Темнота. Пытаясь подняться, я навалилась на стену и ободрала плечо. Мешало головокружение. Когда я очнулась, поняла, что руки на этот раз скованы наручниками впереди. А это значило, что меня не держит возле себя горячая батарея, и я могу даже ощупать своё лицо. Эта мысль словно пронзила сталью мой мозг. От радости мне захотелось поскорее встать, но не тут-то было!

Чудовищная слабость не позволила мне встать даже со второй попытки, поэтому, подышав пылью, извиваясь, как червяк, я всё-таки умудрилась удержаться на четвереньках. Осторожно вытянув руки, нащупала кувшин с ржавой водой и приникла к нему губами. В голове немного прояснилось. В комнате по-прежнему царила адская жара.

Что же он собирается со мной делать? Ему так нравится подчинять людей, обладать ими. Я представила, как он подходит ко мне, снимает футболку, джинсы, дышит перегаром мне в лицо, а потом целует, раздвигая своим языком мои губы и наваливается всем телом, сдирая с меня трусы. А мне приходится молчать, чтобы сохранить свою жизнь. Я затрясла головой от отвращения.

Вспомнив подробности недавнего события с погребением, я утвердилась в решении бежать любой ценой. От этого у меня даже прибавилось сил.

Превозмогая боль, я встала, отчего перед глазами расплылись синие круги. Лучше, пожалуй, держаться за стену. Исследуя её шероховатости, я пошла в том направлении, где должна была находиться дверь.

Когда я выберусь отсюда, обязательно ещё раз побываю в Питере. Да что там Питер, ведь на свободе нет преград… Махну в Лос-Анджелес! А ещё открою свой ресторан. Или книжный магазинчик. Всегда мечтала. А ещё поем клубничное мороженое и попрошу прощения у всех, кого обидела!

Да!

Боль подстёгивала меня, заставляла напряжённо думать, искать выход. Уже не хотелось мыться, стало всё равно. Я прощупывала каждый сантиметр стены. На всякий случай. Внутренний голос подсказывал, что нужно торопиться. Я ухватилась за ручку двери, дёрнула, ещё пару раз, никакой надежды. Заперто. Через крохотную щель тянуло свежим воздухом, но увидеть ничего не удавалось. Опять стало больно и страшно. А что если он никогда больше не вернётся? Тогда мне придётся погибнуть. Как страшно быть похороненной заживо… Возможно, люди найдут здесь когда-нибудь то, что от меня осталось. Мои кости. И никаких документов. Господи… Нужно хотя бы нацарапать своё имя на стене.

Я опустилась на корточки возле двери и начала прислушиваться к звукам в тишине. Ничего. Абсолютно ничего. Только я и непроглядная темнота. От злости захотелось разнести на части всю комнату, вырвать из стены батарею и вогнать её этому уроду прямо в глотку, да по самый желудок. Пусть жрёт, тварь.

Борясь с отвращением, я начала ощупывать пол, грязный и местами склизкий, в надежде найти хоть какой-то путь к свободе. Мне попадались только крошки, шерсть, мусор, травинки, волосинки и прочая гадость. Я продолжала водить руками по полу. Отряхивала их и снова водила. Ползала в поисках призрачной надежды, как грязная подвальная крыса, вынюхивала и наконец-то нашла.

Маленький, согнутый в виде буквы «Г» и металлический предмет. Тяжело дыша, я очищала пальцами от пыли и мелкого мусора свою находку. Это был гвоздик или, скорее, саморез. Не знаю, как, но он мне обязательно поможет! Я жива, а значит, шанс ещё есть. Но вдруг мне почудилось, что я слышу его шаги. Накатил страшнейший приступ паники. Кровь в голове закипела, а сердце забилось, готовое взорваться.

Дрожащими руками я пыталась затолкать находку в задний карман джинсов, которые уже болтались на моих бёдрах. Давай! Давай! Ну давай же! В горле пересохло и саднило, словно пришлось проглотить сотню иголок. Только я засунула саморез в карман и отступила в ту часть комнаты, где, по моим расчётам, находилась подстилка, ключ в замке повернулся, и он вошёл.

От яркого света пришлось зажмуриться и отойти к стене.

– Садись, – в его руках была железная миска с чем-то жидким.

– Привет, – попыталась улыбнуться я и тут же поняла, что делаю ошибку. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Держи, – Гена протянул мне миску.

Я села на матрац и вытянула руки. Он поставил на них миску, которая оказалась холодной.

– Открывай рот, – Гена зачерпнул алюминиевой ложкой серую жидкую массу и протянул мне.

Я облизнула разбитые губы и открыла рот. На вкус эта мерзость походила на холодную тугую овсянку без соли и сахара. Пришлось проглотить. Он, не отрываясь, следил за мной.

– Спасибо, – прошептала я, закончив есть.

– Пошли, – он впился пальцами в моё предплечье, оставив там багровые следы, – помоешься.

– Хорошо, – согласилась я, заранее зная, что выбора нет. Однако всё моё существо ликовало в надежде на побег.

Я заметила, что на нём надеты всё те же треники с вытянутыми коленками и свитер, замазанный жиром и пропахший едким потом. Мы вышли из комнаты, ставшей местом моего заточения, и попали в коридор со стенами, выкрашенными в мрачный тёмно-синий цвет. Вяло перебирая ногами и запинаясь, я еле поспевала за ним. Он шёл впереди, дёргая меня за цепочку от наручников.

На одной из стен я заметила круглое зеркало, вытянула шею и увидела мельком своё отражение: маленькое испачканное личико с огромными испуганными глазами и разбитыми губами. В первую секунду я даже себя не узнала, настолько мой образ напоминал несчастного, приговорённого к расстрелу. Волосы – как провода, прилипшие к голове, а футболка почернела и также прилипла к телу.

Это вызвало во мне такой приступ ярости, что захотелось проломить Гене его жалкий череп. Кто он такой, чтобы так истязать других людей? Возомнил себя Господом Богом?!

Я остановилась, наткнувшись лбом на его спину, и чуть не упала. Похоже, что мы пришли на кухню. В нос ударил запах тушёной капусты. Я огляделась. Свет падал от маленькой лампочки с потолка. Крошечное окошко было завешано плотным полотном чёрного цвета. Посредине стоял покосившийся стол, рядом – два стула. Старый кухонный гарнитурчик зелёного цвета разбавлял серость этого помещения, а на убогой советской плите стопкой грудились кастрюли всех мастей.

– Здесь есть газ? – спросила я первое, что пришло мне в голову.

– В баллоне, – сухо ответил он и подвёл меня к большой железной ванне, стоявшей на полу слева от стола.

Ванна была похожа на те, в которых купают младенцев, только в несколько раз больше, и заполнена водой почти до краёв. В таких посудинах купались барышни сто лет назад.

– Здесь нет печки, но есть батареи, – я чувствовала, что нужно хоть о чём-то говорить.

– Здесь всё есть, – буркнул Гена и скосил и без того кривые глаза.

– А откуда тепло?

– От котла! – Он схватил меня за футболку и потянул на себя. – Кончай базар и раздевайся!

– О, – я попыталась отодвинуться и тянуть время, – здесь всё современно, похоже, что ты неплохо обеспечен…

– В деревне давно есть свет и тепло, – удивился он, – ты где живёшь, если не знаешь? В пещере?

– В пещере, – сквозь зубы процедила я.

– Точно, а я и забыл! – заржал Гена, обдав меня запахом гниющих зубов, – хватит тратить моё время, раздевайся!

Тон его переменился и не предвещал ничего хорошего. Он ещё раз дёрнул вверх край футболки, за который я уцепилась мёртвой хваткой и тянула вниз.

– Нет, не надо, – спину прошиб холодный пот, – хочу помыться в одежде.

– В одежде?

– Да, – я натянуто улыбнулась.

– Снимай!

– Нет, пожалуйста, так будет лучше, – по моей щеке покатилась слеза, а губы предательски задрожали, – пожалуйста, ну пожалуйста!

Он взял меня левой рукой за шею и притянул к себе. Меня заколотило со страшной силой, когда я почувствовала, как он сжимает правой рукой мою попу. Гена тяжело задышал и вдохнул запах моих волос. В моей голове промелькнула картина, как он набрасывается, увидев моё обнажённое тело. Этого допустить было нельзя.

– Гена, – я отвернула голову и посмотрела в потолок, – давай я посижу в ванне сначала в одежде, а когда привыкну к воде, то сразу сниму, ладно?

– Ты будешь моей. Сегодня. – Он внимательно посмотрел на меня. Его глаза горели бешеным огнём.

– Хорошо, – пролепетала я, – но сначала приму ванну.

Гена провёл носом по моей шее, жадно вдыхая ароматы, которыми я пропиталась за последнее время, и прикусил мочку моего уха. Зажмурив глаза, мне приходилось терпеть, сдерживая волну негодования, рождавшуюся внутри. Как же мне было противно!

Он разомкнул свои зубы и схватил меня за волосы:

– Я буду смотреть. Хочу видеть тебя всю!

– Ладно, – я стиснула от боли зубы.

– Полезай!

Сняв балетки, я залезла внутрь. Вода оказалась немного прохладной и обжигала раны. Усаживаясь, я заметила в области паха на его трениках напряжённость и округлила глаза, но тут же догадалась сделать вид, что ничего не заметила. Набрав в ладошки живительной влаги, я сначала напилась. Вода не доставала до краёв, поэтому вполне можно было окунуться с головой, что я и сделала. На несколько секунд моё тело расслабилось и понеслось куда-то ввысь. Когда перед глазами засверкали яркие звёздочки, я вынырнула и быстро задышала. По воде пошли грязные разводы. Одежда прилипла и стала тяжёлой.

Гена взял стул и уже сидел рядом, улыбаясь своими кривыми жёлтыми зубами. Я мысленно поблагодарила себя за то, что под моей футболкой имелся бюстгальтер. Вид призывно торчащих сосков мог подвигнуть Гену на жестокие и немедленные действия.

– Держи мыло, – сказал он и протянул советское «Земляничное».

– Спасибо, – я взяла его и уставилась на воду.

– Будешь хоть нормально пахнуть.

– Спасибо.

– Станешь сегодня женщиной, – довольно заявил Гена.

– Но… Я ещё не готова, – осторожно промычала я, намыливая лицо, которое жгло от мыла.

– Я буду нежен, – он вытер слюну рукавом.

Смыв мыло, я не поверила своим глазам: рядом с плитой на подоконнике лежал маленький серый телефон, один из первых появившихся на рынке, – старая «Моторола»-космонавт. Каких-то пять-шесть шагов! Но как отвлечь его внимание? Я отвела взгляд, чтобы он ничего не заметил.

– После ванны накрашу тебе ногти и подстригу волосы. Сам! – клятвенно пообещал он, улыбаясь.

Я молча разглядывала грязную пену.

– Мне так интересно, хочу всё сделать сам. Хочу узнать, как ты устроена.

– Так же, как и все.

– Нет, – Гена замотал головой.

– Да.

– Когда мама умерла, я раздел её и проверил, как она устроена. Когда у тебя месячные?

– А что? – испугалась я.

– Хочу посмотреть.

– Зачем? – Меня передёрнуло.

– И потрогать.

– Зачем?!

– Обожаю кровь.

– О господи…

– И попробовать на вкус. Как и всю тебя! – Гена наклонился поближе и прошептал: – У тебя там, в трусах, есть волосики?

У меня перехватило дыхание, я принялась остервенело намыливать волосы.

– Теперь есть…

– Это хорошо, значит, я сам тебе их сбрею! – Он потёр руки от сладостного предвкушения.

– Я сама могу…

– Будешь делать, как я сказал, поняла?!

– Поняла.

– Снимай уже футболку!

– Чуть позже, хорошо?

– Снимай!

– Может, у тебя есть шампунь? – Я вся сжалась в комок.

– Снимай, сука! Ты что, не поняла меня?! – Гена встал и, нагнувшись, схватил меня за волосы.

– Поняла! А-а-а! Поняла! Отпусти! Пожалуйста!

– Снимай, сука! Быстро! – орал он, запрокинув мне голову.

– Хорошо…

Я быстро нащупала в заднем кармане саморез. Достала, сжала в кулаке. У меня было две секунды, чтобы решить, куда ему его воткнуть: в шею или глаз…