Лепешинская готовила новую сенсацию. Ей не давал покоя вопрос, немаловажный для людей ее возраста, — как избежать старости?
«В капиталистических странах, — сообщает она при большом стечении народа на публичной лекции в Большом лектории Политехнического музея в Москве в 1953 году, — неблагоприятные общественные и бытовые условия ускоряют наступление преждевременной старости у трудящихся, которые работают до полного изнурения, переутомляются, питаются плохо, отравляются всевозможными ядовитыми веществами на производстве из-за отсутствия надлежащей охраны труда. Невозможно быть здоровым и долго жить в подобных тяжелых материальных условиях, постоянно испытывая страх за завтрашний день, особенно в гнетущей обстановке военной истерии. Избежать преждевременного наступления старости и смерти, надеяться на продление жизни в капиталистических странах нельзя».
Совсем иначе, по ее убеждению, обстоит дело в СССР. Лепешинская перечисляет, как и подобает истинному ученому, группу причин, способствующих продлению жизни у граждан СССР:
«1) охрана материнства и младенчества,
2) развитие сети детских учреждений,
3) предоставление отпуска, узаконенного Сталинской Конституцией,
4) развитие физкультуры и спорта,
5) правильно поставленные гигиена и охрана труда,
6) санитарное просвещение» 288 ,
и, наконец, еще один немаловажный фактор:
«7) смех и веселье, оздоровляющие организм, постоянно присутствующие в жизни советских людей»! 289
Чтобы доказать, насколько правильна и животрепещуща проблема смеха, Лепешинская обращается к уважаемым авторитетам:
«Гуфеланд пишет, что «ни один ленивец не достиг глубокой старости; достигшие ее вели деятельный образ жизни». По его мнению, «из всех телесных движений, лотрясаюших тело и душу вместе, смех есть самое здоровое; он благоприятствует пищеварению, кровообращению, испарению и ободряет жизненную силу во всех органах» 290 .
Приводя это глубокомысленное замечание немецкого врача Кристофа Вильгельма Гуфелаида, высказанное им еще в 1797 году (впрочем, дату Лепешинская, не иначе как из скромности, сообщить забывала), она исчерпывала аргументы в пользу смеха как фактора долголетия и бодрствования души. «С этим нельзя не согласиться», — просто резюмировала она.
Объяснение преимуществ советского строя перед капиталистическим дает ей основание с оптимизмом смотреть в будущее и повторять в который раз:
«В нашей стране ученые имеют неограниченные возможности для своего творчества, опираясь на непосредственную поддержку советского правительства, коммунистической партии и ее гениального вождя товарища Сталина. Они не боятся экспериментировать и знают, что им в их экспериментах будет оказана всякая помощь. Наши ученые, правильно методологически разрешая проблему смерти, сумеют найти эффективные методы борьбы с преждевременной старостью и смертью. Придет время, когда для каждого советского человека 150 лет не будут еще пределом жизни».
«В нашей стране, расцветающей под солнцем Сталинской Конституции, в стране, где каждый поет: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», — не должно быть преждевременной старости» 291 , —
с понятным каждому патриоту жизнелюбием утверждает Ольга Борисовна и смело идет на поиски нового. Она находит эликсир бодрости и долголетия.
В поисках его, естественно, сначала нужно проникнуть умом в суть явлений. Иными словами, надо ответить на вопрос: «Отчего происходит старение?» Ведь со времен Адама и Евы никто так и не увильнул от смерти. Никто не избежал несчастья, которое сами пра-люди (теоретически вроде бы бессмертные) обрушили на себя, вызвав гнев Бога тем, что вкусили с Древа Познания. По вполне объяснимым идейно-политическим причинам не может удовлетворить старую большевичку Лепешинскую и метод Фауста, продавшего душу дьяволу. Поэтому выход один: смело вперед на штурм новой крепости.
И вот готово очередное открытие. Найдена причина старения:
«Какие же изменения происходят при старении простейших и в сложнопостроенных организмах?
В протоплазме неклеточной структуры происходят те же явления гистерезиса, т. е. уплотнения и свертывания белков, затрудняющие обмен веществ, что и в протоплазме клеток. Но в протоплазме клеток более сложно организованных существ процесс старения усложняется; изменяется ядро, оно либо сморщивается (как говорят, пикнотизируется), либо распадается на отдельные части, происходит кариорексис, т. е. разрыв ядра; значительные изменения происходят в оболочках клеток, которые становятся значительно тоньше и вместе с тем плотнее, что, естественно, затрудняет обмен веществ» 292 .
С виду все заманчиво: ядро разваливается! (Уж не от обилия ли молекул «в глубине клеток», которые согласно ее старой «теории» образца 1926 года «будут находиться в смысле обмена веществ в худшем положении, чем поверхностно лежащие молекулы»?) Да к тому ж оболочки уплотняются.
И не беда, что громко названный ею — по-научному — процесс КАРИОРЕКСИСА никто в нормальных условиях не видел (кому надо — увидят, дайте только срок). Неясно и то, кому принадлежит доказательство якобы происходящего обычно При старении явления, названного ПИКНОТИЗИРОВАНИЕМ. Все это звучит громко, но покрыто туманом, так как ни ссылок на чужие исследования, ни сколько-нибудь удовлетворительного описания собственных изысканий автор не приводит ни в научной публикации, ни тем более в публичной лекции. Просто надо поверить ей на слово, что ядра клеток при старении сморщиваются, лопаются, распадаясь на отдельные части (видимо, это первопричина). Затем утоньшаются оболочки клеток, но при этом они и уплотняются. А отсюда и все прочее становится понятным, как дважды два — четыре: обмен-то веществ (этот остаток наукообразия лысенкоисты выкинуть не смеют: сам Энгельс про него толковал!) оказывается из-за уплотнения затруднен. Вот вам и причина старения. Проблема блистательно разрешена!
Но все-таки остаются и временно невыясненные вопросы и среди них основной — какова природа таинственного УПРОЧЕНИЯ оболочек клеток? Ну, допустим, стали они тоньше? Так любимая Лепешинской и всеми лысенкоистами народная мудрость гласит: «Где тоньше, там и рвется». А здесь все наоборот: тоньше, а не рвется!
Оставить этот вопрос без ответа Лепешинская, конечно, не может. Ответ, разумеется, хотя и сугубо научен, но достаточно прост:
«Изменение толщины оболочек клеток зависит, несомненно, от изменения степени дисперсности, в результате чего повышается их электрический заряд, способность к химическому реагированию и к обмену веществ» 293 .
Естественно, ни Лепешинская, ни ее сотрудники-родственники сказать, что это за «дисперсность оболочек», не могут, исследовать ее не собираются. Точно так же «зарядов» на поверхности несуществующих оболочек они не измеряют и «химического реагирования» не определяют. Все это, так сказать, свободный полет мысли. Да и не в этих мелочах главный смысл открытия Лепешинской и ее лаборатории, которой были предоставлены все средства для научного творчества. Главное — создана ТЕОРИЯ старения, которая
«…навела меня на мысль, что существует теснейшая зависимость между толщиной оболочек, интенсивностью обмена веществ и возрастом» 294 .
Теперь на базе теории можно переходить к практике преодоления старости.
Наверное, читателю не терпится скорее узнать, как она этого достигла. Все опять было просто: чтобы не стареть, нужно применять соду. Самую обыкновенную соду — двууглекислый натрий.
«Проведенные нами опыты привели нас к выводу о том, что соответствующие (1 %) растворы соды, будучи тем или иным путем введены в организм, действительно повышают обмен веществ, влияют на весь организм и повышают его общую жизнедеятельность» 295 .
Минуя стадию лабораторных разработок, она перешла к следующей стадии научного творчества — экспериментам на животных.
«Нами были поставлены опыты с введением однопроцентного раствора соды непосредственно в организм. С этой целью мы впрыскивали лягушке однопроцентный раствор двууглекислого натрия, предварительно сделав мазок крови, а затем брали кровь из сердца лягушки через 10, 20, 30 и 40 мин. после впрыскивания соды» 296 .
Затем от лягушек (стали бы они долгожительницами или нет — установить нельзя: после таких вивисекций все они передохли) Лепешинская переходит к «опытам» с куриными яйцами. Вот как она их описывает:
«На 20-й день инкубации, т. е. на один день раньше срока из подопытных яиц вылупились цыплята; из контрольных яиц цыплята вылупились в обычный срок — на 21-й день.
Подопытные цыплята («содовые») вначале были меньше ростом, чем контрольные, но они резко отличались от последних своей подвижностью и живостью… «содовые» цыплята проявляли необычайную жадность и успевали склевывать не только свою порцию корма из общей посуды, но даже вырывали еду у контрольных цыплят.
Через короткий срок опытные цыплята догнали контрольных в росте, а вскоре и перегнали их» 297 .
Далее следовала неприятная новость:
«Контрольные куры погибли от ревматизма (частое явление при зимней инкубации цыплят)…»
Но, вот он — триумф науки:
«…опытные же выжили и по своей величине были значительно больше обычных кур породы Леггорн» 298 .
Правда, придиры и буквоеды и здесь бы нашли, к чему придраться. Ведь контрольные куры подохли и сравнить «содовых» не с кем, и тем более говорить об их большей величине нельзя. «Опыт» остался бездоказательным.