Один за другим в школьных заботах и хлопотах прошло ещё два учебных года. Ребята заметно подросли. В них уже с трудом можно было узнать вчерашних первоклашек. Четвёртый класс – класс выпускной. По его окончании школяры неофициально переходили из школы начальной в школу восьмилетнюю, им вручался на память «Табель» с оценками.

Кто-то получал похвальные грамоты, а кто-то… В общем, кто что зарабатывал, заслуживал, тот то и получал. Это всё будет в конце учебного года. Пока же день за днём, четверть за четвертью отсчитывалось напряжённое время учёбы.

Наши знакомые школяры учились теперь в другом классе – на втором этаже старой школы. А в класс, куда они когда-то пришли первоклашками, пришли другие школяры, для которых тоже всё в этой школе, в этой жизни происходило в первый раз.

Четвёртый класс. Большинство школяров уже поменяли октябрятские звёздочки на пионерские галстуки. Приём в пионеры проходил в торжественной обстановке в спортзале новенькой, только что выстроенной школы.

– А как это – быть пионерами? – интересовались школяры у своих родителей.

Ответы на этот, казалось бы, простой вопрос следовали самые различные. Одни говорили, что нужно быть похожими на Тимура и его команду из одноимённой книги. Другие говорили, что нужно помогать бабушке и дедушке. А один папаша ляпнул, что надо быть, как все – уметь врать…

Принимали в пионеры пока не всех: кто-то не заслужил этого почёта своим поведением, кто-то своей учёбой. А Юрку не принимали в пионеры из-за того, что был он самым младшим в классе, так сказать – возраст не подошёл.

Юрка вначале сильно обижался на это, но потом как-то привык к мысли, что придёт время, и он тоже станет гордо носить пионерский галстук.

Сидел Юрка, как и раньше, на первой парте с Серёжкой Персидиным по прозвищу «Персик». Они жили недалеко друг от друга и были дружны обыкновенной дворовой дружбой. А в классе Юрке приходилось ещё и помогать Серёжке, имеющему плохое зрение: он подсказывал тому, что написано на доске. Частенько, когда проводились контрольные работы, задание которых писалось на доске, Юрке приходилось сначала прочитать это задание Серёжке, а потом уж выполнять его самому. Но он как-то умудрялся успевать везде. Екатерина Васильевна, знавшая о дефекте Серёжкиного зрения и о Юркиной помощи, никогда не ругала их за перешёптывания на уроке. Наоборот, она иногда предлагала Серёжке встать и подойти к доске, чтобы списать задание. Но этого, чаще всего, не требовалось.

И, что интересно: учась в школе, Юрка ни разу не обозвал своего соседа по парте обидным прозвищем «Персик». Другие дразнили постоянно, а между Юркой и Серёжкой были какие-то чуть ли не братские отношения, которые не позволяли им грубо относиться друг к другу.

К четвёртому классу отстали от класса Мотя Щибрик, Юркин сосед Сашка Петров, Валерка Слободчиков, Колька Парамонов, Танька Антипова, Лёшка Малеев. Про них кто-то из учителей однажды сказал:

– От паровоза отстали.

– Как это? – не поняли школяры.

– А в умственном развитии.

Многое поменялось и во внутриклассной жизни: поменялись интересы, появились новые друзья.

Как-то на перемене к Юрке подошёл Генка Огибенин.

– Ты меня после школы подожди, вместе пойдём.

– Куда? – не понял Юрка.

– Как куда – домой.

– Но ты же в Тагильских живёшь, а я – на Советской. Это же в разных местах.

– Да успокойся ты. Мне к бабке надо зайти. Бабу Елю знаешь?

– Ну, знаю. Через дорогу от нас живёт.

– Вот, это моя бабка. Понял?

– Понял, чего не понять-то. Так бы сразу и сказал.

Так завязалась дружба между Юркой и Генкой, продолжавшаяся несколько месяцев. То Юрка к Генке в гости бегал, сказавшись матери, что идёт на работу к отцу, а к Генке нужно было идти как раз мимо пожарной части, где работал отец. То Генка приезжал на велосипеде в гости к Юрке, сказав дома, что едет к бабушке. Иногда они вместе возвращались из школы домой то к одному, то к другому, и вместе делали домашние задания. А потом катались по улицам на Генкином велосипеде.

Кто знает, сколько бы длилась эта дружба, если бы не трагическая случайность. Как-то на перемене Генка подскочил к Юрке и, сделав подсечку, толкнул его. Юрка, абсолютно не ожидавший толчка, упал на пол, неудобно выставив вперёд левую руку. Что-то щёлкнуло, хрустнуло. Стоявшие рядом ребята засмеялись над Юркиной неуклюжестью. А он вскочил и… вдруг увидел, что большой палец его левой руки повёрнут в другую сторону. Юрка стоял, не в силах понять, что произошло? Боли не было, а палец был уродливо вывернут на 180 градусов. И он закричал от испуга. Точнее, не закричал, а заорал!

– А-а-а-а!!! – пронеслось по классу и коридору.

От испуга и незнания, что делать, примолкли все, кто находился в классе. В том числе и Генка, стоявший рядом и тихо повторявший:

– Ты чего, Юрка, ты чего?..

На крик прибежала Екатерина Васильевна, заглянула учительница 4-го «Б» Александра Федотьевна.

– Что случилось? Что за вопли?!

А Юрка стоял посреди класса, вытянув перед собой повреждённую руку, и беспрестанно орал:

– А-а-а-а!!!

Увидев произошедшее, Екатерина Васильевна мгновенно побледнела, но, взяв себя в руки, громко прикрикнула на Юрку:

– Прекрати орать!!! Тебе больно?!

Юрка замолчал и отрицательно мотнул головой.

– А чего тогда орёшь? – строго спросила учительница.

Юрка показал на изуродованную руку и, всхлипнув, сказал:

– Страшно… Я испугался.

Екатерина Васильевна глянула в сторону Александры Федотьевны:

– Шура, зови врача. Надо что-то делать.

Потом приказала окружавшим их ребятам:

– А вы все быстро в коридор, нечего здесь околачиваться! И принесите его пальто! Да побыстрее!! Разбираться потом будем.

Ребята нехотя вышли из класса. Валерка Зайцев принёс Юркино пальтишко.

– Екатерина Васильевна, вот, возьмите. Может, ещё чего надо?

– Нет, Валера, всё пока. Спасибо, и иди в коридор.

Прибежала школьный врач Диана Вениаминовна.

– Ой-ой-ой, – не то запричитала, не то задумчиво протянула она. – Как же это тебя угораздило?

– Упал я, – стуча зубами, выдавил Юрка.

– Ну, давай, пойдём в больничку. Здесь я тебе ничем помочь не смогу. – И, обернувшись к учительнице, тихо продолжила: – Позвоните к ним домой, у них телефон есть, пусть родители придут за ним в больницу.

На Юрку накинули пальтишко, на голову надели шапку, и, осторожно поддерживая под руки – Диана Вениаминовна с одной стороны и подоспевший физрук Сергей Максимович с другой, потихоньку повели Юрку в стоящую рядом со школой поликлинику.

В поликлинике их уже поджидали предупреждённые кем-то по телефону главврач Михаил Васильевич и другой медперсонал.

– Ну-ка, ну-ка, показывайте героя, – с доброй улыбкой вышел вперёд Михаил Васильевич. – О-о, серьёзненько тебе досталось. Больно?

Юрка отрицательно покачал головой.

– Ну, и хорошо. Молодец! Сейчас мы тебя подремонтируем. – И, обернувшись к медсестре, добавил: – Готовьте операционную и маску.

С Юрки сняли верхнюю одежду, завели в какой-то сверкающий белизной и чистотой кабинет, уложили на стол. Его вовсю била дрожь, скорее, не от боли, а от испуга, от ощущения чего-то нового, доселе непознанного.

– Ну, успокойся, – тихо взяла его за руку медсестра, мать Витьки Ляпцева, – не бойся, всё будет хорошо. Михаил Васильевич у нас врач хороший. Давай, ты немного поспи, а мы твою руку полечим. Ты считать-то умеешь?

– Д-да, – выдавил из себя Юрка.

– Вот и хорошо. Считай вслух и громко, до скольки сможешь.

С этими словами на лицо Юрки положили чем-то смазанную марлевую маску.

– Один, два, три, – забубнил Юрка, но на цифре «семь» голова его закружилась, и он, словно провалился куда-то.

Сколько потом прошло времени, Юрка не знал, но, наверно, много, потому что, когда вдруг проснулся, он увидел, что над его рукой склонилось уже два дяденьки доктора, безуспешно пытавшихся вправить его вывихнутый палец на место. Что-то у них не получалось. Юрка пошевелился.

– В чём дело? – строго спросил Михаил Васильевич. – Почему больной шевелится? Повторите наркоз!

И Юрка снова погрузился в глубокий сон. Потом он проснулся. Голова ещё кружилась, и всё время тошнило.

– Ну, вот, подлечили тебя. И ничего страшного, – смахнув со лба обильный пот, заговорил с Юркой Михаил Васильевич, увидев, что тот приходит в себя. – Сейчас папка тебя домой на лошадке отвезет, и давай, выздоравливай.

В дверях операционной, действительно, переминался с ноги на ногу встревоженный Юркин отец.

– А мама где? – тихо спросил Юрка.

– Да здесь она, в коридоре. Где ж ей ещё быть.

Отец закутал Юрку в тёплый тулуп и на руках отнёс в короб саней. Мать шла следом за ними, не проронив ни одного слова.

Дома за Юркой все ухаживали, жалели его. Сёстры то пить предлагали, то подушку ему поправляли. Даже маленький Сашка старался особо не надоедать ему своим лепетаньем. Прошёл день, наступила ночь. Назавтра мать строго наказала Юрке:

– Лежи, лечись. И чтоб по дому не скакал! Что надо будет – попросишь.

И потянулись скучные дни Юркиного выздоровления. Рука была загипсована, но это была левая рука, а правой Юрка мог свободно и кушать, и писать. К нему постоянно забегали одноклассники, заносили домашнее задание. И Юрка практически не отставал от школьной программы. Но сидеть одному дома было невыносимо. Он подолгу просиживал у окна и смотрел, как ребята пробегали то в школу, то из школы, издалека помахав ему рукой. Он перечитал все книги, какие были дома и какие по его просьбе приносили из библиотеки сёстры. Он переслушал, казалось, все радиопередачи…

Выздоровление затягивалось. Всё-таки рука была повреждена очень сильно. Юрке уже два раза снимали гипс, но, всё хорошо проверив, накладывали его по новой. Однако всему, рано или поздно, приходит конец. Кончилась и эта чёрная полоса в Юркиной жизни. Гипс сняли окончательно, и ему разрешили посещать школу. Радости не было конца.

Но вот дружба с Генкой как-то угасла. После всего случившегося Генка с родителями приходили к Юрке домой, извинялись. Но, несмотря на это, мать предупредила Юрку:

– Чтоб ноги этого оболдуя у нас больше не было!

Нет, Юрка с Генкой не ругались и в школе по-прежнему были друг с другом «на дружеской ноге». Но той прежней крепкой дружбы, длившейся целых полгода, как-то не стало.