая Руза. Ширина по переднему краю составит тоже двадцать пять километров, глубина светового поля по позициям – около тридцати. Сколько до КП и правофлангового взвода, Александр Иванович?

– Дэ КП по прямой двадцать пять, а до крайнего взвода на переднем крае около сорока пяти километров.

– Таким образом,– хотя наш командный пункт и расположен посередине боевого порядка полка, мы не сможем наблюдать освещенные цели на флангах световых полей, управлять действиями подразделений даже с этой колокольни и наводить истребители на цели. Это будут делать батальоны и роты. С КП полка будем наблюдать лишь цели, находящиеся в радиусе примерно до пятнадцати километров. Поэтому связь между командными пунктами должна работать надежно, а на планшете управления надо четко обозначать обстановку. Как, товарищ Поляков, у нас обстоит дело? – поинтересовался Волков у начальника связи.

– Телефонными аппаратами обеспечим, но кабеля не хватит. Линии мы ведь должны оставить артиллеристам. Тот кабель, что имеется, будет выдан подразделениям на сборных пунктах в день передислокации. Для связи с командными пунктами батальонов и рот придется там, где это возможно, использовать постоянные линии гражданской связи. Связисты сориентируются на месте. Они не подведут. Что касается оборудования нашего КП, то приступим к нему завтра.

– Александр Иванович, на связь обратите внимание.

– Есть, товарищ майор.

По Киевскому шоссе, скрываемому густым лесом, с глухим гулом шли автомашины. «Очевидно, боеприпасы везут»,– подумал Волков.

– Александр Иванович! Какими ориентирами, на ваш взгляд, воспользуется противник при ночных налетах на Москву? – спросил Волков начальника штаба.

– При пролете четвертого поля обязательно использует Москву-реку, города Рузу и Звенигород, Минское шоссе, Белорусскую железную дорогу, Можайск и Кубинку. На юго-западном направлении, то есть при пролете поля второго батальона,– Киевскую железную дорогу, шоссе, город Наро-Фоминск и Апрелевку. Хорошими ориентирами будут также Малоярославецкое и Калужское шоссе. При налете с юго-запада ориентирами послужат Курская железная дорога, шоссе Серпухов-Москва, города Малоярославец, Серпухов и Подольск.

– Да, западное и юго-западное направления – основные,– заключил Волков,– и боевой порядок полка соответствует этому.

– Иван Ефремович, а подразделения будут проводить рекогносцировку позиций и маршрутов движения в новые районы? – задал вопрос начальник политотдела.

– Нет,– покачал головой Волков.– Они займут позиции по картам. Рекогносцировку проведут только для выбора места командных пунктов батальонов. Сегодня командир второго батальона уже выехал на место своего будущего КП. Сейчас заедем к Дронову, в первый батальон, дадим ему указания. И он завтра выедет на место своего КП в район южнее Подольска. Для оказания помощи в проведении рекогносцировки направим в третий батальон Цыганенке товарища Еминова. Выбор места для командных пунктов нужно ускорить, чтобы связисты успели вовремя навести связь от полка до батальонов и от батальонов до ротных командных пунктов. А командиры взводов и начальники прожекторных станций свои позиции займут по картам.

– Каким маршрутом поедем к Дронову?

– По Киевскому шоссе до Тропарево, а затем повернем направо и проселочной дорогой до Коньково. Через час будем у него. О нашем приезде он предупрежден.

Спустившись с колокольни, командиры еще раз прошлись по бывшей церкви и наметили, где следует разместить планшеты боевого управления и рабочие места расчетов командного пункта полка. Затем уже вместе с представителем совхоза осмотрели дома, которые предполагалось использовать для размещения личного состава. Для бойцов подразделений обслуживания на первое время решили развернуть палатки.

– Александр Иванович,– предупредил Волков начальника штаба,– завтра до обеда постарайтесь закончить подготовку материалов к совещанию командиров батальонов и рот. Я с утра поеду уточнять с командирами истребительных полков вопросы взаимодействия. А во второй половине дня и вам надо съездить на южный аэродром.

– Есть, товарищ майор. Мы с Еминовым еще сегодня успеем многое сделать, а завтра, когда он поедет в третий батальон, я докончу работу с Винниченко. Конечно. очень важно узнать, как будут действовать авиаторы, и не только по нашим сигналам, но и без них. Вроде несложно: цель отчетливо видна в лучах прожекторов. Пусть наводят и атакуют. Другое дело, если истребители залетят в тыл светового поля и их потребуется направить на цели, освещенные в удаленных подразделениях.

– Действительно, кажется все просто,– задумчиво проговорил Волков.– Увидел, подлетай и сбивай. Но когда в световых полях появится несколько целей, нашим летчикам, самим ослепленным, будет трудно сориентироваться. Нам же с земли виднее, какие цели атакуются, а на какие нужно навести истребители. Словом, взаимодействие должно быть безукоризненным.

 

20

Каждую ночь боевое дежурство на позициях лейтенанта Теплова шло установленным порядком: личный состав находился у материальной части готовый в любой момент начать поиск и освещение воздушных целей. Позиции и линии связи усиленно охранялись. Днем расчеты занимались боевой подготовкой: тренировались сами и учили дублеров из приписного состава, из которых предполагалось сформировать новые расчеты, как только поступит техника от промышленности. Наряду с дежурством и боевой подготовкой оборудовали позиции – окопы для материальной части и землянки для личного состава.

Около двух часов ночи 16 июля Теплова к телефону вызвал Фортов.

– Сорок первый слушает.

– Как дежурство? – услышал Теплое голос командира роты.

– Все в порядке. Расчет на местах.

– Хорошо. Сегодня к двенадцати часам прошу прибыть ко мне на ротный КП. Есть новости.

– Есть, прибыть на РКП,– ответил Теплое.

– Михайлову и Турчину скажите, чтобы как следует проверили материальную часть, особенно ходовую. Пусть позаботятся, чтобы шоферы выспались. Надеюсь, предварительные указания понятны?

– Есть! Понятно.

– Действуйте.

На РКП Теплое прибыл чуть раньше намеченного времени. Представился командиру роты. Вскоре появился и Ковальков. Когда прибыл наконец командир третьего взвода лейтенант Неустроев, Фортов ознакомил их с приказом об обеспечение боевых действий истребительных частей. Показал на карте места расположения станций каждого взвода и маршруты движения к ним и продолжил:

– Первый взвод Теплова занимает позиции не левом фланге района и действует в составе двух искателей – сержантов Леонова и Михайлова и трех сопроводителей – младших сержантов Сидорова и Калгамова и старшего сержанта Турчина, который, кстати, завтра должен получить новую прожекторную станцию и расчет из приписников. Станции Леонова, Турчина и Калга-нова от Москвы следуют по Калужскому шоссе до Вороново, откуда Турчин и Калганов поедут на свои позиции, а станция Леонова – в деревню Кленовка. Остальные станции взвода вместе с командиром следуют по Киевскому шоссе до железнодорожной станции Бекасово и далее через Шабаново, Могутово на свои позиции.

На розданных командирам взводов картах уже были нанесены их позиции. В роте намечалось создание четвертого прожекторного взвода, поэтому старший сержант Турчин и переводился на одну из позиций, расположенных в тыловом районе роты. Ему, наиболее опытному сержанту, коммунисту, вполне можно было поручить это дело.

– Товарищ Теплов,– добавил ротный,– отметьте на своей карте маршруты движения станций в новый район и перенесите их на карты Леонова и Турчина с тем, чтобы завтра не терять времени. Все ясно?

– Неплохо бы знать соображения командира взвода связи о порядке наведения связи между станциями и с РКП. Он перед совещанием говорил, что мы должны телефонный кабель передать зенитчикам.

– Хорошо, Емельянов это сделает после того, как мной будут поставлены задачи Ковалькову и Неустроеву.

Командир роты объявил новый состав прожекторных станций взводов Ковалькова и Неустроева, поставил им задачи в СПП и определил маршруты движения в район боевого порядка. Взводу Ковалькова позиции назначались на правом фланге ротного района, и ехать к ним он должен был тем же маршрутом, что и Теплое. Станции взвода Неустроева тоже должны следовать по Киевскому шоссе, но раньше, чем другие, повернуть на Кузнецово и направиться на свои позиции.

– Глеб Петрович! – обратился Фортов к Емельянову.– Теперь докладывай ты.

– Согласно распоряжению, полученному нами для нового района боевых порядков, мы действительно телефонные линии передаем зенитно-артиллерийским полкам, а телефонные аппараты берем с собой. Вчера я получил кабель, но его недостаточно. Придется использовать в тыловых взводах гражданские линии связи. Что касается наводки новых линий, то их целесообразно прокладывать по просекам в лесных массивах, а также вдоль проселочных дорог. Тогда можно будет использовать связную автомашину, да и поддерживать в исправности линии связи будет легче.

– Хорошо. Теперь, товарищи, об организации переезда в новый район,– обратился к присутствующим Фортов.– Завтра, то есть семнадцатого июля, после объявления положения номер два материальную часть свернуть, дать людям отдохнуть и к десяти утра всем станциям прибыть на РКП. Оперативно принять расчеты и матчасть. Получить телефонный кабель, подготовиться к маршу, как положено, и проинструктировать начальников станций, особенно Леонова и Турчина. Следовать повзводно, самостоятельно. РКП в деревне Могутово. О боевой готовности доложить в двадцать часов.

Командир роты уточнил, все ли поняли боевую задачу и, получив утвердительный ответ, дал указание разъезжаться.

К середине июля под Москвой установилась хорошая погода. Проселочные дороги подсохли и стали легко проходимы для автомашин. «Это хорошо,– подумал Теплов,– передислоцируемся благополучно, вот только относительно мелких речушек нужно будет узнать у местных жителей, где их лучше объехать».

Впереди показалась позиция старшего сержанта Тур-чина, и Теплов приказал заехать к нему. Он передал

Турчину полученные от командира роты распоряжения. Тот был несколько смущен таким оборотом дела, но лотом, выслушав Теплова, понял, что такое решение командира роты является положительной оценкой его работы. Он повеселел и пригласил Теплова отобедать в его полевой столовой-плетенке, которая завтра должна была завершить свою работу.

– Райский, иди и ты,– позвал Турчин водителя.

– Спасибо. Я пообедал на РКП, пока командиры совещались.

Прибыв на свой командный пункт, Теплов вызвал к себе начальника станции и командира отделения связи и поставил им задачу на завтрашний марш в район нового боевого порядка, в СПП-5. Михайлову по карте показал место его новой позиции и маршрут следовавия. С командиром отделения связи ефрейтором Шамалем наметил маршруты для связистов и нанес на свою карту.

– Как, товарищ Шамаль, думаете вести линию к Леонову? Там же большой лес.

– Да, это самая большая и трудная линия во взводе. Товарищ лейтенант, а если ее наводить с обеих сторон, то мы бы выиграли время.

– Что ж, это предложение стоящее. Нужно только выбрать пункт встречи. Завтра дадим указания сержанту Леонову и его связисту. От домика лесника просека идет почти до позиции Леонова.

– А на эту просеку, товарищ лейтенант, идет проселочная дорога от Кленовки. Так что связист и пойдет именно по этой просеке.

– Поручим Леонову уточнить все это.

Михайлов молчал во время этого разговора, а когда он закончился, спросил Теплова, предполагая, что тот после совещания на РКП знает несколько больше, чем сказано в скупых строчках газет:

– Товарищ лейтенант, как дела на фронтах? Ничего нового не слышно?

– Немцы опять начали наступление. Сейчас они усиленно готовятся к налетам на Москву. Бомбят некоторые города Московской области. Будете проводить беседу с личным составом, скажите об этом.

Приближалось время боевого дежурства. Михайлов пошел готовить матчасть. Теплов склонился над картой, изучая подъездные пути к новым позициям взвода и намечая пункты разъезда станций на свои позиции в районе боевого порядка СПП-5.

 

21

17 июля подразделения 1-го прожекторного полка из зоны зенитной артиллерии передислоцировались в световые прожекторные поля. 19 июля из района Можайск, Дорохове на новые позиции переехали и подразделения сводного батальона старшего лейтенанта Цыганенко, и к исходу дня четвертое, пятое и шестое световые поля уже полностью подготовились к боевой работе. По соседству, на западном и северо-западном направлениях, расположились подразделения 14-го прожекторного полка.

Около подмосковных деревень, а то и вдали от населенных пунктов, на лесных полянах, расчеты развернули прожекторные станции. Как и в зоне зенитной артиллерии, внешнюю линию прожекторных станций составляли станции-искатели, имевшие звукоулавливатели, а несколько в глубине разместились станции-сопроводители. Между станциями, удаленными друг от друга, как правило, на 5-6 километров, через поля, луга и леса были проложены телефонные линии связи. По ним начальники станций к концу каждого дня докладывали своим командирам взводов о готовности отражать налет противника. По таким же линиям доклады поступали на командные пункты прожекторных рот и батальонов.

 

22

Трудный марш позади. Под вечер 19 июля младший сержант Спасский доложил командиру взвода:

– Система готова к бою.

Что скрывалось за этими скупыми словами? Напряженный и слаженный труд многих людей. Ведь надо было за считанные часы подготовить технику к маршу, получить запасные части и продукты, проинструктировать личный состав, куда и в каком порядке следовать на боевую позицию, а там, уже на месте, произвести ориентировку и юстировку станции и, наконец, опробовать систему.

И вот номера расчета заняли свои места, готовые устроить врагу достойную встречу. Но налета и в эту ночь не было. После короткого предутреннего отдыха бойцы дружно стали оборудовать позицию.

Не забыли и о тренировке. Слухачи в шлемофонах с помощью штурвалов поворачивали рупоры звукоулавливателей – учились ловить цель на наших пролетающих самолетах. Корректировщики снимали их курс, наводчики по выданным слухачами азимуту и углу места направляли прожектор через синхронную передачу на запеленгованную цель. Все были заняты, всем хватало работы. Еще на старой позиции номера расчета много времени тренировались не только на своих рабочих листах, но и отрабатывали взаимозаменяемость. Вдруг ранят кого-нибудь в самый разгар боя? Тогда его заменит товарищ. Так что на взаимозаменяемость начальник системы Спасский обращал особое внимание.

Как и многие его сверстники, он был призван в армию с первого курса института. Успел окончить с отличием полковую школу, а главное – полюбил прожекторную технику. Шел ему двадцать четвертый год. И хоть подчиненные его были тоже молоды, почти все комсомольцы, вначале у него не было уверенности, что станет для них хорошим командиром. Одно дело – средняя школа, где, будучи секретарем комитета комсомола и председателем старостата, вел общественную работу, совсем другое – армия, да еще во время войны. Там – ребята, тут – взрослые люди со сложившимися взглядами на жизнь, с разным уровнем образования. К тому же некоторым нелегко дается воинская дисциплина… Вот и найди подход к каждому бойцу.

Спасскому удавалось найти этот подход. Он занимался со своими людьми не только специальной подготовкой. Большое значение придавал также и политическим занятиям, которые проводил сам.

Помогал ему агитатор взвода ефрейтор Иванов. У него был природный дар воспитателя. Чуть заметит, что кто-то захандрил, как незаметно, ненавязчиво втянет в разговор, расспросит про дом, про близких, припомнит какой-нибудь смешной случай из своей жизни, и смотришь – приободрился человек, повеселел. Уже шутит, улыбается, с охотой берется за любое дело.

 

23

Командный пункт третьего батальона, куда спешил сейчас на эмке старший политрук Мамонов, располагался в десяти километрах от Голицино. Многие бойцы там просились на передовую. Хотя и понимали, что отвечают за неприкосновенность воздушных рубежей столицы, что должны выполнять свой долг перед Родиной именно здесь, где их поставили, но все-таки просились на фронт. Их тоже можно было понять: время для страны трудное, к тому же семьи у некоторых в оккупации…

Стояло тихое утро. Мелькавшие по обеим сторонам шоссе сосны, голубое безоблачное небо, нарядные беззаботные бабочки – все это никак не вязалось с тем, что шла кровопролитная война. Хотелось любоваться природой, а надо было думать о делах.

Вот она, деревня Часцы. КП Цыганенке в молодой березовой рощице выдавал дымок над ней. Не успел Мамонов сделать и шага от машины, как появился боец с винтовкой, знаком велел остановиться. Взглянув на красные прямоугольники в петлицах Мамонова, подтверждающие принадлежность к старшему комсоставу, он четко отдал честь.

Мамонов предъявил пропуск.

– Проезжайте, товарищ старший политрук.

И Мамонов махнул рукой водителю – разрешил ехать, а сам зашагал по тропке к КП, который размещался в палатке, покрытой для маскировки зелеными ветками.

– Товарищ старший политрук! – вытянулся при виде Мамонова комбат 3.– Личный состав командного пункта отдыхает после ночного дежурства. Командир батальона старший лейтенант Цыганенко…

– Здравствуйте, Федор Степанович.– Мамонов огляделся.– Приехал пораньше, чтобы посмотреть, как вы устроились.

– Мы все еще устраиваемся, Иван Евгеньевич. Начали рыть котлован для землянки.

– А как к этому относится Иван Ефремович? Цыганенко замялся.

– По-моему, одобряет. Считает, что долго мы тут будем.

Потом комбат рассказал про вражеские самолеты-разведчики. Они прилетали вчера прямо среди бела дня, три сразу. Чтобы не демаскировать себя, огонь по ним не открывали. А пока он, Цыганенко, звонил летчикам, самолетов уже и след простыл.

– Да, обстановка осложняется,– задумчиво проговорил старший политрук.– Теперь жди налетов. Как, готовы к ним?

– Готовы, Иван Евгеньевич. Только вот не знаю, что с моими людьми делать… Заладили: на фронт да на фронт. Вчера трое просились, сегодня уже два рапорта получил…

– Вот об этом сейчас и поговорим.

На поляне уже собрались бойцы. Мамонов прочитал последние сообщения Совинформбюро. И спросил:

– Вопросы есть?

Поднялся связист КП батальона Моргунов.

– Разрешите?

– Пожалуйста.

Взвод Моргунова укреплял линии связи. Приходилось бывать в разных деревнях. Везде колхозники забрасывали бойцов вопросами о положении на фронте. И при этом так смотрели на них, молодых и здоровых, что тем не по себе становилось.

– Глядят на меня и думают, чего ж, мол, ты, друг сердечный, в тылу околачиваешься, когда надо тебе на передовой с немцами драться,– так закончил выступление Моргунов и ссутулил могучие плечи, словно стыдился своего крупного, пышущего здоровьем тела.

– На передовую, значит, хочешь? – прищурился старший политрук.

– А можно? – с надеждой распрямился Моргунов.

– А сам-то как считаешь? Ну давайте все уйдем на фронт, а кто Москву от вражеских самолетов защищать будет? Вот вчера их разведчики прилетали, не сегодня-завтра с бомбами заявятся. Кто же нашу столицу спасет от них, даст им отпор? Что же ты молчишь?

Обращаясь к сконфуженному Моргунову, старший политрук, по сути дела, вопросы свои задавал всем бойцам. И они потупились. А он говорил о том, что их части придется отражать основной удар фашистской авиации. 14-й прожекторный полк пока только организуется. Большинство бойцов там призваны из запаса, им еще нужно учиться да учиться.

– Вы отдаете себе отчет в том, что значит послать на передовую, в ту же пехоту, специалистов, которых мы тут упорно и долго готовили? – голос Мамонова зазвенел металлом.– Пока будем готовить других, самолеты врага прорвутся к Москве. Можем мы допустить это, товарищ Моргунов?

– Нет,– твердо сказал Моргунов.– И не сомневайтесь, товарищ старший политрук, не допустим.

– Вот это речь уже не мальчика, но мужа,– с удовольствием процитировал повеселевший старший политрук.– Ведь у нас здесь с вами тоже фронт…

 

24

Затяжные дожди отмыли до блеска листву деревьев, и теперь она сверкала под солнцем как отлакированная. Буйно зеленели кусты. Зрела в садах, наливалась соком смородина. Яблони стояли сплошь усыпанные еще маленькими, совсем зелеными плодами. Зато вишня уже закраснелась.

Лето было в разгаре, но дни уже убывали. Ночи медленно и верно отбирали у суток минуту за минутой. К концу двадцать девятого дня войны светлое время уменьшилось почти на один час. А это имело большое значение…

Гитлеровское командование никак не решалось начать налеты на Москву. Слишком коротка была ночь, чтобы долететь до нее с аэродромов базирования и вернуться обратно. Днем же немцы этого делать не осмеливались. Они боялись истребителей и зенитной артиллерии, прикрывавших столицу. Воздушная разведка, проведенная ими в первых числах июля, и неудачные попытки налетов на подмосковные объекты днем, очевидно, показали командованию гитлеровского люфтваффе, что на подступах к Москве создана мощная глубоко эшелонированная противовоздушная оборона. Да и прифронтовые истребительные части Красной Армии при раннем наступлении рассвета успели бы нанести ощутимые потери посланным на Москву авиационным эскадрам на их обратном пути.

И только теперь, во второй половине июля, когда день укоротился, а наземным частям группы армий «Центр» удалось прорваться довольно далеко в глубь советской территории, гитлеровцы посчитали возможным начать ночные налеты на Москву.

Советское командование предпринимало все меры, чтобы не дать врагу осуществить его планы.

21 июля была проведена командно-штабная игра. Руководили ею Председатель ГКО и начальник Генерального штаба Красной Армии.

В течение двух часов на разработанных штабами Московской зоны ПВО и ВВС «налетах противника» проверялась готовность командования 1-го корпуса ПВО и 6-го истребительного корпуса к отражению налетов авиации противника на Москву.

К оборонительному сражению готовились и многочисленные части противовоздушной обороны столицы, тысячи ее командиров и десятки тысяч бойцов. Готовились на земле к боям в небе.

Подмосковное небо. До войны от него ждали то ясного солнца, то доброго дождика. Оно радовало ликующей голубизной, медленно плывущими облаками, ночными звездами. Война сделала небо иным – грозным, несущим смерть.

У воинов ПВО, для которых небо стало местом боя, ни на рассвете, ни в знойный полдень, ни в прохладные вечерние часы не прекращалась напряженная работа. Они зорко следили, не покажется ли над горизонтом, черная армада вражеских бомбардировщиков. Только операторы радиолокационных станций – первенцев отечественной техники наблюдения за воздушным пространством – смотрели не на небо, а на зеленоватые экраны электронных индикаторов, стараясь расшифровать непрерывно мерцающие и изменяющиеся по высоте импульсы отраженной энергии.

Аэродромы базирования вражеских бомбардировщиков находились теперь от Москвы в двух часах полета. От воинов ПВО требовалось создать надежный заслон, о который разбилась бы попытка фашистов бомбить столицу Страны Советов. Первый заслон создавали ночные истребители и прожектористы…

21.00. На главный пост ВНОС, входивший в состав командного пункта 1-го корпуса ПВО, от фронтовых соединений поступили первые данные: через район Смоленск, Рославль в северо-восточном направлении идет большая группа самолетов противника.

Боевые расчеты заняли свои места. Основное внимание командования корпуса было приковано к планшету. На большой карте с многочисленными синими змейками рек, на берегах которых были разбросаны прямоугольники деревень и зеленые острова лесов, пестрели красные и черные кружочки – боевые позиции подразделений.

Начальник оперативного отдела штаба подполковник Курьянов, слегка сощурясь, смотрел на левый край огромной карты-схемы, где по данным главного поста ВНОС планшетистами устанавливались свинцовые макеты самолетов врага, направленные в сторону Москвы. Стоя у карты, он доложил полковнику Гиршовичу:

– Самолеты этой группы скорее всего пойдут над железной дорогой Смоленск – Вязьма – Москва. Но они могут и разделиться на несколько мелких групп, чтобы нанести бомбовые удары с разных направлений.

Гиршович свел брови к переносице.

– А вы уверены, что противник ограничится только этой группой? Я лично нет. Задуман, видимо, массированный налет, и вражеская авиация будет действовать несколькими группами. Надо выяснить, что думают авиаторы.

По внутренней связи он соединился с начальником штаба 6-го истребительного авиакорпуса,

– Илья Иванович, вы следите за самолетами противника?

– Конечно,– ответил полковник Комаров.

– Похоже, что будет несколько эшелонов.

– Мы того же мнения и поэтому уже объявили первое положение для всех частей передовых аэродромов.

– Какие ориентиры, на ваш взгляд, использует противник при подлете к Москве? Откуда его ожидать?

– В первую очередь полетит вдоль железных дорог и шоссе. В сумерках они просматриваются довольно отчетливо. Не забудет он и про Москву-реку.

– Видимо, минут через сорок-пятьдесят они будут уже у границ нашей зоны?

– Да. А прожектористы готовы?

– Товарищ Сарбунов доложил, что все прожекторные части находятся в готовности к боевой работе.

Основное преимущество, которое давал вражеским бомбардировщикам ночной налет,– это скрытность. В темноте истребителям сбить их не просто, и зенитная артиллерия не так страшна, хотя ориентироваться ночью гораздо труднее, чем днем. Противник рассчитывал использовать и облачность для скрытого подхода к Москве.

И вот вражеские бомбардировщики подошли к границе Московской зоны ПВО в районе Ржев, Вязьма.

– Самолеты в нашей зоне,– доложил Курьянов.

– Вызывайте командира корпуса,– приказал Гиршович.

– Товарищ генерал, самолеты противника у наших границ,– сообщил начальник оперативного отдела генералу Журавлеву по специальному телефону с пульта управления.

– Тщательно наносите обстановку, сейчас буду на КП.

Ровно через две минуты генерал Журавлев появился в подземном помещении своего КП. Уточнив данные о воздушном противнике, командир корпуса приказал:

– Частям положение номер один. Усилить наблюдение за воздухом. Отразить налет авиации противника всеми средствами.

По различным линиям связи и по радио эта команда была передана на аэродромы истребительной авиации ПВО, зенитно-артиллерийским и прожекторным частям, пулеметчикам, аэростатчикам. Летчики-истребители заняли места в кабинах самолетов, готовые по первому сигналу вылететь на перехват воздушного противника. Зарокотали агрегаты электропитания, орудийные расчеты подготовили боеприпасы, аэростатчики подняли в ночное московское небо аэростаты заграждения, связисты на командных пунктах ожидали, какие последуют команды, а планшетисты по поступающим с главного поста ВНОС данным прокладывали маршруты приближающихся самолетов противника. Командиры готовили решения…

– Товарищ генерал, самолеты противника идут к Москве с трех направлений: северо-западного, западного и юго-западного. Впереди одиночные бомбардировщики. За ними с интервалом в десять минут – основные группы. Высота две-три тысячи метров,– доложил командиру корпуса начальник штаба.

– Товарищ Климов, истребители передовых аэродромов подняты на перехват? – спросил Журавлев.

– Ночники передовых аэродромов вылетели навстречу бомбардировщикам противника, – отвечал командир 6-го авиакорпуса.

«Юнкерсы», «хейнкели» и «дорнье» были уже совсем близко. Ночная тьма рассеивалась осветительными бомбами, сброшенными на парашютах. За штурвалами впереди летящих самолетов находились наиболее опытные летчики. На них, лидеров, возлагалась задача проложить маршрут, прорвать противовоздушную оборону Москвы и осветить зажигательными и осветительными бомбами те объекты, которые по решению гитлеровского командования предстояло бомбить в первую очередь. Самолеты врага шли развернутым строем, на значительном расстоянии друг от друга, с интервалами в несколько минут. Налет был спланирован с расчетом на непрерывность бомбовых ударов.

 

25

Командующий войсками Московской зоны ПВО генерал-майор Громадин расположился в соседнем с пунктом управления помещении, оборудованном динамиками громкоговорящей связи. По одному из них почти непрерывно передавались данные службы воздушного наблюдения о местоположении самолетов противника и наших истребителей, по другим можно было слушать команды, подаваемые командирами 1-го ПВО и 6-го авиационного корпусов.

– Как обстановка, товарищ Герасимов?

– Около семидесяти самолетов противника уже пересекли западную границу зоны ПВО. Это, очевидно, первый эшелон. В других районах зоны противник не обнаружен. Зенитная артиллерия Москвы готовит заградительный огонь,– доложил начальник штаба Московской зоны ПВО.

Команда! Взревев моторами, истребители взмывают в высоту, звеньями летят навстречу врагу.

Луны нет, и только впереди едва заметен горизонт. Мерцают звезды – на большой высоте они видны лучше, чем с земли. Но ориентироваться трудно. Пилотирование идет в основном по приборам. Летчикам приходится напряженно вглядываться в темноту, чтобы по выхлопным газам или теням на звездном небе вовремя обнаружить вражеские бомбардировщики. А тут еще приходится внимательно следить и за своими самолетами… Как бы не столкнуться.

Истребители, вылетевшие на перехват с передовых аэродромов, сумели обнаружить и удачно атаковать некоторые группы фашистских бомбардировщиков первого эшелона еще до подхода их к зоне световых прожекторных полей. И уже там, на дальних подступах к Москве, вынудили их разгрузиться от запаса бомб и повернуть назад. Но незамеченные и неатакованные самолеты врага продолжали лететь к Москве.

И вот в тревожное небо навстречу вражеским бомбардировщикам взметнулись голубоватые лучи прожекторов. В их свете четко обозначились силуэты вражеских самолетов. К ним устремились наши истребители. Завязались воздушные бои.

А над пригородами Москвы на пути прорвавшихся самолетов появились красноватые разрывы зенитных снарядов. Вспыхивая на разных высотах и заполняя большое пространство по фронту, они создавали сплошной огневой заслон вокруг столицы.

Это было начало сражения воинов противовоздушной обороны с противником в кебе Подмосковья.

 

26

Днем раньше майор Волков побывал в подразделениях пятого светового поля. Воины оборудовали позиции – рыли окопы-котлованы для громоздких звукоулавливателей, круглые – для прожекторов, с узкой кольцевой траншеей – для наводчика прожектора. Улучшали маскировку боевой техники, строили землянки.

Свой объезд командир полка начал с позиций станций-искателей шестой роты в районе Наро-Фоминска. Затем проверил работу командного пункта командира роты старшего лейтенанта Ткаченко. И только после этого направился на КП второго батальона, который размещался на южной окраине деревни Лукино, в деревянном старом доме, служившем до войны и читальней, и местом проведения досуга сельской молодежи.

На крыше соседней постройки под руководством начальника штаба батальона лейтенанта Бочарова был оборудован наблюдательный пункт, а в помещении установлен стол-планшет с картой местности и схемой боевого порядка батальона. На планшете чернели кружки позиций прожекторных станций и треугольники ротных командных пунктов.

– Командный пункт у вас почти в центре светового поля, это хорошо,– отрывая взгляд от планшета, одобрил Волков.– Управлять сопровождением целей будет удобно.– И спросил: – Как связь с ротами?

– Удовлетворительная. Нарушения бывают, но редко,– хрипловатым голосом доложил командир второго батальона капитан Березняк.

– А внутри рот? – Волков посмотрел на Бочарова.

– Все в порядке. Связисты постоянно работают на линиях: подвешивают кабель на шесты, улучшают переходы через дороги и реки…

По тому, как уверенно докладывал Бочаров, чувствовалось, что он в курсе всех дел своих подразделений.

– Я сейчас был на переднем крае шестой роты,– выслушав Бочарова, сказал Волков.– Позиции станций-искателей сержантов Сухорукова и Шульцева выбраны хорошо. Начальники станций толковые. Расчеты слаженные. Техника у них новая. А вот на двух других позициях звукоулавливатели старенькие… Это слабые места в боевом порядке батальона.

– Да, товарищ командир, к сожалению,– Березняк развел руками.– Желательно побыстрее вернуть оставленную для усиления зоны зенитной артиллерии систему «Прожзвук-четыре» сержанта Кацубо.

– Зенитчики возвратят станции-искатели, когда получат новые,– сказал Волков.– А пока нужно тренировать расчеты старых звукоулавливателей, чтобы работали и считывали координаты целей более четко, а прожектористы учились внимательно слушать их и быстро устанавливать данные на прожекторе.

– Мы так и делаем, товарищ командир.

– А на позициях пятой роты, у Фортова, вам удалось побывать? – обратился Волков к капитану Березняку.

– Пока нет,– нехотя ответил тот и, заметив неодобрительный взгляд Волкова, добавил: – Успел проверить пока только ближайшие «точки»…

– Это никуда не годится. Передовые позиции следует проверять в первую очередь. Ведь от их работы в большой мере зависит успех борьбы с вражеской авиацией. А как все же дела у Фортова на переднем крае?

– Фортов докладывал, что позиции выбраны хорошо. Сейчас оборудуются окопы. КП он разместил в Могутово. Связь работает исправно. По соседству с шестой ротой стоит взвод лейтенанта Ковалькова, а левее, ближе к Малоярославецкому шоссе,– взвод Теплова.– Березняк повернулся к начальнику штаба:-Товарищ Бочаров, доложите, кто начальники станций на переднем крае у Фортова.

– На пятьсот шестой позиции, юго-западнее Могутова,– Бочаров указательным пальцем провел по карте,– старший сержант Лотош, у него станция-искатель со старым звукоулавливателем. На пятьсот пятой позиции этого взвода, севернее Мачихино, система «Прожзвук-четыре» старшины Кузнецова. Здесь же наблюдательный пункт командира взвода Ковалькова. Во взводе Теплова обе станции-искатели «Прожзвук-четыре». На пятьсот второй позиции, около деревни Зинаевки, начальником станции сержант Михайлов, а на пятьсот первой, левофланговой позиции батальона около деревни Кле-новка – сержант Леонов. Наблюдательный пункт командира этого взвода на пятьсот второй позиции.

– Леонов, Михайлов, Лотош – знакомые фамилии, а вот Кузнецова что-то не припомню,– задумчиво произнес Волков.

– Из запасников, товарищ майор,– подсказал Бочаров.

– Лейтенант Фортов, думаю, не подведет, – заметил Волков, рассматривая карту.– В третьей роте первого батальона на переднем крае тоже две системы «Прожзвук-четыре». Таким образом, сектор над Малоярославецким шоссе прикрыт новой техникой. Но вам необходимо организовать более тесное взаимодействие с подразделениями батальона Дронова. Имейте в виду, что фашисты налет на Москву могут совершить в любую ночь. Батальон должен быть всегда в постоянной боевой готовности! Расчеты должны находиться вблизи боевой техники.

– Есть, товарищ командир.

– Доложите на КП полка, что я выехал туда. Близился вечер, поэтому Волков торопился. Надо было еще заслушать доклад начальника штаба полка о готовности подразделений.

В 21.00, как установлено командованием, Волков доложил на КП корпуса о боевой готовности полка.

Он все успел сделать вовремя.

До наступления темноты оставалось еще около часа, и Иван Ефремович Волков с начальником штаба занялись отработкой схемы боевого порядка седьмого светового поля. Его предполагалось развернуть на южном направлении, левее шестого.

Около десяти часов вечера раздался резкий телефонный звонок с ближайшего поста ВНОС – через него осуществлялась связь со штабом корпуса ПВО. Начальник поста передал от имени Сарбунова:

– Приближается большая группа самолетов противника. Проверьте связь.

Направленцы еще не успели оповестить подразделения полка, как поступила новая команда:

– Принять первое положение. Самолеты противника подходят к световым полям с западного и юго-западного направлений. Усилить наблюдение за воздухом.

Часы Волкова показывали 21.30. И он невольно подумал: – «Еще светло, а они уже идут».

Один за другим вражеские самолеты пересекли рубеж Ржев, Вязьма. Их маршруты четко фиксировались на планшете. По всем подразделениям полка до самых дальних станций связисты передавали:

– К бою! Самолеты противника подходят с запада и юго-запада. Поймать самолеты врага, осветить и сопровождать.

Волков смотрел на планшет.

За каждым треугольничком и кружочком карты боевого порядка Волков ясно представлял себе командные пункты батальонов и рот, боевые прожекторные станции, их начальников. Перебирал в памяти тех, кто призван охранять столицу. Его взгляд остановился на верхней границе боевых порядков. От нее до Москвы не так уж далеко. Там артиллеристы-зенитчики полков майора Кикнадзе и полковника Середина тоже готовятся к бою, а за ними – столица.

Хорошо бы связаться с аэродромами базирования истребителей, которые должны атаковать цели, освещенные прожекторными подразделениями полка. Но связи еще нет. Волков запросил свой наблюдательный пункт. Дежуривший там лейтенант Белов сообщил, что истребителей в зоне ожидания не видно, но со стороны Внуково слышен их гул. Значит, они поднимаются на перехват бомбардировщиков врага.

Волков знал, что в последнее время 6-й истребительный авиакорпус, оборонявший столицу на ее дальних подступах, усилен новыми авиационными частями, в корпусе проведен ряд крупных мероприятий по обеспечению успешного отражения налетов на Москву. Известно ему было и то, что корпус полковника Климова усиленно готовился все эти дни к мощному удару по противнику. Сообщение о вылете истребителей на перехват вражеских бомбардировщиков, приближающихся к боевым порядкам его полка, было кстати. Он перешел на наблюдательный пункт, оборудованный в церкви. А начальнику штаба, дал перед этим указание:

– Александр Иванович, своевременно информируйте батальоны о движении самолетов врага, требуйте докладов о их боевой работе.

 

27

Лейтенант Теплов проверял готовность ближайшей к его КП станции-сопроводителя около деревни Шубино, входившей во вторую от переднего края линию прожекторов. Приехал он туда под вечер. Начальник станции сержант Сидоров доложил ему, что пятьсот четвертая к бою готова.

– Как здоровье первого номера? – спросил Теплое Сидорова.

– Почти здоров.

Наводчик прожектора красноармеец Твердохлебов при переезде на новую позицию оступился, получил небольшую травму и некоторое время прихрамывал при ходьбе.

– Автомат прожекторной лампы все еще заедает?– Теплое вспомнил вдруг прошлый свой приезд на позицию, когда во время его проверки неожиданно отказал автомат.

– Нет, поправили, работает хорошо,– ответил Сидоров.

– Нужно проверить. Включите агрегат.

За работой не заметили, как сгустились сумерки. Было тихо и так хорошо вокруг, что Теплое удивился этому внезапному ощущению. Смешно признаться, но за свои девятнадцать с небольшим лет он вот так ни разу не поражался тишине.

И вдруг послышался гул самолетов. Они шли с востока, невысоко, с включенными бортовыми огнями. Их черные силуэты были хорошо видны на фоне темнеющего неба и облачности. Теплое пытался посчитать самолеты. Насчитал шесть. За ними виднелись еще. Поскольку они летели курсом на запад, подумал: «Наверное, наши бомбардировщики снова направились бомбить фрицев». Приглядевшись, он заметил что-то незнакомое в силуэтах бомбардировщиков. Чем-то они отличались от тех, которые он видел раньше. Да и звук был иной, непривычный. А опознавательные знаки уже были не видны в сумерках.

Теплов позвонил командиру роты и высказал свои сомнения.

– Начальство не предупреждало о пролете наших самолетов. Но если это самолеты противника, то почему они летят с востока? – в свою очередь засомневался командир роты.– Приглядитесь получше.

Передние самолеты приблизились к позиции. Теплов приказал осветить ближайший самолет, надеясь получить сигнал «Я – свой». Сигнала не последовало. И вдруг раздались взрывы, загорелось поле: самолет разгрузился от мелких зажигательных бомб, а затем огрызнулся пулеметной очередью по прожектору и погасил бортовые огни. Однако начальник прожектора успел заметить кресты на крыльях бомбардировщика.

– Над нами самолеты противника, –доложил Теплов командиру роты и приказал станциям взвода освещать их.

Бомбардировщики, потушив бортовые огни, пытались вырваться из светового поля. Но тут включились прожекторы Турчина, Леонова, Михайлова и станции соседнего взвода лейтенанта Ковалькова. Еще несколько бомбардировщиков разгрузилось от бомб над боевыми порядками пятой роты. Но они не причинили вреда прожектористам. К сожалению, истребителей поблизости не было, и фашистам удалось ускользнуть из светового поля полка. И все же их маневр, рассчитанный на обман противовоздушников, был сорван. Они не смогли подобраться к Москве под видом наших самолетов, и им пришлось уклониться от курса и уходить к югу.

Доложив обстановку командиру роты и дав указание начальникам станций освещать все самолеты, идущие с переднего края даже с бортовыми огнями, Теплов выехал к себе в Зинаевку. Через пятнадцать минут он был на месте. Самолеты противника больше не появлялись. Но уловки врага настораживали. На позициях бдительно вели круговое наблюдение. Слухачи звукоулавливателей с надетыми шлемофонами медленно поворачивались вместе с подвижной колонкой и установленными на ней рупорами.

Находясь на наблюдательном пункте, майор Волков следил за западным сектором, куда, по данным вносовцев, приближалась большая группа самолетов противника. Однако он напрасно прислушивался – уловить их гудение мешал шум проходивших по Киевскому шоссе грузовых машин.

– Как обстановка? – запросил Волков третий батальон.

– Только что над Можайском появилось несколько ярких точек. Замечен и одиночный идущий впереди самолет. Осветительными бомбами он обозначает маршрут другим бомбардировщикам. Станции-искатели уже запеленговали их. При подходе врага к зоне начнем поиск лучами, – доложил Цыганенко.

И вот голубоватые лучи забегали по ночному небу. Приглядевшись, можно было понять, что, расходясь и скрещиваясь в вышине, они ощупывают определенную зону, именно ту, где звукоулавливатели запеленговали вражеские самолеты.

Волков внимательно следил за действиями прожекторов, а затем перевел бинокль в другую сторону. Там подразделения 14-го прожекторного полка, соседа справа, тоже производили поиск. Издали подвижные прожекторные лучи казались световым решетчатым забором.

Лишь сейчас до Волкова донесся гул приближающихся бомбардировщиков.

– Электрострела наведения опробована? – спросил Волков дежурного по НП лейтенанта Белова.

– Опробована, товарищ майор, горит.

Лучи обшаривали небо в поиске вражеских самолетов. «Что-то долго ищут»,– начал волноваться Волков. Прожектористам мешала облачность, а противник использовал ее для скрытого подхода к цели.

 

28

Весь день 21 июля до самого позднего вечера прошел на позиции Спасского спокойно. Но только начальник системы подумал об этом, как с командного пункта сообщили:

– К сектору приближаются самолеты противника, усилить наблюдение.

Тревога!

Он обошел всех бойцов системы, напомнил, что чужой самолет как цель ничем не отличается от нашего и ловить его надо так же, как это делалось на тренировках.

Медленно вращали штурвалы слухачи – цель уже была в зоне слышимости. Почти одновременно седьмой и восьмой номера расчета доложили: «Есть самолет». Сосредоточились корректировщики.

– Луч! – командует Спасский, и второй номер расчета включает рубильник.

По команде «Поиск» луч прожектора, управляемый наводчиками, высвечивает цель.

– Стоп, самолет в луче!

– Товарищ сержант, смотрите, к нашему лучу присоединилась и позиция Паршикова,– доложил наводчик.

– Вижу,– отозвался Спасский,– это замечательно. Теперь враг никуда не уйдет…

 

29

О том, что в седьмой роте самолет освещался лучами, доложил Волкову дежурный связист.

Расположенные у Минского шоссе и железной дороги Вязьма – Москва прожекторные станции-искатели переднего края взвода лейтенанта Кузнецова, которыми командовали сержанты Спасский и Паршиков, в 22 часа 29 минут почти одновременно поймали и осветили первый летящий к Москве фашистский самолет. В перекрестии прожекторных лучей четко был виден «Хейнкель-111». С наблюдательного пункта командира полка он казался светящейся точкой. Такой маленький невзрачный самолетик. Трудно было поверить, что этот будто игрушечный самолет начинен огромным количеством смертоносного груза.

– Ну вот и открыли боевой счет. «Ястребков» бы сейчас.– Иван Ефремович взял трубку параллельного телефона, включенного в линию третьего батальона:– Истребители в поле есть?

– Да. Слышим звук приближающихся машин,– ответил комбат.

К пойманному «хейнкелю» тянулось много прожекторных лучей: каждому расчету хотелось помочь уничтожить непрошеного гостя. Волков вынужден был охлаждать усердие начальников станций: для уверенного сопровождения цели достаточно трех-четырех лучей. Кроме того, к переднему краю световых полей подходили другие самолеты противника. Их тоже нужно было ловить и освещать, обеспечивая атаки истребителей.

– Товарищ Цыганенко, освещенную цель сопровождать тремя-четырьмя лучами. Искателям производить поиск других целей.

– Есть, товарищ майор.

Цыганенко передал указание командира полка прожекторным ротам.

Между тем первый «хейнкель» пытался вырваться из освещавших его лучей. Он начал обстреливать расчеты прожекторных станций из пулеметов. Но прожектористы прочно удерживали «хейнкель» в лучах. Вражеский самолет стал хорошей мишенью для наших истребителей. Летчик 11-го истребительного авиационного полка капитан Титенков, определивший в нем лидера группы, пошел на врага в атаку. Расстояние между самолетами стремительно сокращалось. Титенков ловит цель в перекрестие, дает короткие очереди. «Хейнкель» маневрирует, отвечает огнем, пытается скрыться в облаках. При этом он упорно продолжает идти к Москве.

Командиру третьего батальона пришлось подключить для сопровождения фашиста станции тыловой девятой роты. А капитан Титенков, проскочив над целью, пошел на разворот для повторной атаки.

Волков со своего НП не мог рассмотреть детали воздушного боя. Только наблюдаемые в бинокль резкие изменения курса самолета противника, треск пулеметных очередей да завывание мотора атакующего истребителя свидетельствовали о горячей схватке. От нетерпения Волков покусывал губы. Когда, ну когда же настигнет фашиста возмездие?

– Смотри, Иван Евгеньевич, как уверенно держат наши маневрирующий самолет врага,– теребил Волков Мамонова.– Что же летчики никак не собьют его? – и сам отвечал на этот вопрос: – Конечно, бензобаки фашистских самолетов снабжены специальной резиновой оболочкой, защищающей их от огня истребителей, вот и приходится повторять атаку…

У тыловой границы девятой роты лейтенанта Новикова бомбардировщику удалось все же скрыться в облачности. Титенков решил перехватить его при выходе из облака. Он пошел наперерез, выследил и атаковал. Бомбардировщик развернулся, нырнул под облака, но снова был пойман прожектористами.

Заняв выгодное положение, Титенков сразил стрелка точным ударом по кабине, затем длинной очередью поджег самолет.

– Горит! – обрадовался Волков.– Ты видишь, Иван Евгеньевич, горит.

– Вижу, вижу,– обрадовано закивал тот.

Послышался свист, потом раздались два мощных взрыва.

«Хейнкель» поспешно сбросил бомбы и сделал попытку скольжением сбить пламя. Настигнув противника, Титенков добил его длинной очередью, и бомбардировщик рухнул на землю.

Титенков развернулся – пора было возвращаться на аэродром,– но, увидев своих летчиков, атаковавших вражеские самолеты, пошел на помощь и помог сбить еще один бомбардировщик.

– Товарищ Цыганенко, где упал сбитый самолет? – спросил Волков командира третьего батальона.

– Недалеко от Рузы,– сообщил Цыганенко.

– Этот самолет летел во главе группы, вел за собой других. Им, очевидно, управляли опытные летчики, и наверняка у них были важные документы. Вышлите к месту падения охрану. Посторонних к самолету не допускать.

– Есть, товарищ майор.

Накал воздушных боев нарастал с каждой минутой. Лучи станций-искателей схватывали самолеты противника один за другим. К ним тут же подключались станции-сопроводители, образуя световые конусы. Освоившись с обстановкой, сопроводители стали самостоятельно вылавливать вражеские бомбардировщики, силуэты которых мелькали на фоне соседних лучей и посветлевшей облачности.

Второй вражеский самолет, пойманный станцией-искателем младшего сержанта Спасского, был «Юнкерс-88», летевший вдоль Минского шоссе. Две минуты его сопровождали, потом он набрал высоту и исчез в облачности. Туда же спрятались еще четыре «юнкерса», пойманные прожекторными станциями передовых взводов седьмой роты.

Дежурный связист наблюдательного пункта полка едва успевал докладывать майору Волкову донесения с командных пунктов батальонов:

– Восемьсот первая, самолет в луче… Семьсот восьмая, самолет в луче… Семьсот седьмая, самолет В луче,.. Семьсот вторая, в луче двухмоторный бомбардировщик…

За какой-то час в четвертом световом поле освещалось и сопровождалось около десяти целей. К сопровождению и поиску вражеских самолетов подключались прожекторы передних линий зоны зенитной артиллерии. Тьма отступила – высветлилось небо, и на земле, там, где работали прожекторные станции, тоже стало светло.

– Маловато все-таки, комиссар, «ястребков» над нашими полями,– с сожалением произнес Иван Ефремович.

– Да, маловато,– вздохнул комиссар. Оба, не отрываясь, смотрели вверх. Спустя некоторое время самолеты неприятеля были обнаружены и на юго-западе – летели к Москве через Медынь и Наро-Фоминск. Навстречу им вылетели ночные истребители авиационных частей ПВО с аэродромов южного авиасектора.

– Перед передним краем пятого светового поля слышен гул моторов,– доложил дежурный связист.

В первой девятке, поднявшейся с аэродрома западнее Подольска, находился младший лейтенант Талалихин. В воздух поднялись также командир этого полка майор Королев и комиссар полка Ходарев. Они заставляли вражеские самолеты сбрасывать бомбы на поля и рощи Подмосковья, еще перед световыми прожекторными полями.

Но самолетов противника было много. Мелкими группами или в одиночку они снова и снова появлялись над передним краем пятого и шестого световых полей.

Мерцают звезды в разрывах облаков. В стороне Москвы небо озаряется зарницами заградительного огня зенитной артиллерии. На юге – непроглядная темень.

На всех позициях переднего края обоих световых полей работают агрегаты электропитания. Виден слабый свет шкал звукоулавливателей, постов управления и измерительных приборов, готовых в любую секунду по команде «Луч» послать в вышину сноп яркого света. Приглядевшись, можно различить и счетверенные рупоры звукоулавливателей, направленных в сторону противника.

Все станции-искатели переднего края шестой и пятой рот, кроме 606, 601 и 506-й позиций, имели новые звукоулавливатели, смонтированные на платформах трехосных грузовых автомобилей. А на этих позициях стояли устаревшие звукоулавливатели на треноге, с четырьмя небольшими конусообразными рупорами на крестовине. Координаты цели на старых звукоулавливателях считывались номерами расчетов голосом, а не по синхронной связи, как это делалось на новых станциях-искателях, и передавались на прожектор. Старые установки выполняли подсобную роль в поиске целей. И хотя расчеты таких звукоулавливателей считали себя обиженными судьбой, вынужденно наделившей их старой техникой, сержанты и красноармейцы, однако, старались выжать из пеленгаторов все, что те могли дать.

Группа вражеских бомбардировщиков, которая летела с некоторым интервалом по времени относительно самолетов, появившихся в четвертом световом поле, приближалась к позициям переднего края пятого поля.

Один за другим послышались доклады слухачей об устойчивом пеленге «Есть самолет».

Начальники станций-искателей, ориентируясь по углу места и примерной высоте полета вражеских самолетов, определяли момент включения прожекторов на действительной дальности освещения. Делалось это для того, чтобы осветить самолет противника «с выстрела», то есть внезапно, не дать ему уйти от луча или, если не получится, производить поиск, перемещая луч в расчетном пространстве.

То, что соседняя седьмая рота четвертого поля поймала и какое-то время сопровождала подлетевшие к ней самолеты противника, как-то повлияло на шестую роту, и она первой в пятом поле начала поиск вражеских бомбардировщиков. Почти тут же начали поиск искатели пятой роты. Большинство лучей их вместо запеленгованных самолетов осветили облака. И только искателю сержанта Шульцева, размещавшемуся на 602-й позиции около деревни Ивановки, в пяти километрах от Наро-Фоминска, удалось «с выстрела» осветить двухмоторный бомбардировщик «Юнкерс-88». Самолет дал несколько очередей по прожектору, но попал в перекрестие лучей четырех станций-сопроводителей, немного свернул со своего курса, набрал высоту и вошел в облако. Пошарив вокруг того места, где скрылся бомбардировщик, и определив, что это край большой облачности, прожектористы вынуждены были перейти на поиск новой цели. Почти непрерывный в течение часа поиск был безуспешным. Группа самолетов, видимо, прошла к зоне огня зенитчиков, хотя за облаками и слышался пронзительный гул истребителей, пытавшихся перехватить бомбардировщики.

– Иван Ефремович, что-то никак не сориентируюсь, где пятое поле,– посетовал старший политрук Мамонов, подгоняя по глазам бинокль.

– На юго-западе,– показал направление Иван Ефремович,– там, где двигаются лучи. Это шестая и пятая роты производят поиск.

И тут повезло наконец. Причем неожиданно. В тылу пятой роты, над деревней Плаксово, сержант Липатов поймал «Хеншель-126». Он летел вдоль Киевского шоссе на малой высоте. Попав в луч прожектора, самолет сначала резко изменил курс. Луч догнал его. Тогда самолет немного набрал высоту – луч опять за ним. Фашистский пилот спикировал сколько смог и вышел из луча, укрылся за лесным массивом.

– Товарищ Березняк, где «хеншель»? – запросил Волков командира второго батальона.

– Ушел, товарищ командир.

– В каком направлении?

– Обратно, бреющим вдоль Киевского шоссе, по направлению к Наро-Фоминску.

– Зенитные пулеметы на такой случай нужно иметь прямо на позициях прожекторных станций. Как считаете?

– Считаю, что это крайне необходимо…

 

30

В световые поля полка то и дело врываются вражеские самолеты. Если не перехватишь их, не осветишь и не задержишь, они сбросят бомбы на Москву. Разве можно допустить это?

Прошел час. Второй. Третий…

Уже почти четыре часа не покидают рабочих мест номера расчетов. Из-под шлемофонов слухачей сочится обильный пот, застилает глаза. Но не зрение, а слух нужен слухачам – лишь бы уши не заложило.

А небо гудит. В нем немецкие бомбардировщики и наши истребители. Грохот, свист, трескотня. Попробуй-ка определи, где там враг норовит проскользнуть незамеченным к Москве. Но ошибаться слухачам нельзя. Не имеют они, такого права. Потому что без них, без правильного определения места врага наводчикам расчета делать нечего. Значит, бомбардировщик может уйти в безопасную зону и даже до самой столицы добраться…

Ночной разбойник хитрит, мечется из стороны в сторону. Слухачи вращают штурвалы, а с ними и конусообразные рупоры звукоулавливателей. Доворот, еще небольшой доворот. Цель поймана.

Все это время почти в одном положении сидят слухачи по азимуту Анатолий Злоказов, по углу места Владимир Кокорев. Зовут их в расчете студентами, хотя первый только успел поступить в институт, а второй окончил техникум,

Когда цель была поймана, они с облегчением доложили начальнику звукоулавливателя:

– Есть самолет.

И продолжали плавно сопровождать пирата.

Теперь запеленгованным вражеским самолетом занимались корректировщики курса. Иван Рубаха следит за изменением курса по зачерчиваемой карандашом линии на полусфере корректора и, ставя линейку курсозаписывающего устройства параллельно зачерченной линии, снимает курс самолета. Со стойкой исправленных координат работает комсомолец Юрий Сизов.

Наводчикам после корректировщиков остается совместить индексы шкал прожектора и звукоулавливателя, покачивая лучом, поймать и сопровождать цель.

К пойманному бомбардировщику спешит истребитель, встречает непрошеного гостя огнем. Нет, не бомбить ему нашу столицу.

– Что, вражина, тикаешь? – громко торжествует Иван.

Уроженец Западной Украины, он щедро пересыпает русскую речь выразительными украинскими словечками и в отличие от сдержанного Юрия выражает свои чувства вслух. Образование у него не велико – всего три класса, однако это не помешало Ивану в короткий срок научиться корректировать цель. Помогли природный ум, смекалка и настойчивость, за которые полюбили его в расчете.

Расслабиться бы им всем, передохнуть. Но не до того – новую цель надо ловить.

Пронзительный свист падающей бомбы заставил всех, кроме Ивана, притихнуть в напряженном ожидании. А тому хоть бы что. Знай себе балагурит:

– Та бомба, хлопчики, не про нас. Та бомба до той козы, что днем у гумна паслась.

И правда, не про них бомба. Разорвалась метрах в трехстах от позиции. Гарь, копоть. Но все живы.

Трудно было и ночным истребителям. Самолет мог находиться в воздухе не более часа. Потом надо снова заправлять его горючим, а пулеметы и пушки – боеприпасами. В самый разгар боя истребителям иногда приходилось выходить из световых полей и, ориентируясь по лучам, идти к скрытому в ночи аэродрому на заправку.

Действия заградительных отрядов истребителей передовых аэродромов, освещение вражеских самолетов зенитными прожекторами внутри СПП и атаки их истребителями нарушили взаимодействие фашистских самолетов, и они рассредоточились. Одни были сбиты, другие сбросили бомбы куда попало. А те, кому удалось преодолеть зону действия истребительной авиации, на ближних подступах к Москве и прямо над столицей были встречены ураганным зенитным огнем.

Зенитно-артиллерийские дивизионы и батареи отражали налет заградительным огнем, но как только самолеты противника появлялись в зоне огня и освещались прожекторами, артиллеристы начинали вести прицельный огонь.

Когда прожектористы 193-го зенитно-артиллерийского полка осветили три «юнкерса» в районе одиннадцатой батареи лейтенанта Терещенко, недалеко от поселка Баковка, батарея ударила по ним. Немцы начали хитрить. Они сбрасывали предметы, чтобы отвлечь внимание прожектористов и зенитчиков. Однако хитрость им не удалась. Один «юнкере» тут же попался в лучи. Осколки снаряда вонзились в кассету с зажигательными бомбами, и самолет мгновенно превратился в огненный шар. Он стал резко снижаться, оставляя длинный шлейф искр, и за ближайшей рощей врезался в землю. Два других «юнкерса» попытались все же прорваться к намеченным объектам. Но, увидев плотный огонь артиллерии и светящиеся трассы зенитных пулеметов, поспешно разгрузились от запаса бомб и развернулись на обратный курс.

Вскоре сбила «юнкере» шестая батарея лейтенанта Пономаренко, располагавшаяся около деревни Раздоры. Этот самолет был схвачен прожекторными лучами еще перед зоной зенитной артиллерии и, сопровождаемый ими, медленно приближался к району батареи. На батарее заработали сложные артиллерийские приборы управления огнем. Быстро были подготовлены данные для стрельбы. По команде лейтенанта Пономаренко дружно ударили пушки. Пономаренко ввел корректировку, и после третьего залпа фашистский самолет клюнул носом, загорелся. Потеряв управление, он понесся к земле пылающим факелом.

У деревни Орлове самолеты противника уничтожала батарея старшего лейтенанта Каплинского.

Вот освещен самолет. По нему почти одновременно дают несколько залпов артиллеристы. Гимнастерки зенитчиков почернели от пота, пыли и копоти. На стволах орудий обгорела краска – они раскалялись от частой стрельбы. И вот после того как командир уточнил данные для ведения огня, осколки снарядов поражают бомбардировщик. Охваченный пламенем, он некоторое время пытается лететь по прежнему курсу. Затем поворачивает в сторону и с густеющим хвостом пламени идет к земле.

Еще несколько «хейнкелей» прорываются в зону артиллеристов неосвещенными и не атакованными истребителями. Они сбрасывают бомбовый груз на батарею Каплинского, пытаясь подавить ее. Земля дрожит под ногами зенитчиков. Дым заволакивает позицию. Каплинский приказывает надеть противогазы. Работать становится сложнее. Хочется сбросить с себя все лишнее. Вздохнуть полной грудью. Но нельзя.

Выхваченный из темноты прожектористами ближних станций, «хейнкель» заваливается на крыло. Падает, В лучах прожекторов мелькают фигурки парашютистов. Каплинский «для встречи» посылает вооруженных бойцов.

Едва коснувшись земли, фашисты были взяты в плен.

 

31

Те самолеты противника, что не были атакованы в юго-западных световых прожекторных полях полка майора Волкова, попадали под губительный огонь зенитных артиллерийских полков майора Кикнадзе, полковника Середина и подполковника Ковалева. Но отдельным бомбардировщикам все же удавалось прокрасться к Москве под прикрытием облаков.

Особенно упорный бой пришлось выдержать расчету ефрейтора Петикоза. С крыши дома, где находился расчет, как с хорошей наблюдательной вышки, можно было видеть многочисленные лучи прожекторов, скрещивающиеся на вражеских самолетах. С трудом перекрывая дальний грохот, связист зычным голосом позвал Петикоза к телефону.

– Будьте внимательны! – прокричал в трубку командир роты лейтенант Виноградов.– В город прорвалось несколько самолетов. Усильте наблюдение.

– Есть, товарищ лейтенант.

Только Петиков передал телефонисту трубку, как первый номер расчета заметил над Киевским вокзалом выходившего из лучей ночного пирата.

– Ой, уйдет,– заволновался он.– Где же зенитчики?

– Луч! – не мешкая скомандовал Петиков. «Хейнкель-111», уже торжествовавший победу, был схвачен «с выстрела». К лучу расчета присоединились еще два – с соседних станций. Пойманный разбойник заметался.

– Врешь, вражья твоя душа, от меня не уйдешь,– приговаривал Сабиров.

Он крепко держал штангу, слегка подавал ее от себя. Когда раздались залпы двух батарей сразу, у него зазвенело в ушах, но руки продолжали удерживать штангу. Снова залп, и силуэт самолета вспыхнул ослепительным светом. А потом вниз полетела груда пылающих обломков.

– Товарищ командир, еще самолет! – воскликнул Сабиров.

По новой команде Петикова «Луч» расчет начал сопровождать следующего незваного пришельца, сбросившего зажигательные бомбы вблизи позиции. Загорелись деревянные постройки. Густой дым мешал расчету работать. Оставалось одно – перейти на новую позицию. Петиков был оглушен взрывом бомбы у соседнего дома. Но он сумел все же разобрать и перенести прожектор на другое место. Недюжинная сила его и выносливость помогли расчету снова включиться в работу.

То, что подвиг совершил именно расчет Петикова, нисколько не удивило Мамонова. Знакомясь с бойцами и младшими командирами первой роты после вступления в должность, Иван Евгеньевич еще тогда обратил внимание на высокого и плечистого ефрейтора. Ему нравилось, как тот командовал во время учебной тревоги: спокойно, уверенно. Если кто из бойцов и делал что-то не так, ефрейтор подсказывал ему. Его спокойствие передавалось бойцу, и тот начинал действовать увереннее,

Петиков пришел в полк осенью 1939 года. Был призван в армию, как и многие его сверстники, с первого курса института. Еще в школе много времени отдавал спорту. И во время службы в армии посещал секцию тяжелой атлетики при Центральном Доме Красной Армии. По демобилизации осенью 1941 года мечтал вернуться в институт, поэтому даже не пошел в полковую школу, готовившую младших командиров.

Исполняя обязанности первого номера расчета, показывал высокую выучку, и не случайно в конце 1940 года ему присвоили звание ефрейтора, а немного позже выдвинули на должность начальника станции.

Война опрокинула все мирные планы. Началась тревожная боевая жизнь. Сравнительно недолго командовал Петиков расчетом, но успехи были уже налицо. Взаимозаменяемость полная. Действия всех номеров доведены до автоматизма. Почти все научились ловить самолет «с выстрела». И поэтому, когда в первые дни войны зашел разговор, чей расчет расположить на крыше хлебозавода, командиры роты и батальона, не задумываясь, назвали Петикова.

Иван Евгеньевич побывал в расчете на второй день после развертывания станции на необычной позиции. Беседовал с Петиковым и его бойцами. Вместе разбирали действия расчета по тревоге и на случай попадания бомбы на позицию или обстрела прожектористов из самолета. Уезжая из расчета, сказал сам себе: «Эти не подведут».

И вот снова пришлось приехать к Петикоау, теперь уже для того, чтобы поздравить с замечательной победой над врагом. Бойцы встретили комиссара радостно, наперебой рассказывали друг о друге, и особенно о Петикове. А тот стоял в стороне с перевязанной рукой, добродушно улыбался и смущенно говорил: «Это они преувеличивают. Все было гораздо проще. И если бы не они, то прожектора нашего уже не существовало бы».

Мамонов был преисполнен чувством глубокого уважения к этим мужественным бойцам и их командиру. «Опыт работы расчета Петикова должен в самые ближайшие дни стать достоянием всех расчетов полка. Сегодня же переговорю со всеми политруками рот»,– решил комиссар.

Вернувшись на КП полка, рассказал о посещении расчета Петикова командиру и, сев за телефон, вызвал политруков рот. А на другой день вместе с пропагандистом полка выехал во второй батальон.

На всех позициях уже знали о подвиге расчета Петикова, и это обрадовало комиссара полка: «Агитаторы работают неплохо»,– с удовлетворением подумал он.

Когда же он прибыл во взвод Теплова, там его поразил только что выпущенный боевой листок. В нем скромно сообщалось о действиях взвода за прошедшую боевую ночь, зато больше половины места занимал рассказ о расчете Петикова. Взводный художник, хотя и не видел, как расчет спасал свой прожектор, очень точно изобразил действия прожектористов.

 

32

Прожекторы открытого типа взвода Левина обороняли 1-й подшипниковый завод. Размещались они на крышах окружающих завод домов. Вражеские бомбардировщики рвались к заводу.

– Самолеты противника идут с запада. Производить поиск и освещать! – передал Левину дежурный связист команду командира роты лейтенанта Виноградова.

Вспыхнули прожекторы. Из их лучей выросли световые конусы – они вели пойманные фашистские самолеты. По ним сосредоточили огонь зенитки и пулеметы.

Левин уже готовился подать команду подключиться к сопровождению этих самолетов, как услышал гул одиночного бомбардировщика. Тот мелькнул на фоне посветлевшего облака.

– Луч на цель по курсу двести пятьдесят! – подал он команду.

Бойцы расчета направили отражатель прожектора на юго-западную часть неба. Бело-голубой сноп света взметнулся ввысь и попал в цель. Слева и справа взмыли лучи соседних прожекторов, в перекрестии стал отчетливо виден белый силуэт самолета. По нему открыли огонь зенитки. Ослепленный, он заметался из стороны в сторону, но никак не мог выйти из лучей. Тогда фашист спикировал на ближайший прожектор, особенно мешавший ему, и дал пулеметную очередь.

– Спокойно! Держать самолет в луче! – произнес Левин.

Вторая пулеметная очередь прошла над головами отважного расчета. Свободным от управления прожектором бойцам Левин командует:

– По самолету из винтовок – огонь!

Бойцы стреляют в бомбардировщик. Где-то рядом строчит зенитный пулемет. Фашист вновь взмыл вверх, но после очередного залпа зениток, накренившись, стремительно заскользил вниз.

Прожектористы освещали самолеты врага не только для артиллеристов, но и для того, чтобы не дать ослепленным фашистским летчикам найти намеченные объекты и прицелиться по ним. Поэтому часть своих самолетов противник выделил на подавление прожекторных установок.

Когда расчеты взвода сержанта Левина снова поймали и стали неотступно освещать один из самолетов, прорвавшихся к заводу, другие, перейдя на бреющий полет, начали обстреливать бойцов. Они засыпали позиции взвода зажигательными бомбами. Но бойцы ни на секунду не прекращали своей работы. Успевали и врага освещать, и зажигалки тушить.

– Так,– приговаривал Левин, корректируя наводку прожектора.– Попал в луч, значит, тебе конец…

Если по освещенному самолету противника сосредоточенно бьют и пулеметы с крыш домов, и малокалиберные зенитки, и дальнобойные батареи, лучи прожекторов для фашистского самолета – это лучи смерти.

Восемь самолетов противника выловил и осветил взвод сержанта Левина в первом налете фашистской авиации на Москву.

 

33

Шла третья волна вражеских бомбардировщиков. Они появились в первом часу ночи с рубежа Верея, Высокиничи мелкими группами и поодиночке.

– Самолеты противника приближаются к пятому СПП. Искатели начинают поиск,– доложил Волкову дежурный связист.

И следом новый доклад:

– Самолеты противника подошли к переднему краю шестого СПП. Производят поиск.

Волков с Мамоновым переглянулись. Они без слов понимали, что будет жарко. По всему небосводу в южном и юго-западном секторах прожекторы рассекали небо. К поиску станций-искателей подключались и некоторые станции-сопроводители, ориентируясь по перекрестиям их лучей. В световых полях полка одновременно действовало более пятидесяти прожекторов. С каждой минутой их становилось все больше. От яркого света слепило глаза.

Над шестым световым полем тоже двигалось множество серебристо-голубых лучей. Они качались, скрещивались в вышине. Поиск производили станции-искатели третьей роты старшего лейтенанта Поликарпова и второй роты лейтенанта Гудкова.

Гитлеровские летчики, видимо, думали о том, чтобы приковать внимание прожектористов к первому самолету, а в это время остальные бомбардировщики незамеченными прорвутся к Москве. Он не делал попытки скрыться в облаках и демонстративно летел на высоте более четырех тысяч метров, тогда как в первом эшелоне самолеты противника не поднимались выше двух тысяч.

Первыми обнаружили его станции-искатели 306-й позиции сержанта Гаврилова и 305-й сержанта Пасохина, располагавшиеся около Малоярославецкого шоссе южнее местечка Кресты. Фашистский летчик не менял курса. Его сопровождали сначала прожекторы шестого поля, затем пятого.

Волков заволновался.

– Товарищ Дренов, каким курсом идет самолет?

– Курсом триста шестьдесят. Идет в пятое поле.

– Товарищ Березняк, приняли самолет из шестого поля?

– Так точно. Сопровождает четвертая рота.

– А сколько всего самолетов поймано и сопровождается? – спросил Волков командира пятого СПП.

– Сейчас один.

– Истребители в поле есть?

– В поле нет, а в северо-западном направлении слышен их гул.

– Товарищ Белов,– приказал Волков дежурному по НП,– скомандуйте стрелу на курс сто тридцать пять. Эх, «ястребков» бы побольше!– нахмурил брови Волков. После чего с озабоченным видом обратился к Зорькину:-Александр Иванович, доложи обстановку майору Сарбунову и запроси истребителей через КП корпуса.

А неатакованный бомбардировщик противника приближался к Москве… В небе столицы тоже работали прожекторы, их лучи двигались в разных направлениях, то скрещиваясь, то расходясь. На разных высотах появились огненные шары – разрывы зенитных снарядов. Зенитчики повели интенсивный заградительный огонь.

– Не дадут ему пройти,– сказал Мамонов, успокаивая не то Волкова, не то себя.

Оба пристально следили за фашистским самолетом.

– Смотрите, смотрите, Иван Ефремович! От самолета что-то отделилось, спускается на парашюте!

– Вижу… Что бы это могло быть?

– Да это же корзина,– догадался Волков.– Большая плетеная корзина!

– Тьфу ты!– В сердцах сплюнул Мамонов.– А я-то в толк взять не мог, что за новый вид военной техники…

Волков поспешил передать:

– Товарищ Березняк, продолжайте освещать самолет противника над четвертой ротой! Не обращайте внимания на сброшенный предмет, нас хотят отвлечь. Это простая корзина. Сопровождайте ее одним лучом. Надо заметить, где она упадет.

Тянулись минуты. Пойманный бомбардировщик ушел в облачность.

Самолеты противника шли теперь один за другим: через каждые пять-десять минут. И на разных высотах. Станции-искатели переднего края слышали, как они гудели, но поймать их лучами не могли. И все-таки два самолета попались в щупальца прожекторов-сопроводителей, расположенных в центре пятого светового поля.

Бомбардировщик «Юнкерс-68» поймали сначала станция-сопроводитель 504-й позиции сержанта Сидорова, га-тем– 401-й позиции сержанта Чумакова. Однако сопровождались прожекторами самолеты недолго. Все из-за той же облачности-

Но вот перед передним краем в шестой роте, в районе Наро-Фоминска, станция-искатель 602-й позиции сержанта Шульцева нащупала еще один бомбардировщик. Его повели несколько прожекторов, скрестив на нем свои лучи.

Фашист не менял курса. Полагался, видно, на свой опыт разбойничьих налетов на города Европы. Надеялся остаться безнаказанным.

Световой конус медленно передвигался, приближаясь к середине ротного района. В Наро-Фоминск был послан летчик 34-го истребительного авиационного полка младший лейтенант Анатолий Лукьянов. Вражеский бомбардировщик, сопровождаемый на высоте трех тысяч метров лучами прожекторов шестой роты, не заметил его. Подойдя на «миге» сзади, наш летчик атаковал противника. Фашист всеми силами стремился вывернуться из лучей, раствориться в спасительной темноте, но не тут-то было. Со второй атаки Лукьянов поджег его. И вражеский бомбардировщик, уже повернувший на обратный курс, упал возле Боровска.

 

34

Второй час ночи. На 501-й позиции сержанта Семена Леонова приглушенно ревет агрегат электропитания. Слухачи ведут пойманный ими самолет.

Начальник звукоулавливателя сержант Богдашич поправляет корректировщиков в случае неточного совмещения направляющей с курсом самолета на сфере прибора. А определив, что угол места достаточен для включения прожектора, громко докладывает: «Есть самолет».

Выбрав момент включения,– нужно совместить шкалы на посту управления – начальник системы подает команду «Луч», и вражеский самолет пойман «с выстрела».

– Сопровождать,– приказывает он и докладывает командиру взвода: – Пятьсот первая, самолет в луче!

Теплов в свою очередь командует станциям-сопроводителям:

– Пятьсот третья, пятьсот четвертая – луч! Сопровождать освещенный самолет!

Тонкие лучи прожекторов впиваются в фашистский бомбардировщик.

– «Береза», «Береза»! Пятьсот первая, самолет в луче! – передает Теплов на ротный командный пункт.

Самолет медленно, словно его удерживают световые нити прожекторов, разворачивается.

«Где же истребители? Ведь уйдет! Так и есть,– досадливо морщится Теплов.– Удирает»

Вражеский бомбардировщик уже пересек передний край и стал выходить из лучей Сначала его сопровождали, потом по команде Теплова «Рубильник» прожекторы погасли. А Теплов с угрозой пробормотал вслед ему:

– Ничего, еще сочтемся, не с тобой, так с другими… Через некоторое время слухачи станции-искателя 502-й позиции снова запеленговали самолет противника. Он подходил к позициям взвода. Обнаружил его сержант Михайлов, который наблюдал за зоной поиска на бруствере хода сообщения.

– Стоп! – приказал он подчиненным.– Сопровождать самолет! Угол места чуть выше!

Убедившись, что наводчики видят фашиста и празильно его сопровождают, Михайлов доложил Теплову:

– Товарищ лейтенант, самолет в луче!

– Пятьсот третья, пятьсот четвертая, сопровождать самолет, освещенный пятьсот второй! Пятьсот первая, поиск новых целей!– приказал Теплов и тут же передал на ротный КП: – «Береза», «Береза»! Пятьсот вторая, «юнкере» в луче! Курс – сорок пять. Сопровождаем.

«Юнкерс», удерживаемый лучами станций взвода Теплова, летел тяжело. Моторы его гудели напряженно, с характерным рокочущим шумом. Вдруг к этому шуму присоединился другой звук. С каждой секундой он усиливался, становился выше по тону, затем перешел в завывание…

«Бомба» – определил Теплов.

– Расчет звукоулавливателя – в укрытие!

Бомба завывала где-то рядом. Казалось, она падает прямо на голову. Последовал мощный взрыв, заколебалась почва… Бомба упала на опушке леса, не причинив вреда прожектористам. Не так-то просто прицелиться, когда слепит яркий луч!

Не удалось вражескому самолету подавить прожекторную станцию сержанта Михайлова. Надежно сопровождаемый станциями второй линии, которым помогали прожекторы взвода Ковалькова, фашист освободился от груза бомб, развернулся и, как и предыдущий, пойманный станцией-искателем Леонова бомбардировщик, вышел за передний край.

– Товарищ Михайлов, командуйте поиск новой цели! – приказал Теплов начальнику станции.

Чувствовалось, что основная масса вражеских самолетов была выделена в третий, наиболее мощный эшелон, который прошел в полночь. А сейчас пытались прорваться лишь одиночные самолеты. Рассчитывали они на усталость воинов противовоздушной обороны, на усыпление их бдительности после большого налета.

Было около двух часов, когда станция-искатель сержанта Гаврилова в шестом световом прожекторном поле поймала и стала сопровождать третий за эту ночь самолет противника. «Юнкере» начал обстреливать позицию, но никто из бойцов не покинул своего поста. Каждый спокойно, без суеты выполнял, что положено. Бомбардировщик сопровождался до облачности, где был потерян.

Несколько позже был обнаружен и освещен прожекторной станцией сержанта Матлина, находящейся в тылу четвертого поля, двухмоторный бомбардировщик. Он крался на высоте четырех тысяч метров. Подхваченный прожекторами зоны зенитной артиллерии, «юнкере» начал маневрировать. Вокруг него разрывались зенитные снаряды.

Летчик истребителя, находившийся примерно в километре от освещенного бомбардировщика, очередью трассирующих пуль в направлении пойманного самолета противника дал знать на землю зенитчикам, что собирается атаковать цель. Артиллеристы поняли его и на время прекратили огонь. Сделав небольшой доворот, истребитель выстрелил реактивными снарядами. Но «юнкере» ушел вниз, и ракеты проскочили мимо. Тогда летчик истребителя ударил из пулемета/

Противник стал отстреливаться. Красные пунктиры прошли рядом с крылом истребителя. Летчик успел отвернуть и зашел в хвост бомбардировщику для новой атаки, но был ослеплен светом прожектора и проскочил мимо. Еще раз повторил атаку, но сам попал в лучи прожекторов. Стрелок фашистского бомбардировщика воспользовался этим, чтобы обрушить удар из пулеметов по освещенному истребителю. Однако тот сумел увернуться.

Тут подоспел еще один И-16. Вдвоем они успешно атаковали врага. Бомбардировщик, раскидав бомбы в районе 916-й позиции четвертого СПП, попытался выйти из лучей и из-под огня истребителей, но вскоре, охваченный пламенем, разбился за пределами СПП:..

На востоке уже поднималась заря. Небо над столицей посерело – его перестали рассекать лучи прожекторов и трассы пулеметных очередей. Не вспыхивали больше разрывы зенитных снарядов. Не было слышно и гула самолетов. Зенитно-артиллерийская канонада утихла. Стали видны аэростаты заграждения. Они медленно опускались вниз, все увеличиваясь в размерах.

Радио объявило отбой воздушной тревоги. Из метро и бомбоубежищ выходили москвичи. Пахло дымом. Под ногами хрустело битое стекло. Но разрушений было мало. О них узнавали из разговоров с бойцами групп самозащиты и команд местной противовоздушной обороны…

 

35

После отбоя воздушной тревоги на командный пункт 1-го прожекторного полка поступило распоряжение из корпуса: принять третье положение. Это означало, что работа прожекторных станций прекращалась, техника зачехлялась и маскировалась, расчеты могли отдыхать и вести необходимые работы вне позиций. Только часовые-наблюдатели были оставлены для охраны позиций с боевой техникой.

На рассвете Волков спустился в основное помещение КП полка. Во время налета он ни на минуту не покидал наблюдательного пункта, а теперь надо было проанализировать закончившуюся боевую работу.

Возле стола-планшета уже собрались капитан Зорькин и его помощники – лейтенанты Винниченко, Поляков, Сорокин. Заместитель начальника штаба старший лейтенант Еминов, удобно расположившись в стороне от них за небольшим столиком, что-то подсчитывал по журналу боевых действий.

Перевод прожекторных частей в положение номер три разрядил напряженность. Все вздохнули с облегчением. Но когда от Сарбунова поступило распоряжение представить к десяти часам утра донесение о результатах боевых действий за прошедшую ночь, командование полка снова сосредоточилось. Нужно было вспомнить этапы боев. Зорькин уже дал необходимые указания командирам батальонов – они должны были представить отчеты к семи часам.

– Вот и получили боевое крещение,– произнес Волков и спросил начальника штаба:– Александр Иванович, так сколько всего самолетов освещено в наших полях?

– Подсчитываем,– ответил Зорькин и обратился к заместителю:– Товарищ Еминов, успели подсчитать?

Еминов поднял голову.

– В световых полях – двадцать четыре самолета. А от Виноградова данных пока нет.

– Сколько сбито из числа освещенных?

– Точно сказать трудно. В световых полях или около них сбито, очевидно, три.

Раздался звонок. Волкова вызывал майор Сарбунов.

– К вам, в четвертое поле, собирается полковник Аноров,– сообщил он.– Намерен проехать к месту падения первого сбитого самолета. Через некоторое время он выезжает на КП Цыганенко. Рассчитывает быть там около шести часов. Прошу сопровождать его в этой поездке. Потом доложите мне.

– Есть, я поеду с ним сам,– сказал Иван Ефремович. Положил телефонную трубку и повернулся к начальнику штаба: – Александр Иванович, выясните количество пойманных и сбитых самолетов и укажите это в боевом донесении. А я поехал к Цыганенко.

О предстоящем приезде начальника управления зенитных прожекторов Волков предупредил комбата по телефону. Командный пункт третьего батальона находился в березовой роще за деревней Часцы, растянувшейся на два километра вдоль Можайского шоссе.

Занималось теплое июльское утро. На высокой траве сверкала роса, желтели купавницы, голубели незабудки. Брезентовые палатки, почти полностью скрытые листвой молодых берез, напоминали скорее туристский лагерь, чем воинское подразделение.

Волков еще издали заприметил высокую, сутуловатую фигуру старшего лейтенанта Цыганенко, вышедшего встречать командира полка. Не успели они обменяться и несколькими фразами о прошедшей ночи, как показалась машина полковника Анорова. Волков отдал рапорт, Цыганенко представился.

– Ну как дела? – спросил Аноров Волкова.

– Полком в световых полях поймано и освещено двадцать четыре самолета противника. Пока, по предварительным данным, рота Виноградова, что в черте города, осветила более десяти самолетов. Таким образом, полком поймано и сопровождалось свыше тридцати бомбардировщиков.

– Это хорошо. А сколько из них сбито?

– Ориентировочно три в световых полях и три-четыре в зоне зенитной артиллерии и над Москвой. Сейчас эти сведения уточняются в штабе корпуса.

– Не будем терять времени. Поедем посмотрим первый сбитый самолет. Кто его поймал и освещал?

– Поймали искатели взвода лейтенанта Кузнецова восьмой роты. Сопровождали до самой границы СПП многие станции,– доложил Цыганенко.

– А кто его сбил?

Волков пояснил, что, по сообщению Сарбунова, этот самолет противника сбит командиром эскадрильи кубинского авиаполка истребителей капитаном Титенковым. И когда Аноров, коротко кивнув, направился к своей эмке, предупредил Цыганенко:

– Кто из ваших знает дорогу, пусть едет впереди в моей машине. И вы садитесь. Вам тоже следует посмотреть на своих отличившихся подчиненных.

Обе эмки направились во взвод Кузнецова.

Приняв рапорт лейтенанта Кузнецова, полковник Аноров поздоровался с построенным расчетом прожекторной станции и объявил благодарность. После команды «Вольно» долго расспрашивал людей. Его интересовало, как обнаружили, запеленговали, осветили, сопровождали и атаковали вражеский самолет, где он упал.

– Кто же все-таки первым поймал его? На этот вопрос Анорова ответил Кузнецов:

– Поиск лучами одновременно производили станции-искатели сержантов Паршикова и Спасского. Луч Спасского мазнул по хвосту, а наводчики Паршикова остановили свой луч и осветили самолет. Расчет Спасского тут же присоединился. Так что почти одновременно поймали, товарищ полковник.

Аноров был удовлетворен.

– Молодцы! Действуйте так же и при последующих налетах, бдительно производите поиск!

Он пожал руку Кузнецову и добавил, явно адресуясь к командиру взвода и его прямым начальникам:

– Пойманные цели нужно передавать как можно быстрее своим станциям-сопроводителям и сопроводителям расположенных в тылу подразделений с тем, чтобы освободить станции-искатели для поиска других подходящих целей. Ни один самолет противника не должен пройти неосвещенным через прожекторные поля!– Аноров оглядел утомленных красноармейцев.– Отправляйте, товарищ Кузнецов, людей на отдых!

Миновав Старую Рузу, командирские эмки свернули на проселочную дорогу. Пробитая по опушке могучего подмосковного леса, она вскоре вышла на просеку, разделявшую кварталы многолетних елей и сосен. На дороге видны были следы недавно проехавших автомашин. Бросались в глаза деревья со сломанными верхушками. Чем дальше ехали, тем больше попадалось таких деревьев.

Наконец показалась поляна. Вокруг – поваленные ели, а в середине – останки немецкого самолета. Их охраняли прожектористы, присланные Цыганенко. Тут же находились летчики с Кубинского аэродрома, где служил капитан Титенков, а также жители ближайших деревень. Они вполголоса переговаривались между собой, осматривали место. Трава была выжжена. Торчали обгорелые пеньки, попахивало гарью.

Сбитый бомбардировщик, падая, развалился на части. Средняя часть фюзеляжа лежала посреди образовавшейся полянки. Хвостовая, со свастикой, уперлась в повалившийся ствол многолетней ели. Кабина летчиков отлетела далеко вперед. Прислоненная к дереву часть правого крыла с черно-белым крестом напоминала надгробный памятник. Остаток правого крыла сильно деформировался, правого мотора на месте не было, очевидно, отлетел далеко в сторону. Левый мотор был сильно побит, еловые ветки торчали из его обшивки. Между остатками фюзеляжа и отлетевшей кабиной валялись трупы трех фашистов, труп четвертого застрял в покоробленной кабине.

Полковник Аноров поднял обуглившуюся сосновую шишку.

– Кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет,– торжественно повторил он слова Александра Невского. И, взглянув на майора в летной форме, отметил:

– Летчики товарища Когрушева поработали отлично!

– Майор Лысенко, заместитель командира одиннадцатого авиаполка,– представился летчик.

– Давно приехали?

– Сразу после окончания налета.

– Сбит лидер первой группы немецких самолетов. Документы летчиков взяли?

– Да. Заместитель начальника штаба повез их в Москву.

Аноров разглядывал то, что осталось от вражеского самолета.

– Вас эти трофеи интересуют?

– Моторы и часть оборудования возьмем в БАО. Аноров, Волков и Цыганенко подошли поближе.

– Видите, товарищ полковник, бензобаки имеют защитную резиновую оболочку,– сказал Волков Ано-рсву.

– Поэтому нам трудно сбить самолет с первой атаки,– вздохнул присоединившийся к ним Лысенко.– Титенкову пришлось всадить в него несколько пулеметных очередей.

– А сколько самолетов сбил ваш полк? – спросил Аноров.

– Четыре.

– Все в световых полях?

– Да, и освещенные прожектористами, и вблизи лучей.

– А где территориально?

– Один – перед вами. Другой – западнее Рузы. А два – севернее Звенигорода. Сейчас в штабе полка уточняют, кто и где сбил.

– Желаю дальнейших успехов!

Машины тронулись в обратный путь. Пока пробирались лесными дорогами, преодолевали труднопроходимые места, было не до разговоров. Да и то, что увидели, настраивало на молчаливые раздумья.

Когда проезжали Дорохово, недалеко от которого находилось знаменитое Бородинское поле, полковник Аноров вспомнил статьи в периодической печати, где предсказывался Гитлеру такой же конец, как и Наполеону. Следовало бы фашистам помнить уроки истории…

– Да,– сказал Аноров,– Гитлер хочет быть похожим на Наполеона, но избежать его судьбы. Поэтому и вероломная внезапность нападения, и стратегия блицкрига, и крайняя жестокость военных действий. Пленные показывают: им говорили, что в течение месяца Красная Армия будет разгромлена.

– Однако месяц уже прошел…

– И он показал, что молниеносная война против Советского Союза у фашистов провалилась. Они не рассчитывали на упорное сопротивление Красной Армии. Но, к сожалению, превосходство пока еще на стороне противника. Да, обстановка на фронте, Иван Ефремович, тяжелая… Как хорошо, что фашистская авиация получила мощный отпор при налете на Москву!

Не заезжая в Часцы на КП Цыганенко, полковник Аноров возвратился в Москву. И первое, что он сделал там, это остановился у газетного киоска на Большой Дорогомиловской, чтобы купить свежую газету. Не терпелось просмотреть ее. Он развернул «Правду», нашел краткое сообщение о налете.

«В 22 часа 10 минут 21 июля немецкие самолеты в количестве более 200 сделали попытку массового налета на Москву. Налет можно считать провалившимся. Заградительные отряды нашей авиации не допустили основные силы немецких самолетов к Москве. Прорвались лишь отдельные самолеты противника. В городе возникло несколько пожаров жилых зданий. Имеется небольшое количество убитых и раненых. Ни один из военных объектов не пострадал. Нашей авиацией и огнем зенитных батарей, по неполным данным, сбито 17 немецких самолетов. Воздушная тревога продолжалась пять с половиной часов».

Москвичи, собравшиеся у газетного киоска, оживленно обсуждали сообщение Совинформбюро:

– Семнадцать фашистских самолетов!

– Нужно совсем отбить им охоту делать налеты на Москву…

– Но ведь не так просто ночью найти вражеский

самолет!

– А прожектористы на что?

– Там написано: «по неполным данным».

– Товарищ полковник,– обратился к Анорову пожилой мужчина,– почему в сводке написано «по неполным данным»?

– Потому, что пока не найдут сбитый самолет и не подтвердят факт его уничтожения, он в сводку не попадает,– объяснил Аноров,– значит, докладов о сбитых самолетах поступило больше, чем семнадцать, но нужно подтвердить каждый доклад, что сейчас, очевидно, и делается.

– Наверное, в следующей сводке сообщат более точные данные,– предположил пожилой мужчина.

– Наверное. Слушайте очередной выпуск последних известий.

Взглянув на часы, Аноров поспешил к машине.

 

36

На свой командный пункт Волков попал во второй половине дня. Там он застал начальника штаба и комиссара полка, говоривших по телефону с подразделениями. Закончив разговор, капитан Зорькин тут же передал Ивану Ефремовичу приятную новость:

– Вышел приказ наркома обороны. В нем дана хорошая оценка действиям частей ПВО. Отмечено, что, по окончательным данным, сбито двадцать два самолета противника, и объявлена благодарность всем воинам частей ПВО, в том числе прожектористам.

– Ну и как,– улыбнулся Волков,– передали благодарность подразделениям?

– Сообщили на КП батальонов и дали указание сегодня же довести до всех расчетов.

– Александр Иванович,– спросил Волков,– какке указания поступили от Сарбунова по боевой работе?

– Тщательно проверить матчасть,– начал перечислять начальник штаба, – юстировку станций-искателей, не допускать освещения целей большим количеством лучей, станциям-сопроводителям удаленных позиций не тянуться к освещенному самолету. Все эти указания переданы в подразделения. Получено также распоряжение – завтра утром, к десяти часам, представить к награждению наиболее отличившихся.

– Хорошо. Я сейчас съезжу во внуковский истребительный полк. Нужно договориться, чтобы в зоне ожидания было несколько истребителей, а то опять некому будет сбивать освещенные цели.

На это Зорькин сказал Волкову, что ночью в одной зоне ожидания опасно держать несколько истребителей. Ведь они могут столкнуться. Таково мнение летчиков.

– Надо же что-то делать! – Волков помолчал.– Да, вот еще что, Александр Иванович. Вам вместе с Иваном Евгеньевичем,– он посмотрел в сторону Мамонова, как бы спрашивая его согласия со своим еще не высказанным предложением,– нужно бы подготовить материал на отличившихся. У Цыганенко больше чем у других освещено самолетов противника, выходит, они и отличились. Не забудьте пятую роту – они отогнали девятку бомбардировщиков. Сержанта Гаврилова, поймавшего три самолета, Спасского и Паршикова, поймавших первый самолет, который был сбит. Но, пожалуй, больше всех отличился сержант Левин из первой роты, поймавший восемь самолетов врага. Обдумайте пока это до моего возвращения.

 

37

Командно-наблюдательный пункт Теплов оборудовал метрах в двадцати от поста управления Михайлоза. Это был круглый окоп, соединявшийся с окопом Михайлова ходом сообщения. Оборудование КНП составляли телефонный аппарат, подключенный одновременно и к линиям связи взвода и к линии с ротным КП, да небольшой планшет-курсоуказатель.

Сегодня сразу после завтрака Теплов уехал на 503-ю позицию к Турчину проверить, как осваивается бойцами звукоулавливатель устаревшей конструкции. С Тепловым отправился и командир отделения связи – проверить линию на эту позицию.

От звукоулавливателя не ждали успешных поисков самолетов противника. Теплов рассуждал просто: раз дали – надо использовать. В конце концов это лучше, чем ничего. Надо было только старшего сержанта Тур-чина настроить на то, чтобы он сам управлял прожектором: или по данным этого звукоулавливателя при самостоятельном поиске, или по команде командира взвода при сопровождении целей, пойманных другими станциями.

На землю опустились сумерки. Расчеты прожекторных станций и командных пунктов подразделений опять заняли свои боевые посты. Было объявлено первое положение.

В Москве утих дневной шум, город притаился, погрузился во мрак. Дежурные наблюдатели и бойцы групп самозащиты, научившиеся бороться с вражескими зажигалками в прошедшую ночь, заняли свои посты на крышах домов. Команды МПВО собрались в назначенных местах. Наступила тревожная тишина-Недолго она продержалась. Завыли сирены, загудели паровозы. Из динамиков городской радиосети неслось:

«Граждане, воздушная тревога! Граждане, воздушная тревога! Покиньте помещения, перейдите в бомбоубежище…»

К Москве снова приближалась армада немецко-фашистских бомбардировщиков.

В 21.30 подразделениям 1-го прожекторного полка была дана команда «К бою». Все расчеты подготовились к боевой работе. Майор Волков сказал дежурившему на НП полка лейтенанту Белову:

– Смотрите, небо почти полностью затянуто облаками. Лишь кое-где небольшие просветы. Это на руку немцам. Хорошо хоть облака высоко. Вражеские самолеты пойдут ниже…

Сдвинув брови к переносице, Белов озабоченно заметил:

– Высота облачности около трех тысяч, товарищ майор. Противнику выгоднее идти выше облаков, скрытно.

– Летчики уже предусмотрели перехват самолетов противника выше облаков,– успокоил его Волков.– Будут искать по тени, образующейся от самолета на верхней стороне облаков от света луны, по выхлопным газам, а также по силуэту самолета на фоне облачности, подсвеченной снизу прожекторами.

– Самолеты противника приближаются к пятому СПП,– доложил дежурный связист.

Бомбардировщики шли рассредоточено по фронту и в глубину, на большей, чем в прошлую ночь, высоте. Маскируясь облачностью, они пытались скрытно пройти над зонами ПВО. Кое-где за облаками была слышна отдаленная пулеметная стрельба: истребители атаковали обнаруженные цели.

С приближением самолетов к переднему краю пятого светового поля все станции-искатели начали поиск. Но лучи упирались в серые облака. Светлые пятна от них бегали из стороны в сторону в поиске бомбардировщиков.

В одиннадцатом часу станция-искатель ефрейтора Бурова четвертой роты пятого СПП, расположенная около станции Алабино, осветила двухмоторный бомбардировщик Ю-88. Он летел на высоте трех тысяч мет-роз. Подключились станции-сопроводители ближайших позиций, стали сопровождать врага.

Поблизости оказался истребитель. Летчик внуковского полка младший лейтенант Лукьянов зашел в хвост бомбардировщику и открыл огонь. Несколько секунд длилась пулеметная дуэль истребителя и фашистского самолета, потом оборвалась. Истребитель взревел на вираже, зашел на повторную атаку. Она оказалась удачной: самолет врага был сбит.

Некоторые бомбардировщики начали бомбить Наро-Фоминск и Можайск. Они стремились привлечь внимание истребителей, прикрывавших Москву.

Было 22 часа 25 минут, когда станция-искатель сержанта Михайлова на высоте приблизительно трех тысяч метров поймала бомбардировщик Ю-88.

– Пятьсот третья, пятьсот четвертая, пятьсот девятая, сопровождать самолет противника! – приказал Теплов.

Однако сопровождать пришлось недолго: фашистские летчики набрали высоту и нырнули в облака. Убедившись, что облачность плотная, тянется далеко в глубь светового поля, Теплов доложил об этом на РКП, после чего скомандовал: «Рубильник!»

Станции-искатели сержантов Леонова и Михайлова продолжали поиск новых целей.

Прожекторная станция второй линии взвода Теплова располагалась у деревни Долгино. Начальник ее сержант Турчин заметил на фоне посветлевшей облачности силуэт бомбардировщика и быстро подал команду наводчику прожектора. Так был пойман двухмоторный «Хейнкель-111». К освещенному самолету подключились станции-сопроводители взвода лейтенанта Ковалькова и тылового взвода роты лейтенанта Неустроева. Однако через две минуты врагу удалось скрыться.

На границе пятого и шестого полей бомбардировщик разгрузился от запаса зажигательных бомб на 314-ю позицию, юго-западнее Вороново. Но фашистский штурман, ослепленный прожекторами, промахнулся – бомбы попали в лесной массив. Бойцы забросали их землей, не дав лесу загореться.

 

38

В черте Москвы рота лейтенанта Виноградова осветила три самолета противника. По ним зенитчики вели плотный огонь, однако и здесь мешала облачность. Попробуй-ка прицелиться как следует! Судьба вражеских самолетов осталась тогда для расчетов неизвестной. Позднее выяснилось, что два вражеских самолета налетели на тросы аэростатов заграждения и один упал в Москву-реку. Там же оказался и весь запас зажигательных бомб.

На рассвете, когда небо подрумянилось утренней зарей, нарушил тишину одиночный самолет противника. Он шел к Москве на большой высоте. Перед зоной зенитной артиллерии самолет изменил курс и полетел почти по кольцевому маршруту, огибая Москву с северо-запада. Стало ясно, что это разведчик, посланный сфотографировать результаты налета. Его легко было перехватить истребителям северного сектора и уничтожить, так как вокруг совсем посветлело. Что они и сделали. Этим воздушным боем и закончилась вторая боевая ночь в Московской зоне ПВО. На КП прожекторного полка поступил сигнал отбоя.

Майор Волков и его постоянные помощники по дежурству на наблюдательном пункте полка спустились в основное помещение. На НП остался лишь связист-набпюдатель.

Старший политрук Мамонов и капитан Зорькин обсуждали за рабочим столом начальника штаба итоги боевой ночи.

– Ну, чем порадуете? – спросил их Волков.

– Все самолеты, летевшие ниже облаков или в их разрывах,– стал докладывать капитан Зорькин,– освещались кратковременно. Четвертая рота лейтенанта Стурова поймала шесть вражеских самолетов, из них один сбит нашим истребителем. Шестая рота – три, пятая – два. Первая рота в черте города поймала три самодета противника. Всего полком было поймано и сопровождалось семнадцать самолетов. Многие из них обстреливали и бомбили прожекторные станции.

Мамонов предложил организовать митинг по случаю приказа наркома.

– Сегодня же,– сказал он.– Перед обедом.

– Давайте проведем,– согласился Иван Ефремович.– Можно пригласить людей и с ближайших «точек» четвертой роты.

Митинг проводили в помещении совхозной школы. Дезно уже личный состав не собирался в таком составе вместе.

У командиров и бойцов было приподнятое настроение. Еще бы! Ведь предстоял разговор об успешных действиях в борьбе с врагом. Как тут не радоваться? Слышались веселые разговоры и шутки. Но все, точно по команде, притихли, стоило появиться майору Волкову, старшему политруку Мамонову и начальнику штаба капитану Зорькину.

Первым выступил комиссар полка. Он напомнил, что враг, к сожалению, наступает на многих направлениях, рвется к Ленинграду, что тяжелые бои идут в районе

Смоленска, Упомянул про сложную обстановку и на южных фронтах.

– Фашисты начали бомбить Москву! – продолжал комиссар.– Они собираются разрушить нашу родную столицу! Родина приняла необходимые меры, выделила значительное количество зенитных средств для противовоздушной обороны Москвы. Немцы боятся нас, поэтому не рискуют производить дневные налеты. Они решили бомбить столицу ночью. Надеются прорвать противовоздушную оборону, прикрываясь темнотой и облачностью. Им дан достойный отпор! В первом налете и в прошедшую ночь наши славные соколы – ночные истребители встречали вражескую авиацию на дальних подступах и в световых прожекторных полях. Они заставили многих фашистских летчиков повернуть обратно. Мощный огневой заслон создали артиллеристы-зенитчики. Большинство бомбардировщиков сбрасывают бомбы куда попало, возвращаются на свои базы, не выполнив задания. У немцев большие потери. К городу прорвалось лишь несколько вражеских самолетов. Противовоздушная оборона Москвы показала свою силу и получила хорошую оценку народного комиссара обороны СССР.

Слушайте приказ наркома обороны по результатам действий воинов ПВО за первую ночь.

«Приказ

народного комиссара обороны Союза ССР по противовоздушной обороне г. Москвы ? 241 от 22 июля 1941 года

В ночь на 22 июля немецко-фашистская авиация пыталась нанести удар по Москве.

Благодаря бдительности службы воздушного наблюдения (ВНОС) вражеские самолеты были обнаружены, несмотря на темноту ночи, задолго до появления их над Москвой.

На подступах к Москве самолеты противника были встречены нашими ночными истребителями и организованным огнем зенитной артиллерии. Хорошо работали прожектористы. В результате этого более 200 самолетов противника, шедших' эшелонами на Москву, были расстроены и лишь одиночки прорвались к столице. Возникшие в результате бомбежки отдельные пожары были быстро ликвидированы энергичными действиями пожарных команд. Милиция поддерживала хороший порядок в городе.

Нашими истребителями и зенитчиками сбито, по окончательным данным, 22 самолета противника.

За проявленное мужество и умение в отражении налета вражеской авиации объявляю благодарность:

1. Ночным летчикам-истребителям Московской зоны ПВО.

2. Артиллеристам-зенитчикам, прожектористам, аэростатчикам и всему личному составу службы воздушного наблюдения (ВНОС).

3. Личному составу пожарных команд и милиции г. Москвы.

За умелую организацию отражения налета вражеских самолетов на Москву объявляю благодарность:

Командующему Московской зоной ПВО генерал-майору Громадину.

Командиру соединения ПВО генерал-майору артиллерии Журавлеву.

Командиру авиационного соединения полковнику Климову.

Генерал-майору Громадину представить к правительственной награде наиболее отличившихся.

Народный комиссар обороны И. Сталин»,

В заключение своего выступления комиссар полка поздравил всех собравшихся на митинг.

Когда стихли дружные аплодисменты, к воинам обратился майор Волков:

– Товарищи, учеба и упорные тренировки в предвоенные месяцы и в первые недели войны обеспечили нам успех. Умелые действия бойцов, сержантов и командиров позволили в первую же ночь поймать и сопровождать более двадцати самолетов противника. Первый вражеский бомбардировщик, появившийся с западного направления в четвертом СПП, который пилотировал опытный немецкий летчик в звании полковника, почти «с выстрела» был пойман расчетами сержантов Спасского и Паршикова. Он уверенно сопровождался другими прожекторными станциями и был сбит летчиком-истребителем капитаном Титенковым…

Иван Ефремович подробно рассказал, как был подбит, ослеплен и врезался в землю бомбардировщик, пойманный первой ротой в черте города, как мужественно работали расчеты под пулеметным огнем противника, не страшась рвавшихся около позиций бомб и горящих зажигалок.

– В первую ночь,– сказал он,– летчики-истребители перед световыми прожекторными полями и в лучах прожекторов наших и соседних полей сбили двенадцать самолетов противника, а зенитчики, кроме того, еще десять. Многие бомбардировщики ушли обратно подбитыми, а некоторые из них – есть такие данные – упали за линией фронта. Но нам нужно помнить, товарищи, что часть самолетов врага все же прорвалась к городу. Были разрушения, пожары, даже жертвы. Мы должны еще больше мобилизоваться, держать звукоулавливатели, прожекторные станции и средства связи в постоянной боевой готовности. Чем больше самолетов противника мы осветим, тем больше будет их сбито истребителями и зенитчиками. И тогда не будет в сводках таких печальных фактов, как сегодня. А в сегодняшней сводке указано, что от бомбардировки сильно пострадали две больницы, возникли пожары. Принимая благодарность наркома, мы должны еще лучше нести боевую службу, еще зорче охранять небо столицы! В ближайшее время на ряде прожекторных позиций будут размещены расчеты зенитно-пулеметных установок. Нужно помочь им устроиться и наладить тесное боевое взаимодействие, чтобы эффективно использовать эти огневые средства в борьбе с вражеской авиацией. Желаю вам, товарищи, новых боевых успехов!

Помощник по комсомолу политрук Лискин прочитал стихотворение, помещенное в «Комсомольской правде». Оно называлось «Рыцари огня».

 

39

Лейтенант Теплов во все вникал сам. Людям своим он вполне доверял, но считал, что командир обязан быть в курсе всего происходящего в его взводе, вплоть до мелочей.

И вот сейчас он обстоятельно, даже с некоторой дотошностью обследовал окоп для звукоулавливателя, вырытый бойцами Михайлова. И прикидывал, как усовершенствовать этот окоп. Если совместить с укрытием для расчета, будет удобно и слухачам и корректировщикам в случае неожиданного появления цели.

Несмотря на занятость, Теплов никак не мог забыть утренний телефонный звонок.

– Товарищ лейтенант, вас к телефону,– позвал его утром дежурный связист, протягивая трубку.

Теплов, не глядя, взял ее:

– Двадцатый слушает.

– К вам завтра, часов в двенадцать, на пятьсот первую приедет корреспондент,– предупредил командир роты.– Так что встречайте. Расскажите о наиболее отличившихся за все дни налетов.

– Встретим как полагается,– пообещал Теплов.– А он надолго к нам?

– Не он, а она. Пробудет столько, сколько ей нужно. Помните при этом, что гостеприимство вещь хорошая, но главным остается подготовка к следующей ночи. Как дела у вас?

– Нормально.

– Тогда все.

И командир роты положил трубку.

Теплов почему-то разволновался. Он отдавал себе полный отчет в том, что чей-то там приезд вовсе не повод для сильного волнения. Что тут такого? Ну, корреспондент. Ну, женщина. Он расскажет, она напишет. Ничего необычного в этом нет. Так отчего же ему не по себе?

Эмка остановилась метрах в трехстах от позиции. С заколотившимся сердцем Теплов поднес к глазам бинокль. Из машины выпрыгнула… Оля.

Он готов был побежать ей навстречу. Но сдержался. Зашагал, сохраняя достоинство. Только бы не выдать своего смятения!

– Оля! Какими судьбами?..

Она задорно тряхнула кудряшками.

– Товарищ лейтенант, к вам прибыл представитель прессы! Вот командировочное предписание с резолюцией вашего начальства.

Стараясь казаться серьезной, Оля протянула Теплову бумагу.

Он машинально прочитал: «Разрешаю посещение позиций и ознакомление с подробностями боев». На документе стояла размашистая резолюция командира полка Волкова.

Наслаждаясь тихим изумлением Теплова, скрыть которое ему не удалось, Оля засмеялась каким-то нежным, воркующим смехом.

– Здравствуй, Володя!

– Здравствуй, Оля.– Теплов и не заметил, как они перешли на ты.

– Времени у меня в обрез, точнее,– не более пяти часов. За это время ты мне расскажешь и о боевых делах, и о себе. Да не смотри на меня так! Ну я это, я. Окончила второй курс факультета журналистики и направили по воинским частям для сбора материалов. Лучшие из них будут помещены в городской, а может, в центральной печати. Я знала, что ты в первом прожекторном, поэтому попросилась в ваш полк. Успела уже побывать в других ваших подразделениях… Ты знаешь ефрейтора Петикова?

– Откуда он?

– Из роты Виноградова. Она располагается в самой Москве. У них командный пункт на крыше Центрального телеграфа, на улице Горького.

– Здоровяк такой, да? Спортсмен, борец? – Он самый.

– И что же? – приходя в себя понемногу, заинтересовался Теплов.– Чем прославился этот ефрейтор Петиков?

– Сейчас узнаешь.

Оля достала из портфеля блокнот и дала ему прочитать очерк.

– Молодцы! – вырвалось у Теплова, когда он окончил читать.

– Да что же мы с тобой стоим? – спохватился он.– Эх, плохой из меня хозяин… Идем.

Переполненная впечатлениями, Оля и по дороге продолжала листать блокнот и рассказывать о Петикове. Теплову приходилось поддерживать ее за локоть, чтобы не споткнулась.

– Левин тебе известен, Володя?

– Сержант?

– Да. Командир взвода в роте Виноградова.

– Вспоминаю. Он пенсне носит. Похож скорее на учителя, чем на военного.

– Зато как воюет!

Было чем поделиться и Теплову. Ведь вначале первого налета они осветили и отогнали девять вражеских бомбардировщиков, пытавшихся горящими бортовыми огнями, то есть выдавая себя за советские, обмануть прожектористов.

– Не забудь упомянуть о расчетах Леонова, Михайлова и Турчина,– попросил он.– А вообще-то у нас все буднично…

– Ладно, ладно, не скромничай, Володя,– Оля посмотрела в свои записи.– Я сама поговорю с начальником станции Леоновым, начальником звукоулавливателя Богдашичем и бойцами, а потом ты меня проводишь.

– Обязательно, товарищ корреспондент.

Вечером Теплов проводил Олю до машины. На прощание осмелился задать мучивший его вопрос.

– Николай появлялся?

– Звонил однажды,– небрежно, как о чужом человеке сказала Оля.– Только слишком долго собирался, Так долго, что совсем перестал интересовать меня.– Говорила Оля без всякой обиды, видимо, ее самолюбие не страдало при этом. И лишь чуть опечалилась, когда вспомнила:– Да, у него, кажется, какие-то неприятности, он отцу моему говорил. Потому и позвонил, наверное… Ты бы нашел его, Володя. Все-таки вы дружили когда-то. Может, ему помочь надо? А мне ты пиши, буду очень ждать.

 

40

С рассветом Волков уходил к себе в небольшую комнату. Ее выделили ему в совхозном двухэтажном доме, расположенном недалеко от командного пункта полка. Там он отдыхал после ночной боевой работы.

Сегодня, в первый день августа, собираясь на КП, Волков задержался, чтобы проанализировать неудачи, на которые обратило внимание командование корпуса ПВО. Да он и сам видел, что не все шло гладко, не так, как хотелось бы ему, командиру полка.

Налеты фашистской авиации на Москву следовали один за другим. С 22 июля и до конца месяца авиация противника восемь раз совершала их. И только две ночи – на 28 и на 30 июля – прошли спокойно. Немецко-фашистская авиация на подступах к Москве столкнулась с сильным противодействием соединений и частей противовоздушной обороны. Она несла большие потери.

Удары нашей истребительной авиации и мощный огонь зенитчиков, видимо, измотали врага, и он сделал передышку. Ходили разговоры о том, что немцы по воскресеньям не воюют. Как бы там ни было, а восемь продолжительных налетов крупных сил вражеской авиации за десять июльских дней говорили о другом. К тому же были и дневные налеты.

Приказ, объявлявший благодарность зсему личному составу частей ПВО, а также правительственные награды наиболее отличившимся воодушевили бойцов и командиров. Они восприняли его с особой гордостью еще и потому, что в тяжелое для страны время, время неудач на фронте, это был первый приказ наркома, в котором отметили воинов Красной Армии за успешные боевые действия против гитлеровских захватчиков. И этими воинами были бойцы и командиры войск противовоздушной обороны Москвы, а среди них – прожектористы.

Накануне Волков поинтересовался записями в журнале боевых действий, сделанными заместителем начальника штаба старшим лейтенантом Еминовым. Там было записано, что в июле подразделения полка поймали, осветили и сопровождали более восьмидесяти самолетов противника. Около тридцати из них, попав в слепящие лучи прожекторов и опасаясь быть сбитыми истребителями, повернули обратно и вышли из световых полей. А другие вражеские летчики, у которых, очевидно, было больше смелости и опыта, направляли свои освещенные самолеты к ближайшей кромке облаков и скрывались в спасительной облачности, намереваясь продолжать полет к цели. Из числа освещенных более сорока бомбардировщиков обстреливали и бомбили позиции прожекторных станций и командный пункт полка, а следовательно, не донесли свой смертоносный груз до Москвы.

Кроме того, летчики-истребители, по данным, поступившим на КП полка, атаковали тринадцать самолетов врага, освещенных в световых полях 1-го прожекторного, и девять из них сбили. Пять атакованных бомбардировщиков скрылось в облаках. Более десяти освещенных самолетов противника было передано в зону зенитной артиллерии, часть из них была сбита, часть, сбросив бомбы в боевых порядках зенитчиков, ушла, на малой высоте преодолев зону истребительной азиации.

Самым отрадным было то, что многие фашистские экипажи теперь предпочитали не рисковать. Наверное, на них произвели впечатление прожекторные лучи, в которых сначала барахтались, а потом факелами летели вниз другие бомбардировщики, атакованные истребителями. Не желая подвергать себя опасности, эти экипажи поспешно освобождались от бомб, где придется. Подсчеты показали, что таких «асов» у фашистов около тридцати процентов.

Однако все это мало утешало Ивана Ефремовича, потому что несколько десятков вражеских бомбардировщиков побывало-таки над городом.

Все недостатки в действиях прожектористов, выявленные в ходе отражения первых двух налетов, разобраны в подразделениях. Даны строгие указания о соблюдении правил поиска и сопровождения пойманных целей. Самолеты противника освещаются тремя-четырьмя лучами. Передав пойманные цели станциям-сопроводителям, искатели начинают поиск новых вражеских бомбардировщиков.

Таким образом, необходимые меры приняты.

Но ведь прожектор может лишь осветить вражеский самолет. Сбить фашиста ему не дано. Хотя, празда, один самолет противника, ослепленный лучом прожектора первой роты, врезался в землю…

Полку приданы батальон и рота зенитно-пулеметного полка. Тридцать восемь зенитных крупнокалиберных установок с расчетами встали 25 июля на позиции станций-искателей переднего края и второй линии прожекторов. Пулеметы дадут возможность бороться с низколетящими самолетами противника, в основном, когда они пойдут на обратных курсах. А на Москву после первого налета немецкие самолеты стали идти на высотах 4-5 тысяч метров. Тут уж пулеметам не достать. Это работа для истребителей.

«Что же у нас получается с истребителями?– рассуждал Иван Ефремович.– Считается, что прожекторные подразделения обеспечивают боевые действия летчиков ПВО. Но что значит «обеспечивают»?

Не летчик же просит осветить найденную им цель, а прожектористы ищут, освещают, сопровождают пойманную цель и дают целеуказание истребителям, которые должны находиться в зонах ожидания над световыми полями. Сам способ взаимодействия предопределил активную роль командных пунктов световых прожекторных полей и полка в управлении истребителями.Вроде бы это признано. Однако на деле истребителей в световых полях не хватает, хотя истребительные полки каждую ночь делают большое количество вылетов. Или командиры авиационных полков предпочитают целеуказание со своих КП?

Думая так, Волков учитывал, что летчиков-ночников в авиаполках еще мало, что истребитель может находиться в воздухе около часа, а потом должен возвращаться на свой аэродром для заправки горючим и боеприпасами, что посадки ночью сложны, что его КП и КП световых полей не имеют радиостанций для связи с истребителями, находящимися в зоне ожидания, и передачи им команд целеуказания.

Учитывать-то учитывал, только легче от этого не становилось.

До чего досадно было вспоминать, что во время первого налета лишь один истребитель находился в зоне ожидания! Из двух с половиной десятков освещенных самолетов всего три были атакованы и сбиты. Появившиеся позже в районе КП полка истребители не реагировали на целеуказания электрострел. Конечно, низкие облака сильно мешали и прожектористам, и летчикам-истребителям… Самолеты противника освещались в основном в просветах облачности обычно небольшое время, и летчики, очевидно, плохо видели как их, так и электрострелу целеуказания. Они не успевали подлетать к освещенным самолетам.

Во время второго налета вражеские самолеты также маскировались почти сплошной облачностью. Они учли неудачи первого налета, шли более рассредоточено, на большой высоте и с разных сторон. Тогда из семнадцати освещенных целей была атакована и сбита только одна.

В любом случае, хоть при безоблачном небе, хоть в непогоду, наблюдать за действиями прожекторных подразделений и истребителей гораздо лучше с КП световых полей, чем с расположенного в стороне командного пункта истребительного полка,– к такому выводу пришел майор Волков.

Взвесив недочеты в совместной работе, он решил сегодня же подъехать к командиру 34-го истребительного полка на аэродром Внуково и обсудить все. Отвлек его от этих размышлений Мамонов.

– Что-то, Иван Ефремович, засиделся ты в своей светелке,– вместо приветствия пошутил комиссар.– Я уж думаю, не заболел ли командир…

– Да нет, я здоров.

Мамонов взглянул на исписанные цифрами и фамилиями листы бумаги, задержал взгляд на разостланной перед Волковым карте и понимающе хмыкнул.

– Все прикидываешь, как и что?

– Прикидываю,– кивнул Волков.

И он изложил комиссару свои соображения. Тот сразу оценил их.

– Да, Иван Ефремович, ты прав. Нужно только обговорить это с командирами истребительных полков, а уж потом докладывать начальнику прожекторов корпуса.

– Начну я со Внуково – у нас с товарищем Рыбкиным прямая телефонная связь. Встретимся с ним, чтобы потом, по телефону, лучше понимать друг друга. А нам с тобой надо вот что… Провести в подразделениях партсобрания. Пусть товарищ Еминов сделает для тебя справку по итогам боевой работы за июль. У нас есть расчеты, где много неудачных поисков. Они должны равняться на передовых. На тех, у которых поймано несколько целей. Почему у одних несколько, а у других нисколько? Разверни-ка партийно-политическую работу, нацель на распространение опыта…

 

41

Наступил август. Налеты вражеской авиации на Москву продолжались. Враг использовал все средства, стремясь прорваться к Москве, но встречал достойный отпор со стороны воинов противовоздушной обороны.

Командир и комиссар полка в постоянных разъездах. Они не знали покоя ни днем ни ночью. Едва заканчивался налет, наскоро позавтракав, они уезжали на позиции.

Прожекторная позиция. Ее любовно называли «точкой». Сколько их было разбросано в первую же военную ночь вокруг Москвы! Это и в самом деле «точка», расположившаяся или рядом с какой-нибудь деревушкой, или в поле, скрытая обступившей ее со всех сторон высокой стеной ржи, или затерявшаяся на одной из полян подмосковного леса. Хозяин «точки» – начальник прожекторной станции. В его подчинении всего с десяток бойцов, а то и того меньше. Он нес полную ответственность за боевую готовность расчета, которому поручено охранять отведенный участок неба. Казалось бы, что может сделать эта маленькая кучка людей с воздушным стервятником? Но это только на первый взгляд. На самом же деле в руках расчета большая сила, превращающая его в хозяина больших просторов, которые не окинуть взглядом. Эта сила – мощный прожекторный луч, рассекающий своим гигантским световым клинком ночной мрак.

 

42

В ночь на 4 августа командиру шестой роты лейтенанту Ткаченко сообщили, что к его сектору приближается вражеский бомбардировщик. Слухачи передовых станций-искателей запеленговали самолет и собирались выдать уже его координаты, надеясь, что он вот-вот пересечет передний край. Но самолет развернулся и пошел вдоль переднего края. Командир роты приказал станциям-искателям осветить самолет, используя приближенные данные слухачей. Два луча стали ощупывать небо на границе светового поля, и в это время вдоль нее посыпались мелкие осветительные бомбы, образуя висящие гирлянды.

Получив сообщение об этом, Волков позвонил командиру второго батальона.

– Товарищ Березняк! Этот самолет, видимо, решил обозначить ваш передний край с тем, чтобы дать возможность другим обойти его или набрать высоту.

– Я тоже так думаю. Кроме того, этот курсирующий вдоль переднего края самолет создает сильные помехи звукоулавливателям, чем затрудняет пеленгацию других целей.

– Дайте указания начальникам станций-искателей, чтобы не привязывались к этому самолету, а искали другие на больших углах места.

– Есть, товарищ командир.

Несмотря на хитрости врага, боевая работа в эту ночь была успешной: из восемнадцати вошедших в световые поля полка самолетов противника три повернули обратно, боясь попасть в лучи искателей, семь бомбардировщиков было поймано и освещено. Из числа освещенных один с помощью электрострелы был передан летчику 34-го истребительного авиационного полка и сбит, и один передан в зону зенитной артиллерии.

В следующую ночь в каждой зоне ожидания всех трех световых полей патрулировало по паре истребителей. Опять в районе переднего края пятого и шестого полей появились гирлянды осветительных бомб.

 

43

…На позицию сержанта Леонова старший политрук Мамонов вместе с политруком роты Ивановым пришли еще днем. Опыт у Мамонова не малый. За многие годы в армии послужил на разных должностях, и отделением командовал, и взводом. С молодыми политработниками всегда находил общий язык. Он ценил в них задор, искренность, неутомимость. Не сдерживая их инициативы, лишь направляя ее туда, где она всего нужнее, Мамонов учил своих подчиненных творческому подходу к делу. Но для того чтобы воспитывать людей, надо прежде всего заботиться о самообразовании. И старший политрук при всей его занятости умел выкроить время на чтение нужной книжки, а уж постоянно изучать прожекторную технику считал и для себя, и для других прожектористов просто необходимостью. Вот почему он так обрадовался, застав расчет Леонова на занятиях, хотя прошедшая ночь была очень напряженной.

Бойцы отрабатывали взаимозаменяемость. Старший прожекторист, он же первый номер расчета, Юра Шульц, рассказывал напарнику, второму номеру Никрашеву, как управлять штангой прожектора, если выйдет из строя синхронная связь поста управления, а Никрашев, в свою очередь, показывал, на что следует обращать внимание при проверке работы прожекторной лампы. Понаблюдав за ними, Мамонов спросил Иванова будто бы невзначай, без всякого умысла:

– А вы, товарищ политрук, по-моему, раньше были вторым номером?

– Так точно, товарищ старший политрук,– подтвердил Иванов, удивляясь, как это Мамонов помнит все.

– Тогда, может, поможете мне?

– Охотно!

– К стыду моему, запамятовал, в чем суть проверки прожекторной лампы…

Иванов принялся с жаром объяснять Мамонову что к чему, а тот, затаив хитринку в сощуренных глазах, кивал: «Так, так, понятно». Старшему политруку без труда удавалось располагать к себе людей, вдохновлять их, так что политруку сейчас и в голову не приходило, что его в общем-то экзаменуют.

С введением института военных комиссаров Мамонов вместе с командиром нес равную ответственность за боеспособность полка. Он и раньше не снимал ее с себя, но теперь удвоил, утроил усилия в этом направлении. И, конечно, не мог упустить случая выяснить, хорошо ли разбирается в прожекторной технике Иванов.

Комиссар не случайно пришел на позицию Леонова вместе с политруком.

В ближайшие дни, как только позволит обстановка, он намеревался провести здесь совещание политруков всех рот полка.

Надо было, чтобы Иванов сам хорошо подготовился к этому совещанию и проинструктировал начальника станции-искателя.

За делами не заметили, как наступил вечер.

Леонов предложил комиссару и его спутнику заночевать на позиции.

– А что, может, и в самом деле? – не то себя, не то Иванова спросил комиссар.– Сейчас позвоню на КП полка, узнаю, как там дела,– с этими словами Мамонов пошел в землянку. А когда вернулся, сказал: – Ну, Иванов, остаемся. Будем воевать вместе с молодцами Леонова.

Наступил вечер. Враг пытался снова совершить налет на столицу.

Ночь на 5 августа. Над пятым и шестым световыми полями в небе сплошная облачность. Самолеты противника идут за облаками. Взвод Теплова ведет групповой поиск. Один из бомбардировщиков подходит к переднему краю взвода ниже облаков, думая, очевидно, проскочить между лучами, занятыми поиском летящих выше бомбардировщиков.

Наводчик прожектора станции-искателя сержанта Леонова пятый номер расчета ефрейтор Зилов, отлично освоивший поиск, внимательно наблюдал за зоной перекрестия своего луча и луча соседней станции-искателя сержанта Михайлова. И вдруг заметил мелькнувший на фоне лучей самолет врага.

– Самолет в луче,– доложил Леонов командиру взвода.

Теплов скомандовал Михайлову и Турчину сопровождать освещенный самолет.

Бомбардировщик пересек передний край, развернулся и со снижением стал выходить из светового поля через позицию станции-искателя Леонова, сбросив около нее весь запас фугасных бомб. Пулеметчики 20-го зенитно-пулеметного полка, располагавшиеся на его позиции, как только самолет показался в нужном кольце прицела, прошили его очередью трассирующих пуль. Бомбардировщик был сбит и упал за передним краем прожекторной роты.

– Да, политрук, выходит, мы с тобой не зря остались здесь. Такое увидишь не часто,– произнес Мамонов, обращаясь к Иванову.

Уже стало почти светло. Бой затихал. Самолетов противника не было. Леонов предложил комиссару пойти отдохнуть.

– Нет, товарищ сержант, отдыхать некогда. Поеду на КП полка. А вот Иванов останется. Покорми его и покажи, где отдохнуть. Днем у него будет много работы.

Попрощавшись, комиссар сел в поджидавшую его эмку и уехал на КП.

 

44

Перед заступлением на боевое дежурство в ночь на 6 августа агитатор из роты старшего лейтенанта Поликарпова красноармеец коммунист Савельев рассказал своим товарищам о мужестве расчета Петикова.

– Вот что значит воевать в городе,– с чувством некоторой зависти высказался красноармеец Бессонов по поводу услышанного от Савельева,– а в нашей глуши и героизма не проявишь.

– Не волнуйся, еще и тебе представится случай,– возразил ему командир расчета младший сержант Боб-ринский.

Раздался телефонный звонок.

– К бою!– скомандовал командир взвода.

Завращались на своих рабочих местах слухачи и корректировщики. Мирное выражение слетело с их лиц. Они стали напряженны и внимательны.

– Есть самолет!– доложили слухачи, и яркий луч прорезал еще не успевшее почернеть небо. «Юнкерс-88» был взят с «выстрела».

Но как только самолет попал в полосу света, он перешел в пикирование. На позицию посыпались зажигательные бомбы. Комсомолец младший сержант Бобринский умело организовал тушение возникших пожаров. Бойцы расчета, заменяя друг друга на рабочих местах, ни на секунду не выпускали самолет из луча, обезвреживали бомбы, спасая от огня не только свою позицию, но и близлежащие колхозные строения.

Разгоряченный боем красноармеец Савельев сбрасывал бомбы в овраг.

– Поработай еще немного за меня,– кричал он Бессонову.– Я прпробую еще выкинуть ту, что упала за сараем, а то спать днем негде будет.

Огонь разгорался все больше и вот-вот коснется сарая.

– Остановись,– кричал Бобринский, но Савельев уже пнул бомбу ногой, потом еще и еще раз, и она вслед за другими покатилась в овраг.

Савельев заметил, что у него начал тлеть сапог. Резким рывком он снял его, засыпал землей и так остановил тление.

За эту ночь Савельев обезвредил четырнадцать бомб. Когда над позицией стало тихо и по команде «Рубильник» второй номер выключил станцию, Савельев подошел к Бессонову и пожал ему руку.

– Спасибо, брат, за выручку.

– Ты что,– возразил тот,– это мы тебе должны сказать спасибо.

– Э, нет,– без вас я не погасил бы ни одной бомбы. Главное делали вы – освещали самолет. А я, можно сказать, занимался мирным делом.

В следующую ночь противник пытался совершить налет на Москву небольшими силами. Его бомбардировщики шли рассредоточенно по фронту. Хотя они летели на большой высоте, боевая работа прожектористов была более удачной, чем в прошлую ночь. В четвертом световом поле из семи пролетавших бомбардировщиков три при включении лучей станций-искателей тут же повернули обратно и ушли курсом на юго-запад. Два самолета были пойманы в шестой роте. Оба самолета устойчиво сопровождались прожекторами шестой, пятой и четвертой рот. Один из них разгрузился от бомб в районе позиции поймавшей его станции-искателя.

Высокие образцы храбрости и хладнокровия при отражении налета вражеской авиации показали бойцы расчета младшего сержанта комсомольца Емельянова ,^з роты лейтенанта Гудкова.

Стремясь выйти из лучей, враг начал отчаянно отстреливаться. Во время обстрела Емельянов был ранен в бедро, красноармейцу Фридлянду пуля пробила фуражку, несколько пуль попало в прожекторный барабан. Пересиливая боль и не говоря о ранении, Емельянов продолжал командовать расчетом, а Фридлянд хладнокровно работал у штанги до выхода самолета из зоны досягаемости луча. После этого, перевязав рану, Емельянов со своим расчетом за ночь сопровождал еще два самолета противника.

В тяжелых условиях в ночь на 7 августа пришлось работать расчету комсомольца старшего сержанта Кацубо, служившего в полку уже третий год. Его расчет, считавшийся одним из лучших в четвертой роте, был временно откомандирован в зону зенитной артиллерии на охрану важного объекта.

Расчет, как обычно, принял команду «К бою». В 23.30 послышался нарастающий гул мотора. «Есть самолет»,– доложили слухачи, и тут же вспыхнул яркий луч.

«Хейнкель-111» – определил старший сержант Кацубо. Зенитчики не заставили себя ждать и открыли стрельбу. Враг мечется то вправо, то влево, стараясь выйти из луча, но прожектористы цепко ведут его. От самолета отделяются бомбы. Две из них с воем падают около позиции, но это не напугало прожектористов. Они продолжали оставаться на своих местах. Видя бесполезность своих усилий, фашистский самолет разворачивается и уходит. Ему удалось выйти из луча. Через несколько минут вновь послышался нарастающий гул мотора. Враг думал обмануть прожектористов и зашел с другой стороны. Но опять луч настиг его. Вот он уже почти в зените. Слышится протяжный свист – на позиции вспыхивают сотни огоньков. Это враг сбросил зажигательные бомбы.

– Наводчикам не прекращать освещения! Всем остальным на тушение пожара! – раздается команда Кацубо.

Четко и быстро работает расчет. Красноармейцы второго года службы комсомольцы Сурмилло, Фролов и Сейсикеев во главе с начальником звукоулавливателя младшим сержантом Головиным быстро ликвидируют очаги пожара на позиции. Но вот кто-то крикнул: «В деревне загорелся дом!» Старшина Калачев и красноармеец Бакланов бегут туда ликвидировать пожар. Фашистский самолет открывает огонь из пулемета. Пули свистят над головами бойцов. Но наводчики не выпускали врага до тех пор, пока его не подхватили лучи соседних станций-сопроводителей. Немецкому пирату так и не удалось пройти к Москве – он был уничтожен героическим тараном летчика комсомольца младшего лейтенанта Талалихина. Благодаря стойкости и четкости работы расчет Кацубо вышел из этого боя победителем.

Так почти ежедневно шли упорные воздушные бои за Москву, в которых совершенствовались и крепли боевые расчеты полка, проявляя зачастую героизм в отражении фашистских налетов. В этих боях креп и закалялся боевой дух воинов-прожектористов. После первых налетов, встретив жесткий отпор, противник вынужден был изменить свою тактику.

Кроме увеличения высоты полета до 5-6 тысяч метров противник стал выделять специальные самолеты для обозначения переднего края световых прожекторных полей.

 

45

9 августа до 24.00 самолеты противника обходили СПП-5. В первом часу ночи 501-я и 503-я станции почти одновременно поймали «Хейнкель-111» и «Юнкерс-88». Первый открыл стрельбу по прожектористам. Свист пуль слышался рядом, но бойцы продолжали держать самолет в луче. «Юнкере» обрушивает на 503-ю позицию две фугасные бомбы. Раздались страшные взрывы, но вдали от позиции. А бомбардировщик развернулся и пошел на запад. 501-я позиция продолжала удерживать «хейнкель» в луче.

Вылетевший на перехват летчик-истребитель капитан Ледовский заметил его и стремительно подлетел к освещенному самолету. С земли видны были следы трассирующих пуль, потянувшихся к самолету врага. Воздушный бой был короток. Фашистский бомбардировщик рухнул на лес с полным грузом бомб и взорвался.

Чуть позже станция-искатель 606-я сержанта Беспалова поймала бомбардировщик Ю-88. Подсоединились лучи станций-сопроводителей. Самолет медленно летел на северо-восток к центру пятого светового поля. Появилась пара истребителей, и началась атака. Самолет сбросил весь груз зажигательных бомб. Атаки следовали одна за другой. Бомбардировщик развернулся, пошел на юг, сопровождаемый прожекторами, и стал выходить из светового поля между 501-й и 502-й позициями, обстреляли их из пулеметов. Один из атаковавших истребителей отвернул. Другой продолжал атаки. Это был летчик 34-го полка Виктор Киселев. Видя, что вражеский самолет вот-вот выйдет из зоны досягаемости лучей, Киселев решил идти на таран. Подошел снизу, чтобы винтом отсечь хвостовое оперение. Неточно. Тогда летчик направляет истребитель в левый бок фюзеляжа бомбардировщика. Вражеский самолет исчез из лучей. Истребитель вошел в штопор. Горящий бомбардировщик упал в лесу километрах в двадцати за передним краем светового поля. Два немецких летчика выпрыгнули на парашютах и были взяты в плен. Двое сгорели в упавшем самолете. Киселев приземлился удачно.

В 0 часов 35 минут станцией-искателем 506-й взвода лейтенанта Ковалькова был пойман еще один Ю-88, который сопровождался и лучами станций взвода Теплова. Попав в лучи, самолет сбросил куда попало бомбовый груз и, сопровождаемый лучами взвода лейтенанта Гусакова шестой роты, ушел на юго-запад.

Когда полку было объявлено положение номер три и майор Волков спустился с наблюдательного пункта, капитан Зорькин доложил ему:

– Всего за ночь было поймано девять самолетов противника. Из них, попав в лучи прожекторов, шесть сбросили бомбы в районе наших позиций, повернули обратно и вышли из светового поля неатакованными. Три освещенных самолета были атакованы истребителями, из них два сбито, в том числе самолет, который таранил лейтенант Киселев.

– Так, так…

– Иван Ефремович, Березняк доложил, что разрешил командиру пятой роты выехать к месту падения тараненного самолета.

– Пусть едет… Нужно посмотреть… А где упал истребитель?

– Пока неизвестно. Туда собирается вылететь командир авиаполка майор Рыбкин.

– Пошлите и кого-нибудь из наших.

Через некоторое время на КП полка со сбитого самолета доставили трофеи: изуродованный пулемет, парабеллум и кусок пулеметной ленты…

В августе почти двадцать ночей прожектористы проводили в боях. Едва солнце скрывалось за горизонтом, на всех позициях приходили в движение рупоры звукоулавливателей. Слухачи внимательно выслушивали воздушное пространство.

В течение августа подразделения полка поймали и осветили 64 самолета противника, из них 16, попав в лучи, скрылись в облачности, 32 повернули обратно и ушли из границ световых полей. 20 вражеских бомбардировщиков обстреливали позиции прожекторных станций, 30 разгрузились от бомб в световых полях или бомбили прожекторные позиции и командные пункты полка. Один бомбардировщик сбит расчетом крупнокалиберного пулемета, находившегося на позиции сержанта Леонова. Истребители 11, 34 и 177-го авиационных полков атаковали 12 освещенных самолетов противника и 11 сбили.

Август был характерен и оперативно-тактическими решениями: в конце месяца в полку было создано седьмое световое поле между шоссейными и железнодорожными магистралями Москва – Серпухов и Москва – Кашира. Боевой порядок занял вновь сформированный четвертый батальон капитана Трибуль. А соседом слева, развернув свои световые поля в юго-восточном секторе, за седьмым полем полка, стал 40-й зенитный прожекторный полк.

Второй батальон принял прибывший в полк после окончания военной академии капитан Коченков. Капитана Березняка назначили в другую часть.

 

46

В роте Салмина, куда направлялись комиссар полка Мамонов и комиссар батальона Зражевский, назначено было партийное собрание.

Мамонов рассчитывал услышать от коммунистов о настроениях в расчетах, выяснить, какая помощь требуется от политотдела полка. Надеялся он также узнать, как сложились отношения у ефрейтора Шкленика, выдвинутого в парторги по его рекомендации, с командиром роты.

– Ну как Шкленик? – прежде всего спросил Мамонов у Салмина, едва они поздоровались.

Вопрос был задан не случайно. Бывший учитель истории, спокойный, вдумчивый, неторопливый Шкленик казался энергичному Салмину несколько вяловатым. Поэтому при выборах Шкленика Салмин не очень поддерживал его кандидатуру. Но с тех пор сколько времени прошло! Может, мнение Салмина изменилось?

Прямого ответа комиссару полка командир роты не дал.

– Шкленик? – переспросил он.– Говорят, пуд соли надо съесть, прежде чем узнаешь человека…

– Все осторожничаешь? – усмехнулся Мамонов.– Ну ладно, хорошо хоть не возражаешь. Так где мы соберемся? Может, на вашей сказочной полянке? Правда, прохладно. Зато свежий воздух. Люблю я вашу поляну!

Польщенный Салмин поспешил сообщить, что они там скамеечки сделали, даже стол для президиума оборудовали.

– Идемте на нашу полянку,– по-хозяйски пригласил он.– Комиссар батальона уже пошел туда.

– Добро,– кивнул комиссар полка.

Докладчиком на этом собрании был сам командир роты. Он никого не хвалил, а говорил в основном о просчетах и недостатках.

– То, что мы успели сделать хорошего,– это наша обычная боевая работа,– сурово произнес Салмин.– А вот два самолета противника мы поймали с опозданием! Значит, сократили время атаки истребителям! Летчики уничтожили врага, но это уже не наша, а их заслуга…

Потом выступил парторг Шкленик.

– Правильно говорил командир роты о недостатках,– сказал он.– Надо нам набираться опыта, учиться работать лучше. Есть у нас для этого возможности? Есть! Наши бойцы – народ крепкий, надежный. Они устают, недосыпают, но не жалуются. После бессонных ночей оборудуют свои позиции. Их волнуют не только вести с фронта, но и то, что происходит в глубоких тылах. Они живут одной жизнью со страной, не отделяют себя от нее. И с такими людьми мы, конечно, можем добиться, чтобы в наших рядах не было ни одного равнодушного, ни одного беспечного!

Салмин видел, как от теплых слов Шкленика светлеют лица бойцов, распрямляются виновато согнутые спины. «Пожалуй, парторг своим выступлением достиг большего, чем я,– вынужден был признать он,– приободрил людей, поселил в них уверенность». Теперь командир роты особенно внимательно вслушивался в то, на чем делал упор Шкленик:

– Мы, прожектористы, разбросаны по «точкам», живем маленькими коллективами. Ни в коем случае нельзя нам обосабливаться, напротив, нужно крепить связь между собой. Ведь если вместо цельного подразделения будут существовать сами по себе отдельные расчеты, не думающие об успехе всей роты, задачи своей мы не выполним. Вот о чем должны думать мы, коммунисты.

«А ведь верно нацелился,– с удовлетворением отметил про себя Салмин.– В самую точку бьет». Наклонился к комиссару полка и шепнул ему на ухо:

– Спасибо за парторга.

– То-то же! – тоже шепотом отозвался Мамонов. На обратном пути Мамонов спросил Зражевского, почему с ними не поехал комсорг КП батальона. Оказывается, тот пошел пешком, чтобы проверить маскировку телефонной линии. В последнее время участились диверсии.

– Напрямую здесь всего восемь километров,– пояснил Зражевский.

На вечернем темнеющем небе прорезались звезды. Ночь обещала быть ясной, безветренной. Мамонов выглянул из окна автомобиля:

– Сегодня, наверное, будет налет.

– Это уж точно,– произнес Зражевский.

– Не заночевать ли мне у вас? Тут все-таки передовая, посмотрю, как воюют бойцы вашего батальона.

– Милости просим!

– С людьми побеседую…

– У нас один связист есть. Орешин Иван Иванович. Ох и поет!

– Поет? Когда?

– В любую свободную минуту так и заливается. Душа коллектива! Он запоет, остальные подхватят. А бывает, и в пляс пустятся.

– Тогда остаюсь,– засмеялся Мамонов.– Люблю веселых людей! С ними и воевать веселее.

 

47

В сентябре было только одиннадцать налетов небольшим количеством самолетов и три разведывательных полета. При этом девять налетов – при сплошной низкой облачности, затруднявшей или делавшей невозможной работу прожекторов и вылеты истребителей. Из семи самолетов противника, которые удалось осветить, три осветил искатель Михайлова, один – Леонова, один – Сухорукова и два – вновь сформированная первая рота шестого СПП. Все освещенные самолеты разгрузились от бомб и повернули обратно. То же самое сделали и еще восемь неосвещенных самолетов, наугад отбомбившиеся в СПП.

Снижение интенсивности налетов авиации противника на столицу объяснялось не только непогодой. В августе и первой половине сентября войска Западного и Резервного фронтов нанесли чувствительные удары по врагу под Ельней и в районе Духовщины. Длившееся два месяца Смоленское сражение закончилось. Вынужденный переход группы немецких армий «Центр» к обороне знаменовал собой провал попытки фашистского командования прорваться к Москве. Блицкриг потерпел крах.

Враг вынужден был изменить свои планы наступательных операций, решив сначала нанести удары по флангам группировки советских войск, прикрывавших Москву. Новый план носил кодовое название «Тайфун». 16 сентября группа армий «Центр» получила приказ о продолжении наступления. Оно началось 30 сентября. Неблагоприятная обстановка сложилась в районе Вязьмы и Брянска. К 10 октября она особенно усложнилась к северо-западу от Москвы, в районе Ржева и Калинина. Вражеские войска, несмотря на упорное, героическое сопротивление, приближались к Москве…

Надо было предусмотреть все. Вдруг в районе световых полей высадятся парашютные десанты противника? Или прорвутся вражеские танки… Вот почему еще 11 августа полку майора Волкова был отдан боевой приказ, и полк начал готовиться к наземной обороне.

Требовалось усилить охрану позиций, наблюдение за местностью, создать в каждой роте подвижные подразделения по борьбе с десантами, наметить места для противотанковых лесных завалов, учить расчеты борьбе с танками. С приближением фронта к Подмосковью вопрос о наземной обороне встал с новой силой. Этим делом в подразделениях занимались днем. А по ночам выполняли основную боевую задачу.

В первой половине октября авиация противника двенадцать раз пыталась ночью пробиться к Москве. В основном мелкими группами. Только в трех налетах было более полутора десятков бомбардировщиков. Тогда во вновь созданном седьмом прожекторном поле было поймано и сопровождалось двенадцать бомбардировщиков. Столько же поймала и осветила вновь созданная первая рота шестого СПП, которой командовал лейтенант Желдак. Командиры, назначенные в эти подразделения, уже имели опыт.

Решением Ставки Верховного Главнокомандований от 12 октября 1941 года на части 1-го корпуса ПВО была возложена задача отражения и истребления прорвавшихся танковых частей и живой силы противника.

С него и начал совещание командиров прожекторных частей и их начальников штабов подполковник Сарбунов. Предстояло создать группы истребителей танков, вооружить их противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью, оборудовать для них позиции на путях вероятного движения танков.

– Какие дороги прежде всего может использовать противник? – спросил Сарбунов собравшихся. И сам ответил:– Разумеется, шоссейные. Те, что ведут к столице. Если на них появятся танки, мы будем освещать и ослеплять их ночью…

7 октября был подписан приказ о присвоении Сарбунову очередного воинского звания – подполковник.

Умелый организатор, он хорошо знал своих людей, их достоинства и недостатки. Как командир инженерных войск – понтонных подразделений (по первоначальному военному образованию), Борис Васильевич разбирался глубже своих коллег в том, что касалось боевых действий стрелковых частей, но никогда не подчеркивал этого. После совещания Волков вместе с начальником штаба отправился на КП в Ивановское. Там они продумали предстоящие задачи подчиненным батальонам.

– Да-а,– протянул Волков, испытующе глядя на Зорькина.– Истребители подвесят реактивные снаряды и бомбы, чтобы штурмовать колонны танков. Артиллеристы-зенитчики бронебойными снарядами будут насквозь прошивать их…

– А чем мы располагаем? – подхватил Зорькин.– Гранатой да бутылкой с горючей смесью…

– Ну, это немало, Александр Иванович, когда есть храбрость и смекалка!

Ободренный его словами, Зорькин заулыбался.

– Верно говоришь, Иван Ефремович. Значит, все шоссе и рокадные дороги закрепляем за батальонами. Они создадут группы истребителей танков, подготовят позиции – засады, возведут заграждения, выберут укрытые места для прожстанций, сделают площадки для прожекторов около шоссе. И основное: начинаем обучать бойцов приемам борьбы с танками.

– Правильно. Но при КП полка тоже нужно создать подвижный отряд противотанковой обороны. Кого ты предлагаешь командиром?

– Майор Сивак подойдет,– заявил Зорькин.

Командир полка и работники штаба ездили по позициям, учили бойцов, как отражать атаки танков гранатой, бутылкой с зажигательной смесью, прожекторным лучом.

 

48

В середине октября 1941 года в сводках Совинформбюро впервые появились сообщения о малоярославецком и можайском направлениях. 18 октября после длительных и упорных боев Красная Армия вынуждена была оставить Малоярославец. Враг готовился наступать на Москву через Наро-Фоминск.

В зоне зенитной артиллерии воины 1-го прожекторного полка успешно помогали зенитчикам отражать налеты авиации противника. В ночь на 20 октября станция-сопроводитель младшего сержанта Ростовского, станции-искатели сержантов Паршикова и Шульцева в разное время поймали три самолета противника. Зенитчики открыли по целям, сопровождаемым несколькими лучами, интенсивный огонь. Один «фокке-вульф» удалось сбить. В следующую ночь зенитчики сбили прилетевший, очевидно, в качестве разведчика, бомбардировщик Ю-88. Поймала его станция-искатель сержанта Сухорукова. А на третью ночь был сбит Ю-88, пойманный станцией-искателем Леонова и сопровождаемый лучами станций другой роты. Так что прожектористы и зенитчики на пять ночей отбили охоту гитлеровским летчикам летать к Москве.

31 октября взвод лейтенанта Теплова в районе 501-й позиции у деревни Кленовка при съезде с Малоярославецкого шоссе был обстрелян минометным огнем противника, так как находился в 5-6 километрах от переднего– края. Благодаря находчивости личного состава материальную часть вовремя вывели из-под огня. Не повезло слухачу Окопову – раненного, его отправили в госпиталь. Да еще осколок мины пробил барабан прожектора станции сержанта Турчина.

Приближалась 24-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Чем встретить праздник?

Ответ у воинов ПВО один – повышенной боевой готовностью и бдительностью.

Расчет сержанта Сухорукова не раз проявлял умение и хладнокровие при отражении налетов фашистских самолетов. В ночь на 4 ноября неожиданно, почти на бреющем полете, из-за леса вынырнул вражеский бомбардировщик. Сухоруков не растерялся. «Луч!» – скомандовал он, и «с выстрела» самолет был пойман.

Вырываясь из цепкого луча, враг отстреливается. Делает резкий вираж и скрывается за лесом. Но вскоре гул самолета вновь нарастает. Враг делает новый заход, ведя бешеный огонь из всех пулеметов. Пули ложатся у ног бойцов, попадают в барабан прожектора. Но и сам бомбардировщик уже обречен. Он снова в луче, и все его попытки вырваться тщетны. На сближение с ним идет наш истребитель. Завязывается короткий ожесточенный бой. Потом вспышка огня, шлейф дыма, и бомбардировщик врезается в землю.

Холодная ночь выдалась на 7 ноября. Поля Подмосковья накануне покрылись толстым слоем снега. Едва второй номер расчета станции-искателя сержанта Михайлова Иван Потапов успел сменить угли прожекторной лампы, как раздалась команда «Луч». Иван включил рубильник, и яркий луч света прорезал ночную мглу. Он немного покачался, потом замер.

– Стоп! – скомандовал Михайлов.– Самолет в луче.

И тотчас, словно натянутая нить, луч плавно последовал за выхваченным из темноты бомбардировщиком. Ночной пират завилял. Он выписывал в небе ломаную линию, но прожектористы цепко удерживали его. Тогда бомбардировщик резко пошел вниз. Пришлось наводчикам наклонять прожектор. Они уже с трудом следовали своим лучом за снижающимся самолетом…

В этот момент враг ударил по позициям пулеметной очередью. С бруствера окопа осыпалась земля. Большой комок больно стукнул Ивана по голове.

Приободренный враг, надеявшись на замешательство прожектористов, устремился вверх. Однако надеждам его не суждено было сбыться. Луч хоть и дрогнул, но не выпустил врага.

Когда к лучу станции-искателя подсоединились почти одновременно два луча станций-сопроводителей, возбужденный Михайлов почти успокоился:

– Эх, теперь бы «ястребки» сюда!

Будто по его заказу на фоне освещенной облачности появился истребитель. Он и прикончил врага. А утром, на построении, после того как комиссар передал прожектористам благодарность летчиков за пойманный самолет, Михайлов сказал Потапову:

– Буду представлять тебя командованию как наиболее отличившегося.

– Меня? – растерялся Иван.– Да я же чуть не сплоховал!

Михайлов улыбнулся:

– «Чуть», как известно, не считается.

В строю одобрительно засмеялись. Переждав смех, Михайлов уже серьезно, без улыбки, отметил, что положительный уголь Иван установил точно и наладил работу автомата лампы, чем и помог наводчикам. Те в свою очередь, не боясь оплавления отражателя, уверенно наклоняли прожектор, а это необходимо было, потому что бомбардировщик резко снижался.

Польщенный Иван выпалил:

– Если будут каждую ночь сбивать в нашем луче по самолету, я готов менять угли хоть под обстрелом!

Снова послышался смех: бойцы радовались за товарища. А он впервые проникся гордостью за ту работу, которая до этого казалась ему не такой уж важной. Подумаешь, второй номер! Вот если наводчиком стать… Так рассуждал Иван до сегодняшней ночи. Просил даже перевести его в другой расчет. Ловкий, быстрый, он и раньше никогда никого не подводил. Но действовал механически, чувствовалось, что обязанностями второго номера тяготится. А тут вдруг его похвалили! Да при всех!

Начальник системы Михайлов был прирожденным воспитателем и знал, что делает.

– Через две недели буду принимать у тебя зачет по обязанностям пятого номера,– предупредил он Ивана.– Так что готовься.

– Есть, товарищ сержант, готовиться к зачету,– отчеканил Иван.

 

49

В те дни враг особенно настойчиво рвался к Москве. 7 ноября по всем подразделениям были проведены митинги. Простые и ясные слова доклада Верховного Главнокомандующего вселяли в сердце каждого уверенность в победе. Никогда фашистскому сапогу не топтать московских улиц!

А немцы уже заняли Солнечногорск, Истру… Выделенные расчеты прожектористов целыми ночами дежурили на основных шоссейных магистралях, готовясь лучами ослепить танки врага, обеспечив тем самым уничтожение их артиллерией. Рота лейтенанта Гудкова располагалась в деревне Мешково. Туда, на позицию младшего сержанта Дудина, прибежал мальчик.

– Немец! – крикнул он, едва отдышавшись.

– Где? – насторожился наводчик станции Комаров.

– В доме у нас немец!

Оказывается, фашист явился в дом и требует накормить его. При этом угрожает оружием.

– Веди нас туда,– сказал Дудин мальчику. Фашист хотел спрятаться в лесу, но не успел. После предупредительного выстрела он не остановился, начал на бегу отстреливаться. Комаров ранил его в кисть руки, плечо и живот. Из документов и опроса было установлено, что это немецкий летчик. Совсем молодой-1920 года рождения, но уже «заслуженный». Имеет Железный крест, орден «Чайки» и две медали за свои «подвиги» в Англии, Франции и России. Указом Президиума Верховного Совета СССР красноармеец Комаров был награжден орденом Красной Звезды.

 

50

Шесть суток продолжался воздушный и наземный бой на подступах к Наро-Фоминску. А 21 октября в Наро-Фоминск ворвались части 258-й гитлеровской пехотной дивизии. Фронт стал проходить по реке Наре и разделил город на две части: северо-восточная была в руках Московской мотострелковой дивизии, юго-западная – в руках врага. Маскируясь в лесах на рубеже Дорохово, Наро-Фоминск, Чубарово, враг готовил новое наступление. Контрудары войск Западного фронта стабилизировали положение.

Командование 1-го корпуса ПВО решило отвести 1-й прожекторный в район восточнее Москвы.

Немецкое наступление, начатое 16 ноября на флангах Западного фронта, было остановлено. Потерпев неудачу на северных и южных подступах к Москве, противник стал пытаться прорвать оборону в центре Западного фронта. 1 декабря ему удалось это сделать на участке севернее Наро-Фоминска, но его остановили и попытку прорваться к Москве сорвали. 4 декабря соединения 33-й и 5-й армии разгромили эту немецко-фашистскую группировку. К утру 5 декабря части 110-й и 113-й стрелковых дивизий отбросили врага на исходные позиции и снова вышли на восточный берег Нары. 222-я стрелковая дивизия занимала еще оборону на шоссе Наро-Фоминск-Кубинка.

Большой вклад в оборону Москвы внес 1-й корпус ПВО, а также 6-й азиакорпус. И зенитно-артиллерийский огонь, и удары истребителей нанесли тяжелый урон танковым, пехотным и авиационным частям противника.

Получив в конце ноября подкрепления, Калининский, Западный и Юго-Западный фронты 5-6 декабря перешли в контрнаступление. 6-й авиакорпус прикрывал наступающие войска Западного фронта. Враг, неся большие потери к северу и югу от Москвы, начал откатываться. 11 декабря была освобождена Истра, 15-го – Клин, 16-го – НовогПетровск…

Наступление армий центра Западного фронта с целью прорыва обороны противника на рубеже реки Нары и освобождения городов Наро-Фоминск, Боровск, Малоярославец планировалось на 18 декабря…

А 9 декабря в 10.00 майор Волков подписал боевой приказ: «… К 20.00 1/3.12.41 г. силами и средствами полка восстановить связь в световых прожекторных полях. На полк возложена задача с 20.00 10.12.41 г. несения службы ВНОС ка территории четвертого, пятого и шестого световых полей». Приказ вместе с майором Волковым подписали батальонный комиссар Мамонов и начштаба майор Зорькин.

13 декабря 1941 года в 1.30 последовал очередной боевой приказ: »…Полку занять боевые порядки в 4, 5, 6 и 7-м световых прожекторных полях. Выступить побатальонно с интервалом 30 минут. Первому батальону выступить в 3.00 13.12.41… Командирам батальонов связаться со штабами армий и уточнить наземную обстановку на переднем крае прожекторных полей и районы минных полей… По прибытии в СПП установить связь с ранее обслуживаемыми СПП авиаполками. Боеготовность в 17.00 13.12.41. Штаб полка с 16.00 13.12.41. в Ивановском…» Начался обратный марш.

 

51

Зима намела сугробы. Они преграждали путь, в них буксовали машины, застревали люди. Снег попадал за ворот и там таял, холодя и без того иззябшее тело; мерзли руки, ноги. Ветер, казалось, пронизывал насквозь.

А что ждало расчеты?

Окопы с землянками разрушены, гаражи тоже. Жить негде, поставить машины некуда. Чувствовалось, что тут похозяйничали фашисты… Значит, начинай сначала. Ремонтируй, строй, восстанавливай. Да и сам враг близко. То минометы бьют, то артиллерия.

Взвод Теплова возвращался по Калужскому шоссе через Вороново. Делал остановки, чтобы согреться.

По договоренности с командиром роты станция-искатель Леонова поехала на свою прежнюю позицию, занятую еще батареей войсковой зенитной артиллерии. В Зинаевке размещались части, готовившиеся к наступательным боям. Поэтому станции-искатели своего взвода Теплов разместил на позициях второй линии: в Долгино, на позиции 503 – станции Турчина и Леонова, в Шубино, на позиции 504 – искатель Михайлова, сопроводитель Сидорова и он – командир взвода. Калганов – на своей тыловой позиции.

Деревня Мачихино, возле которой нужно было восстановить позицию искателя Тимофеева, походила на кладбище. Снег почернел от копоти. Вместо стоявших ранее в два ряда добротных изб сиротливо торчали кирпичные трубы печей. Над сугробами, тоже черными, покачивались закопченные верхушки деревьев. Ни одной постройки в Мачихино не осталось. Ни единого человека.

Там, где была землянка,– ровное место, пустырь, заметенный снегом. Поле, примыкающее к опушке леса,

Огорожено свежесрубленными березовыми жердями с надписью: «Мины».

Ковальков со станцией-искателем Тимофеева вынужден был разместиться около другой деревни, севернее Мачихино.

И старший лейтенант Фортов со своим КП не смог остановиться на прежнем месте, в Могутово. Управлять взводами с первой линии все же было неудобно. Он остановился в Белоусово. Через Шубино, лесной массив и Белоусово проходила фронтовая дорога, по которой эвакуировали раненых в тыловые госпитали.

 

52

В оставшиеся дни и ночи уходящего 1941 года бойцы 1-го прожекторного полка несли боевую службу под огнем противника, под треск перестрелки на рубеже обороны, под гул артиллерийской дуэли. Зато вражеская авиация не появлялась. Во второй половине месяца мороз ослаб. Заметно потеплело.

21 декабря 33-я и 43-я армии Западного фронта получили приказ о наступлении. Враг упорно сопротивлялся. 26 декабря части 222-й стрелковой дивизии освободили г. Наро-Фоминск. Началось наступление на Боровск…

Впереди был новый 1942 год – второй год тяжелых военных испытаний.

Эпилог

На долю бойцов, командиров и политработников 1-го прожекторного полка выпало еще немало испытаний при отражении налетов фашистской авиации в последующие годы Великой Отечественной войны.

Поражение под Москвой охладило пыл гитлеровских вояк. Число воздушных налетов на Москву резко сократилось, однако немецкое командование не отказалось от попыток воздушного нападения на столицу. Оно держало для этого в резерве свои лучшие авиационные части. Задача перед полком оставалась прежней – не пропустить ни одного самолета через боевые порядки СПП на Москву неосвещенным и неопознанным.

В 1943 году полк был реорганизован в дивизию. Ее командиром стал полковник Иван Ефремович Волков. Его боевая деятельность отмечена пятью правительственными наградами. Но самой высокой наградой для него все-таки была целая, сохраненная от вражеских бомб, радостно ликующая Москва в мае 1945 года.

Не дожил до этого счастливого дня комиссар полка батальонный комиссар Иван Евгеньевич Мамонов. В трудные для нашей Родины дни он был назначен военным комиссаром 298-го артиллерийского полка 192-й стрелковой дивизии Сталинградского фронта и погиб во время одного из налетов немецко-фашистских бомбардировщиков на позиции артполка.

Слава защитников Москвы – вечна. От поколения к поколению из уст в уста будут передаваться имена людей – участников героической обороны Москвы. И часто будут вспоминать москвичи о тех боевых ночах, окаймленных сеткой голубоватых лучей, когда враг рвался к Москве. Не изгладятся из памяти гигантские многокилометровые шатры лучей, в венце которых сверкали вражеские самолеты. Их прошивали многоцветные строчки пуль истребителей, их окружали огненные кольца разрывов снарядов. А тысячи москвичей трудились в затемненных цехах, готовили все необходимое для фронта, уверенные в том, что их защитники не допустят врага к Москве.

В те тревожные ночи прожектористы радовались каждой бомбе, которую бросал злобный враг на их позиции, не донеся свой груз до Москвы. Значит, еще один дом уцелел, еще несколько жизней спасено там, в столице.

1079 фугасных бомб, тысячи зажигательных бомб, предназначенных для разрушения военных объектов и уничтожения мирного населения Москвы, сбросили самолеты противника на прожекторные позиции. Много мин и снарядов было выпущено немцами по прожекторам в суровые осенние дни и ночи 1941 года. Но прожектористы не дрогнули.

Чудесные, замечательные люди были в дивизии!

…Поседели ветераны. Но верные боевой дружбе, они не забывают друг друга. В мае 1975 года в Москве в честь 30-летия Победы собрались бывшие воины 1-й прожекторной дивизии – героические защитники Москвы. Им было о чем вспомнить.

В заключение торжественной встречи ветераны исполнили гимн дивизии: