Лия

БЕЛЫЙ ПЕСОК, ТРАВА клочьями, сухие ветки – и море. Серое, отталкивающее, но в то же время манящее. В таком не хочется плавать, на такое хочется смотреть, думая о жизни. В одиночестве. Хорошо, что у Мурада проблемы со сном в поездах. Утомил. Слишком шумный, слишком… вездесущий.

После больницы он был глотком свежего воздуха. Будоражил, злил, смешил, вызывал эмоции, по которым я скучала. Но селить его в гараж… Погорячилась.

Нет, я знала, что он не бедствует, но пока ждала его в такси и разглядывала дом, этот пафосный особнячище, поняла, что мальчик просто бесится с жиру. Уйти из такого по своей воле, променять Барвиху на гараж… На это нужны веские причины. Он не распространялся, упомянул отчима – и все. Возможно, у него проблемы в семье, но отчего-то мне не жаль его. Ни на грамм. У него есть мать, деньги, да и ведет он себя так, словно сам хочет нарваться на проблемы.

И да, в этом у него несомненный талант. Одним своим появлением в моей жизни и снах он подкинул мне проблем. За пять минут, пока я была дома, чтобы взять посуду и сменную одежду, бабуля мастерски вскрыла мне мозг. Мол, притащила хача – принесу в подоле. Деду досталось. Ну если она думает, что я буду спать с Мурадом, то флаг ей в руки и большую упаковку таблеток от давления. Дед тоже не пришел в особый восторг, но ему хотя бы хватило моих слов.

Мурад предпринимал пару попыток, но я умею разговаривать доходчиво. Нельзя заниматься хореографией и ни разу не столкнуться с мужиками, которым охота проверить тебя на гибкость. И как-то все забывают, что балет – это не только шпагат, это еще и сильные ноги. Травма травмой, но я еще могу пустить их в ход.

Как только с нашими перспективами все стало предельно ясно, Мурад успокоился. Из обезьяны труд сделал человека, мальчик становится мужчиной, когда понимает, что «нет» – это именно «нет» и ничто другое. К счастью, он вовремя осознал, что парень мне не нужен, а вот друг – да. И все же даже в качестве друга его стало слишком много. Прошлой ночью смогла отдохнуть от него здесь, на этом самом пляже, пока они с Наташей обшаривали кабинет Фомина в ее сне. Сегодня помог поезд и крепкий кофе. Не для меня – для Мурада. Имею я право побыть одна хотя бы в собственном подсознании?

Пустынный песчаный берег, зеленые кусты, которые тянут на простую растительность средней полосы. Это не Тихий океан, даже не Черное море. Азов? Балтика? Владивосток? Трудно сказать. Я пыталась найти в интернете что-то похожее. Не нашла. Интересно, это место вообще существует? Или в награду за спасение человека меня зашвырнуло в небытие? И почему я каждый раз застреваю в каком-то одном и том же месте?

В первую ночь здесь было хорошо. Во вторую – неплохо. Сейчас пейзаж уже потихоньку приедается. Не то чтобы я не любила море, но после вечной Лубянки мне страшно, что я буду попадать сюда снова и снова. Тысяча и одна ночь одной и той же сказки без сюжета. А если выйти? Что-то есть за этими кустами? Тропинка виднеется, но для меня это еще ничего не значит. Лубянка была намертво закрыта глухим куполом. Но ведь попытаться стоит, так?

Бреду по влажному песку, с наслаждением погружая в него босые ступни. Здесь не жарко и не холодно – тот самый воздух, когда не чувствуешь его температуры. Простой белый сарафан развевается на ветру, подол едва ощутимо хлопает по коленям. У меня никогда не было такого, ума не приложу, откуда он взялся. Но мне нравится. Романтично, черт возьми, как фантазия маленькой девочки. Хотя после балета белый цвет меня порядком раздражает. Не цвет, а иллюзия невинности.

Тропинка вихляет между кустов, песок сменяется корнями, похожими на вздутые вены на бабушкиных ногах. За кустами – сосны, острый смолистый запах, длинные колючие иглы. Пока ничто не останавливает меня, и я, глотнув уверенности, прибавляю шаг. За узкой полосой деревьев – проселочная дорога по насыпи. Полосатый покосившийся столбик, старый асфальт весь в трещинах, крошится вдоль обочины. Грязно. Возможно, дождь был день-два назад, и земля ощутимо мокрая, пачкается. Радует одно: я проснусь, и ноги будут чистыми. Наяву я бы здесь босиком не ходила.

Слышу какой-то приглушенный стук. Ритмичный. Может, поезд? И я вот-вот проснусь? Да нет же, для поезда слишком редко. Это где-то здесь. Поднимаюсь на дорогу, оглядываюсь по сторонам. Так пустынно. Кирпичный дом вдалеке. Ни указателя, ни названия, ничего, что могло бы подсказать, где я нахожусь. Смутно попахивает Россией, но спокойно может быть Прибалтикой, Финляндией или Польшей. Не разбираюсь я в тонкостях, не путешествовала особо.

Стук левее. Прохожу чуть дальше: у обочины за толстой сосной мальчишка в серой футболке пинает потертый футбольный мяч. Сосредоточенно так, старательно. Шевелит губами, подсчитывая удары. Белобрысый, с тонкими прямыми волосами, подстриженными как-то… под горшок, что ли. С длинной челкой. Лет восемь, может чуть больше.

– Эй, видишь меня? – Риторический вопрос. Разумеется, не видит. Пинает себе, довольный, – наверное, уже в мыслях проходит отбор в лигу чемпионов.

Справа слышится тарахтенье старого мотора, но парень либо глухой, либо слишком занят пинками. Все замедляется, и я, кажется, начинаю понимать, к чему идет. Ноги слабеют, болит бедро со штифтом. Воздух густеет, пахучими щупальцами заползает в ноздри… Я знаю это чувство. Опять, да? Серьезно? ДТП – это мой профиль? Мальчик, выйди уже, тебя же с дороги из-за сосны не видно!

Неудачный пинок – и мяч летит на проезжую часть, а футболист, как загипнотизированный, бежит следом… Синий пузатый капот грузовичка – и удар. Мальчик отлетает, как манекен, так и не поняв, что произошло. Нелепо изогнутое тело лежит около полосатого столба. Не скажешь, что парень мертв, лицо удивленное и такое живое, только из носа тонкой струйкой течет кровь…

– Вот же… – Лия выругалась, резко села на полке, ударившись плечом о металлический столик, и снова выругалась.

– Ничего себе ты слова знаешь! – Мурад, помятый и растрепанный, оторвал голову от подушки. – Что там было? Ты нарочно мне кофе дала, да?

– Для подстраховки. – Лия закрыла лицо ладонями: тот мальчик до сих пор стоял перед глазами. – Зараза… Теперь кофе нужен мне… Не хочу больше спать.

– Ясен перец, ты продрыхла часов семь… с половиной.

– Нет, я в принципе больше спать не хочу. Никогда.

– А, накошмарило… Бывает. Нечего было от меня шториться. Ладно, вываливай давай.

Лия пересказала сон, стараясь не представлять, о чем говорит. Того мужика с Лубянки было, конечно, жалко, но ребенок… И зачем она вообще ушла с пляжа? Ладно, миссия. Но как спасти парня, если там ни единого указателя, календаря или часов?..

– Нет, я понимаю принцип. Меня перекидывает именно к автокатастрофам. Видимо, из-за той, моей, – подытожила Лия. – Но как я должна это расшифровать? Ведь если я его не спасу, значит, меня не отпустит? Так это работает?

– А мне кажется, что тебе бы это все не приснилось, если б ты ничего не могла сделать.

– Умно! И дальше что? Я даже примерно не в курсе, что это за море!

– Вот это ты зря. – Мурад загадочно улыбнулся. – Включай мозги!

– Средняя полоса… Ну навскидку Азов или Балтика…

– А едем мы куда?

– В Калининг… – Лия осеклась и моргнула. – Стоп, ты думаешь, авария произойдет там?

– Логично же. Я не был в Прибалтике, но звучит похоже. Белый песок, мелкое море…

– Сосны… Да, похоже. Но ведь это все случилось… В смысле случится летом! И что, мне торчать там еще пять месяцев? Найти дорогу и торчать каждый день?

– Во-первых, не худший вариант. Учитывая, что дома тебя пасут менты. Во-вторых, может, просто найдем пацана и родителей предупредим.

– Ага, и они поверят.

– Ну, на «Битву экстрасенсов» ведь обращаются! Ты, главное, не нагнетай. Приедем на место, разберемся. Переспим вместе…

– Ты опять за старое? – взвилась Лия.

– Спокуха, спокуха! – Он поднял руки. – Я имел в виду сны. Загляну к тебе, вместе посмотрим, что к чему. Может, я тебе как раз и нужен, чтобы решать эти задачки. Нам бы еще Наташку… Она бы уже переместилась к Мицкевич, осмотрелась на месте.

Лия отвернулась к окну: там тянулась унылая серость, мелькала черная паутина мертвых деревьев. Конечно, в больнице Лия мечтала выбраться и попутешествовать, но рассчитывала получить более приятные впечатления.

С Наташей вышел досадный прокол. Ее Лия разозлила сознательно, взывая к духу противоречия. Мотивация от обратного. По крайней мере, с самой Лией этот фокус всегда работал. Когда на хореографии кого-то прошибало на нытье про боль или усталость, Инга Степановна никогда не снисходила до уговоров или утешений. Наоборот, каменела и выдавала что-то вроде: «Ты можешь идти домой прямо сейчас. Спи, отдыхай, про балет даже не вспоминай, здесь слабакам не место. Лучше сразу подбери профессию по себе: бухгалтеров и торгашей много не бывает». И от обиды и злости всегда открывалось второе дыхание. Глотая слезы ненависти, Лия выжимала из себя все соки до последней капли. Бухгалтер? Хрен вам, а не бухгалтер!

Что-то подсказывало Лие, что Наташе нужна хорошая пощечина. Да, потеря рук – это трагедия. Но Лия по себе знала, что такое распрощаться с будущим. Наташу слишком долго жалели. Так долго, что она привыкла сама к себе относиться как к хрустальной вазе. А ведь она могла бы подняться и двигаться вперед, не хватало только пинка… Не сработало.

– Ты, кстати, ничего не забыла? – Мурад выжидательно посмотрел на Лию.

– В смысле?

– В том самом… – Он поиграл бровями и сделал вид, что поправляет прическу.

Спор. Как же, Лия помнила. Как только Наташа выбежала из гаража, Мурад обрушился на Лию с обвинениями: мол, все испортила, нечего было лезть. И Лия сказала то, о чем теперь жалела: «Вот увидишь, Наташа явится на вокзал как миленькая, или я собственными руками выкрашусь в твой зеленый цвет!» Наташа не явилась – видимо, спортивного азарта в ней не нашлось.

– Я пошутила, – мрачно отозвалась Лия.

– Как скажешь. – Мурад фыркнул. – Не все умеют проигрывать.

Он взял упаковку с зеленой краской для волос, той самой, что притащил ей еще в психушку. Задумчиво повертел в руках, поставил на столик.

– Ладно уж. Так и быть, прощу тебе на первый раз.

– Что?! – Лия не выдержала и схватила коробочку. – Это ты меня простишь? Ну знаешь!

Вскочила с полки, перекинула через плечо белое вафельное полотенце и, шатаясь от движения поезда, вышла из купе. Подумаешь, зеленые волосы! Так сейчас многие носят! И вообще – смоется через несколько раз.

И уже глядя на себя в маленькое забрызганное зеркало, Лия поняла, что повелась на собственный прием. Только вот в отличие от Наташи она была не из тех, кто отступает. Собрала волосы в хвост и, взглянув на них в последний раз, нанесла на весь хвост зеленый бальзам. Выждала положенное время, стараясь не касаться мокрых и грязных поверхностей, что в тесноте железнодорожного туалета требовало поистине хореографических навыков. Смыла, балансируя под низким умывальником, растерла полотенцем. Да, бабушку бы точно хватил удар, а дед придумал бы смешную кличку. Лягушка или Кикимора. Не повезло им с внучкой.

Лия вышла из кабинки, наткнулась на тетку с перекошенным от злобы лицом.

– Наркоманы чертовы… – выплюнула она в Лию, окатив душком нечищеных зубов, и протиснулась в туалет.

А зеленый цвет не так уж и плох! Отличная лакмусовая бумажка, чтобы отличать людей от нелюдей. Гордо вздернув подбородок, Лия прошествовала в купе. Теперь она даже жалела, что не додумалась покраситься раньше.

– Зато в следующий раз, когда проспоришь ты… – злорадно начала она, отодвинув дверь, и обомлела: напротив Мурада сидела Наташа собственной персоной.

– Упс! – виновато улыбнулся парень.

– Ты… за поездом, что ли, бежала? – только и смогла выдохнуть Лия.

– Да не, я вчера села. Купила место в плацкарте на тот же поезд. Решила ночью вам тут не мешаться. И это… извини, что тебе из-за меня пришлось волосы…

– Да ладно! – хмыкнул Мурад. – Из тебя крутой Джокер.

– При чем здесь карты? – нахмурилась Лия.

– Боже, она даже «Бэтмена» не смотрела… – Мурад страдальчески закатил глаза.

Лия захлопнула дверь и села напротив Наташи.

– Собралась все-таки? Молодец. Могла бы, конечно, без спецэффектов. Мицкевич оплатила бы тебе дорогу.

– Могу себе позволить. – Наташа с вызовом изогнула бровь, и Лия нехотя признала, что этот раунд остался за круглолицей. Ладно уж, этой девочке полезно хоть разок почувствовать себя победителем. – Так какие планы?

– Ну, приезжаем в половине второго. – Мурад сверился с часами на телефоне. – Мицкевич вроде обещала встретить на вокзале. А уж там действуем по обстоятельствам.

– То есть мы сядем в машину к человеку, который предположительно заказал Фомина? – спросила Наташа.

– А что, ты боишься? – Лия никогда не упускала возможности отыграться.

– Да не, я уточнить… К убийце так к убийце.

– Девочки, не ссорьтесь. – Мурад закинул руку Лии на плечо, за что тут же получил под ребра локтем. – Злые вы… Повезло вам, что я добрый. Натах, ты не пыталась проверить, где живет Мицкевич?

– Не получилось. – Наташа опустила глаза.

Лие даже показалась, что на пухлых щеках вспыхнул румянец. Значит, милаха врет. Либо даже не пыталась что-то разнюхать, либо во сне видела вообще не Мицкевич и сон был не из тех, о которых рассказывают. Лия пообещала себе выяснить, в чем дело, но она никогда не действовала в лоб. Вот подождать, усыпить бдительность… Интересно, о каком это коматознике говорил Мурад? Будет забавно узнать, зачем Наташа туда переносится во сне. Им с Мурадом повезло: они хотя бы могут выбирать. Ее, Лию, никто не спрашивал, хочет ли она смотреть на аварии.

Остаток пути она к Наташе не цеплялась. Изучала. Мурад смог бы разговорить и мертвого, и Наташа, которая долгое время торчала в четырех стенах, разошлась по полной. Она оказалась простой, открытой, без двойного дна, и это по-своему подкупало. Лия к таким не привыкла: в ее окружении если девушка говорила одно, то подразумевала прямо противоположное. Заверяя в дружбе, преспокойно могла держать фигу в кармане, и Лия переняла такую манеру общения. Наташа не то что готовить подлянки, она и врать-то, судя по всему, не умела. В ней мерцало какое-то внутреннее обаяние, когда она рассказывала о том, как познавала азы дубляжа, светлые серые глаза горели, заражая интересом к жизни, и Лия переставала обращать внимание на пухлые щеки, футболку с выцветшим привиденьицем и протезы. Похоже, Наташа сама не подозревала, какой привлекательной может быть, и окончательно себя запустила. Лия пообещала себе, что вправит девчонке мозги как-нибудь на досуге. Взять хоть Мурада: вместо того чтобы бредить командой супергероев, отвесил бы Наташе пару своих плоских бородатых комплиментов. Ему нетрудно, а ей было бы приятно.

Когда проводница возвестила о приближении Калининграда и велела сдавать белье, Лия не сразу поверила: за болтовней Наташи несколько часов пролетели незаметно.

Город встретил их легким морозцем, вырвал из легких клубы пара. Мурад поначалу решил изобразить из себя джентльмена, отобрал багаж у обеих – сумку Лии, рюкзак Наташи – и теперь ковылял, отдуваясь, к зданию вокзала.

– Слушай, давай возьму, если тяжело… – начала было Наташа, но Лия резко перебила:

– Не вздумай. Он здесь мужик, вот пусть и тащит. Нечего!

– Да мне не…

– Нет, тебе тяжело. Привыкай. Парням только покажи, что ты можешь сама, не успеешь оглянуться – он уже сам верхом запрыгнул и ножки свесил. Так и будешь ломовой лошадью.

– Эй, вы чего там шепчетесь? – прокряхтел Мурад, поправляя лямку непосильной ноши.

– Шагай-шагай, не отвлекайся.

Мурад выглядел довольно жалко в своей мотоциклетной куртенке и без шапки. Из темных курчавых волос, стянутых в хвост, торчали красные, как освежеванная дичь, уши. Наташа порывалась было предложить ему шапку, чтобы самой довольствоваться капюшоном, но Лия не позволила и этого. Пора бы мисс Добродушие усвоить пару уроков: если человеку охота выпендриваться, пусть хлебнет последствий. И даже когда пришлось задержаться у рамок металлоискателей, потому что Наташины протезы пищали, а Мурад в ожидании дрожал снаружи, Лия все равно не испытала к нему сочувствия.

Довольная и не обремененная багажом, она возглавила процессию до самой автостоянки, где их уже ждал водитель. Нет, не сама Мицкевич. Водитель на черной тонированной машине и сам был одет так, будто у него есть свой собственный водитель.

Лия с Наташей устроились на заднем сиденье, Мурад, как полагается мужчине, плюхнулся на место штурмана, видимо рассчитывая поболтать по дороге. Однако их рулевой оказался неразговорчив. Только сухо сообщил, что ехать часа полтора. От недосыпа и тишины Мурада разморило, он задрых, как ребенок, запрокинув голову.

Они ехали через город, Наташа, как восторженная туристка, все щелкала на телефон местную архитектуру. А там было что снимать. Все дышало Европой и разительно отличалось от того, к чему приучила Москва. Но Лия воздержалась от фоторепортажа. Не хотела уронить лицо и показаться неискушенной девчонкой. Решила, что, если потом захочет вспомнить, попросит пару кадров у Наташи.

Потом город кончился, исчезли из виду жирафьи шеи кранов, потянулись замерзшие сосны.

– Гляди, замок! – охнула Наташа, прилипнув к стеклу. Так сильно всматривалась, что на окне остались два запотевших пятна около ее ноздрей. – Разрушенный. Там бы какие-нибудь хорроры снимать…

– Угу, – с деланым равнодушием произнесла Лия, украдкой косясь на кирпичные развалины.

Впрочем, долго любоваться руинами никто не дал: водитель не щадил двигателя и несся, как будто опаздывал. Лия не подавала виду, но внутри заворочалась липкая тошнота. Нет, не укачало. Просто скорость, автомобиль, обледенелая трасса… Лия слишком хорошо знала, чем заканчиваются такие экзерсисы. Теперь она уже не видела, что творится за окном. Дико хотелось завизжать или вцепиться в подголовник Мурада, но максимум, что Лия могла себе позволить, – просто незаметно сжать пальцами сиденье.

– Боишься? – шепнула Наташа. – Может, попросим его помедленнее?

– Отстань!

Еще этого не хватало. Жалости и всепонимающего взгляда. Шла бы к черту!

– Уже недолго. – Шофер подал голос впервые с тех самых пор, что они отъехали от вокзала.

То ли от голоса водителя, то ли от очередного слишком резкого поворота Мурад проснулся. Дернул головой, судорожно вздохнул и ошарашенно обернулся. Лия еще не видела своего нового друга таким испуганным. Его страх временно заставил забыть про свой собственный.

– Чего там? – спросила Лия.

– Слушай, братан, меня укачало мальца. Тут нет заправки? – Мурад как будто ее не слышал.

– Пакеты в бардачке.

– Может, купишь водички? По-братски, а?

– Не потерпишь?

– Ну смотри… сам знаешь – эффект рвотного домино. Девчонки слабонервные… – Мурад вытащил из бардачка бумажный пакет и принялся издавать в него дикие звуки.

Лия не понимала, чего пытается добиться Мурад, но кожей чувствовала: что-то не так. Он явно пытался выкурить шофера. Чтобы Мурада, заядлого байкера и адреналинщика, вдруг начало укачивать? Первосортная чушь. Но просто так он бы суетиться не стал.

– Молодой человек, пожалуйста. – Лия вытянула шею, чтобы перехватить взгляд водителя в зеркале заднего вида. Хлопнула ресницами и сделала жалобное лицо, благо после гонки оно и без того было бледным. – Я не могу, мне нехорошо!

Шофер нахмурился, но все же спустя минуту затормозил у заправки и направился в маленький придорожный магазинчик.

– Чего, совсем плохо? – сочувственно спросила Наташа. – У меня шоколадка есть, может…

– По ходу, мы облажались. – Мурад убрал пустой пакет и развернулся к попутчицам. – Сон был… дикий какой-то. Парень, видимо, из наших, потому что меня видел. Шизик конченый. В комнате белой… как будто в дурке. И решетка на окне.

– И как это связано с нами? – уточнила Лия.

– Думаешь, это клиника Мицкевич? – Наташа в ужасе округлила глаза.

– Почем я знаю! Там не было написано!

– И что предлагаешь? – Лия торопливо взглянула в окно, проверить, не идет ли молчаливый шофер. – Бежим?

– Да куда мы здесь денемся? И потом, надо же выяснить, что там замышляет эта врачиха! – Мурад нервно закусил губу. – Если она реально держит наших, надо их как-то вытаскивать!

– Да нет никаких наших! – Лия хлопнула себя по колену. – Это не сообщество!

– А по-моему, он прав, – робко возразила Наташа. – Вдруг там и правда насильно удерживают…

– Вот! – оживился Мурад. – А ты говорила, она трусиха! Короче, план такой: включаем на телефоне спутник. С координатами. Я предупрежу кого-нибудь из друзей, вы можете родне скинуть. Мол, я там-то и там-то, у Мицкевич А. Ф. Ну, на всякий случай. Держимся вместе, никакие согласия не подписываем. Ясно? Все, тихо, он идет!

– На. – Водитель передал маленький пакет Мураду, и тот с благодарным видом закинул в рот мятный леденец.

– Кто-нибудь еще будет?

– Себе оставь, – отрешенно отозвалась Лия и, отвернувшись к окну, пообещала себе больше никогда не связываться с психами.