Мэри крадучись вошла в больничную палату, где лежал Понтер. Хирурги без труда удалили пулю — в конце концов, затылочный отдел у неандертальцев практически идентичен таковому у Homo sapiens, к тому же Хак, по-видимому, консультировал их во время операции. Понтер потерял много крови, и в нормальных условиях ему бы назначили переливание, но от этого было решено воздержаться ввиду слабого пока знакомства с неандертальской гематологией. Понтеру поставили капельницу с физраствором, и Хак регулярно докладывал врачам о его состоянии.

После операции бо́льшую часть времени Понтер находился без создания: по указанию Хака ему была сделана инъекция снотворного препарата из его собственного медицинского пояса.

Мэри смотрела, как широкая грудь Понтера поднимается и опадает. Она вспомнила, как увидела его впервые — это тоже произошло в больничной палате. Тогда она смотрела на него с изумлением — она не могла поверить, что живые неандертальцы существуют.

Однако теперь она смотрела на него не как на диковинный экземпляр, на уродца, на невозможную игру природы. Сейчас она смотрела на любимого человека. И это разрывало ей сердце.

Внезапно глаза Понтера открылись.

— Мэре, — тихо произнёс он.

— Я не хотела тебя разбудить, — сказала Мэри, подходя к его кровати.

— Я уже не спал, — сказал Понтер. — Хак играл мне музыку. А потом я почуял тебя.

— Как ты? — спросила Мэри, придвигая к кровати стул.

Понтер стянул с себя простыню. Его волосатая грудь была обнажена, но на плече красовался большой запятнанный засохшей кровью марлевый тампон, прикреплённый к телу полосками лейкопластыря.

— Я буду жить, — сказал он.

— Мне так жаль, что это случилось, — сказала Мэри.

— Что с Туканой? — спросил Понтер.

Мэри вскинула бровь, удивившись, что Понтеру ещё ничего не сказали.

— Она погналась за человеком, который в тебя стрелял.

Широкий рот Понтера растянулся в болезненной улыбке.

— Подозреваю, что он оказался в худшей спортивной форме?

— Не то слово, — тихо сказала Мэри. — Понтер, она убила его.

Понтер некоторое время молчал.

— Мы редко берём правосудие в собственные руки.

— Я слушала, что говорят об этом по телевизору, пока тебе делали операцию. — сказала Мэри. — Большинство считают, что это была самооборона.

— Как она его убила?

Мэри слегка пожала плечами, словно в знак того, что из песни слов не выкинуть.

— Она ударила его головой о тротуар, и голова… она просто раскололась.

Понтер снова помолчал.

— Ох, — сказал он, наконец. — Что с ней теперь будет?

Мэри задумалась. Она как-то прочла судебную драму, которую неумеренно расхваливали в «Глоуб энд Мэйл», про то, как в Лос-Анджелесе судили инопланетянина за убийство человека. Но в нынешней ситуации было одно существенное отличие…

— У нас иностранные дипломаты выведены из-под действия законов страны, в которой они работают; это называется «дипломатический иммунитет». И Тукана обладает им как канадский представитель в ООН.

— О чём ты говоришь?

Мэри задумалась в поисках примера.

— В 2001 Андрей Князев, российский дипломат в Канаде, сел за руль пьяным и сбил машиной двух пешеходов. Ему не было предъявлено обвинение в Канаде, поскольку он являлся представителем официально признанного иностранного государства, хотя один из сбитых им пешеходов умер.

Глубоко сидящие глаза Понтера округлились.

— Ну и в любом случае сотни людей видели, как он стрелял в тебя, а потом в Тукану, прежде чем она… гм… отреагировала так, как… в общем, так, как отреагировала. Как я сказала, её действия, вероятно, будут признаны самообороной.

— Как бы там ни было, — тихо сказал Понтер, — Тукана — очень хороший человек. Это наверняка стало для неё огромным потрясением. — Пауза. — Ты уверена, что ей ничего не угрожает? — Он наклонил голову. — После того, что случилось с Адекором, когда я пропал, я как-то не доверяю системам правосудия.

— Понтер, она уже вернулась домой… в ваш мир. Она сказала, что должна поговорить с… как это у вас называется? Совет Седых?

— Верховный Серый совет, — сказал Понтер, — если ты говоришь о нашем правительстве. — Пауза. — А что известно о погибшем?

Мэри задумалась.

— Его зовут Коул — Руфус Коул. Полиция всё ещё выясняет, кто он такой и что имел против вас с Туканой.

— И какие варианты?

Мэри на секунду смешалась.

— Что?

— Варианты, — повторил Понтер. — Возможные причины его нападения на нас.

Мэри пожала плечами.

— Он может быть религиозным фанатиком: из тех, кому не нравится ваши атеистические убеждения или само ваше существование, поскольку оно противоречит библейской легенде о сотворении.

Понтер округлил глаза.

— Убив меня, он не отменил бы факта моего существования.

— Понятное дело. Но… тут я, конечно, могу только гадать… Коул мог считать вас орудиями Сатаны…

Мэри вздрогнула, услышав гудок.

— Дьявола. Носителя зла. Оппонента Бога.

Понтер оживился.

— У Бога есть оппонент?

— Да… в смысле, так сказано в Библии. Но кроме фундаменталистов — тех, кто считает, что каждое слово Библии есть истина — мало кто сейчас по-настоящему верит в Сатану.

— Почему? — спросил Понтер.

— Ну, я думаю, потому что это нелепо. Только глупец может воспринимать эту концепцию всерьёз.

Понтер уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но, очевидно, передумал и снова закрыл его.

— Кроме того, — быстро добавила Мэри; ей не хотелось развивать эту тему, — он может оказаться агентом иностранного государства или какой-нибудь террористической группы.

Понтер поднял бровь, ожидая продолжения. Мэри снова пожала плечами.

— Или он может быть просто сумасшедшим.

— Вы разрешаете сумасшедшим носить оружие? — спросил Понтер.

Как добропорядочная канадка Мэри была убеждена, что только таким оружие и нужно, но оставила эту мысль при себе.

— На самом деле это самый лучший вариант, — сказала она. — Если он псих и действовал в одиночку, то не стоит беспокоиться о том, что нечто подобное может повториться. А вот если он член террористической группы…

Понтер опустил взгляд — и, конечно же, упёрся в свою забинтованную грудь.

— Я надеялся, что мои дочери тоже смогут посетить ваш мир.

— Мне бы так хотелось познакомиться с ними, — сказала Мэри.

— Что бы стало с этим… с этим Руфусом Коулом… — Понтер нахмурился. — Подумать только! Глексенское имя, которое я могу выговорить без труда, и оно принадлежит человеку, который хотел меня убить! Так вот, что бы стало с Руфусом Коулом, если бы он не погиб?

— Его бы судили, — ответила Мэри. — Если бы его признали виновным, он бы отправился в тюрьму.

Хак снова загудел.

— Э-э… это такое охраняемое место, где преступников держат в изоляции от остальных людей.

— Ты сказала «если бы его признали виновным». Но он ведь стрелял в меня.

— Да, но… если бы он оказался сумасшедшим, это было бы смягчающим обстоятельством. Его могли бы признать невиновным по причине невменяемости.

Понтер снова вскинул бровь.

— А не лучше ли это выяснить до того, как он возьмёт в руки оружие, а не после того, как он им воспользуется?

Мэри кивнула.

— Не могу с тобой не согласиться. Но, тем не менее, это так.

— Что, если бы я… если бы он меня убил? Или Тукану? Что бы с ним стало тогда?

— Здесь? В Штатах? Его могли бы казнить.

Неизбежный гудок.

— Умертвить. Убить в наказание за его преступление, и в качестве предостережения тем, кто может задумать что-то подобное.

Понтер замотал головой; его длинные волосы хлестнули по подушке.

— Я бы этого не хотел, — сказал он. — Никто не заслуживает преждевременной смерти, даже тот, кто желает её другим.

— Да ладно, Понтер, — сказала Мэри, удивившись резкости своего голоса. — Разве можно относиться к этому как… как какой-то Христос? Чёртов придурок пытался тебя убить. А ты беспокоишься о том, что бы ему за это было?

Понтер ничего не ответил. Он не сказал, хотя Мэри знала, что он мог бы, что его уже однажды пытались убить: во время своего первого визита он рассказал Мэри, что в молодости ему страшным ударом раздробили челюсть. Но вместо этого он просто приподнял свою мохнатую бровь и сказал:

— В любом случае, это пустой разговор. Руфуса Коула больше нет.

Но Мэри была не готова замять тему.

— Тот, кто тебя стукнул много… много месяцев назад, не планировал этого заранее, и тут же раскаялся в содеянном; ты сам так сказал. А Руфус Коул намеревался совершить убийство, он его заранее спланировал. Это всё меняет.

Понтер немного поёрзал на госпитальной койке.

— Я остался жив, — сказал он. — Кроме того, ничто уже не сможет стереть шрам, который мне носить до самой смерти.

Мэри покачала головой, но ответила добродушно:

— Знаешь, Понтер, ты такой добрый, что иногда в это трудно поверить.

— Даже не знаю, что сказать.

Мэри улыбнулась.

— Этим ты только подтверждаешь мои слова.

— Но у меня есть вопрос.

— Да?

— Что теперь будет?

— Я не знаю, — сказала Мэри. — Доктор сказал, что из Садбери дипломатической почтой доставили для тебя пакет. По-моему, он вон там, на столе.

Понтер повернул голову.

— А. Подай мне его, пожалуйста.

Получив пакет, Понтер открыл его и извлёк что-то вроде большого конверта явно неандертальского происхождения — идеально квадратный. Он раскрыл и его — он открывался, как цветочный бутон — и вытащил из него крошечный рубиново-красный шарик.

— Что это? — спросила Мэри.

— Бусина памяти, — ответил Понтер. Он коснулся своего компаньона, и тот, к удивлению Мэри, развернулся, открыв внутреннее отделение с дополнительными элементами управления и круглым отверстием диаметром с карандаш. — Она вставляется сюда, — сказал он, роняя бусину в отверстие. — Если позволишь…

— Я ухожу, — сказала Мэри. — Я понимаю, это только для твоих ушей.

— Нет-нет. Не уходи. Просто подожди немного, пока Хак проиграет мне запись через кохлеарные импланты.

Мэри кивнула; Понтер слегка склонил голову, как всегда делал, слушая слова Хака. Потом гигантская борозда прорезала его лоб. Через некоторое время Понтер снова раскрыл компаньон и вынул из него бусину.

— Что они говорят? — спросила Мэри.

— Верховный Серый совет хочет, чтобы я сейчас же вернулся домой.

У Мэри ёкнуло сердце.

— Ох…

— Но я не вернусь, — сказал Понтер.

— Что? Почему?

— Если я вернусь, они закроют портал между нашими мирами.

— Они так сказали?

— Не напрямик — но я знаю Совет. Мои соплеменники знают, что смертны, Мэре — мы знаем, что никакой загробной жизни нет. После того, что случилось, Совет может посчитать, что продолжение контакта нежелательно. У нас и так было достаточно много тех, кто возражал против открытия портала, и сейчас их позиции упрочились.

— И ты можешь это сделать? Просто решить остаться здесь, и всё?

— Не только могу, но и сделаю. Могут быть проблемы, но я к ним готов.

— Вау, — тихо сказала Мэри.

— Пока я здесь, они портал не закроют. Это даст тем, кто, как я, считает, что контакт следует поддерживать, время на отстаивание своей позиции. Если портал закроют, останется всего один шаг до того, чтобы разобрать квантовый компьютер и сделать повторное его открытие невозможным.

— В таком случае, что ты собираешься делать, когда выйдешь из больницы?

Понтер посмотрел Мэри прямо в глаза.

— Буду проводить больше времени с тобой.

Сердце Мэри снова ёкнуло, но в этот раз от избытка чувств, и она улыбнулась.

— Это будет здорово. — И тут её осенило. — На следующей неделе я еду в Вашингтон представлять своё исследование неандертальской ДНК на съезде Палеоантропологического общества. Почему бы тебе не поехать со мной, а? Ты станешь самой большой сенсацией с тех пор, как Уолпофф и Таттерсолл сцепились на съезде в Канзас-Сити.

— Это собрание специалистов по древним людям? — спросил Понтер.

— Ага, — ответила Мэри. — Там будут почти все, кто изучает древних людей в нашем мире. Поверь, тебе будет очень интересно познакомиться с ними.

Понтер задумался, и на какое-то мгновение Мэри испугалась, что он обиделся.

— Как мы туда попадём?

— Я тебя отвезу, — сказала Мэри. — Когда тебя выписывают?

— Насколько я понял, они хотят меня задержать ещё на день.

— Тогда всё в порядке.

— И что, не будет никаких препятствий?

— Будут, конечно, — Мэри улыбнулась. — Но я знаю одного человека, который может приказать им исчезнуть…