Потихоньку я приступил к экспериментам в Центре биотехнологии, начав делить рабочий день на две неравных части: две трети времени проводил за лабораторным столом, а треть оставлял на подготовку книги к изданию. То, что я начал вести опыты по бесклеточной репликации ДНК вирусов, произвело впечатление на многих коллег (дело было относительно новое, и в университете никто не владел пока этими методиками), но все-таки еще часто я спотыкался, иногда на сущих пустяках. Надо было обращаться за советами, искать помощи, я обращался то к одному, то к другому из сотрудников Центра, пока не нашел в одном из молодых заведующих лабораторией в Центре настоящего друга. Роберт Гарбер, сын известного в США профессора-биолога, закончил престижный Кор-нельский университет, был прекрасно образован, удивительно воспитан и мягок. В повседневной жизни в Штатах принято использовать уменьшительные имена, в соответствии с этой традицией, Гарбера звали Робом. Он свободно владел всеми нужными для специалиста его уровня методами, увлеченно работал, и потихоньку я стал проводить много лабораторных часов в его уютной лаборатории.

Колатгакуди это не понравилось. В один из дней он попросил меня зайти в кабинет и стал расспрашивать об опытах и результатах. Затем без обиняков он перешел к нашей дружбе с Гарбером и сказал:

— Вам не стоит взаимодействовать с Гарбером. Эти молодые люди еще должны себя показать, пока их вклад в науку ничтожен. Да и зачем вам какая-то помощь. У вас и самого дела идут неплохо. Я думаю, от содружества с Гарбером надо отказаться.

Почему возникла неприязнь директора к Робу, я не знал, но по любым масштабам слова о ничтожности вклада Гарбера в науку не соответствовали истине, что-то чересчур личное скрывалось за этой неприязнью.

К тому времени я уже знал, как надо поступать в таких случаях в Америке. Если у вас есть аргументы, то лучше что-то возразить сразу, в таком случае противная сторона либо найдет аргумент посильнее вашего, либо согласится. Тупого упрямства наружу никго выставлять не будет. Поэтому я возразил, что мне приходится трудно в повседневной жизни, так как за любой мелочью приходится обращаться к Линде, а она в семидесяти процентах случаев либо отвечает отказом, либо затягивает выдачу просимого на неопределенный срок. В то же время у доктора Гарбера свой бюджет, и в рамках этого бюджета он может оказывать мне посильную помощь в тех случаях, когда дело с Линдой пробуксовывает.

Сказанное было чистой правдой. Снабжать всем, что было мне нужно, Колатгакуди приказал, но выполнять приказание Линда не торопилась. За каждой мелочью мне приходилось походить и поклянчить, и не раз я уже обращался к самому шефу с вопросами об этих мелочах. Надоедать ему вроде бы было нельзя, я это отлично понимал, но и без его подталкивания экономная Линда добро из своих рук не выпускала.

По-видимому Линда уже не раз капала на меня Колатгакуди. Выход из положения он нашел: сообщил мне, что переговорил с вице-президентом университета профессором Джэком Холлэндером о выделении мне специального гранта университета на исследования. По словам Колатгакуди, Холлэндер, уже много раз встречавший меня на всех президентских приемах, согласился выдать до 30 тысяч долларов на мой собственный проект.

Мне предстояло написать текст заявки на грант на 10 страницах, описать примерный план экспериментов, дать финансовые расчеты потребных средств на оборудование и реактивы, описать обязанности одного или двух ассистентов и расходы на их постоянную или почасовую работу и представить этот проект Холлэндеру. За пару дней заявка была написана, Гарбер помог мне выправить английский. Набрать текст и простенькие таблички я уже мог самостоятельно.

Колатгакуди внимательно прочел проект, внес свои толковые исправления, и с выправленным текстом мы отправились к профессору Холлэндеру. Он нас очень любезно принял, мы поговорили о России, в которой вице-президент, оказывается, не раз бывал. Он поведал, что состоял в правлении Всемирного Института мира, занимавшегося по линии Объединенных наций проблемами разоружения в Швеции, и что очень уважал представителя от советской стороны академика Ю.А. Овчинникова, незадолго до того скончавшегося в весьма молодом возрасте.

Через неделю меня известили письмом вице-президента университета, что я награжден специальным грантом университета в размере 30 тысяч долларов и что грант мне предоставлен на год.

Можно было нанять моего первого в Штатах помощника. Есть смысл рассказать, как был осуществлен отбор нужного мне сотрудника, так как процедура отбора отличалась от привычной советской практики.

По требованию дамы, отвечавшей в Центре биотехнологии за прием на работу кандидатов в сотрудники (нечто похожее на начальника отдела кадров в советских учреждениях, только более культурного и лишенного присущей кадровикам в СССР непременной самоуверенности), об имеющейся вакансии было дано объявление в коламбусовской газете. Заявлений пришло около десяти, кадрович-ка предложила мне переговорить с каждым из кандидатов, выбрать одного и дать ей знать, на ком остановился мой выбор. Я решил, что сам могу ошибиться в отборе, все-таки я еще не знал доподлинно различий в ментальности и поведении американских людей и тех, с кем я прожил всю жизнь, и потому попросил Роба Гарбера поучаствовать в отборе. Мы провели часа три вместе в течение нескольких дней, обсуждая разные вопросы с подавшими на конкурс, и в результате остановились на кандидатуре молодого выпускника университета, который начал со мной работать.