О мостовую ударилось очередное железное перо. Метрах в пяти ниже по течению вытягивал шею еще один железный петух, острые пластины брони поднимались одна за другой.

– Надо найти укрытие, – сказал Крис, разворачиваясь к домам за ажурными решетками.

– Надо убираться из города пока не стемнело, – ответила герцогиня.

– Согласен, – не стал спорить барон. – Но мы не можем бегать бесконечно. Нужно перевязать раны и решить, куда именно убираться. – Еще одно железное перо прошло правее, другое приземлилось в лужу. – Предлагаю обсудить это подальше от взбесившейся живности.

– На той стороне они могут бесноваться сколько им угодно, – махнул рукой Этьен, но все же направился к ближайшим кованым воротам. Воротам, с которых на нас скалилась змея.

Я снова ощутила близость огня, хотя здесь давно никто не жил. Пламя Астеров все еще было здесь. Оно спало за коваными воротами, но было готово в любой момент проснуться.

Звери продолжали прибывать. Но преодолевать канал пока не торопились.

– Надеюсь, мост далеко. – Герцогиня задумчиво оглядела улицу.

– Умеешь ты обнадежить, магесса, – снисходительно бросил через плечо южанин, поднимая руку к железным прутьям выезда.

Все повторялось. Я уже смотрела на него так, когда он собирался прикоснуться к железу. И тогда мне это понравилось. Понравиться и сейчас, и возможно раз и навсегда отучит его пренебрежительно отзываться о магах. Возможно…

Еще одно перо высекло искру из мостовой, приводя меня в чувство. Девы, что я делаю. Мы что на балу? Этьен, что отдавил мне ногу или наговорил скабрезностей? Мы в Запретном городе.

– Стой! – закричала я, за миг до того, как южанин взялся за решетку. Он обернулся, На лице раздражение и вопрос: Что еще?

Я остановилась рядом с поддерживающим Мэрдока бароном и отломила с ближайшего куста черную ветку. За спиной зарычал один из зверей, заставив меня вздрогнуть. В лицо дохнуло огнем, так бывает, когда садишься близко к очагу. И было странно, что другие этого не ощущают и не отшатываются.

Не оставляя себе времени на раздумья, я швырнула ветку на ограду. Дерево соприкоснулось с металлом ворот, тот мгновенно раскалился, влага зашипела.

– Твою родню… аж пятого колена! – Этьен отступил. – Чуть не попался! Снова! – он сжал и разжал ладони, на которых давно не осталось следов ожога. – И каждый раз, когда эта девка рядом!

– Не забывайтесь, сквайр, – одернула его вместо меня Дженнет. – Змеиный род не прощает оскорблений. – Она внимательно осмотрела ограду. – А еще говорят, что золотые кварталы не опасны. Местные не так глупы, как кажутся на первый взгляд. Интересно, что бы нас ждало у Жемчужины Альвонов?

– Нас бы обсыпало жемчужной пылью или припорошило алмазной, – неожиданно для всех ответил Мэрдок и закашлялся, на одежду полетели капли крови.

Плохо, очень плохо. Видимо, та тварь, сломала ему ребра.

Я встала к воротам почти вплотную, подняла руку…

– Девка спяти… – начал Этьен, но герцогиня остановила его взмахом руки. Она знала о магии куда больше него.

Я коснулась металла и вдруг поняла, что за чувство владело мной с той самой минуты, как мы выбрались из канала. Нет даже еще раньше, когда я смотрела с холма на Золотые кварталы? Это было узнавание. Не только я узнала огонь Астеров, дом узнал меня, хотя никогда не была здесь прежде. Узнала черные стены, высокие деревья и даже кованый рисунок, что вился по верху ограды.

Этьен с шумом втянул воздух, я обхватила пальцами прутья и, закрыв глаза, прикоснулась лбом, к теплому металлу, позволяя согреть себя. Я дома. Огонь Астеров никогда не обжигает Астеров.

Я посмотрела на руки, пальцы на правой руке покраснели и опухли. Наверняка растяжение, надеюсь, что растяжение, а не что похуже.

– Вы хотели найти укрытие? – спросила я, толкнув створку, и та без скрипа открылась, – Тогда прошу.

– Но… – начал Этьен.

– У тебя есть идея получше? – спросил Крис, первым минуя ворота, и помогая идти Мэрдоку.

Идей не было. Лихорадка погони схлынула, оставив после себя растерянность. Мои спутники осторожно миновали калитку. Я отпустила прутья и шагнула следом за ними на землю предков.

Сад давно зарос, тропинки засыпало листьям и прочим мусором, некоторые булыжники были выломаны из дороги, сквозь прорехи выросли кусты и даже маленькие деревца. Чувство узнавания усилилось.

Оуэн прислонил раненого Хоторна к стене дома привратника и дернул ручку дощатой двери, та оказалась заперта, хотя два окна на фасаде давно лишились стекол.

– Леди Астер, – позвал Крис, – Вы не против, если нанесу ущерб вашему имуществу?

– Чувствуйте себя, как дома, барон, – ответила я, разглядывая далекие окна черного дома. Там никого не могло быть, никто не мог смотреть оттуда, но все же, казалось, что смотрел.

Крис отступил на шаг и ударил по двери ногой, потом еще раз. От третьего дерево затрещало и надломилось. К барону подошел Этьен, они вместе расчистили проход и затащили Мэрдока внутрь. Герцогиня, сморщив нос, последовала за ними. Я вошла последней.

Пахло сыростью и плесенью, мебель едва угадывалась в рассохшихся кучах трухи, или раздутых от влаги и обросших мхом предметах. Стул, покрытый черными пятнами, кушетка, больше похожая на дохлую и раздувшуюся рыбу. Дыра в кровле, в которую задувает ветер и капает дождь. Разбитые окна и россыпь стекол и черепица на полу. Краска на стенах облупилась, но над одной из них, каким-то чудом сохранилась картина. Рама рассохлась, позолота осыпалась, дерево источили жучки, холст сперва выцвел, а потом потемнел от влаги, набряк, сморщился, потом высох и снова набряк… Зиму сменило лето, тепло обернулось лютыми морозами и так год за годом. Никто не узнает, что на ней было нарисовано.

Не господский дом, всего лишь домик привратника.

Рыцари опустили Хоторна на раздувшуюся кушетку. Этьен развязал плащ и бросил на пол у окна, рукав южанина был залит кровью. Рыцарь потянулся к целительскому мешочку, что висел на поясе.

Крис развязал свой, высыпал на ладонь пригоршню листьев Коха, плеснул на них живой воды из пузырька и размял пальцами.

– Будет больно, – предупредил барон Мэрдока. – Постарайся не орать.

И, не дожидаясь, ответа приложил массу, к ране на ноге. Хоторн дернулся, ударился головой о грязную стену, здоровая нога согнулась и разогнулась. Но парень не закричал.

– Этьен, мне нужна твоя аптечка… эээ, целительский набор, – исправился Крис.

– Идите в Разлом, барон, – ответил южанин, вытаскивая из капюшона шнурок, – Он мне самому нужен. Если маги гуляют налегке, это их проблемы…

Я потянулась к поясу, открепила непромокаемый мешочек и протянула Оэну, заслужив два взгляда, один одобрительный Криса и второй полный благодарности Мэрдока.

– Нас обычно не режут на лоскутки, – ответила, вставшая напротив окна, герцогиня. Как я заметила, у нее на поясе висели только ингредиенты. И оружие. Как и у Мэрдока. – Особенно на прогулках, – она выделила последнее слово голосом.

– Слабое утешение, – хмыкнул южанин, а я впервые была готова с ним согласиться.

– Когда выберемся, – сказала Дженнет, постукивая пальцами по подоконнику, – Кое-то ответит за эту прогулку. Это меня точно утешит.

Крис протянул Хоторну маленькую травяную пластинку, так похожую на печенье, что подают у матушки в салоне к чаю. Как говорил отец: такие без лупы и на столе найдешь. Кровоостанавливающий сбор, – вспомнила я, видя, как сокурсник, положил лекарство под язык и без сил облокотился на стену.

Я села на что-то отдаленно напоминающее стул, и тут же вскочила, когда одна из ножек почти рассыпалась. Весьма отдаленно.

– Давайте быстрее, – герцогиня обернулась, как раз в тот момент, когда Этьен попытался перетянуть руку чуть выше раны шнурком. – Нам еще надо успеть убраться из города.

– Куда? – спросил ее Крис.

Мэрдок закрыл глаза, на лбу выступила испарина, но дыхание выровнялось.

– В горы. – Девушка дернула плечом. – Неужели, вам надо объяснять очевидное, барон?

– Пока мы не придумаем, как избавиться от этого эскорта, – Он указал в окно, за которым все еще рычали звери. – Остается только отступать вглубь Золотых кварталов, все дальше и дальше к центру города.

– То есть загонять себя дальше и дальше в ловушку? – Дженнет яростно развернулась к Оуэну.

– Прекратите, – попросила я, баюкая кисть, – Крики ничего не решат.

Дженнет поджала губы и отошла к южанину, молча взяла у него шнурок и туго перетянула руку. Этьен подал ей склянку с живой водой.

Крис выдвинул на середину комнаты стул, на этот раз кованный и потому целый, лишь с давно сгнившей и осыпавшейся обивкой. Покрытые ржавчиной ножки неприятно проскрежетали по полу. Проверил его на прочность и, взяв меня за плечи, заставил сесть.

– Что с рукой? – отрывисто спросил барон, взял за запястье и внимательно осмотрел. Кисть уже успела опухнуть. – Мне снова нужно извиняться перед вами, графиня?

– Нет, – сказала я и закусила губу от боли, когда чужие пальцы стали разминать мышцы, и ответила еще раз: – Да.

Оуэн достал из целительского набора склянку, наполненную чем-то темным и маслянистым. Вытащил пробку. Запахло горелым.

– Кровь земли, – сказал Крис, капая темную жидкость мне на запястье.

Об этой жидкости рассказывали много всего, большей частью выдумки. Но я знала, что из нее делали, как топливо для мобилей, так и эссенцию для сведения веснушек, а еще….

– Так да или нет? – спросил рыцарь, втирая лекарство в кожу. Я замотала головой, стараясь отогнать навернувшиеся от боли слезы.

Дженнет капала живую воду в рану южанина, тот шипел сквозь зубы.

– Нет, вы не должны предо мной извиняться, – тихо ответила я, – Но я хочу услышать ваши извинения.

Получилось крайне бестолково, но рыцарь понял, отпустил мою руку и серьезно произнес:

– Прошу простить меня, леди Астер. Так?

Я едва не рассмеялась. Смех сквозь слезы, больше походил бы на истерику.

– Так то лучше, – заметив мою жалкую улыбку, сказал он, а потом поинтересовался: – Вы на самом деле могли спалить весь город к чертям собачьим?

Дженнет взяла поданный Этьеном бинт двумя пальцами, словно пыльную тряпку, понятия не имея, что с ним делать.

Я нехотя кивнула. Признаваться в том, что едва не утратила контроль над даром, не очень приятно. Но вместо того, чтобы ужаснуться, Оуэн вдруг улыбнулся.

– Напомните мне никогда не доводить вас до такого состояния, – сказал барон и повторил, – К чертям собачьим… Где вы нахватались таких выражений, графиня?

Я снова едва не рассмеялась и едва не расплакалась, хотя рука уже начала неметь. Этот рыцарь обладал интересной способностью выводить меня из себя, и одновременно заставлял радоваться этому, пробуждая странные и совершенно новые ощущения. Я была в Запретном городе, была до ужаса напугана, но, сидя напротив рыцаря, не могла представить себя ни в каком другом месте. И не хотела.

Я подняла взгляд, заметила запекшуюся на щеке рыцаря кровь и воскликнула:

– Вы ранены? – Протянула здоровую руку к щеке. – Нужно…

Но он перехватил мою ладонь, не дав до себя дотронуться. Совсем, как тогда в библиотеке. Но тогда я хотела дать ему пощечину, а сейчас…

– Не стоит, – совсем другим голосом проговорил Оуэн возвращая мне целительский набор. Веселье ушло из его глаз, сменившись привычным холодом. На меня снова смотрел тот, кого называли жестоким бароном. И это причинило куда большую боль, чем все раны на свете.

– Итак, у кого есть идеи? – рыцарь поднялся.

– Нужно обойти этот зверинец, – сказала Дженнет, побарабанив пальцами по грязному выщербленному подоконнику.

– Только не по дороге. Переберемся в соседнюю резиденцию, а потом, в следующую? – предложил Этьен. – Обойдем по широкой дуге и окажемся у них в тылу.

– Можно попробовать. – Кивнул Крис. – Ждите здесь, – бросил парень, направляясь к выходу.

– А ты…

– Куда направился…

Сказали мы с Дженнет одновременно. Мэрдок попытался выпрямиться, он не преуспел и снова облокотился на стену.

– Проверить, насколько глупа ваша идея.

– Мы можем пойти все вместе, – предложил Этьен, поднимая плащ.

– И вместе будем таскать раненого от столба к столбу и прикидывать, где сподручнее перекинуть? – Крис остановился, проверил, как выходит меч их ножен, открепил разряженный метатель от пояса и отдал южанину. – Лучше не теряй времени, перезаряди.

– Я не твой оруженосец. – Этьен не прикоснулся к оружию.

– Тебе до Жоэла еще расти и расти, – Оуэн убрал оружие за пояс. – Свои перезаряди. Если не вернусь через полчаса, – синие глаза задержались на мне, – Считайте, что я… – он нахмурился и недоговорив вышел из привратницкой. Звери за каналом заскрежетали, приветствуя добычу.

– Кто? – не поняла герцогиня, – Считать что он, кто?

– Недоумок, – ответил Этьен вытащил из-за пояса мешочек и порохом и бросил на подоконник.

Дженнет отошла от окна и со злостью пнула кучу тряпья в углу.

– Из-за которого мы здесь сдохнем, – оптимистично предрек южанин, и стал перезаряжать метатель.

– Вряд ли, – ответила я, и устало облокотилась на металлическую спинку стула. – Скорее вольемся в ряды местной аристократии, будем глазеть на приезжающих в Запретный город и шарахающихся от собственной тени посетителей.

Я обхватила плечи руками, холодная одежда липла к телу, руку дергало болью. Хотелось оказаться подальше отсюда, желательно там, где наливают теплый киниловый отвар, где трещит живой огонь, и никто не бросается на спину.

– Все плохо, да? – Герцогиня прислонилась к грязной стене.

– Да, – вместо меня ответил Хоторн.

Дженнет словно лишившись сил, опустилась, прямо на грязный пол, к мокрой ткани юбки прилип мусор и кусочки штукатурки.

– Девы, – пробормотала она, – Почему мы?

– А почему нет? – прохрипел Мэрдок, – Каждый год в Запретном городе пропадает до двух десятков человек. В этот раз судьба кинула кости нам.

Парень закрыл глаза, продолжая что-то бормотать, но теперь уже неразборчиво.

– У меня было столько планов, – ни к кому не обращаясь сказала Дженнет.

– Каких? Сделать блестящую партию? – не удержалась от шпильки я.

– Хотя бы, – огрызнулась герцогиня. – Можно подумать, ты мечтаешь остаться старой девой.

Я не стала отвечать, чувствуя, как начинают стучать зубы от холода. Напротив окна на полу валялась груда трухи, наверняка раньше бывшая столом. Или стулом. Зерна изменений, казалось, только и ждали, когда мой взгляд остановится на чем-то подходящем… Почти неосознанно, я шевельнула пальцами. Легкие, как лепестки цветка всполохи огня затанцевали по останкам мебели. К потолку потянулась тонкая струйка дыма.

Я поднесла пальцы к пламени, пытаясь согреться. За окном продолжало раздаваться железное лязганье. Надеюсь, твари там парад проводят, а не форсируют канал.

– Это не убежище, а один смех, – пробормотал Этьен, вглядываясь в окно. – Надо было дойти до того черного дома.

– Не сгорим? – спросила герцогиня, глядя, как огонь быстро перемещается на ножку сломанного стула. Дым скопился под потолком.

– Нет, – я снова шевельнула пальцами здоровой руки, и пламя, вытянувшись вверх, качнулось из стороны в сторону, словно ярмарочная змея под звуки флейты, – Нет, пока я рядом.

– Так и хочется сказать тебе гадость, – Дженнет протянула ладони к маленькому костру, дым еще минуту закручивался среди почерневших потолочных балок, а потом стал исчезать сквозь дыру в кровле.

– Не объяснишь, почему?

Этьен посмотрел на нас исподлобья, убрал метатели за пояс, обнажил меч и, как несколькими минутами ранее Крис, вышел из привратницкой. Правда далеко не ушел, а остановился за порогом. Звери снова оживились.

– Посмотри на себя? – сокурсница окинула меня презрительным взглядом. Она сидела на полу в грязи и все-таки продолжала смотреть свысока. Как это у нее получалось, ума не приложу. – Мокрая, грязная, а держишься так, словно ты не в Запретном городе, а на балу. Холодная и отстраненная, среди надоедливых поклонников.

Я отвернулась к огню, не зная, что тут можно сказать, что тут можно ответить.

– Вот опять эта сдержанность, которая так редко слетает с тебя. Каждый такой срыв для меня, как праздник, как в том учебном бою…

– Хочешь услышать нечто странное? – Огонь танцевал на сломанной мебели, и внутри стало гораздо теплее. – Я думаю о тебе то же самое. Ты слишком герцогиня для меня.

– Неужели? – девушка натянуто рассмеялась и я поняла, что она не поверила.

– Что смешного?

Дженнет резко оборвал смех.

– Ничего. Просто вспомнила, что ты дружишь с Миэр. – Девушка отбросила назад мокрые волосы. – С купчихой!

– Ты говоришь так, словно быть купцом – это как болеть болотной лихорадкой.

– Купчиха с сомнительной репутацией. Ты знаешь, что ее маменька лет десять назад сбежала то ли с управляющим, то ли с охранником, а может и вовсе лакеем?

Герцогиня внимательно посмотрела на меня, ища малейшие признаки удивления или смущения. Но я ее разочаровала, всего лишь пожав плечами.

Никогда не спрашивала подругу о матери, как раз потому, что сама Гэли избегала этой темы. Даже их домоправительница ни разу не упомянула имени бывшей хозяйки. Мне же было достаточно раз увидеть лицо подруги, когда кто-то хвастался гостинцами от матушки или новым платьем. Лицо, на котором сменяли друг друга зависть и тоска. Не думала, что за ее молчанием скрывалась тайна, полагая, что там скрывается боль. Девы, я была почти уверена, что миссис Миэр мертва. Поэтому и не лезла с расспросами. Леди надлежит быть тактичной.

Я не спросила ее о матери, она не спросила меня о женихе. Зачастую друзья не нуждаются в ответах.

– Ты не знала, – констатировала Дженнет. – Но даже сейчас тебе все равно. Ты бы продолжала с ней общаться и чужое неодобрение отскочило бы от тебя, как семена изменений от посвященного рыцаря. Ты уверена, что так и должно быть. И остальные волей неволей начинают думать так же. Вот за это я тебя и не люблю. За эту холодную уверенность.

– Тебе не нравится Гэли? – спросила я.

– Странно, что она нравится тебе.

– Если ты хочешь что-то сказать, говори, – я повернулась к сокурснице.

– Просто…

Этьен заглянул в комнату. Посмотрел на сидящего с закрытыми глазами Мэрдока, на замолчавшую Дженнет, меня, скривился и снова вышел на улицу.

Герцогиня молчала целую минуту, и я уже подумала, что продолжения не будет. В неправильном месте и в неправильное время мы начали этот разговор. Но, думаю, в другом у нас бы и не получилось.

– Я знаю, что ты не сжигала корпус магистра Маннока, – неожиданно произнесла девушка.

Пламя качнулась.

– Откуда? – Я снова повернулась к герцогине. – Если даже я этого не знаю? Я была последней, кто, кто уходил из лаборатории после занятий – это первое. Второе – в тот день я была единственной, кто работал с сухим огнем. Третье – я не обработала столешницу нейтрализующим раствором.

– Не спорю, – она скупо улыбнулась, разом становясь прежней леди Альвон Трид, – Но вот незадача, возвращаясь часом позже в тот день из библиотеки, я видела, как лабораторию покинул совсем другой человек.

– И причем здесь Гэли? Или она тоже его видела, но почему-то промолчала?

– Не надо, – Она покачала головой. – Ты ведь уже догадалась. Твоя подружка выскочила из корпуса сама не своя, растрепанная, в слезах, даже меня не заметила.

– Это ничего не меняет. – Я отвернулась. – С огнем работала я, а не она. Гэли могла просто не обратить внимания на…

– На начинающийся пожар? – скептически переспросила герцогиня, – Занялось через четверть часа, она должна быть слепой, чтобы не заметить, как вспыхнул стол.

Пламя выросло и лизнуло потолок привратницкой, выдавая мое волнение.

– Она могла не видеть огонь, только если его еще не было. Только если корпус сгорел не из-за твоей безалаберности.

– Если бы это было так, – привела последний аргумент я. – Ты бы давно рассказала об этом, хотя бы потому, что это бросит тень на Гэли. И на меня.

– Шутишь? – она встала и отряхнула юбку, – И сбросить с рук такой козырь? Видела бы ты, как ее перекосило, когда я всего лишь намекнула, что ее могли видеть в тот день. Думаю, она с кем-то встречалась. Жаль, что я не видела с кем.

– И этот кто-то тоже молчит? – я покачала головой, – Ты не можешь ничего доказать. В итоге все сведется к тому, что ее слова будут против твоих.

– Думаешь, вру? – почти весело переспросила герцогиня.

– Нет – немного подумав ответила я, – Ложь – это слишком грубо.

Нет, Дженнет не врала. Откровенная ложь – это скорее нонсенс, а вот исковеркать правду и вывернуть ее наизнанку вполне допустимо даже для аристократов. Вернее, это для них настолько привычно, что они и не замечают, когда такая однобокая правда срывается с губ. Как говорила гувернантка мисс Омули, мы должны уметь вовремя закрыть глаза, вовремя отвернуться и не заметить, как у графини Лорье оборвалась оборка на платье. Не заметить, как маркиз Туварин, налакавшись вина, свалился на пол, содрав со стены портьеру и укрывшись ею с головой. Он всего лишь споткнулся. Пусть останется в наших глазах неуклюжим, нежели пропойцей, хотя все знали, что он не поднимается с постели без глотка виски.

– Зачем тебе это все? – я подняла голову, рассматривая стоящую рядом Дженнет, – Шантажировать?

– О Девы, – вздохнула сокурсница с таким видом, словно, я сказала совершеннейшую глупость. – Шантаж – это так вульгарно. Что есть у этой лисы Миэр, чего я не могу купить?

«Я» – промелькнул в голове ответ, – «У нее была моя дружба.»

Была? Или все еще есть?

– Мне было достаточно того, что она вертится, как устрица на сковородке.

– Тогда зачем ты рассказала мне? – я опустила голову. – Почему скинула козырь?

– Сколько осталось до заката? – спросила Дженнет с горечью, – Часа три? Вероятность спастись тает с каждой минутой, – она шагнула к окну, и пламя качнулось вслед за девушкой. Усилием воли, я заставила его вернуться обратно. – Эти часы ты будешь думать о ней. О том, как она стояла в толпе рядом со мной, когда тебя отправляли отбывать наказание, прилюдно объявив вину. Стояла и молчала, хотя знала, как тебе плохо и могла прекратить это одним словом.

Я сжала ладони. Сейчас в комнате было тепло, но мне показалось, что внутри все покрылось инеем. Рука отозвалась болью, но я не обратила на эту боль внимания. Пламя тут же потухло, четное кострище покрылось былым морозным узором. Очередной переход от магии огня ко льду дался мне намного легче.

– Жаль, а я уже было подумала… – поднявшись вслед за девушкой, я прикрепила к поясу целительский мешочек.

– Что мы подружимся? – Дженнет обернулась, – Не смеши меня, Астер. Ничего не изменилось. Альвонам не нужны друзья. Только слуги.

Я услышала торопливые шаги, и через несколько секунд в привратницкую вернулся Крис в сопровождении Этьена.

– Ну? – нетерпеливо потребовала от него ответа Дженнет.

– Не, нукайте, леди, не запрягали. – С плаща Оуэна капала вода, собираясь на полу в маленькие грязные лужицы.

– Сможем уйти? – спросил его Этьен.

– Теоретически, да. – Рыцарь отстегнул от пояса флягу и глотнул воды. – Ограждение идет по всему участку, и везде такое же гостеприимно – горячее, как и ворота. – Он поднял руку, и я увидала, что рукав куртки опален.

– Демоны разлома, – выругался Этьен. – И чего бы этой вашей магии за столько лет не выветриться? Что больше никаких вариантов?

– С восточной стороны, к ограде вплотную примыкают конюшни, в соседней резиденции, тоже стоит какая-то пристройка. Между ними канал с водой. Глубокий. – Крис посмотрел на свой мокрый плащ. – Расстояние между крышами два с половиной метра.

– Мы можем перепрыгнуть, – оживился южанин.

– Мы, – Крис выделил слово голосом, – Можем. А они?

Оуэн посмотрел на меня, на Дженнет…

– Не говорите за других, барон. – Вздернула подбородок герцогиня. – Альтернатива еще хуже. Надо, значит, будем прыгать.

Взгляд Оуэна остановился на Мэрдоке.

– Не с раненым на руках.

– И ты позволишь двум юбкам и недобитку загубить свою жизнь? – Этьен сплюнул.

– Нет, – спокойно ответил Крис и вернул флягу на пояс.

– То-то. Идем, – Этьен повернулся к двери.

– Вы это серьезно? – спросила я.

– Только не строй из себя святую деву Искупительницу. Жить ты хочешь не меньше нашего, – ответила Дженнет.

– Но какой ценой? – громко спросила я.

Громко, чтобы заглушить внутренний голос, который настойчиво твердил, что останься Мэрдок здесь и мне вряд ли придется исполнить данное богиням слово. Скорей всего он умрет. Когда мы уйдем, маг останется совсем один, неспособный даже передвигаться. Рана, наверняка загноиться, если уже не начала, плюс сломанные ребра. Скоро сокурсник впадет в забытье и, наверное, просто уснет. Не самая плохая смерть, почти милосердная. А у нас появится шанс. У меня. И у Криса.

– Нам не привыкать платить по счетам! – Не выдержав моего взгляда, герцогиня отвернулась. – И пусть на этот раз цена высока…

– Ты сможешь оплатить это вексель? – перебила я. – Оплатить и называть себя магом, нет даже не магом, а хотя бы человеком?

– Только вот этого не надо, – зло ответила она.

– Пусть остаются если хотят, – бросил южанин через плечо.

– Может, я тоже хочу, – усмехнулся Оуэн, и я с облегчением выдохнула.

– Что?! – не понял Этьен, – Что ты несешь? Тот, кого называют «жестоким бароном», на деле оказался сентиментальным глупцом?

– Кто из нас глупец, еще вопрос, – спокойно ответил Кристофер, но это было спокойствие того рода, от которого хочется убежать без оглядки.

Пока мой папенька кричит и ругается неприличными словами, можно краснеть, бледнеть, расстраиваться, зная, что буря скоро стихнет. А вот когда он замолкает, когда цедит скупые слова едва слышным шепотом, тогда лучше убраться с глаз долой.

– Прорываться из Запретного города с двумя мечами и без магов? Тебя в детстве головой вниз не роняли? Нам нужны колдуны! Порознь у нас никаких шансов. Никаких сантиментов, голый расчет.

– И что ты предлагаешь? – выкрикнул покраснев южанин, – Выйти из ворот и снова пойти по дороге?

– Хотя бы.

– Мы дойдем до первого же моста, а потом нам оторвут ноги. И нечем больше будет ходить.

– Я все слышу, – отчетливо произнес в наступившей тишине Мэрдок и открыл глаза. – А вот вы, кажется, ничего уже не слышите.

Я повернулась к раненому сокурснику, чтобы попросить его помолчать, чтобы сказать, что надо беречь силы, что мы его не бросим… На самом деле, я сама не знала толком, что могла ему сказать. Повернулась и замерла. Хоторн оказался прав. Мы кричали и давно уже не слушали, не только себя, но и мир вокруг.

Кричали, не замечая, что железный лязг и грохот стихли, что звери больше не скрипят, не толкаются и не точат металлические когти о светлый камень мостовой.

Я посмотрела в окно, Дженнет охнула, Этьен что-то пробормотал, наверняка неприличное, Крис продолжал молчать.

Мостовая по ту сторону канала была пуста. Ни одой железной твари не было. Они все исчезли.

И в этой такой неожиданной пронзительной тишине мы услышали четкий монотонный звук.

Дзанг-дзанг, – так молот кузнеца ударяет по железу.

Дзанг-дзанг, – так подковы коней высекают искры из мостовой.

Дзанг-дзанг, – так железные набойки солдатских сапог отмеряют пройденный путь.

Эмери выхватил метатель, Оуэн обхватил рукоять клинка. Мы не отрывали взглядов от улицы за окном, желая поскорее увидеть источник звука и одновременно страшась этого.

Человек шел нарочито неторопливо, шел не скрываясь. Сапоги громко цокали, соприкасаясь со светлым мрамором мостовой. Черный плащ развевался за спиной, придавая незнакомцу сходство с гигантской птицей. Лицо мужчины оставалось в тени накинутого на голову капюшона. Солнечный луч отразился от рукояти висящего на поясе массивного меча. Я такие только в оружейной Академикума видела. Тяжелые полуторники, которые рыцари давно сменили на облегченные клинки.

– Кто это? – спросила Дженнет, вглядываясь в темную фигуру.

– Хозяин железного зверинца? – предположил южанин.

Незнакомец остановился на той стороне канала и посмотрел прямо на меня. Его взгляд проник сквозь ограду, сквозь стены, сквозь отбрасываемую строением тень. Словно он знал, что я здесь. Судя по вскрику Дженнет и сиплому дыханию Мэрдока, не одна я ощутила силу чужого взгляда. Чувство узнавания накатило на меня с новой силой. Кто-то когда-то уже смотрел на меня так.

– Выходите, – раздался гулкий, будто из бочки, голос.

Мы услышали его так, будто незнакомец стоял рядом.

Я вспомнила весенний разлив Иллии. Тающие в чирийских горах снега напитывали ручьи, те жирели, бурлили, сливались в речки, пенились и грохотали в ущельях. Они наполняли Иллию и та, как норовистая лошадь бесновалась скованная низкими берегами, переворачивала плоты, захлестывала мосты и разрывала цепи переправ, которыми пытались пленить ее люди. И пока не налаживали новые, мы переправлялись на лодках. Паромщик всегда кричал и ругался на гребцов или рулевого, внося больше сумятицы, чем порядка. Обычно он оставался на берегу и сложив руки рупором отдавал команды. Меня всегда поражал его зычный голос и то, что кричал он там, а мы слышали его даже на середине реки. Звуки над водой разносились очень далеко. Иногда казалось, что паромщик стоит прямо за твоим плечом.

Этот незнакомец стоял там, за оградой, за дорогой, на другой стороне канала, а его слова мы слышали здесь.

– Выходите, у вас не времени.

Мы переглянулись, ища поддержки друг у друга, ища на лицах ответ, ища решение, которого по сути не было. Либо мы подчиняемя, либо остаемся. Либо возвращаемся к спорам, либо идем вперед.

Мэрдок оперся за стену, пытаясь встать, и раза с третьего у него это получилось. Правда, его тут же повело в сторону. Я протянула руку, и парень чуть не опрокинул нас обоих. Опрокинул, если бы я не ухватилась за железную спинку стула.

– Ждите здесь, – скомандовал Крис, делая шаг к двери.

– Ждать? – удивилась я. – Чего?

– Минуту назад ты ратовал за совместное пешее путешествие по памятным местам золотых кварталов, – высказался Этьен.

– Это было до того, как объявился кандидат в проводники.

– Собираетесь выйти? – спросила Дженнет.

– Собираюсь, – отрезал барон.

– А что, если это он управляет железными тварями? Если он призовет их снова? – нахмурилась герцогиня.

– Если это он, – Крис остановился напротив дверного проема. – Если призовет… Наше желание или нежелание выходить никак этого не изменит.

– До заката два часа, – известил нас незнакомец, – Я уйду через две минуты.

– Я хочу выйти, – через силу сказал Мэрдок.

– Тебе впору ползти, – Дженнет стиснула руки. – Пусть уходит, а потом мы попробуем сами.

– Оставив меня здесь? – уточнил Хоторн, – Тогда для меня нет никакой разницы.

– Он не выглядит опасным, – сказал Этьен. – Объективно опасным. Уж с одним то мечником, мы справимся.

– Объективно опасный – это когда из носа идет пар, на голове рога, а с губ капает ядовитая слюна? – уточнила Дженнет, – А если он маг?

– Тогда эти стены нам точно не помогут, – пояснила я. – Скорее навредят, здесь слишком много изменяемых веществ, а труха на полу хорошо горит. Возможно, прозвучит глупо, но на мраморе мостовой, у нас больше шансов.

– Ты права, – кивнул Этьен. – Прозвучало глупо.

– Ждите здесь, – повторил Крис, – А я пока уточню, чего хочет столь любезный господин. Может, карту города нам продать, а может, в кабак приглашает.

Оуэн откинул полы плаща за спину и шагнул под лучи уходящего солнца.

– Опять этот баронишка на рожон лезет. И без меня, – все еще державший метатель южанин шагнул следом.

Мэрдок оперся на стену и двинулся к выходу. Но раненая нога подвела парня и он, зашипев, был вынужден снова схватиться за мое плечо.

Девы, я и не представляла, какие мужчины тяжелые. Помню, кормилица Туйма рассказывала, как третья леди Астер вытащила мужа из горящего сарая, да еще и лошадей выпустила. Я, тогда еще десятилетняя девчонка, восхищалась и гордилась прародительницей, не представляя, чего ей это стоило на самом деле. Не уверена, что могла бы повторить ее подвиг.

– Держись, – сказала я Мэрдоку и вместе с ним двинулась к выходу. Парень навалился на меня, но все же смог сделать шаг, а потом и второй…

– Астер, ты… – начала герцогиня, когда мы перешагнули порог и едва не свалились на заросшую сорняками дорогу.

Парни стояли у ограды, не решаясь прикоснуться к прутьям. Очень предусмотрительно. Они не могли выйти, а незнакомец не мог войти. Наверное, не мог.

– Где пятый? – спросил мужчина, все так же стоявший на той стороне канала. И все так же смотревший.

– Здесь, – догоняя меня, ответила герцогиня.

– Что непонятного во фразе: «ждите здесь»? – уточнил Крис, – Я что на другом языке изъясняюсь?

– Время уходит, как вода в песок, а вы препираетесь, – произнес незнакомец, правда довольно равнодушно.

– Какое тебе дело до нашего времени? – выкрикнул Крис.

Ему приходилось повышать голос, тогда как незнакомец, говорил едва шевеля губами. Мэрдок вдруг попытался выпрямиться, чтобы встать в полный рост, и я, конечно, не удержала сокурсника. Мы все-таки упали. Я на колени, а Хоторн почти плашмя.

– Меня попросили вывести из Запретного города студентов, а не задиристых дураков.

Я встала, юбка спереди была вся перепачкана землей и травой, хотя она и сзади была не чище. Хоторн снова стал подниматься, опираясь на дрожащие руки, как новорожденный жеребенок. Солнце уже коснулось пологого склона, луч, словно дразня нас, отразился от рукояти меча незнакомца. Почему меня не отпускает чувство, что я его уже видела? И кого меч или человека?

– Попросили? – уточнила герцогиня, ее голос сорвался, выдавая волнение.

– На коленях умоляли… если бы могли.

– Он… – прошептал Мэрдок, – Он… Меч!

Я поймала взгляд Хоторна. Что было в его глазах? Отчаяние? Решимость? Или стыд?

– И куда ты нас выведешь? – уточнила Дженнет. – В Разлом?

– Я отвечу только на один глупый вопрос, а потом уйду, – мужчина чуть повернул голову, кожа на щеке казалась темной, почти черной, словно он много времени проводил на солнце, или… Или носил маску. – Вы уверены, что хотите знать именно это?

Меч! Рукоять, по которой скользят лучи уходящего солнца. Рукоять без знака рода, хотя я бы очень удивилась, окажись незнакомец простолюдином. А с другой стороны, что я знаю о простолюдинах? А о мечах? Таких мечей много, они ледат запертые в старых арсеналах, старые, неповоротливые, в большинстве своем приговоренные к переплавке. Но этот…

Я вспомнила, где видела похожий клинок, массивное перекрестье, отполированное бесчисленными касаниями. Я мысленно вернулась в теплый класс, где монотонный голос магистра Ансельма повторял бесчисленные уложения этикета, погружая учеников в уютную дрему. Шуршали пожелтевшие страницы книг, ровные строчки сменились рисунком, скупыми отрывистыми линиями. Рисунок, на котором глаза задержались на миг, но этого хватило, чтобы запомнить. Этот меч отличался от той тысячи, что была выкована в прошлую эпоху. Этот клинок был первым, что погрузился в Разлом на две трети и закалился в его тьме. Сверкающая рукоять и черное лезвие.

Если я права, этот меч в последний раз видели десять лет назад.

Что такое десятилетие для меня? Для Криса? Дженнет? Целая жизнь. Десять лет назад мне было восемь.

Что такое десять лет для рода? Всего лишь мгновение.

Что такое десять лет для родового меча? Ничто.

Но я могла и ошибаться. Могла выдать желаемое за действительное. Я не оружейник, не кузнец, не летописец. И все же… Я художник, и подчас замечала то, чего не видели другие.

– Что выгравировано на вашем клинке? – громко крикнула я.

Все посмотрели на меня. Герцогиня даже зубами скрипнула, а вот Мэрдок наоборот с облегчением закрыл глаза и снова попытался встать, но не в полный рост, а на одно колено.

– «По праву сильного», – произнес незнакомец, и я снова ощутила тяжесть его взгляда. Взгляда, который заставлял спины сгибаться, а головы кланяться.

Этьен тут же убрал метатель и опустился на одно колено. Крис замешкался, правда, всего на мгновение, а потом вогнал клинок в землю и, склонившись рядом с южанином, эхом повторял слова древней, как мир клятвы:

Мы с герцогиня присели в придворном поклоне. На ее щеках горели два алых пятна. То ли от злости, то ли от смущения.

– Выходите, живо! Не заставляйте меня повторять, что у вас нет времени.

– Да, государь, – прошептала Дженнет, а парни торопливо поднимали Хоторна. Коснувшись прутьев решетки, я на миг ощутила знакомое тепло и распахнула калитку.

Уже не имело значения, появятся железные звери или нет. Потому что если появятся, наш долг охранять князя. Или умереть за него.

Это в идеале, конечно. Но такое случается только в балладах и легендах. Жизнь куда прозаичнее.

Наверное, со стороны мы напоминали ему мокрых потрепанных кутят, а не защитников. Мы торопливо перебирались через канал, разбрызгивая ледяную воду, стуча зубами от холода, цепляясь за камень и борясь с течением.

Крис выбрался первым, ухватил Мэрдока за руки и вытянул раненого, потом подал руку мне. В тот миг было ни до сантиментов и не до боли, что все еще терзала мое запястье. Этьен выбрался из канала и встряхнулся, как дворовый пес. Герцогиня вылезла, не дожидаясь помощи, и снова присела в реверансе перед темной фигурой в маске.

Если бы он носил золотой обруч…

Если бы мы встретили его в главном зале Эрнестальского дворца…

Если бы не оказались здесь…

Я посмотрела на высокую темную фигуру, на плащ, на край маски, что угадывался в отбрасываемой на лицо тени капюшона, и задалась вопросом: Неужели, человек – это то, что его окружает? Стул или трон, на котором он сидит? Меч, которым снимает головы? Забери все это, и что останется? Останется угрюмый незнакомец, которому не нашлось доли лучше, чем бродить по Запретному городу?

Мы даже не сразу его узнали. И даже не его, а меч.

– За мной, живо, – скомандовал князь и направился вниз по улице. Набойки каблуков издавали то самое «дзанг-дзагн».

Мы шли торопливо, иногда дико озираясь, оглядываясь на фасады домов, на кованые ограды, на потускнувшие от времени флюгера. Мы даже не сразу заметили, что вместо того, чтобы удаляться, спускаемся к самому центру города, вглубь золотых кварталов.

– Милорд, – позвал Этьен и остановился, чтобы отдышаться, Мэрдок, кажется, снова потерял сознание. – Куда… Куда мы идем? В горы?

– В горы вы уже не успеете, – Затворник тоже остановился и пристально посмотрел на ближайший дом, со светлыми стенами и снова пошел вперед.

– А куда, государь? – Южанин пояснил: – Мы за вами хоть в Разлом прыгнем, но…

– Но хочется знать, где и когда это будет? – закончил за него Крис и с улыбкой добавил, – Государь.

Дженнет с тревогой смотрела, как алый диск солнца медленно опускается за склон горы.

– Извещу, когда сочту нужным, – отрывисто ответил правитель, – А пока заканчивайте дергаться. Со мной вам здесь ничего не грозит. Но если хотите освободить меня от своего утомительного присутствия и рвануть в горы, задерживать не буду. – Он обернулся как раз в тот момент, когда Дженнет вглядывалась в одну из уходящий вверх улочек, такую же пустынную и такую же тревожащую воображение, как и все остальные. – Эта выведет вас к восточным кварталам, там у местных рынок и несколько кузниц.

– Милорд, я не… – она не знала, что сказать и за неимением лучшего снова склонила голову. – Мы благодарны вам за спасение, и магистры непременно узнают…

И тут он расхохотался, от души, будто ничего смешнее в жизни не слушал. Мы с герцогиней переглянулись, девушка закусила губу, а мне впервые стало ее почти жалко.

Мы все выглядели жалко и, наверное, смешно.

– Мне нет дела до ваших магистров, мне даже до вас нет дела.

– Тогда почему, вы пришли за нами? – спросил Крис, на этот раз опустив даже насмешливое «государь», – Кто вас умолял нас вывести?

– Тихо! – скомандовал затворник, подняв руку, а вторую положил на рукоять меча, продолжая вглядываться в темные окна домов, словно в пустые глазницы, за которыми давно не было глаз. – Быстрее! – И почти вбежал в переулок.

Парни тяжело дыша потащили Хоторна следом, я путалась в мокрой и тяжелой юбке, герцогиня бежала за Князем почти по пятам, словно боясь отстать. Мы быстро миновали высокий дом из серого камня, затем, обогнули флигель для прислуги, выскочили, на очередную круглую площадь. И тут я услышала, отдаленный металлический лязг и в панике оглянулась. Звери были близко, я не видела их. Пока не видела, но этот звук… Крис выругался, Мэрдок застонал и открыл глаза.

– Сюда, – произнес затворник, пересек улочку и вывел нас…

Я много ожидала от жилища князя, не в тот миг, а вообще. Среди уходящих в небо шпилей замков и резиденций знати, среди пустынных, шепчущих ветром улиц, на которых вполне могли разойтись две конницы, я ожидала увидеть…

Ну не знаю, как минимум дворец, как тот, что разглядывали, стоя на холме. А увидела…

Деревянный дом, показавшийся мне смутно знакомым. Потемневший от времени сруб, покатая крыша, распахнутые двери, рядом с которыми замерли вытянувшиеся лакеи. Двухэтажный бревенчатый котедж рядом с дворцами знати дом смотрелся, как телега рядом с мобилем.

Но эта телега, казалась на удивление знакомой… Что же сегодня за день такой? Почему я узнаю эти места, дома, улицы, на которых никогда не бывала? И, кажется, не я одна, потому что очнувшийся Мэрдок поднял ладонь, собирая на кончиках пальцев зерна познания.

– Не сметь! – рявкнул князь, и нас окружила его сила.

Она выплеснулась словно волна Зимнего моря, что неожиданно накатывает на берег раз за разом. Она оглушала, давила со всех сторон. Дженнет зажала уши руками, Крис пошатнулся и едва не уронил Мэрдока, а вот Этьен упал на одно колено, отпустив плечо раненого. Я пыталась вдохнуть, но это казалось невозможным, боль снова вгрызлась в руку, словно спущенный с цепи злой пес. И даже далекий железный лязг, словно нас преследовали старые рыцарские доспехи, захлебнулся.

«По праву сильного» – было выгравировано на мече Небесного война, что основал династию правителей Аэры. И это было правдой, князь всегда был сильнейшим. И даже если бы мы сомневались, кто перед нами, в этот миг сомнения рассеялись, смытые волной его магии, пока еще не оформленной в зерна, пока еще только готовой изменяться и изменять.

– Не стоит! – тихо повторил затворник, и сила схлынула, осела на землю, просочилась между камнями мостовой и исчезла. Мы смотрели на князя, я в ошеломлении, Крис с недоверием, Дженнет восхищенно, Этьен с завистью и лишь Хоторн едва не задыхался от боли. – Не в этом доме, леди и джентльмены. Здесь вам ничего не грозит, поэтому прошу придержать магию. И добро пожаловать, в Первый форт.

Он приглашающе взмахнул рукой. И оказавшись внутри, я поняла, что мне напоминает этот бревенчатый дом, почему кажется знакомым. Он очень походил на Илистую нору – первый дом Змея. Те же бревна, то же потемневшее дерево, тот же запах смолы и трав, те же массивные двери захлопнулись за спиной.

– Запереть, – отдал приказ князь и два лакея с готовностью подняли деревянный брус и вложили в скобки затвора. – Приготовить гостевые покои, к раненому позвать Цисси. Ужин подать в комнаты…

– Милорд, неужели вы лишите нас радости видеть вас за ужином? – Дженнет страдальчески улыбнулась, я почти поверила, что она и вправду расстроена.

– Если это все, что вы хотели узнать, то да, лишу, – затворник развернулся, намереваясь уйти.

– Государь, – Этьен выпрямился, когда двое лакеев подхватили бессознательного Мэрдока. – Что с нами будет? Вдруг поутру мы не захотим покидать этот гостеприимный дом или город?

– Очень не хотелось бы. – Князь смерил взглядом южанина, так мой папенька на рынке скакунов осматривает на предмет приобретения. – Если вы про магию города, то в моем доме она бессильна, во всяком случае, слуги не жалуются, когда гуляют по Эрнесталю, обычно назад недозовешься. – Один из лакеев позволил себе усмешку, впрочем, князь ее не видел, – Я очень рассчитываю, что поутру вы уберетесь отсюда. И мне больше никогда не придется никого спасать.

– Вы так и не ответили, милорд, – Крис оперся рукой о запирающий двери брус, провел пальцем по светлой, оставленной скобой на темном дереве, царапине и выпрямился. – Кто просил нас спасти?

Они смотрели друг другу в глаза. Черные сквозь прорези маски в синие. Оуэн был единственным, кому не нужно было задирать голову при разговоре с князем, единственным, кто был так же высок и мог смотреть глаза в глаза. И смотрел. В любом другом месте это сочли бы за вызов или тем паче оскорбление, за которым следовала опала. Здесь же…

– Хочу знать кому, кроме вас, обязан.

– Не любите быть в должниках, барон?

Лакеи потащили Мэрдока по лестнице на второй этаж, кто-то наверху принялся отдавать приказания.

– Ненавижу, – искренне ответил Крис и снова не добавил обязательное по этикету «государь» или на крайний случай «милорд».

– Считайте, что мне прислал весть один из ваших учителей.

– Один? – Оуэн поднял брови.

– Магистры заняты тем, – затворник усмехнулся, – Что орут друг на друга с тех пор, как две группы вернулись в Академикум в неполном составе. Виттерн устроил разнос, какая-то серая жрица его поддержала. Итог, они готовы за два часа до заката спуститься в Запретный город и попробовать найти пятерых учеников. Как говорил Йен, вы вряд ли уйдете далеко от вышки. Совет Академикума наложил на это вето, как и глава Магиуса, рисковать своей жизнью – одно дело, а рисковать пилотами дирижабля – другое. Кажется, Виттерн, как никогда пожалел, что не имеет крыльев. – На лице князя появилась улыбка, которая не затронула глаз. А может, так казалось из-за черной тканевой маски. – На этом бы все и закончилось. Но вмешался Миэр. Опять Миэр. – Улыбка стала злой. – Он готов срочно перегнать судно из Трейди и даже пилота нашел. Тот, как поговаривают, болен коростой, – затворник брезгливо отвернулся, – Но готов вести судно хоть в Разлом, если взамен ваши роды обеспечат его семью.

Фиолетово-алое закатное солнце легло на все еще укрытое тенью капюшона лицо затворника, уродуя его черты еще больше, чем это сделала авария, чем это делала маска. Солнце! Я резко повернулась к окну. Короткий день в горах заканчивался. Сердце хаотично забилось, что если вот прямо сейчас… Что именно должно случиться прямо сейчас, я представить не смогла, оттого испугалась еще больше.

– В этом месте вмешался я. Считайте это прихотью, или хитрым ходом с дальним расчетом, ведь когда-нибудь именно вы унаследуете немалые земли. А может, мне просто надоел балаган, что я видел. Считайте, как хотите…

– Где видели, милорд? – услышала я со стороны свой голос, но страх перед закатом вытеснил все, даже боль в руке, даже остатки воспитания, даже осознание того, что я хочу подловить своего сюзерена на лжи.

– В Оке Девы, – отрывисто бросил он.

И тут я отвела взгляд от окна и посмотрела на него. На черный плащ, на капюшон, на тень, в которой угадывались глаза. Две мысли, пронзили меня одновременно. Первая – артефакт! Он использовал для связи артефакт.

Я вспомнила об… артефакте. О своем артефакте, про который начисто забыла в этот день. Забыла именно тогда, когда он был так нужен.

А вторая мысль… Для нее не осталась места, она отступила полностью вытесненная первой и досадой. Она, конечно, вернется позже, а сейчас я потянулась к мешочку на поясе, где лежал камень рода Астеров. Камень, врученный мне отцом, как раз для таких вот случаев.

Дернула шнуровку мешочка, и почти коснулась его. В последний миг меня остановил ледяной голос, совсем, как несколько минут назад Мэрдока.

– Не стоит.

Я подняла голову. Все: князь, Дженнет, Крис и Этьен смотрели на меня. И их взгляды были разными. Герцогиня в нетерпении; южанин, как на досадную помеху, примерно, как Илберт на кухаркину дочку, что так старательно рассыпала поддон яблок на его пути; Крис пристально, словно надеясь разглядеть что-то новое, а Затворник… Он не то, чтобы злился, но чем-то я его раздражала. Его взгляд, был настолько тяжел, что хотелось присесть в реверансе и повторять: «Да, милорд», пока он не отвернется.

– Не стоит пугать родных больше, чем это необходимо, – произнес князь. – Коснетесь камня стихии, они всего лишь будут знать, что с вами беда. Всего лишь. – Он поднял затянутую в перчатку руку. – Но они не будут знать ни где вы, ни что с вами случилось. Они даже не будут знать, живы вы или мертвы. Так стоит ли пугать их сейчас, когда уже все закончилось?

Я заставила себя посмотреть ему в глаза, сжала пальцы, едва не плача от вспыхнувшей с новой силой боли. Князь прав. Он прав всегда, даже тогда, когда не прав.

Кольнули сожаление и досада, что не дала знать родным раньше. И одновременно с этим облегчение, что не придется делать этого и сейчас.

– Леди, – затворник едва заметно качнул головой, начав подниматься по лестнице, бросил через плечо: – Ради общего блага, я прошу вас не покидать Первый форт ночью, его защита… моя защита дальше этих стен не распространяется, – и с этим скрылся на площадке второго этажа.

– Разлом тебя побери, Астер, – прошипела Дженнет, бросаясь следом.

Этьен последовал за ней почти сразу. Крис еще раз провел пальцем по брусу и молча подал мне руку. А я молча вложила в его пальцы все еще подрагивающую ладонь. Мы поднялись тишине, полумраке и неровном свете масляных ламп, что горели вдоль лестницы, в коридоре второго этажа и даже где-то там за поворотом, от чего дом казался наполненным танцующими тенями. Солнце село, и улица погрузилась во тьму. Началась наша первая ночь в Запретном городе. Дайте девы, чтобы последняя.

На втором этаже нас встретил невозмутимый дворецкий, чем-то неуловимо похожий на Мура, то ли выражением лица, то ли выправкой. В дальнем конце коридора мелькнула грязная юбка Дженнет. Ни князя, ни Этьена уже не было видно.

– Прошу, леди, – он указал рукой на стоящую в глубине коридора девушку в чепце, и та присела в неловком поклоне, – Леа покажет вам комнату, а вы, сэр, следуйте за мной…

За его спиной начинался коридор с одинаковыми деревянными дверьми. Одна из них вдруг открылась, и на пол лег колеблющийся прямоугольник света.

– Дидье, мне нужна помощь! – раздался незнакомый голос, а за ним вскрик и полный боли стон.

– Мэрдок? – прошептала я и, оставив присевшую в поклоне девушку, направилась к двери. – Что с ним?

– Леди, – крикнул в спину дворецкий, или как там его? Дидье? – С ним целитель. В конце-концов, это неприлично, хоть вы объясните ей, сэр, – продолжал говорить он мне в спину.

Но Крис молчал, а я уже заходила в комнату. Целитель был здесь, вернее целительница. Молодая женщина, с забранными в пучок гладкими черными волосами, отчего ее скулы казались острыми, словно вытесанными из камня. Смуглая кожа южанки, зеленые глаза и горькая складка у рта, которая делала ее старше.

Один из лакеев, прижимал выгибающегося Хоторна к кровати, а женщина пыталась, срезать с него залитые кровью штаны, рубаха уже валялась на полу рядом с раскрытым целительским саквояжем. Кто видел один, видел их все, пузатые, потертые, в которых вечно что-то зловеще громыхало.

Женщина едва не оцарапала обнаженное бедро Хоторна, и я в замешательстве отвернулась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Может и не зря меня не пускали в спальню к Илберту, а с другой стороны, брат никогда меня так не смущал.

Я моментально пожалела о своем порыве. Что со мной? Один день в Запретном превратил меня в любопытную горничную?

– Не стойте столбом, – выкрикнула женщина, – Держите его, иначе он сам себе навредит.

Крис обошел меня и направился к кровати. Я услышала треск ткани.

– Не сметь! Отпустите! Ивидель! – неожиданно выкрикнул сокурсник. И я снова обернулась, не могла не обернуться, стараясь не смотреть на его тело, лучше уж разглядывать рану и подвижные руки целительницы. Она как раз набрала в инъектор прозрачную жидкость.

– Почему он так кричит? – спросил Оуэн.

– Уберите руки! Немедленно! Вы все не… – Мэрдок выгнулся, если бы я его не знала, то сказала бы, что парень напуган, сказала бы, что он в панике.

Целительница ввела иглу инъектора под кожу. Хоторн дернулся и тут же обмяк, бессильно вытянувшись поверх покрывала.

– Ох, – проговорила целительница. И я впервые уловила в ее голосе акцент, слабый, почти незаметный, и все же она чуть длиннее растягивала гласные, а согласные звучали мягче, приглушеннее. – Благодарю вас. Не знаю, что его так напугало, то ли пробуждение в незнакомом месте, то ли игла. Многие люди боятся уколов.

– Вы его исцелите? Или хотя бы… – я замялась и все-таки повернулась, женщина прикладывала чистую ткань к ране на бедре. – Сделайте так, чтобы он дожил до утра, завтра мы переправим его в Академикум.

– Вам незачем просить, – не поднимая головы, сказала целительница, – Вы гости хозяина, А он отдал четкий приказ. Я сделаю все возможное.

– И невозможное? – спросил Крис.

– И невозможное. – Женщина поджала губы. – Спасибо за помощь, а сейчас если вы позволите… – Она красноречиво посмотрела на вытянувшегося у двери дворецкого.

– Сэр, леди, – склонил голову тот, – Ваши комнаты готовы.

Я бросила взгляд на целительницу, которая обрабатывала рану, чутко прислушиваясь к дыханию раненого, на хмурого Криса, и вышла из комнаты.

Да, комнаты были готовы. Уютно трещал разожженный камин, драпировки закрывали окна и одну из полных лун, что взошла на темном небосводе. Спальня очень напоминала ту, в которую поместили Мэрдока. Накрытая покрывалом кровать, стол, стул, две низких кушетки, полка с тремя сиротливо жмущимися друг к другу книгами в темных переплетах и пять подсвечников, в которых едва слышно потрескивали зажженные свечи. Но очарование этого дома рассеялось в тот миг, когда я увидала старающегося вырваться Хоторна. Оно слетело с темных бревенчатых стен, как старая портьера. И внутри снова поселилась тревога, пока еще отдаленная, пока я еще могла от нее отмахнуться. Это все, что я могла сделать.

В отличие от спальни Хоторна, в моей напротив кровати поставили ширму, за которой обнаружилась бадья с водой. Холодной.

– Сейчас принесут камней из очага, – засуетилась Леа.

Девушка быстро, но немного неловко стащила с меня платье. Я была уверена, что слышала треск ткани, но решила не обращать внимания на пустяки. Чистая вода и возможность согреться и отдохнуть волновали куда больше.

Я забралась в воду и закрыла глаза, наслаждаясь тем, как ловко горничная моет мне голову.

– Какие у вас красивые волосы, леди. Белые, таких сейчас уже не встретишь. – Я молчала, но горничная и не нуждалась в ответе. – Я точно не встречала. – В ее голосе слышалась улыбка.

А меня снова кольнуло странное чувство, то самое, что я ощутила, когда князь говорил об Оке Девы. Словно что-то забыла, что-то важное, но это воспоминание, как жужжащее насекомое, все билось и билось о стекло памяти, но все еще оставалось снаружи, оставалось в тени.

– Леди, а почему вы не подогрели воду сами? – полюбопытствовала она. – Мне сказали, вы магесса?

– Кто сказал?

– Ну, все на кухне знают, что у хозяина в гостях маги.

– Ваш хозяин просил не применять силу в его доме, – ответила я, – Не я установила правила и не мне их нарушать.

Она говорила что-то еще, что-то еще спрашивала про платья, шляпки и кухню Энресталя. Иногда смеялась над моими ответами, и зачастую в них не нуждаясь, продолжая спрашивать дальше. Она хотела знать все, от модного в этом сезоне цвета чулок до вина, что подавали на приеме у первого советника.

Жаль, что ее голос нисколько не заглушал тревогу, а казалось, усиливал ее. Словно сквозь болтовню я могла не услышать… Чего?

– А тот молодой человек, в спальню которому вы ворвались, – вдруг спросила она и я снова различила в интонации даже не улыбку, а насмешку. – Кто он вам? Друг? Жених? Любовник? – На последнем слове она понизила голос до шепота.

– Хватит, – сказала я, приподнимаясь.

– Простите, леди, – торопливо заговорила горничная. Но вот странность, пусть голос и звучал виновато, насмешливость никуда не исчезла. А может, я просто искала черную кошку в черной комнате и, кажется, находила, – Я просто хотела…

– Можешь быть свободна.

– Но я должна вам помочь, должна вычистить одежду, подать ужин…

– Поди прочь! – повысила голос я.

– Простите, леди, – тихо повторила она, и спустя несколько минут хлопнула дверь.

Прополоскав волосы, я торопливо выбралась из бадьи и завернулась в полотенце.

Что со мной? Это всего лишь горничная, не в меру любопытная, не очень опытная, таких полно в каждом отеле, и если вы остались без собственной, будьте готовы к беспардонному любопытству и сплетням, будьте готовы к их неумелым рукам и неосторожным словам. В каждом бульварном романе, в каждой пьесе есть нетактичная неумеха, что вечно все портит. Так почему сердце так колотится?

Я вышла из-за ширмы. Девушка ушла и унесла с собой мою одежду, разложив на кровати сорочку и домашнее платье, рядом стоял поднос с остывающим ужином.

Это заставило меня почти пожалеть о своей резкости. Девчонка живет в Запретном городе, откуда ей знать, что таких вопросов не задают. Вряд ли к князю часто заглядывают гости.

Пора пить успокоительные капли матушки.

Следующий час, я старательно отгоняла тревогу, пытаясь понять, что же меня так беспокоит. Или кто? Князь? Слуги? Или это место? Что если прямо сейчас взять и сбежать? Найти Криса, Этьена, Дженнет, постараться вытащить Мэрдока. Я представила, как появляюсь на порогах их спален и говорю, что надо бежать. Они же отправят меня в целительский дом Ионской Девы скорби, голову лечить.

Помню снежный буран, что раз в несколько лет обрушивается на провинцию Ильяс. Белая мгла, когда ты не понимаешь где небо, а где земля, когда тебя со всех сторон окружает снег, а ты с трудом можешь различить кончики пальцев. Помню, как в Илистой норе застрял на три дня бургомистр Вейланд с дочерьми, помню, как завывал дующий с чирийских гор Хиус. Они тоже были вынужденными гостями Илистой норы, и тоже едва успели добраться до темноты. Но, просидев с нами под одной крышей трое суток, сбегать никуда не собирались, и не шарахались от горничных, хотя те тоже болтали без умолку. Слуги сами были готовы танцевать, когда семейство Вэйланд отбыло, и честно говоря, я присоединилась бы к этому танцу.

Так в чем разница? Пусть мы не Траварийской равнине, а в Запретном городе, но снежный буран не менее опасен для припозднившегося путника. Может, в том, что семейство Вэйлан чувствовало себя в безопасности за стенами Илистой норы, а у меня этой уверенности нет? Я не верю князю?

Ответа на этот вопрос не было.

Надевать одной рукой платье оказалось не легче, чем снимать его. Только-только притихшая боль в кисти, снова дала о себе знать. Платье оказалось велико, а про туфли горничная забыла, хотя забрала сапоги, и теперь я ходила босиком по пушистому ковру, и снова начинала злиться на эту Леа. Злиться было проще, чем бояться.

Аппетита не было, и ужин остался стоять почти нетронутым. Я в сотый раз отвела драпировку и в сотый раз посмотрела на белую Эо и пустынную улицу. Ничего не менялось. В конце концов, я достала книгу с полки, надеясь хоть немного отвлечься. На беду это оказался все тот же сборник уложений по этикету, только более старое издание. Стук в дверь раздался как раз в тот момент, когда я потянулась за второй книгой, и она полетел на пол.

Девы, я действительно напугана. Что угрожало мне в этой комнате?

Стук повторился, а потом дверь распахнулась. На пороге стояла простоволосая и босая герцогиня, в бледном домашнем платье. Совсем как я.

– Есть разговор, – она шагнула в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. На лице Дженнет был тот же страх, что и на моем, словно я смотрелась в зеркало. Не тот ужас, от которого бежишь сломя голову, а всего лишь испуг, сродни тому, что испытываешь, сворачивая в коридор и натыкаясь на темную фигуру, и в первый момент не можешь сообразить кто перед тобой: брат или призрак дедушки.

– Что… что случилось?

– Пока ничего. – Она выдохнула. – Свет в коридоре не горит, хотя слуги так и бегают. И как видят в такой темноте, не иначе как на ощупь ходят? Пока дошла, чуть не поседела. – Она натянуто рассмеялась. – Говорю, как моя бабка.

Я подняла книгу и положила на стол, около подноса с давно остывшим ужином. Присутствие герцогини в моей комнате странным образом успокоило, по крайней мере, бегать из угла в угол и каждую минуту выглядывать в окно больше не хотелось. То, что в одиночестве казалось едва ли не естественным, сейчас виделось совершенной глупостью.

– Что ты думаешь об этой Цисси? – вдруг спросила она.

– Ничего не думаю. – Я пожала плечами, вспоминая целительницу, но вместо этого пред глазами появился выгибающийся Мэрдок. – А почему я должна о ней думать?

– Потому что она любовница князя, – выпалила Дженнет и, надо отдать должное, покраснела, в первый раз на моей памяти.

– Даже если и так, что с того?

– Ты очень умело притворяешься дурочкой.

– Ты тоже, – парировала я.

Целую минуту мы смотрели друг другу в глаза, а потом она примирительно добавила:

– Мы не с того начали. Я знаю эту Цисси, – Дженнет скривилась, – Вернее не я, а маменька. Десять лет назад о ней судачил весь двор. Цецилия Оройе, она не просто южанка, она родом из степи за Саламандской пустошью. Кажется одна из дочерей тамошнего князя или хана, не знаю, как они там местных царьков называют. Владений с ноготок, а в князи лезут.

– Тебе не нравится она сама или ее происхождение?

– Все в месте, в комплекте так сказать. Она совершенно не уважает наши законы, представь себе, приехала учиться на целителя, хотя зачем это ей, ума не приложу, каждый день копаться в грязи, бррр. – Герцогиню передернуло.

А я снова вспомнила метавшегося по кровати Мэрдока, кровь на покрывале и искаженного от боли лицо. Грязь – это кровь, пот, слезы? Именно так. Что же меня задело? Выражение «копаться в грязи» или тон, которым оно было сказано? Но ведь если бы целительница этого не делала, сокурсник мог и не дожить до рассвета. До сих пор нет уверенности, что доживет. Интересно, а нас известят, если Мэрдок умрет? Надо было приказать информировать о любых изменениях. Или попросить.

Разве человек – это грязь? Я вспомнила оборванца, что украл у Гэли сверток. Он куда больше подходил под это определение. А Мэрдок? Не подходил? Говорят, что кровь у всех одинакового цвета…

Я вновь посмотрела на герцогиню, а ведь она даже не хотела никого оскорбить. Она на самом деле так думает. И самое неприятное, что до этого разговора я считала так же.

– Уж не знаю, где ее увидел князь и что разглядел, только он надумал, ни много – ни мало, жениться. Скандал был знатный, но остановить государя оказалось некому. Старый князь уже лежал в усыпальнице, к советникам молодой правитель, говорят, особо не прислушивался. И по всему выходило, быть бы чужестранке княгиней. Если бы не авария на дирижаблях, если бы не изуродованное лицо князя. Ни один целитель не смог излечить такие ожоги. Ходили слухи, что молодой правитель расколотил все зеркала во дворце, прежде чем сбежать в Запретный город.

– Очень занимательно.

– Занимательное началось позднее. – Не поняла моего сарказма Дженнет. – Эта Цисси, взяла и бросилась вслед за женихом, хотя ей объяснили не раз и не два, про эту землю, про исход людей, пожалели дурочку. Про силу князя, наверняка, тоже проговорились. В нее она уверовала или свои чувства, неведомо, но не послушала никого. Уехала следом и не вернулась.

– История любви достойная баллады? – Я присела на низкую кушетку, положив опухшую кисть на колени. Одно хорошо, разговор с Джиннет придал мое тревоге совершенно определенное направление, теперь я боялась не за себя. Не только за себя, за Оуэна, а еще… за Мэрдока. Нет, я не испытывала того ужаса, что заставлял силу огня выплескиваться, как в тот момент, когда опасность угрожала Крису, но все же… Я испытывала нечто иное и пока не знала что.

– История для доверчивых дурочек, что верят мужчинам до принесения брачных обетов, – отрезала герцогиня, отходя от двери. – Посмотри на нее сейчас. Кто она здесь? Не жена, не вдова, постельная девка, не больше.

– Пусть так, какое мне должно быть до нее дело?

– Князю пора жениться, – высказалась сокурсница. – На него давят советники, Академикум и даже серые. Сильнейшему роду нужен наследник.

– Думаю, там и без нас разберутся.

– Хватит притворяться глупее, чем ты есть. Ты прекрасно поняла, к чему я клоню. Князю нужна родовитая невеста. Угадай, чье имя назовут первым?

– Твое.

– И твое, – не осталась она в долгу.

– А еще Алисии, Мерьем и десятка два дворянок.

– Они второй сорт, – скривилась герцогиня. – Мы первые, наши роды древнейшие, если бы род Муньер не выродился, и будь в нем брачного возраста дочь, она бы стояла рядом.

– Ты мне словно зачет по генеалогии сдаешь. Пожалуйста, скажи, зачем пришла?

– Князю пора жениться. И я… – она собралась духом и выпалила, – И я хочу стать княгиней.

– Девы в помощь.

– Ты не понимаешь! Как я могу что-то предпринять, зная, что у него сейчас эта девка? Это будет оскорбительно, словно я заняла очередь за какой-то… какой-то… – она не могла подобрать слово. – Хозяйкой этого дома должна стать я!

– Что? – я вскочила, – Ты собираешься остаться здесь? – Неужели магия этой проклятой земли уже начала действовать? Я была уверена, что если что-то и случится, то оно случиться вдруг, по щелчку пальцев, а не так… так…

– Хватит говорить глупости, – отрезала она. – Я собираюсь стать княгиней и давать балы в Эрнестале. Поэтому повторяю свой вопрос, что ты думаешь об этой Цисси?

– Ничего, – снова ответила я. – Я о ней вообще не думаю.

– Понимаю, – задумчиво сказала Дженнет и вдруг села на соседнюю кушетку, – У меня к тебе предложение: заключаем мир, пока не избавимся от этой целительницы, а потом, как сам князь решит. Идет?

– Поправь меня, если я что не так поняла. – Здоровой я разгладила оборку платья. – Ты предлагаешь сообща избавиться от целительницы, а потом предоставить князю выбор жены? И как ты представляешь это «избавление»? Убьем ее, а тело прикажем прикопать во дворе? Или утопить в реке? Что ты хочешь с ней сделать?

– Не знаю. – Она дернула плечом. – Может, ей денег дать?

– А у князя ты ничего спросить не забыла? – Дженнет уже открыла рот, но я остановила ее взмахом руки. – Ты хоть представляешь, во что собираешься впутаться? Ты собираешься оспорить волю князя, а эта Цисси, как ты говоришь, здесь именно по его воле. Целых десять лет, пусть не жена, не вдова, но она рядом с ним.

– И что ты предлагаешь? – она нахмурилась.

– Лечь спать, вот что. Вряд ли князь возьмет в жены девушку, которая сует нос в его дела.

– А ты язва, девка змеиного рода. – Она встала, скрестив руки на груди. – Хочешь отправить меня спать, чтобы самой…

– Договаривайте, леди Альвон. – Я выпрямилась. – Что я, по-вашему, намереваюсь сделать. Прогуляться до спальни князя? Вы это хотели узнать?

– Я этого не забуду, Астер, – зло сказала она, подходя к двери, – А когда стану княгиней… – Она не договорила, вышла в коридор и хлопнула дверью.

– Девы, – проговорила я в пустоту и потерла глаза руками, хотя горничная… Моя горничная Лиди категорически запретила это делать, чтобы не портилась кожа, да и кисть снова заболела. Какой странный день и не менее странная ночь, которая еще не закончилась. Как там рассказывала жрица? Забьются в какую-нибудь нору и дрожат от страха, под утро забудутся коротким сном, а просыпаются с четким желанием обосноваться в этом благословенном краю?

Ну, в нору мы уже забились, от страха дрожим. Я, по крайней мере, дрожу. Что осталось? Осталось заснуть.

Я села к столу и открыла книгу. Нет, спать я не намерена. Даже если это очередное уложение этикета.

Но это оказалась книга о чирийском металле, сухие выдержки цифр, коэффициентов, года изобретения и портреты бородатых магов и оружейников.

«…иные свойства стали, названной впоследствии чирийской, по названию горного хребта, что проходит сквозь Разлом или „черной“, по цвету, что приобретает металл, отличаются от любых других, наносимых на оружие с помощью зерен изменений. Доподлинно известно, что к оным относится повышенная плотность структуры, металл становится практически неразрушимым (исключения см. таблицу температур плавления для доменной печи). Второй приобретаемой особенностью закаленного в Разломе металла становится способность узнавать „руку его держащую“ и оставаться неподвластным никакой иной силе…»

Я подняла голову от пожелтевших страниц. Показалось или по коридору только что кто-то прошел? Прислушалась. Вроде тихо. Даже если и прошел, что с того? Это не мой дом и его обитатели не обязаны отчитываться о каждом шаге. Мало ли чем заняты слуги, камин надо затопить, или золу прибрать.

«… впервые черный металл был взят на вооружение элитных войск при Симеоне третьем, а до того дня оставался привилегией знати…»

И до сих пор остается по большому счету. Элитные воска – это вам не набор рекрутов из деревень. Именно из этих элитных войск в последствии появился институт Серых псов.

«…после прорыва дюжины демонический созданий на Траварийскую равнину в тридцатом году от образования Разлома была отмечена исключительная разящая способность супротив созданий тьмы …»

За дверью что-то тихо зашуршало, словно кто-то разворачивал покупки из новенькой хрустящей бумаги. Или провел когтями по деревянной створке. Я вскочила, выставив перед собой книгу, словно щит. Стул упал. Все звуки исчезли, осталось только мое дыхание, стук сердца и колебание пламени свечи. Огонь – мой друг, готовый в любой миг протянуть свою разрушающую руку помощи.

Минута уходила за минутой, тишина оставалась тишиной, больше никакого хруста, и я медленно опустила книгу, которую сжимала все это время.

– Нет, это совершенно невозможно. До утра я просто сойду с ума, – прошептала я, положила книгу на стол, взяла со стула пояс с рапирой и ингредиентами. Стараясь не думать о том, как это будет расценено слугами или князем, я с трудом одной рукой застегнула его поверх домашнего платья. Пора заканчивать с истерией.

Легко сказать «пора заканчивать», на деле же я несколько минут топталась перед дверью, прежде чем решилась потянуть за ручку и, затаив дыхание, выглянула в коридор. Там никого не было. Лишь колышущаяся за кругом света темнота. Значит, Дженнет не соврала, светильники уже погасили. Я вернулась в комнату и взяла подсвечник. Качнувшееся пламя вернуло мне уверенность.

Дерево пола оказалось на удивление теплым и приятным для босых ног. Я оставила дверь открытой, вышла в коридор и прислушалась. Поскрипывали половицы, трещал фитиль свечи, где-то за стенами завывал ветер. Я подняла свечку выше, но коридор оставался пуст.

Несколько метров, что оделяли эту часть дома от той, в которой поселили парней, я проделала на цыпочках, оглядываясь через каждый шаг. И лишь остановившись перед нужной дверью… Кажется нужной, в темноте они все казались одинаковыми. Оглянулась на все еще открытую дверь своей спальни. Эфес рапиры стукнулся о ручку. Звук показался мне оглушительным и вместе с ним немного знакомым, это царапающее касание. Неужели кто-то так же стоял перед моей дверью? Кто-то с оружием, которое скребло по дереву?

Я торопливо постучала. Никто не ответил. Постучала снова и потянула дверь за ручку…

А вы замечали, как нормы поведения, прививаемые с рождения, словно растворяются в темноте и тревоге?

В комнате горел свет. Мэрдок лежал на кровати до пояса укрытый одеялом, грудь перетягивали белые повязки. Целительница, еще минуту назад сидевшая в кресле у кровати, вскочила. И за миг до того, как она узнала меня, в ее глазах я увидела… Нет, даже не страх, я увидела готовность сражаться.

– Леди, – проговорила она едва слышно, убирая правую руку за спину.

– Простите за вторжение, – я подошла к постели сокурсника, в желтоватом свете его лицо казалось восковым. – Скажите, как он?

– Жив, – ответила она. – Рану на ноге я зашила, если не тревожить, быстро заживет, а там уж будет зависеть от него. Сможет разработать мышцу – будет ходить лучше прежнего, станет себя жалеть – останется колченогим. Сломано три ребра, но внутреннего кровотечения нет, просто разбит нос и выбито два зуба, отсюда кровь изо рта. Грудную клетку я перетянула, в ближайшее время будет больно дышать, но если не добьют, жить будет.

– К-к-кто добьет? – не поняла я.

– Это я образно. – Она натянуто улыбнулась и добавила: – Даю вам слово, я отсюда никуда не уйду и никого к нему не подпущу. Буду сидеть до утреннего дирижабля.

– Спасибо… Утреннего дирижабля?

– Дидье предупредил, что завтрак подадут раньше, потому что за вами прибудет дирижабль из Академикума. Разве вам не сказали?

– Нет. Еще раз спасибо, – я замялась, не зная, что еще спросить, вроде все узнала, оставалось только вернуться в спальню, но вопреки всему уходить не хотелось.

– Он вам дорог? – тихо спросила Цисси.

Тот же вопрос, что задавала мне горничная. Тот же и совершенно иной.

– Не хочу, чтобы он умер, – ответила я и тут же поняла, что сказала правду. Я не хочу, чтобы Мэрдок умер, потому что он не виноват. Не он принес клятву богиням, не он обменял свободу на жизнь отца и брата, он всего лишь оказался некстати с этим своим предложением, и даже сперва не он, а его опекун. Он предложил, а я согласилась. Отец и я, как бы не хотелось в этом признаваться.

И теперь я испытывала угрызения совести за то, что исподволь желала ему смерти, просто потому, что так было бы проще.

– Иногда это очень много, – ответила целительница, садясь обратно в кресло, – Не желать кому-либо смерти. Идите спать, леди, не стоит бродить по коридорам в одиночестве.

– Но разве в Первом форте небезопасно? Нам здесь что-то грозит? – спросила я.

– Не больше чем в остальном городе. – Она отвела взгляд от моего пояса с оружием. И это сказало мне больше любых слов. Ее взгляд, а еще скальпель, все еще зажатый в ее правой руке. – Но раз хозяин дал вам свою защиту, значит, он ее дал. Его приказы не обсуждают. Идите спать.

Она перевела взгляд на огонь в камине, а я несколько минут боролась с желанием попросить разрешения остаться. Даже мелькнула мысль попросить ее осмотреть мою руку, но… Что-то остановило меня. Не думаю, что с кистью, что-то серьезное, она почти не беспокоила меня, находясь в покое, боль возвращалась урывками, стоило, пошевелить пальцами или сжать эфес шпаги, как я сейчас.

И дело было не в Мэрдоке, а в том, что мне не хотелось оставаться в одиночестве. Не этой ночью, не в этом месте. В пустой комнате я была один на один со своими страхами, а выдуманными или нет, сейчас не так важно.

Но я промолчала. Она тоже, так и не предложив мне остаться. Раз хозяин Первого форта дал нам защиту… А что он дал ей? Судя по блеску стали в руке, ничего.

Дверь закрылась за моей спиной. Коридор все так же тонул в темноте, и лишь пятно света в дальнем конце обозначало дверь, из которой я вышла.

– Глупость какая, – тихо проговорила я, – В доме настолько безопасно, что лучше носить оружие и не бродить по ночам, но с другой стороны, раз вам дал слово хозяин, можете лечь спать, а мы пока скальпели наточим.

И тут… кто-то захихикал. Именно так. Кто-то слышал мой тихий монолог и нашел его забавным. Только вот у меня от этого смеха чуть не остановилось сердце. Старая Грэ так же хихикала, когда играла ведьму на празднике в честь Посвящения Девам. Детишки «умирали» от ужаса.

Я вздрогнула, повернулась на звук. Увидела деревянный пол, стены и ручки дверей, что в темноте казались мне совершенно одинаковыми.

По голым ногам пробежался прохладный ветерок, словно где-то дальше открыли окно, и… И в этот миг дверь моей спальни захлопнулась, оставив меня в темноте. Пламя свечи заколыхалось, и я прикрыла его опухшей рукой, стараясь не обращать внимания на боль и на то, как заходится сердце.

– Эй, там кто-то есть? Прекратите немедленно, – потребовала я и едва не добавила: «князь дал нам защиту», прозвучало бы это примерно так же, как «папенька не велел озорничать».

Снова раздался смешок, и все смолкло. Я сделала несколько шагов по коридору в направлении своей спальни. Услышала тихий шорох, развернулась, поднимая свечу повыше, и поняла, если она сейчас потухнет, то я применю магию, пусть это будет и невежливо. Сегодня мне было наплевать на вежливость. Я устала быть вежливой. Устала от этого дома, от его обитателей, от тревожащей ночи за окном. Хочу назад в душные классы к пыльным библиотечными фолиантам и чернилам.

В дальнем конце коридора мелькнул огонек, словно кто-то, так же как и я, шел со свечой.

– Простите! – позвала я, – Эй! – и тут же узнала силуэт. – Этьен, подожди!

Парень повернул голову, и его свеча вдруг потухла так же неожиданно, как и зажглась.

– Этьен! – позвала я, сделал шаг, остановилась и вдруг ощутила чужое присутствие. За спиной кто-то стоял. Я видела его горбатую тень в трепыхающемся круге света, что ложился у босых ног. Почувствовала, как от чужого дыхания шевелятся волосы на затылке.

И поняла, что сейчас заору, совсем, как Аньес, которой в очередной раз показалось, что за окном кто-то есть. Заору, и пламя коснется деревянных стен, осветив коридор словно ясным днем.

И пусть сюда сбегутся слуги, пусть даже спустится сам затворник…

Пусть на меня посмотрят, как на скорбную умом…

Все равно. Сейчас я буду кричать, если смогу набрать в грудь воздуха, если только смогу…

Снова раздался смешок, и я не выдержала. Не смогла. Бросилась к ближайшей двери, ударила, рукой, взвизгнула от боли, пнула ногой. Вместо крика с губ сорвалось, что-то похожее на икоту.

Через один бесконечный миг дверь распахнулась, в пламени свечи, я увидела лицо Криса и едва не расплакалась от облегчения. Бросилась ему на грудь, невпопад приговаривая:

– Слава Девам, это ты… Слава Девам…

Воск из наклонившейся свечи закапал рыцарю на рукав рубашки. Эх, видела бы меня сейчас, маменька! Да, даже если бы видела, ничего бы не изменилось. Наверное, у каждого наступает момент, когда условности и нормы, что казались такими правильными, видятся полной нелепостью. Возможно, так на самом деле выглядит взросление. Или сумасшествие. Хотя мне всегда казалось, что первое, мало чем отличается от второго.

– Что ты здесь… – начал он, но я перебила:

– Там кто-то стоял! Кто-то… – Я обернулась.

Коридор за спиной был пуст. Никаких смешков, ветра и горбатых теней. Обычные стены, пол и потолок укутанные темнотой.

– Там кто-то был, – выкрикнула, словно этот кто-то немедленно должен был устыдиться и выйти на свет.

– Тихо! – скомандовал барон, схватил за руку и втащил в комнату.

Дверь захлопнулась. Парень поднял руку и затушил мою свечу, оставляя нас в полной темноте.

– Там и в самом деле кто-то был, – прошептала я.

– И ты решила его развлечь своим обществом?

– Нет, я…

– Разве тебя не учили, не бродить по ночам в чужих домах?

– Нет, я…

– Я так и понял, что нет.

– Кто-то царапал мою дверь, – наябедничала я.

Глаза постепенно привыкали к темноте, я и разглядела едва тлеющие угли в камине, стул, стол, на котором тоже стоял поднос с ужином, кровать со смятым бельем.

– В мою тоже, но вместо того, чтобы открыть этому «кому-то» я придвинул к входу сундук, пусть скребется на здоровье, если когтей не жалко. – Крис отступил, оглядывая меня с головы до ног, с растрепанных волос, до босых ступней.

Я опустила взгляд и увидела, что он тоже без обуви.

– Хотела проведать Мэрдока, – оправдывалась я, хотя прозвучало так себе.

Страхи снова отступили, словно напуганные чужим присутствием. Нет, не отступили, а притаились, чтобы наброситься с новой силой, как только я останусь в одиночестве. Может, и в самом деле в дом целителей заглянуть, микстуру от лишних мыслей выпросить, говорят, есть такие.

– Проведала?

– Да, я…

– Рад за тебя, ну и за него само собой. – Он отошел к окну.

– Крис, ты невозможен, – наконец высказалась я и даже топнула от избытка эмоций.

– Точно, поэтому самое время вернуться к себе и выспаться, завтра нам понадобятся силы, чтобы выбраться отсюда.

– Завтра за нами прибудет дирижабль Академикума.

– Я тоже надеюсь на это, но…

– Да, нет же. – Я поставила подсвечник на сундук рядом с дверью и обхватила здоровой рукой больную. – Целительница сказала, что точно прибудет, поэтому завтрак распорядились подать раньше.

Оуэн развернулся и несколько секунд пристально смотрел на меня.

– То есть даже слуги в курсе, что нас отсюда заберут?

– Да, – я переступила с ноги на ногу, как-то неуютно мне было под его взглядом.

– Очень интересно. А к какой вышке он прибудет, слуги не сообщили?

– Не знаю. Что тебе не нравится? По-моему надо радоваться.

– Давай, начинай. – Он взмахнул рукой, посмотрел в окно, а потом попросил: – Только сперва подойди.

– Крис, я…

– Ивидель, прошу тебя, подойди ко мне.

Вот чего-чего, а этого я точно не ожидала. И даже отсоветовала себе радоваться раньше времени, уж больно хмуро он смотрел. Первый шаг, второй… Я обошла кровать и остановилась напротив рыцаря. Эо, самая маленькая из лун, почти не видная из этого окна, лишь слегка разгоняла ночную тьму, делая наши лица похожими на кукольные.

– Что ты…

Но он снова не дал мне договорить, лишь молча отступил на шаг и, указав рукой на окно, спросил:

– Что ты видишь?

«Тебя» – хотела ответить я, так как взгляд упорно возвращался к рыцарю. Что там могло быть нового за окном, если я выглядывала в него пол ночи? Ничего.

– Наводит на раздумья, – между тем сказал Оуэн и я, наконец, сосредоточилась на ночной улице.

В отличие от моего окно Криса выходило на другую сторону дома. Здесь был разбит небольшой садик, причем разбит не в прошлом веке, а как минимум одну зиму назад. Клумбы обнесены гранитными камнями, черная земля завалена прошлогодними листьями, кусты укрыты мешковиной, лавочку тоже красили, пусть и давненько, а вот засохшее дерево не мешало бы спилить…

Это было похоже на падение, когда долго бежишь в гору, а потом падаешь и никак не можешь отдышаться. Воздух со свистом проходит в легкие, кажется, его так мало, кажется, его нет совсем.

Дерево… Высохший до белизны ствол, корявые торчащие к небу ветки, так похожие на спицы или когти какого-нибудь механического чудовища. Я уже все это видела, как и Первый форт. Как Илистую нору, на белом камне которой стояла такая же коряга. И пусть ее сучки были иными, путь два или три склонялись до земли, тогда, как здесь все ветви смотрели в небо. Они были слишком похожи, чтобы отмахнуться от этого сходства.

– Меня не оставляет мысль, – продолжал говорить Крис. – А что если, дирижабль с этим вашим Виттерном все же спускался в Запретный город? Но мы ушли. Нас увели.

– Что? – не поняла я, – О чем ты говоришь?

И тут поняла, куда указывал рыцарь. На что. Ему не было дело до старого выбеленного временем ствола, и он никогда не был в Илистой норе и не мог отметить сходства. Рыцарь указывал на стоящую чуть дальше за оградой вышку для швартовки дирижаблей.

– Да я и сам не знаю, о чем. – Он опустил руку и потер глаза. – Глупо звучит, да? Ну, есть у князя есть вышка, больше бы удивило, если бы ее у него не было. Просто рассуждаю, брус еще этот… Почему, мне кажется, что князь не сказал нам всей правды по поводу путаницы в Академикуме?

Знаете, когда кто-то другой озвучивает твои тайные сомнения, это заставляет радоваться. Хотя бы тому, что ты не одинок в своем сумасшествии. Он тоже сомневался, но в отличие от меня, не боялся сказать вслух.

Что нам сказал затворник? На что я обратила внимание, но потом позабыла? Что видел государь в «оке девы»… Но ведь.

– Князь соврал, – выпалила я и даже зажмурилась от собственной смелости.

– Поясни, – потребовал рыцарь.

– Око девы слепнет, если направить его туда, где есть другое «око». А в Академикуме оно есть. У Миэров тоже. Князь никак не мог узнать, что отец Гэли предоставил дирижабль.

– Значит, князь соврал, – констатировал рыцарь. – Не даром чертов брус не выходит у меня из головы.

– Что за брус и что с ним не так?

– Брус, которым заперли двери Первого форта. С ним все так. – Оуэн рассеянно запустил руку в волосы. – Старый, добротный, тяжелый, как демон знает что. Вот только на двери одна скоба чуть выступает, то ли у кузнеца рука дрогнула, то ли приладили не так. Она царапает брус.

– И что? – не поняла я.

– А то, что царапина там только одна и оставили ее сегодня на моих глазах. Это значит, что Первый форт никогда до этого не запирали. Это сделали впервые и, кажется, специально для нас, иначе дерево давно бы стерлось. А теперь прибавь к этому, завтрашний дирижабль, и если ты все еще будешь сомневаться, что нам врут, то я просто не знаю что и сказать. – Он развел руками. – Разве что позавидовать. У меня от мыслей голова пухнет.

– У меня тоже. – Я даже пощупала затылок здоровой рукой, но ничего кроме распущенных волос не нащупала.

О девы, я стою в мужской спальне, простоволосая и босиком и кажется, рассуждаю, врал ли нам Князь!

– Все решится утром, – вздохнул Крис. – Когда мы увидим, куда именно пришвартуется дирижабль Академикума. Буду очень удивлен, если на ту же вышку, что и раньше, скорее бросит швартовы здесь. – Он снова посмотрел в окно.

– Почему он не может пришвартоваться здесь? Мэрдока не придется через пол города тащить.

– Может, еще как может. Но тогда вырисовывается странная картина. Сперва князь узнал, что в Запретном городе остались с ночевкой студенты, потом магистры узнали, что мы заночевали в Первом форте, куда и пришлют поутру дирижабль. Все вокруг все знают. Только нам не говорят. У князя есть канал связи с Академикумом? Ты же не веришь в таких быстрых почтовых голубей? Скорее уж ястребов. Телеграфа здесь нет…

– К-какого графа? Я не знаю рода Теле.

– Не важно.

– Раз это важно для тебя, значит важно и для меня…

– Ивидель, прекрати, – попросил он.

– Что?

– Прекрати смотреть на меня так, словно я только что убил дракона и бросил голову к твоим ногам.

А я продолжала смотреть. На простую, кажущуюся серой в лунном свете рубаху, рукав которой был заляпан воском, на растрепанные волосы, на упрямо сжатые губы.

– Не могу, – прошептала я и тут же испугалась этого шепота, потому что он был слишком правдив, потому что это совсем не то, что надлежит говорить джентльмену. Но, как я уже говорила, в ту ночь, все мои принципы трещали по швам, не скажу, что летели в бездну, но вплотную к ней приблизились.

– Этому взгляду очень трудно сопротивляться, – Крис сделал шаг вперед, становясь почти вплотную ко мне. Синие глаза в темноте казались черными. – Но, Ивидель, я не герой баллад. – Губы скривила горькая усмешка. – Я даже не особо хороший человек, скорее уж наоборот, нехороший. И если все вскроется, если люди узнают, вряд ли отделаюсь виселицей. – Я отступила и замотала головой, он говорил какие-то невозможные глупости, которые я не хотела слушать. – Скорее мне грозит четвертование. Одно радует к моменту приведения приговора в исполнение, жрицы уже вывернут меня наизнанку. И я уже буду не я.

– Это неправда, – упрямо сказала я, делая очередной шаг назад, – Ты говоришь это специально, чтобы я…

– Что бы ты что? – с любопытством спросил рыцарь.

Я сделала еще шаг назад и поняла, что отступать больше некуда. Прижалась спиной к стене рядом с окном и смотрела Крису в лицо. Рыцарь поднял руку, его ладонь замерла напротив моего лица, а потом уперлась в стену над головой.

– Что бы я…

Какого ответа он ждет? Не важно у меня нет никакого.

– Я дал слово не касаться тебя, – непонятно кому напомнил он и уперся второй ладонью в стену.

Целую вечность мы смотрели друг на друга, как герои в каком-то дешевом водевиле, которым нужно сыграть любовь. Правда зритель все равно им не верит. Он видит жеманные жесты актрисы, неловкие движения героя, видит пот, от которого начинает блестеть театральный грим, видит, как «влюбленный» неосознанно морщится за миг до того, как накрашенные губы актрисы коснуться его кожи… Наверное, это и правильно. Потому что нельзя сыграть бесконечность взгляда, что длится лишь миг. Взгляда, от которого внутри становится жарко, хотя ты никогда и никому в этом не признаешься. И пусть такой огонь не способен поджечь даже листа бумаги, но я сама могу сгореть в нем без остатка. И весь вопрос в том, сгорю я одна, или рядом будет он.

– Зато я такого слова не давала, – едва слышно прошептала я, встала на цыпочки и прижалась губами к его рту.

Всего лишь прикоснулась. Неуверенно. Легко. Сладко. Всего лишь мгновение, за которым могло ничего не последовать. Не должно было ничего последовать, но… Его губы шевельнулись, раскрываясь навстречу моим, и легкость обернулась чем-то иным, чем-то обжигающе-горячим, чем-то притягательным настолько, что остановиться было немыслимо.

Его губы звали за собой, а я следовала. Подняла руку, провела по затылку, плечам, ощущая, как под пальцами напрягаются мышцы, как он едва сдерживается. Есть в этом что-то невыносимо притягательное. Власть, пусть кажущаяся эфемерной, власть над мужчиной, которую я ощутила впервые. Любая власть сладка, а та, что имеет привкус запрета, та, что в любой момент может ускользнуть из рук, слаще вдвойне.

Я забыла про воспитание, про Запретный город, про Мэрдока, князя, Дженнет с ее планами, даже про боль, которая вгрызалась в ладонь.

Крис завладел моими губами, заставляя их раскрыться, касаясь каждой языком, проникая все глубже. Я не могла шевельнуться, не могла даже глотнуть воздуха. Сейчас такая мелочь как дыхание казалась совсем неважной.

Важным был мужчина, его губы, заставляющие меня испытывать что-то невообразимое, заставляя чувствовать покалывание во всем теле. Оно зарождалось где-то в затылке, бархатом касалось кожи. Ткань платья сразу показалась мне грубой и неуместной.

Невзирая на боль в руке, я провела ладонями по плечам, спине Оуэна. Зарылась пальцами в волосы на затылке. Его кожа была горячей, мышцы твердыми. Рыцарь был словно отлит из металла…

В какой момент все изменилось? В какой момент запретная игра вдруг перестала быть игрою, а обернулась чем-то опасным? Когда наши языки сплелись? Или когда Крис вдруг зарычал, словно дикий зверь, и навалился на меня всем телом, еще больше прижимая к стене? Или когда я оторвалась от его губ и стала хвать ртом воздух, будто не могла надышаться?

В любой из них. Это просто перестало быть игрой и все. А возможно, никогда ею и не было.

Я ощущала прикосновение его тела: ног, бедер, живота, груди… И вдруг поняла, как мало на нас одежды. И как приятно мне это ощущение. Я была в ужасе, но не могла его оттолкнуть. И не хотела.

Крис все сразу понял, прочел это в моих глазах и, склонившись к самому уху, прошептал:

– Трусиха.

Вопреки всему его голос оставался ласковым. Он искушал, провоцировал. Меня так и подмывало возразить. Вот только если я скажу «нет», скажу, что не трусиха… Потом мне придется все время говорить «да». Я просто не смогу сказать ничего иного.

Я боялась не Криса, а себя. Боялась того, что сама не хочу останавливаться. Должна, но не хочу. Я желала прыгнуть в бездну, держа за руку этого мужчину.

Как там сказала Дженнет? История для доверчивых дурочек, что верят мужчинам до принесения брачных обетов? Очень похоже на то, что происходило сейчас со мной.

– Тебе лучше вернуться к себе в комнату, – прошептал он, отстраняясь, – Для тебя лучше.

Рыцарь опустил руки и несколько раз вдохнул – выдохнул.

– Идем, я провожу, а то опять куда-нибудь забредешь. – Крис подошел к двери.

– Но я не хочу… – начала я.

– Зато хочу я, – отрезал он и попросил: – Не испытывай меня больше, не уверен, что выдержу испытание.

«Я точно не выдержу», – мысленно добавила я.

На этот раз темнота в коридоре не показалась мне страшной. Темнота – это всего лишь отсутствие света, вопрос наличия или отсутствия ингредиентов. И не более.

И никакие хихикающие и горбатые тени нас не беспокоили.

– Эта? – спросил Оуэн, указав на дверь.

Я пожала плечами, свеча осталась в его комнате, а в темноте все двери выглядели одинаковыми. Крис толкнул сворку, и я увидела лежащий на полу стул, поднос с ужином, все еще горящие свечи и раскрытую книгу.

– Да, – призналась я.

– Ложись спать, – он развернулся, чтобы уйти.

– А если кто-то снова будет скрестить? Или хихикать? – спросила я. – Вряд ли мне по силам придвинуть комод.

– Поставь стол или стул, – предложил парень. – В любом случае, если весельчак решит заглянуть на огонек, проснешься.

– Хорошо, – я подошла к кровати, не зная, что еще сказать. Губы все еще покалывало, щеки горели, а в теле появилась странная истома.

– Иви, – позвал рыцарь, и я обернулась. – Не делай так больше. Никогда.

– С тобой? Или с кем-то другим?

– Ни с кем.

Мы снова смотрели друг на друга, совсем как еще несколько минут назад. Оуэн перекатился с носков на пятки, словно не мог решить шагнуть вперед или отступить. Как же я хотела снова прикоснуться к нему…

Видела бы меня матушка, не то, что в Кленовом саду запела, она бы меня в обитель жриц отправила, и хорошо, если не навсегда.

Крис молча вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я не стала пододвигать ни стол, ни стул, а просто забралась на кровать с ногами, стараясь согреть замерзшие ступни. Никто больше не скребся в дверь, никто не хихикал в темноте, даже после того, как прогорели свечи. Я смотрела на деревянные стены, на лунный свет, что падал сквозь окно на пол. Мысли смешались. После того, что произошло в комнате Оуэна, после всего что было, приличный джентльмен просто обязан попросить у леди руку и сердце. Всегда думала, что так и будет, хотя сцена в спальне не фигурировала даже в самых смелых моих фантазиях. Жаль только, что Крис не джентльмен, он говорил это неоднократно. Никакого предложения руки и сердца не будет. Лучше всего мне забыть о рыцаре и выйти замуж за Мэрдока, выполнив тем самым обещание, данное богиням. Я подняла опухшую руку и едва не вскрикнула. На покрасневшей ладони ярко горели три точки. Словно кто-то тыкал в руку раскаленной спицей. Богини напомнили о данном слове. И сдается мне, напомнили давно. Но я слишком привыкла к боли за этот день, чтобы обращать внимание на еще одну.

Вот и ответ, как бы он мне не нравился. Как бы мне не хотелось плакать. Как бы не хотелось представлять совсем иную жизнь, ту, в которой я выхожу замуж за Криса, заказываю свадебное платье. Я впервые задумалась, что будет, если не сдержу слова? Если нарушу данный богиням обет? Кого они накажут? Меня? Или родных, за жизнь которых заплачено этой клятвой?

Видение белоснежного шелка сменилось падающими камнями.

Несправедливо! Ни отец, ни брат, ни Мэрдок ничего богиням не обещали, так почему должны расплачиваться за меня? Значит ли это, что жизнь кончилась и все решено? Значит ли это, что я больше никогда не смогу коснуться Криса, зарыться руками в его волосы? Руку снова обожгло болью. Я закрыла глаза и представила на месте барона Оуэна графа Хоторна. Представила как ледяной Мэрдок сжимает мою талию, как склоняется к лицу… И расхохоталась. Смеялась пока не потекли слезы. Кажется, матушка называла это истерикой. Что ж закономерное окончание этого дня. И этой ночи.

Я просидела на кровати до утра, когда первые лучи солнца показались над Запретным городом, когда дверь тихо открылась и вошла Леа с моей одеждой.

– Вас ждут в главном зале, леди, – проговорила она, глядя в пол. – Сейчас подадут завтрак. Помочь вам одеться или уйти?

– Умеешь укладывать волосы без шпилек? – спросила я.

– Умею вплетать ленты, – сказала девушка и улыбнулась.

В главный зал я пришла последней, если не считать Мэрдока, который не мог ходить и, видимо, остался в своей комнате. Я ожидала увидеть что-то похожее на гостиную Илистой норы с большим камином и дубовым столом, за которым охотникам обычно подавали горячий грог. Но чего не ожидала, так это того, что главным залом на первом этаже форта окажется… В первый момент я подумала, что попала в гигантскую примерочную, подобную той, что была в ателье у мадам Кьет, а потом поймала в одной из стен движение Криса, Этьена, что стоял и тыкал пальцем в стену, князя, который показывал что-то Дженнет…

Это была, вне всякого сомнения, гостиная. Столики у стены, слуги, сервирующие завтрак, белоснежный ковер на полу. Правда, в этой «гостиной» не было окон, и не горело ни одной свечи. В комнате светились зеркала… Нет, стены. Мы словно оказались в пещере из полупрозрачного камня, который едва заметно светился. Но здесь потрудилась не бригада рабочих, а какой-то безумный каменотес. Местами отполировал так, что минерал стал походить на зеркало, а местами безжалостно стесал кайлом целые куски. Стекло чередовалось с выщерблинами. Гостиная походила на драгоценный камень, внутри которого мы оказались. Внутри сверкающего десятигранника.

– Мисс Астер, – Услышала я голос князя. – Подойдите. – Мужчина небрежным кивком отослал герцогиню.

– Милорд, – я склонилась, из-под полу прикрытых век наблюдая, как Крис берет чашку со столика. Он даже не обернулся, когда я вошла. И кажется специально.

– Посмотрите сюда, леди Астер. – Затворник указал на одну из стен сколотую лишь по краю.

Нет, этот минерал не был ни стеклом, ни зеркалом, отражаясь в нем, люди становились похожими на привидения, блеклые, слегка размазанные, с искаженными вытянутыми лицами, словно Ивидель Астер, что была по ту сторону, сейчас заплачет или закричит. Стоящий за моей спиной князь походил на статую, на отлитую из черного металла фигуру воина. Слишком неподвижен, слишком высок, слишком темен. Не смотря на маску, я могла видеть резкую линию скул, полные губы, глаза, что смотрели слишком пристально. Длинные светлые волосы были забраны в хвост, как принято у южан.

– Что вы видите?

– Себя, государь. И вас.

– Разве? Неужели, мы такие страшные?

– Вы смеетесь, милорд? – я наблюдала, как в отражении Этьен что-то показывал Дженнет и опять тыкал пальцем стену.

– Пожалуй, – не стал отрицать князь, хотя вряд ли его сжатых губ касалась улыбка. – Вы знаете, где мы?

– Нет, милорд.

– Какие же вы все скучные, – заявил он, и я в замешательстве подняла голову, – Нет, милорд. Да, милорд. Что одна, что вторая, аристократки… Другие слова знаете?

– Да, милорд, как вам будет угодно, мило…

– Поднимите руку, Астер.

Я в замешательстве подняла ладонь, ожидая, что он сейчас, скажет что-нибудь об опухшей кисти, но вместо этого, мужчина обхватил мое запястье и заставил коснуться стены.

И мир вспыхнул! Мы словно оказались внутри гигантского костра. Алые всполохи расцвели в полупрозрачных стенах огненными лепестками. Этьен с криком отшатнулся, Дженнет вздрогнула, Крис уронил чашку и впервые посмотрел на меня, всего лишь бросил взгляд. Дворецкий Дидье что-то в полголоса сказал Этьену. Герцогиня передернула плечами и села в кресло. Крис встретился взглядом с князем в отражении и… остался на месте. Стены продолжали гореть, а все вели себя так, будто ничего особенного не происходило.

– Это… это… – пробормотала я, глядя, как взметнувшееся внутри стен пламя медленно исчезает.

– Да, это зал стихий, – подтвердил князь.

– Девы! Но я думала…Мне говорили, что он… Он похож на… – я не могла объяснить. Зал стихий – это легенда, а не гостиная в бревенчатом форте.

– На что? На тронный зал? – иронично уточнил государь. – Когда десять магов перед лицом богинь приносили здесь первую вассальную клятву князю, они не думали ни об обстановке, ни о том, что случится с этим залом позднее. Что сделают с ним потомки…

– А что они… мы сделали, милорд? – спросила я, глядя, как а отражении слуги убирают осколки чашки.

– А вы не видите, леди Астер? – он обвел рукой комнату. – Не видите, что стены зала стихий разрушены? Вернее, их разрушили.

– Кто осмелится? – пламя уже исчезло, но стены больше напоминали прозрачный горный хрусталь, теперь они походили на рубины. Коснувшись, я своей силой окрасила их в алый.

– Например, вы.

– Но милорд…

– Дайте мне ваш камень рода, леди, – потребовал князь, отпуская мою руку.

– Камень, с помощью которого вы вчера пыталась связаться родными. Так понятнее? Живо!

Его голос снова наполнился силой, которая заставляла склоняться головы. Я отстегнула мешок, едва не уронила его на пол, в последний момент успела подхватить опухшей рукой, и протянула князю.

– Крупный, – развязав тесемки, констатировал государь и достал алый кристалл. Ничего не произошло. Камень не откликнулся на его прикосновение. Князь поднес к одной из выбоин на стене мой кристалл, что-то хрупнуло и…Там где еще минуту назад зияла дыра, теперь был ровный отполированный участок. – Вы, и все те, кто узнал о силе минералов, что впитали первую клятву, первую магию, первое обещание прийти на помощь. Вы выламывали камни из этих стен столетиями… А ведь это ваше прошлое. Наше. Посмотрите наверх, – скомандовал мужчина, и я подняла голову.

Там, где стена встречалась с побеленным известкой потолком, на алом минерале выступала рельефная надпись:

«Я умею предавать».

Надпись на языке единой Эры, что так похож на наш, но так отличается. Мы давно не говорим на нем. Давно не пишем. Я бы не смогла прочитать ни одной старой книги, но знала, как выглядят на нем слова моего рода. Как сказал только что князь, это наше прошлое.

– Вы сами ломаете реликвии рода.

– Но, – я осмелилась перебить и даже не поняла этого. – Я никогда…

– Вам, леди, совсем не обязательно самой махать кайлом, достаточно потрясти мешочком золота. Этот мир стал прост, все решают деньги. Если не верите мне, спросите у Миэра.

– Да, милорд, – Я снова опустила глаза.

– Именно для этого я привел вас сюда, молодые люди. – Князь повернулся к остальным и повысил голос: – Я хочу восстановить стены зала стихий, и каждый, у кого в семье хранится такой осколок, каждый, вернувший его мне, получит награду. Запомните сами и расскажите остальным.

Ему бы с папенькой познакомиться. Глядишь, нашли бы общий язык, – подумала я.

– А если граф Астер поинтересуется, куда вы дели семейную реликвию, пошлите его ко мне. У него есть как минимум еще один такой камешек. – Словно прочитал мои мысли затворник.

– Одна стена уже восстановлена, – сказал Этьен.

– Да, род Муньер мертв, и мне удалось собрать его камни. – Князь шагнул к единственной целой стене- грани в комнате и провел по ней рукой.

Там тоже была надпись. Буквы старого языка наскакивали друг на друга, иногда даже сливаясь. Если бы я не знала, что там могло быть начертано, то вряд ли бы прочитала.

«Я не хочу быть собой».

Хотя некоторые историки ратовали за иную трактовку, например: «Не могу быть собой». Жрицы предлагали еще как минимум три варианта перевода. Правду знали Муньеры. Но они все мертвы.

Я вертела головой, рассматривая сливающиеся слова. На каждой стене были вытесаны, а может и выплавлены краткие надписи. Всегда разные и всегда одинаковые. Девизы родов, которые уже мало кто чтит и мало кто произносит вслух.

Вот тот, наверняка, принадлежит Альвонам, не зря герцогиня не сводит с него глаз, а ее губы шевелятся, едва слышно произнося:

– Я буду блистать.

– Смелее, молодой человек, – обратился государь к Крису.

Оуэн замер напротив одной из стен с поднятой рукой, словно никак не мог решиться.

– Даже если у вашего отца есть осколок, он ничего не узнает. Одна из особенностей этого места. Все что происходит в зале стихий – остается в зале стихий.

– Благодарю, милорд, – Крис опустил руку, так и не коснувшись минерала.

– Милорд, а правду говорят, что находиться в этом зле можно лишь в вашем присутствии, иначе сила вырвется из-под контроля и убьет носителя? – спросила Дженнет.

– Хотите, я выйду, и мы проверим это утверждение? – князь впервые рассмеялся. – Нет? Жаль, хоть что-то интересное за все утро.

– Ну что вы тушуетесь, барон? – спросил Этьен, на скулах Оуэна заходили желваки. – Или боитесь, что дорогая мамочка бегала из супружеской постели на сеновал к конюху, и зал стихий останется равнодушным к вашему прикосновению? Происхождением надо гордиться. – И с этими словами южанин сильно хлопнул барона по плечу, по сути толкнул, вынуждая того, опереться на стену, чтобы сохранить равновесие.

Стены снова вспыхнули ослепительно белым молочным туманом, Белый – цвет песка, что лежит на пляжах, западных провинций, белый – цвет тумана, что укрывает виноградники в низинах, белый – цвет оперения ночной охотницы совы.

Нас ослепило белое сияние. Что бы там не говорил Этьен, в Крисе текла кровь Оуэнов.

Спустя миг режущая глаза белизна отступила, перекрасив гостиную в цвет молока. Эти стены, как и выломанные из них камни, откликались на силу крови. Силу крови десятерых, что когда-то принесли здесь вассальную клятву. Откликался весь зал, каждая из стен, как часть единого целого. Белый – цвет Оуэнов, алый – цвет Астеров.

Над головой барона тоже была надпись:

«Я вижу в темноте»

Во всяком случае, это должна быть она, потому что витиеватые буквы старого языка были знакомы мне весьма смутно.

– Вы забываетесь, мистер Корт, – процедил Крис, хватаясь за рапиру и… встретившись взглядом с князем, нехотя разжал руку.

– Правильное решение, молодой человек. Род Оуэнов меня не разочаровал, – сказал государь.

Южанин оскалился, но промолчал. Оскорбление было тонким, и его нанес человек, которого вряд ли можно вызвать на дуэль, или подкараулить за замком Ордена.

Дверь в зал открылась, и один из лакеев церемонно поклонившись, объявил:

– Солнце встало двадцать три минуты назад, дирижабль Академикума заходит на посадку.

Мы переглянулись. Не знаю, как остальные, а я почувствовала, облегчение.

– Ну что, кто-то хочет остаться в Запретном городе? – в голосе князя слышалась ирония.

– Милорду стоит только приказать, – склонила голову герцогиня.

Я могла бы поклясться, что затворник закатил глаза, хотя из-за маски не была в этом уверена. Слишком уж неподобающе это государю.

– Убирайтесь отсюда, – скомандовал он.

И мы убрались. Этьен выскочил из дверей первым, за ним вышел Крис. Герцогиня, сделав еще пару приседаний, исчезла в коридоре. Я уже переступила порог, когда меня догнал тихий но отчетливый приказ:

– Задержитесь, леди Астер.

Всего три слова, чья тяжесть легла мне на плечи. Я обернулась. Дворецкий стоял у кофейного столика и демонстративно смотрел в сторону, лакей невозмутимо держал дверь открытой, а ко мне направлялся князь.

– Покажите руку, – потребовал он. Насмешливость еще минуту назад присутствовавшая в его голосе исчезла.

Я подняла ладонь, молясь богиням, чтобы она не дрожала. Но девы остались глухи, кисть ходила ходуном, совсем тот раз, когда я впервые осознанно собрала зерна изменений. Государь коснулся моих пальцев, заставляя разжать кулак. Боль легкой птицей пробежалась по суставам и свила гнездо в центре ладони.

– Хм… – он дотронулся до припухшей кожи, и на ней тот час проступили три яркие точки. – Значит, мне не показалось. Обещание богиням? Когда вы успели?

– Сразу после праздника Рождения Дев.

– И чего наобещали?

– Милорд, я не думаю… не могу…

– Не хотите говорить, не говорите. Вы собираетесь выполнить обет? – он посмотрел мне в лицо, а я поразилась, какими светлыми стали его глаза, почти прозрачными.

– А как иначе? Все будет, как прикажут Девы, – я опустила взгляд.

– Что-то не слышу в вашем голосе энтузиазма. – Он накрыл мою руку своей.

Интимный жест, неприличный. На воспаленную кожу тут же опустилась прохлада, и я выдохнула от облегчения. А потом едва не закричала, судорожно вырвав ладонь из его руки.

– Милорд, что вы делаете? Так нельзя, эта магия запрещена! За это отлучают от силы и надевают рабский ошейник! – я попятилась, с ужасом глядя на затворника. Князь нарушил завет богинь? Невозможно! Может, я еще сплю, и это кошмар?

– Кому? Вам? Или мне? – Кажется, вопрос его даже развеселил. – Не переживайте, леди Астер, все, что происходит в зале стихий – остается в зале стихий. Если конечно вы не сдадите меня совету Академикума?

– Не… Нет.

– Жаль, – снова разочарование в голосе, – Это было бы забавно.

– Я могу идти, ми…милорд?

– Я знал того, кто нарушил данную богиням клятву – произнес он, заставляя меня замереть в замешательстве.

– Вы шутите, милорд? – спросила я и вдруг поняла, что очень хочу зажать уши и убежать. Не слышать того, что он сейчас скажет. Не знать, как можно нарушить обет. Потому что если я это узнаю… Не удержусь на краю, точно шагну в бездну. И хорошо если одна, а не потяну за собой отца и брата, за жизнь которых расплатилась.

– Отнюдь. Самое интересное, что вы тоже его знаете. Того, кто перед лицом богинь поклялся хранить эти земли, а потом предал своего сюзерена. Первый змей – ваш предок. Предал и даже смог заплатить назначенную цену.

Князь не сказал ничего нового, о предательстве Змея знали все. Но никто никогда не рассказывал мне эту историю так… Так странно и неправильно. Он говорил очевидные вещи, но в его устах они обретали совсем иной смысл.

Государь просто поставил мне поступок первого змея в пример.

Захотелось убежать. Захотелось остаться и послушать дальше.

– Идите, леди Астер, – произнес он. – Вы еще не готовы. Ни задавать вопросы, ни слышать ответы.

И я не просто пошла, а выбежала из зала стихий, а потом и из первого форта. Едва не сбила с ног целительницу, которая следила, чтобы тащившие Мэрдока лакеи не растревожили раны. И, наверное, на моем лице было написано что-то тревожное, заставившее Цисси оглянуться на форт, на темную фигуру, что стояла в проеме. И лицо девушки изменилось. Не было ни восхищения, ни тепла, ничего, что присуще влюбленным. На ее лице не осталось ничего кроме ярости. Яркой, как огонь Астеров.

Где-то ты ошиблась герцогиня. Потому что, глядя на князя, Цецилия Оройе не испытывали ничего кроме ненависти.

– Дирижабль! – закричала Дженнет, едва не подпрыгивая на месте, когда воздушное судно пришвартовалось к мачте за первым фортом. К мачте князя. Крис обернулся и посмотрел на темную фигуру в проеме.

Я попыталась улыбнуться, попыталась радоваться вместе со всеми, но в голове повторялась одна фраза. Она прокручивалась раз за разом, словно записанная на валик шарманки:

«Я умею предавать. Я умею предавать. Я умею?»