Начался день с того, что про меня все вспомнили. Стоило выпустить телефон из рук, как он звонил снова. Влад, Варисса, Теська, родители учеников, рабочие, журналисты, невесть каким образом раздобывшие номер, и даже из телефонной компании, напоминая, что пора вносить платёж за следующий месяц.

Влад требовал моего возвращения к работе. Тянуть клуб в одиночку не то, что тяжело, а нереально. Что я могла ответить? Очередное "извини" звучало неубедительно.

Эта канитель со звонками продолжалась весь день. Адаис Петрович ещё после третьего предложил выключить "пиликалку". Но я таскалась с сотовым, как кошка с мясом, боясь пропустить звонок от Демона, Гоша, дяди Ильи и ещё раз Демона.

— Ну, и какие планы? — спросил хозяин, раскатывая пласт теста, — мы затеяли лепить пельмени, благо, к ужину ожидалась большая и голодная мужская компания. — Гош или Дмитрий?

Я едва не положила телефон после очередного звонка мимо кармана фартука. Как всегда, умные слова вылетели из головы.

— Гош — мой друг, — обсыпанные мукой руки дрогнули.

— Нет. Он друг Станина. И поэтому ты с ним. Была, — он посторонился, пропуская меня к столу.

Я резала стопкой тесто, едва замечая, как и что делаю. Старик прав. Выглядело это не очень. Не оттолкни меня тогда Демон, я бы не пришла к Гошу.

Разве можно рассказать о долгих вечерах, о молчании, о тёплых руках Гоша, согревающих то, что ещё можно согреть. И это всё я готова променять на один взгляд, одно прикосновение Демона. Уже променяла.

— Брюзжу, брюзжу, — псионник по-стариковски крякнул и поставил на стол миску с фаршем. — Видела бы ты себя со стороны, когда рядом Станин, мой парень не слепой.

— Мы не…

— Избавь меня от подробностей, — отмахнулся Адаис Петрович, не отрываясь от пельменей.

Разговор вдруг представился мне полной нелепостью. Стоят два человека, чужих, разделённых, не только возрастом, но и самой жизнью, лепят пельмени и говорят. О чем? О чувствах?

— Вы были нужны друг другу, — продолжал старик. — Два одиночества. Он поддержал тебя, а ты дала ему почувствовать себя нужным, защитником. Станин не такой. Он не потерпит неопределённости, — Сименов-старший подал мне доску. — Ты ведь не хочешь, чтобы Гош начал защищать тебя от Дмитрия?

— Нет.

— То-то.

Зазвонивший в который раз телефон поставил точку в не совсем уместном разговоре.

Мужчины вернулись поздно вечером, взъерошенные и злые. Илья хмуро смотрел в тарелку с пельменями. Гош рассказывал. Демон был задумчив.

Женщина, пытавшаяся меня отравить, выжила, но допросить её не смогут. Перелом основания черепа, большая кровопотеря, кома. Машину с предусмотрительно замазанными грязью номерами столичный специалист упустил.

Преступник отрезал очередную ведущую к нему ниточку, и это тоже не повышало настроения. Они вяло переругивались, ели без всякого аппетита.

Я не выдержала и ушла в комнату, спиной чувствуя взгляд Станина. Голоса стали громче, Гош о чем-то спорил с Лисивиным. Прозвучало имя Эми. Почему псионник так на неё взъелся?

Свет включать не стала, и гостиная тонула в темноте, лишь из-под двери одной из комнат пробивалась узкая полоска света. Спальня Гоша и Алисы. Бывшая.

Разговор на кухне продолжался, просто перешёл в более спокойную фазу. Поколебавшись, я подошла к двери. Гош ничего не трогал там со смерти жены. Понять его чувства было не трудно, родительская квартира в Палисаде до сих пор стояла нетронутая.

Я оглянулась на дверь, за которой остались мужчины. В конце концов, надо хотя бы выключить свет, Гош наверняка оставил, когда переодевался. Глупая отговорка. На самом деле мной двигало банальное любопытство.

Спальня была не очень большой. Шкаф, комод из темно — вишнёвого дерева, широкая тахта, туалетный столик с зеркалом. Ближе к окну ещё один стол, посолиднее, с плоским экраном монитора. Рабочее место. Гоша? Алисы? Общее? В углу из-под шторы выглядывали ножки гладильной доски, пара полок с книгами, панель телевизора на стене, на подоконнике цветы в пластиковых горшочках. Не та комната, которой хвастаются перед гостями, а та, в которой живут.

На тёмно — бежевом покрывале лежал забытый в спешке зелёный газовый шарфик. На комоде большой пакет, из которого выглядывал коричневый тёплый свитер крупной вязки.

На полу у комода валялась курточка. Сейчас в такой уже не походишь. Лёгкая светлая вещь, которую кто-то скомкал и отбросил прочь. Ещё одно воспоминание, от которого мне не избавиться никогда. Алиса в чёрной юбке и в этой куртке, в руках шприц, голова беспорядочно подёргивается. В ней она умерла.

Повинуясь порыву, я подняла ветровку, положила на кровать, расправила, и укололась.

— Ай, — я сунула палец в рот и наклонилась, осторожно обследуя ткань.

Так и есть — булавка. На спине с изнаночной стороны под воротником. Случайно расстегнулась. Маленькая, подобными прикалывают бирки в магазинах. Тут тоже что-то было. Я открепила маленький квадратик и поднесла к свету. Кусочек ткани. Грязной и повидавшей виды.

Со мной в спортшколе училась девочка, которая разрезала своё счастливое платье на кусочки и подшивала их к другим, перед каждым выступлением. На удачу. У всех свои талисманы.

— Лена?

Я не заметила, как голоса на кухне стихли.

— Гош, извини меня, дверь была открыта, свет горел.

Псионник оглядел комнату.

— Я ничего не трогала, — уверение портил мягкий кусочек ткани зажатый в руке. — Прости.

— Лена, что случилось? — подошёл Адаис Пертович.

— Ничего, — ответил за меня Гош, — давно уже пора перестать цепляться.

— Что это? — спросил Демон, указывая на булавку с куском ткани.

— Ничего. Сейчас верну на место, — я потянулась к курточке.

— Стоп, — Дмитрий отстранил бывшего шефа и перехватил мою руку, — Ничего не чувствуете? Когда это ты стала "нулевой"?

— Н — да, — Илья придвинулся ближе, — интересно.

— А так? — Станин вытащил из моих пальцев кусочек ткани с расстёгнутой булавкой.

— Ты "нулевым" не стал, — хмуро сказал Гош.

— Я же псионник.

— Хвост на месте, — Лисивин обошёл меня по кругу.

Демон вдруг поднёс лоскуток ткани к лицу и принюхался, зрачки расширились, тряпка выпала из пальцев и глухо стукнулась булавкой об пол. Гош нагнулся, чтобы поднять.

— Не трогай, — скомандовал Станин, и все замерли, — Лена, — попросил он.

Я нагнулась и взяла в руку кусок ткани.

— Снова "ноль", — констатировал Илья.

— Вот как Игошина это сделала, — проговорил Дмитри, — вышла на суд мёртвых. Блуждающий не пощадил её. Он не смог пройти через "ноль". И следующий не смог бы. Она могла убивать дальше, — псионник сел на кровать — Так зачем она вызвала меня, просила поднять силу кад-арта? Чего боялась, если не призрака?

— Давай по порядку, — попросил Гош, а я, не удержавшись, кивнула.

— Что это, по-вашему? — он указал на лоскуток.

— Тряпка, к тому же не очень чистая, — ответил бывший шеф.

— Точно. На ней привязка, как на захоронении.

— Что? — удивился Гош. — Да кому надо привязывать призрак к предмету, его же можно перенести.

— Вот именно, — кивнул Станин, — И призрак привязывали не к предмету. Привязка — это и есть ноль, его устанавливают, чтобы блуждающий не мог преодолеть границу. Но если могилу раскопать и взять часть савана, одежды, то…

— До такого мы ещё не опускались, — протянул Адаис Петрович, — осквернить захоронение!

— Это было прикреплено к одежде? — спросил меня Демон.

— Да.

— Теория об оболочках, значит, — усмехнулся Илья, — зря я свою одежду выкинул.

Похоже, что-то понять смог только столичный специалист. Он выбежал из комнаты, на ходу доставая сотовый телефон.

— Объяснись, — потребовал бывший шеф службы контроля.

— Слишком многое не укладывалось ни в одну схему. Мы стали искать. Выдумывать, выводить новые закономерности. И выдумали. Вернее нам помогли, — Дмитрий вздохнул и, взяв меня за руку, притянул к себе, — прости. Я дурак, — и, повернувшись к мужчинам, стал объяснять. — Когда в тебя попадает пуля, кого ты винишь? Ружье? Руку его направившую? Или точку лазерного прицела?

— Ты думаешь, это… — Адаис Петрович отступил от злосчастного лоскутка.

— Прицел, — подтвердил Демон. — Я сразу тогда подумал, что вы не отрезали канал и призрак привязался к вам, а не к захоронению. Но вы всё сделали правильно, блуждающий был заперт в могиле. Я отмахнулся. Я не знал, что часть могилы можно носить с собой. Она выпила вас до дна и перетянула на ту сторону, боль блуждающего стала вашей болью. Никаких мёртвых оболочек. Неразорванный канал, ошибка новичков.

— Сима не помнит, было что-то подобное на моей одежде или нет, — в комнату вернулся Лисивин. — Но на всякий случай мои ребята там всё сейчас перетрясут. Почему мы сами его не почувствовали? Энергия привязки должна вонять, как черт знает что?

— Не знаю, — Станин чуть качнулся к лоскутку в моих руках. — Это всё же не могила. Излучение привязки прямо пропорционально её размеру. Запертого призрака мы чувствуем издалека, тогда как тонкую прозрачную леску не замечаем, пока она не вопьётся в кожу. Зря я велел медсёстрам одежду выкинуть, — Демон посмотрел на помощника.

— Я тоже, — парень провёл рукой по волосам, отчего они встопорщились, — выкинул. И ничего не почувствовал. Я и сейчас не чувствую, — он тоже чуть придвинулся ко мне и втянул носом воздух.

— Блуждающий никогда не преодолевал привязку, он сидел на поводке, но кто-то прикрепил этот поводок к нам. Он "ходил" там же, где и мы, пил нас, — вспомнил все материализации Дмитрий. — Всегда был с нами.

— Профессор врал, — убеждённо сказал Лисивин.

— Не факт, — Станин отпустил мои руки. — Немного правды, немного выдумки — и новая революционная теория готова. Он получил деньги, остальное его не интересует.

— То-то эксперты вой подняли, когда мы эксгумацию провели. Все фрагменты вперемешку, домовина порвана, — Гош сел рядом с Дмитрием. — Я на наших стажёров грешил.

— Кто-то вскрывал могилу до нас, — подтвердил псионник. — Срезал с костей одежду или что там от неё осталось.

— Другие случаи, к которым ты допуск оформлял, получается, ни при чем? — спросил помощник.

— Они доказывают, что кто-то и раньше искал способ управлять мёртвыми — ответил Илья.

— Тогда, — вмешался Адаис Петрович, — У нас опасная ситуация. Прицел, — он указал на лоскуток, — три пси — специалиста и потенциальная жертва. Откуда мы знаем, что эта "привязка" здесь в единственном экземпляре?

— Дважды дурак. Быстро — скомандовал Дмитрий, вскакивая.

И все стали деловито стаскивать с себя одежду. Мне хватило того, что он стянул толстовку первым.

Итогом стихийного обыска стали кучи одежды на полу, пустые распахнутые шкафы и ещё одна тряпочка того же невнятно — грязного цвета и материала. Нашли её в нагрудном кармане костюма Адаиса Петровича, того, в котором он вышел на работу в свой последний день.

— Мой сердечный приступ, — констатировал бывший шеф.

— Почему их не забрали? — спросила я. — Тогда бы никто никогда не догадался.

— То-то мы проявили чудеса догадливости, — поморщился Станин.

— Нужна экспертиза, — сказал Лисивин. — Специфика дела такова, что доказательная база должна быть непробиваемой.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Я начинала лезть со скуки на стены, с тоской вспоминая, как Демон катал меня на машине по всей империи. Если бы к обеду не вернулся Гош, точно сбежала бы.

Парень сразу прошёл в свою спальню и сел за компьютер. Прежде, чем постучать, я выждала минут тридцать — всё, на что хватило терпения.

— Файлы Эми, — пояснил парень, когда я вошла. — На работе толком не посмотришь. Она всё время туда-сюда ходит, через плечо заглядывает.

Если учесть, что я в этот момент как раз заглядывала в монитор через его плечо, реплика получилась двусмысленной.

— Могу уйти, если хочешь, — тоскливо сказала я.

— Да нет, оставайся.

И я осталась. Наблюдать за Гошем было не так интересно, как за Дмитрием. Друг не отличался эмоциональностью, щёлкал мышкой, сосредоточенно читая с экрана.

— У Эми родители погибли в автокатастрофе, а с ними единственный родственник, дядя и двоюродный брат. С двенадцати до шестнадцати лет она воспитывалась в приюте имени Талимирова, — Гош посмотрел на экран. — Самое интересное, Синита тоже из этого приюта. Сирота с рождения. Игошина на пару лет старше.

— Они могли даже не общаться или не узнать друг друга, спустя столько лет, — я пожала плечами. — Ты помнишь тех, кто учился на год или на два старше?

— Не верю я в такие совпадения, — парень забарабанил пальцами по столу. — Нужны доказательства того, что они были знакомы, — он встал, — фотографии, свидетельства очевидцев, кого-нибудь из приюта, воспитателей, учителей, детей, — перечислял он. — Надо поднять архивы.

— У Эми могли сохраниться фото, — вставила я.

— У Эми… — повторил он, посмотрел на меня и предложил, — не хочешь постоять на стрёме?

— Хочу, — не раздумывая, ответила я.

— Если Станин узнает, а он узнает, по голове не погладит, — Гош сдёрнул со стула свитер.

Я взглянула в смеющиеся глаза друга.

— Всё равно хочу.

Гош притянул меня к себе и крепко прижал к груди. Я не протестовала. Было хорошо и тепло. Эти объятия не вызывали дрожи, но были такими уютными.

— Значит, Дима? — вполголоса спросил он куда-то в мою макушку.

Я кивнула, к чему скрывать очевидное или притворяться, что не поняла вопроса. Как сказал Адаис Петрович, у него тоже есть глаза.

— Тогда, — парень развернул меня к двери, — подёргаем демона за… хм, хвост что ли.