Как и обещал, Айкар вернулся на следующий день, когда солнце уже скрылось за горизонтом, но ещё окрашивало небо в алые и фиолетовые оттенки.
Я лежала на выходе из пещеры, положив голову на лапы, и уныло разглядывала глубокие тени окружившего поляну леса.
Ночь прошла в снах, выворачивающих наизнанку душу. Аргор, Любава и даже мальчишка Серко — смотрели на меня с разочарованием и осуждением. А князь протягивал на раскрытой ладони медальон, переливающийся в неверном свете свечей золотистым сиянием. Я никак не могла взять его за цепочку, та ускользала от меня и словно была видением, рука проходила сквозь неё и не ощущала металла. В синих глазах Радомира мне мерещилось отчаяние и в то же время молчаливая поддержка.
С позднего утра, когда вырвалась из объятий липкого сна, я весь день металась по своей норе, пытаясь унять охватившую меня дрожь, раздирающую и опаляющую кожу под шерстью. Саднящий зуд не давал покоя и мешал сосредоточиться. Зверь тихонько поскуливал где-то на задворках сознания. К вечеру зуд унялся и я устроилась там, где и застал меня вожак чёрных псов.
"Не нашла или не пыталась? — волкодлак навис надо мной, закрывая весь обзор, его мысли тут же вторглись в мой разум, будто только ждали этого момента. — Мира, сдаться проще всего, пустить всё на самотёк — это не требует никаких усилий. Но, что тогда тебя ждёт? Поражение можно потерпеть при любом раскладе, но лишь борясь за результат можно обрести шанс на победу."
"Я знаю это, Айкар", — отозвалась, поднимаясь с разрытого до земли снега.
Мёрзлая белизна укутывала землю пушистым режущим глаза покрывалом. За день, в котором выла метель и кружили в странном танце белые хлопья, снега выпало столько, что мои лапы утопали в окутавших поляну сугробах.
В порыве отчаяния, после того, как погода успокоилась и из-за сумрачных туч выглянуло закатное солнце, оставив на снегу кровавые отблески, я разрывала вход в свою нору. Что-то внутри словно обвиняло снег во всех моих несчастьях. Я рвала его мокрую тушу, которая чуть не замуровала меня в собственном убежище. Теперь чёрные комья украшали белоснежную округу, а разворошённая земляная корка разомлела от тепла прежде устроившегося на ней моего тела.
Окинув ироничным взглядом плоды моего самокопания, Айкар ничего не сказал, только мотнул носом в сторону возвышающегося посередине запорошённого снегом каменного изваяния.
"Люди этого мира думают, что их предали те, кому они верили, но всё не так, — волкодлак улёгся в длинной тени от креста прямо на снег и уставился на меня, сверкая в темноте жёлтым светом своих глаз. — Мир мал и в нём слишком сильна воля богов. Много столетий назад они пытались так же оказывать влияние на жизнь соседнего мира, но не получилось, там ведь тоже есть свои покровители. Они вернулись в созданный ими мир и осели здесь навсегда, запечатав за собой проход. Это их магия, остатки которой ещё пытаются что-то менять на той стороне, создала это место и тех, кто подобен нам с тобой. Боги слишком зависят от людей и незаметно для себя обзаводятся нашими недостатками и эмоциями: боятся, ненавидят, завидуют. Князья их марионетки, не более, но через них боги становятся более человечны. Благо это или проклятье, Мира?"
Язык так и чесался ответить о проклятии, но то, что я уже знала об этом волкодлаке, говорило о недюжинном уме зверя с душой человека. Он бы не задал вопрос с простым ответом.
"Понимаешь, — раздался в голове удовлетворённый голос с рычащими нотками. — Ваше слияние со зверем такое же. Это не дар и не проклятие. Это данность и с ней нужно жить, найти что-то общее, что позволит вам сосуществовать, не борясь за право управления телом. В ином случае один из вас погибнет, как это случилось со мной."
Айкар поднялся и встал рядом со мной.
"Пойдём, поохотимся", — с клыкастой улыбкой выдал шерстяной садист.
В ответ на моё возмущённое шипение, и тут же отозвавшийся голодной руладой желудок, волкодлак лишь подтолкнул меня носом в сторону леса.
"Голодом ты себе не поможешь, учись доверять зверю", — философски выдал Айкар.
Оценив мою хмурую мину и нелицеприятные мысли, чёрный пёс схватил меня зубами за шкирку, как нашкодившего котёнка, и потащил в лес, благо рост позволял нести меня так, что инстинктивно поджатые лапы не касались земли. Странное чувство сонливости и покоя мешало сопротивляться вольности и настойчивости волкодлака. Я почти заснула, когда меня буквально бросили на снег. Сугроб и ставший густым подшёрсток смягчили падение.
Волкодлак рядом припал к земле и прижал уши к голове, жёлтые глаза смотрели в одну точку где-то возле холма неподалёку.
"Там. Слышишь шум? — спросил Айкар, не отрывая взгляда от привлёкшего его внимание звука. — Еду нужно уметь выбирать. Убить сильное здоровое животное — обречь на вымирание его вид. Погибающие и больные не так вкусны, но их дни всё равно сочтены, эти мысли дают успокоение человеческой сути. Ты научишься делать выбор: смерть или исцеление. А теперь смотри, там рядом с холмом кроличья нора, ты чувствуешь его запах? Доверься своему зверю, он всё сделает верно."
Я чувствовала этот запах, он отличался от тех, что чуяла прежде, когда охотилась на поляне в своём забвении. К запаху кроличьего меха примешивались нотки боли и страха, он чуть горчил в носу. Смрад рассказал моему зверю о длинноухом больше, чем увидели бы мои глаза. Небольшой серый холмик возле припорошённого снегом холма почти не выделялся на местности уже укрытый тысячами снежинок. Кролик умирал, болезнь изъела его кости, распространяясь уже на внутренние органы. Он не мог прыгать и уползти от охотника тоже не смог бы. Волна сочувствия к крохотному пушистому зверьку затопила сердце и скользнула слезой из глаз.
"Мира! — окрикнул Айкар. — Твоя жалость кролику не поможет, а сострадание лишь продлит агонию. Доверься зверю, отпусти его."
Неожиданные отзвуки сочувствия в мужском голосе, что звучал в моей голове, добавили ещё несколько черт к портрету волкодлака. Он ведь до сих пор мучается из-за того, что выбрал жизнь, что ради этого убивает таких, как распластанный возле холма и едва дышащий комок шерсти.
Я не могу на это смотреть. Отпустив рысь, я забилась в самый дальний уголок подсознания, закрывшись от окружающего мира. Если бы могла ещё зажать уши ладонями и закрыть глаза!
Вернувшись к убежищу в переплетении корней, я обессилено упала на разрытую землю, уткнувшись в снег, пытаясь отчистить лапами морду и избавиться от тлетворного привкуса.
"Ты привыкнешь", — тёплый влажный язык лизнул мой лоб.
Айкар устроился рядом, прижавшись своим мохнатым боком и опустив свою голову мне на спину. Наверное, оставь он этой ночью меня одну, я бы бежала без оглядки туда где люди и дед Михась весь пропах сушёными травами и настойками, так напоминающими запах мужа. Я провалилась в сон без сновидений, хоть в эту ночь меня не донимали родные образы и тоска по ним.
Утром я обнаружила себя в глубине норы среди притащенной откуда-то соломы. Кажется, кто-то ночью не спал и обустроил мне жильё с тонким намёком, что я отсюда никуда не денусь. Волкодлак расположился у входа носом вглубь моего убежища и молча меня разглядывал. Подавив вдох, я скользнула взглядом по передним лапам и замерла — серебряный ободок ещё недавно сидевший на пальце, как влитой, пропал! Обронила! Где-то среди веток и снежных наносов, или когда пёс тащил меня в зубах, я умудрилась потерять связующую с мужем ниточку!
"Кольца сами не падают, — уловив мои всполошённые мысли, Айкар пробрался внутрь и снова лизнул в лоб. — Значит, не судьба."
Загнав охватившие меня чувства в самую глубину, на время утренней охоты я повторила вчерашний трюк, стараясь отрешиться от происходящего, на что волкодлак лишь покачал головой, но никак не прокомментировал, после чего скрылся в лесу, а я вернулась на поляну. Он сам к этому не привык, а требует от меня!
Сытый и довольный зверь мурчал в глубине подсознания, предпочитая не вникать в приступ моего самоедства. Сделав глубокий вдох, я уселась возле изваяния и попыталась почувствовать запах серебра, из которого было сделано кольцо, терпкий и резкий с металлическим привкусом, но не смогла его обнаружить. Значит, всё же там возле холма. Прикрыв глаза, я пыталась почувствовать ту дорогу, которой тащил меня Айкар.
Заинтересовавшись, зверь выбрался из своего укрытия и с любопытством наблюдал за моими действиями. По его безмолвной подсказке я медленно пошла влево, оставляя убежище позади. Уже едва ощутимый запах волкодлака и оставленные им редкие пучки шерсти там, где он тёрся о древесину, проходя мимо деревьев, вели в самую чащу. Я прошла всю дорогу от поляны до холма и обратно, но даже намёка на нужный мне запах не ощутила.
Вернулась к убежищу уже ночью, обнаружив на поляне ожидающего меня вожака нечисти.
Всю зиму с её буранами и воющими метелями он неизменно приходил на обжитую мною поляну. Временами помогая мне раскопать моё укрытие, иначе я рисковала быть погребённой в своём неудачном выборе места обитания. Возможно, стоило выбрать менее заветренное место? Но возвращаясь каждую ночь в старую барсучью нору, которую уже считала домом, я падала от усталости и искать что-то новое была не в состоянии.
Привыкнуть к звериному рациону я так и не смогла, но во всём остальном мы научились ладить. Выслеживать добычу, чувствовать слабых, понимать язык природы удавалось лучше всего. Доказать же своё главенство, наоборот, получалось из лап вон плохо. Стая, в которую временами приводил меня Айкар, терпела рысь, но не признавала хоть мало-мальски достойной внимания и поменять эту ситуацию оказалось невозможным. Они по-прежнему видели во мне то безвольное напуганное создание, в которое вгрызались их клыки и впивались когти.
Первые тёплые лучи и аромат набухающих почек застали меня за очередным уроком от мохнатого наставника. Вдохнув полной грудью запах просыпающегося леса, я попрощалась с другом и потрусила к дому, радостно замечая как плавится снежный покров и то здесь, то там чернеют первые лесные проталины.
Боль и тоска стали привычными, саднили где-то в глубине души, но уже не отзывались странными снами. Снов вообще больше не было. Только иногда в последние дни с поветриями мне мерещился смутно знакомый запах, дать которому названия я не могла. Разум имеет хорошее свойство — забывать. Наверное, подчиняясь и подчиняя, сливаясь со зверем в единое целое, я начала забывать о том, что когда-то было дорого и делало мою жизнь цельной.
Сейчас оглядываясь назад, мне казалось, что всё было сном. Ярким, чётким, но только сном. Возможно, такая она моя судьба и ведьма была права. Я не буду счастливой, но смогу с этим жить. Скоро слияние завершится, по словам Айкара уйдёт не больше месяца, и я отправлюсь на ту сторону, где притихли в спячке вурдалаки.
Зимой людским поселениям не угрожает опасность, этот вид нечисти оказался подобным обыкновенным медведям. Мохнатый наставник показывал мне одного из них во время блужданий по Сумрачным болотам в неожиданно выпавший солнечный зимний день. В обычное время здесь царила привычная уже серость затянувших небо мрачных туч и густых лиственных крон, сейчас растерявших весь свой покров.
Топь промёрзла до самых глубин, укрыла в своих недрах чудовищ и успокоила гибельные источники. Разбросав снежный нанос, Айкар показал вмёрзшее в лёд существо. Вблизи и спящее оно не казалось таким уж страшным. Клочки длинной шерсти виднелись на изуродованном теле, острые чёрные когти казались именно когтями, а не чудовищным орудием. Вурдалак скорчился в позе эмбриона, сохранив на морде с застывшими широко открытыми глазами выражение грусти и беззащитности, на какое-то мгновение вызвав у меня приступ жалости.
Им осталось недолго спать и, когда они проснутся, придёт нужное мне время. Ещё слабые после зимы, затуманенные пробуждением разумы, с замедленной координацией. Подчинить их будет проще всего и тогда крепости перестанет угрожать опасность, а я смогу хотя бы иногда навещать родных мне людей. Возможно…
Хотя, кого обманываю? Совесть не позволит мне терзать их и себя. Зачем только пошла на поводу у Аргора и согласилась стать его женой? Сейчас бы он не мучился, не ждал…
Ступив на поляну, я сначала не осознала того, что здесь что-то не так. В отличии от леса, снег здесь уже неделю как сошёл, обнажив чёрную плодородную землю и едва не затопив моё укрытие протянувшимися к обрыву ручейками. Но к привычным запахам примешивался новый, разом разбудивший всё моё существо. Уже не было отдельно зверя и не было отдельно меня прежней. Наши души почти срослись и сейчас потянулись на знакомый запах, донёсшийся до носа весенним поветрием.
Он сидел на валуне неподалёку от креста. Осунувшийся, со спутанными волосами и тёмными кругами, что залегли возле глаз. Раньше я и не могла себе представить, что он может довести себя до такого состояния. Что же произошло там в крепости, оставившее суровые морщины на лице и залёгшую в уголках губ печаль?
Синие глаза, словно омуты, наблюдали за моими робкими шагами навстречу. Замирая после каждого шага, медленно приближалась, вдыхая запах, разом разбудивший все те чувства, что я подавляла в себе столько времени. Боль остервенело вгрызалась в душу, а сердце снова, как тогда при первой встрече, пропустило удар.
Тонкая золотистая нить, видимая лишь внутреннему взгляду, снова тянулась к нему, будто и не исчезала никуда, будто просто в какой-то момент я перестала её видеть. Там, где была пустота, сияло и грело душу тёплое чувство, навсегда привязывающее зверя к следопыту.
— Здравствуй, Мира, помнишь меня?
Радомир протянул вперёд руку, заставляя отпрянуть от резкого движения. Горькая улыбка скользнула по потрескавшимся губам, но он не пошевелился, с замершей в глазах надеждой, наблюдая за мной. Запах согретого солнцем спелого зерна окутал меня своим дыханием.
Волна нежности, от которой сердце забилось чаще, подтолкнула меня вперёд и, уткнувшись лбом в раскрытую ладонь, я заглянула в глаза друга.
— Помнишь…