Доктор Эрик Редекоп припарковал свой «мерседес» перед «Бронзовым щитом», который оказался гораздо бо́льшим зданием, чем он ожидал; Джен, видимо, привыкла к его размерам и не кодировала этот признак как достойный запоминания. Он смутно слышал, что ролевые игры — это большой бизнес, но всё равно удивился, что магазин оказался таким здоровенным, и…

И он оказался закрыт! Передняя дверь оказалась заперта; он едва не оторвал пальцы от ладони, когда потянул за ручку. Он взглянул на часы работы: в субботу магазин открывался лишь в полдень. Он выдохнул; изо рта вырвался клуб пара.

И тут возникло воспоминание — именно то, которое ему было нужно. Магазин открывается в полдень, но игровой зал работает с десяти, и игроки заходят в него через заднюю дверь.

Он огляделся по сторонам; левая сторона показалась знакомой. Он двинулся в ту сторону и — ага! — вот она, дверь, выкрашенная в розовато-бежевый или, как называли его в старые времена легкомысленного расизма, «телесный» цвет. Он подошёл к ней и потянул — в этот раз осторожно — за ручку. Чёрт, и эта закрыта.

Ещё одно воспоминание: нужно постучать. Он так и сделал.

Примерно через десять секунд парень лет двадцати с длинными немытыми волосами и в футболке с изображением Робоцыпы (Джен знала, кто это, хотя он и понятия не имел) открыл ему дверь. Эрик приготовился объяснять, кто он такой, но парень лишь придержал дверь, пока Эрик переступал через порог и входил в обширное помещение с пятью длинными столами и сидящими за ними людьми, среди которых…

Да, вот она: Дженис Фалькони.

Она сидела к нему спиной, но было ясно видно тату с тигром, покрывающее её левое плечо и спускающееся вниз по руке.

Странно было находиться в помещении, где никогда не бывал, и при этом знать его. Туалет был вон там, за дверью с налепленным на неё постером с Невероятным Халком. Рядом с ней торговый автомат, известный тем, что в нём постоянно кончалась диетическая кола.

У парней, сидящих за столом Дженис, у всех были прозвища: Невезунчик, Бугага (это был её брат Руди) и Оптимус Прайм — настоящее имя последнего Джен и сама не знала.

Она смеялась — он слышал её смех и видел, как сотрясаются плечи. Он немного сместился так, чтобы увидеть её в профиль; было так приятно видеть её счастливой. Интересно, подумал он, а знает ли кто-нибудь из тех, с кем она играет, что лишь в этот единственный день в месяц она чувствует себя счастливой вне работы?

Все игроки, похоже, были поглощены своим занятием. За одним столом открывали коробки с пончиками. За другим разворачивалась шумная дискуссия о чём-то, что только что произошло в игре.

У бледно-зелёной стены стояли штабеля стульев — металлические рамы, обтянутые серым ковролиновым материалом, того типа, что обычно покупают в «Стэйплз». Несколько дополнительных столов со сложенными ножками также стояли, прислоненные к стене. Эрик вытащил стул из штабеля и сел на него, ожидая, пока Джен закончит игру; все были так погружены в игровой процесс, что попросту не обратили на него внимания. Он вытащил из кармана айфон, прокрутил экран, пока не добрался до иконки «Кобо», ткнул в неё пальцем, открыв недавно приобретенную книгу Джека Макдевита и попытался погрузиться в чтение, но..

Но книга показалась ему такой… знакомой. Да, конечно, это был очередной том сериала про Алекса Бенедикта, но…

Но дело было не в этом. Он уже читал эту книгу, и…

Нет-нет. Джен её читала. Он вызвал на экран список книг, ища, чего бы ещё почитать.

Внезапно игра в «Подземелья и Драконы» за столом Джен завершилась. Бугага откинулся на спинку стула, оживлённо обмениваясь впечатлениями с Невезунчиком. Оптимус Прайм убирал со стола все кости-многогранники и свинцовые фигурки. Джен встала и подняла свой стул, чтобы вернуть его в штабель у стены, и, повернувшись, заметила Эрика; её глаза округлились, а рот раскрылся от неожиданности. Она подошла к нему.

— Эрик, что ты тут делаешь?

Остальные были заняты составлением стульев в штабеля. Бугага и Невезунчик подошли, неся к стене стол, за которым только что играли.

Он не знал, подходящий ли сейчас момент — не знал, настанет ли когда-нибудь подходящий момент — и не хотел разбить ощущение счастья, которое она несомненно сейчас испытывала.

— Гмм, Джен, можно с тобой кое о чём поговорить?

Она вскинула брови, но кивнула. Он отвёл её на дальний край комнаты, туда, где была дверь с Халком.

— Да? — сказала она.

Он сделал глубокий вдох.

— В Бетесде есть есть убежище для женщин. Они тебя примут, проконсультируют, защитят. И помогут тебе найти адвоката.

Она начала медленно качать головой.

— Я не могу.

— Не можешь чего? Не можешь его оставить? Я знаю, что он тебя бьёт. Я знаю, что было вчера вечером.

— Эрик… доктор Редекоп… это всё не ваше дело.

— Я хотел бы, чтобы это было не моё дело, но я не могу прекратить читать твою память.

— Это не даёт вам права что-либо менять, — сказала она.

Эрик наклонил голову

— Я не пытаюсь что-то изменить; я пытаюсь помочь.

— Мне не нужна помощь, — сказала Джен.

Снова в голове возник образ Тони; он кричал: «Думаешь, сможешь от меня уйти? Да ты же грёбаная наркоманка! Я им об этом расскажу, и тебя никогда больше не пустят в больницу».

— Он не сможет разрушить твою карьеру, — сказал Эрик. — Существуют лечебные программы — ты сама знаешь. Я позабочусь, чтобы тебе оказали всю помошь, какая тебе нужна.

Джен задрожала.

— Вы должны уйти, — тихо сказала она.

— Нет, — ответил Эрик. — Мы должны уйти. Джен, пожалуйста, позволь мне помочь.

Невезунчик подошёл к ним.

— Всё в порядке? — спросил он, потом, глядя на Эрика: — Вы кто?

Эрик раздражённо уставился на него, однако воспоминания Джен тут же хлынули потоком. Невезунчик всё знал о том, как Тони обращается с Джен. Она ему нравилась — да что там, она всем нравилась — но хотя Джен не раз в буквальном смысле плакалась ему в жилетку, Невезунчик никогда не пытался воспользоваться её слабостью; в глазах Эрика это прибавило ему очков.

— Я Эрик Редекоп.

Невезунчик выпучил глаза.

— Тот самый, что спас Джеррисона?

— Мы с Джен работаем вместе, — пояснил он.

— А здесь что делаете?

Эрик посмотрел на Дженис, потом снова на Невезунчика. Это не будет нарушением конфиденциальности; ведь он знает, что творит Тони.

— Я хочу отвезти её в убежище для женщин.

И внезапно он узнал новые подробности о Невезунчике, включая происхождение его прозвища: его так звали не только из-за способности выбрасывать на костях неправильные числа, но также и из-за того, как он умудрялся устраиваться на работу в компьютерные фирмы, которые практически сразу после этого разваливались; к настоящему моменту он уже восемь месяцев сидел без работы.

Невезунчик посмотрел на Джен.

— Ты должна это сделать, — сказал он.

Кто-то постучал в наружную дверь. Тот же самый тип, что раньше открывал Эрику, открыл её и в этот раз и…

Вот гадство.

Желудок Эрика завязался узлом, а к горлу подступил комок.

Он никогда раньше не видел его во плоти, но узнал его тут же. Волосы под машинку, оттопыренные уши, карие глаза и длинное худое лицо. Сомнений не было — это Тони. Но какого чёрта он здесь делает?

Эрик никогда не обращал внимания на одежду; не глядя он не смог бы даже сказать, что надето на нём самом. Но для Джен это было не так, и Тони, несомненно, был сейчас одет так же, как утром, когда она уходила из дома. Эрик сосредоточился на одежде: красная шерстяная рубашка с небесно-голубой футболкой под ней, край которой виден через открытый ворот, джинсы, коричневые, а не синие, и…

И тут хлынули воспоминания Джен о сегодняшнем утре. Напряжённый разговор с Тони за завтраком. Тони говорит, что площадка, на которую он собирается сегодня утром, всего в паре кварталов от «Бронзового щита», так что он отвезёт её туда… а потом приедет на ланч. Тони предположительно не заметил, как это расстроило Джен — она очень старалась не показывать виду. Ей хотелось сказать, «пожалуйста, не надо»; хотела сказать, что это единственный её день в месяц; хотела сказать, что это её друзья; хотелось даже сказать, что он не нравится никому из них — потому что, разумеется, все они видели, как она спадает с лица в его присутствии. Но ничего этого она не сказала; она лишь покорно кивнула и снова занялась своими рисовыми хлопьями — Эрик живо ощутил их вкус, хотя сам их последний раз ел ещё в детстве.

Эрик подумал о том, чтобы уйти; в конце концов, будут и другие возможности отвезти Джен в убежище. Но вид Тони спровоцировал новые воспоминания.

Тони кричит.

Тони бросает в неё банку с супом.

Тони отчитывает её за беспорядок в доме.

Тони душит её во время секса.

И сегодня вечером он снова напьётся; в этом не было сомнений.

Что означает, что он снова её поколотит.

И Эрик не мог допустить, чтобы это случилось. Он сделал глубокий вдох и сказал:

— Джен, пойдём.

— Куда это вы пойдёте? — спросил Тони, переходя через зал и останавливаясь рядом с Джен.

Эрик посмотрел ему прямо в глаза — маленькие и злобные.

— Туда, где ей будет безопасно.

Игроки из группы Дженис стояли теперь полукругом вокруг них, а люди из-за других столов, где игра ещё продолжалась, начали на них оглядываться.

Джен посмотрела на Эрика умоляющим взглядом.

— Пожалуйста, Эрик. Так будет только хуже.

Он повернулся к ней.

— Хуже? Да как это может быть ещё хуже? — Он почувствовал, что у него задрожали руки. Чёрт! Он терпеть не мог конфликтных ситуаций, хотя обычно ему удавалось неплохо их разруливать. Но каждый раз, как он смотрел на Тони, всё новые воспоминания о том, как он унижает или бьёт Джен всплывали в памяти, и это приводило его ярость. Он слегка развёл руками, указывая на людей вокруг.

— Я не хотел вторгаться в личную жизнь Джен, но…

— Но что? — спросил Тони.

— Но я связан с Джен; я знаю то, что знает она. И я знаю всё, что вы вытворяли.

Тони прищурил глаза.

— Связан? — Он обернулся к Дженис. — Это он про ту хрень, что была в новостях? Ты мне не сказала, что сама в этом участвуешь.

— Это было неважно, — смиренно пробормотала Дженис.

Тони взглянул на Эрика, но спросил, обращаясь к Дженис:

— Он может твои мысли читать?

— Мои воспоминания, да, — сказала Дженис, глядя в дощатый пол.

Глаза Тони метнулись влево и вправо, словно просматривая их с Дженис прошлое. Его рот приоткрылся, показав желтоватые зубы.

Эрик скрестил руки на груди.

— Именно так, — сказал он. — Её воспоминания — о вас. — Эрик рассматривал лицо Тони со смесью интереса и отвращения. Это было почти так же, как если бы Тони обнаружил, что всё, что он делал, как ему казалось, наедине с собой, записывалось камерами наблюдения. На мгновение он стал похож на попавшего в капкан зверька. Но потом он снова овладел собой.

— Это всё ерунда. Она моя жена.

— Только пока сама этого хочет, — сказал Эрик, стараясь не дать голосу дрогнуть.

— Она моя жена! — снова сказал Тони, словно это оправдывало его за всё.

Эрик не мог больше на него смотреть. Он перевёл взгляд на Джен.

— Пойдём со мной, — сказал он.

— Если пойдёшь с ним, — сказал Тони, — то знаешь, что будет потом.

— Нет, — сказал Эрик. — Не будет. Она справится со своей проблемой. И сохранит работу.

На лице Тони отразился сложный танец эмоций — он всё еще не привык к мысли о том, что Эрик обладает какой-то особой способностью; Тони явно хотел, чтобы эта угроза была понятна лишь самой Дженис.

Джен оглядела лица собравшихся вокруг людей — игроков, её друзей, своего неудачливого брата, людей, с которыми она встречалась здесь каждый месяц. Эрик проследил за её взглядом, и воспоминания об этих людях начали всплывать в памяти. Тони здесь и правда появлялся редко, но большинство их них его уже раньше видели. Конечно, то, что они говорили Джен, вряд ли отражало их реальные чувства; сам Эрик много раз говорил вежливые бессмысленности о супругах друзей и коллег, и…

И тут заговорил Оптимус Прайм. Это был худой парень под тридцать с тонкой шеей, бледной кожей и светлыми с рыжиной волосами.

— Иди с ним, — сказал он, кивнув в сторону Эрика.

Джен едва заметно качнула головой, а Тони прошипел:

— Заткнись!

Но Оптимус Прайм не отступил.

— Джен, сейчас твой ход — и это лучший ход, что ты можешь сделать.

— Не лезь не в своё дело, придурок! — сказал Тони.

Эрик знал, что сейчас и правда Джен должна была сделать ход, но промолчать он не смог.

— Джен, — сказал он, — выбери то, что лучше для тебя.

— Ты об этом пожалеешь, — сказал Тони сквозь стиснутые зубы.

— Нет, — сказал Эрик. — Этого не будет. — Он посмотрел на неё. — Джен?

Немая сцена продолжалась, наверное, секунд пятнадцать, хотя пульс Эрика, стучащий в ушах, насколько участился, что полагаться на него в этом деле было нельзя. А потом Джен сделала глубокий вдох и пошла по направлению к двери.

Тони кинулся к ней и схватил её за руку — ту самую, с замысловатым тату с тигром. И это всё решило — его касание, его хватка там, где он однажды уже поставил ей синяк.

— Не смей! — рявкнула Джен. — Не смей прикасаться ко мне.

Глаза Тони стали круглыми. Никаких воспоминаний не возникло у Эрика в голове; Дженис никогда раньше не говорила с мужем в таком тоне. Она пошла дальше, и Эрик догнал её и пошёл рядом. На нём по-прежнему было пальто; она подхватила своё пальто и сумочку, которые оставила возле двери.

— Джен, — сказал Тони, в этот раз просительным тоном. — Я… я прошу прощения, да? Прости меня. Теперь всё будет по-другому.

Джен развернулась, и на секунду Эрику показалось, что она передумает, но затем он осознал: она хотела увидеть Тони таким, запомнить его лицо в момент, когда он её потерял — драгоценное воспоминание, воспоминание на всю жизнь. Слова были не нужны, поэтому она ничего не сказала. Вместо этого она повернулась, и Эрик открыл ей тяжёлую дверь, и они вышли наружу, в ноябрьский день. Эрик был настолько накачан адреналином, что вообще не ощутил холода, но Джен почти сразу затрясло — как он подозревал в равной степени от холода и эмоционального напряжения. В этот раз он обнял её за плечи, и они зашагали к машине.