Мы не те, за кого себя выдаем. Хуже — мы даже не те, кем сами себя считаем. Наше представление о себе — это черновой набросок, рабочий вариант личности. Это плод кратких моментов прозрения, встреч с подлинным «я», после которых мы гордились собой, или стыдились себя, или просто себя любили. Вот что такое я. Вот на что я могу рассчитывать. Вот на что я могу положиться. Так мы и живем годами — и забываем, что иногда полезно заново познакомиться с самим собой.

Всегда тяжело обнаружить, что ты не тот, кем себя считал. Однако во всем есть светлые стороны. Когда умирает одно, рождается что-то другое. Как часто говорил один мой знакомый, неплохое начало, правда? По крайней мере, это начало.

— Не совсем в моем духе, — заметила Шейла, дочитав мою статью для «Умом и сердцем». — Я рассчитывала на что-то в несколько ином роде. Но мне нравится. Особенно последняя фраза. «По крайней мере, это начало». Пробирает до кишок.

— И все? — спросила я. — Больше ничего не скажешь?

— Да нет, детка. Ты молодец. Отлично справилась. — Утробный смешок потонул в струе дыма. — В твоей-то ситуации… Тебе надо написать еще что-нибудь из той же оперы.

У меня вышло сочинение на тему человеческих отношений, а не тот репортаж о психотерапевтах, которого ждала Шейла. Но я его написала. И освободилась. Можно было двигаться дальше.

После того эпизода в больнице, когда Арт и Гордон слились воедино, мне пришлось задать себе пару неприятных вопросов. Написать статью для «Умом и сердцем» оказалось не так-то просто. Я мучилась неделями. И вдруг, в один прекрасный момент поняла, с чего нужно начать.

В этот прекрасный момент я пыхтела над тазиком, по локоть в мыльной пене — пыталась отстирать мазок голубой краски на розовом платье, том самом, которое купила специально для первого свидания с Артом. Даже сейчас не совсем понимаю почему. Что было у меня на уме, когда я заявилась к нему в мастерскую, пряча голодное тело под розовым шелком? Кого я хотела соблазнить? Незнакомого мужчину — или брата моего знакомого мужчины? Кого я целовала в глубине сердца — Арта? Гордона? Обоих сразу? Вот в чем была загвоздка. Задним числом я поняла, что не только Арт обманул меня в тот день. Я и сама себя обманула.

Я надолго оставила пятно — чего Истребительница Пятен очень советовала НЕ делать. Теперь ясно было, что оно уже никуда не денется. Платье больше не будет прежним. Так не принять ли это пятно как есть и не считать ли его… чем? Сувениром? Памятным знаком? Или даже талисманом — вроде незаправленной постели?

Через два месяца я снова была у себя в прачечной, отцепляла железный каркас от бельевой корзины.

— Она вообще-то встроена в шкаф, но выдвигается, — объяснила я Шери, очень приятной женщине, которая стояла рядом. — Вот так! — И продемонстрировала.

Шери не могла наглядеться на мое продуманное хозяйство.

— У вас чудесный дом. И потрясающая техника. — Она погладила мою немецкую стиральную машину — полный автомат с устройством для сушки. — Вы что-нибудь здесь оставите?

— Я все оставлю. Начинаю с нуля.

Шери что-то пробормотала, страшно довольная, и пошла на поиски своего мужа Дэвида. Он проверял, нет ли в спальне сухого грибка.

Это была одна из трех семейных пар, что всерьез хотели купить наш дом. На показах я везде ходила с ними и с радостью отвечала на любые вопросы.

— Твою мать! Джули, какого хрена? Что за дела?

На любые, конечно, только не на такие.

Хэл ворвался в дом, размахивая объявлением о продаже. Мой теперь уже почти бывший муж был в новых, свободного покроя, кремовых штанах; на рубашке, прямо над брюшком (тоже что-то новенькое!), сидело пятно томатного соуса с характерным масляным ободком.

— Запеченные помидоры и боккончини. Ресторан «У Марио». Ты не изменяешь своим обеденным привычкам, Хэл.

Он стоял в дверях прачечной, весь белый от злости. От него буквально исходила ярость.

— Я пришел забрать зеленый коврик. Имею право, между прочим! Я за него платил.

— Не имеешь, Хэл. За него до сих пор не выплачен кредит.

Это я знала совершенно точно. Весь последний месяц я разбирала извещения и счета в нашем секретере. На этом настоял Томас. Он помогал мне начать новую жизнь и заставил выяснить, что у нас с финансами. Оказалось, что последние пару лет Хэл упорно разрушал наше хрупкое равновесие и теперь у меня почти ничего не осталось.

— Как, не выплачен? Ой, бля! Ну и что? — Хэл бросился в ответную атаку: — У всех все куплено в кредит, и что теперь? И вообще, я хочу знать, почему… какой-то гребаный риелтор… водит черт-те кого по… МОЕМУ дому?

Он был так зол, что с трудом связал последнюю фразу.

— Я могу делать что хочу, Хэл. Дом оформлен на меня, забыл?

У него вытянулось лицо.

— О боже! Но ты же знаешь, почему мы так поступили. Только из-за налогов. Это ничего не значит!

— Зато твои долги кое-что значат. Они тоже оформлены на меня. Поэтому я продаю дом. — Сердце у меня прыгало. Дрожь от ног разошлась по всему телу. — Я так решила.

Я ждала этого момента и думала, что готова, но как-то подзабыла, каким внушительным бывает Хэл. Особенно когда зол. А сейчас он был ну очень зол.

«Жизнь ширится и сжимается вместе с нашей храбростью».

— Что? Что ты там лопочешь?

Это была цитата из Анаис Нин, которую Томас выписал мне на карточку, велел везде носить ее с собой и повторять как заклинание всякий раз, когда я начну трусить. Вот как сейчас. «Жизнь ширится и…»

— Твою мать, Джули!

Хэл сверлил меня глазами. Он щерился и брызгал слюной, как сторожевой пес у калитки.

— Можно мы пройдем?

Это объявились Шери и Дэвид. Они стояли в прихожей за спиной Хэла. Шери от возбуждения подпрыгивала на месте.

— Я хочу показать Дэвиду вашу прачечную, Джули. Пока мы не ушли.

Спасена!

— Хэл, будь добр, пропусти Шери и Дэвида. Хэл не шелохнулся. По-новому грузное тело занимало весь дверной проем.

Дэвид похлопал его по плечу:

— Приятель, можно нам…

Хэл будто и не заметил. Шери заволновалась: не дай бог, кто-то встанет между ней и немецкой стиральной машиной.

— Дэвид — дизайнер по ландшафту, — сообщила я. — Правда, Дэвид?

В обычных обстоятельствах такая фраза привела бы Хэла в относительно вменяемое состояние, пробудила бы в нем корпоративные инстинкты.

Дэвид перевел взгляд с меня на Хэла, потом на Шери. Она молчала, но каждой клеточкой тела умоляла его быть сильным и представительным.

— Я оформляю водные элементы ландшафта, — обратился он к затылку Хэла. — В прошлом году сделал пруд возле Национальной библиотеки.

Хэл не шелохнулся и не отвел от меня глаз. Дэвид нервно потянулся через плечо Хэла и помахал перед ним визиткой. Наконец Хэл взял карточку, взглянул на нее и впервые обернулся. Вид у него вмиг стал деловой и уважительный. Мне даже галстук на шее померещился.

— Спасибо, Дэвид. Очень ценное для меня знакомство. Но не могли бы вы оставить нас ненадолго?

Сбитый с толку нежданным появлением Делового Человека, Дэвид сделал шаг назад. Но Шери не собиралась так легко сдаваться.

— Мы всего на минуточку! — Она решила пролезть сбоку и стала протискиваться между Хэлом и косяком. — Простите. Извините, пожалуйста.

— О, да у вас тут пробка! — Это риелтор привел на осмотр дома очередную парочку. — Хотя что удивляться. Тут же прачечная. Отдельная прачечная в доме — такое еще поискать!

Шери тревожно глянула на Дэвида.

— Вообще-то сейчас наша очередь смотреть, — не отступала она.

— Может, джентльмен просто выйдет в прихожую спиной? — предложил агент. — Поберегись!

Вдруг откуда ни возьмись нарисовалась высокая симпатичная женщина в маленьких розовых очках от солнца и с помадой в тон очкам. Она протолкалась вперед, отодвинув агента, вторую пару и Дэвида.

— Хэл!

Хэл?

— Джейн, подожди в машине!

Джейн? А как же Линда? Уже исчезла с горизонта?

— Ждала уже. Ты вроде обещал на пять минут, не дольше!

Шери ухватилась за выпавший шанс и поднажала:

— Простите. Извините!

Хэл весь изогнулся и притиснул ее плечом к косяку.

— Джейн, вернись в машину.

Не тут-то было. Джейн пристроила голову на его свободное плечо. Как попугай у пирата. Она смотрела прямо на меня.

— Меня зовут Джули, — сообщила я.

— Классный дом, — одобрила Джейн.

— Почти прошла! — сказала Шери.

— Твою мать! — сказал Хэл.

Хэл сел в лужу и сам это знал. Он бы не выполнил угрозу наложить вето на продажу дома, и мы оба это понимали. Прибыли не предвиделось, так какой смысл стараться? Через пару месяцев дом уйдет с торгов.

Но не тот он был парень, чтобы так просто сдаться. Вернувшись с работы в следующий понедельник, я обнаружила, что зеленый коврик исчез, а книжные шкафы опустели. Книги валялись на полу, точнее, их половинки. Хэл забрал все окончания.

Нужно совсем не читать и не понимать книги, чтобы совершить такую глупость. Ведь главные тайны и обещания — всегда в завязке сюжета. Какая удача! Хэл оставил мне полную комнату начал.

— Вчера вечером у этого гада был бинокль! — сказала Софи. — Он торчал на балконе с пивом и пускал слюни.

Мы сидели в пабе «Четыре руки». Софи жаловалась на любителя подглядывать, который подстерегал ее в доме напротив.

— Они с соседом все время на меня пялятся, извращенцы.

Пока мы разговаривали, Томас сосредоточенно набрасывал что-то на салфетке. Он был в психотерапевтическом настроении и явно припас какую-то идею.

— Джули, по-моему, нам надо придумать тебе новую задачу, — с очень серьезной миной наконец выдал он.

— Запросто. Первую цель я достигла в рекордные сроки. И смотри, как все отлично вышло!

Томас тревожно посмотрел на меня, но тут до него дошло, что я шучу. И что не шучу.

Мы с ним часто встречались после того, как послали Арта в голубую даль. Втроем — вместе с Софи — мы образовали странную группку взаимопомощи. Софи вошла в нее, потому что хотела быть с Томасом. А мы с ним… ну, потому что не могли быть с Артом.

У нас был молчаливый уговор — не вспоминать о нем вслух. Но Томас частенько срывался и вспоминал. Разочарование всегда рвется наружу. Он все еще злился на Арта за его малодушие, но явно тосковал по нему. Я знала, что в конце концов Томас непременно найдет предлог помириться и возобновить дружбу. Ясно было, что он простит Арта, и я с этим смирилась. Пусть покончат с этой историей и дружат себе дальше.

— Задача номер два будет связана с работой, — продолжил Томас. — В твоем случае нужно что-то творческое.

— Ты гений, Томас, — проворковала Софи. — Я тоже хочу такую задачу! Может, когда Джули выполнит свою, я…

Софии — она и есть Софи, ничего не попишешь. Но наши отношения быстро пошли на лад, как только я решила перестать ее ненавидеть. А это стало несложно после того, как у них с Томасом завязался роман. В те дни Софи была довольной и безмятежной. Даже когда Шейла ни с того ни с сего заявила, что прикрывает рубрику «Скорой сексуальной помощи».

— На секс уже не такой спрос, как я думала, — сказала ей Шейла. — Особенно на повседневный секс. Вот интимная жизнь всяких знаменитостей пока еще сойдет. Если придумаешь что-то свеженькое на эту тему, можно попробовать. Разок-другой.

— Ну ладно. Пусть будет сексуальная биография звезд, — не растерялась Софи. — Как насчет…

Шейла вскинула руку и отмахнулась от всех ее планов:

— Не спеши. Побудь пока в свободном плавании.

Мне стало жалко Софи. Свободное плавание? Знакомые слова. И — будем уж честными до конца — даже если я научусь очень-очень хорошо писать, мне вполне могут сказать это снова. Такова жизнь журналиста.

— Знаешь, — повернулась я к Томасу, — меня давно тянуло взять да и написать книгу.

— Книгу? Роман, да? Ух ты! — Софи заверещала так, будто я первая из всего человечества додумалась написать книгу. — Вот это мысль!

— Одна беда — не умею придумывать сюжеты, — призналась я. — Ни разу не пришло в голову ничего такого, что самой хотелось бы почитать.

— Да-а, проблемка. — Софи махнула бармену, чтобы принес еще выпить. — Слушай, а если что-нибудь документальное?

— Для начала нужно поставить реальную задачу. Выполнимую. — Прилежный Томас уже строчил в блокноте — делал пометки. — Что-то, в чем ты разбираешься. Ну, не знаю… размышления о недавно пережитом. Вроде той статьи для «Умом и сердцем».

Я заподозрила, что он точно знает, куда клонит.

— Может, это будет полезно? — спросил он. — Как персональное упражнение. Пусть оно тебя вдохновит и поможет… э-э… справиться с незаконченными делами. — В смысле?

— Да ну тебя, Джули! — Софи поставила передо мной второй бокал вина. — Ты прекрасно знаешь, что он хочет сказать. Вы ужасные люди, оба!

Она закатила глаза и выдала Томасу вторую порцию пива.

— Это помогает лучше понять себя. Мистер Улог всегда говорил: «Перо — инструмент самопознания», — объяснил Томас. — Вообще— то… я предложил Арту сделать то же самое.

Арту? Ага! Они видятся!

Томас сел очень прямо, будто хотел сделаться выше.

— Я на днях столкнулся с ним в «Львиной голове»…

Хватит, Томас! Слишком много информации. Я не хочу все это знать!

— И как он?

— Ну, так… Вообще, не очень.

Хоть что-то хорошее.

— Я предложил ему что-нибудь написать… в лечебных целях, — спешно добавил Томас. — Психотерапевтический эксперимент, только и всего.

— И что он? Согласился?

— Еще как! Я виделся с ним вчера. Арт сказал, что это очень помогает. Он всего неделя как взялся, а уже написал десять страниц.

Десять?

— Что ж… Ладно. Я тоже начну… сегодня. — Меня саму удивил энтузиазм в моем голосе. — Пусть это и будет моей задачей.

Томас сделал пометку с завитушкой. — Чудно! Как договоримся — десять страниц к той неделе?

Десять? Еще чего!

— Лучше двадцать, Томас! Двадцать, и ни страницей меньше!

— Не уверена, что это хорошая мысль, Джули, — предостерегла меня Марджи. В ее взгляде — для мамы и Триш — был целый словесный поток.

С того самого дня, когда мама испытала на себе волшебную силу любовного жезла, она пришла в себя и вернулась на работу. И я тоже вернулась: каждую пятницу снова сидела у стены с фотографиями в компании «девочек».

— Ошень вкушная штука, Дшули. Такая необышная, — прошепелявила мама. Рот у нее был набит тушеными овощами.

Мы собрались вечером, через несколько недель после того, как я взялась за свою новую задачу.

Мама взяла из вазочки галету и протянула мне.

— Твоему отцу понравилось бы.

— Да уж, гуакамоли отдыхает, — подтвердила Триш. — Господи, как же оно мне обрыдло! — Она подняла бокал: — Девочки! Долой гребаное авокадо! Выпьем за Джули, которая избавила нас от двадцатилетнего ига!

«Девочки» были вполне довольны жизнью. Одна за всех и все за одну. Они развалились на стульях, разулись, закинули ноги на стол, взяли по мисочке тушеных овощей и по бокалу «Пино-Нуар». Тут-то я и рассказала им про свою писанину и про то, что Томас решил объединить наши с Артом истории в одну книгу.

— Мне это не по нутру. Лишние слезы на ночь, — упрямилась Марджи.

— Зря дергаешься, — возразила мама. — По-моему, Джу готова признать, что может быть и другая версия событий. Так ведь, Джу?

Так ли?

— Ты только заставь его подписать договор, прежде чем возьмешься за дело, — посоветовала Триш.

— Думаю, Томас об этом позаботится, — сказала я.

— Лучше подстраховаться. Этот прохвост — как его там, Арт? Гордон? ну да неважно… Главное, чтоб он не присвоил все еще до того, как тебя напечатают.

— Если меня напечатают.

— Напечатают, — кивнула мама. С очень уверенным видом, чем поразила даже «девочек».

Я еще ни разу не видела, чтоб у нее были так широко раскрыты глаза. И смотрела она прямо мне в лицо.

— Приятно, что ты в меня веришь, мам, — ответила я. — Но пока ведь еще ничего не решено. Это просто идея.

— Напечатают, — повторила она и взяла меня за руку. — Смотри сюда.

Мама вытянула свободную руку и откинула красный газовый шарфик. Мурашки.

Когда мы нашли Шейлу, уже почти стемнело. Кроме нас в редакции никого не осталось.

— Черт! Какой там номер у неотложки? — спросила Софи и потянулась к телефону. — Три нуля, что ли?

Я уложила Шейлу на пол и откинула ей голову.

— Джули! — Софи совсем растерялась. — Да, да! Три нуля! Проси «скорую».

Я приложила обе ладони к груди Шейлы и с силой нажала. На ней была старая черная шелковая блузка с отложным воротником, которую стоило выкинуть лет десять назад. Блузка держалась на булавке и двух пуговицах; когда я нажала второй раз, верхняя пуговица отскочила. Под блузкой оказался неожиданно дорогой (и еще более неожиданно — эротичный) черный лифчик.

Я отдала бы что угодно, только бы не брать на себя ответственность.

— Софи, ты курсы первой помощи закончила? Хоть представление имеешь, как это делается?

— Нас в школе учили, но я не слушала. У меня все пролетало мимо ушей. — Софи остановила меня взмахом руки и заорала в трубку.

Я накрыла рот Шейлы своим и дважды выдохнула. Воздух ушел в никуда. Я пощупала Шейле пульс.

— У нее грудь поднимается, Софи? Тебе не видно? Должна подниматься, когда я дую.

Софи заткнула одно ухо и помотала головой.

— Да, все правильно. Четвертый этаж.

Я запаниковала. Вспомнила отца на бутафорской кровати, бухгалтера мистера Флэтмена и как он вдувал в папу воздух, «графиню» на телефоне. И вдруг, прежде чем я успела понять, что делаю, мои пальцы нащупали нос Шейлы и накрепко его зажали.

И так я дула, дула, а потом с силой нажимала ей на грудину, положив одну руку поверх другой — точно как надо. Пятнадцать раз, потом два раза подуть. И еще, и еще…

— Чередуйте два выдоха и пятнадцать сокращений, пока не прибудет машина «скорой помощи», — процитировала Софи. — Вспомнила!

Она тоже встала на колени рядом с Шейлой, взяла ее за руку и вслух считала мои нажимы, пока не приехала «скорая».

В этот раз я все сделала правильно.

Шейла умерла в больнице через три часа, в десять ноль семь вечера.

Она стояла передо мной в овощном отделе супермаркета. В руке у нее была сигарета, которую она подсунула знойному молодому итальянцу (по-моему, из цветочного отдела), чтобы зажег. Он сунул руку в ворот ее черной шелковой блузки и кончиками пальцев стал поглаживать ей грудь — неспешными круговыми движениями.

— Ты молодец, детка, — сказала Шейла. — Вчера все сделала очень грамотно.

— Не очень, Шейла. Ты же умерла.

— Ну да. — Она повела плечами. — И что теперь? Здесь не так уж плохо. У меня все отлично. Я официально снимаю с тебя ответственность.

— Я все сделала как надо.

— Да, но иногда и этого мало. Бывает так, что ничего не попишешь. C'est la vie et c'est la mort!

И тут она исчезла.

Только что была здесь… а теперь?

Мужчина в джинсах и замшевых туфлях провез тележку прямо по тому месту, где стояла Шейла. Тележка была доверху забита ярко— зелеными стручками фасоли, блестящим красным перцем, крупными желтыми плодами манго. Мужчина улыбнулся мне и протянул разломленную инжирину. Сплошная розовая мякоть и сладость. Мягко — так мягко, что даже хочется забраться внутрь. В такой инжирине можно спать. Или заниматься любовью.

— Не жди, пока она станет еще спелее, Джу, — сказал мне папа. — Вот сейчас она как раз какая надо.

В окно моей спальни било солнце. Новый день. В заднюю дверь постучали. Это Томас и Софи приехали пораньше, чтобы помочь мне с продажей дома.

Она принесла цветы. Он принес инжир.