Всем известна банальная присказка, что жизнь похожа на зебру: если густо, так густо, если пусто, так пусто, а чаще всего нет вообще ничего. Настала, видимо, пора густоты. Вскоре после заседания кафедры я был вызван к декану биологического факультета Гэри Флойду. В благожелательных тонах он расспросил меня о планах, о требованиях к университету, дал понять, что многого я запрашивать не могу, что уровень зарплаты уже определен и что она значительно меньше моей зарплаты как Выдающегося Приглашенного Профессора, но зато эти деньги я смогу получать, пока не уйду на пенсию. Мы поговорили о разных льготах, которые университет предоставляет каждому тенурированному профессору, о пенсионных отчислениях и о других подобных вопросах. Всё было внешне дружественно, по сути очень по-деловому, не осталось ни одного недоуменного вопроса, Флойд никаких заметок не делал, но было видно, что он отлично запоминает каждый пункт.
Еще через несколько дней я получил плотно запечатанный пакет из офиса Президента университета с красным штемпелем наискосок от моей фамилии: «Конфиденциально». В пакете было официальное письмо с уведомлением, что я стал постоянным профессором Университета штата Охайо. Большого числа деталей в письме приведено не было, но в тот же день мне принесли огромный пакет, а в нем было несколько папок с описанием самых разнообразных возможностей, из которых я как новый профессор должен выбрать мне интересные предложения, заполнить анкеты, вопросники, требования и прочее и прочее. Дело было серьезное, так как я определял для себя на годы многие важные параметры страховок, медицинского обслуживания, пенсионного обеспечения, отчислений в разные полагающиеся для этого фонды и тому подобное.
Я должен был представить заполненные формы в разные службы университета в положенные сроки, поэтому теперь неделю наши вечера были посвящены чтению очередных брошюр из присланных папок, выбору одного варианта из большого их числа, заполнению разных форм. Максим в это время жил у нас в Коламбусе, он принимал самое живое участие в отборе нами медицинских планов, обсуждении разных других возможностей.
Поскольку мое пребывание в должности Выдающегося Приглашенного профессора закончилось, я начал активно прорабатывать в университете идею об избрании Максима на освободившуюся вакансию. Меня сразу же поддержал Перлмэн, который хорошо знал Максима. Ролф Барт, который оставался последний год в комитете по избранию Выдающихся Приглашенных профессоров университета, также обещал свою помощь. Да и знали Максима в университете уже хорошо: он выступил с докладом на семинаре кафедры, общался со многими профессорами кафедры, все признавали его огромную эрудицию во многих вопросах, поэтому особенных препятствий для такого избрания я не видел. Позже он действительно был удостоен этого почетного звания.
Немалую роль в принятии этого решения сыграло то, что в американской прессе появилось несколько статей, в которых факт выдачи гранта совместной американо-советской команде ученых рассматривался с разных сторон. Во всех статьях подчеркивалось, что и американскую часть представляет не коренной американец, а недавний эмигрант из СССР. Впервые принятое в Соединенных Штатах решение о выдаче такого гранта преподносилось как важный шаг к преодолению холодной войны (действия Горбачева, особенно его шаги к открытости общества и перестройке снискали огромное уважение) и как доказательное свидетельство признания американским руководством того, что уровень развития в некоторых областях науки в СССР если не выше, чем в США, то во всяком случае — на сопоставимом уровне.
Обсуждали в печати и вопрос о решении не переводить средства в СССР. В статье, опубликованной в американской общенациональной газете «Ученый» (The Scientist) (подобная ей газета «Поиск» издается в настоящее время в России) от 23 июля 1990 года было сказано:
«Эн-Ай-Эйч [Национальные Институты Здоровья. — B.C.] воспрепятствовали беспрецедентному финансированию Советского компонента совместного исследования с советским эмигрантом, живущим в настоящее время в США... Джеймс Кассатт, администрирующий программу биофизики в Национальном Институте Общих Медицинских Исследований, говорит, что группа экспертов, которая рассматривала заявку Сойфера на фант, приняла решение урезать ту часть запроса, которая касалась советского компонента проекта, основываясь исключительно на научных аргументах».