Расслабляясь после долгого пути, Броуди стоял на террасе «Серебряной луны», потягивал скотч, и с каждым глотком ему казалось, что он пьет жидкий шелк. Приехав в гостиницу, он принял душ, побрился, а затем присоединился к прочим постояльцам, которые потягивали коктейли на террасе. До сих пор больше ни один человек не принял его за Эллиота Хоука, но он пока и не общался с местными жителями.

Броуди уже дважды звонил в «Хоукс лэндинг». Когда он попросил к телефону Джанкарло Хоука, женщина, взявшая трубку, сердито ответила: «Оставьте нас в покое!» Поэтому он решил, что завтра утром сам отправится туда, чтобы лицом к лицу встретиться со своим отцом и братом. Ему было интересно, какие они, а гораздо больше Броуди хотелось узнать, почему и от чего бежала его мать?

– Какие виноградники вы уже посетили? – прервала его мысли бойкая брюнетка.

– Я только что приехал, – ответил Броуди, игнорируя ее явные попытки флиртовать.

Он смотрел на долину, над которой торжественно опускалось закатное солнце. Света было еще достаточно, чтобы полюбоваться ровными шеренгами виноградников, раскинувшихся по окрестным холмам.

«Серебряная луна» оказалась еще более впечатляющим местом, чем уверяла его женщина в торговой палате. Это была постройка в стиле королевы Анны – с несколькими фронтонами, с высокой остроконечной крышей и широкой верандой, которая опоясывала весь дом, вокруг которого раскинулся ухоженный сад и росли стройные деревья.

Внутри гостиницы царило изобилие антикварных предметов и драпировок. Стойка портье, например, на самом деле представляла собой старинный письменный стол, украшенный витиеватой резьбой. На второй этаж, где располагались гостевые номера, вела лестница из красного дерева с блестящими от долгого употребления ступенями и перилами.

Женщина, которая проводила Броуди в его комнату, сообщила, что к гостинице также относятся два домика, расположенные в саду, и один коттедж чуть поодаль, прямо позади «Серебряной луны». И действительно, сейчас, глядя в глубь сада, темнеющего с каждой минутой, Броуди сумел различить контуры двух белых домиков. А коттедж, судя по всему, находился с противоположной стороны главного здания. В дальнем конце сада едва виднелась беседка в викторианском стиле.

Брюнетка что-то продолжала говорить, обращаясь к нему, но Броуди, погруженный в свои мысли, ничего не слышал.

– Простите, – обернулся он к ней, – что вы сказали?

– Я спросила, какие виноградники вы намерены посетить?

– «Хоукс лэндинг», – ответил Броуди. – Вы там уже побывали? Я слышал, там делают самое лучшее шампанское.

– Игристое вино, – поправила женщина с улыбкой. – Слово «шампанское» могут указывать на своих этикетках только французы из провинции Шампань. Мы, в Америке, делаем вино не хуже, но по закону не имеем права называть его шампанским, вот и называем просто игристым вином. – Она одарила Броуди еще одной улыбкой, которую, видимо, считала крайне обольстительной: – Видите, как много всего я узнала после экскурсии по «Хоукс лэндинг»!

– Значит, по-вашему, туда стоит наведаться? – небрежно осведомился Броуди, как если бы был обычным туристом.

– Определенно! Это единственное здесь винодельческое хозяйство, где вина произволу в пещерах. Остальные винодельни расположены в обычных домах – это не очень интересно.

Снаружи уже окончательно стемнело, и в доме зажгли свет. Оглянувшись, Броуди увидел, что посреди гостиной стоит лысый мужчина лет около шестидесяти и разговаривает с удивительно красивой белокурой молодой женщиной. Она была живой и подвижной, как ртуть, и постоянно жестикулировала, делая при этом больше движений, чем сам Броуди делал за месяц. Буйная грива ее светлых волос то и дело моталась из стороны в сторону, словно прозрачные струи водопада под порывами ураганного ветра. В ней было что-то настолько притягательное, что Броуди смотрел на нее, как зачарованный, не в силах оторваться и не замечая другой весьма привлекательной женщины, которая стояла рядом с ним и всячески пыталась завладеть его вниманием.

Впрочем, приглядевшись повнимательнее, он понял, что не такая уж она красавица. Дело, наверное, в ее глазах, сказал себе Броуди. Даже с такого расстояния он сумел разглядеть их глубокий зеленый цвет и какое-то совершенно особое выражение. Казалось, что она разговаривает всем телом, руками, глазами… И еще в ней было что-то чрезвычайно чувственное. Нет, она не являла собой идеал женских пропорций: фигура у женщины была вполне обычной. Хотя в точности об этом было трудно судить, поскольку одета она была в длинное платье, которое издали походило на бесформенный дерюжный мешок. Это был один из тех чудовищных нарядов, которые в последнее время вошли в моду.

Проследив за взглядом Броуди, стоявшая рядом с ним брюнетка сообщила:

– Пожилой мужчина – это Лу Эдвардс, хозяин «Серебряной луны», а женщина, с которой он разговаривает, – его дочь. Я познакомилась с ней за завтраком, вот только не припомню, как ее зовут.

«Уж я-то не забуду», – подумал Броуди, с трудом заставив себя взглянуть на брюнетку.

– Наверное, внутренним убранством гостиницы – всем этим антиквариатом и украшениями – занималась именно она? – с деланным безразличием предположил он.

– Нет, Лу купил «Серебряную луну», когда вышел на пенсию. По его словам, гостиница тогда была в совершенно запущенном состоянии. Он сам отремонтировал здесь все и сам же приобрел всю обстановку – причем здесь же, в «винной долине». – Женщина многозначительно заглянула в свой почти опустевший бокал. – Кстати, я не видела вашего номера, а вот в моем – самый настоящий камин. И огромная кровать с балдахином!

– А в моем номере стоит шестиспальная дубовая кровать с водяным матрацем и вибромассажем. Но круче всего, что стеллажи с книгами отодвигаются, а за ними – целый стадион. Сегодня вечером, к примеру, там – футбол.

Брюнетка с оскорбленным видом развернулась и пошла прочь, бормоча что-то относительно невежливости здешних мужчин. А Броуди снова повернулся и посмотрел туда, где всего минуту назад стояла белокурая женщина. Однако в гостиной уже никого не было.

Поскольку Броуди не испытывал желания с кем бы то ни было разговаривать, он, не выпуская из руки бокала со скотчем, вышел в темный сад и пошел по тропинке по направлению к беседке. Она оказалась дальше, чем ему показалось поначалу, и Броуди даже удивился тому, что дал такую промашку. Одной из главных составляющих его профессиональной подготовки было умение правильно оценивать дистанцию до того или иного объекта. Переступая сразу через две ступени, он поднялся по невысокой лесенке и вошел в беседку. Она стояла на возвышении, и отсюда открывался красивый вид на долину. Некоторое время Броуди любовался покатыми холмами с идеально ровными рядами виноградников, но затем луна скрылась за пушистым облаком, и наступила непроглядная мгла. И все же, прислонившись плечом к столбу, Броуди продолжал вглядываться в темноту. Его мысли снова вернулись к Джанкарло Хоуку, и он задумался о том, почему его отец решил разыскать его спустя столько лет. Черт возьми, ведь ему уже скоро стукнет тридцать! Так почему только сейчас, а не раньше?..

Наверное, причину этого нужно искать в слове «враги», которое отец употребил в своем письме. А поскольку профессией Броуди была борьба с терроризмом, можно предположить, что отцу понадобилась его помощь.

Из раздумий его вывел звук шагов, раздавшийся на тропинке. Другой человек, скорее всего, ничего бы не услышал, но не таков был Броуди Хоук. Годы тренировок не прошли для него даром, и сейчас он невольно напрягся, чутко вслушиваясь в темноту. Шаг, еще один…

Было слишком темно, чтобы различить, кто идет по тропинке, но по звуку «тюлень» безошибочно определил, что это женщина. «Вероятно, та самая брюнетка, что флиртовала со мной на террасе», – подумал Броуди и бесшумно отошел в самую густую тень, поставив стакан с виски на перила беседки. У него давно не было женщины, и он испытывал сильный мужской голод. Стремясь удовлетворить его, джентльмен, наверное, пригласил бы даму на ужин, но Броуди в том, что касалось секса, отличала грубоватая откровенность – и с самим собой, и с другими. Он этим даже отчасти гордился.

Как бы то ни было, с навязчивой брюнеткой ему не хотелось иметь дело. Очень уж ему понравилась та, другая – белокурая.

Тори шла по тропинке, надеясь найти Эллиота. Она знала, что он здесь, поскольку видела его черный «Порше» на стоянке возле «Серебряной луны». Его приезд удивил ее. Она полагала, что Эллиот будет занят в «Хоукс лэндинг», принимая многочисленных друзей и родственников, съезжающихся на похороны старого Хоука.

Разговаривая в гостиной с отцом, она бросила случайный взгляд в окно и вдруг увидела его на террасе. Это тоже было странно: почему вместо того, чтобы присоединиться к ним, он стоит там со своим обычным бокалом скотча и беседует с какой-то незнакомой ей брюнеткой? Может, она для него что-то значит? При этой мысли Тори ощутила легкий укол ревности.

В конце концов она решила, что Эллиота и эту женщину наверняка что-то связывает, иначе он вряд ли оказался бы здесь в такой момент. Старинные лампы, установленные ее отцом на террасе, давали слишком мало света и не позволяли Тори как следует разглядеть брюнетку, но даже в полумраке она казалась очень привлекательной. Проводив отца наверх, Тори вышла на террасу, чтобы поговорить с Эллиотом, но его уже и след простыл. Один из гостей сказал, что видел, как он спускался по тропинке в сад.

«Может, он хочет побыть один? – подумала Тори. – Смерть отца стала для него тяжелым ударом, да к тому же теперь на его плечи ложится все бремя забот о семейном клане Хоуков».

Она замедлила шаг, и в голову ей снова полезли мысли о том, почему она не может выйти замуж за Эллиота. Наверное, одной из причин этого является его семья. Они, в общем-то, были вполне симпатичными, веселыми итальянцами, но при этом представляли собой некую замкнутую касту, проникнув в которую человек со стороны будет чувствовать себя весьма неуютно. А ведь если она выйдет за Эллиота, ей придется постоянно общаться с этими людьми.

Однако, несмотря на все это, Тори очень импонировала в Эллиоте его привязанность к своей семье, верность и постоянство чувств. Он являл собой полную противоположность Коннору Андерсону, у которого не было семьи и который никогда не хотел детей. Профессиональный каскадер, пользующийся большим спросом у киностудий, Коннор жил ради опасностей. Даже теперь, вспоминая о нем и о его трагической гибели, Тори испытывала глубокую грусть, хотя его не было в живых вот уже пять лет.

Тори подошла вплотную к беседке, пытаясь определить, там Эллиот или нет, однако луна все еще не вышла из-за облаков, и поэтому разглядеть что-либо было практически невозможно. Она опять спросила себя, не сказать ли ему прямо сейчас, что не сможет выйти за него замуж. И опять решила, что не стоит. Слишком уж много получится плохих новостей за такое короткое время. Пусть сначала предаст земле отца. В конце концов, два-три дня ничего не изменят.

– Привет, это я, – проговорила Тори, поднимаясь по ступеням в беседку. – Ты здесь?

– Да, – прозвучал ответ из темноты.

Голос показался Тори необычно низким, но она вспомнила, что ночью по телефону Эллиот говорил точно так же. Узкий лучик света, вырвавшийся из-за облаков, отразился в хрустальном бокале, стоявшем на перилах, и Тори поняла, что не ошиблась в своих предположениях. Он действительно пришел сюда, чтобы выпить свой скотч в одиночестве и побыть наедине со своими мыслями. Острое чувство жалости сдавило ей горло. Тори лишь на секунду представила себе, что умер ее отец, и грудь сразу пронзила резкая боль.

Эллиот наверняка испытывает сейчас все муки ада, а она даже не знает, что сказать или сделать, чтобы помочь ему. А ведь она прошла через то же самое, когда погиб Коннор, и понимала, что это такое – потерять близкого человека. Но с Эллиотом все было не просто. Его чувства собственного достоинства хватило бы на дюжину мужчин. Он ни за что не хотел показаться слабым – даже при том, что в оплакивании любимого человека нет ничего постыдного.

Тори вынуждена была признаться себе, что никогда до конца не понимала Эллиота, и это являлось еще одной причиной, по которой она до сих пор тянула со свадьбой. Она мечтала о духовной близости, которой в свое время, к сожалению, не существовало между ней и Коннором. Ей не хотелось делать одну и ту же ошибку во второй раз. Нет, она не считала свой первый брак ошибкой, но… В нем чего-то не хватало. Точно так же, как и сейчас.

Впрочем, это туманное «что-то» было скорее на ее совести: в неудачном развитии отношений между ними Эллиот был не виноват. Тори просто не могла отдать ему себя, не могла заставить себя заняться с ним любовью, И надо сказать, Эллиот проявлял удивительное понимание того, что творится в ее душе. Он понимал – и неоднократно говорил об этом, – что ей понадобится немало времени для того, чтобы снова полюбить мужчину и сблизиться с ним. Но теперь самой Тори казалось, что этого уже никогда не произойдет, а потому она считала, что продолжать водить Эллиота за нос просто нечестно. Тем более что он – лучший мужчина из всех, которых ей доводилось встречать в своей жизни.

Откинув волосы с лица, Тори решительно вошла в темную, словно пещера, беседку и направилась к фигуре мужчины, которая чернела в глубине.

– Я даже не знаю, что сказать, дорогой.

Обнять его в этой ситуации было вполне естественно, поэтому Тори положила ладони на широкие плечи Эллиота и крепко прижалась к нему. Сейчас больше всего на свете ей хотелось придумать что-нибудь такое, что помогло бы облегчить его боль.

Поколебавшись не больше секунды, он также обнял ее. Одна его ладонь нежно погладила ее затылок, а другая пробежала сверху вниз вдоль спины. Некоторое время Тори стояла, не шевелясь, положив голову ему на грудь и слушая, как возле самого ее уха мощными и ровными ударами бьется его сердце. И этот звук вдруг подарил ей ощущение близости, которое до сих пор она еще никогда не испытывала. Широкая ладонь мужчины отвела в сторону копну ее волос и легла ей на шею. Его пальцы казались прохладными, удивительно сильными, и от их прикосновения по коже ее побежали мурашки.

Тори знала, что Эллиот ежедневно занимался с персональным тренером в спортивном зале, и поэтому его никак нельзя было отнести к категории слабаков. Однако сейчас она ощутила в его руках такую силищу, что ему, наверное, ничего не стоило переломить человека пополам. И при этом он гладил ее кожу мягко и нежно, и в его прикосновениях не было даже намека на грубость. «Как странно!» – подумалось ей.

Тори почувствовала, что Эллиот пропустил ее волосы сквозь пальцы, как через зубцы гребешка, и принялся гладить затылок. В ее висках отчаянно забилась кровь, а по телу разлились одновременно жар и слабость. Она приподнялась на цыпочках и уткнулась губами в его шею. От него исходил приятный запах молодого сильного тела. Но смерть отца, видимо, основательно выбила Эллиота из колеи, если сегодня он забыл или не посчитал нужным воспользоваться своим любимым одеколоном.

Он нежно погладил большим пальцем щеку Тори, и его кожа показалась ей немного шершавой, словно на языке у котенка.

– Как приятно! – прошептала она. – Как хорошо…

Тори понимала, что должна утешать его, что-то говорить, но слова не шли на ум. И тут она неожиданно вспомнила, о чем читала в какой-то книге: мужчине гораздо проще избавиться от боли, выразив себя физически, нежели с помощью слов. Так, может быть, сейчас Эллиоту больше помогут не разговоры, а поцелуй?

Воодушевленная этой мыслью, Тори обвила его шею руками, привлекла к себе, и их губы встретились.

Это был даже не поцелуй в обычном смысле слова, а легчайшее прикосновение, похожее скорее на касание лепестков. Они будто обменивались друг с другом дыханием. Но внезапно все тело Тори пронизало такое жгучее желание, которого она в себе даже не подозревала. Она крепко прижалась к губам Эллиота, смакуя исходивший от них терпкий аромат шотландского виски, и он с готовностью ответил на ее безмолвный призыв.

Тори ощутила его язык у себя во рту; Эллиот еще никогда не целовал ее так, и при этом Тори показалось, что он еще сдерживает себя. Он прижал ее спиной к столбу беседки, теперь его руки лежали на ее ягодицах, гладили и ласкали их, и эти прикосновения чудесным образом отвечали движениям его языка и губ. Что касается Тори, то она отвечала ему с таким яростным пылом, какого и не подозревала в себе, и ощущения ее были настолько сильны и эротичны, что это даже пугало ее. Ей хотелось, чтобы он сжимал ее еще сильнее, терзал своим ртом, мял, словно бумажку… И в этот момент – о боже! – Тори впервые почувствовала, что да, она хочет заниматься с ним любовью. Прямо здесь, сейчас!

Что с ней творится? Может быть, ее ощущения – просто эмоциональная реакция на то, что творится внутри его? Он только что потерял отца, ему плохо, но он не знает, как объяснить это словами. И только таким образом он способен выразить свои чувства. А она, реагируя на этот безмолвный крик о помощи, сострадая ему, хочет заняться с ним любовью и таким образом утешить его, смягчить его горе.

– Надеюсь, теперь тебе лучше, – почти беззвучно прошептала Тори, прервав поцелуй.

– О да! Намного лучше…

И он снова впился в ее губы. Теперь его поцелуй был еще более агрессивным, требовательным, хищным. Тори прижималась к его могучему телу грудью, ногами, и ей казалось, что пол беседки куда-то уплывает из-под нее, но на самом деле у нее просто подгибались колени от слабости и сладкой истомы. Она изо всех сил цеплялась за его мощные плечи, а внутренний голос шептал: тут что-то не так. Однако возбуждение было столь велико, а голова так кружилась, что Тори не могла сосредоточиться и понять, что же именно.

Чем сильнее она прижималась к этому сильному телу, тем больше ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Продолжая целовать его, Тори медленно провела ладонями от широченных плеч вниз, к узким и крепким бедрам.

И тут последняя капелька рассудка, все еще сохранившаяся в ее сознании, подала сигнал тревоги. Стоп! Этот человек гораздо сильнее, чем Эллиот, да и сложен иначе. В нем была заключена, казалось, поистине нечеловеческая сила. Пусть и скованная до поры, она физически ощущалась в его руках, в каждой клеточке его тела.

Что с ней? Она сходит с ума? Ведь не может быть, что это не Эллиот Хоук!

Подул ветерок, и в облаках образовалась брешь, через которую выглянула луна. В беседке стало светлее. Воспользовавшись этим, Тори высвободилась из объятий мужчины и стала пристально всматриваться в его лицо. Несколько мгновений они безмолвно разглядывали друг друга. Освещение по-прежнему оставалось скудным, но и его хватило, чтобы Тори убедилась в беспочвенности своих подозрений. Тряхнув головой, она с облегчением выдохнула:

– Не знаю, что на меня нашло, дорогой. Мне на секунду показалось, что это не ты, Эллиот. Наверное, я схожу с ума.

Он вдруг отошел от нее, и в его больших решительных шагах ей снова почудилась та же сдержанная, но огромная, примитивная сила, какой в Эллиоте никогда не было. Он взял с перил бокал и прикончил остававшийся в нем скотч одним большим глотком.

– Я действительно не Эллиот Хоук.

Смысл этих слов не сразу дошел до сознания Тори. «Что?.. – растерянно подумала она. – О господи, это, наверное, один из его многочисленных родственников, с которым я еще незнакома! Иначе чем объяснить такое невероятное внешнее сходство? Впрочем, при нормальном освещении наверняка выяснится, что на самом деле они не так уж и похожи».

– Значит, вы – его кузен? И часто ли вам приходится обниматься и целоваться с незнакомыми женщинами?

– Только в тех случаях, когда они сами вешаются мне на шею.

Тори фыркнула:

– Извините. Я приняла вас за Эллиота. Я ошиблась.

– Но, несмотря на это, вы, мне кажется, очень неплохо провели тут время.

Тори была не из тех женщин, которые краснеют по поводу и без повода, но сейчас она почувствовала, как горячая краска заливает ей лицо, и возблагодарила бога за то, что на дворе ночь. Она действительно ошиблась, причем вела себя с таким легкомыслием, которого от нее не мог ожидать никто, в том числе и она сама. Ведь она буквально упивалась мыслью о том, чтобы заняться любовью с этим человеком!

– Так кто же вы? – спросила Тори, тщетно пытаясь взять себя в руки.

– Броуди Хоук. Брат Эллиота. Близнец. – Ответ прозвучал по-солдатски четко и отрывисто.

– У него нет брата. Бросьте ваши шутки и скажите мне правду: кто вы такой?

Тори не на шутку рассердилась на него, а еще больше на себя. Внезапно на лицо мужчины упал лучик лунного света, и она разглядела небольшой шрам, приподнявший половину его брови. Если бы не шрам, он был бы неотличим от Эллиота. Впрочем, разница между ними, несомненно, была. Изысканность Эллиота проявлялась в манере его поведения и общения с другими. В глазах же этого человека она заметила какой-то хищный блеск, а от всего его существа веяло чем-то первобытным, словно он вырос в джунглях, среди волков.

Тори подумалось, что никто не сумел бы предугадать, что он скажет или сделает в следующую секунду, поскольку этот человек вряд ли живет по привычным людским законам. А Тори всегда считала, что непредсказуемый человек – это опасный человек. В свое время она уже в этом убедилась, и ей не хотелось повторять своих ошибок.