— Добрый день, милочка, — услышала Мэг, и сердце у нее упало.

Она так мечтала мирно покопаться на крохотном клочке земли возле вокзала, чтобы ее душа отвлеклась наконец от навязчивых воспоминаний о прошлом вечере, о жарких объятиях Эла. Теперь ей казалось, что это была всего лишь минутная слабость с ее стороны, а не порыв души. Мэг хотелось хорошенько обо всем подумать, чтобы расставить точки над «i». Но весь свет словно сговорился, чтобы помешать этому.

Мэг со вздохом повернулась.

— Добрый день, миссис Толсон. Как дела?

— У меня все хорошо, милочка. Скажи лучше, как дела у тебя?

— Прекрасно, мэм. Лучше не бывает.

Миссис Толсон, как и все население города, уже успела принести Мэг соболезнования в связи с гибелью Уилла. Теперь, повинуясь неписаным законам города, она перешла в стадию сочувственного покачивания головой и причмокивания губами, сопровождаемую восклицаниями вроде: «Ты такая бледненькая!» и советами типа: «Пойди приляг, деточка». Словно она сопливая девчонка, у которой пропала любимая игрушка.

— Ты держишься молодцом, деточка.

Да никак я не держусь! — чуть не сорвалось с языка у Мэг. В конце концов это просто глупо. У нее была прекрасная спокойная жизнь, которую она решила превратить Бог знает во что только потому, что в город приехал красивый мужчина и улыбнулся ей. Но не об этом же говорить с миссис Толсон. Нужно держаться со скорбным достоинством. И Мэг, поджав губы, ударила мотыгой по земле.

— Что ты собираешься сажать, деточка?

— Ноготки, мэм.

— Не рано ли?

— Возможно, мэм.

Мэг продолжала настойчиво рыхлить землю, опасаясь, что если перестанет работать, то просто взорвется от злости. На себя, конечно. Неужели за долгие годы одиночества она так ничему и не научилась?

— Начало мая. Рановато. Еще могут быть заморозки, — сказала миссис Толсон.

— Если будут заморозки, я на ночь укрою цветы целлофаном.

— Зачем создавать себе лишние трудности, деточка?

— Вы правы, мэм.

Какое-то время до нее доносился лишь уличный шум, потом Мэг с облегчением услышала звук удаляющихся шагов миссис Толсон, которая, по всей видимости, направлялась в бакалейный магазин. Мэг перевела дух и перестала копать. Опершись о мотыгу, она мрачно уставилась в землю.

Интересно, что бы подумали благовоспитанные граждане городка, если бы узнали, чем заняты ее мысли в последние дни? Наверняка были бы страшно шокированы. Впрочем, она и сама шокирована.

Можно подумать, что Эл единственный красивый мужчина в городе. Ей ведь удавалось раньше избегать соблазна. Почему же так получилось, что только Эл смог найти ключик к ее сердцу?..

Вдруг кто-то коснулся ее плеча.

— Эй, Мэгги, очнись!

Мэг с визгом подпрыгнула и обернулась. Перед ней стояла ее мать.

— Господи! Мама! Ты меня до смерти напугала!

— Я подошла и поздоровалась. Ты не ответила.

— Я работала.

— Да-да, конечно. Ты ведь у нас такой прилежный земледелец, — отозвалась мать.

В ее голосе звучала неприкрытая насмешка.

— Ты зачем пришла?

— Боже милостивый, — с легким неудовольствием сказала мать, — ты совершенно разучилась себя вести.

Нет, это не так. В последнее время она даже слишком хорошо себя вела. Она глубоко вздохнула, пытаясь отделаться от мыслей об Эле.

— Прости, мама. Я просто немного устала.

— Значит, тебе нужно почаще ходить на свидания. Это поднимет твой жизненный тонус.

Щеки Мэг заалели. Значит, уже весь этот чертов город знает, что они с Элом вместе поужинали. Просто превосходно.

— Никакое это не свидание.

— Понятно.

Мэг мысленно сосчитала до десяти, призывая на помощь все свое терпение. «Понятно». Каким тоном это было сказано!

— Мы с Джерри помогали Элу разбирать его старый амбар, — терпеливо объяснила Мэг. — В благодарность он решил пригласить нас поужинать.

— Понятно.

Вот опять! С такой всепонимающей улыбкой. У Мэг поистине ангельское терпение.

— Джерри в последний момент отказался, потому что ему нужно было заниматься каким-то школьным проектом. Поскольку Эл уже сделал заказ, мы все-таки решили поехать.

— Но тащиться за тридевять земель в Нью-Буффало! В мое время это называли свиданием.

Опять в ее голосе непоколебимая уверенность в своей правоте. Но Мэг не попалась на удочку, а спокойно продолжала работать мотыгой.

— Ресторан выбрал Эл. Я просто вела машину.

Мать долгое время молчала, но Мэг не поднимала глаз. Она не хотела, чтобы мать по выражению ее лица догадалась о том, в чем дочь не хотела сознаться даже себе.

— Для ноготков рановато, — заметила мать.

— Знаю, — ответила Мэг. — Еще могут быть заморозки. Но весна в этом году ранняя.

— Верно, — подтвердила мать, — хотя в наших краях погода может подвести. Помнишь, в прошлом году заморозки ударили в начале июня.

Мэг слегка расслабилась. Но было ясно, что мать еще не закончила проповедь на любимую тему — о неустроенной личной жизни дочери. Конечно, родители беспокоятся за нее, это естественно. Их огорчает, что она одинока и, видимо, останется одинокой, но они должны понять: это ее личный выбор. Мэг совершенно счастлива, и ей не нужен никакой мужчина.

— Эл — хороший человек, — сказала мать.

Мэг отвела взгляд. Образ Эла неотступно преследовал ее. Высокий, стройный, мускулистый, темные волосы едва тронуты сединой. От всего его облика исходит ощущение силы, уверенной мощи. Да, Эл хороший человек. А главное — надежный, не то что Уилл. Но ей никто не нужен!

— Ой, бабушка! Привет!

Из здания вокзала появился Джерри.

— Здравствуй, Джерри, — отозвалась мать.

— Что, идешь играть в бейсбол? — спросила Мэг.

Интересно, куда еще он может идти с бейсбольной рукавицей на руке? Но Джерри ответил, как примерный сын:

— На бейсбол, мамочка.

— К половине шестого возвращайся, — крикнула она вслед.

— Ладно.

На полпути Джерри остановился и хлопнул себя ладонью по лбу:

— О, чуть не забыл. Звонил Эл. Он просил, чтобы ты ему привезла тако.

— Что?!

На мгновение она подумала, что ослышалась.

— Ну, знаешь, из этого нового мексиканского ресторана на Третьей улице.

— Он хочет, чтобы я привезла ему тако?

Мэг ничего не понимала.

— По крайней мере, он так сказал. Ну, мне пора.

Улыбнувшись и помахав на прощание рукой, Джерри побежал по улице.

Мэг стояла, молча глядя ему вслед. Она что, разносчик? Что же будет дальше, интересно?

Эл позвонил не для того, чтобы поговорить с ней. Не для того, чтобы спросить, как дела. Не поинтересовался даже, не трудно ли ей оказать ему любезность. Просто позвонил и приказал, будто Мэг у него на службе.

После одного-единственного свидания!

— Ты только подумай! — возмущенно повернулась Мэг к матери.

— И не говори, доченька! — Мать сочувственно покачала головой. — Даже не сказал, цыпленка ему или говядину.

Эл откинулся на спинку стула, со злостью глядя на лист бумаги. Но, сколько он ни смотрел на него, там ничего не появлялось. И в голове ничего не появлялось. Нет, не совсем так. Мысли об одной прелестной блондинке крутились в голове непрерывно. Он вспоминал вкус ее губ и ощущение стройного тела в его объятиях.

Черт побери! Это ни к чему хорошему не приведет. В той статье в журнале для начинающих писателей говорилось, что к сочинительству нужно относиться как к самой настоящей работе. Он даже оделся, как на службе: спортивные брюки, вязаный джемпер, мокасины.

Когда стало ясно, что Эл даже не в состоянии написать письмо редактору, он нацепил кобуру и вложил туда пистолет. В конце концов, он полицейский, а полицейские именно так одеваются на работу. К несчастью, и это не помогло. Свежий деревенский воздух проникал через окно, неся с собой воспоминания о Мэг, и выветривал из головы все прочие мысли. Птицы, черт бы их побрал, распевали песни. Какой-то тип, словно назло, выехал пахать соседнее поле.

Эл подумал, не сделать ли несколько предупредительных выстрелов в окно. Но это не поможет, ведь проблема в нем самом. Тогда он решил закрыть ставни. Но и это ничего не изменило, только в комнате стало душно. А ведь любому болвану ясно: если ты не можешь нормально дышать, ты не можешь нормально работать.

— Черт возьми! — Он со стоном закрыл лицо руками. — Мне просто необходимо купить пишущую машинку!

Громкий стук в дверь отвлек его от размышлений. Лицо расплылось в улыбке. Мэг? Больше некому!

Но улыбка исчезла так же быстро, как появилась. Если это Мэг, то она колотит в дверь бейсбольной битой. Нет, это кто-то другой, большой и сильный. Как бы там ни было, это явно не друзья, которые пришли позвать его поиграть в салочки. Поправив кобуру на плече, Эл неслышно подошел к двери и рывком распахнул ее.

— Привет, Эл! Ты что, кого-то ждешь?

На пороге стоял Люк Шиллер. В руках у него был большой бумажный пакет. При виде кобуры под мышкой Эла он перестал улыбаться.

— Нет, я никого не жду, — буркнул Эл.

— А я подумал, ждешь кого-то из старых друзей.

— Я же сказал — нет, — отрезал Эл. — А ты-то чего сюда приехал?

Люк снова заулыбался.

— А я-то надеялся… Уилли ведь мне рассказывал, какой веселый и общительный парень его братишка Эл!

— Люк, мне некогда. Что тебе нужно?

— Некогда? — Люк через голову Эла заглянул в кухню. — А чем это ты занят?

Эл посмотрел на него профессиональным взглядом полицейского. Взглядом, полным угрозы. Ему легко дался этот взгляд, учитывая, что вместо гиганта-бейсболиста он ожидал увидеть за дверью очаровательную блондинку.

— Не твое дело, — отрезал Эл. — А теперь объясни: чего ты здесь делаешь?

— Пивка привез, — ответил Люк, приоткрыв пакет, чтобы Элу было видно содержимое. — Думал, посидим тут на крылечке, выпьем немного.

Эл испустил глубокий вздох. С чего это он решил, что Мэг ни с того ни с сего сюда потащится? У нее сын, работа, своя жизнь. У Эла все равно все валится из рук, так почему бы не поболтать с Люком за банкой пива?

Он коротко кивнул.

— Давай! День сегодня отличный.

— Ну, как нога-то? — поинтересовался Люк, грузно опускаясь рядом с Элом на ступеньку крыльца и открывая первую банку.

— Да вроде бы нормально.

— А когда гипс снимут, ты сможешь нормально ходить?

Эл пожал плечами и взял банку.

— Думаю, буду ходить вполне прилично. Но сомневаюсь, что нога сможет мне служить так же, как раньше.

— Ага. У меня тоже были травмы, после которых я так и не восстановился.

Эл взглянул на его искривленные пальцы и подумал, что это только то, что на поверхности. Люку всего около тридцати, но болячек у него не меньше, чем у пенсионера. Тем не менее его приятель выглядит вполне довольным судьбой и принимает свои болячки спокойно, как ту цену, которую пришлось заплатить за несколько лет славы и блеска.

— Ты так и живешь один? — спросил Люк. — Тебе надо завести собаку.

Эл отхлебнул пива и посмотрел во двор.

— Что ж, компания не помешает. Правда, о собаке я не думал.

Люк пожал плечами.

— Кошки тоже ничего, но я больше люблю собак.

Эл подумал, что и так сказал слишком много. Поэтому он молча смотрел вдаль, через двор, туда, где блестела река. Он совершенно не думал ни о чем подобном. В его мыслях была одна Мэг, хотя в этом Эл боялся признаться даже самому себе.

— Конечно, нельзя сказать, что ты тут совершенно один. Ты ведь об этом знаешь, правда? — спросил Люк.

— Да, пожалуй. В лесу тут полно всякой живности, и в полях тоже. А в доме наверняка есть мыши.

Люк засмеялся.

— Я имел в виду старую Марго.

Эл грозно взглянул на Люка. Потом отхлебнул пива из банки. А он-то думал, что дразнятся только дети.

— Я слыхал, в непогоду она рыдает где-то на чердаке на вокзале, — сказал Люк. — Но все знают, что живет-то она здесь.

— Ну тогда никакие собаки-кошки мне и не нужны, — сказал Эл с усмешкой. — Со старой Марго и хлопот меньше. Кормить ее не нужно, и никакой грязи от нее нет.

— Что касается меня, то нет ничего лучше доброй собаки.

Люк осушил свою банку и поставил ее на крыльцо. Потом откашлялся, подвинулся немного, чтобы можно было опереться о столб, и повернулся лицом к Элу.

— Есть один вопрос, который мне хочется провентилировать, — сказал он. — Только, если я влезу во что-нибудь личное, ты мне сразу скажи. Ладно?

Эл кивнул. Сердце его подскочило. Черт побери! Он совершенно забыл, что такое маленький городок. Как тут все беспокоятся друг за друга. И вот теперь наверняка каждый сочтет своим долгом защитить несчастную вдову от его посягательств. Хорошо еще, если этот каждый не будет старым товарищем погибшего брата.

Эл сделал глупость. Нельзя было целовать ее прямо на улице. Должен был догадаться. В этом городе даже у стен есть глаза и уши. Тут от людей ничего не скроешь. И, что еще хуже, у них у всех длинные языки.

— Ты ведь знаешь, старина Уилли много значил для нашего города, — начал Люк.

Эл все еще оставался в напряжении. Мэг с Уиллом уже десять лет как развелись, но здесь, в городе, как видно, не считают это заслуживающим внимания обстоятельством.

— Не он один, — заметил Эл.

Люк потер громадной лапищей подбородок.

— Мне кажется, — произнес он, пристально взглянув на Эла, — город в долгу перед Уилли. И мы должны что-то сделать для него.

Эл почувствовал, как напряжение выходит из него, словно воздух из проколотого воздушного шарика. Люк, слава Богу, приехал не из-за Мэг.

— Ну, что скажешь? — поинтересовался ветеран бейсбола.

Эл откашлялся.

— Ну-у… Не знаю даже.

— Во-первых, его нужно похоронить здесь, в городе. — Эл согласно кивнул. — Еще, я думаю, в городе нужно устроить что-то вроде мемориала. Знаешь, в честь всего того, что твой брат сделал для нашего города.

Элу так и хотелось спросить: а что, собственно, он сделал? Он вывел местную команду в финал Кубка и бросил жену и сына. Так за что конкретно Уилл заслужил мемориал? Может быть, Люк думает, что одно уравновешивает другое? Но Эл не стал лезть в бутылку.

— Ну? Так что ты думаешь? — настаивал бывший спортсмен.

Неожиданно тишину полей прорезал шум двигателя. Люк замолчал и прислушался.

— Мэгги надо глушитель заменить.

— Ага. — Эл рывком поднялся с крыльца. — Я уже ей не раз говорил.

Они прошли по подъездной дороге туда, где Люк оставил свое такси.

— Женщины в автомобилях ничего не смыслят, — констатировал Люк.

Эл не спорил. Больше всего его беспокоило то, что Люк может задержаться и начать обрабатывать Мэг по поводу мемориала. У Эла не было никакой уверенности, что Мэг от этой идеи запрыгает от радости.

— Ты знаешь, — сказал Люк, когда Мэг уже заезжала во двор, — многие ребята из нашей команды до сих пор живут здесь. Я думаю собрать их вместе и обсудить эту мысль. Как ты на это посмотришь?

Если говорить начистоту, Эл предпочел бы, чтобы Люк вообще отказался от этой идеи. Если уж вспоминать все, что успел совершить Уилл за свою жизнь, неизвестно, каких воспоминаний будет больше — светлых или горьких. Сможет ли Мэг забыть предательство, а Джерри горечь безотцовщины? Или они будут вспоминать Уилла как героя, въехавшего в город на белом коне, в звоне фанфар и сиянии фейерверка?

А он сам? Какую позицию придется занять ему?

Мэг остановила машину и выключила зажигание.

Между тем Люк вдохновенно продолжал:

— Может, мы примем какое-нибудь решение, программу, ну, знаешь, как это делается.

— Да-да, конечно! — поспешил согласиться Эл.

Неужели нельзя просто похоронить человека и помолиться за его душу? Если бы Эл похоронил его в Чикаго, то не ходил бы сейчас с больной головой. Мэг легко выпрыгнула из машины и направилась к мужчинам. От нее веяло такой свежестью, что весенние цветы позавидовали бы.

— Я дам тебе знать, к какому решению мы придем, — сказал Люк.

— Хорошо, — ответил Эл.

— Ну, пока!

— Да-да, хорошо, — пробормотал Эл, поглощенный неожиданно представшим перед ним видением.

Мэг выглядела так же прекрасно, как и всегда, но что-то было не так. Лучезарная улыбка куда-то исчезла, в глазах была не умиротворенность знойного летнего денька, а угроза надвигающейся бури.

— Привет, Мэгги, как дела? — поздоровался Люк, проходя мимо нее к своему автомобилю.

— Спасибо, хорошо, — ответила она, послав ему некое подобие прежней улыбки. — Как Синди, как дети?

— Прекрасно.

Но предвестники бури ожили вновь, как только она миновала Люка. Черт возьми. Кажется, Мэг сердится на него за что-то. Что же он натворил? Эл открыл было рот, чтобы спросить, а потом умолять о прощении, в каком бы грехе она его ни уличила. Но, прежде чем Эл успел что-то сказать, она сунула пакет ему под нос.

— Вот ваш заказ, сэр. Тако.

— Заказ?

Он тупо уставился на пакет.

— Вы не изволили уточнить, цыпленок или говядина, так что я принесла и то и другое.

— Цыпленок? Говядина?

Эл решительно ничего не понимал.

— Вот. Бери.

Мэг, потеряв терпение, вложила пакет прямо в руки Эла.

Он отчаянно пытался понять, что происходит.

— Ты сказала — тако?

— Ну что ты повторяешь одно и то же, как попугай? Ты просил меня привезти тебе тако. Можешь теперь все это съесть, заморозить, можешь выкинуть на помойку. Мне все равно. Вот, возьми.

Эл смотрел на нее с изумлением. Что, черт побери, происходит? Он подумал, что с ним случилось то, что часто бывало в школе: заснешь, бывало, на уроке геометрии, а очнешься — уже история.

— Почему ты пытаешься заставить меня есть тако? Ты что, сама приготовила? — спросил Эл.

— Я их купила для тебя в новом мексиканском ресторане, как ты и просил.

— Да я ничего не просил!

Нет, он мог бы попросить много о чем: шептать ему на ушко разные нежные словечки, снова сделать его юным и счастливым, как вчера, позволить ему протянуть ей руку помощи, когда ей будет трудно. Но просить купить для него тако — нет, такого ему даже в голову не приходило.

— Как не просил? Просил!

— Нет. Честное слово.

— Но Джерри сказал…

Она осеклась. Раздражение ее мгновенно прошло. На щеках появились пунцовые пятна.

— О Боже мой! — простонала она.

Эл улыбнулся.

— Вчера этот изобретатель отказался ехать с нами в ресторан, — напомнил он.

— А сегодня… Господи, я готова провалиться сквозь землю от стыда.

Эл отложил пакет в сторону.

— Давай-ка лучше присядем на крыльцо, — предложил он.

Ее лицо все еще горело, но смотреть на этот румянец было даже приятно. Он шагнул к ней, обнял за талию и повел к двери. Ей было так хорошо рядом с ним, так спокойно. Так приятно ощущать исходившую от него силу. Эл хотел сказать, но Мэг может всегда рассчитывать на него, всегда, и даже не нужно просить.

Но не сказал. На обещания увлеченного сердца полагаться нельзя, и она это знает. Они сели на крыльцо. Мэг отодвинулась подальше и облокотилась о столб.

— Извини, — пробормотала Мэг. Но тут же ее мысль заработала в другом направлении, и она с подозрением спросила: — Это ты подговорил Джерри?

— Я? Нет, что ты. Я тут совершенно ни при чем. Ни вчера, ни сегодня.

Он видел, что Мэг не поверила.

— Лучше этого не делай, — предупредила она.

Чего не делать? Он не вступал в сговор с Джерри. Но тем не менее какая-то игра ведется. Эл совершенно не понимает, что происходит. Никакая полицейская выучка не помогла ему уберечь свое сердце от стрел Купидона. Он заставил себя отвести глаза от Мэг и посмотрел на окружающие ферму поля. Легкий ветерок порхал вокруг них, словно торговец пряностями, предлагающий свой товар. Запахи свежевспаханной земли, чистой речной воды. Стоит ли сопротивляться всему этому?

— Знаешь, ведь скоро обед, — сказал он.

— Ну и?..

В голосе ни толики обычной мягкости.

Эл решил предпринять еще одну попытку. Кто не рискует, тот не выигрывает.

— Если мы не съедим, еда пропадет.

Мэг не ответила, и он осторожно взглянул на нее. Лицо ее было суровым, но в уголках рта притаилась улыбка, уже готовая вспыхнуть.

— Если только я узнаю, что ты в этом замешан…

— Я совершенно ни в чем не виноват, — торжественно заявил он.

— Если я об этом узнаю, тебе останется только идти певчим в церковный хор.

— Люк привез пиво, — сказал Эл, показав на банки. — Не пропадать же ему.

Наконец Мэг устала хмуриться, и улыбка засияла на ее лице, словно цветок под солнцем.

— Я возьму цыпленка, — сказала она. — А ты ешь говядину.

Мэг рассматривала ультрасовременную электрическую пишущую машинку.

— Вот эта, по-моему, подойдет.

Эл нахмурился.

— У нас в полицейском участке были какие-то другие.

— Эта самая современная. Печатать на ней — одно удовольствие.

Эл смотрел на нее с недоверием.

— Я никогда такой не пользовался.

— Так научишься. Здесь совсем не надо прилагать физических усилий.

Эл кивнул и подозвал продавца.

Мэг отошла в сторонку и наблюдала, как Эл расплачивается за машинку. Смотрела и завидовала: как быстро он принимает решения! «Эта машинка мне нравится, я ее беру. Эта мебель мне подходит, я ее беру». А она целую вечность раздумывает, прежде чем что-то предпринять. На некоторые решения ей так и не удалось собраться с духом.

Мэг бросила взгляд на руки Эла, такие сильные, такие уверенные и… спокойные. У Уилла были другие руки. Тоже сильные и уверенные, но по-другому. Руки Эла могут пахать землю и срывать цветы. Руки Уилла посылали мяч в игру и принимали призы.

— Ну что, пойдем? — сказал Эл. — Нам нужно подогнать машину, чтобы не тащить коробку через всю улицу.

Мэг очнулась от размышлений.

— Конечно. Поехали.

Они направились к машине. Его близость тревожила ее. Мэг чувствовала себя скованно, не знала, что сказать.

— По-моему, ты выбрал самую удачную модель, — наконец выдавила она.

— Я ведь собираюсь стать писателем, — заметил Эл совершенно серьезно. — Мне барахло не нужно.

— Чтобы стать писателем, не обязательно иметь машинку, — сказала Мэг. — Я, например, когда начала писать, об этом даже не думала.

— Да, но ведь ты пишешь только стихи.

— Только стихи? — Она даже остановилась. — Что это значит — только стихи?!

— Стихи гораздо короче, — ответил он. — Их можно писать и от руки. А вот для крупной работы, для романа, например, машинка необходима.

— Ты собираешься писать роман?

— Давай остановимся по пути, зайдем перекусим? — предложил он, не ответив на ее вопрос.

Старая уловка. Эл не хочет обсуждать эту тему, поэтому просто заговорил о другом. Джерри делает точно так же. Мужчины. Голоса у них грубеют, они начинают бриться, а уловки не меняются.

— Я не имел в виду ничего плохого, когда говорил о поэзии, — стал оправдываться Эл, посматривая по сторонам в поисках подходящего кафе. — Я хотел сказать только, что стихи короче. Меньше писанины, вот и все.

— Да я не обижаюсь.

Мэг искоса взглянула в его сторону. И тут же сердце забилось чаще. Знала ведь, что глаза Эла способны смягчить даже каменное сердце. И дело не в том, что они смотрели умоляюще или печально. Как раз наоборот. В его глазах таился страх одиночества, словно у собаки, которая так долго скиталась, что забыла, что такое теплый дом.

— Почему бы нам не остановиться здесь? — предложил Эл, увидев впереди кафе-мороженое.

Мэг озабоченно взглянула на часы.

— Даже не знаю. Нам до города ехать не меньше получаса.

— Вот именно. На ужин мы все равно опоздали. — Он повернулся и в упор посмотрел на нее. — Ты же сказала, что Джейн заберет парнишку и накормит его?

Мэг вспыхнула.

— Конечно, накормит. Просто…

— Просто ты не хочешь ужинать со мной второй раз на неделе.

— Да не в этом дело!

Она вздохнула и, притормозив, припарковала машину на стоянке около кафе. Разве Мэг могла открыто признать, что дорожит его обществом, что ей нравится с ним встречаться! Но все это, однако, страшно пугает и тревожит ее.

Они вышли из машины и медленно пошли к кафе. Эл с любопытством озирался вокруг.

— Раньше они обслуживали прямо в машинах, — сказал он, — Да, за эти годы многое изменилось.

Он взглянул на Мэг и неожиданно замедлил шаги.

— А вы с Уиллом приезжали сюда?

— Да, приезжали несколько раз.

Мэг шла быстрее и первой открыла дверь, отчего Эл сразу сконфузился.

— Я не подумал об этом… Прости.

Он неспешно взялся за ручку и все-таки успел придержать дверь перед входящей Мэг.

— О чем ты не подумал? — переспросила она.

— Что с этим кафе у тебя могут быть связаны воспоминания.

Эл остановился в дверях, словно не хотел идти дальше.

Она засмеялась и, взяв его под руку, повела к угловому столику.

— Здесь каждый камень на дороге может вызвать воспоминания. Если бы это причиняло мне боль, я бы уехала из города.

Эл взял ее ладонь в свою. И так уютно и тепло было пальцам Мэг в его руке, будто там и было их место.

— Мне не хотелось напоминать тебе об Уилле, — сказал он.

Мэг отвела глаза. Прошлое помимо ее воли всплывало в памяти. Они с Уиллом в этом кафе после кино. Они с Уиллом в этом кафе после матча. Но они почти никогда не оставались с ним вдвоем. Их неизменно разделяла целая толпа друзей, поклонников и болельщиков. Подданные Уилла.

Мэг осторожно высвободила руку и прошла за столик. Эл уселся напротив несколько неуверенно, но уже не так неловко, как раньше. И снова взял ее за руку.

— Не знаю, чего мне хотелось бы, — сказал он. — Но я твердо знаю, чего не хочу: я не хочу напоминать тебе об Уилле.

— В этом нет ничего страшного, — сказала Мэг, — очень многое в наших с тобой отношениях связано с Уиллом. От этого не убежишь!

— Тогда, может быть, самое время изменить наши отношения.

Целую вечность они молча смотрели друг на друга. Мэг пыталась прочесть в глазах Эла, что именно он имел в виду. Была ли это шутка, или он действительно намекает на что-то серьезное. И, Господи помилуй, чего больше хотелось ей?

— Что вам угодно? — чавкая жвачкой, спросила молоденькая официантка.

Вот вопрос так вопрос. Как, чего она хочет? Ей нужны дом, семья, нежный и преданный спутник жизни, с которым можно было бы без страха смотреть в лицо старости.

— Давай закажем «Гору Эверест», — предложил Эл.

— Это же десерт из мороженого! Ты говорил, что мы будем ужинать?

— А где написано, что на ужин нельзя есть мороженое? Ты всегда стараешься все делать, как положено?

— Я-то нет, — возразила она. — А вот Джерри всегда требует полезной, здоровой и питательной пищи.

— А ты, значит, на самом деле рисковая женщина? — По его глазам было видно, что он вовсе так не думает. — А я тут навесил на тебя ярлык консерватора.

— Ты ошибался.

Разве Мэг не рискует, находясь сейчас рядом с Элом? Разве сердце ее не в опасности, когда она смотрит ему в глаза? Мэг обратилась к официантке:

— Пожалуйста, принесите нам «Гору Эверест».

Официантка ушла, а Мэг вызывающе посмотрела на Эла, гадая, куда заведет ее эта дерзость и насколько дерзким окажется он сам.

— Почему ты снова не вышла замуж? — спросил Эл.

— Не знаю. Мама считает, что я кончу жизнь в обществе дюжины кошек, не меньше. Но я просто не встретила человека, с которым захотела бы попытаться начать все сначала…

Мэг поблагодарила официантку, которая принесла бокалы и приборы. Эл явно не собирался заканчивать игру в откровения, но Мэг была не расположена отвечать.

— А ты почему не женился? Или ты был женат? — спросила она.

Он отрицательно покачал головой и пожал плечами.

— Не нашел подходящей женщины. И потом, из полицейских получаются плохие мужья.

— Но ведь многие из них все же женятся.

— А еще больше разводятся.

— И у тебя не было серьезных отношений ни с одной женщиной?

— Пожалуй, нет.

Эл рассеянно посмотрел в окно, за которым шумела автострада.

— Может, я поэтому и решил перебраться сюда. Попробовать обустроить свою жизнь как-то иначе.

Принесли чудовищных размеров десерт, сооруженный из сливочного мороженого, фруктов, орехов, сиропа и взбитых сливок. Они с увлечением принялись за лакомство.

Означает ли признание Эла то, что он думает о серьезных отношениях с ней? Или его мечты не носят столь конкретного характера. Мэг копнула ложечкой поглубже, и под взбитыми сливками обнаружилось шоколадное мороженое.

— Так как же ты представляешь себе идеальную женщину? — не выдержала она.

Эл перестал жевать и задумался.

— Трудно сказать. А каким бы ты хотела видеть мужчину?

Мэг собиралась было возразить, что спросила первая, но у них ведь не чемпионат. Если Эл не хочет делиться с ней своими мыслями, это его право. Может быть, у него есть причина хранить молчание. В сердце ее словно заноза застряла, но она постаралась не обращать на это внимания.

— Надежным, — твердо сказала Мэг. — Нетрудно найти мужчину, который будет рядом в теплые солнечные дни. Гораздо важнее, чтобы мужчина остался с тобой в дни ненастья.

— Понимаю, — сказал Эл.

Ей захотелось объяснить ему, что дело не только в Уилле. Все гораздо серьезнее. Но как рассказать о безумном страхе, который охватывает долгими темными ночами? Уилл был просто минутой во времени. Эта минута причинила ей боль, но не изменила характера. Нет, этот страх был с Мэг всегда, еще до Уилла, хотя она не смогла бы объяснить, откуда он взялся. Мэг знала одно: когда-то давно, очень давно, ей пришлось пережить жгучую боль, словно из нее живьем вынули сердце. И хотя она и пыталась жить так, словно ничего не произошло, ей это плохо удавалось. Во всяком случае, рисковать она не станет.

— Мне кажется, — сказал Эл, — женщина должна обладать чувством юмора. Не в том смысле, чтобы вместе смеяться над анекдотами. Я имею в виду отношение к жизни, умение спокойно принимать то, что не в силах изменить.

— Надеюсь, ты имеешь в виду не обреченность и покорность судьбе? — спросила Мэг.

— Конечно нет. Я имею в виду реальное восприятие жизни.

Она внимательно наблюдала, как он со своей стороны подтачивает «Гору Эверест». Интересно, почему это для него так важно? Какие события в жизни Эла сформировали эту потребность? Может быть, лишения, перенесенные в детстве? Или грязь, с которой он столкнулся как полицейский?

Мэг почувствовала на себе внимательный взгляд Эла.

— А еще? — спросил он.

— Еще я ценю независимость, — немного помедлив, сказала она. — Мне нравится, когда мужчина может сам приготовить обед, постирать рубашку.

— Сам водит автомобиль, — с грустью продолжил Эл.

Она сделала отрицательный жест.

— Вовсе нет. Это взаимовыручка. Просьба о помощи и зависимость — разные вещи. Мы все иногда нуждаемся в помощи. Я имею в виду жизненную позицию.

Эл испытующе посмотрел на нее:

— Что-то я ни разу не видел, чтобы ты к кому-то обращалась за помощью.

Мэг горько засмеялась.

— Да я постоянно выступаю в роли просителя. Прошу Джейн побыть с Джерри, прошу папу посмотреть машину, прошу маму дать рецепт любимого пирога…

— Это родственная взаимовыручка, — возразил Эл, пренебрежительно махнув ложечкой. — Я говорю о настоящей помощи. Когда ты чувствуешь себя настолько опустошенной, что хочется опереться на сильное плечо. Когда тебе трудно справиться с одиночеством и хочется, чтобы кто-то держал тебя за руку. Вот о какой помощи я говорю. Ты никогда не позволяешь себе расслабиться, даже на секунду.

Его слова нашли немедленный отклик в душе Мэг, словно эти мысли давно уже тревожили ее. Но ей не понравилось, что Эл словно видит ее насквозь и легко формулирует мысли, от которых она так долго отмахивалась. Они ведь не так уж давно знакомы. Откуда ему известны сокровенные думы, которых она никому никогда не поверяла?

— Я тебя не понимаю, — уклончиво сказала Мэг. — Всем известно: я лучше всех в городе умею перекладывать трудности на чужие плечи.

Откинувшись на спинку кресла, она с шумом выдохнула воздух:

— Все, больше мне не съесть.

Эл с ней не спорил, хотя Мэг и ждала возражений. Больше к этому разговору они не возвращались. Выйдя на улицу, Мэг испытала облегчение. Ей не нужен ясновидец, который, как в книге, читает ее сокровенные мысли, чувства и страхи. В них и себе-то сознаваться тяжело, а говорить о них с чужим — еще хуже.