В пятницу похолодало. Два дня лил дождь, и от влажности стало особенно промозгло. Рада стояла под козырьком первого гуманитарного корпуса с бумажным стаканчиком капучино. Люди гнулись от встречного ветра и торопились домой. Зажигались окна аудиторий.
Всю неделю Рада не появлялась на английском, не знала, как себя вести. Дома было тихо, Денис пропадал на репетициях, Антон не заходил с воскресенья. В четверг с утра Тамара Игоревна вернулась в Лондон, поэтому Рада осталась наедине с собой. Перевод был почти закончен, осталась только вычитка, от постоянного сидения за компьютером глаза болезненно реагировали на яркий свет. Вглядываясь в густой и мокрый вечерний воздух, Рада отдыхала от шума, электричества и мелких букв.
Оттягивать встречу с Романовым больше не получалось. Она выбросила пустой стаканчик, вдохнула еще немного осенней прохлады, и пошла на занятие. Однокурсницы уселись вокруг Лены Абрамовой и что-то возбужденно обсуждали. Преподаватель, судя по всему, задерживался.
— Ну, что я пропустила? — спросила у девочек Рада, укладывая на заднюю парту куртку и шарф.
— Моем кости Александру Николаевичу, — сказала староста Зоя.
— А есть повод?
— О, ты же еще не в теме! Лена нашла его страничку в интернете, в социальных сетях для однокурсников.
— И что там?
— Кажется, у него роман со студенткой, — выдала Лена с апломбом.
Пока Рада соображала, как ей отреагировать, и как их отношения с Романовым могли попасть в интернет, Варя Митрохина не выдержала и затараторила:
— Вот-вот, мы тоже в шоке! Формально, конечно, она не его студентка, но она учится на нашем факультете, на дневном, на романо-германском отделении. Представляешь, он выложил альбом с их летнего отдыха, там они в обнимку везде. Вот, смотри, — Варя протянула смартфон с открытой страницей.
Рада увидела снимок загорелой парочки на пляже, девушка раскинула руки, а сзади ее обнимал парень в синей бандане и в очках на красном от солнца носу. Это был Романов.
— И дальше самое интересное, — продолжила Варя. — Мы нашли его блог, ну, дневник виртуальный, знаешь?
Рада кивнула.
— Так вот, одна из последних записей… Сейчас, погоди, ты лучше сама прочитай.
Варя подождала, пока загрузится новая страница, и повернула экран к Раде. Запись человека с псевдонимом Tristan от 10 сентября гласила:
«Решил покончить с целым этапом в своей жизни. Finita la comedia для старого прожженного холостяка. Я преклонил перед Ней колено, и Она сказала «ДА»! Принимаю поздравления и составляю списки гостей».
Рада смотрела в текст и не верила своим глазам. У Романова есть девушка! Нет, даже не девушка, невеста! Зачем же тогда он пошел в театр? Зачем целовал ее, Раду?!
— Ты чего? — спросила Варя, обеспокоенно глядя на застывшее лицо сокурсницы. — Он тебе нравился?
— Мне? Романов? — Рада сглотнула и попыталась изобразить улыбку. — Я тебя умоляю! На филфаке, конечно, мало парней, но не до такой же степени.
— Странно, — сказала Зоя. — А мне казалось, вы переглядываетесь.
— Оно и понятно, он ведь вроде симпатичный, — подмигнула Лена.
— Народ, да вы чего? — Рада изобразила удивление. — Вы бы еще сказали, что мне наш философ нравится.
— Ну-ну… — протянула Лена. — А кстати, ты слышала про…
Договорить она не успела, потому что в аудитории появился Романов, бодро подошел к преподавательскому столу и бросил портфель на стул.
— Good evening, ladies and… ladies!
— Good evening, — разрозненно ответили студентки и разошлись по местам.
Рада села за свою парту, открыла тетрадь и уставилась на пустую страницу. «Бред какой-то!» — подумала она. Все происходило с ней, и в то же время не с ней, как будто она смотрит на себя со стороны и не может даже пальцем пошевелить. Внутри стало гадко. Конечно, есть мужчины, которые изменяют женам. Кобелиная натура мужчин не была для нее большим открытием, благо она росла со старшим братом. Но чтобы вот так, одновременно с предложением другой девушке, — это было новым уровнем. Словно думаешь, что упал на самое дно, а снизу кто-то стучится.
И ведь он сам едва ли не в первый день знакомства рассказал, какой у него псевдоним в интернете. Чего ей стоило хоть что-то про него разузнать? Ведь найти его страничку в сети было секундным делом.
Рада не чувствовала, что у нее разбито сердце, что она страдает от неразделенной любви. Все же она еще не успела влюбиться в Романова. Было только стойкое ощущение, что ее по уши окунули в бочку с дерьмом. Так мерзко было от того, что она участвовала в чужой измене, сама того не зная. Она верила, что с Романовым может что-то получиться, что сможет покончить с детской влюбленностью в Антона и зажить новой жизнью. А вышло, что она не нужна не только красавчику-актеру, но и очкарику-филологу. Даже самому последнему ботанику в старомодной куртке она сгодилась только для вытирания ног.
Раде несказанно повезло, что Романов посвятил занятие новой теме и никого не опрашивал. Она не была уверена, что сможет спокойно отвечать, глядя ему в глаза. Мучилась и не знала, как поступить. Высказать все ему наедине, или просто сделать вид, что ничего не случилось? Сказать о своей обиде, выставить себя на посмешище, как наивную девчонку, для которой поцелуи что-то значили? Или гордо промолчать, избавив его от неловкости и малейших угрызений совести?
Она сама не понимала, как ей удалось досидеть до конца семинара. Когда однокурсницы стали расходиться, она поднялась со своего места, пихнула тетрадь в сумку, закуталась в любимый шарф, и пошла к выходу, глядя себе под ноги.
— Рада, можно Вас на минутку? — окликнул ее Романов.
Она обернулась и посмотрела на него. Горло сжалось, она не могла заставить себя что-то произнести.
— Я хотел поговорить с Вами, — Романов проводил взглядом последнюю студентку.
Он подошел к Раде и попытался взять ее за руку. Девушка вздрогнула и сунула руку в карман.
— Что-то случилось? Тебя не было всю неделю, а я даже не знаю твоего телефона. Ты странно на меня смотришь. Ты обиделась на то, что было после театра? Я, может, поспешил, но я не жалею…
— А я жалею, — тихо сказала она. — Знаете, я не понимаю, как… почему…
Она замялась и глубоко вздохнула.
— Я поздравляю Вас с предстоящей свадьбой, Александр Николаевич.
Он изменился в лице. Отвернулся, прошелся по аудитории, потом снова заговорил.
— Но откуда ты узнала? То есть, я не хотел тебя обманывать, но когда увидел тебя так близко, когда дотронулся…
— Не надо, пожалуйста! Тошнит от этого! — воскликнула Рада. — Если хотите прожить в браке много лет, потрудитесь хотя бы лучше все скрывать. Господи, как же мне ее жаль!
— Кого?
— Вашу невесту. Вряд ли такое можно заслужить.
— Слушай, если уж ты все знаешь… Ты не могла бы… Ну, просто я имею в виду, если вы когда-то столкнетесь или…
— Я не скажу ей ничего. Для меня ничего не было, я не хочу ничего знать, помнить, и уж тем более кому-то рассказывать.
На лице Романова отразилось облегчение, и от этого Раде стало еще более мерзко.
— И правду говорят: мужчина-филолог — не мужчина, — презрительно сказала она и двинулась к двери.
— Постой, я не хотел, чтобы так все получилось.
— Ой, вот только не надо! — она вышла, изо всех сил стараясь не побежать.
Она не могла сейчас оказаться дома. Не хотела никого видеть. Надо было побыть одной, переварить все, чтобы потом были силы снова разговаривать с людьми. Было только одно место, где мысли всегда шли в нужное русло, а боль утихала. «Дача», — пронеслось у Рады в голове. Погода, конечно, портилась, было холодно, снова собирался дождь. Но на даче был теплый дом, камин, обогреватель и какие-то консервы. Да, дача была ей сейчас просто необходима.
Рада заскочила домой, кинула в рюкзак свитер, плеер, чистое белье. Взгляд упал на новую шелковую сорочку, купленную для соблазнения Романова. Она поколебалась, и тоже положила ее в рюкзак. На даче она изрежет, сожжет эту мерзкую тряпку, потому что больше она ей никогда не понадобится. Если не везет с мужиками, то и не надо.
В комнате у Дениса была полка с бутылками алкоголя, подарочными и привезенными из путешествий. Рада решила, что для искоренения ненужных воспоминаний понадобится лекарство покрепче, и взяла открытую бутылку Джонни Уокера. «Вискарь убивает все болячки», — говаривал Денис. Потом положила в рюкзак коробку фирменных мятных мини-шоколадок Томаса Гарди, ведь ни к чему печься о фигуре, когда собираешься умереть старой девой.
Рада хотела предупредить брата, что уезжает на дачу на выходные, но телефон Дениса не отвечал. Тогда она положила на обеденный стол записку:
«Денис!
Я поехала в Малаховку. Хочу немного отдохнуть и побыть одна. Все нормально. Вернусь в понедельник утром.
Все хорошо.
Всем привет!
Рада»
Закинув за плечи рюкзак, Рада поспешила одеться, чтобы успеть на одиннадцатичасовую электричку.
В вагоне никого не было, кроме полупьяного мужчины с газетой. Она устроилась у окна и уставилась в проносящуюся за стеклом влажную темноту. «Странно все получается», — думала она. — «В один день ты полна надежд, энергия так и бьет, на другой день пугаешься собственных желаний, а на третий день остаешься одна у разбитого корыта. Сколько должно пройти времени, чтобы точно узнать, что твои мечты — это то, что действительно нужно?» Казалось бы, она была уверена, что любит Антона. Но прошло время, ей понравился другой человек. Романов. Рада усмехнулась. Неделю назад она мечтала соблазнить преподавателя. Будь у нее в тот момент чуть больше здравого смысла и чуть меньше детского упрямства, она бы оставила эту затею. Но стоило только оседлать конька девичьей дури, как уже невозможно было остановиться. Ведь ее саму терзали сомнения, но едва Антон заикнулся о том, что роман с преподавателем — это бред, как ей кровь из носу стало нужно сделать все наоборот. А зачем? И каков итог? Кому в результате стало хуже, ей или Антону? Тохе ведь плевать, у него своя жизнь. А она все пытается доказать что-то. Дура! Надо было слушать голос разума. Держись подальше от Романова! Потом стоило хотя бы прислушаться к телу, которому были чужды поцелуи недоделанного Казановы. Стоило услышать свой испуг. Но нет, она так отчаянно искала настоящих отношений, мужчину, хоть кого-нибудь, кто позволил бы ей чувствовать себя желанной женщиной, а не надоедливой девчонкой.
Рада вышла на своей станции. Мокрую платформу освещали два фонаря, горел свет у маленького магазина при кассах. Кругом было темно. Девушка спустилась на знакомую тропинку, ведущую к дачному поселку через сосны. Электричка отъехала от станции, и вокруг стало непривычно тихо. В городе Рада не замечала шума машин, а на даче ей вдруг стало понятно, как давно она не слышала тишины. Пахло мокрой листвой, хвоей и дымом. Рада с детства не любила запах осени, от него всегда появлялось острое чувство, что кончилось лето и пора в школу. Но сейчас она с наслаждением втянула в себя прохладный воздух и торопливо зашагала к дому, чтобы поскорее пройти темный участок пути.
В старинном дачном поселке горели, мигая от ветра, фонари. Окна светились только в нескольких домах: дачники вернулись в Москву. Время перевалило за полночь. К Раде подбежала и ткнулась носом в ладонь огромная косматая среднеазиатская овчарка Пурга.
— Здравствуй, милая! — обрадовалась Рада и стала гладить собаку. — Только лапами не вставай, я тебя умоляю! Мне в этой одежде возвращаться. Ты моя хорошая, девочка моя…
Собака замахала хвостом и улеглась на землю, чтобы ей почесали пузо. Пурга имела устрашающий вид и не менее устрашающий голос, но такой ласковой и доброй собаки Рада еще не встречала.
— Пурга, уже поздно, мне надо домой. Ты приходи, может, я найду для тебя что-нибудь вкусненькое.
Пурга вдохновенно вскочила и побежала впереди. Животное знало, где получить угощение.
Рада оставила собаку ждать у крыльца, а сама вошла в дом, чтобы включить электрический счетчик. Она зажгла свет, отнесла Пурге немного тушенки, и включила обогреватели в спальне и на террасе. Обычно они с Денисом жили на втором этаже, но осенью гораздо теплее было внизу, в брусовой части дома, поэтому она решила переночевать в спальне родителей. Тамара Игоревна уже несколько лет не была на даче, но ни Рада, ни Денис не торопились занимать большую спальню. Там ночевали только во время редких визитов в холодное время года.
Рада расстелила свежее постельное белье, переоделась в теплый флисовый спортивный костюм и устроилась на террасе с Джонни Уокером и коробкой конфет. Она хотела подождать, пока дом прогреется, чтобы ложиться спать в тепле.
Терраса была ее любимым местом в доме. Из больших окон открывался вид на сосны и яблони, на стенах висели старые фотографии, детские рисунки и большие громкие часы 60-х годов. На террасе поставили большой угловой диван с разноцветными подушками, устроили кирпичный камин. В плетеном абажуре, в клетчатых занавесках и скатерти было что-то очень домашнее и родное. В углу стояла потертая старая гитара. Когда за шашлыками, чаем или картами собирались веселые компании, Денис с удовольствием играл на ней, и все подпевали. Здесь прошло детство Рады, здесь был ее дом.
Она достала из рюкзака новую соблазнительную сорочку и разложила на коленях. Ей предстояло решить, как казнить виновницу и сообщницу ее постыдных поступков.
— Может, Тине отдать? — вслух подумала Рада. И усмехнулась.
В эту тряпку можно было бы завернуть по меньшей мере двух Тин. «Мама права», — думала Рада. — «С такой фигурой жениха не найти». Единственное белье, которое можно надевать на подобное туловище, — жесткие утягивающие корсеты, или что там еще миссис Гарди прислала из Лондона. Но весь фокус этих корсетов заключался в том, что если они и были способны обмануть мужчину, то когда все дошло бы до дела, и кавалеру бы пришлось лицом к лицу столкнуться с крючками и плотной тканью, он непременно удрал бы прочь, сверкая пятками.
Она вздохнула, развернула конфету и отхлебнула виски. В груди стало горячо.
— И за что люди платят такие деньги? — прохрипела Рада, запихивая за щеку шоколадку.
Бутылка была открыта Денисом еще пару месяцев назад, и в ней оставалась только половина, но Раде и этого бы хватило за глаза. Пить она не умела.
Через пару глотков виски и двадцать минут самоуничижения она решила примерить злополучную сорочку. И в тот момент, когда она вертелась перед зеркалом в образе падшей женщины, пытаясь втянуть в себя все излишества фигуры, за окном раздался шорох шин, и громогласно залаяла Пурга.