Сборы прошли как в тумане. Тихие шаги, шорох, осторожные движения и шепот, будто в доме покойник или тяжело больной.

Вышград — столица Тарии, стоит на берегу Рыховки, ниже по течению, в двух соварах, в трех днях пути на юго-восток. Всего три дня, тысячи и тысячи шагов. Целый новый мир для меня.

Как сквозь сон я слышала, что Верей продает нам Ксанкины сапоги и лошадь. Из сапог дочка благополучно выросла, а кляча все равно старая и со дня на день должна сдохнуть. Так и сторговались на две настойки от запора и корешок мужской силы. Зачем мужская сила вдовому Верею, Сима не уточняла, просто отдала требуемое. Надо было клич по деревне кинуть, люди бы на радостях, что от меня избавятся, такого насобирали, что ни одна лошадь не в силах увезти.

Наблюдая за приготовлениями, я ходила по избе, то и дело натыкаясь на предметы мебели, косяки, Симу и Риона. Почему не протестовала? Не кричала? Не топала ногами?

У меня, в отличие от парня, имелся выбор. В Солодки магов, тем более действительных, калачом не заманишь. За те годы, что я себя помню, ни одного не видела. Шансы счастливо прожить здесь жизнь, даже с этой идиотской печатью, были высоки. Пусть парень своего учителя сюда везет, а я подожду.

Так почему я решила ехать? Какое чувство пробивалось сквозь обиду на судьбу? Что я так старательно прятала от самой себя? Предвкушение? Любопытство? Я объездила все окрестные села, но не видела в них особых отличий от наших Солодков.

Какой он — город Вышград? Такой, как в сказках, что рассказывала мне в детстве бабушка? Украшенные лентами дома? Мыслимые и немыслимые сладости на лотках не только по праздникам, а всегда? Мягкие ковры под ногами? Молочные реки и кисельные берега? На каждом шагу — принцы и рыцари, только и мечтающие спасти попавшую в беду даму?

Сомневаюсь. В жизни, в отличие от сказки, я вряд ли выйду замуж за принца, я вообще его вряд ли встречу. Да и замуж вряд ли выйду.

Три дня туда, столько же обратно. Одним глазком увидеть, запомнить и вернуться. Семидневка, не больше.

«А бабушка? Почему бы ей не поехать с нами? Почему собрана только моя сумка? Почему…» — подумала я и испугалась.

Если нелегкая все же сведет меня с настоящим магом и тот решит привести приговор в исполнение, разве Сима сможет остаться в стороне? Быть причиной гибели бабушки мне решительно не хотелось, как и смотреть на ее смерть.

Эол, о чем я думаю! Кого уговариваю? Чего боюсь? Того, чем может обернуться любопытство? Давеча уже сходила на свадьбу. Или я боюсь собственного желания уехать? Я не знала ответа. И это пугало даже больше невидимой и неосязаемой печати.

— Присядем на дорожку, — сказала Сима.

Я обвела комнату диким взглядом. Уже все? Два кулька и сумка были свалены у порога, одетый по-дорожному Рион сидел на лавке и разглядывал свои ноги, точно никогда раньше их не видел.

— Айя, — проговорила Сима тихо, — выбора нет. Ты должна отдать силу, а Рион позаботится, чтобы ты дожила до этого момента. Верно? — Бабушка повернулась к парню, тот, не поднимая головы, кивнул. — Потому как, если не уследит, получится, что силу ему брать неоткуда. Был маг, да весь вышел.

— Все это не может быть правдой, — пробормотала я, вспоминая себя вчерашнюю, ту девушку, что спокойно бормотала рецепты успокоительного снадобья над рекой, маскируя их под заговоры.

— Айя, — повторила бабушка и протянула мне маленький холщовый мешочек.

Мне не надо было заглядывать внутрь, я и так знала, что там. Одиннадцать медных черней и два серебряных дина — все, что удалось скопить за годы работы травницей в Солодках. Крестьяне редко расплачиваются монетами, предпочитают натуру: муку, хлеб, яйца, масло. И именно в этот момент я поняла, что ехать придется. Убедил меня мешочек с монетами, а не слова и не сумки у двери.

Стряхнув оцепенение, я посмотрела Симе в глаза. Сколько там любви, сколько мольбы и тревоги. Эол, да бабушка напугана даже больше меня! Сима вложила кошель мне в ладонь и, притянув меня к себе, зашептала на ухо:

— А норов свой спрячь, поняла? Иначе однажды проснешься без головы, люди не везде такие добрые, как здесь.

— Добрые? — прохрипела я.

— Да, Айя, но пока ты этого не понимаешь, может, потом… — Она торопливо отстранилась, чтобы я не увидела слез в ее глазах.

Провожать нас бабушка не пошла. То ли меня, то ли себя пожалела. Я в последний раз оглянулась на одиноко стоящую избушку, удаляющуюся с каждым шагом.

Вернусь ли? Смогу ли?

Верхний, или Новый тракт, тянется почти через всю страну от Велижа на севере до Вышграда на юге. По нему возят рыбу с северных озер, древесину из Багряного леса, зерно с западных полей, вино и ткани с южных окраин и еще много всего, так сразу не вспомнить. Раньше главным торговым путем был Нижний тракт, сейчас его еще называют Старым. Он огибает Тарию с востока вблизи вирийской границы. Но однажды у монархов случились какие-то разногласия. Вирийский князь ни с того ни с сего взял штурмом Пограничный гарнизон. Впоследствии нашим войскам удалось отбить крепость. Поговаривали, что начнется война, купцы искали другие дороги и поднимали цены. Многострадальная крепость несколько раз переходила от нас к врагу и обратно. Неизвестно, сколько бы еще правители развлекались подобным образом, но министры напомнили им о долге перед народом. Решено было проложить еще одну дорогу на западе. Торговля возобновилась, хотя цены не упали, как и налоги, повышенные в период строительства. В конце концов вирийский князь махнул рукой на упрямую крепость, и с так и не начавшейся войной было покончено. Правда, люди, напуганные затаившейся угрозой, все равно предпочитали Новый тракт Старому.

Торопясь поскорей попасть к учителю, Рион наращивал темп. Деревенская кляча едва поспевала за его жеребцом. До этого мне случалось ездить верхом не более десятка раз. Я болталась в седле, как куль с мукой, чувствуя, что могу свалиться в любой момент, но никакие силы не заставят меня сказать об этом парню.

Остановок не делали. Маг ел прямо на ходу, чуть придерживая жеребца, чтобы прожевать сыр и не разлить воду из фляги. До темноты успели преодолеть значительное расстояние. На ночлег устроились на опушке леса, сойдя с дороги на десяток вар.

С лошади, как и обещала, я свалилась. Спина и то, что ниже, ныли. Сил для притворства не осталось. Махнув рукой на недовольного мага, с наслаждением растянулась на траве, предоставив ему, как настоящему мужчине, право обустроить лагерь: собрать на опушке хворост для костра, выложить спальные места лапником, нарезанным в лесу, принести воды.

Надо сказать, Рион справился без единой жалобы, что непостижимым образом заставило меня ощутить собственную никчемность. Ну, какого дасу мне надо? Встала бы и помогала. Так нет, лежу, кусаю губы, злюсь неведомо на кого.

Ужинали в полном молчании. Если так пойдет дальше, мы и десятка слов друг другу не скажем. Может, оно и к лучшему, но настроение от такой перспективы испортилось окончательно.

Лучше бы я в реку грохнулась и спала сейчас в своей постели. А вместо этого ворочалась на жестком лапнике под открытым небом и игнорировала взгляды парня. Как бы он ни пытался скрыть любопытство, я чувствовала его затылком.

Прошлую ночь маг провел под нашей крышей и не осмелился сунуть нос в спальню, а теперь восполнял недостаток сведений о водянках.

Да, знаю, как выгляжу в темноте. Еще хуже, чем при свете. «Хватит уже!» — мысленно рыкнула я. И Рион словно услышал. Странно крякнул и наконец отвернулся. Через несколько минут дыхание парня стало ровным.

А вот мне не спалось. Снимем мы печать, вернее, учитель снимет, но это полдела. Еще ведь и силу возвращать надо. Проблема в том, что никакой силы я в себе не чувствовала, поэтому сильно сомневалась в ее наличии. Станет весело, если вернуть я ничего не смогу.

Лето было в разгаре, но прохладное туманное утро об этом словно бы не догадывалось. Стуча зубами, ежась от холода и поглубже натягивая капюшон куртки, я попыталась встать. Вот именно, попыталась. Как все болит! Это лошадь на мне вчера ехала, а не я на ней. Издав стон, упала на землю и потянулась к сумке: где-то там была мазь от боли в мышцах.

Парень проснулся в самый неподходящий момент — я поймала его напряженный взгляд, когда, тихо ругаясь, пыталась намазать себе поясницу. И то, что ниже.

— Чего уставился? — невежливо пробурчала я.

— Ничего, — буркнул он и разворошил почти погасшие угли костра.

Я натянула штаны и невесть от чего покраснела. Лучше боль, чем тот первый взгляд, которым меня наградил спутник, проснувшись.

— Нам в седлах еще пару дней трястись, — сообщил Рион и принялся собирать вещи. — Ты сможешь или…

Он еще не договорил, а я уже рявкнула:

— Да.

Рион с мученическим видом вздохнул и отправился собирать вещи.

Второй день прошел не лучше первого. Натертая кожа горела. Риона еще больше хотелось убить. И вообще, мир совсем не радовал.

Одно хорошо, больше парень гнать лошадей не решался, с тревогой оглядывался через каждый десяток вар. А я улыбалась, стараясь не показать, насколько мне больно сидеть в седле, и только сильнее стискивала в руках поводья. Не знаю, что сломало лед, мои страдания или слова бабушки, что без меня парню не видать силы, как собственных ушей, но теперь молчание не было абсолютным. Рион иногда обращался ко мне, один раз даже назвал по имени. Как не порадоваться.

Дорога поражала однообразием. И чего привлекательного находят в путешествиях? Встречающиеся изредка путники настороженно на меня косились. Но и только. В этих взглядах не чувствовалось злости, только любопытство, иногда озабоченность. К вечеру на горизонте показалась деревушка, первая за все время.

— Заночуем с удобствами? — спросил Рион и, не дожидаясь ответа, направил коня к указательному столбу.

— Платить не буду, — сказала я и поморщилась: прозвучало сварливо. — Если что, могу и на лапнике за околицей устроиться. — Спутник даже не обернулся. И тогда я задала вопрос, который волновал меня намного больше, чем деньги: — Магов там нет?

— Тут не предскажешь, маг может ждать нас и там. — Рион указал на деревушку впереди. — И там, — кивнул на уходящий к востоку тракт. — Но пока нам везло.

— Все маги способны увидеть печать? И ты? — воспользовалась я разговорчивостью парня.

— Действительные — да, а всякие ведьмы и колдуны не в счет, чаще всего они пустышки. Я не прошел посвящение, к тому же без силы, — вздохнул Рион. — Так что я тоже не могу.

— Хотьки, — прочитала я надпись на указательном столбе, чем немало удивила Риона.

Да, я умею читать. И писать тоже. Бабушка научила: рецепты снадобий надлежало записывать, иначе никакой головы не хватит.

Рион дернул плечом, но вопросов задавать не стал, тронул коня и въехал в деревушку. На первый взгляд, она мало чем отличалась от Солодков. Деревянные домики, огороды, в которых квохтали куры, в сараях мычала скотина, на распорках сушились рыболовные сети. Чтобы такое увидеть, можно было никуда не уезжать.

Первой в деревне мы увидели древнюю бабку с хворостиной и безрогую козу, лениво жевавшую траву у дороги. Старуха заметила скрюченную в седле меня и поводила рукой из стороны в сторону в отвращающем жесте. Коза укоризненно затрясла бородой.

— Скажите, почтенная, — обратился к женщине маг, — постоялый двор здесь имеется?

К нему вернулось презрение столичного жителя, правда, теперь оно казалось наигранным и мальчишеским, как плохо подобранная по размерам маска.

Сколько ему на самом деле? Шестнадцать? Семнадцать? Двадцать, как мне? Вряд ли. Хотя кто их, чаровников, разберет. Говорят, есть и такие, что в сто лет смотрятся юношами. Врут, поди. А этому… Пусть будет семнадцать. И то с натяжкой.

— А як ше, — пошамкала старая карга губами. — Ехайте прямо, у колодша направо и шрашу ишба ш белыми штавнями. Он и ешть. Петриша там ша хошяина.

— Благодарю, — кивнул маг и поехал в указанную сторону.

Я старалась не отставать больше, чем на полкорпуса. Недобрый взгляд старухи уперся в спину. Тревога, для которой не было причин, коснулась холодными пальцами моего затылка. Отвращающий жест бабки не в счет, для меня это сродни рукопожатию. Я скорее удивлюсь объятиям и радушной улыбке, а уж хлеб с солью повергнет меня в панику.

Улица расширилась, образовала круглый пятачок, там у колодца топтались женщины с коромыслами и ведрами. Судя по сваленным в стороне кадушкам и обездвиженной лебедке, пришли они не за водой. Или не только за водой. Тетки в цветастых передниках замолчали и уставились на нас. Вернее, на меня. Через несколько минут распоследний увалень в этих Хотьках будет знать, кто объявился в деревне. А сопровождающий меня парень словно не замечал взглядов, не слышал шепотков, не видел посланных вслед плевков.

Постоялым двором оказался двухэтажный бревенчатый домик со свежеокрашенными ставнями, чистыми стеклами и гостеприимно распахнутой дверью. Стоило нам войти, как хозяин, видимо, тот самый Петриша или Петриш, вынырнул из-за стойки.

— Чего желаете? — При взгляде на меня ни один мускул не дрогнул на потемневшем и загрубевшем лице мужчины.

— Комнаты, ванну и горячий ужин, — перечислил Рион, выкладывая на стол серебряный дин. — Лошадей в стойло, задать корма.

Хозяин кивнул, монета тут же исчезла.

— Лиска! — рыкнул он вглубь помещения.

Тотчас выскочила молодая рыжая девица и уставилась на Риона так, словно увидела одного из сподвижников Эола, а потом зазывно улыбнулась. Даже слишком зазывно. У мага покраснели уши. Я вернула девушке улыбку. Каюсь, переусердствовала. Далее все развивалось в лучших традициях. Лиска сделала круглые глаза, помахала перед собой рукой — чур меня, чур! — плюнула на пол для отгона нечисти и, наконец, ущипнула себя, чтобы проснуться.

— Лиска! — Повторный рык хозяина заставил ее подпрыгнуть. — Крайние комнаты.

Девушка заторопилась и, часто оглядываясь, чем порядком нервировала мага, поднялась по лестнице. Ткнула пальцем в двери и убежала, с приглушенным писком протиснувшись мимо меня в коридоре. Не удивлюсь, если сегодня под дверь будет насыпана соль.

Комнату я оглядела с любопытством. Бывать на постоялых дворах мне приходилось и раньше, когда бабку звали к перепившим купцам и их хлипким сыновьям, а один раз даже пришлось принимать роды у дородной матроны с тюками, полными лисьих шкур. Но никогда мне не доводилось быть гостьей, да еще и получить в свое распоряжение целую комнату. Для меня одной! Может, и не все россказни мага окажутся вымыслом?

Кровать, низкий столик, пара табуретов, зеркало на стене и скамья у стены. Чистенько, пахнет цветами. Почти сразу двое мужчин принесли деревянную лохань высотой по пояс и несколько ведер горячей воды. Работники, хоть и поглядывали с любопытством, вели себя спокойно. Мужики же, визжать вроде не по чину. Хотя взять того же сына мельника из Солодков — здоровый детина, а как голосил, когда я впервые пришла за мукой! Словно перебравший настойки певец в церковном хоре. Орал и тыкал пальцем. Я грешным делом подпрыгнула и обернулась, ожидая увидеть за спиной демона или заблудшую душу.

Работники вышли, я опустила пальцы в кадку, ощутила мягкое тепло. Вода в бочке или корыте никогда меня не пугала: в отличие от реки или колодца, она не таила в себе ни глубины, ни неизвестности. Средство, чтобы смыть грязь, не более. Прозрачное, неопасное, неживое.

Странное это ощущение, когда кто-то что-то делает для тебя, например, греет воду, будто высокородной маис. Приятное, но непонятное.

Стук в дверь раздался, когда я уже оделась и собиралась спускаться ужинать.

— Я тебе поесть принес.

— Не стоило, — пропуская мага в комнату, ответила ему. — Сама в состоянии.

— Слушай. — Парень вздохнул, словно говорить со мной ему не нравилось, вернее, ему не нравилась я, но он сделал над собой усилие. — Лучше тебе не выходить. Девица, что помогает Петришу, и так не в себе, истерику устроила. Ужин пришлось самому нести. — Рион поставил поднос на сундук и, прежде чем выйти, торопливо попросил: — Айка, не обижайся, ладно?

Надо же, а ведь он почти извинился. А я почти поверила. И не обиделась. Опять же почти.

Дверь за магом захлопнулась, оградив меня от внешнего мира, на который хотелось посмотреть. Неужели так и будет все путешествие?

Ковыряясь в тарелке, я уговаривала себя не злиться. В том, что парень не хочет проблем, он прав. Я тоже не хочу, но меня, как обычно, не спрашивают.

Я знала, как выгляжу. Давно к этому привыкла. Все как у всех: голова, два уха, два глаза, рот, нос точно по центру. Ни рогов, ни клыков, ни прочей пакости. Вот только черты лица поражали своей чуждостью и уродливостью: слишком широко расставленные глаза, резко очерченные скулы, нос с горбинкой, рот, за который Ксанка дразнила меня лягушкой.

Хмурая девица с белой, в серебро, косой, бледная кожа, к которой никогда не прилипал загар, светло-серые водянистые глаза. И острые, словно напильником заточенные, клыки. Нет, они не выступали, как на старых гобеленах Симы, изображавших вампиров, иначе меня сразу утопили бы. Мои зубы отличались от человеческих всего чуть-чуть, но это было очень весомое «чуть-чуть». Они были белые, хотя я ни разу не прикладывала к ним содовый раствор, как Ксана. В Солодках девчонки к двадцати годам имели пару детей и пару щелей в желтых зубах. Мои оставались такими же белыми, правда, на количестве детей это никак не сказалось. Клыки — чуть более острые, чем принято. Будь они нормального цвета, на это не обратили бы внимания. Но нормального цвета не было. Я вся была «не того цвета» среди смуглых, черноглазых, крепко сбитых селян. Одну странность мне простили бы, но все вместе взятое — не могли.

Я выглядела как маленькая, щупленькая девчонка лет семнадцати, хотя по нашим с бабушкой подсчетам мне около двадцати. Даже если я водянка, чего бояться-то? Тот же кузнец мог свернуть мне шею одним движением.

Вот что было во мне такого, что заставляло того же мельника орать дурниной?

Этот вопрос занимал меня давно. Последняя война с вордами, в простречии — народом воды — закончилась столетие назад. Да и не было ее как таковой. Тогдашний король Истар решил присоединить к Тарии Озерный край. Войско без всякого дела простояло на границе несколько дней, так как с противником вышла незадача. Вооруженные до зубов вояки тщетно искали хоть кого-то по озерам и болотам. Натыкающиеся друг на друга отряды не сразу поняли, что ходят по кругу. Вернуться обратно тоже не получалось. По воле странного колдовства основная часть войска кружила на месте. Какой морок на местность или на людей навели жители Озерного края, до сих пор неизвестно. Отрезав Истара от основных сил, ворды отправили к людям посланников, которые разъяснили монарху истинное положение дел и посоветовали отправляться домой. Разгневанный король приказал всех повесить. Что на самом деле произошло дальше, не знает никто. Из всех присутствовавших на переговорах выжил лишь монарх. Он свернул остатки лагеря и покинул негостеприимный край.

Многое и в то время было неясно, а спустя годы обросло слухами и легендами. Те люди, которые в конце концов смогли выбраться с территории вордов, рассказывали жуткие истории о водянках, об их физической силе, об уродливых телах, белой, как брюхо рыбины, коже, острых зубах и страшной магии… С тех пор Озерный край считался запретным.

Мое внешнее сходство с народом воды вызывало у большинства людей страх. А страх порождал ненависть. Конечно, проблему легко можно было бы решить с помощью краски. Мы с бабушкой пробовали: настояли травы, нанесли на волосы и кожу. Результат превзошел ожидания. Шевелюра стала русой, но почему-то с оттенком в зелень. Лицо и тело покрылись замечательными разводами цвета крепко заваренного чая — болотная мара во всей красе. Хорошо, что все легко смылось водой. Второй раз вышло удачнее. Кожу мы оставили в покое, ограничились издевательством над волосами. Краска, с учетом предыдущих ошибок, получилась что надо, коса приобрела замечательный цвет темной меди. В таком виде я даже рискнула выйти из дома, чтобы через полчаса прибежать обратно и спрятаться в чулане.

Темно-рыжие волосы в сочетании с белыми лицом и глазами произвели на крестьян сильное впечатление. Они приняли меня за навь. Кто-то с криками убежал, кто-то упал ниц, моля о пощаде, а кто-то пошел точить косу — единственное народное средство против олицетворенной смерти. Клин клином вышибают, как говорится. Больше попыток изменить то, что дал мне Эол, мы не делали. Проще оставить все как есть, да и народу привычнее.

Солнце клонилось к горизонту, деревню окутали легкие сумерки. Поднос так и стоял на сундуке, за ним никто не пришел, а я из вредности не понесла его на кухню. Раз уж не хотят меня видеть, значит, и не увидят.

Закрывая окно, я краем глаза уловила движение. В тени кустов прятался человек. Он прохаживался туда-сюда, явно чего-то ожидая. Приглядевшись, узнала Риона. Потом из-за угла показалась темная фигурка и быстрым шагом подошла к парню. Они о чем-то переговорили и направились к выходу из внутреннего дворика.

Бесполезное ничегонеделание еще никого до добра не доводило. Стало обидно, что я сижу здесь, а маг-недоучка ходит, где хочет. А потом обиду сменило недоверие. А что, если… Перед глазами возникла картинка, как парень передает в чужие руки кошелек, а ночью неизвестный пробирается в комнату к заснувшей мне и… Дальше фантазия начала метаться в поисках наихудшего варианта. Не зря же говорят, что кости людей воды используют для страшного колдовства. А как же сила, которую я украла у пария?.. А кто сказал, что это так? Только он сам, а бабушка констатировала проклятие печати. Но маг утверждал, что колдуны и травницы не в счет, они не могут видеть.

Не дав себе труда задуматься над тем, что делаю и стоит ли это делать, я влезла на подоконник, спустила ноги и выбралась наружу. Зацепившись руками за карниз, повисела несколько секунд и, зажмурившись, отпустила пальцы. Высота небольшая — второй этаж. Приземление вышло мягким, почти бесшумным.

Рион и незнакомец в плаще опережали меня на несколько десятков шагов. Стараясь оставаться в тени, я последовала за ними. Не особо скрываясь, они прошли деревню и остановились на окраине. Дорога разделилась: та, что шла направо — огибала село, прямо — выходила на тракт, откуда мы приехали. Дальше только поле со снопами сена и далекий лес. Я подобралась ближе, раздвинула ветки кустарника и…

Тьфу ты! Правду говорят, любопытство до добра не доводит. Две фигурки сплелись в тесных объятиях, с головы незнакомца, вернее, незнакомки, упал капюшон, открыв рыжие кудряшки. Работа на постоялом дворе у Лиски закончилась, и девушка решила развлечься. И чего им в комнате не сидится? Потянуло куда-то искать приключений на одно место. Судя по звукам, они его успешно нашли. Парочка повалилась на сено. Да и я хороша, понесла нелегкая. Идти мимо развлекающегося Риона, рискуя привлечь его внимание, не хотелось категорически. Одно дело корить саму себя, другое — позволить это другому. Я посмотрела на уходящую во тьму дорогу, опоясывающую деревню. Так возвращаться раза в два дольше, но торопиться мне некуда. Буду считать это наказанием за дурацкие мысли. Верить надо людям, хотя бы некоторым. Хотя бы каждый первый день седмицы.

Под прикрытием кустов я выскочила на тракт, быстро миновала открытое пространство и зашагала по дороге.

Вторая ночь вне дома. Завтра к вечеру будем в Вышграде. Вот и все путешествие. Чего я страшилась? Деревни словно скопированы друг с друга, да и люди ничем не отличаются. Почему мы с бабушкой не приезжали сюда раньше? Объездили все окрестные села, а сюда ни ногой? Ответ один — в помощи местная травница не нуждалась.

Дорога плавно изогнулась, и ночную тишину нарушил наполненный болью крик. Я споткнулась и замерла, кожа мгновенно покрылась мурашками. Отличить непристойные пьяные или любые другие крики от крика боли несложно. Кому-то очень-очень плохо. Первым моим побуждением было спрятаться в кусты. Но я смогла побороть страх, некоторое время раздумывала, а потом медленно пошла вперед, сначала потихоньку, потом быстрее и быстрее. Возможно, кто-то нуждался в помощи, а я как-никак будущая травница. Хотя идея спрятаться в кустах все еще не потеряла привлекательности.

Добежав до пересечения окружающей село дороги и одной из боковых улочек, остановилась. Можно не торопиться, помогать уже некому. На земле, рядом с мохнатой кучей, похожей на драную козлиную шкуру, раскинув руки, лежал человек. Ни движения, ни ветерка, лишь поднимающийся от земли запах. Приторный, тошнотворный. Кровь… много крови. Пустые глаза на морщинистом желтоватом лице, навсегда застывшие в немом испуге. Мохнатая куча оказалась безрогой козой. Скотине перерезали горло. Именно по несчастной животине я их и узнала. Давешняя бабка, указавшая нам дорогу к трактиру.

Я присела рядом с телом. На старухе не было никаких видимых следов душегубства, можно подумать, она сама, испугавшись чего-то, отдала концы. Зарезала животное, а потом не выдержала угрызений совести?

У нас в Солодках старая Елая, мать пастуха Иськи, тоже как-то понесла ему на выпас обед, да так и не дошла, отдала Эолу душу среди луговых трав. Выглядела покойница примерно так же: удивленное, почти испуганное лицо и ни одного повреждения. Если бы не зарезанная коза…

— Баба Нюля, чегось так долго? — раздался тоненький голосок.

Я оглянулась. Девочка в светлом сарафане таращила на меня круглые от удивления глаза.

Если, встретившись со мной днем, крестьянин ограничится плевком и перехваченными поудобнее вилами, то ночью мой светлый лик способен вытеснить из головы все лишние мысли. И нелишние тоже.

Мои волосы едва заметно светятся на кончиках, будто на косу уселось несколько сотен маленьких светляков или болотных огней. Глаза, словно серебряные монеты, отражают лунный свет. Вроде ничего страшного, но на неподготовленного человека обычно действует бодряще. Чем пришлось заплатить за это знание, я предпочитала не вспоминать.

«Думать надо было прежде, чем из окна вылезать на ночь глядя!» — мысленно попеняла себе. Правда, признание собственной дурости вряд ли теперь поможет.

Взгляд девочки переместился выше плеча. Я поднялась, стараясь закрыть неприятную картину, и проговорила:

— Послушай…

Поздно. Визг вспорол ночь, как нож масло. Девчонка бросилась прочь, не переставая голосить на самой высокой ноте. Я кинулась следом. То в одном, то в другом окне загорались робкие дрожащие огоньки лучин.

До постоялого двора я буквально долетела, не касаясь ногами земли — под аккомпанемент воплей, едва разминувшись с перепуганными жителями окрестных домов. За несколько ударов сердца взобралась по стене дома на второй этаж — сказались и опыт лазания по деревьям в родном лесу, и страх, тонкой струйкой холодивший позвоночник и подстегивающий лучше любого кнута. Я бы сейчас и на мельницу взлетела, если бы понадобилось.

Что было бы, застань меня люди добрые над телом старухи и ее безвинно убиенной козы, представить нетрудно. Я юркнула в комнату, продолжая чутко прислушиваться к гомону за окном. Народ собирался у колодца в центре села. Надеюсь, это традиционное «лобное место», потому как меня слегка волновала их близость к трактиру.

— Я никуда не выходила, — несколько раз повторила, пытаясь успокоиться. — Я спала.

В дверь постучали, и от этого тихого звука я едва не подпрыгнула на месте. Сердце забилось в горле.

— Айка, открой, это Рион.

— Эол, — простонала я.

У парня вроде было занятие повеселее, чем отираться возле моей комнаты. Я отодвинула щеколду. Маг юркнул в комнату, закрыл дверь, посмотрел на меня. Хмыкнул и стал торопливо зажигать свечи — в их свете я не кажусь столь потусторонней.

— Скажи мне, что ты сидела здесь, — попросил маг.

— Я сидела здесь, — повторила я. — А что?

Ответить парень не успел. По лестнице загрохотали тяжелые шаги.

— Почтенная, откройте. — Кто-то сильно, не иначе как сапогом, постучал в дверь.

Мы молчали. Стук повторился.

— Ломай, робя. Там она, убивица, затаилась.

Много ли ума надо, чтобы ломиться к стриге, только что убившей человека? И ведьма хороша, сидит и ждет торжественных проводов к костру. В общем, мы нашли друг друга.

Взгляд метнулся к окну. Успеем или нет?

— Подождите, — выкрикнул маг и, не давая опомниться, сгреб меня в охапку и бросил на кровать. Тощий с виду парень оказался неожиданно сильным. Вид у меня был слегка напуганный и абсолютно глупый, такой, какой и положено иметь постельной девке. Рион тем временем лихорадочно раздевался, не заботясь о целостности одежды, скидывал тряпки как попало на пол. Взлохматив шевелюру, полуголый маг открыл засов и рывком распахнул дверь.

— Я мало заплатил за покой? — рыкнул он в коридор.

— Просим прошения, — услышала я голос хозяина, который с небольшой заминкой продолжил: — Господин чаровник, ошиблись мы. Нам бы вашу ведьму для разговору надобно, да, видно, комнату спутали.

Меня, понятное дело, сразу определили в ведьмы, а в парне-то как мага распознали? Ранее его так не величали.

— Не спутали, — процедил Рион. — Моя спутница здесь. — Он шагнул назад, освобождая проход.

В комнату ввалились сразу пять человек во главе с гостеприимным Петришем. При виде народных добровольцев я даже смогла улыбнуться, старательно кутаясь в одеяло. У мужиков хватило совести смутиться.

— Итак, — напомнил о себе маг, скрестив руки на тощей груди.

Как по мне, выглядел он скорее смешно, чем грозно, но посетителям понравилось. Половину воинственности они растеряли.

— Беда у нас, господин чаровник, может, хоть вы разберетесь да народ успокоите, а то там… — Хозяин трактира неопределенно махнул рукой.

Возвращаться к народу ни с чем трактирщику не хотелось. Не плененная ведьма, так хоть свободный маг.

Не задав ни единого вопроса, Рион оделся и с неясными намерениями шагнул к кровати. Полезет целоваться, укушу. Потом, конечно, пожалею, но вряд ли сдержусь. Мысли настолько ясно отразились на моем лице, что парень все понял, потрепал по щеке, словно скотину, и ласково изрек:

— Не скучай.

Я нервно закашлялась. Не буду, обещаю.