Мэри плохо спала в эту ночь.

У Рубена на заднем дворе были вывешены эоловы бубенцы. Мэри считала, что тех, кто так делает, надо расстреливать, но, с другой стороны, участок Рубена был площадью в два акра, так что бубенцы вряд ли беспокоили ещё кого-то. Однако их постоянное позвякивание не давало её нормально спать.

Вечером они долго обсуждали, кому где спать. У Рубена в спальне была королевского размера двуспальная кровать, диван наверху в кабинете, и ещё один в гостиной. К сожалению, ни один из диванов не раскладывался. В конце концов, решили положить в кровать Понтера — он нуждался в этом больше остальных. Рубен лёг на диване наверху, Луиза — на диване внизу, а Мэри улеглась спать в большом шезлонге, также поставленном в гостиной.

Понтер был серьёзно болен — но с Хак всё было в порядке. Мэри, Рубен и Луиза решили давать импланту уроки языка по очереди. Луиза сказала, что она всё равно сова, так что может заниматься с Хак по ночам; таким образом, языковые уроки будут вестись почти круглые сутки. Луиза и правда исчезла в комнате Понтера незадолго до десяти вечера, и снова спустилась в гостиную уже после двух ночи. Мэри не была уверена, разбудили её шаги Луизы, или она уже не спала, но она поняла, что её очередь идти наверх заниматься с Хак.

Разговаривая с компаньоном, Мэри нервничала. Не из-за того, что приходилось разговаривать с компьютером — это, наоборот, было ужасно интересно, а потому что нужно было остаться в спальне с Понтером наедине, да ещё и прикрыть дверь, чтобы звуки разговора не потревожили спящего в соседней комнате Рубена.

Она была поражена, увидев, насколько у Хак улучшился английский за те несколько часов, что она провела с Луизой.

К счастью, Понтер крепко проспал весь урок языка, хотя однажды Мэри чуть не запаниковала, когда он неожиданно зашевелился и перевернулся на другой бок. Если Мэри правильно поняла объяснения Хак, компаньон проигрывал Понтеру в ушные импланты белый шум, так что тихий разговор Хак и Мэри не мог его побеспокоить.

Мэри выдержала всего час называния предметов и имитации действий, после чего почувствовала себя настолько уставшей, что не могла продолжать. Она извинилась и спустилась в гостиную. Луиза, сбросившая с себя всё, кроме нижнего белья, сопела на диване, полуукрытая верблюжьим одеялом.

Мери улеглась на своё кресло и в этот раз, вымотанная до предела, немедленно заснула.

* * *

К утру жар у Понтера начал спадать; по-видимому, подействовали аспирин и антибиотики, которые дал ему вчера Рубен. Неандерталец поднялся с постели и спустился в гостиную, повергнув Мэри в глубочайший шок, поскольку был абсолютно голый. Луиза всё ещё спала, а Мэри, свернувшаяся на своём кресле, только-только проснулась. На долю секунды она перепугалась, что Понтер спустился за ней, или… да нет, если бы его кто и привлёк, то наверняка молодая красивая квебечка.

Но хотя он и скользнул взглядом по Мэри и Луизе, выяснилось, что настоящей его целью была кухня. Наверняка он даже не заметил, что глаза у Мэри открыты.

Она хотела заговорить, возразить против его наготы, но…

Боже мой, — думала Мэри, пока Понтер пересекал гостиную. — Боже ж ты мой. Выше шеи он был не слишком впечатляющим на вид, но…

Она повернула голову ему вслед, провожая исчезающие в дверях кухни ягодицы, и продолжала смотреть, когда он появился из кухни с банкой «кока-колы» в руках; у Рубена в холодильнике ею была заставлена целая полка. Как учёному Мэри было очень интересно наблюдать на неандертальцем во плоти…

А как женщина она просто наслаждалась зрелищем того, как двигается его мускулистое тело.

Мэри позволила себе слегка улыбнуться. А ведь она считала, что уже никогда не сможет так смотреть на мужчину.

Так здорово было узнать, что она ошибалась.

* * *

Мэри, Рубена и Луизу уже неоднократно интервьюировали по телефону. С разрешения «Инко» Рубен также устроил пресс-конференцию: они трое стояли вместе перед включённым в селектороном режиме телефоном, а телевизионщики снимали происходящее телеобъективами сквозь открытые окна.

Тем временем проводились анализы на оспу, бубонную чуму и множество других болезней. Образцы крови военными самолётами доставили в Центр по контролю и профилактике заболеваний в Атланте и в лабораторию четвёртого уровня в Канадском научном центре здоровья людей и животных в Виннипеге. Результаты первых анализов пришли в 11:14 утра. В крови Понтера не было пока обнаружено никаких патогенов, и ни у кого из контактировавших с ним, включая находившихся на карантине в Сент-Джозефе, не появилось никаких признаков болезни. Пока исследовались другие культуры, микробиологи также проверяли образцы крови на наличие неизвестных патогенов — клеток и иных включений, с которыми учёные раньше не сталкивались.

— Жаль, что он физик, а не физиолог, — пожаловался Рубен Мэри после пресс-конференции.

— Почему, — спросила Мэри.

— Ну, нам сильно повезло, что у нас оказались антибиотики, которые на него действуют. Бактерии со временем становятся невосприимчивыми к ним; обычно я сразу даю своим пациентам эритромицин, потому что пенициллин в наши дни уже неэффективен, но Понтеру я сначала дал пенициллин. Он выделяется из хлебной плесени, и если Понтер и его народ не пекут хлеб, то они вряд ли имели дело с пенициллином, так что он может быть очень эффективен против бактерий, которые Понтер принёс из своего мира. Потом я дал ему эритромицин и несколько других, чтобы подавить те микробы, которые он успел подхватить здесь. У народа Понтера, вероятно, есть собственные антибиотики, но они наверняка сильно отличаются от тех, что открыли мы. Если бы он смог рассказать нас о том, какими антибиотиками пользуются они, мы бы получили мощнейшее оружие в борьбе с болезнями, сопротивляться которому наши бактерии ещё не умеют.

Мэри кивнула.

— Интересно, — сказала она. — Жаль, что портал между нашими мирами сразу же закрылся. Наверняка две версии Земли могли бы торговать многими вещами. Фармацевтика — это лишь вершина айсберга. Большая часть того, что мы едим, в природе не встречается. Возможно, они не любят пшеницу, но современные помидоры, картошка, кукуруза, домашние куры, свиньи, коровы — все эти формы жизни фактически создали мы сами путём селективного разведения. Мы могли бы обменивать всё это на продукты, которые есть у них.

Рубен кивнул.

— И это только начало. Мы могли бы обмениваться сведениями о залежах полезных ископаемых. Держу пари, есть много месторождений минералов и углеводородов, которые они нашли, а мы — нет, и наоборот.

Мэри подумала, и пришла к выводу, что Рубен прав.

— Всё, что существует в природе и старше нескольких десятков тысяч лет, будет существовать в обоих мирах, правильно? Ещё одна Люси, ещё один тиранозавр рекс, дополнительный комплект окаменелостей Бёрджесских сланцев, ещё один алмаз Хоупа — ну, по крайней мере, оригинальный неогранённый камень. — Она замолчала и задумалась.

К середине дня Понтер уже чувствовал себя значительно лучше. Мэри и Луиза смотрели на него, спокойно спящего на кровати под грудой одеял.

— Хорошо, что он не храпит, — сказала Луиза. — С таким-то носом…

— На самом деле, — тихо сказала Мэри, — возможно, поэтому-то он и не храпит — дыхательные пути ничто не блокирует.

Понтер перевернулся на бок.

Луиза ещё секунду смотрела на него, потом повернулась к Мэри.

— Пойду приму душ, — сказала она.

У Мэри как раз сегодня утром начались месячные; ей душ тоже совсем не помешал бы.

— Я после вас, — сказал она.

Луиза ушла в ванную и закрыла за собой дверь.

Понтер снова пошевелился, потом проснулся.

— Мэре, — сказал он тихо. Он спал с закрытым ртом, поэтому его голос не был хриплым даже спросонья.

— Привет, Понтер. Хорошо выспались?

Он приподнял свою длинную белёсую бровь — Мэри до сих пор не привыкла к зрелищу того, как она взбирается на надбровную дугу — будто услышав что-то до крайности нелепое.

Потом он слегка наклонил голову; Луиза включила душ. А потом раздул ноздри — каждая стала с размером с четвертак — и посмотрел на Мэри.

И она внезапно поняла, что происходит, и почувствовала неимоверное смущение и неловкость. Он учуял, что у неё менструация! Мэри попятилась через комнату; она не могла дождаться, когда наступит её очередь воспользоваться душем.

Лицо Понтера сохраняло нейтральное выражение.

— Луна, — сказал он.

Да, подумала Мэри, те самые дни месяца. Но она определённо не хотела об этом говорить. Она поспешила вниз, в гостиную.