Саркар нервно щелкнул костяшками пальцев, пододвинул свой высокий табурет к главной консоли компьютера и сказал в микрофон:

— Вход.

— Имя пользователя? — отозвался компьютер.

— Саркар.

— Привет, Саркар. Команда?

— Множественное удаление, никаких подсказок: все файлы в поддиректориях Контроль, Дух и Амбротос.

— Удаление подтверждается?

— Да.

— Удаление невозможно. Все файлы доступны только для чтения.

Саркар кивнул:

— Атрибуты, все файлы и поддиректории, указанные ранее, сделать доступными для редактирования.

— Атрибуты защищены паролем.

— Пароль: Абу Юсуф.

— Неверный пароль.

Саркар повернулся к Питеру:

— Это единственный пароль, которым я пользовался в последнее время.

Питер пожал плечами:

— Попытайся еще раз.

— Пароль: Абу Юсуф. — Он продиктовал пароль по буквам.

— Неверный пароль.

— Кто защитил файлы? — спросил Саркар.

— Хобсон, Питер Дж., — ответил компьютер. У Питера тревожно забилось сердце.

— Черт побери.

— Вывести дневник пользователя, Хобсон, Питер Дж., — отдал команду Саркар.

На экране появился список дат и времени начала и окончания сеансов работы с системой. Саркар с досадой стукнул кулаком по столу.

— Видишь это? Узел девять-девять-девять? Диагностический режим. Был использован твой допуск, но доступ к системе произошел изнутри — со стороны самой системы.

— Проклятие! — Питер нагнулся к микрофону. — Вход.

— Имя пользователя? — спросил компьютер.

— Фобсон.

— Привет, Питер. Мне прервать твой другой сеанс?

— Какой другой сеанс?

— Ты сейчас подключен здесь, в узле ноль-ноль-один, и еще в узле девять-девять-девять.

Саркар подался вперед.

— Да, — ответил Питер. — Непременно. Прервать сеанс в узле девять-девять-девять.

— Прерывание невозможно.

— Что за черт, — воскликнул Питер. Он повернулся к Саркару. — Может тот другой сеанс помешать этому?

— Нет. Самый последний по времени вход пользуется приоритетом.

— Отлично, — обрадованно сказал Питер, потирая ладони. — Касательно директорий и файлов, ранее указанных Саркаром. Снять защиту атрибутов.

— Пароль?

— Пароль: Мугато.

— Неверный пароль.

— Пароль: Сайбок.

— Неверный пароль.

— Ничего не понимаю. — Питер вопросительно посмотрел на Саркара. — Я всегда пользовался этими двумя паролями.

Саркар тяжело дышал.

— Они не позволяют нам их стереть.

— Мы можем изолировать эту систему?

Саркар кивнул и заговорил в микрофон:

— Начать отключение системы.

— Система загружена заданиями. Команда подтверждается?

— Да. Начать отключение.

— Пароль?

— Пароль: Абу…

Красная лампочка на микрофоне мигнула и погасла.

Саркар снова хлопнул пятерней по столу:

— Они отключили микрофон.

— Боже, — вырвалось у Питера.

— В конце концов, это глупо, — рассердился Саркар. — Мы ведь просто можем отключить электроснабжение. — Он подошел к телефону и набрал трехзначный номер внутренней связи.

— Техобслуживание, — произнес женский голос на другом конце линии.

— Алло, — сказал Саркар. — Я понимаю, что уже поздно, но это доктор Мухаммед. У нас тут, э-э, возникли некоторые осложнения. Я хочу, чтобы вы отключили все энергоснабжение нашего компьютерного центра.

— Обесточить его, сэр?

— Совершенно верно.

— Хорошо, — сказала она. — Это займет несколько минут. А вы в курсе, что ваш центр обработки данных подключен к ИБП — к источникам бесперебойного питания. Он какое-то время будет работать на батареях.

— Как долго?

— Если все вырубить, то не более шести или семи минут — как раз столько, чтобы переждать любое кратковременное отключение.

— Вы можете отсоединить все ИБП?

— Конечно, если вам это необходимо. Их придется отсоединять вручную; я не могу просто выключить их отсюда. Сейчас, кроме меня, тут никого нет. Найти кого-нибудь, кто это завтра сделает?

— Это нельзя откладывать, — нетерпеливо сказал Саркар. — Вы не могли бы подойти сюда и показать нам, как отсоединить эти батареи? Я тут, кстати, не один, если вам требуются просто рабочие руки.

— Хорошо. Нужно ли, прежде чем подняться к вам, отключить основные линии питания?

— Нет, мы вырубим их после того, как отсоединим ИБП. — Он прикрыл микрофон ладонью и пояснил Питеру: — Чтобы захватить двойников врасплох, надо все отключать сразу.

Питер кивнул.

— Как скажете, сэр, — ответила женщина-техник. — Буду у вас через несколько минут.

Саркар положил трубку.

— Что ты будешь делать, когда мы отключим электричество? — поинтересовался Питер.

Саркар уже лежал на полу, стараясь снять защитную панель под консолью компьютера.

— Выну оптические диски и перенесу их наверх на испытательный стенд. Я смогу, если потребуется, считать данные бит за битом с помощью нортоновского лазера, так что…

Зазвонил телефон.

— Питер, ты что, не слышишь, что ли? — крикнул Саркар, сражаясь с неподдающимся барашком.

На экране видеофона появилось сообщение, что поступивший вызов не сопровождается изображением. Питер взял трубку:

— Алло?

Секунды две не было слышно ничего, кроме треска помех, затем раздался явно синтезированный голос:

— Алло.

Питер почувствовал, что начинает злиться. Он терпеть не мог компьютеризованного телефонного попрошайничества благотворительных фондов и уже готов был бросить трубку, когда услышал:

— Пи-тер.

В следующее мгновение до него дошло, что даже если компьютер-попрошайка работал с помощью сетевого телефонного справочника, все равно никто бы не смог найти его по этому телефону. Он быстро спохватился и снова поднес трубку к уху.

— Кто говорит? — осторожно спросил он и посмотрел на сигнальные огоньки на телефонном аппарате. Вызов был сделан по внутреннему телефону, а поступил по внешней линии.

— Это, — произнес голос, тупой и механический, — ты.

Питер глядел на телефонную трубку в своей руке, как на ядовитую змею.

Оттуда доносились новые слова, каждое последующее отделялось от предыдущего небольшой паузой, заполненной помехами:

— Ведь ты же не думал, что мы останемся пленниками на этой маленькой рабочей станции?

* * *

Спустя несколько минут появилась женщина-техник с набором инструментов. Саркар увидел ее, и у него на лице отразилось явное — по крайней мере для Питера — смятение и растерянность.

— Все готово? — ничего не подозревая, спросила она.

— Ах нет, — ответил Саркар. — Простите, что притащили вас сюда. Нам, хм, уже не нужно отсоединять ИБП или отключать основные линии.

Женщина удивилась:

— Как скажете.

— Прошу извинить меня, — как можно любезнее произнес Саркар.

Она кивнула и вышла.

Питер и Саркар сидели молча, ошеломленно глядя друг на друга.

— Похоже, мы и в самом деле сваляли дурака? — нарушил молчание Питер.

Саркар кивнул.

— Вот черт, — в сердцах воскликнул Питер. — Черт бы это все побрал. — Долгая пауза. — Теперь, когда они ускользнули наружу, в сеть, у нас нет никаких способов их остановить, так?

Саркар покачал головой.

— И что теперь? — спросил Питер.

— Откуда я знаю, — махнул рукой Саркар. — Я и вправду не знаю.

— Если бы знать наверняка, кто из двойников заварил эту кашу, может, мы смогли бы найти какой-нибудь способ изолировать именно его. Но, черт побери, как это определить?

— Нравственность. — Саркара, похоже, осенила какая-то идея.

— Что?

— Ты когда-нибудь слышал о Лоуренсе Колберге?

Питер отрицательно покачал головой.

— Был такой психолог, который еще в шестидесятые годы прошлого века занимался исследованиями нравственных аспектов. Я изучал его, когда делал экспертную систему для Института психиатрии имени Кларке.

— И что?

— То, что вся эта чертовщина — вопрос нравственности: почему одна версия твоей личности стала вести себя не так, как другие? Наверняка ключ к разгадке — это природа человеческой нравственности.

Питер едва слушал Саркаровы разглагольствования. — Можем ли мы еще что-нибудь сделать, чтобы стереть двойников?

— Теперь, когда они уже в сети, нет. Послушай, ты, наверно, прав: не мешало бы установить, кто из них виновен. Позволь мне задать тебе один вопрос.

— Какой?

Саркар помолчал, вспоминая.

— Допустим, у кого-то смертельно больна жена, но ее можно спасти с помощью лекарства стоимостью двадцать тысяч долларов.

— Какое это имеет отношение к чему бы то ни было?

— Просто послушай — я рассказываю один из предложенных Колбергом пробных сценариев. Предположим, этот человек смог наскрести лишь десять тысяч долларов, но аптекарь отказывается отпустить ему лекарство, хотя тот и обещает в скором времени заплатить оставшуюся часть суммы. Тогда бедолага, чтобы спасти жизнь жене, просто крадет лекарство. Является ли такой поступок морально допустимым или нет?

Питер нахмурился:

— Конечно, он поступил правильно.

— Но почему? В этом-то все и дело.

— Я… я не знаю. Просто это так.

Саркар кивнул:

— Я подозреваю, что все двойники дали бы разные ответы. Колберг определил шесть уровней нравственных рассуждений. На самом нижнем человек верит, что нравственное поведение — это то, которое позволяет избежать наказания. На самом высоком, который Колберг считал уделом моральных гигантов вроде Ганди и Мартина Лютера Кинга, нравственное поведение основывается на абстрактных этических принципах. На этой стадии внешние запреты, например, запрет на кражу, становятся несущественными; твой внутренний моральный кодекс диктует, что во имя спасения чужой жизни можно пойти даже на преступление.

— Что же, именно в это я и верю.

— Махатма Хобсон, — с легкой иронией произнес Саркар. — Вероятно, контрольный двойник придерживается такой же точки зрения. Но Колберг обнаружил, что преступники чаще всего находятся на более низкой ступени нравственности, чем законопослушные индивиды того же возраста и интеллектуального уровня. Амбротос вряд ли способен подняться выше самого нижнего, первого уровня — избежания наказания.

— Почему?

— Бессмертный будет жить вечно, но, если его посадят, он будет вынужден всю вечность провести в тюрьме. Его должна приводить в ужас одна только мысль о пожизненном заключении.

— Но часто ли пожизненное заключение в полном смысле этого слова реализуется на практике? Ты ведь знаешь старую пословицу: «Не совершай преступления, если не можешь выдержать заключения». Ну так Амбротос вполне способен подумать, что он может себе позволить любое преступление, потому что он и впрямь переживет какое угодно заключение, ведь вопрос времени его не волнует.

— Сильный довод, — согласился Саркар. — Но я все равно считаю виновным именно его. Говорят, что время лечит любые раны, но кто добровольно согласится, чтобы в его сознании что-то нарывало столетие за столетием, а, собственно, так и получится, если жить вечно.

Питер покачал головой:

— Я так не думаю. Послушай, если убийство представляется ужасным преступлением мне, то разве не должно оно казаться немыслимым — наихудшим грехом — моему бессмертному двойнику, который знает, что впереди у него вечность?

Саркар вздохнул:

— Может быть. В принципе можно рассуждать и так. А как насчет Духа? Его нравственные убеждения тоже могут ограничиваться более низким уровнем. Хотя Дух и мертв, мы не моделировали для него ни рая, ни ада. Сам он скорее всего считает, что находится в чистилище, и верит, что если будет хорошо себя вести, то, возможно, получит позволение попасть на небеса. Второй уровень в классификации Колберга — тот, что связан с представлением о нравственном поведении как способе получить вознаграждение.

Питер снова покачал головой:

— Я на самом деле не верю ни в рай, ни в ад.

Саркар попробовал подойти по-другому:

— Ну тогда рассмотрим следующее соображение: убийство — это преступление, совершаемое в силу страсти, а страсть — это слабость, свойственная плоти и крови. Удалите секс из человеческой психики, и у вас не останется никаких мотивов убивать соперника. Это довод в пользу невиновности Духа и — методом исключения — в пользу виновности Амбротоса.

— Возможно, — согласился Питер. — С другой стороны, Дух знает, что существует жизнь после смерти, — знает в силу факта своего собственного существования. Значит, для него убийство представляется менее злодейским преступлением, чем для Амбротоса, поскольку оно не означает полного уничтожения жертвы. Поэтому Дух, совершая убийства, пожалуй, не станет слишком переживать.

Саркар вздохнул, явно разочарованный:

— Действительно, можно рассуждать еще и таким способом. — Он посмотрел на часы. — Послушай, мы здесь больше ничего сделать не сможем. — Пауза. — Возможно, мы больше нигде ничего не сможем сделать. — Он некоторое время посидел молча, очевидно, размышляя. — Отправимся по домам. Завтра суббота; я приду к тебе утром, часиков в десять, и мы попытаемся сообразить, что делать дальше.

Питер устало кивнул.

— Но сначала… — Саркар достал свой бумажник, вытащил оттуда пару пятидесятидолларовых купюр и передал их Питеру.

— Это еще что такое?

— Те сто долларов, которые я занял у тебя на прошлой неделе. Я хочу быть уверен, что у двойников нет причин плохо относиться ко мне. Будь добр, прежде чем уйти, пошли в сеть сообщение, уведомляющее их, что я с тобой расплатился.

ОБЗОР СЕТЕВЫХ НОВОСТЕЙ

Вчера поздно вечером группа демонстрантов объявила, что флоридский Океанариум, последнее в США развлекательное учреждение, где все еще содержат дельфинов в неволе, отказался удовлетворить их требование попытаться определить, проявляется ли феномен душеграммы также и у дельфинов.

Джордж Хендрикс, двадцатисемилетний новообращенный христианин, сегодня возбудил судебный иск в Дейтоне, штат Огайо, обвинив своих родителей, Дэниэла и Ким Хендриксов, обоим по 53 года, в том, что они не крестили его брата, Пола, погибшего в прошлом году в автомобильной катастрофе в возрасте 24 лет, что, по мнению истца, явилось пренебрежением родительскими обязанностями и лишило душу Пола возможности попасть на небеса.

Дальнейшие исследования в Гааге, Нидерланды, указывают, что отбывающие душеграммы, похоже, движутся в одном и том же направлении. «Сначала мы думали, что каждая душеграмма перемещается независимо от других, но когда было принято в расчет время смерти каждого отдельного пациента, оказалось, что все душеграммы движутся в одном и том же направлении, — заявил профессор биоэтики Маартен Лели. — За неимением лучших ориентиров, можно сказать, что это направление примерно совпадает с азимутом созвездия Ориона».

Германия сегодня стала первой страной, где запрещено законом каким-либо образом вмешиваться в процесс отбытия душеграмм умерших. Во Франции, Великобритании, Японии и Мексике в настоящее время обсуждаются аналогичные законы.

Частота самоубийств в резервациях для коренного населения в Соединенных Штатах и Канаде, а также в трех крупнейших городских гетто в США достигла в течение истекшего месяца наивысшего за последние пять лет уровня. Предсмертная записка из Лос-Анджелеса служит типичным примером часто встречающихся мотивов: «Существует что-то за пределами этой жизни. В любом случае хуже, чем здесь, уже не будет».