В дверь лаборатории Кайла позвонили. Он нажал кнопку, и дверь скользнула в сторону. Средних лет женщина азиатской внешности в дорогом на вид сером костюме стояла в изогнутом коридоре; за её спиной был виден завешенный гобеленами атриум.

— Доктор Могилл? — спросила она.

— Да.

— Брайан Кайл Могилл?

— Точно.

— Я хотела бы с вами поговорить.

Кайл встал и жестом пригласил её войти.

— Моя фамилия Шикамацу. Я хотела бы поговорить с вами о ваших исследованиях.

Кайл указал ей на стул. Шикамацу села; Кайл снова устроился на своём кресле.

— Я так понимаю, вы достигли определённых успехов в квантовых вычислениях?

— Не настолько больших, как хотелось бы. Пару недель назад я опозорился с демонстрационным экспериментом.

— Я слышала об этом. — Кайл вскинул брови. — Я представляю консорциум, который хочет заключить контракт на ваши услуги.

— Да?

— Мы верим, что вы близки к прорыву.

— Непохоже, судя по наличным результатам.

— Уверена, что это несущественная проблема. Вы ведь пытаетесь использовать поля Дембинского для подавления декогерентности? Их весьма непросто контролировать.

Брови Кайла снова устремились вверх.

— Это да.

— Мы с интересом следили за вашей работой. Вы, несомненно, очень близки к решению. И если вы действительно найдёте решение, мой консорциум готов крупно инвестировать в ваш метод, исходя, разумеется, из предположения, что вам удастся убедить меня, что ваша установка работает.

— Ну, она либо работает, либо нет.

Шикамацу кивнула.

— Несомненно, но нам нужна полная уверенность. Вы должны будете факторизовать для нас число. И, разумеется, число предоставлю я — вы понимаете, чтобы быть уверенной, что это не какой-то фокус.

Кайл прищурился.

— А чем, собственно, занимается ваш консорциум?

— Мы международная группа компаний, — ответила она. — Венчурные капиталисты. — У неё был с собой маленькая кожаная сумочка цилиндрической формы с металлическими застёжками. Она открыла её, достала карту памяти и протянула её Кайлу. — Число, которое мы хотим факторизовать, на этой карте.

Кайл не глядя взял карту.

— Сколько цифр в этом числе?

— Пятьсот двенадцать.

— Даже если мне удастся устранить глюк в моей системе, пройдёт немало времени, прежде чем я смогу это сделать.

— Почему?

— По двум причинам. Первая — практического характера. Демокрит — это название нашего прототипа — построен для факторизации чисел длиной ровно триста цифр — не больше, не меньше. Даже если мне удастся заставить его работать как следует, я не смогу обрабатывать числа другой длины — квантовые регистры должны быть точно настроены на конкретное количество цифр.

Шикамацу выглядела разочарованной.

— А вторая причина?

Кайл опят вскинул брови.

— Вторая причина, миз Шикамацу, в том, что я не преступник.

— Я… прошу прощения?

— Есть лишь одно практическое приложение для факторизации больших чисел, — сказал он, крутя в пальцах карточку памяти, — а именно — взлом криптографических схем. Я не знаю, к чьим данным вы пытаетесь получить доступ, но я не хакер. Найдите себе другого умненького мальчика.

— Это просто случайное число, — сказала Шикамацу.

— Ой, да бросьте! Если бы вы попросили меня факторизовать число, чей размер не попадает в диапазон, скажем, от пятисот до шестисот цифр, и если бы вы не пришли с уже готовым числом, я бы вам поверил. Но сейчас, чёрт возьми, совершенно очевидно, что вы пытаетесь взломать чей-то код.

Кайл хотел было отдать карточку назад, но теперь наверху оказалась другая её сторона. Он всмотрелся в неё и увидел наклейку с единственным словом, написанным на ней: «Ханекер».

— Ханекер! — воскликнул Кайл. — Не Джошуа Ханекер?

Шикамацу потянулась за карточкой.

— Кто? — спросила она с деланным непониманием, хотя выглядела явно встревожено.

Кайл сжал куру в кулак, пряча карточку.

— В какие игры вы здесь играете? — спросил он. — Какое это имеет отношение к Ханекеру?

Шикамацу опустила взгляд.

— Я не думала, что вам известно это имя.

— У моей жены был с ним роман до того, как мы встретились.

Миндалевидные глаза Шикамацу удивлённо распахнулись.

— Правда?

— Да, правда. А теперь скажите мне, что за ерунда здесь творится.

Шикамацу подумала.

— Я… э-э… сначала я должна проконсультироваться с моими партнёрами.

— Сколько угодно. Вам нужен телефон?

Она достала телефон из своей модной сумочки.

— Нет.

Она поднялась, перешла на другой край помещения и начала тихим голосом разговаривать с кем-то, переключаясь между японским языком и ещё каким-то, напоминающим русский; можно было понять лишь некоторое слова, в том числе «Торонто», «Могилл», «Ханекер» и «квантовый». Несколько раз она вздрогнула; похоже, ей устраивали королевских размеров выволочку.

Через какое-то время она сложила телефон и вернула его в сумочку.

— Мои коллеги недовольны, — сказала она, — но нам нужна ваша помощь, и наши цели абсолютно законны.

— Вам придётся убедить меня в этом.

Она сжала губы и шумно выдохнула через нос.

— Вы знаете, как умер Джош Ханекер?

— Жена говорила, покончил с собой.

Шикамацу кивнула.

— У вас тут есть веб-терминал?

— Конечно.

— Вы позволите?

Кайл указал ей на устройство широким жестом руки.

Шикамацу уселась перед ним и заговорила в микрофон:

— «Торонто Стар», — произнесла она. Потом: — Поиск по архиву старых номеров. Слова в тексте статьи: «Ханекер», «Алгонкин». — Она продиктовала их по буквам.

— Поиск, — ответил терминал своим бесполым голосом. Потом: — Найдено.

Нашлось только одно упоминание. Статья появилась на экране монитора.

Шикамацу встала.

— Ознакомьтесь, — сказала она.

Кайл сел на стул, который она освободила. Статья была за 28 февраля 1994 года. Слова «Алгонкин» и «Ханекер» были подсвечены везде, где они встречались, соответственно красным и зелёным цветом. Он прочитал весь текст до конца, велев компьютеру медленно прокручивать его на экране:

Астроном покончил с собой

Джошуа Ханекер, 24, был вчера обнаружен мёртвым в расположении принадлежащего Канадскому Национальному Исследовательскому Совету радиотелескопа в Алгонкин-Парке, провинциальном парке в Северном Онтарио. Он совершил самоубийство путём поедания покрытого мышьяком яблока.

Ханекер, аспирант в Университете Торонто, находился в радиообсерватории в одиночестве в течение шести дней вследствие снежных заносов.

В Алгонкин-Парке он работал над проектом Программы поиска инопланетного разума (SETI), производя сканирование неба в поисках радиосообщений инопланетных цивилизаций. Поскольку Алгонкин-Парк находится вдали от городов, здесь гораздо меньше помех, и потому он идеально подходит для поиска слабых сигналов.

Тело Ханекера было найдено Дональдом Чонгом, 39, ещё одним радиоастрономом, который приехал в обсерваторию, чтобы сменить Ханекера.

— Это большая трагедия, — заявила спикер КНИС Эллисон Норткотт в Оттаве. — Джош был одним из наших самых многообещающих молодых учёных; также он был настоящим гуманистом и принимал активное участие в работе «Гринпис» и других организаций. Однако, судя по его посмертной записке, у него, по-видимому, были проблемы личного характера, связанные с его романтическими отношениями с другим мужчиной. Нам будет его очень не хватать.

Закончив чтение, Кайл развернулся на крутящемся кресле к Шикомацу. Раньше он не знал подробностей смерти Джоша; вся эта история была довольно грустной.

— Его история напомнила вам историю другого человека? — спросила Шикомацу.

— Да. Алана Тьюринга. — Тьюринг, отец современной информатики, совершил самоубийство в 1954 году тем же способом и по той же причине.

Она мрачно кивнула.

— Именно. Тьюринг был идолом Ханекера. Но чего спикер КНИС не упомянула, так это того, что Джош оставил две посмертные записки, а не одну. В первой действительно говорилось о его личных проблемах, но во второй…

— Да?

— Во второй речь шла о том, что он нашёл.

— Прошу прощения?

— С помощью радиотелескопа. — Шикамацу закрыла глаза, словно в последний момент усомнившись, стоит ли говорить дальше. Потом она открыла глаза и тихо произнесла: — Центавряне были не первыми инопланетянами, с которыми вы вошли в контакт; они были вторыми.

Кайл скептически наморщил лоб.

— Да ладно!

— Это правда, — сказала Шикамацу. — В тысяча девятьсот девяносто четвёртом Алгонкинская обсерватория приняла сигнал. Разумеется, он пришёл не с Альфа Центавра — эта звезда не видна из Канады. Ханекер зафиксировал сигнал откуда-то ещё, по-видимому, без труда его декодировал и был потрясён тем, что там говорилось. Он сжёг все оригинальные компьютерные ленты, зашифровал единственную оставшуюся копию сообщения, а потом убил себя. До сего дня никто не знает, о чём говорилось в инопланетном послании. Алгонкинскую обсерваторию закрыли сразу же после этого, сославшись на урезание бюджета. На самом деле они хотели разобрать всё в попытке определить, с какой звезды пришёл сигнал; по плану Ханекер должен был наблюдать более сорока звёзд в ту неделю, что он оставался в обсерватории один. Они разнесли обсерваторию по кирпичику, но так ничего и не нашли.

Кайл помолчал, переваривая информацию, потом спросил:

— И Ханекер использовал — что? RSA-шифрование?

— Именно.

Кайл нахмурился. RSA — это метод шифрования данных с двумя ключами: публичный ключ — это очень большое число, а приватный состоит из двух простых чисел, которые являются делителями публичного ключа.

Шикамацу развела руками, словно показывая, что проблема очевидна.

— Без приватного ключа, — сказала она, — сообщение декодировать невозможно.

— И в публичном ключе Ханекера пятьсот двенадцать знаков?

— Да.

Кайл подумал.

— Так что обычному компьютеру понадобились бы триллионы лет для того, чтобы найти делители простым перебором.

— Именно. Наши компьютеры непрерывно работают практически со дня самоубийства Ханекера. Пока что безрезультатно. Но, как вы сказали, это касается обычных компьютеров. Квантовый же…

— Квантовый компьютер может это сделать за считанные секунды.

— Точно.

Кайл кивнул.

— Я могу понять, что оставить зашифрованную посмертную записку для фаната Тьюринга вполне в порядке вещей. — Тьюринг сыграл решающую роль в нейтрализации нацистской шифровальной машины «Энигма» в годы второй мировой войны. — Но почему я должен соглашаться сделать это для вас?

— У нас есть копия диска Ханекера — заполучить её было весьма нелегко, поверьте. Мои партнёры и я считаем, что на диске закодирована информация, которая может иметь огромную коммерческую ценность — и если мы декодируем её первыми, мы все получим кучу денег.

— Все?

— Мои партнёры по телефону уполномочили меня предложить вам двухпроцентную долю от всех доходов.

— А что если никаких доходов не будет?

— Простите, я неясно выразилась: я готова предложить вам аванс в четыре миллиона долларов, либо двухпроцентную долю доходов. И вы сохраните все права на ваши технологии квантовых вычислений; всё, что нам нужно — раскодировать это сообщение.

— Что заставляет вас думать, что сообщение имеет коммерческую ценность?

— Во второй записке Ханекера говорится буквально следующее: «Сообщение инопланетян — открытие новой технологии». Диск с закодированной передачей — трёхдюймовая дискета, если вы ещё такие помните — была найдена лежащей на этой записке. Ханекер явно понял сообщение и чувствовал, что оно описывает какую-то инновационную технологию.

Кайл изобразил на лице сомнение и откинулся на спинку кресла.

— Я потратил полжизни, пытаясь догадаться, что студенты хотят сказать, когда пишут то или это. Он мог иметь в виду, что нам нужна новая технология, такая, как квантовые вычисления, чтобы взломать код.

Шикамацу ответила чрезвычайно серьёзным тоном:

— Нет, оно должно описывать какую-то крупную инновацию — и она нам нужна.

Кайл решил не спорить с ней об этом; она явно потратила слишком много времени и денег на это дело, чтобы хотя бы допустить мысль о том, что всё это было впустую.

— Как вы обо мне узнали?

— Мы следим за событиями в области квантовых вычислений много лет, профессор Могилл. Мы знаем точно, кто чем занимается и насколько они близки к прорыву. Вы и Саперштейн из Техниона стоите на пороге разрешения всех технических трудностей.

Кайл выдохнул. Он ненавидел Саперштейна всеми фибрами души — и уже немало лет. Знала ли Шикамацу об этом? Вполне вероятно — что означает, что она его ловит на крючок. Однако же, четыре миллиона долларов…

— Мне нужно об этом подумать, — сказал он.

— Я свяжусь с вами позже, — сказала Шикамацу, вставая. Она протянула руку за карточкой памяти.

Кайлу не хотелось её отдавать.

— На ней лишь публичный ключ, — сказала Шикамацу. — Без самого сообщения он бесполезен.

Кайл помедлил ещё мгновение, затем вернул ей кусочек пластика, влажный от пота с его ладони.

Шикамацу вытерла его платком и положила в сумочку.

— Спасибо, — сказала она. — Да, кстати, имейте в виду — я подозреваю, что не мы одни в курсе ваших исследований.

Кайл развёл руками и попытался изобразить весёлую беспечность.

— Возможно, мне стоит подождать других предложений и выбрать лучшее.

Шикамацу уже подошла к двери.

— Не думаю, что вам понравятся предложения того сорта, что они делают.

И она скрылась за дверью.