Когда Васю Синичкина, мальчика, который хотел умыться, бросили в кладовую, он прежде всего заставил себя заплакать.
Да, да! Именно заставил. Обычно он не любил этого делать, считая, что, не отучившись плакать, нельзя стать настоящим мальчишкой.
Но теперь — другое дело. Плакать было нужно: в бою с отрядом грязнилок Васе в глаза попало столько глины, что невозможно было поднять веки.
И Вася плакал. Слёзы текли по его щекам, оставляя полосы…
Когда стало можно смотреть, а глаза уже не щипало, Вася шмыгнул носом и глубоко вздохнул. Привыкнув к темноте, он стал старательно, одну за другой, ощупывать стены, но кроме дыры в углу, куда можно было просунуть только руку и откуда несло холодом, нигде не было не только щели, но даже трещины… Единственное подходящее для бегства отверстие — сквозное окошко в дверях — было загорожено толстой железной решеткой… Плохо дело!
Тогда Вася сел ни низкую скамеечку у самой стены и стал думать, что же с ним будет. Грязнуля, конечно, не простит его…
Вдруг мальчик насторожился…
Из темного угла, где он только что обнаружил дырку, раздался шорох. Там кто-то возился, царапая пол когтями.
Вася вскочил. Никого не было видно. Он пошарил вокруг себя. Под руку попалась пустая консервная банка. Вася изо всей силы запустил ею в угол. Банка ударилась о стену, загрохотала, а на середину каморки с противным писком выскочила жирная крыса, которая, скаля острые зубы, пропищала:
— Гадкий мальчишка! Зачем ты залез в мою кладовую?
— Сама ты гадкая… Я не залез, меня посадили.
— О, да ты не только грубиян, но и преступник!.. Ну я с тобой расправлюсь. Сиди и дрожи, пока я не пообедаю.
Крыса метнулась в другой угол, где свален был в кучу разный хлам. Долго возилась там, разбрасывая в разные стороны пустые банки, коробки и склянки.
— Где? — вдруг послышался её визг. — Где колбаса? Чудесная кровяная колбаса с салом! А-а-а… Это ты съел мою колбасу!
— Ничего я не ел, — вздохнул Вася. — Здесь нет даже сухой корки хлеба.
— Лгун!.. Я хранила здесь целый кружок свежей кровяной колбасы. Где она?!
Крыса бросилась к Васе. Он запрыгнул на скамеечку.
— Спасаешься!.. Отсюда не уйдешь: дверь тяжелая, замок прочный. Даже крика твоего никто не услышит!..
— А чего мне кричать?
— Потому, что я сейчас начну тебя есть!
— Эй, эй… Брысь! Я тебе не кровяная колбаса! Гляди, подавишься!
— Слезай на пол!
— Дудки!
Вася храбрился, но крыса не шутила. Глаза ее сверкали, а зубы щелкали. Бежать Васе было некуда, а защищаться нечем.
А крыса не медлила. Она злобно зашипела и, отскочив к противоположной стене, приготовилась к атаке. Вот она напружинилась, струной вытянула хвост, скрипнула зубами и прыгнула.
Отскочить Вася не успел. Крыса сбила его, и он упал на пол.
«Это не крыса, а тигр, — мелькнула в голове мысль. — Она ведь и вправду загрызет!!.»
Но вдруг крыса отпустила его. Где-то рядом началась отчаянная возня с рычанием, писком и фырканьем…
Вася вскочил на ноги и увидел, что по полу катается серо-белый клубок. Вася различил белого кота, который старался схватить крысу за шиворот.
Вася прижался к стене и замер.
Крысе изрядно досталось от кошачьих когтей, но она была опытной разбойницей. А царапины, которые нанёс ей кот, привели её в ярость. Вырвавшись из крепких объятий кота, она прижалась к земле и следила за ним, выбирая момент, чтобы вцепиться ему в горло своими страшными зубами.
Снежок зорко караулил врага. Но стоило ему на миг отвести глаза в сторону, чтобы взглянуть, что стало с Васей, как крыса метнулась на него, словно серая молния.
Снежку удалось схватить крысу за загривок и, падая, он ударил её задними лапами. Крыса поняла, что проиграла. Она отпустила Снежка и металась из стороны в сторону, пытаясь удрать в нору.
Но кот цепко держал её в когтях.
— Караул!.. Убивают! — в ужасе пискнула крыса. — Мальчик! Помоги… Помоги…
— Как бы не так! — сказал Вася.
Все было кончено…
Снежок тяжко дышал, пытался подойти к Васе, но не смог. Минуту он лежал неподвижно, тяжело дыша и постукивая хвостом по полу. Потом приподнялся, сел и, глянув на Васю большими зелёными глазами, стал старательно умываться.
— Спасибо тебе, — сказал Вася и погладил Снежка по пушистой спине. — Откуда ты взялся, Грязнуля ведь не держит кошек…
— Во-первых, я кот, а не кошка, — ответил Снежок. — А во-вторых, чихать я хотел на Грязнулю…
— Ладно, не сердись… Кот так кот… Как тебя зовут?..
— Зови меня Снежок… Я расскажу тебе, каким образом очутился здесь, но прежде мне надо закусить. Мяу!.. Придется заняться крысой, хотя мышь была бы куда вкуснее!.. Тебя-то здесь кормят?
— Нет, Снежок, я провинился… И теперь вроде бы как арестованный…
Кот понимающе кивнул головой и быстро управился со своим обедом. Шкуру крысы он аккуратно растянул на трех щепках — повесил сушить.
— Она нужна будет мне для маскировки, — сказал Снежок. — Но об этом мы поговорим еще… Как попала сюда крыса?
— Там в углу — большая дыра!
— Нужно поскорее заложить её чем-нибудь. Если здесь появятся ещё две-три такие разбойницы, я уже ничем не смогу тебе помочь.
В дело пошел всякий хлам. Старые консервные банки, разбитые стеклянные бутылки, картонные коробки. Когда наконец дыра была завалена, Вася ещё и скамейку сверху привалил.
Потом они сели рядом и долго-долго разговаривали. И о Васе, и Тане, и о том, что делать дальше, чтобы оставить Её Грязное Величество с носом.
Вася решительно согласился пойти на свидание с Вещим Вороном, но вдруг спохватился.
— Эх, ты, дружище-котище! Ты-то и через решетку пролезешь, а я?..
— А ты не можешь этого сделать?!
— Ясно, не могу.
— Да, Вася, ты в коты не годишься. Но я-то ведь кот?
— Ну и что?
— Я тебя выпущу отсюда!
— Не шути так. Мне же нельзя плакать.
— Закрой глаза и считай до трех. Умеешь?
— Ясно, умею.
— Ну, давай!
Вася закрыл глаза и сосчитал: раз… два… три… Снежок был уже рядом, а в зубах он держал большой ключ.
Вася даже подпрыгнул.
— Ну и кот!.. Стащил?!
— Они забыли ключ в замке. Спешили, наверное, очень.
— Значит, мы с тобой можем уйти прямо сейчас?
— Ворон будет ждать нас утром. Ты спрячь ключ. А я сегодня ночью постараюсь пробраться к Тане. Она где-то рядом. Жму твою лапу!
Снежок галантно раскланялся, взял крысиную шкурку и исчез в темном коридоре подвала.
Вася же улегся на скамеечке с единственной мыслью: скорей бы утро.