Настало время Мэри передать кодонатор Джоку, чтобы он отвёз его назад в…

А правда, куда?

Мэри рассмеялась, когда услышала по визору, как Советник Бедрос называет мир барастов «Жантар». У той версии Земли, которую Мэри называла домом, не было какого-то одного имени. «Земля» — это английское название; на других языках она называется по-разному. «Терра» на латыни и её многочисленных потомках. Французы, а также франко-канадцы называют её «Тер». На эсперанто это «Теро». Греческое название — «Гея» — стало популярно среди экологов и защитников природы. Немцы называют её «Эрде», шведы — «Юрден». На иврите это «Эрец», по-арабски — «Ард», на фарси — «Замин», по-китайски «Ди-цю», по-японски «Тикю». Красивее всего, по мнению Мэри, она называлась по-таитянски: «Вуравура». Понтер называл её просто «Мэрин мир», но Мэри сомневалась, что это название сможет получить международное признание.

Так или иначе, Мэри должна передать Джоку кодонатор для того, чтобы он отвёз его на… на Глексению.

Глексения? Нет, слишком грубо. Может, Сапиентия? Или…

Прибыл вызванный Мэри транспортный куб, и она взобралась на одно из двух задних сидений.

— На Дебральскую никелевую шахту, — сказала она.

Водитель холодно покосился на неё.

— Возвращаетесь домой?

— Не я, — ответила Мэри. — Кое-кто другой.

* * *

Сердце у Мэри подпрыгнуло, когда она заметила Понтера в группе, возвращающейся с острова Донакат. Но она пообещала себе, что будет себя вести как воспитанная уроженка этого мира, и не бросилась к нему со всех ног. В конце концов, Двое сейчас Порознь.

И всё-таки, когда никто больше не смотрел, она не удержалась и послала ему воздушный поцелуй, и он широко улыбнулся ей в ответ.

Но она явилась сюда не к нему, а к Джоку Кригеру. Мэри незаметно приблизилась к нему, держа под мышкой свёрток с кодонатором.

— Бойся глексенов, дары приносящих! — сказала она.

— Мэри! — воскликнул Джок.

Мэри жестом пригласила Джока отойти в сторонку от посторонних ушей. Одетый в серебряное эксгибиционист попытался последовать за ними, но Мэри развернулась и смотрела на него до тех пор, пока он не отстал.

— Итак, сказала Мэри, — что вы думаете об этом мире?

— Он потрясающий, — сказал Джок. — Умом я знал, что мы загадили мир, в котором живём, но когда я увидел всё это… — Он обвёл рукой окружающую идиллию. — Это словно найти Эдемский сад.

Мэри засмеялась.

— Похоже, правда? Как жаль, что в нём уже живут, да?

— Очень жаль, — согласился Джок. — Вы собираетесь домой вместе с нами, или ещё побудете в раю?

— Ну, если вы не возражаете, я бы осталась ещё на пару дней. — Она попыталась сделать серьёзное лицо. — У меня тут… большие успехи. — Она показала ему свёрток. — Но у меня есть кое-что, что вам нужно забрать с собой.

— Что это?

Мэри посмотрела по сторонам, оглянулась через плечо. Потом посмотрела вниз, чтобы убедиться, что Джока не заставили надеть компаньон.

— Это кодонатор — барастовский синтезатор ДНК.

— Почему вы хотите, чтобы я его взял? Почему вы не можете сами его привести?

Мэри ещё больше понизила голос.

— Это запрещённая технология. В принципе, я не должна иметь к ней доступ — никто не должен. Но это совершенно потрясающая вещь. Я написала для вас небольшую инструкцию; она внутри.

Брови Джока взлетели к самому краю его причёски; он был явно впечатлён.

— Запрещённая технология? Я знал, что не ошибся, когда вас нанимал…

* * *

Внезапно Мэри проснулась. Ей понадобилось какое-то время, чтобы сориентироваться в потёмках и сообразить, где она.

Что-то большое и тёплое тихо спит рядом с ней. Понтер?

Нет, нет. Пока нет, не сегодня. Это Бандра: последние несколько дней они спят в одной постели.

Мэри поглядела на потолок. Там мягко светились неандертальские цифры, обозначающие время. Мэри уже умела их различать, но спросонья не могла сфокусировать взгляд, и ей понадобилось несколько секунд — несколько тактов — чтобы вспомнить, что они читаются справа налево, и что круг обозначает пятёрку, а не ноль. Была середина девятого деци; три часа ночи с небольшим.

Не было смысла вскакивать с постели, хотя спать совершенно не хотелось. И тот факт, что она спала рядом с другой женщиной, был совершенно не при чём; на самом деле, она сама удивилась, как легко к этому привыкла. Но мысль, которая заставила её проснуться, всё ещё горела ярким светом в её мозгу.

Она и прежде иногда просыпалась среди ночи с блестящей идеей в голове только затем, чтобы снова заснуть и к утру напрочь её забыть. Много лет назад она на короткое время вообразила себя поэтессой — она и с Кольмом-то познакомилась на одном из поэтических чтений — и тогда она держала на прикроватном столике блокнот и маленький фонарик, чтобы делать записи, не будя его. Но она бросила это дело давным-давно, поскольку сделанные ночью записи утром оказывались совершенной белибердой.

Но эта мысль, это понятие, эта замечательная, великолепная идея никуда до утра не денется, в этом Мэри была уверена. Она слишком важна, чтобы позволить ей ускользнуть.

Она обхватила себя руками, устроилась поудобней на ложе и, совершенно успокоившись, быстро заснула.

* * *

На следующее утро Кристина осторожно разбудила её в назначенное время — в две трети десятой деци. Компаньону Бандры было велено разбудить её в то же самое время, что он и сделал.

Мэри улыбнулась Бандре.

— Привет, — сказала она, касаясь её руки.

— Здравый день, — сказала Бандра. Она несколько раз моргнула, прогоняя сон. — Займусь завтраком.

— Не так быстро, — сказала Мэри. — Мне надо с тобой кое-что обсудить.

Они лежали рядом на постели лицом друг другу.

— Что?

— Когда Двое были Одним, — сказала Мэри, — мы с Понтером говорили о… о нашем будущем.

Бандра наверняка что-то почувствовала в голосе Мэри.

— Ах, — сказала она.

— Ты же знаешь, что нам нужно как-то устроить некоторые… некоторые вещи.

Бандра кивнула.

— Понтер предложил решение. Частичное решение.

— Я со страхом ждала, когда этот момент наступит, — тихо сказала Бандра.

— Ты знаешь, что существующее положение не может продолжаться вечно, — сказала Мэри. — Мне… я не могу остаться здесь навсегда.

— Почему? — жалобно спросила Бандра.

— Вчера Джок — мой начальник — спросил меня, когда я возвращаюсь домой. И я должна вернуться; мне всё ещё надо получить аннуляцию моего брака с Кольмом. Кроме того, я…

— Да?

Мэри двинула плечом, которым не опиралась на постель.

— Я просто так не могу: быть здесь, в этом мире, так близко от Понтера, и не иметь возможности видеть его.

Бандра закрыла глаза.

— И что ты намерена сделать?

— Я собираюсь вернуться в свой мир, — сказала Мэри.

— Вот так просто? Ты бросаешь Понтера? Бросаешь меня?

— Я не бросаю Понтера, — сказала Мэри. — Я буду приезжать каждый месяц, когда Двое станут Одним.

— Так и будешь мотаться между мирами?

— Да. Я завершу свой контракт с «Синерджи Груп», а потом попытаюсь найти работу в Садбери — это в моём мире ближайший к порталу город. Там есть университет.

— Понимаю, — сказала Бандра, и Мэри почувствовала, как она старается, чтобы её голос не дрогнул. — Ну, во всём этом есть смысл.

Мэри кивнула.

— Мне буде тебя не хватать, Мэре. Ох как мне тебя будет не хватать.

Мэри снова коснулась её руки.

— Мы ведь прощаемся не навсегда.

Но Бандра покачала головой.

— Я знаю, на что это похоже, когда Двое становятся Одним. О, первые несколько месяцев ты, вероятно, будешь стараться увидеться со мной хотя бы ненадолго в каждый твой приезд сюда, но реально ты будешь хотеть всё своё время проводить с партнёром. — Бандра предостерегающе подняла руку. — И я это отлично понимаю. Тебе достался хороший мужчина, хороший человек. Если бы у меня был такой…

— Тебе не нужен партнёр, — сказала Мэри. — Никакой женщине не нужен, по любую сторону от портала.

— Но он у меня уже есть, так что у меня нет альтернативы, — тихо ответила Бандра.

Мэри улыбнулась.

— Смешное слово — альтернатива. — Она ненадолго закрыла глаза, вспоминая. — Я знаю, что на вашем языке это хабадык. Но в отличие от многих других слов, которые переводятся приблизительно, эти два имеют совершенно одинаковый смысл: выбор из двух, и только двух возможностей. У меня есть друзья-биологи, которые утверждают, что концепция альтернативы так глубоко в нас укоренилась из-за формы нашего тела: с одной стороны, мы можем поступить так, с другой стороны — эдак. У говорящего осьминога могло бы и не найтись слова, обозначающего наличие именно двух возможностей.

Бандра непонимающе уставилась на Мэри.

— О чём ты говоришь? — спросила она, наконец, явно начиная сердиться.

— Я говорю о том, что у тебя есть и другие возможности.

— Я никогда не стану рисковать способностью моих дочерей иметь детей.

— Я это знаю, — сказала Мэри. — Поверь, это последнее, к чему я могла бы стремиться.

— Тогда что?

Мэри придвинулась к Бандре и крепко поцеловала её в губы.

— Поехали со мной, — сказала она, завершив поцелуй.

— Что?

— Поехали со мной, на ту сторону. В мой мир. В Садбери.

— Как это решит мою проблему?

— Когда Двое станут Одним, ты сможешь остаться в моём мире. Ты никогда больше не увидишь Гарба.

— Но мои дочери…

— Вот именно — дочери. Они постоянно живут в Центре. Для них он не угроза.

— Но я умру, если не смогу видеть моих девочек.

— Ты будешь приезжать, когда Двое Порознь. Тогда, когда нет шансов встретиться в Гарбом. Приезжай в гости к дочерям — и их детям — так часто, как захочешь.

Бандра явно пыталась всё это переварить.

— Ты хочешь сказать, что мы обе — и ты, и я — будем прыгать туда-сюда между мирами, только в разные дни?

— Именно. Я буду приезжать сюда только в те дни, когда Двое становятся Одним, а ты в любые другие. В Канаде обычно пять дней работают, два отдыхают — мы называем эти два дня «уикэнд». Ты сможешь возвращаться сюда на каждый уикэнд, который не выпадает на дни, когда Двое становятся Одним.

— Гарб будет в ярости.

— Его проблемы.

— Мне придётся бывать на Окраине, чтобы пользоваться порталом.

— Просто не делай этого одна. Делай это так, чтобы он не мог к тебе приблизиться.

— Это… это может сработать, — сказала Бандра с сомнением в голосе.

— Обязательно сработает, — твёрдо сказала Мэри. — Если он станет возражать или попытается увидеться с тобой в неурочные дни месяца, правда о нём выплывет наружу. Ему может быть плевать на то, что будет с тобой или с его дочерьми, но он наверняка не хочет, чтобы кастрировали его самого.

— И ты сделаешь это для меня? — спросила Бандра. — Ты позволишь мне жить с тобой в твоём мире?

Мэри кивнула и крепко её обняла.

— Что я буду там делать? — спросила Бандра.

— Преподавать в Лаврентийском вместе со мной. Ни один университет в моём мире не откажется иметь неандертальского геолога в своём штате.

— Правда?

— Истинная правда.

— То есть в твоём мире мы будем и жить, и работать вместе?

— Да.

— Но… но ты говорила, что в вашем мире такое не принято. Две женщины вместе…

— Так не принято у большинства людей моего мира, — сказала Мэри. — Но некоторые так живут. В Онтарио, где мы будем жить, к таким вещам относятся терпимее, чем почти в любом другом месте моего мира.

— Но… будешь ли ты счастлива?

Мэри улыбнулась.

— Не бывает идеальных решений. Но это очень близко к идеалу.

Бандра заплакала, но то были слёзы радости.

— Спасибо тебе, Мэре.

— Нет, — ответила она. Это тебе спасибо. Тебе, и Понтеру.

— Я понимаю Понтеру, но мне? За что?

Мэри снова её обняла.

— Вы с ним показали мне новые способы быть человеком. И за это я буду вам благодарна всю жизнь.