«Какова степень изменения древесины при перекрытии воздействия двумя кольцами из золота весом до трех грамм, кольца – на указательном и безымянном пальцах?»

Я перечитала задание три раза, понимая одно слово из двух. Взгляд то и дело возвращался к широкому стрельчатому окну аудитории. По огибающей замок дороге только что прошел десяток рыцарей. Криса я среди них не разглядела, а вот рыжую шевелюру Жоэла приметила.

Оуэн не сдержал слово и не нашел меня вчера, и что-то мне подсказывало – не найдет и сегодня. Не тот он человек, чтобы забыть о данном обещании. Ох не тот. Барону проще было бы сразу сказать «нет». Но он пообещал.

Целый день я сидела как на иголках, едва не провалила зачет по изменениям, три раза проходила мимо замка Ордена. Впору посмеяться. Дженнет точно посмеялась бы, но сейчас мне было не до нее. Последний день экзаменов, еще через день пересдача магических сфер, и все. Если я не завалю сегодня расчеты и фехтование. Отчего же я думаю о чем угодно, кроме этих скачущих цифр и линий? Так и представляю, как в лицо тыкают метателем, а я вместо того чтобы швырнуть «зерна изменений», начинаю рассчитывать их степень. Слава Девам, во втором полугодии начнутся предметы поинтереснее, вроде строения земли и магии механизмов.

Я не удержалась от смешка.

– Увидели что-то веселое в задании, Астер? – спросил Луис Дроне.

Магистр был невысок ростом, лыс и желчен, уважал цифры, эллипсы и звезды куда сильнее людей, а уж учеников вообще не считал за оных.

– Нет, мэтр.

– Решили?

– Нет, мэтр.

– Так решайте, а глупо хихикать будете в другом месте, там, где это оценят по достоинству. – Он отошел от стола, и я снова перечитала задание.

Степень изменяемости дерева двойка, с помехами, естественно, меньше, но вот насколько? Вес колец до трех граммов. Тонкие, женские, но перекроют крайние линии, то есть степень изменений уменьшится на ноль целых, три… две… незнамо сколько десятых.

Я вздохнула, никогда не любила цифры. А с другой стороны, маменькины расчеты расходов и доходов Кленового Сада никогда не выглядели как символы древнего языка, смысл которых упорно ускользал. Надо просто сосредоточиться, иначе действительно скоро вернусь к амбарным книгам родного дома.

У золота степень изменения пятерка, как и у всех металлов, вес каждого до трех грамм, значит, коэффициент препятствия ноль целых пятнадцать сотых, кольца два… Девы, все же просто. Стоило вспомнить, как я помогала матушке в замке, и все сразу встало на свои места. Права была нянька – не о мальчиках надо думать, а об учении. Два минус три десятых. Одна целая семь десятых. Это даже не математика, а так, очевидность.

Я быстро написала на листке расчеты столбиком, выдохнула и, откинувшись на спинку стула, оглядела аудиторию. Отес уже давно выполнил задание и скучающе смотрел в окно, Рут улыбалась, вечно растрепанные волосы Вьера торчали в разные стороны еще сильнее, чем обычно, видимо, от изнурительных умственных усилий.

– Если закончили, сдавайте работы. Остальным надо поторопиться. Осталось десять минут, это и так чересчур много для пары задач.

Судя по непривычно растерянному лицу Дженнет, она явно не считала, что это много. Я быстро положила листок на учительский стол и направилась к двери, спиной чувствуя любопытный взгляд Отеса. В отличие от него я не собиралась дожидаться, пока магистр возьмет бумагу, почти уткнувшись длинным носом в текст, пробежит глазами по строчкам, поставит закорючку, которая обозначает плюс или минус. Результаты станут известны и так. Если пересдача, значит, пересдача, а сейчас надо найти Криса. Вот правильно говорила нянюшка, не доведут парни девку до добра, еще никого не доводили.

На ходу застегивая куртку, я выбежала из замка, рыцари прошли вот по той дороге, скорее всего, на тренировочные площадки. День был на удивление солнечным и теплым для зимы, снег искрился и играл бликами. В Кленовом Саду мы с Илбертом в такую погоду кидались снежками, пока не выросли и пока матушка нам не запретила.

Свернув за высокую башню библиотеки, я подошла к ограждению, что отделяло полосы препятствий. Всего три жерди на вкопанных в землю столбах. Я коснулась темного дерева и стала разглядывать тренирующихся рыцарей. Меня интересовали отнюдь не обнаженные торсы тех, что заканчивали полосу препятствий, меня интересовал рыжий простоволосый парень, что разговаривал с посвященным рыцарем в черном плаще. Еще трое готовились пройти полосу препятствий, двое болтали неподалеку, один запустил снежком в спину товарища. И ни один из них не был Оуэном.

Я стояла и смотрела на Жоэла, стояла и смотрела. Так всегда поступал отец – он никогда не кричал, не махал руками, но тяжесть его взгляда ощущали все.

– Если долго смотреть на человека, он обязательно это почувствует, – объяснил он как-то нам с братом. – Взгляд подобен прикосновению.

– Это магия? – переспросила я.

– Почти, – засмеялся он, целуя маленькую меня в макушку.

Как давно это было…

Рыжий оказался на удивление толстокожим. Или просто был не в курсе методов графа Астера. Парень продолжал разговаривать с наставником и даже пару раз для убедительности взмахнул мечом. Потом отошел к деревянному чурбаку и потряс головой, прежде чем поднять оную и посмотреть на меня.

Жоэл постоял несколько секунд, видимо ожидая моего исчезновения или хотя бы смущения. Не дождался.

– Смотри-ка, Жоэл нашел себе девушку, – засмеялся один из рыцарей, уже стягивающий нательную рубашку. – Зачем тебе этот недоросль, красавица? Давай к нам.

Я не шевельнулась, продолжала смотреть на приближающегося парня. Слишком недовольного для «нашедшего девушку». Такое лицо у тех, кто очень хочет эту девушку потерять и никогда больше не находить.

– Чего тебе? – совершенно невежливо спросил рыжий, приблизившись, и, словно спохватившись, добавил: – Графиня.

– Книгу пришла вернуть, – сказала я.

– Правда? – оживился рыцарь, разглядывая мои пустые руки. – Она у тебя? Отдашь?

– Да, но не сейчас. – Он разочарованно скривился. – Где Крис?

– Красотка, – снова позвал рыцарь без рубашки.

– Забудь о нем, – ответил рыжий, оглядываясь и показывая кулак говорливому сокурснику.

– Я не совета просила, а ответа на вопрос. Где барон?

Жоэл молча хмурился.

– Он рассказал магистру о… об инструментариуме?

– Тсс. – Парень едва не подпрыгнул и мгновенно шагнул ближе к ограждению. – Спятила, так орать. Забудь, я сказал. И о Крисе, и об инструментариуме. Поняла?

– Нет, – честно ответила я. – Умом слаба, с детства.

– Это заметно.

– Не забывайся!

– Прошу прощения, – проговорил он таким тоном, что я сразу поняла – нисколечко не просит.

– Значит, не скажешь?

– Нет.

– Очень хорошо. – Я развернулась и пошла обратно. – Тогда сама у магистра узнаю.

– Ку… куда? – рявкнул он.

– В башню Ордена, к вашему… который травы чует этим… чем бы там ни было.

– Рыжему дали от ворот поворот! – засмеялись за спиной парни.

– Астер! Графиня! Да стой же ты. – Жоэл догнал меня. – Правда, что ли, пойдешь к мастеру Родригу? – спросил рыцарь и сам же себе ответил: – Пойдешь, как пить дать, пойдешь. Эх… – Он оглянулся, стал серьезным и проговорил: – Найди трактир «Пьяный кучер» и оставь хозяину записку для Шелеста. Все. Если Крис захочет, сам с тобой свяжется. Ясно?

– Что? – не поняла я. – Какой трактир? Где? – Я указала пальцем вниз. – В Льеже? Что Оуэн делает в городе, у вас же экзамены?

– Ну, скажем так, магистры их для него отменили.

– Как отменили? Это же прямой путь домой…

– Не мое дело, ясно? Да и не твое, если честно. Послушай доброго совета, не лезь ты в это. Только хуже сделаешь. И ему, и себе.

– А почему для Шелеста? Кто это? Что за игра? – спросила я, думая о своем.

– Не знаю, – медленно, по слогам, проговорил рыжий. – Что мне Крис сказал, то и повторяю. Он как знал, что ты не усидишь на месте, – покачал парень головой.

– Благодарю, – проговорила я, разворачиваясь.

– Вас этому где-то учат? – крикнул рыжий мне в спину. – Произносить «благодарю» с таким видом, словно подарили человеку весь мир?

– Да, – не оборачиваясь, ответила ему.

– Эй, Астер, только этот трактир совсем не то место, где стоит появляться… леди… если она хочет остаться таковой, – сказал рыжий напоследок и, сочтя свой долг выполненным, пошел обратно на тренировочную площадку.

На фехтование я опоздала, на пару минут, не больше, но, когда, переодевшись, зашла в тренировочный зал, все уже разбились на пары и стояли, изготовившись к бою.

– Леди Астер, я рад, что вы почтили нас своим вниманием, – с насмешкой произнес милорд Виттерн. Он очень не любил опоздания. Буквально через секунду я поняла, насколько. – Хоторн, – позвал он.

Стоящий напротив Вьера Мэрдок опустил рапиру и подошел к учителю.

– Астер твой партнер на экзамене.

В полной тишине было слышно, как облегченно выдохнул Вьер. Граф Хоторн был лучшим по фехтованию среди всего потока, гибкая Дженнет уступала ему в силе и выносливости, не говоря уже о длине рук и ширине шагов. Самый невозмутимый из всех студентов, самый знатный из парней, самый молчаливый. И красивый, хотя… Что-то изменилось. Я смотрела на безупречные черты лица, которые заставляли замереть на месте не одну ученицу, включая и меня, смотрела и не испытывала ничего. Да, красив. Как статуя, но не более.

– Рано радуетесь, мистер Гилон, – сказал магистр, подходя к Вьеру. – Вашим партнером буду я. Готовы? – Никто не ответил, и учитель скомандовал. – Ангард.

Рапиры скрестились. Черная Хоторна и моя стальная. Вернее, матушкина.

– Твой клинок никуда не годится, – тихо констатировал Мэрдок и провел серию быстрых ударов, словно пробуя мою оборону на прочность.

– Знаю, – ответила я, стараясь не провалить защиту.

– Выбрось эту рухлядь, – посоветовал Мэрдок и сделал выпад. Закрытое наконечником острие клинка едва не коснулось плеча.

– Обязательно передам твой совет матушке, эта железка ей дорога как память. – Я успела отпрянуть, отбила выпад.

– Прошу прощения, – проговорил граф и снова стал самим собой, холодным и отстраненным.

Больше мы не разговаривали. Рапиры скрестились. Удар, еще удар. Я ушла вправо, и Мэрдок едва не достал меня с разворота. Выпад, блок и кажущееся бесконечным кружение. Я приняла удар на клинок, и оружие завибрировало в руке от силы противника.

Я вскрикнула, но рапиру не выронила, а значит, бой продолжался.

Укол из низкой стойки. Не пытаясь блокировать, отпрянула назад, и тут же едва не пропустила второй удар – уже из высокой стойки. Клинки со звоном столкнулись. Никакой контратаки, только защита. Мэрдока, в отличие от Дженнет, так просто не вывести из себя. Все, что мне оставалось, – это глухая оборона. Предугадать удар противника за миг до того, как он будет нанесен, увидеть возможное направление движения гибкого тела, и тогда исход станет предсказуемым.

Я даже немного разозлилась. На себя и на совершенного Хоторна, который никогда не допускал ошибок. Еще одна пересдача? Как же не хочется-то…

Не раздумывая, я сбила в сторону черное лезвие, сделала шаг к парню, улыбнулась, как улыбалась бы Крису, и нанесла восходящий удар. Хоторн блокировал его без труда.

Я ушла вбок, едва избежав возвратного движения клинка сокурсника, и попыталась нанести укол в плечо, не достала, но вместо того чтобы отступить, провалила шпагу и ударила в корпус. Настал черед Мэрдока уклоняться, в серых глазах зажглись веселые искорки.

Он ушел с линии выпада… вдруг перекинул шпагу из одной руки в другую и нанес почти горизонтальный, рассекающий воздух удар. Неправильный удар, так машут секирой, а не шпагой. Если бы у него в руках и вправду был топор, он бы меня разрубил пополам, от правого бока до левого. Но у него была шпага. Тоже ничего хорошего, но это скорее колющее, чем режущее оружие. Все, что я успела, это поднять вертикально свой клинок. Его черное железо ударило о старую рапиру. В самый последний миг, увидев что-то на моем лице, Хоторн сдержал атаку, но ее силы все равно хватило не только чтобы выбить шпагу из руки, но и чтобы опрокинуть меня на пол. Или, что еще вернее, я не удержала равновесия, а удар всего лишь завершил дело. Собственный клинок лязгнул, отскочил и покатился по полу. Сломанное у основания лезвие полетело в одну сторону. Эфес – в другую.

Я упала на пол, ударилась боком. Рапира Мэрдока из левой руки снова вернулась в правую. На лице сокурсника ноль эмоций – ни торжества, ни злорадства. Он невозмутимо подошел и подал мне руку, помогая подняться.

Вскрикнула Мэри, но не потому, что проиграла бой Коррину. Почти все поединки остановились. Не по команде, а потому, что все взгляды были прикованы к одной паре. Милорд Виттерн как раз пошатнулся, и рапира Вьера ринулась к горлу учителя. Магистр остановил ее рукой, ухватив за наконечник.

Ученик отступил. Дженнет картинно похлопала в ладоши.

– Браво, мистер Гилон, – прокомментировал произошедшее милорд Йен.

– Он вас победил, – выкрикнул Отес.

– И получил зачет, – кивнул учитель. – Напомните мне в следующий раз, что фехтовать и одновременно пытаться уследить за кучей неумех – не очень хорошая идея.

Коррин хмыкнул, но сказанное нисколько не смутило улыбающегося Вьера.

– А вам урок на будущее, мистер Гилон: не полагайтесь только на железо, когда смерть нацелилась в лицо, противник может попытаться остановить ее голыми руками. – Магистр опустил рапиру и продолжил: – Дженнет, вам тоже зачет, Мэрдок, – он посмотрел на парня. – зачет, но… Я понял, почему ты сдержал удар. Здесь и сейчас, в ученическом поединке против Астер. Понял, но, если бы ты сражался против герцогини, получил бы неуд.

Хоторн нахмурился.

– Ты должен помнить, что в бою не бывает мужчин и женщин, не бывает леди и джентльменов. Бывают лишь противники. Запомни и оставь рыцарство для бала. Или однажды лишишься головы.

Парень подумал и кивнул, принимая критику.

– Астер, – магистр прищурился, – а знаешь, тебе тоже зачет. Техника хромает на обе ноги, но, – он оглядел зал, – теперь я вижу, что ты хочешь драться. Что хочешь победить. Возможно, из тебя еще и выйдет толк, если заменишь оружие. Остальные – на второй круг.

– Как интересно, – хмыкнула направляющаяся к выходу Дженнет. – Одной проигравшей поставили зачет, остальных заставили потеть дальше. Ничего нигде не жмет, Астер?

– Нет, Альвон, – ответила я, подбирая сломанную рапиру. – Но благодарю за беспокойство.

– Кстати, – сказал подошедший Вьер, – расчеты ты тоже сдала. Это я так, к слову… если тебя интересует.

Я склонила голову в знак признательности и направилась к выходу. За спиной со звоном скрестились клинки.

Моя комната на втором этаже жилого крыла выглядела, как и должна выглядеть спальня леди. Чистая, опрятная и немного холодная. В холоде было виновато приоткрытое окно – в комнату дуло, и подоконник покрывал слой подтаявшего снега. Камин давно остыл, надеюсь, его не забудут разжечь к вечеру. Девы, как же я скучала по Лиди, моей камеристке в Кленовом Саду! Там мне не приходилось задумываться ни о прическе, ни о чистоте платьев. Но в Академикуме другие правила. Хочешь учиться магии, научись заправлять кровать сам. Помню, как стонала в первый день герцогиня. Хотя растапливать камин нам не доверяли, что не могло не радовать.

Я вытащила из сундука пальто, пояс, развернула черную рапиру, кошелек с мелкими монетами, ученический значок, перчатки. Спрятав локоны под шляпку, проверила наличие ингредиентов. «Сухая вода», «ржа», «семена пустоты», «земляной настой», «горошинки тьмы», «проявитель», «куриная слепота» – все на месте. Я закрыла окно и оглянулась. Теперь комната не была столь безукоризненно прибрана: сундук чуть сдвинут, шкаф со шляпками открыт, на смятом покрывале лежала скомканная упаковочная бумага, рядом сломанный матушкин клинок.

Почему у меня такое чувство, что я собралась на бой?

Всего лишь спущусь в город, выслушаю Криса, если он, конечно, захочет говорить, и вернусь в Академикум.

– Вот только себе не ври, – проговорила я. – Выслушать-то ты выслушаешь, но вот вернешься ли? – и, словно боясь передумать, быстро вышла из комнаты.

Дирижабль не трясло, он спускался плавно и почти неосязаемо. Не надо только смотреть в окно, не надо думать о том, что под ногами у тебя пустота. Много-много пустоты.

На этот раз тревожное ожидание было скрашено мыслями и сомнениями. Я живо представляла себе вариации предстоящего разговора с Крисом, но почему-то упорно скатывалась к сценам из бульварных романов. Он возьмет меня за руку, посмотрит в глаза и скажет… Тут фантазия выдыхалась, потому что я представляла, что он может сказать, и это совсем не сочеталось с романтикой.

Я даже покраснела от злости и поймала внимательный взгляд стоящего у окна мужчины в длинном пальто и круглых очках. Но тут же поняла, что мое смущение интересует его в последнюю очередь. Внимание привлекла висевшая у пояса рапира из чирийского железа. Еще лет десять назад это смотрелось бы крайне вызывающе, даже матушка всегда выступала против сочетания юбки и клинка. Одно дело заниматься с домашними учителями и другое – выставлять это на всеобщее обозрение. Но времена изменились. Например, мисс Ильяну такие тонкости вовсе не заботили. Хотя до сих пор можно было услышать рассуждения того или иного ретрограда о том, что оружие и женщины – не лучшее сочетание. Слава Девам, князь не особо прислушивался к выкрикам подданных, требующих вернуть Аэру в каменный век. Он вообще мало к кому прислушивался.

Кольнуло беспокойство: а не совершила ли я ошибку, взяв рапиру? Гикар мертв, его лавка сгорела, и теперь никто не сможет подтвердить факт покупки клинка.

Я положила руку на эфес, мужчина учтиво коснулся навершием трости шляпы, словно извиняясь за излиший интерес, и отвернулся к окну.

Мысли побежали по кругу. Перед глазами снова встала сцена: мы с Крисом в кафе, он улыбается и уверяет, что все будет хорошо… Нет, это какая-то особо опасная болезнь, а не любовь! Я вздохнула. Если барон в чем-то меня и уверит, так это в том, что зря сюда явилась.

Далеко от воздушной гавани я не ушла, миновала зал ожидания, кассы и устроилась за столиком кафе, как раз напротив широкого окна. Долго ждать не пришлось: через четверть часа у парапета, с которого открывался головокружительный вид на Льеж, появилась компания мальчишек в куртках разной степени потертости. Они громко смеялись, косясь на витрину с пирожными. Я демонстративно подняла серебряную монету. Стоявший ближе всех к окну мальчишка быстро сообразил, что сулит ему ее блеск, и, с опаской покосившись на остальных, юркнул внутрь.

– Отнесешь эту записку в трактир «Пьяный кучер». – Монета исчезла в одной грязной ладони, сложенный вчетверо листок – в другой. – А если принесешь ответ, получишь вдвое больше.

Паренек согласно шмыгнул носом и, выскочив за дверь, бросился сначала к своей ватаге, а потом уже они все вместе с шумом и гиканьем сбежали по ступеням вниз, к улице.

– Леди желает что-нибудь еще? – Подошедший официант проводил неодобрительным взглядом моего посыльного и посмотрел на стол, где в одиночестве томилась чашка чая.

– Леди желает побыть в одиночестве. – Вторая монета исчезла в чистых холеных ладонях.

А потом потянулись часы ожидания. Приземлялись и взлетали в чистое небо дирижабли. Скрипели платформы и телеги с грузами. Спускались и поднимались пассажиры. То шумное семейство с пятью детьми, то чопорные матроны в черных чепцах. Мимо проехала нагруженная вином телега, на каждом бочонке было выжжено клеймо: расправившая крылья сова. Клеймо дома Оуэнов. Они поставщики вин двора первого советника. Хотя эти бочки, судя по количеству и свежему дереву, предназначались кому-то рангом пониже, молодое вино аристократы не особо жалуют. Скорей всего, заказали на народные гуляния по случаю Дня Рождающихся Дев.

Рождение богинь отмечали все. Знать – балами и щедрыми пожертвованиями, простой люд – угощениями и танцами на площади у ратуши. Обещали ночной фейерверк и традиционный «золотой дождь» с дирижабля для тех, кто не нашел в себе силы окунуться в купель.

Не знаю, откуда пошла эта традиция, но в ночь рождения первой Девы Одарительницы было принято вырезать в Зимнем море прорубь и с благословения жриц окунаться в нее с головой. В знак уважения к богине, которая была рождена в воде. Люди следовали этой традиции ровно до тех пор, пока в одну из зим лед не треснул и на свидание с Девами не отправилось разом пять десятков человек. На следующий год жрицы установили на главной площади что-то вроде большой каменной чаши, в которую заливали благословенную воду, и народ с радостью дрызгался, не боясь утонуть. Или замерзнуть насмерть. Но все-таки большинство предпочитало оставаться в сухой и теплой одежде. Такое наверняка не нравилось богиням, и с развитием воздухоплавания было положено начало новой традиции. Теперь благословенную воду во время праздника разбрызгивали с дирижабля, чтобы никто не ушел обделенным. Смысл названия «золотой дождь» от меня ускользал, как сказал однажды папенька, видимо, когда его придумывали, ориентировались на стоимость действа.

Мимо окна проехала еще одна телега, на этот раз с ящиками с неизменным совиным знаком. Это уже товар в бутылках, явно не для простого народа.

По стеклу постучали, я вздрогнула и сфокусировала взгляд на окне. На улице стоял мальчишка в стоптанных башмаках и призывно хлюпал носом. Чай давно и безнадежно остыл, солнце сместилось вправо и начало обратный путь к горизонту. Я вышла из кафе, и парнишка передал мне неопрятный клочок бумаги, словно второпях вырванный из книги, где на полях кто-то коряво написал два слова: «сгоревшая библиотека».

– Держи. – Я бросила посыльному на ладошку еще две монеты, увидела, как на усталой физиономии появляется улыбка, и поспешила по ступеням вниз, на ходу надевая перчатки. Крис все-таки ответил.

– Спасибо, леди-маг, – прокричал мне в спину парнишка.

Мимо библиотеки, прозванной в народе «сгоревшей», я как-то раз проезжала с родителями. В Академикуме была своя, так что ученики не испытывали потребности в дополнительных источниках знаний. Да и не помогут Академикуму все библиотеки Аэры: сегодня летающий Остров над Льежем, а завтра? В Чирийских горах? Над Зимним морем или Ирийской равниной?

Раньше самая крупная библиотека Аэры располагалась в столице, но после крушения дирижаблей десять лет назад прямо на городские кварталы Эрнесталя то, что удалось спасти от огня, перевезли в Льеж. Говорят, вонь от пропитанных запахом гари фолиантов стояла на улице не одну неделю. И первая библиотека Аэры стала известна как «сгоревшая».

Извозчик высадил меня прямо напротив высоких дверей из темного дерева, открывшихся без единого скрипа. Внутри, что бы ни говорили злые языки, пахло пылью и лавандой. Дремавший за столом смотритель приоткрыл глаза, увидел ученический знак у меня на пальто и снова погрузился в сонное оцепенение. Во все библиотеки Аэры учеников пускают бесплатно. Приказ первого князя.

Сгоревшая библиотека занимала три этажа. На первом я Криса не нашла, только пару девушек в светлых платьях. Они ожесточенно о чем-то спорили, тыкая пальцами в книгу. Увидев меня, замолкли и склонили головы в приветствии. Еще один молодой человек грыз бублик и неторопливо листал книгу, больше похожую на журнал расходов какого-нибудь поместья, настолько том раздулся от пожелтевших и неровно вклеенных страниц.

Поднявшись на второй этаж, я долго ходила между стеллажами, и стук моих шагов подхватывало эхо. В преддверии праздников люди предпочитали заказывать новые платья и сладости, а не тратить время на библиотеки. Крис сидел за самым дальним столом. Перед рыцарем возвышалась стопка книг, еще три тома лежали справа и, видимо, ждали своей очереди. Барон переворачивал страницу, пробегал глазами текст, иногда шевелил губами, что-то шептал, а потом снова перелистывал и снова…

– Крис, – позвала я, садясь напротив.

Он поднял голову, и я поразилась произошедшей в нем перемене. Сколько он спал с того момента, когда мы расстались у дома целителей? Час? Два? Не знаю, но выглядел рыцарь неважно. Бледная кожа, грязные взлохмаченные волосы, запавшие покрасневшие глаза, под которыми залегли тени, жесткая складка у рта. Отец выглядел так же, вернувшись после недельной охоты на иларского волка, что повадился закусывать крестьянами из ближайших деревень. Волка он, кстати, так и не убил.

– Прив… – начал Крис хриплым голосом, потом закашлялся и уже четче повторил. – Приветствую, леди Астер. Что привело вас сюда в такое время?

– Перестаньте издеваться, барон, – вышло резче, чем я хотела. – Вы дали мне слово, извольте сдержать.

Он смотрел на меня усталыми синими глазами, и было в его взгляде что-то… что-то такое… Так отец смотрел на Илберта, когда тот в очередной раз возвращался из города, воняя пивом, с рукой на перевязи, ибо успел заступиться за честь дамы, которая весьма смутно представляла себе, что это такое. В его взгляде сквозили усталость и извечный вопрос: да, когда же ты образумишься-то? И, надо сказать, брат образумился. Теперь я понимала, что отец тогда чувствовал.

– И ты не дала себе труда задуматься, что обстоятельства могли сильно измениться?

– Настолько, чтобы не найти минуты на разговор?

– Настолько.

Вот и все, Иви, можешь уходить. Или начинай умолять, совсем как побирушка у ратуши. Когда в следующий раз буду смотреться в зеркало, кого увижу? Леди или готовую унижаться влюбленную дурочку?

«Спокойно, – уговаривала я себя. – Ты пока ничего не сделала, всего лишь приехала в библиотеку. Наверное, так и начинается падение, с таких вот маленьких «всего лишь».

– Но теперь, – мой голос был холоден, – здесь и сейчас, вы можете уделить мне время, барон?

– Время… – протянул он, переводя взгляд куда-то за мое плечо, и я едва подавила желание обернуться.

– За чем охотились воры? Что было в инструментариуме? Вытяжка из семян лысого дерева? Лекарство от коросты?

Я ведь не умоляю? Нет, я просто спрашиваю.

– Мы вроде перешли на ты? Или уже нет? – усмехнулся он.

– Перешли, – подтвердила я, – наедине.

– Наедине, – повторил Крис, словно пробуя слово на вкус, и от ноток, прозвучавших в его голосе, у меня закололо кончики пальцев.

– Крис, там было лекарство от коросты?

– Нет. – Его рука медленно скользнула в карман, и он выложил на стол знакомый инструментариум.

– Нет? – Я заморгала.

– Нет.

– А что же…

Он вздохнул, закрыл книгу и положил ее к уже просмотренным фолиантам. Стопка угрожающе зашаталась.

– От черта молитвой, от тебя ничем. Что ты знаешь о ветреной коросте? – Оуэн пододвинул к себе один из трех отложенных томов. – Когда она появилась?

– Точно неизвестно, но говорят, болезнь бродила по земле еще во времена единой Эры.

– Правильно говорят, – кивнул рыцарь, перелистывая страницы. – Что еще?

– Она поражает только одного представителя рода, – продолжала перечислять я.

– Какая умная болезнь.

– Маги придумали амулеты для защиты от заражения.

Крис коснулся шейного платка, расстегнул верхнюю пуговицу камзола и вытащил из-за ворота круглый медальон на цепочке. Я почувствовала дремавшую в нем магию, она была похожа на гудящее насекомое, невидимое и неслышимое насекомое. Защитный амулет.

– Какие умные маги. – Он наконец нашел нужную страницу и повернул книгу, придвигая ко мне. – Лысое дерево.

На развороте было нарисовано небольшое крючковатое растение с изломанным стволом, которое так и хотелось назвать не деревом, а уродцем. Оно на самом деле было лысым – толстые изогнутые ветки венчали метелки с семенами.

Я посмотрела на рыцаря.

– Ты никогда не задумывалась, почему болезнь назвали коростой? – Крис уже листал второй том.

– Нет, – честно ответила я и тут же задумалась. – Наверное, из-за того, что органы покрываются панцирем… мм… коростой?

– Неправильный ответ, Ивидель. Как оказалось, никакого секрета тут нет, стоит только поискать.

Он положил вторую книгу прямо поверх первой и указал пальцем на потускневшие строки. По хрусткому и ломкому переплету было видно, что фолиант давно не открывали, от старой кожи едва уловимо несло гарью.

На желтой шершавой странице был написан рецепт. Обычный рецепт с ингредиентами и указаниями, сколько чего и как растереть, покрошить, настоять… Почти обычный, за исключением того, что это был рецепт приготовления яда.

– Всего лишь надо знать, где искать, – покачал головой Крис, и в его голосе послышалась горечь.

Я читала строчку за строчкой, чувствуя, как сердце начинает биться сильнее и сильнее. «Десять грамм коры лысого дерева три ночи настоять на «мертвой воде», посеять «ускоряющее зерно», разделить на восемь частей…»

– На симптомы посмотри.

Я быстро стала читать дальше, не замечая, что делаю это вслух:

– «Впрыснуть в кровь или нанести на рану. Отсроченная смерть, от седмицы до двух – первый и единственный признак отравления». – Дальше шел рисунок в виде чешуи над пораженным органом, который через малое время будет закован в смертельный непроницаемый панцирь. – «Противоядие – настойка из семян лысого дерева. Впрыснуть в кровь не позднее…» Но это значит… Это значит… – Я подняла голову.

– Это значит, что короста от слова «кора». Это значит, что короста – это не болезнь, а яд.

– Нет, – не поверила я. – Не может быть. Что это за книга? – Я захлопнула фолиант, но название за давностью лет уже успело стереться, остались лишь отдельные буквы. – Эта болезнь поражает только одного человека в роду. Чтобы избежать этого, маги создали амулеты…

– Чего кричишь? – миролюбиво спросил Оуэн. – От твоего крика ничего не изменится. Всегда думал, что эта болезнь странная, больно привередливая. Знаешь, что она мне напомнила? – Он взялся за третий, последний том. – Заклинание на чирийских клинках. Немного другое, но суть та же: идет опознание по крови. – Передо мной легла третья книга.

Сухие строчки из какого-то научного труда какого-то заумного мага какого-то бородатого года…

«…наделить вещь способностью распознавать кровь нетрудно, трудно заставить ее выбрать одного носителя и остаться слепой к остальным. Мы смогли восстановить это свойство для твердых веществ и полностью утратили для жидких. Многое осталось по ту сторону Разлома…»

– Думаю, маги усовершенствовали этот яд.

– Нет, – возразила я. – Маги придумали артефакты для защиты!

– Конечно, придумали, – устало сказал барон. – Посадить на такой крючок всю Эру – это гениально. Не хочешь болеть – плати, даже завидно, что не сам придумал.

Я оттолкнула от себя книги.

– Ты ведь это хотела знать? Какая жидкость в инструментариуме?

Ответить у меня не получилось, да это было бы излишне.

– Милорд Тиболт опознал раствор, не сразу, конечно. – Оуэн скривился. – В нем был яд из коры лысого дерева.

– Но…

– Да-да, тот самый первоначальный вариант яда, рецепт которого ты видела в книге.

– Но это значит…

– Да.

Крис снова коснулся шейного платка, а я вцепилась пальцами в столешницу. Мир вокруг вдруг стал очень неустойчивым. Девы, умоляю!

– Это значит…

Все, что хотите, любой обет, деньги, обещание, только прошу вас!

– … что против него защитные амулеты бесполезны. Наверное, у меня на пальце была ранка, может, заноза, царапина. Этого хватило.

Шейный платок упал на стол. Я подняла взгляд, уже зная, что увижу, уже понимая, почему сердце стучит, словно сумасшедшее. Богини не услышали. На шее Криса расцвел тот самый первый и последний признак ветреной коросты, рисунок, напоминающий чешую.

Я вскочила, опрокинутый стул с громким стуком упал. Хотелось кричать. Топать ногами. Смахнуть со стола все эти книги!

– У меня осталось чуть меньше двух недель, – Оуэн встал и устало растер шею. – Поэтому мне наплевать на все обещания, экзамены и истерики юных графинь. – Он сделал шаг вперед, подошел почти вплотную. – Это тебе понятно, И-ви-дель?

Он произнес мое имя по слогам, будто впервые. А я словно впервые его услышала. Просто имя, без насмешки и горечи. Я перевела взгляд с шеи на подбородок, а потом на губы, которые оказалась слишком близко.

Вот так и падают в бездну. Только для меня наверняка уже поздно, потому что я бегу к ней изо всех сил, торопясь узнать, так ли притягательна ее темнота, как говорят люди.

Не знаю, кто из нас сделал первое движение, он нагнулся или я сама подалась вперед, но… Девы, когда его губы коснулись моих, теплые, сухие и неимоверно мягкие, весь мир исчез. И библиотека, и книги на столе, и даже короста. Руки Криса скользнули мне на талию, рывком придвинули к себе, а я, сама того не замечая, тянулась и тянулась к нему, ловя дыхание и каждое движение, пусть мимолетное и слишком быстрое, чтобы запомнить. Слишком сладкое, чтобы забыть.

Он поднял голову, разглядывая меня как какую-то диковинную зверушку, больше удивленный, чем недовольный.

– Я вижу в твоих глазах жалость, Ивидель? – Губы, только что касавшиеся моих, скривились. – Даже интересно, насколько далеко ты позволишь мне зайти во имя сострадания?

Иногда слова причиняют не меньшую боль, чем поступки. Я вздрогнула и замахнулась, желая влепить пощечину, словно кухаркина девка настырному конюху. Но Оуэн легко перехватил мою ладонь.

– Я не позволю ни одной женщине бить себя, – заявил рыцарь. – Запомни это, – и совсем не по-рыцарски оттолкнул мою руку.

Я отпрянула и ударилась спиной о стол, злополучная стопка все-таки упала, книги рассыпались по полу. Я этого не забуду. И ему не позволю. Потому что Ивидель Астер не кухаркина дочка.

– Уходи. – Он оглядел пустой зал. – Ты узнала, что хотела.

– А ты нет. – Голос дрожал, но я заставила себя говорить. – Есть случаи излечения от коросты. На городском рынке Льежа…

– Знаю, уже две ночи там брожу, даже кошельком с золотом светил, но охотников ударить меня по голове целительской дубинкой так и не нашлось.

– Надо найти излечившихся. – Я говорила слишком торопливо, потому что меня снова захлестнуло отчаяние, густо замешенное на стыде. Или стыд, замешенный на отчаянии. И ненависти. Я ненавидела себя за то, что продолжала стоять здесь.

– Искал я этих выздоровевших. – Оуэн взял со стола инструментариум, снял со спинки стола пальто. – Они неуловимы, как видения Дев. Кто-то слышал, что у его соседа третья жена четвертого сына совершенно точно излечилась, но, – рыцарь развел руками, – этих людей невозможно найти.

– Я знаю одного. – Я скорее почувствовала, чем увидела, как он замер, как равнодушие сменилось интересом. – Я знаю модистку, у одного из ее соседей излечилась дочь.

– Опять третий знакомый четвертого пекаря?

– Может быть, но ты не в том положении, чтобы разбрасываться даже ничтожными шансами.

– Я поговорю с ней. – Он поднял книги и небрежно побросал их на стол.

– Поговоришь с модисткой? – Настал мой черед усмехаться. – С какой из десятка? О чем? О шляпках? Или о последней модели корсета? – Я все-таки нашла в себе силы поднять голову и посмотреть в лицо Криса. – Это стоит твоей жизни? Желание отправить меня восвояси? Неужели так трудно принять помощь?

– Почти так же трудно, как тебе посмотреть мне в глаза. – Он обернулся и тихо проговорил: – Идемте, леди Астер. – Я продолжала стоять. – Забудьте о том, что случилось. Я больше никогда вас не коснусь. Даю слово. – Я выпрямилась, и он устало добавил: – Идемте же. Вы сами предложили помощь.

Модистка равномерно постукивала по столу пальцами, я не отводила взгляда от ее рук, тщетно стараясь вспомнить имя женщины, это внесло бы в разговор нечто личное, что немаловажно, когда просишь об одолжении. А беседа была именно личной, я спрашивала, но она не обязана была отвечать. Но имя упорно продолжало ускользать, как нечто незначительное. Мадам Мьек? Сьек?

– Леди Астер, позвольте узнать, чем вызвано ваше любопытство?

– Увы, не могу. – Я повернула голову, глядя сквозь приоткрытую дверь кабинета на оставшегося в общем зале Оуэна.

Одна из мастериц что-то спрашивала у рыцаря, он, улыбаясь, отвечал. Почему бы и нет? Рисунок на шее был надежно скрыт под шелковым платком, а все остальное девушке очень нравилось.

– Это он? – спросила, проследив за моим взглядом, модистка. – Он болен? – Я не ответила. – Такие, как он, просто ходячая неприятность для юных леди. Поверьте той, что в свое время сильно обожглась.

– Верю. Но вы не ответили на вопрос. Об излечившихся от коросты.

– Вы уже все знаете, леди Астер, у моих девчонок языки без костей. Чего вам еще? Они же рассказали вам про безногого Кэрри с рынка?

– А также про безликих Грена и Труна. – Я перевела взгляд на ее немного некрасивое, тонкое лицо, на уложенные каштановые волосы и тут же вспомнила имя. – Мадам Кьет, если бы вы сразу ответили на вопрос, я бы уже ушла. Это ведь так просто, бросить пару имен и выпроводить навязчивую клиентку. Но вы так старательно уходите от ответа, что…

Она взмахнула рукой, прерывая меня.

– Вы надеетесь, что у меня есть еще что-то. Что-то иное…

– А оно есть?

– Не знаю. – Она сложила подрагивающие пальцы в замок и несколько минут молчала, а потом начала рассказывать, но совсем не то, на что я надеялась: – Вы знаете, что иногда, заказывая платье, леди может отказаться от него. По разным причинам: деньги, минутный каприз, неосторожные слова мужчины, что лавандовый цвет ее бледнит? – Она посмотрела на приоткрытую дверь. Теперь Крис стоял, повернувшись к нам спиной. – Мало кого при этом волнует внесенный задаток, хотя встречаются и такие. Впоследствии я продаю эти платья значительно дешевле. Конечно, леди никогда не купит готовое, но «не леди»… Софи понравилось одно из них.

– Софи? – Я подалась вперед. – Ваши мастерицы болтали о ней, как и об остальных.

– Да, но они не знали всего. И, надеюсь, не узнают. – Она откинулась на спинку стула. – Месяц назад Софи примеряла одно из отказных платьев. В мастерской были я да Оливия, но та была занята с срочным заказом… К чему все это… – Она вздохнула. – Я помогала Софи с примеркой. Не столько помогала, сколько смотрела, чтобы она чего-то не порвала, девушка несколько неуклюжа. И когда шнуровала корсет, увидала… увидала рисунок. Совсем небольшой, но он почти уже дошел до шеи. Я видела коросту. Видела близко, мой отец от нее умер, оставив долги и залоговые векселя, поверьте, это была именно она, кто бы и что бы ни говорил впоследствии.

– А кто-то что-то говорил? – Я подняла брови. – Дочь Киши была больна?

– Через два дня над дверью ювелирной лавки появился желтый крест, – сказала мадам Кьет вместо ответа.

– На Софи и в самом деле напали на рынке, как и на всех остальных? – не выдержав, спросила я.

– Я этого не знаю, – развела руками женщина. – Может, напали, а может, нет, может, она поцапалась с птичницей. Я даже не знаю, излечились ли остальные люди, но могу сказать, что пару раз видела на рынке безногого попрошайку. А как его зовут и болен ли он коростой, мне не ведомо.

– Как он и предполагал, никакой определенности, – пробормотала я, поднимаясь. – Слухи и сплетни.

– Именно так я и сказала серым, – модистка отвела взгляд, – когда они начали интересоваться случаями исцеления…

– А чего вы им не сказали? – спросила, чувствуя, как сердце сжимается в предчувствии удачи.

– Я не сказала им, что три недели спустя Софи забрала свое платье.

– Вы не могли ошибиться?

– Иногда я очень хочу себя в этом уверить, и знаете, почти получается. – Она тоже встала. – Если сюда вернутся серые, у меня снова это получится.

– Лавка Киши далеко от вашей?

– Вы хотите купить украшения к новому платью, которое, несомненно, закажете у меня?

– Несомненно, – подтвердила я, улыбаясь.

В ювелирной лавке Киши было немного сумрачно, скудное освещение с лихвой компенсировалось яркими настольными лампами с магическими «зернами» внутри, освещавшими витрину так, что камни переливались, словно живые. Сережки, кольца, колье и яркая, как созвездие, диадема.

– У леди превосходный вкус.

Услышав вкрадчивый голос, я подняла голову от витрины и увидела сухощавого старика с седыми волосами. Они напоминали пух, окруживший его сморщенную голову полупрозрачным ореолом.

– Леди вообще превосходная, – вставил Крис, и я с трудом сохранила невозмутимое выражение лица. Что это? Первый комплимент? Или издевка? – Мистер… – Барон многозначительно замолчал.

– Киши. – Мужчина приглашающе взмахнул рукой. – Мастер Киши, это моя лавка. Могу я предложить вам…

– Можете, но меня гораздо больше интересует ваша дочь и ее чудесное исцеление от коросты, – сказал Оуэн прямо.

Ювелир остался невозмутим, лишь немного встревоженная улыбка тронула тонкие старческие губы.

– Господин ошибается, моя дочь, слава Девам, здорова.

– Именно это я и хотел обсудить. И, боюсь, у меня нет времени на расшаркивания. – С этими словами Крис выложил на прилавок инструментариум, прямо напротив диадемы.

Тут бы ювелиру самое время снисходительно улыбнуться, мало ли какие тараканы водятся в голове у покупателей, выразить вялый интерес к коробочке… так поступил бы любой. Любой, кто видел эту игрушку в первый раз. Так поступили и я, и Крис. Но вместо этого мастер Киши побледнел, словно рыцарь выложил на прилавок не коробочку, а змею.

Для Оуэна этого оказалось достаточно. Он оперся о витрину и одним движением перепрыгнул через прилавок. Стекло жалобно хрупнуло, и несколько трещин пересекли спрятавшуюся под ним яркую диадему. Старый мастер отшатнулся, приподнял руку в жесте защиты или отрицания, от улыбки не осталось и следа.

– Кто вы такие? – прохрипел старик. – Чего вы хотите? Я подам жалобу серым… я…

Слова звучали слишком беспомощно, слишком явно в них слышался страх. И поражение.

Крис схватил старика за грудки и без всякого уважения к его возрасту швырнул на витрину. Стекло разлетелось на кучу мелких, жалящих, словно насекомые, осколков.

– Закрой лавку, Ивидель, – приказал Оуэн.

– Но…

– Закрой! Или убирайся вон. У меня нет времени деликатничать ни с тобой, ни с ним.

Я бросилась к двери, слыша за спиной голос, в котором было слишком много льда.

– Меня зовут жестоким бароном, и сейчас я продемонстрирую почему.

Это было обещание, от которого у меня разом ослабели колени, а руки соскользнули с железной ручки.

– Пожалуйста… – послышался всхлип. – Я ничего не…

– Неправильный ответ.

До меня долетел звук удара. Страшный звук. Смачный и гадкий. Старик завыл.

Я коснулась засова, задвинула его, сменила табличку с надписью «открыто» на «закрыто» и повернулась к разбитой витрине. Около нее, среди стеклянного крошева и россыпи драгоценных камней, лежал ювелир. Вернее, уже не совсем лежал, он приподнялся, пытаясь отползти от Криса, по лицу мастера текла кровь.

Барон с невозмутимым лицом наступил ботинком старику на лодыжку. Кость хрупнула. Бабушка всегда говорила, что у пожилых людей тонкие кости, птичьи, поэтому они так легко мерзнут. И еще кости легко ломаются, иногда даже от простого падения.

Ювелир закричал. Скоро здесь будет уйма народа в компании с серыми гончими. Кощунство так думать, глядя на человека, пытающегося стереть кровь с лица, но именно так я и думала. А вот Крису было не до моральных дилемм.

– Как ты вылечил дочь? – спросил барон, убирая ногу.

– Прошу вас, – снова взвыл старик.

Я вспомнила Рут и ее шар, в который она спрятала тот пронзительный вой.

– Неправильный ответ. – Еще один удар, и приподнявшийся ювелир упал на спину, захлебнувшись криком.

– Крис, пожалуйста, – попросила я, с трудом отводя взгляд от ползающего по осколкам стекла старика, пачкающего все вокруг кровью. – Наверняка есть другой способ. Должен быть.

– А знаете что, мистер Киши, – Крис присел рядом с ювелиром, – леди совершенно права, такой способ есть. – Рыцарь поднял инструментариум и нажал на выступ. Из коробочки выскочило шило.

Оно испугало старика гораздо больше, чем переломы и удары. Тонкогубый рот захлопнулся, вой прекратился, выцветшие серые глаза завороженно наблюдали за приближением иглы.

– Нет, – взвизгнул Киши. – Я расскажу! Во имя Дев, я все расскажу.

– Вот видишь, какой полезной ты можешь быть, – назидательно проговорил мне рыцарь и снова посмотрел на ювелира. – Как ты вылечил дочь?

– Я не лечил. – Жало качнулось, снова приблизилось, и Киши торопливо заговорил, то и дело сплевывая кровь. – Это не я. Софка заболела, а через два дня пришел человек, он сказал, что может вылечить, что у него есть семена лысого дерева. Я предложил хорошую цену, но…

– Хорошую цену за то, что давно исчезло с Аэры? – удивился Крис. – Очень сомневаюсь, что такое возможно. Дальше.

– Деньги его не интересовали. За лекарство он требовал услугу.

– Какую услугу?

– Поймите, Софа все, что у меня осталось. Она все, что у меня есть. Она и эта лавка…

– Что он потребовал? – жестко спросил барон.

– Я должен был уколоть шилом… – он посмотрел на инструментариум, – сапожника Грена, что живет через улицу от нас. Послушайте, я не знал тогда… не думал…

– И ты уколол.

– Да, но поймите, я не знал, что он заболеет. Девы, короста не распространяется так, она… она…

– Как вылечили твою дочь?

– Не знаю, клянусь, – взвизгнул старик, глядя на шило. – То нападение на рынке, с нее сорвали цепочку…

– Почему ты уверен, что нападение и излечение связаны?

– Почему? Потому что… – Старик стал задыхаться. – Потому что у нее на шее был след от укола, точно такой же, какой я оставил Грену, наврал, что случайно оцарапал его кольцом, но…

– Куда ты дел инструментариум?

– Грену отдал, как велел незнакомец, он же сапожник, всяко пригодится.

– Отдал? – не поверил Крис.

– Продал за десяток медяков.

– Что это за незнакомец? Описать можешь? Видел раньше?

– Нет, он был в капюшоне, я еще в первый момент подумал, может, паломник. Я его не видел. Клянусь дочерью, больше никогда не видел.

Барон опустил руку, ювелир судорожно дышал.

– Где лавка этого Грена? – Оуэн поднялся.

– Я скажу, – шепотом пообещал старик, – только уходите.

И мы ушли, оставив его лежать среди битого стекла и драгоценных камней, перемазанных кровью.

Оуэн шагал слишком быстро, слишком широко. Цепляясь за его локоть, я почти бежала, стараясь не отстать. Барон был сосредоточенно спокойным или казался таковым.

– Крис, помедленней, пожалуйста, – проговорила я, почти повиснув на его руке.

Он тут же остановился, огляделся, словно старался припомнить, как здесь оказался, оглянулся на дверь ювелирной лавки, где все еще покачивалась табличка «закрыто».

– С ним ведь все будет нормально? – не удержалась я от вопроса.

– Мне все равно.

На противоположной стороне улицы мальчишка в голубом пальто с восторгом указал на проезжающий по дороге мобиль. Няня, отнюдь не разделявшая его чувств, поджала губы и потянула юного любителя механизмов дальше.

– А ты заметила, что все ограничилось одним кварталом?

Я посмотрела на уходящую к портовым складам улицу. На соседней, громко звякнув, проехал трамвай, клубы дыма от парового двигателя поднимались высоко в небо. Вагон скрылся за поворотом, скоро он минует ратушу, обогнет Круглую площадь, вернется назад и заберет пассажиров из воздушной гавани. Говорят, этой весной откроют еще одну ветку и маршрут пройдет мимо дворца первого советника, мимо главного парка. Трамвай будет доставлять пассажиров к железнодорожному вокзалу. Это если верить речам мэра Льежа. А кто ж им не верит?

– Лавка ювелира, – указал на дверь, из которой мы вышли, Крис. – Кожевенная мастерская Грена за углом.

– Рынок и безногий Кэрри?

– Если он был, этот безногий. – Парень прищурился. – Рынок с севера примыкает к складам, так что все рядом, даже лавка этого Гикара.

– Но при чем здесь… – Пришедшая в голову мысль была неожиданной. – Он тоже болел коростой! – выкрикнула я, и проходящий мимо джентльмен бросил обеспокоенный взгляд сначала на меня, потом на барона, но не увидел ничего угрожающего и прибавил шаг. – Он продал мне инструментариум, совсем как…

– Как Киши, – закончил Оуэн. – Только ювелир сначала уколол сапожника. – Он положил мне руки на плечи. – Ивидель, – голос барона был мягким, слишком мягким, – он тебя не колол? Или кто-то другой? Ты не обнаруживала ран, происхождения которых не помнишь? Царапин, от которых просто отмахнулась?

Его пальцы коснулись моего подбородка, потом шеи. В его жесте не было ни ласки, ни нежности, только деловитость и… неужели испуг?

– Барон Оуэн! – Я возмущенно отпрянула, поймав любопытный взгляд дородной дамы в шубе, что стояла на углу в ожидании извозчика. – Маги не болеют коростой!

– Обычной коростой, – деловито поправил он, – меня ваши магические штучки не защитили. Но мы говорим о яде! – Крис снова поднял руки.

Я была почти готова рассмеяться или заплакать. Столько раз представлять, что он коснется меня. Придумывать, как это будет… И он коснулся, прямо посреди улицы, с деловитостью и равнодушием целителя.

– Во-первых, – я возмущенно выдохнула, – инструментариум попал ко мне раньше, чем к тебе, а значит, и заболеть я должна была раньше.

– Ты пользовалась шилом?

– Нет, я только один раз разбирала метатель, – ладонь на моем предплечье чуть расслабилась, – и шило мне не понадобилось.

– Хорошо, а что во-вторых?

– Во-вторых, разве тебе не все равно?

– Как раз думал об этом. – Его взгляд скользнул по моим губам, и я тут же поняла, о чем на самом деле он думал. О том, что произошло в библиотеке, но самое ужасное, что мне нравилось направление его мыслей. – Мне все равно, но одно дело заразить человека, совсем другое – мага. Весь Академикум на уши встанет.

– Удивляюсь, почему он до сих пор не на ушах? – пробормотала я.

– Потому что они всегда могут заявить, что я забыл надеть защитный амулет. А посему сам виноват.

– Но это нечестно!

– И что?

Я не нашлась что ответить. Звякнул колокольчик, и пожилой мужчина в цилиндре вошел в ювелирную лавку. Оуэн схватил меня за локоть и потащил к углу здания – сейчас здесь станет очень шумно.

– Если Киши не дурак, а он не похож на дурака, то расскажет серым красивую историю о безликих хулиганах.

Со стороны лавки послышался шум, кажется, кто-то крикнул, чтобы вызвали целителей.

– Потому что, рассказав о нас, ему придется рассказать и о дочери, – поняла я.

– Да, произнеся «а», произноси и «б». – Барон пошел по параллельной улице в обратном направлении, крики за спиной становились все громче.

– Надеюсь, с ним все будет в порядке. – Мысли снова вернулись к старому ювелиру. – Он, конечно, злодей, но…

– Злодей? – хохотнул Крис, указывая на вывеску кожевенной мастерской. – С чего вдруг такое клеймо?

– Но как же… – растерялась я. – Он же заразил другого человека, считай, убил, без лекарства короста смертельна.

– То есть… – Крис остановился напротив мастерской и проводил взглядом проезжающий трамвай. Пара мальчишек скользила за вагоном на обрывке картонной коробки, рискуя свалиться на рельсы и свернуть шею. Настоящие поезда развивали сумасшедшую скорость для такого баловства, поэтому вагончики трамваев нравились городской ребятне гораздо больше, а о сломанных шеях они не думали. – Если леди Астер предложат обменять жизнь безликого сапожника на жизнь отца или матери, леди откажется? Серьезно?

– Но… – Я закусила губу, он только что положил на одну чашу весов жизнь любимых людей и какого-то мастерового. Неправильно положил. И теперь ждал ответа. – Мне не нравятся такие вопросы, – в конце концов, ответила я чистую правду.

– На самом деле тебе не нравятся не вопросы, тебе не нравятся ответы, – сказал Крис и взялся за ручку двери.

– А ты сам, – спросила я, машинально отмечая, что над входом в лавку нет желтого креста, обозначающего, что в дом пришла короста, – что сделаешь, если сейчас придет человек в капюшоне и предложит выкупить лекарство за ту же цену?

Оуэн открыл предо мной дверь и пропустил в мастерскую, оставив вопрос без ответа. Но мы оба его знали, не так ли?

Кожевенная мастерская воняла… кожей. Терпкий, словно скрипучий запах смешивался с резким ароматом краски и сухих трав. Большое помещение, казалось, было заставлено обувью. Полки и стеллажи от пола до потолка, на которых красовались сапожки, ботинки, тапочки и элегантные туфельки из кремовой кожи, к ним мой взгляд то и дело возвращался. На верхних полках были выставлены седла, на вбитых в стены крючьях висели сумочки и торбы, лежали кошельки. Двое молодых людей азартно торговались с высоким парнем с копной растрепанных каштановых волос.

Колокольчик звякнул, и из подсобки выскочила не менее растрепанная девушка. Такая же кареглазая и кудрявая, сразу видно, что лавка – семейное предприятие.

– Одну минутку, леди, – запыхавшись, сказала она, отбрасывая со лба влажные волосы. – Я сейчас, – обогнула кучу коробок, задела крайнюю, удержала от падения и пробормотала: – Извините, сегодня у нас… – она беспомощно развела руками. – Показать вам кремовые туфельки?

– А вы наблюдательны, – рассмеялся за моей спиной Крис и разрешил: – Покажите.

Девушка устало ему улыбнулась и стала пробираться, другого слова не подберешь, к полке.

– Что ты делаешь? – шепотом спросила я.

– А ты предпочитаешь, чтобы я сразу стал ее бить?

– Девы, не вздумай.

– Интересно, как ты меня остановишь? – Он посмотрел, как молодой человек, подволакивая правую ногу, провожает покупателей до двери.

– Вот. – Девушка поставила на прилавок ту пару, что сразу привлекла мое внимание.

– Могу я видеть мастера Грена? – спросил Оуэн, бросая испытующий взгляд на парня.

– Зачем он вам? – нахмурилась девушка. – Если насчет заказа, то…

– То можно переговорить со мной, – добавил парень.

– Насчет заказа, – согласился барон.

Я провела пальцем по мягкой коже туфельки, около пряжки был едва различим витиеватый оттиск, переплетенные буквы «У» и «Г», скорее всего, фирменное клеймо мастера.

– Понимаете… – Они переглянулись, а потом плечи девушки поникли, и она с грустью продолжила: – Отец умер три дня назад.

– Позавчера схоронили, – добавил парень. – Поэтому у нас сегодня такой… такой…

– Бардак, – помог ему подобрать правильное слово барон, но благодарности не дождался.

– Мы стараемся, – обиженно вставила девушка. – Но все так неожиданно… – Она прижала руки к груди и тут же без паузы спросила: – Хотите примерить туфельки?

– Смерть от коросты неожиданной не назовешь, – не дал мне ответить Крис, и они снова переглянулись.

– Отец умер не от коросты, – покачал головой парень. – Он напился и повесился на балке в мастерской.

– Войт! – укоризненно воскликнула девушка.

– Брось, об этом знают все соседи, а если был сделан заказ…

И они в третий раз обменялись взволнованными взглядами.

– Да скажите уже, – потребовал Крис.

– Поговорите лучше с дядькой Ули, – приняла решение девушка. – Если кто-то знает о заказе, то только он, но…

– Но он пьет с самых похорон.

– И не собирается останавливаться, – нахмурилась девушка. – Так что насчет туфелек?

С туфельками решили подождать, хотя, оставляя их в лавке, я испытывала некоторое сожаление. Парень шел впереди, неловко прихрамывая, его правая нога совсем не гнулась и напоминала деревяшку.

– Сестра права, вряд ли вы чего-то добьетесь от дяди, он сильно сдал после того как отец… – Парень остановился перед помещением, что примыкало с торца прямо к лавке, и открыл дверь. – Поверьте, я выполню ваш заказ на совесть, будет даже дешевле.

Вытянутое помещение мастерской, где запах ощущался еще сильнее, чем в лавке, освещалось дюжиной светильников с магическими «зернами». На самом деле недешевое удовольствие. Отец оборудовал такими главные штреки в шахтах и заменил керосиновые лампы в Кленовом Саду после того, как во мне проснулась сила.

Длинные рабочие столы, натянутые на рамы для просушки шкуры, почерневшие, покрытые копотью рукавицы на полу, чан с жидкостью, воняющий так, что я едва не зажала нос рукой. Инструменты, развешанные по стенам, колодки, мотки ниток… За столом в центре сидел бородатый широкоплечий мужчина. Перед ним стоял штоф с мутной жидкостью и стакан. К вони мастерской добавился стойкий запах перегара.

– Дядька Ули, – позвал хромой парень. – Тут к тебе…

– Выйди! – рявкнул мужчина. – И не смей появляться, пока не позову!

– Как угодно, – пожал плечами парень. В его взгляде читались усталость и отчетливое «я же вам говорил».

Дверь захлопнулась, светильники с магическими «зернами» мягко качнулись, тут же выпрямились и засветили ровным ярким светом.

– Ну, – буркнул тот, кого звали Ули.

– Что «ну»? – спросил Крис, присматриваясь к широкоплечему кожевеннику.

Честно говоря, вряд ли у Оуэна получилось бы бросить такого куда бы то ни было, скорее уж наоборот.

– Того. – Бородач хмельно мотнул головой. – Давно жду, когда кто-нибудь из ваших заявится.

– Из наших? – Барон нагнулся и поднял с пола рабочие рукавицы.

– Из больных, – крякнул мужичок и, повернувшись, впервые посмотрел на нас. Глаза были покрасневшими, с полопавшимися сосудами, веки набрякли, словно он не спал уже несколько дней, но… мужчина был скорее зол, чем пьян. – Показывай, куда тебя ударило или ее?

– Нет, не ее, – кратко ответил рыцарь и размотал шарф, показывая смертельный рисунок.

Кожевенник крякнул, взялся за штоф, налил белую мутноватую жидкость в стакан и скомандовал:

– Пей.

Крис бросил рукавицы на стол и, без вопросов подчинившись, разом ополовинил стакан.

– Добро, – оценил Ули и махнул оставшуюся жидкость сам.

– Девке своей скажи, пусть сходит подарок в лавке выберет, покамест мы поболтаем.

– Нет, – возразила я.

– Ивидель, – покачал головой Крис.

– Нет.

– С характером, – усмехнулся кожевенник, и я уловила в его голосе одобрение. – Марта моя такая же была, как слово поперек скажешь, так и получишь половником промеж глаз. – Он опустил голову. – Нет больше моей Марты. И Грена нет. Лишь эти, – он указал на дверь, – неумехи остались. Хромой и дурочка.

– Так Грен заболел или повесился? – хрипло спросил Крис.

– Все вместе и мешок овса до кучи, – пробормотал кожевенник, снова наливая полный стакан. – Заболел, вылечился, а потом веревку к балке привязал. Дурак!

– Кто к нему приходил, знаете? – Оуэн снова посмотрел на покрытые копотью рукавицы и нахмурился.

– Нет. – Мужчина уставился на свой стакан, словно надеясь увидеть там нечто отличное от того, что наливал сам, выпил и скривился. Никогда не пойму людей: глотать всякую невкусную гадость, потом пытаться собрать мозги в кучу с предсказуемым отрицательным результатом. В чем смысл? – Брат рассказал мне обо всем слишком поздно.

Дышалось с трудом, казалось, если откроешь рот, то просто проглотишь этот кисловатый едкий запах. Так же воняют мобили – еще один повод для матушки поворчать на отца из-за покупки этого механизма.

– Для кого поздно?

– Для всех. – Он с силой поставил стакан на стол. В графине оставалось меньше чем на треть. – Для брата, который пошел у них на поводу, и для Линока, которого он заразил коростой, а потом не смог с этим жить. Девы, кто бы мне раньше сказал, что ею можно заразить! – Мужчина горько рассмеялся.

– У кого «у них»? – спросил, подавшись вперед, Оуэн.

– Да если б я знал! – Ули стукнул кулаком по столу с такой силой, что стакан подпрыгнул. – Если бы брат сказал мне до, а не после! Если бы не полез в петлю, а дал мне время разобраться! Я бы…

– Что? – не удержалась я. – Пошли бы к серым?

Оба мужчины, старый и молодой, уставились на меня с одинаковым недоумением, словно я им предложила поговорить с князем. Или даже с Девами.

– Знаешь, где я этих серых видал и что с ними делал? – зарычал кожевенник. Широкая ладонь бессознательно коснулась шеи, растирая и разминая мышцы… И рубцы. Старые, почти незаметные.

Я увидела на его коже затертый временем след от рабского ошейника. След, который никогда не исчезает до конца. Почти клеймо. Когда-то Ули совершил проступок, за который угодил в рабство. И смог не только выжить и сохранить рассудок, но и снова заслужить свободу.

– Что я им скажу? Что моего брата заразили коростой специально? А потом вылечили? И он на радостях удавился? Вот они посмеются! Животики надорвут. А когда закончат смеяться, спросят: а сам-то ты кто такой? На этом все разговоры и закончатся.

Я невольно подошла ближе, разглядывая кожевенника. Широкое круглое лицо, мясистые губы, плоский нос, темные глаза, черная борода, чуть опаленная справа, словно он неловко склонялся к огню, густые брови и ресницы.

– Где мне найти этого Линока? – спросил Крис, и в его голосе послышалось разочарование. Ули, на которого мы возлагали надежды, знал меньше нашего.

– Он травник на Полуночном бульваре, лавка «Травы и сборы», – проговорил мастер и снова взялся за штоф. – Я ходил к нему.

– Зачем? – поднял бровь барон.

– Не знаю. – Жидкость полилась в стакан. – Но он оказался покрепче моего брата. И сразу послал ту тварь в капюшоне в Разлом. Он не стал никого заражать.

Дверь открылась, и в мастерскую заглянула девушка из магазина.

– Дядь Ули, тебя спрашивает мистер Тилон, это по поводу бурдюков для вина, что он заказывал отцу.

– Так зови! – рявкнул мужчина, залпом допил спиртное и уронил стакан на стол.

Девушка тут же скрылась, было слышно, как она объясняет невидимому мистеру Тилону, что сейчас не самое подходящее время для визита. Барон не стал ничего больше спрашивать. Не стал прощаться, он просто развернулся и пошел к выходу. А вот я не удержалась:

– Что случилось с вашей Мартой?

– Она умерла, – тихо ответил мастер и снова потер рубец на шее. – Очень давно.

– От коросты?

– От ножа под ребрами.

Девушка продолжала в чем-то убеждать нового посетителя, но, кажется, безуспешно, голоса в лавке становились все громче. На улице уже начало темнеть. Знаете, как оно бывает, заходишь в помещение, оставляя за спиной яркий день, а спустя несколько минут сумерки укутывают улицы полупрозрачной вуалью, вдалеке фонарщик уже зажигает первые огни. Но тебе всегда кажется, что смена света и тени произошла слишком быстро, кажется, ты пропустил слишком много…

Ладонь барона вдруг легла мне на талию, увлекая вперед.

– За нами кто-то идет. Не оборачивайся, – прошептал рыцарь.

И, конечно, я тут же обернулась. Мы миновали кондитерскую и скобяную лавки, оставив мастерскую в сотне метров сзади. Двое мужчин перешли дорогу, поравнялись с нами и пошли дальше. Дородная женщина в кафтане прогуливалась около витрины с пирожными. Где-то смеялись дети. Молодой человек помогал женщине выйти из экипажа. Обычные люди обычного города.

– Я же сказал. – Оуэн схватил меня за подбородок и заставил повернуть голову. Вторая его рука все еще лежала на моей талии. – Пусть они лучше думают, что мы тайные влюбленные, чем…

– Чем кто? – спросила я. – Крис, вы дали слово, что больше до меня не дотронетесь, и тем не менее уже дважды его нарушили. Я начинаю думать, что зря мы все это затеяли.

– Ивидель, – растягивая слова, проговорил он, – вы начали думать? – Я дернулась, но он не дал мне отстраниться, тут же стал серьезным. – Прошу прощения. Но вы сами настояли на том, чтобы сопровождать меня. – Он вздохнул и добавил: – Время уходит, и я начинаю сомневаться в том, что все это не зря. Все эти разговоры. Один, другой… сколько их будет, а мы еще даже не добрались до безногого Кэрри с рынка и Труна, кем бы он ни был. Но если за нами следят…

– Это хорошо или плохо? – Я снова попыталась оглянуться, но он не дал.

– Не знаю. Но это хотя бы результат. Сейчас я уберу пальцы и возьму вас за руку, не принимайте за оскорбление. Мы, все так же улыбаясь, пойдем дальше, минуем перекресток с улицей Цветов и свернем на Полуночный бульвар.

Не знаю, следили ли за нами на самом деле или это была игра воображения. Но люди, которые могли этим заниматься, представлялись мне весьма странными. Я послушно шла за Крисом, ощущая теплое прикосновение его руки к своей.

Наверное, я совсем сошла с ума. И видела то, чего нет. Или, как и барон, хотела видеть. Многие люди касаются друг друга каждый день, и пусть иногда эти прикосновения на грани допустимого, как сейчас, но… Аэра не остановилась, и никто не спешил указывать на «падшую графиню» пальцем. Много шума из ничего. Из-за игры воображения.

Лавка «Травы и сборы» была закрыта, и, судя по сугробу перед дверьми, закрыта давно. Ярко-желтый крест предупреждал всех посетителей о том, что внутри больной коростой. Витрины с пучками трав, баночками мазей и склянками растворов были темными.

– Возможно, мы опоздали, – проговорила я, тщетно пытаясь разглядеть что-то за выставленными образцами. – Если, как сказал мастер Ули, травник не согласился с ценой, назначенной за исцеление, то…

– То уже может быть мертв. – Крис прищурился и вдруг потянул меня к узкому проходу между домами, огибая лавку слева. Снега там навалило не меньше, но зато в узком окошке под самой крышей мерцал тусклый танцующий свет. Скорее всего, от керосиновой лампы. В подсобном помещении кто-то был. Оуэн выпустил мою руку и подошел к задней двери. В отличие от центрального входа здесь крыльцо кто-то старательно расчистил и свалил снег под водосточную трубу. Рыцарь оглянулся, но улица за нашими спинами оставалась пустой. Стоило только взяться за ручку, как дверь открылась, потянуло теплом, запахом трав и пряностей.

– Как легкомысленно, – попенял незнамо кому барон, и мы вошли в узкий коридор.

Слышались приглушенные ругательства и шипение, очень похожее на то, что издает поезд, прежде чем тронуться. Я выглянула из-за спины замершего на пороге Криса.

Мы ошиблись. Линок был жив, конечно, если в лавку не забрел еще один больной коростой травник. Рисунок чешуи ярко выделялся на бледной коже груди, рубашка с развязанным воротом казалась несвежей, рукава перемазаны чем-то коричневым.

В центре подсобного помещения виднелись два сдвинутых стола, вдоль стен теснились шкафы со множеством выдвижных ящичков и книгами. Запахи приправ смешивались с менее приятными и кисловатыми ароматами. Столешница была заставлена… Я не знаю, как называются все эти прозрачные чашки, баночки и соединяющие их трубки. Под пузатой колбой в миниатюрной горелке танцевал язычок пламени, жидкость пузырилась и оседала на стенках россыпью капелек. Горка порошка покачивалась на весах.

Линок был молод, старше Криса лет на пять, не больше. Он поднял голову от смутно знакомого устройства, состоявшего из зажимов и увеличительных стекол. Линзоскоп – вспомнила я. Мы пользовались похожими на идентификации веществ. Как же у меня болели глаза после двух часов работы с этим устройством, линзами и пинцетами!

Парень посмотрел на меня, потом на Криса, который привычным движением сдернул шейный платок.

Знаете, что мне это напомнило? Обмен визитками. Ты вручаешь белую карточку с именем, и точно такую же вручают тебе. Представление закончено. Тут происходило то же самое. Смертельный рисунок на коже служил лучшей рекомендацией для знакомства.

– Помогай, – скомандовал Линок Оуэну, хватая со стола маленькую склянку и подставляя ее под одну из трубок. – Открой вот тот клапан.

Рыцарь в два шага оказался у стола и без слов повернул вентиль. В склянку закапала жидкость изумрудного цвета.

– Что это? – спросила я.

– Лекарство от коросты, – невозмутимо ответил травник, поднося баночку к глазам.

– Серьезно? – Крис завернул вентиль.

– Конечно. – Линок взялся за лупу. – Только оно ее не лечит. Совсем. Но я не отчаиваюсь.

– Может быть, это поможет? – спросил Крис, выкладывая на стол инструментариум. Светлые, почти белесые брови травника поползли вверх. – Знакомая вещица?

– До последнего винтика. – Молодой человек обернулся, открыл третий ящик слева и вытащил точно такую же коробочку.

– Их две? – спросила я, подходя ближе.

– Для меня это такая же новость, как и для вас. – Молодой человек посмотрел на меня, немного смутился и стал торопливо застегивать пуговицы на вороте. – Линок Стиа к вашим услугам, леди…

– Астер. – Я смогла улыбнуться. – Ивидель Астер. Вы целитель?

На стене за его спиной над ящиками висела крупная зернистая фотография. Дюжина серьезных молодых людей пристально смотрела на беспорядок в подсобном помещении. Черные пятна костюмов, белые овалы лиц и размашистая подпись:

«507 выпуск Целительской академии Эрнесталя, 1021 год от образования Разлома».

Фотография… к ней до сих пор относились с предубеждением. Многие думали, что, перенося изображение на кусок картона, они переносят и часть души. Фотографию в столицу привез один из южных промышленников, некий мистер Фотогра. Он решил, что напал на золотую жилу. С помощью пластин и устрашающего трехногого аппарата Фотогра создавал портреты за один миг, а изготавливал меньше чем за сутки. В то время как художники работали неделями, а то и месяцами. Для фотографии не нужно было позировать часами, да и стоили его работы в три раза дешевле. Всего лишь в три раза, что напрочь исключало их из категории элитных, но вместе с тем не опускало до уровня общедоступных. Не думаю, что мистер Фотогра голодал, но и сколотить состояние на заказах студентов Эрнесталя тоже не получилось. Князь не порицал нововведение, жрицы богинь хранили молчание, народ глядел с опаской.

Три года назад папенька возил нас в салон, желая на деле увидеть, что такое фотография. Помню комнату с белыми стенами, суетливые движения подмастерьев, ящик на трех ногах и пот, который то и дело смахивал мистер Фотогра со своего покатого лба. Матушке не понравилось, ибо мастер не смог уменьшить ее нос. То ли дело настоящий художник, получивший звонкую монету и учитывающий все пожелания заказчика.

– Нет, я учился на целительском, но выбрал специализацию травника. Люди имеют обыкновение жаловаться и умирать, растения в этом плане намного предпочтительнее. – Линок оставил ворот в покое и встряхнул инструментариумом. – Моя коробочка счастья уже пуста, все извел на опыты. – Травник бросил ее обратно и задвинул ящик. – Можно? – Он указал на коробочку Криса. На мою коробочку.

– Валяй, – разрешил барон и стал огибать заставленный приборами стол. – И к тебе не приходили, не приставляли нож к горлу, не объясняли другими доступными для понимания методами, что единолично владеть столь важной вещью – опасно для здоровья?

– Нет. – Он поднял голову. – А к вам приходили?

– К ней. – Рыцарь указал на меня. – И этому должна быть причина. Тому, что за один иструментариум они дерутся клыками, а про второй забывают.

– Должна, – согласился травник и взял инструментариум.

– Значит, ты тот самый Линок, что отказался заражать других? – уточнил Оуэн.

– Узнаю слова мастера Ули, – ответил травник. – Я тот дурак, что некстати вспомнил данную при выпуске клятву и отказался.

– Жалеете? – спросила я. – А сейчас бы согласились? Заразили бы другого?

Молодой человек посмотрел на меня и безошибочно выщелкнул шило.

– Да, согласился бы и заразил в нарушение всех клятв. Вместо того, чтобы играть в гордого героя, я бы взял того урода в капюшоне, привязал к каминной решетке и испробовал на его шкуре все противоядия.

– Кого ты должен был уколоть? – спросил Оуэн.

– А ты? Или передо мной просто несчастный больной, которому не повезло, и он пришел к травнику в надежде получить несуществующее лекарство?

– Что, и такие заходят?

– Бывает, – ответил Линок. – Так кого?

– Мне забыли сказать. Вот зашел в лавку и подумал, может, ты знаешь, кого надо отправить к праотцам, чтобы самому выжить?

– Знаю. Мастера Гикара, у него оружейная в конце улицы, почти у портовых складов.

– Но он же и так был… – начала я, но, встретившись взглядом с синими глазами, замолкла.

Все становилось с ног на голову. Не то чтобы раньше все было понятно, но… Получалось, Гикара должен был заразить травник, но не сделал этого, оставил коробочку с ядом себе. Но имелась и вторая коробочка, а значит, и второй исполнитель, раз оружейника все равно заразили. Или не значит? Демон его знает.

– Не волнуйтесь, Ули предупредил оружейника. – Линок выдавил на прямоугольное стекло каплю жидкости и покрутил колесико настройки линз.

– Так предупредил, что сразу после этого Гикар сгорел вместе с лавкой? – поинтересовался Крис.

– Сгорел? – Линок запустил пятерню в волосы. – Серьезно? Я не выходил уже несколько дней. Может, неделю. Продукты приносят из лавки напротив… Точно сгорел?

– Да. Когда к нему ходил кожевенник?

– Три или четыре дня назад. Еще до похорон брата.

– Интересно.

Травник пожал плечами и снова склонился к линзоскопу.

– А в мастерской у Ули чан с соляркой стоит и покрытые сажей рукавицы валяются…

– Ты это к чему? – спросила я Оуэна.

– К тому, что если бы Ули захотел, не важно, по какой причине, у него были и возможность, и горючее.

– Как и у десятка других лавочников. Гикара не очень любили, – сказал травник. – Говорили, он сильно задавался, потому что вел дела с магами.

– У мастера Ули борода справа опалена, – вспомнила я. Всего несколько слов, несколько штрихов, и картина в очередной раз изменилась. – Девы, неужели это он? Но зачем? – Я нахмурилась. – Мы должны рассказать серым.

Тут мне некстати вспомнилось, как один из лакеев шевелил дрова в камине, полено треснуло, ему в лицо дохнуло жаром, на пол посыпались искры. У слуги тогда так же, как у Ули, посветлели кончики ресниц и бровей, а он никого не сжигал, хотя перчатки перемазались в саже.

Зачем кожевеннику уничтожать лавку Гикара, если они оба, можно сказать, пострадавшие? Хотя я вообще не видела смысла в поджоге оружейной. Но то, что я его не видела, не значило, что его не видел кто-то другой.

– Я никому ничего не должен, – отрезал барон.

Травник нахмурился, выдвинул крайний левый ящик, достал маленький пакетик, вернулся к столу и высыпал его содержимое на стекло с коричневой каплей. Жидкость тут же вспенилась. Парень склонился к линзоскопу.

– Странный выбор жертв, – добавил рыцарь и стал перечислять. – Ювелир, кожевенник, травник, оружейник – все ремесленники из одного квартала.

– А вот это уже интересно, – словно не слыша его, сказал Линок, поднимая голову от верхней линзы. – То, что вы принесли, совсем не…

Незапертая дверь с такой силой ударилась о стену, что треснула пополам. Ручка оставила вмятину в деревянной панели. Я подпрыгнула на месте и смахнула со стола одну из склянок, та со звоном разбилась.

– Кто вы таки… – начал возмущаться Линок, но закончить ему не дали. Никому из нас не дали двинуться с места.

До этого я не видела серых в деле. Настоящих, закончивших обучение рыцарей, а не студентов. Они были быстры. Очень быстры. И в первый момент мне показалось, что в подсобное помещение ворвалась маленькая армия.

Вооруженный мужчина в плаще столкнул весы и ударил травника в бок, Линок согнулся и повалился под стол. Крис успел вытащить нож. Серый ударил его по руке, но парень не выпустил клинка. Второй рыцарь, зайдя со спины, приставил к шее барона свою острую железку и скомандовал:

– Бросай.

Нож тут же упал на пол.

На занятиях нас учили фехтовать, учили уходить и блокировать удары противника. Нас не учили тому, что делать, когда амбал в два раза крупнее тебя хватает за руки, разворачивает к себе и обездвиживает, не давая не то что вытащить рапиру, а вообще пошевелиться.

Пламя, такое мягкое и такое послушное, затрепетало в светильниках. Готовое на все ради меня пламя, стоит только легонько подуть, и…

По металлическому знаку того серого, что держал лезвие у шеи Криса, пробежала россыпь голубых искр, и металлическая бляха отозвалась на магию мелодичным перезвоном.

– Перестаньте, Ивидель, – раздался знакомый голос. Серая баронесса вошла в помещение последней – в коротком, отделанном мехом пальто и в капоре, на котором таял снег, она меньше всего походила на жрицу.

– Пусть ваш серый пес уберет руки. Немедленно! – Пламя в светильниках вспыхнуло ярче, оно очень хотело вырваться на свободу, не менее сильно, чем я хотела его выпустить. – Вы без предупреждения напали на студентов Академикума, и мы имеем право защищаться. Сами будете перед советом магов отвечать, почему я спалила пол-улицы в торговых рядах. Отвечать и расплачиваться.

Пряжка серого снова вспыхнула, зазвенела, предупреждая хозяина о магической атаке.

– Кимэ, отпусти леди Астер, – недовольно сказала жрица.

Тот, что держал мои руки, помедлил несколько секунд, а потом отступил. Заговоренной бляхи на нем не было. Не было и страха в глазах. Зато было кое-что другое. Серая эмблема рыцаря, прошедшего посвящение. Я могла развести здесь тысячу костров – он вышел бы из них невредимым.

– И барона. – Я демонстративно отряхнула руки. – Если вы хотите поговорить со студентами, обратитесь в…

– А я уже, – весело ответила Аннабэль Криэ. – Вы не поверите, Ивидель, – серая обошла стол и посмотрела на Криса, – но барон Оуэн больше не является студентом Академикума, он ведь вам этого не сказал, верно? Интересно, во что еще он вас не посвятил, наслаждаясь тем, что вы бегаете за ним, как домашняя собачонка?

Она затянутой в перчатку рукой коснулась лежащего на столе инструментариума. Оуэн дернулся, но острое лезвие остановило порыв.

– Раз уж у нас такая задушевная беседа, – раздался голос травника, – не расскажете, что со мной не так? Учебу год назад закончил… это я так, на всякий случай.

– Может, у тебя здесь какие-то запрещенные вещества имеются? – прогудел тот, которого называли Кимэ, высокий, с черными волосами и какой-то приплюснутой головой.

– Если найдете, я их выпью, – пообещал травник.

Бывшая баронесса Стентон кивнула, тот рыцарь, что стоял над Линоком, сделал шаг назад. Молодой человек неловко поднялся.

– Барон, – насмешливо поприветствовала серая, беря коробочку, – ничего не хотите мне рассказать?

– Как раз раздумываю.

– Полезное дело. – Она убрала инструментариум в карман. – А пока вы этим заняты, посидите в портовом остроге. Во избежание, так сказать. Увести!

– Скажите, что я сделал? – спросил Крис. – А то что-то меня в безвинные мученики не тянет.

– До мученика тебе, как мне до богинь, – хмыкнула серая. – За избиение и ограбление ювелира.

– Это он вам напел? – поинтересовался Оуэн.

– Нет. Мы давно за тобой ходим и сами видели.

– Видели и не вмешались? – хохотнул Крис. – Да, жители Льежа могут спать спокойно.

– Так нельзя. – Я сделал шаг вперед, и Кимэ угрожающе качнулся. – Он дворянин и имеет право на…

– На защиту главы рода. – Жрица едва не мурлыкала. – Мы пошлем вызов его отцу. Насколько я помню, старший барон Оуэн не жалует ни дирижабли, ни поезда. Думаю, он прибудет в Льеж к концу месяца. – Она посмотрела на рисунок чешуи на коже Криса. – И очень расстроится, не застав наследника живым. Обидно, наверное, провести последние дни за решеткой?

– Я тебе потом расскажу, если хорошо попросишь.

– Как был грубияном, так и остался, а ведь можно все решить быстро. Если ты невиновен, – она стянула перчатку, – я узнаю об этом через секунду и…

– Нет.

– Крис, – умоляюще протянула я, но он даже не посмотрел в мою сторону.

– Я сказал – нет. Серая, пойдешь против закона и князя?

– Запереть! – поджала губы жрица.

И они увели его. Чуть шевельнули рапирой у шеи, и Оуэн пошел сам. Не знаю, чего я ждала. Может, прощального взгляда, а может, вмешательства Дев, но ничего не произошло. Деловитые рыцари вслед за серой покинули лавку, не сказав травнику ни слова, лишь хрустевшие под ногами осколки напоминали о произошедшем.

Снаружи послышалось конское ржание.

Мы с травником переглянулись. Никто из нас не знал, что делать дальше. Вернее, не знал он, а я… Поддавшись порыву, выскочила из лавки и бросилась к черной без окон карете, в которую как раз сажали Криса. Даже не знаю, зачем, просто не могла стоять на месте.

– Не надо, леди Астер, – мягко остановила меня Аннабэль, схватив за руку. – Вы и так уже наломали дров, но пока об этом знаю только я. Пусть так и остается.

– Дров? – возмутилась я, вырываясь. – Помешать вам запереть обреченного на смерть человека в остроге – это теперь называется «наломать дров»?

– Подумайте о своей репутации!

Дверь кареты хлопнула, я успела увидеть, как Крис закрыл глаза, откидываясь на спинку сиденья. Столько всего было в его позе, столько усталости и… отчаяния.

– Подумайте, кто он и кто вы?

– Прекратите!

– Не прекращу, потому что вы, леди Астер, похоже, ослепли. Он на ваших глазах избил старика! – Она говорила зло и отрывисто.

Один серый рыцарь устроился на козлах рядом с кучером, двое вскочили на запятки экипажа, щелкнули вожжи.

– У него были причины. – Я проводила взглядом отъехавшую карету. – Раз вы следили за нами, то должны знать, что… у него были причины, – беспомощно повторила я.

– Конечно, были, – согласилась она. – Это добро делают просто так, а у подлости есть причины. У таких, как он, всегда есть оправдания, а такие дурочки, как вы, всегда им верят. И мало кто задумывается о том, что этот лавочник, возможно, будет остаток дней ходить с тростью, если вообще будет ходить.

– Вы не понимаете! – Я сжала кулаки и снова почувствовала жар. – Вы ничего не понимаете!

– Так помогите мне, – неожиданно мягко сказала серая. – Помогите мне понять. И тогда я помогу вам. Ивидель, – она коснулась моего рукава, – это слишком далеко зашло и давно уже перестало быть шуткой, в которую играют двое студентов. Хватит! Рассказывайте. Или забудьте о бароне Оуэне навсегда. Возможно, так будет даже лучше.