Ллевелис был знаком с Хельгой давно, едва ли не с раннего детства. По происхождению она пикси, причем чистокровная. Рост немного ниже среднего, волосы характерного для всех ее сородичей медно-рыжего цвета завиты в мелкие-мелкие кудряшки, курносый нос и узкие, постоянно чуть сощуренные глаза, что неудивительно, если учесть, что все пикси плохо реагируют на солнечный свет. Ну и конечно же присущая всем представителям этой расы любовь к зеленому.

Когда-то она жила при дворе с дочкой и занимала должность королевского мага. Должность эта, нужно сказать, весьма почетная и желанная для любого мага страны. Официально придворный маг должен был следить за магическим фоном и выявлять нарушителей. Но Хельга имела и неофициальные обязанности — учила Ллевелиса распознавать яды и нейтрализовать их. Она также пыталась научить его, как использовать растения для лечения, отравления или достижения других целей. Но, кроме азов, он так ничего и не усвоил. А потом заболела ее дочь. Какая-то иномирная болезнь, неизвестная доселе. Хельга перепробовала все, но спасти единственную, нежно любимую дочь так и не смогла.

Потеря самого родного в мире существа надломила Хельгу. Она сложила с себя полномочия и удалилась со двора. Женщина не показалась ни в одном своем имении, буквально растворившись в неизвестности. По поводу этого невероятного исчезновения ходили самые разные слухи: что магичка тронулась умом, что ее бросили в темницу за отказ служить правящей семье, что она скрылась и плетет где-то заговор. Много слухов, которым Ллевелис не верил. Хельга плетет заговор против правящей семьи? Смешно даже подумать.

А потом появились совсем другие слухи: Хельга не вынесла горя и то ли покончила с собой, то ли умерла.

Вот их игнорировать Ллевелис никак не мог. И выследил свою бывшую наставницу. Правда, как всегда, оказалась куда более неправдоподобной, чем любая ложь. Блистательная Хельга, талантливая магичка и одна из самых красивых женщин Матэнхейма не просто удалилась со двора, а поселилась на окраине Мластины и живет в убогой лачуге отшельницей.

Впервые увидев пикси после длительной разлуки, Ллевелис ее не узнал — она была больше похожа на древнюю старуху, чем на саму себя. Роскошные волосы спрятаны под какой-то бледно-зеленой тряпкой, которую женщина называла платком, старая, застиранная одежда в заплатках, в которой уже и оттенок не угадать, и босые, израненные ноги с огрубевшей кожей.

Естественно, Ллевелис попытался ей помочь. Ведь жить в таких условиях просто невозможно! Но Хельга отказалась, мягко, но категорично объяснив ученику, что не нуждается в его заботе, опеке или помощи. Здесь она счастлива, здесь может полностью посвятить себя тому, что ближе всего ее природе, — целительству. И в этих болотах пикси будет защищена от появления проклятых иномирян. Либо их сожрут гоблины, либо сама уничтожит. Из-за них умерла ее единственная дочь, родная кровиночка. То, что для любой пикси ценнее всего, так как их инстинкт семьи чрезмерно развит. Представители любой другой расы, потеряв близкого, чаще всего горюют, но находят в себе силы жить дальше. Пикси, потеряв кого-то состоящего с ним в близком родстве — родителей, братьев-сестер, детей, — чаще всего не находят сил справиться со своим горем. Поэтому Ллевелис не мог осуждать Хельгу за желание убить всех иномирян.

И ей он собирался доверить жизнь Златы.

Ллевелис осознавал всю опасность, но выбора не было. Время, отпущенное девушке в мире живых, истекало, и он не знал никого во всем Матэнхейме, кто мог бы помочь, не говоря уже чтобы быстро найти такого человека. Хельга убила бы Злату в любых других обстоятельствах без сомнений и сожалений. Для пикси ничего нет важнее семьи и детей, а из-за иномирян, случайно принесших с собой эту заразу, она потеряла смысл своей жизни. Кто мог осудить ее за желание отомстить?

Да, Хельга убила бы не раздумывая. В любых других обстоятельствах. Но Злата под защитой Ллевелиса, и она просто не осмелится. Кроме того, у них всегда были очень близкие отношения, пикси не раз говорила, что он ей как сын. Ллевелис надеялся, что ради него Хельга один раз поступится принципами. А если не поступится… придется принять меры.

Жилище Хельги было таким, каким он его запомнил в прошлый свой визит: перекосившийся домишко, который вот-вот рухнет. Он выглядел таким ветхим, что, казалось, достаточно пнуть его хорошенько — и этот архитектурный шедевр развалится. А вокруг старые плодовые деревья, некоторые уже и засохли. Что примечательно — эти же засохшие деревья Ллевелис видел и в прошлый раз. Он предложил вырубить их и пустить на дрова, но Хельга решительно отказалась, пояснив, что эти деревья когда-то посадила ее дочь и она свято хранит эти небольшие кусочки воспоминаний о ней.

Ллевелис остановился у калитки и, прежде чем войти, отдал Тео распоряжения:

— Найдешь наемника Байрона. Он сейчас путешествует с человеческой женщиной Катериной. Вот его кинжал — ищи по запаху. Передашь ему, что я встречусь с ним в Гунари. И скажи — никаких порталов. Я свяжусь с ним позже и расскажу, что делать.

Чтобы Тео более охотно выполнял поручение, Ллевелис сосредоточился и сделал одно быстрое движение, будто сжимая что-то в руке, и ребра оборотня затрещали. Первое, что испытал Тео, — шок от боли. Но когда он уже упал на землю, накатила мощнейшая волна удовольствия.

Ллевелис оставил его приходить в себя и вошел во двор. Хозяйка дома уже заметила его и стояла на ступеньках, глядя на Злату полными ненависти глазами. Вокруг пикси витала магия, и Ллевелис предусмотрительно остановился в нескольких шагах.

— Зачем ты принес эту мерзость в мой дом? — не хуже гадюки прошипела женщина.

— Это — моя леви, — твердо сказал он. — Ей нужен целитель.

— Добить? — ехидно рассмеялась Хельга. — Я с удовольствием.

— Спасти ее! — рыкнул Ллевелис.

— Ничем не могу помочь, — отрезала пикси и повернулась, чтобы уйти.

— Хельга, — не предвещающим ничего хорошего тоном сказал мужчина, — я пока еще прошу…

— А потом что? — расхохоталась целительница. — Что ты сделаешь мне потом? Будешь пытать меня или убьешь?

Ее голос стал необыкновенно серьезным, и от прежней веселости не осталось и следа. Женщина вдруг стала выглядеть даже старше своих лет, а в глазах появилась усталость и пустота.

— Моя собственная дочь умерла из-за иномирян. Ее убила зараза, которую притащил с собой такой же пришелец, как и твоя… леви. — Последнее слово она почти выплюнула. — В тот день, когда ее не стало, не стало и меня. Моя дорогая Розали, смысл моей жизни, умирала на моих руках, и я ничего не могла с этим поделать. И это было хуже всякой пытки, которую ты смог бы придумать. Ее не стало — и я умерла. Хочешь — убивай. Мне давно уже все равно.

Ллевелис слушал ее не перебивая. Все это он и так знал, видел своими глазами. И до сегодняшнего дня глубоко сочувствовал горю свой первой учительницы. Но сейчас у него на руках умирала Злата, и, кроме нее, ничего не существовало. Хельга, которую он знал и любил с детства, сейчас была лишь средством достижения цели. Ему нужна была помощь целительницы, и, значит, она поможет. Уж убеждать Ллевелис умел. Правда, ему и в страшном сне не могло присниться, что когда-то придется направить дар убеждения на старую пикси. Но на то она и жизнь, чтобы преподносить сюрпризы.

Хельга замолчала, и некоторое время стояла тишина, прерываемая только стрекотом кузнечиков в траве и слышащимся откуда-то издалека пением птиц.

— Она умирает. Если это случится, я не стану тебя убивать или пытать, нет. — Ллевелис говорил негромко, но отчетливо, не сводя глаз с целительницы. — Если ты не спасешь то, что для меня дороже всего, я заберу то, что тебе дороже всего.

— Ты от своей любви, кажется, совсем помешался, — фыркнула Хельга. — То, что для меня самое дорогое, уже давно у меня забрали…

— Ты ее забудешь, — не стал дослушивать он.

— Что?

— Ты будешь знать, что у тебя была дочь и ты ее потеряла. Тебе будет все так же больно, тяжело и одиноко. Но я сотру все твои воспоминания про нее: первый шаг, первые слова… Даже то, как она выглядела.

Хельга смотрела на него, не веря собственным ушам.

— Ты не посмеешь… — наконец выдавила она из себя. Воспоминания о времени, проведенном рядом с дочкой, единственное, что осталось у нее в жизни. Точнее, единственное, что поддерживало жизнь и не давало сойти с ума.

Вместо ответа Ллевелис повернул голову и посмотрел на стоящее рядом сухое дерево. Он представил, как воздух вокруг него разогрелся, и дерево вспыхнуло.

— Нет!!! — истошно заорала Хельга, сбегая по ступенькам и падая на колени перед пылающим деревом. — Нет!!! Умоляю! Нет!!!

Ллевелис прекрасно понимал, что сейчас делает. Он не дерево сжигал, а частичку самой Хельги. Это дерево она сажала с дочкой, и для пикси оно было словно частью Розали, которая еще здесь. Ллевелис видел лишь пылающее дерево, а Хельга снова теряла дочь.

Он слушал стенания несчастной пикси и даже не удивлялся, что его не тронуло ее горе. Все мысли были о леви, которая уже почти не дышала. И сейчас он готов был сжечь, уничтожить все, что дорого Хельге, стереть последние воспоминания, лишить ее разума, если придется. Ллевелис это мог. Если бы пикси и после этого продолжала упрямиться, он внушил бы ей, что Злата — ее дочь Розали. Что она умирает, и только Хельга может помочь. Да, жестоко. Но Ллевелис никогда и не отличался особой мягкотелостью. Иначе не смог бы получить власть в Матэнхейме. В этом плане он был больше похож на отца-демона, чем на мать-чародейку. Только Злата заставила его чувствовать, переживать… любить. Словно в ней его душа, которая спала много лет. И теперь, когда мир вдруг обрел совсем другие краски, Ллевелис не готов был отказаться от нее. Теперь он понял, почему отец в свое время едва не пошел войной на братьев за право жениться на дочери одного из сильнейших чародеев во фракции. Удивительное чувство — быть таким сильным и таким слабым одновременно. Разве он жил до встречи с ней? Нет. Раньше было просто существование. А рядом со Златой сердце бьется и существование обретает смысл. Все, что он делал до этого, все, чем жил, вело его к этому моменту, к встрече с леви. Полученные знания, навыки, вся его сила — все нужно для того, чтобы любить и защищать леви и детей, которые у них будут.

Поэтому Ллевелис спокойно стоял и ждал, пока целительница сломается. Вскоре ожидания себя оправдали.

— Прошу, не нужно… Я все сделаю… — сквозь слезы произнесла она. — Умоляю, остановись…

Огонь на дереве мгновенно погас.

— Занеси ее в дом и положи на кровать. — В голосе целительницы появилась сталь. — Я приготовлю все, что нужно, и приду.

Ллевелис выполнил приказ целительницы — внес девушку в дом. Долго искать кровать не пришлось — она стояла посреди единственной комнаты. Несмотря на то что целительница давно жила отшельницей, изнутри дом не выглядел как конура. Чисто, убрано, травы аккуратно развешены в углу возле печи, и, насколько он помнил, на чердаке все тоже завешано пучками сухих трав, заложено кореньями и заставлено бутылочками со снадобьями. При этом Ллевелис мог руку дать на отсечение, что все разложено в соответствии с разработанной самой Хельгой системой. Как и все пикси, целительница была жутким педантом. Это у нее в крови. Даже когда Розали не стало, Хельга сутками сидела в своей лаборатории, переставляла и перекладывала препараты, пробирки, реагенты. Это действовало на нее успокаивающе.

Ллевелис осторожно положил Злату на кровать и взял за руку, в который раз поражаясь тому, насколько она маленькая. Да и сама девушка богатырским телосложением не отличалась. Что в принципе и неудивительно, если учесть, что за все время пребывания в Матэнхейме она практически и не ела нормально. Да и если судить по обрывкам воспоминаний — дома тоже. Ллевелис пытался найти в ее воспоминаниях хоть что-то про то, что она любит. Но везде были только Катерина и учеба. Одно хорошо — соперника у него нет.

И вдруг на Ллевелиса словно кто-то вылил ушат холодной воды. Что он делает? Что творит? Он начал нервно мерить комнату шагами.

Права Хельга. Да он совсем помешался от этой любви. Матэнхейм в опасности! Неизвестный враг истребляет подданных в его домене. Порталы открываются то тут, то там, причем бессистемно! Скачут как сумасшедшие! Дауры — маги, которые за них отвечают, едва успевают их закрывать и вылавливать иномирян. А он… Бросил все ради человеческой женщины, пренебрегает интересами и безопасностью своего мира, чтобы спасти ей жизнь. Кому сказать — не поверят.

Это приворот, не иначе! Кто бы это ни сделал, но своего он добился — отвлек его, причем надолго. Кто же додумался до такого коварства — заставить его, Ллевелиса, думать, что человеческая женщина без роду и племени, без способностей к магии его истинная пара, его леви? И ведь добился своего, скотина! Какой там конец света и геноцид, устроенный пришельцем! Он как пес цепной возле Златы. И никуда ведь не уйти…

Девушка издала слабый стон, и по телу прошла конвульсия. Ллевелис метнулся к ней, в панике осматривая тело. Если бы она просто умирала, то какие проблемы, вернул бы ее из Лимбо, влил жизненную силу и все. Но душу нельзя вернуть, если нет тела. Тео был прав, яд бартому разъедает его изнутри. Черные вены уже оплетают шею и руки. Организм почти перестал сопротивляться.

— Хельга! — заорал Ллевелис.

Дверь открылась в тот момент, когда он собирался снова позвать.

— Успокойся, — велела целительница, внося небольшой тазик, в котором что-то плескалось.

— Что ты надумала? — подозрительно сощурил глаза Ллевелис. — Если ты причинишь ей вред…

— Я все помню, господин Ллевелис, — холодно ответила Хельга. — Это болотные пиявки. Они высосут яд из тела. Это единственный известный мне способ. Не стану скрывать, это чрезвычайно болезненно. И опять же не стану скрывать — мне это доставит огромное удовольствие. Так что держи свою… леви, крепко, ученичок.

— Она будет жить? — Он проигнорировал презрение, которое всячески демонстрировала пикси.

— Надеюсь, нет, — мило улыбнулась Хельга. — Даже скорее всего нет. Люди очень слабые и хрупкие. Ее тело не выдержит боли. Она умрет… И насколько я тебя знаю — не раз.

— Что ты хочешь этим сказать? — В голосе Ллевелиса громыхнула сталь.

— Только то, что ты не привык расставаться со своими игрушками, — усмехнулась пикси. — Ты будешь возвращать ее снова и снова… И она будет в муках умирать снова и снова… снова и снова…

Хельга откровенно наслаждалась бессильной злобой Ллевелиса. Она знала, что мужчина ничего не может сделать ей. Случись с целительницей хоть что-то, кто будет спасать его драгоценную леви? И издевалась над ним. Такая маленькая месть.

Конечно, целительница могла бы сказать, что знает отличное обезболивающее и может сделать так, чтобы процедура прошла для пациентки по возможности безболезненно. Но бывший ученик, которого она когда-то растила и любила как сына, сначала отказал ей в праве мстить иномирянам, а потом принес эту мерзость к ней в дом. Не просто принес. Угрозами заставил помогать. Нет! Ллевелис заплатит! Пусть смотрит, как мучается любовь всей его жизни, и знает, что ничем не может ей помочь. Пусть возвращает ее снова и снова, и пусть она опять умирает. Пусть этот ублюдок знает, что она чувствовала, когда умерла Розали. Хотя ему будет даже хуже. Леви — не просто возлюбленная. Для демона — это свет во тьме, смысл жизни. Ну и что, что Ллевелис демон лишь наполовину? Он вряд ли сможет жить без леви и последует за ней на тот свет. Такова природа демонов. Бороться с ней невозможно.

Целительница сильно переживала смерть дочери. Но горе ее не убило. Она вынуждена жить с этой болью, медленно разъедающей ее изнутри. И сейчас Хельга как никогда ненавидела Ллевелиса за то, что, когда ее девочка умирала, он был слишком мал и не обладал достаточной силой, чтобы вернуть Розали.

Хельга столько отдала этому проклятому миру, стольким помогла и стольких спасла! И где были все, когда помощь понадобилась ей?! Почему Ллевелис так церемонится с иномирянами? Неужели эти пришельцы ему важнее, чем те, кто рядом? Их он спасает, а ей запрещает мстить?! Разве это справедливо?! Он у нее в долгу, но вместо помощи угрожает и заставляет.

Целительница села на кровати и холодным голосом велела:

— Раздень ее и усади так, чтобы она сидела ко мне спиной, а ты мог ее крепко держать.

Ллевелис стянул с несопротивляющейся девушки рубашку и все, что было под ней. Задержал было взгляд на часто вздымающейся небольшой, аккуратной груди, но хриплый стон привел его в чувство. Налюбуется еще, сейчас главное — спасти ее. Он сел на кровать и усадил Злату спиной к Хельге. Обняв девушку одной рукой за талию, второй за плечи и крепко прижимая к себе, он с холодной решимостью велел целительнице:

— Приступай.

Пикси недобро усмехнулась, принесла откуда-то из глубины комнаты плотные кожаные перчатки и, сунув руку в тазик, достала оттуда извивающуюся черную пиявку размером с ладонь. Женщина не церемонясь приложила ее к спине Златы и подержала некоторое время, пока та присосалась. Взяла следующую, но эту помещать на спину не торопилась, залюбовавшись первой.

Сначала ничего не происходило, и Ллевелис было обрадовался, что Злата без сознания. Что бы там ни делала эта пиявка, боли она не почувствует. Но поведение его бывшей учительницы настораживало. Чего она ждет? Почему так гаденько улыбается?

Причина выяснилась секунды через три. Злата застонала и начала ерзать, вырываться, потянулась руками к спине, пытаясь сорвать пиявку.

— Злата, потерпи, — постарался урезонить ее Ллевелис, перехватывая руки. — Это поможет… это тебя вылечит… Злата!

Только сейчас он понял, что она его не слышит. Девушка рычала как дикий зверь и вырывалась, а в ее сознании он видел одну сплошную боль. Она ничего не понимала, царапала его, кусалась, и Ллевелису приходилось прикладывать усилия, чтобы удерживать ее. Неожиданно по телу Златы прошла судорога, потом вторая. После очередной судороги у девушки изо рта пошла кровь, и она, выдохнув в последний раз, обмякла.

— Что… что… что… — Ллевелис несколько раз тряхнул ее, но с таким же успехом можно было бы трясти тряпичную куклу.

— Как что, — расхохоталась счастливая Хельга, — я же говорила — не выдержит. Возвращай давай свою потаскушку по-быстрому. Если пиявка почувствует, что носитель мертв, — отвалится. А мне еще трех посадить нужно.

— Трех?!

Ллевелис чуть сам в обморок не упал. Она и одну не перенесла. Как трех? Эта боль ее убьет… снова и снова… Небеса! Милосерднее было бы дать ей умереть!

Ллевелис нежно пригладил влажные от пота волосы девушки. Если бы он только не приревновал ее в трактире… или быстрее среагировал в лесу… или вообще не отпустил ее туда… Если бы он только мог запереть ее в каком-нибудь безопасном месте! Но он не может повернуть время вспять. Никто не может. И Злата сейчас за это расплачивается. За его ошибки…

— А ты как думал? — рассмеялась Хельга. — По одной на каждую царапину.

— И нет другого способа? — Ллевелис поднял на бывшую учительницу глаза. — Скажи, Хельга? Ты все знаешь, сделай так чтобы, она не страдала.

В его глазах было горе, боль, мольба, надежда… Хельга знала этот взгляд. Так же она смотрела на него, когда умоляла вернуть свою дочь. Но он был слишком мал. Его отец к тому моменту уже погиб. А мать… мать никогда не имела достаточно силы. Да и желания в ней не было. После смерти мужа она превратилась в истинную чародейку — холодную, прагматичную, черствую и не считающую остальных равными себе. Высшее существо. Что ей до проблем какой-то там пикси?

— Ты можешь сделать так, чтобы она не страдала. — Хельга неожиданно стала серьезной и взяла его за руку. В ее голосе появилось сочувствие, а во взгляде желание помочь.

Ллевелис приободрился. Неужели пикси опомнилась? Значит, все-таки есть способ!

— Говори, я все сделаю! — с готовностью воскликнул он.

— Все очень просто. — Она ласково погладила его по волосам, совсем как в детстве. И вдруг тон ее изменился, стал холодным и жестким: — Дай ей подохнуть. Здесь и сейчас.

Ллевелис отшатнулся от полного ненависти взгляда, но рука пикси, даром что старая, удержала его за волосы и заставила наклониться, чтобы слышал все, что она говорит. А слова ее хлестали хуже плети:

— А не можешь ее отпустить — значит, возвращай! Возвращай и смотри снова и снова, как она умирает в муках. Как тебе это чувство? А, ученичок? Когда готов поменяться местами с родным человеком, когда готов душу продать, лишь бы его вернуть! Но ничего не можешь сделать! Смотри, как она умирает, чувствуй ее боль… Снова и снова переживай то, что переживала я!

Хельга отпустила его и, встав с кровати, отошла к окну. Спустя несколько секунд прозвучал ее ровный голос:

— Поторопись, пиявка скоро отвалится. Придется цеплять ее по новой.

Мужчина несколько секунд буравил спину пикси тяжелым взглядом. Уйти сейчас за Златой — значит, самому открыться, подставиться под удар. Ничто не помешает его бывшей наставнице добить девушку и его до кучи за все, что сейчас произошло. Но есть ли у него выбор?

Ллевелис закрыл глаза и ушел в Лимбо.

Хельга почувствовала момент перехода, выждала немного, убедилась, что он действительно ушел, и, удовлетворенно улыбнувшись, пошла к себе в лабораторию. Ей нужно многое успеть, пока эта парочка не вернулась.

Ллевелису всегда было трудно. Он еще не родился, а происхождение уже сделало его изгоем и мишенью. Фракция чародеев, в руках которой были сосредоточены бразды правления, и пришельцы из другого мира — братья-демоны — долго и ожесточенно дрались за власть.

Сначала демонов никто не воспринимал всерьез. Потом, когда чародеи спохватились, было уже поздно — в руках мятежных пришельцев была сосредоточена добрая четверть их земель. Они попытались взять ситуацию под контроль и даже умудрились ненадолго пленить одного из демонов. А потом случилось непоправимое. По подчиненным фракции мирам, как болезнь, стали распространяться слухи о мятеже. То тут, то там вспыхивали восстания. Кое-где их успевали подавлять, но кое-где — нет. И эти миры, избавившись от власти над собой, добровольно шли под крыло к демонам. Гвардия чародеев разрывалась, воюя на два фронта, и несла огромные потери.

Вскоре стало ясно, что фракция проигрывает войну. И они решились на отчаянный шаг — заключили с демонами перемирие. Сначала их и слушать не хотели. Но, как оказалось, у чародеев был туз в рукаве — разрушитель. Это небольшое устройство, созданное лучшими алхимиками фракции, было примечательно тем, что ни много ни мало разрушало миры, и его источника питания хватило бы, чтобы уничтожить все, вплоть до Матэнхейма. Поэтому демонам пришлось пойти на мировую. Условия, конечно, диктовали они. Власть над всеми ключевыми мирами остается в руках демонов. А власть над Матэнхеймом — в руках чародея, чья дочь будет в заложниках у демонов. Эта дочь впоследствии чуть не начала войну по новой, вышла замуж за одного из демонов и родила ему сына, которому после смерти чародея и досталась власть.

Сказать, что союзу демона и чародейки были не рады, это все равно что ничего не сказать. Чародеи считали демонов едва ли не животными. Как можно с ними породниться? На счастье или нет, но вразумить мать Ллевелиса ни у кого не вышло.

Весть о ее беременности вбила еще один клин между враждующими сторонами. Еще бы! Уже тогда было понятно, что новорожденный наследник будет управлять Матэнхеймом. Это центральный мир, который притягивает все остальные. Здесь магический фон сильнее других. Торговля, ресурсы, знания — этот мир открывал перед своим повелителем огромные возможности. В самой фракции всегда велась борьба за право владеть им, и эту борьбу не прекратило даже появление такой угрозы, как демоны. И рождение ребенка, который в будущем станет законным наследником по линии чародеев и демонов, лишало первых возможности даже просто претендовать, не говоря уже о том, чтобы владеть этим миром.

Стоит ли удивляться, что при таком раскладе убить беременную чародейку не пытались разве что ленивые и мертвые? Ее спасло только то, что ей обеспечивали круглосуточную защиту и отец-чародей, и демоны. Но даже рождение Ллевелиса не поставило точку в этой истории. Ллевелиса и по сегодняшний день пытались убить с завидной регулярностью.

Но даже не это было самым страшным.

Одиночество, которое было его верным спутником всю жизнь. Это было труднее всего. Как найти свое место в мире, где ты чужой для всех? Недочародей и недодемон. Ллевелис словно завис между двумя мирами. Половинка тут, половинка там.

И только со Златой он впервые почувствовал себя цельным. Как будто она дополняла его, давала смысл в этой трудной, беспросветной жизни. Ллевелис никогда такого не чувствовал и до сих пор не мог поверить, что это чувство настоящее. Не верил, потому что уж слишком быстро и слишком в неправильное время все происходит. Да и Злата, в общем, неправильная. Она совсем не соответствовала его идеалу женщины.

Но вот он здесь, готов сам умереть, но спасти ее… И это еще одна причина, по которой Ллевелис не верил в реальность происходящего. Рядом с этой невысокой брюнеткой он был счастлив. И до сего дня в его жизни не было момента, когда он был бы по-настоящему счастлив. Радовался, смеялся, веселился — да. Но никогда не чувствовал себя счастливым. Хотелось рассказать ей правду, что никакой он не советник, что владеет этим миром безраздельно… Но как? Во-первых, девушка не верит в то, что оказалась в другом мире. Во-вторых, он ей уже соврал в лесу, представившись советником, и кто знает, как она воспримет правду?

Одиночество всегда было верным спутником Ллевелиса. Он настолько привык к нему, что уже и не помнил ничего другого. Это чувство не отступало никогда — ни в рабочем кабинете, ни во время охоты на очередных нарушителей, ни в толпе. В Лимбо он тоже был один. Но чувство одиночества отступало. Приходило умиротворение. Поэтому Ллевелис очень любил это место и приходил сюда с удовольствием.

До сегодняшнего дня.

Сегодня он пришел сюда со злостью и ненавидел это место лютой ненавистью. Все те же дурацкие озеро и лодка. И Златы здесь нет. Вместо нее — темноволосый хранитель с нагловатой полуулыбкой.

— Отдай мне Злату! — потребовал Ллевелис.

Парень в лодке рассмеялся:

— И давно эта фраза в твоем мире заменила традиционное «привет»?

Ллевелис только тяжело вздохнул и спросил:

— Где она?

— У водопада, — кивнул влево головой хранитель и, перевалившись через борт, упал в озеро.

Ллевелис не стал дожидаться, пока лодка перевернется, и перенесся к водопаду. Дорогу он хорошо знал. Сам не раз приходил туда, если нужно было подумать о важных делах.

Он вышел из портала немного поодаль, чтобы не напугать девушку. Водопад, про который говорил хранитель, находился в небольшой заводи. Красивое, уединенное место.

Злата действительно была там, где сказал хранитель. Одетая в свободное белое платье, девушка сидела на большом валуне и болтала ногами в воде. Ллевелис пытался прочитать что-то на ее лице. Но она выглядела абсолютно безмятежной.

— Злата, — тихо, чтобы не испугать, позвал он, подходя.

— А, Ллевелис… — меланхолично отозвалась девушка, не поднимая головы.

— Ты… в порядке? — встревожился он. Что-то с ней не так.

— Да… — так же меланхолично ответила она.

— Злата… посмотри на меня, пожалуйста.

— Зачем? — все так же, не проявляя никакого интереса, спросила девушка, и Ллевелис всерьез начал переживать за ее рассудок. Что такое с ней сделала старая ведьма, если она даже в Лимбо не может прийти в чувство?

— Я пришел за тобой. — Он пытался говорить твердо, чтобы Злата почувствовала его уверенность и пошла с ним. Как в первый раз, который она так и не запомнила. Но не тут-то было.

— Мне и тут хорошо.

Ллевелис откашлялся:

— Злата, тебе здесь не место, пойдем, я заберу тебя…

— Спасибо, но я лучше останусь, — с полной уверенностью сказала она.

— Но почему? — наконец не выдержал он.

— Потому, что у меня бред и ты не настоящий, — ответила Злата, и Ллевелис неожиданно для себя ухватился за эти слова.

— Все правильно. — Он сел возле нее на валуне. — Я рад, что ты понимаешь, что с тобой происходит. Тебе нужно лечиться…

— И ты знаешь чем?

Ллевелис невольно улыбнулся. Первая эмоция, прорезавшаяся в ее голосе, — и та подозрение.

— Да. — Он протянул руку. — Пойдем со мной, и тебе станет лучше.

— Откуда мне знать, что ты не очередная галлюцинация? — Злата впервые наградила его взглядом.

— Ну… — Ллевелис на мгновение задумался. — Когда ты впустила меня к себе в комнату, то я перевязывал тебе руку, она была в синяках…

Злата расхохоталась.

— Ты самая глупая галлюцинация на свете. Конечно, ты знаешь! Ты моя галлюцинация и знаешь все, что знаю я. А рассказывать мне то, что я не знаю, бесполезно, потому что я не смогу проверить, правда ли это.

— Ладно… — сдался Ллевелис. — Тогда план Б.

— Какой… — Она не смогла закончить свою мысль и зевнула. Ее нестерпимо клонило в сон. Злата моргнула раз, второй и отключилась.

Ллевелис вовремя подхватил уснувшую девушку на руки.

— Прости меня, Злата. — Он наклонился и зарылся лицом в ее волосы. — Если бы я только мог поступить по-другому…

И без тени сомнения вернулся назад, держа свою леви на руках.

Первое, что сделал Ллевелис, открыв глаза, — внимательно осмотрелся. Он искал любые признаки того, что могло здесь происходить, пока его не было. Но единственное, что заметил, — Хельга теперь варила какое-то зелье. Мужчина осмотрел себя и Злату. Никаких видимых изменений. Злата все так же сидела, привалившись к нему, и ее тяжелое дыхание опаляло ему грудь. Кожа девушки по-прежнему горела.

— Почему ей не стало лучше? — хмуро спросил он у Хельги.

Пикси вздрогнула от неожиданности, но так и не повернулась, продолжая заниматься своим делом и отвечая через плечо:

— А ты думал, что одна пиявка много яда из трупа высосет? — Ее голос просто тонул в язвительности.

Она наконец закончила мешать варево, достала оттуда половник, стряхнула, постучав о бортик котелка, и отложила в сторону. Неспешно вытерла руки о передник и повернулась к Ллевелису. Лицо женщины не отражало никаких эмоций, когда она подошла к кровати, надела перчатки и поставила тазик с пиявками на кровать. Хельга и Ллевелис встретились взглядами, и она расплылась в злорадной улыбке. А Ллевелису захотелось впиться зубами ей в горло и вырвать его.

— Я тут подумала… — Пикси изобразила задумчивость и снова заулыбалась. — Цеплять их по одной долго и уже не интересно.

Она схватила тазик и плеснула содержимое Злате на спину. Рот девушки открылся в беззвучном крике, и взгляд тут же остекленел. Ллевелис быстро осмотрел себя. Удивительно, но на нем не было ни одной пиявки. Все они были у девушки на спине. Он помнил, как она билась в агонии, когда пиявка была одна. А теперь их было четыре. Мужчина поднял на свою бывшую учительницу глаза.

— Ты этим наслаждаешься…

— Откровенно и всецело, — с блаженной улыбкой подтвердила та и добавила: — Тик-так, тик-так!

Ллевелис понял ее намек и стиснул зубы. Он не хотел идти, но выбора не оставалось. Злату нужно вернуть.

Ллевелис и Злата лежали на траве возле заводи. Девушка уснула практически сразу, и теперь у него было время подумать. Недавняя близость стала настоящим откровением. До этого момента мужчина сомневался и искал другое объяснение своим неожиданно вспыхнувшим чувствам. Сейчас же был абсолютно уверен в их искренности. Злата действительно его пара, та единственная, которую он ждал всю жизнь. Как странно… человек. Если бы не держал мирно посапывающую девушку в объятиях, то ни за что не поверил бы. Разве такое возможно? Он — полудемон-получародей, она — человек. Причем лишенный магических способностей. Ллевелис неосознанно прижал ее к себе покрепче, но тут же ослабил объятия. Нельзя. Злата слабая, хрупкая. Если не контролировать силу, можно не просто сделать ей больно — можно покалечить.

Что это за насмешка судьбы? Как Провидение могло доверить ему столь хрупкое создание? Как Злата вообще выжила? Он видел в мыслях своей любимой, сколь опасен ее родной мир, и представить не мог, как она смогла там выжить без сильного защитника. А Матэнхейм для нее и вовсе смертельно опасен. Если бы не Ллевелис, девушка могла бы уже раза четыре здесь умереть.

А что, если в какой-то момент его не окажется рядом, и Злата по-настоящему умрет? Что, если появится кто-то сильнее, чем Ллевелис? Что, если он не сможет защитить самое дорогое? Неожиданно ему пришло в голову, что его никогда не посещали те же мысли касательно Матэнхейма. И это при том, что этот мир важнее всего для рода демонов, к которому принадлежит Ллевелис.

Сегодня мужчина абсолютно точно узнал, что в нем значительно больше от отца, чем от семьи матери. Именно демоны инстинктивно определяют свою пару на всю жизнь. Они могут всю жизнь искать ту единственную. А найдя, любят и оберегают свою суженую даже ценой собственной жизни. Так, может, Ллевелис и родился настолько сильным для того, чтобы иметь возможность защитить свою слабую, хрупкую возлюбленную?

Но она все равно всего лишь человек. Ее век короток. Что будет, когда она состарится и умрет? Теоретически Ллевелис бессмертен. Но люди редко доживают до ста лет. Не станет Златы, и Ллевелис больше жить не станет. Не умрет, просто не захочет больше существовать. Такова сила чувств демонов. Конечно, Ллевелис наполовину чародей. И вполне сможет жить дальше. Но он вспомнил, что почувствовал в то мгновение, когда перестал ощущать Злату в лесу, и понял, что действительно не захочет так жить.

Ллевелис вздохнул.

Как бы ему хотелось сейчас поменяться со Златой местами. Почему он нагрубил ей в трактире? Зачем отпустил одну в лес? Почему не уберег от бартому?

Но в прошлое не могут возвращаться ни демоны, ни чародеи. Поэтому сейчас ему придется совершить один из самых тяжелых поступков в жизни.

Ллевелис наклонился и поцеловал Злату. Девушка завозилась и открыла глаза. Мгновение в них было легкое недоумение, потом мелькнуло воспоминание, и лицо преобразила улыбка. В этот момент Злата была такой красивой, что у Ллевелиса невольно заныло в груди оттого, что придется заставить ее страдать. Будет ли она еще так смотреть на него?

Не важно.

Главное — она будет жить. Ллевелис наклонился и снова поцеловал ее.

— И тебе доброе утро, — снова улыбнулась Злата, когда мужчина наконец заставил себя от нее оторваться.

— Я люблю тебя, — тихо сказал он в ответ и почувствовал, как леви замерла в его объятиях. Но отступать уже некуда. — Ты послана мне судьбой в награду за века ожидания. И ты стоила каждого мгновения.

— Ллевелис… — растерянно пробормотала девушка, впервые столкнувшись с такой реакцией на ночь, проведенную вместе, и попыталась пошутить: — Ты уже затащил меня в кровать, и это не обязательно…

Но он словно не услышал. Ллевелис взял ее руку и поцеловал.

— Злата, я хочу любить и защищать тебя до конца моих дней. — Что-то в его голосе заставило девушку понять, что он говорит серьезно. — И я очень хотел бы оставить тебя здесь. Тут нет боли и все очень просто. Уверен, ты была бы здесь счастлива. Но не могу. В тебе смысл моей жизни, мое счастье, мое сердце. Поэтому я заберу тебя назад, в реальный мир.

Ллевелис замолчал, не находя сил продолжить. Но быть слабым — это роскошь, которой он был лишен всю жизнь. И сейчас не время пытаться наверстать упущенное. Время быть сильным. За себя и за леви. Ему необходимо вернуть ее и обеспечить защиту, чтобы больше она тут не оказалась.

— Злата, — у него получилось вложить в голос столько любви и нежности, что у девушки сердце пропустило несколько ударов, — клянусь, что костьми лягу, лишь бы не заставлять тебя страдать больше никогда. Прошу, доверься мне.

Златослава смотрела на него, не веря собственным глазам и ушам. Никто и никогда за всю ее короткую жизнь не признавался ей в любви так, как это сделал этот невероятный мужчина.

— Ты не настоящий. — Девушка даже не заметила, что произнесла это вслух.

Ллевелис ждал какого угодно ответа, только не этого. Он нервно рассмеялся. А Злата, решив реабилитироваться, попыталась оправдаться:

— Ты не можешь быть настоящим… Ты не человек в любом случае. — Ее руки скользнули по его груди и спустились ниже, обрисовывая рельефные мышцы у него на животе. — Люди такими не бывают…

— Какими? — с придыханием спросил он.

— Красивыми, нежными, любящими… — Златослава подняла на него глаза, в которых был океан грусти. — Идеальными.

Ему хотелось сказать, что он не идеал. Идеал не позволил бы ей пострадать, но вместо этого Ллевелис сделал признание, которого сам от себя не ожидал:

— Я не человек.

— Ты бог? — без тени удивления спросила Злата.

— Нет, — рассмеялся Ллевелис. — Всего лишь безумно влюбленный в тебя полудемон.

— Демон? — удивленно переспросила девушка и чуть приподнялась на локтях. В ее глазах появилось недоверие.

— Что? Ты мне не веришь?

— Ну… — Она на мгновение замялась, закусив нижнюю губу, но все же робко призналась: — Я себе демонов несколько иначе представляла.

— И как же? — заинтересовался Ллевелис, удивленный тем, что она вообще знает про демонов. До появления братьев-демонов из миров Хаоса даже жители сфер не подозревали о существовании столь могущественных созданий. Злата — человек, и до этого момента Ллевелис думал, что она прибыла из миров вне сфер — системы обитаемых миров, которые из-за географической отдаленности или слабого магического фона не притягиваются Матэнхеймом. И если она оттуда, то никак не может знать о демонах. Их там не видели и не знают об их существовании. Не должны во всяком случае.

Единственное логическое объяснение, которое смог придумать Ллевелис, — это просто игра слов. Может, в их мире есть порода домашних животных, которую называют демонами, или еще что-нибудь. Вот это будет конфуз.

Но ответ его огорошил.

— Демоны — это такие могущественные сущности, наделенные сверхъестественными способностями. Они очень сильные, с клыками, когтями и рогами…

Тут девушка наконец подняла глаза и, встретившись взглядом с любовником, испуганно спросила:

— Что? Я что-то не то сказала?

Ллевелис молчал, изумленно глядя на нее.

— Извини, если обидела…

Он наклонился к ней, будто пытаясь рассмотреть что-то, и спустя несколько мгновений спросил:

— Да кто же ты, леви?

Злата растерянно смотрела, не зная, что сказать. Она почувствовала в нем перемену, но не поняла, с чем это связанно.

Ллевелис еще немного помолчал и, будто приняв какое-то решение, сказал:

— Нам пора, мы возвращаемся.

Он поднялся на ноги и подал девушке руку, чтобы помочь встать. Его нагота напомнила Злате, что она и сама лежит на траве в чем мать родила, и это пусть и запоздало, но заставило ее смутиться. Покраснев, она потянулась за разорванным платьем.

— О нет, — тяжело вздохнула Злата, крутя в руках безнадежно испорченный наряд. — Что же я теперь надену?

Ллевелис обескураженно смотрел на нее. Кто эта девушка, которая так легко говорит о демонах, будто каждый день их видит, и при этом не знает, что одежда не настоящая?

— Злата, забудь об этом. Мы вернемся в реальный мир, в котором у тебя будет настоящая одежда…

— Так этот мир и правда не настоящий? Я знала, я так и знала! — Она разочарованно отбросила потерявшую всякую ценность одежду. — Значит, и ты не настоящий… Все не настоящее…

Злате казалось, что она сейчас заплачет. И дело было даже не в факте смерти. Впервые ей показалось, что она по-настоящему любима. Но это всего лишь посмертный глюк. А Злата поверила, действительно поверила во все. Это еще хуже, чем дружить с Катькой, или встречаться с женатым мужчиной, или когда тебя предают.

Может, это ей такое наказание за какие-то грехи? Этакий персональный вид ада. Ну конечно!

Злата так увлеклась, что не заметила, как недавний любовник сел рядом. Девушка опомнилась, только когда он обнял ее за плечи и притянул к себе в успокаивающем жесте. Ллевелису, несмотря на сомнения, которые снова проснулись в его душе, невыносимо было смотреть на нее такую. Нет, он уже не сомневался, что она его вторая половинка. И он чувствовал ее чувства и эмоции, понимал, что в ее словах не было лжи. Но Злата была головоломкой, которую он никак не мог сложить воедино. Ллевелис твердо знал, что она появилась в Матэнхейме не для того, чтобы плести интриги, заговоры или, к примеру, совершить покушение. Но это еще не значит, что ее никто не использует как пешку в своей игре. Тогда этого кого-то нужно остановить и наказать. А Злату успокоить.

Но девушка сделала то, чего он от нее не ожидал, — оттолкнула его и дрожащим голосом велела:

— Не трогай меня, ясно?

— Злата, я… — попытался вразумить ее Ллевелис, но она и слушать не хотела.

— Что ты?! — Девушка вскочила. — Любишь меня? Защищаешь? Хватит мне врать!

Мужчина оказался на ногах так быстро, что она даже испугалась.

— В моих словах и чувствах нет обмана. — Ллевелис говорил тихо, но Златославу все равно невольно бросило в дрожь.

— Тогда скажи мне правду: что происходит? А то у меня впечатление, что я стала героиней бульварного романа.

Ллевелис замялся. Он еще не был готов открыть все карты, но требование Златы было вполне справедливо. Поэтому ему пришлось открыть все карты:

— В реальности на тебя напал самец бартому и когтями оцарапал тебе спину.

— Это я помню, — нахмурилась Злата и не стала уточнять, что помнит все, вплоть до побега с Тео. Не самые приятные воспоминания, но стоит послушать, что еще расскажет этот красавчик.

— Когти бартому ядовиты, поэтому ты уже второй раз умираешь из-за них. Я пришел, чтобы вернуть тебя…

— Ты что, собираешься оживить мой окоченевший трупик? — склонила голову набок Злата.

— Почему окоченевший трупик? — удивился Ллевелис.

— Если все, что ты говоришь, правда, то, учитывая, сколько времени мы тут пробыли, скорее всего мой хладный труп уже начал попахивать, — обосновала свою мысль Златослава.

— Здесь время течет иначе, — объяснил Ллевелис. — Там пройдет не более минуты. — Он немного помолчал и сделал признание, которое нужно было бы сделать уже давно: — Я не советник Темного властелина. У нас такого вообще нет, и короля тоже.

— Дай угадаю, — лишенным эмоций голосом произнесла Злата. — Ты и есть единоличный правитель всей страны. А я — твоя суженая.

Ллевелис видел по ее позе и выражению лица, слышал по голосу, что девушка ему не верит, но подтвердил:

— Ты моя леви. Моя возлюбленная, суженая, мать моих детей…

— Стой-стой-стой! — Злата выставила перед собой руки в защитном жесте. — Не гони лошадей!

— Что? — опешил единоличный правитель всех земель.

— Ллевелис, то, что мы с тобой переспали, — это даже не повод идти на второе свидание.

— Не понимаю. — Ему все меньше нравилось то, какое направление принимает этот разговор.

— Кхм… — Злата чуть наклонила голову вбок, раздумывая, как бы объяснить ему свою точку зрения и не обидеть. — Ллевелис, если это, конечно, ты, а не галлюцинация, рожденная в моем воспаленном мозгу из-за нехватки секса и отношений… ты — бесподобный любовник, лучший из всех, кто у меня был. Не сказать, что их было много. Я все-таки не Кэт. Но даже при моем скромном опыте могу подтвердить, что ты о-го-го! Единственная возлюбленная, пара на всю жизнь и все такое — звучит классно. Но я на такое не подписывалась. Я хочу диплом, карьеру и уже где-то потом семейную жизнь. Естественно, я планирую иметь детей. Но не от первого встречного, с которым по ошибке пересплю в момент слабости…

— То есть я ошибка? — глухо спросил Ллевелис. Такого с ним еще не было. Женщина, которая ему отказывает? Невероятно! Впервые в жизни появилось чувство, что им воспользовались.

— Ллевелис, не обижайся, но ты пока еще никто, — спокойным голосом поправила его Златослава. — Как я могу сказать, кто ты, если, кроме одной шикарной ночи, нас с тобой не связывает ровным счетом ничего?

— Злата, нас связывает близость…

— Ллевелис, я не знаю, как там в твоем мире, — устало возразила она, — но в моем мире секс это не близость. Это даже не повод для знакомства. Близость — это когда двоим есть о чем поговорить. Когда можно дарить друг другу подарки без повода. Близость — это общий смех и общие воспоминания. Это то, что тебе не нашепчут инстинкты.

— Кажется, я понимаю, о чем ты, — задумчиво пробормотал Ллевелис. Похоже, он только что уловил суть того, как его леви воспринимает мир. Совместно проведенная ночь — это удовольствие для тела. Его Ллевелис уже покорил. И она бы с удовольствием сдала эту крепость на милость врага снова. Но ее сердце — непокоренная твердыня. И вот тут ему придется постараться. — Тогда предлагаю сделку.

— Что? — теперь уже опешила Злата. — Какую сделку?

— Я не буду ничего от тебя требовать. Решай сама. Но ты дашь мне шанс завоевать свое сердце.

— И как ты это себе представляешь? — невольно улыбнулась она.

— Я приглашаю тебя на десять свиданий.

Злата прыснула, но, заметив, что он даже не улыбается, спросила:

— Ты серьезно?

— Вполне.

Хотя его ответ прозвучал вполне спокойно, но в голосе чувствовалось напряжение. Злата поняла, что он боится отказа, и с удивлением осознала, что и сама не уверена в том, что сейчас ему ответит. Если отбросить всю бредовость ситуации, то Ллевелис вполне нормальный парень. Будь он Леней из параллельного потока, Златослава, скорее всего, согласилась бы. И если бы у нее что-то и сложилось бы с обычным студентом, то это было бы что-то легкое. В смысле легко сошлись, легко разбежались и остались друзьями.

Но Ллевелис предлагал нечто большее. Он хотел серьезных отношений. И это полностью меняло дело. Опыт серьезных отношений у Златы имелся и был настолько отрицательным, что сейчас ее пугала сама перспектива начинать все заново.

С другой стороны, вполне может статься, что у них ничего не выйдет. Ллевелис всего лишь попросил дать шанс. Злату это ни к чему не обязывает. Поэтому она решилась:

— Хорошо, десять свиданий.

Ллевелис с облегчением выдохнул и только сейчас понял, что в ожидании ответа задерживал дыхание. Но оно того стоило.

— Но для начала забери меня туда, где я буду одета, — неловко переминаясь с ноги на ногу, попросила Злата.

— Значит, ты мне веришь, что мы в другом мире? — обрадовался Ллевелис.

— О да, теперь определенно верю, — кивнула она.

— Что же тебя убедило?

— Рыбы, которые плавают над нами в воздухе последние минут пять, — серьезно ответила Златослава и чуть не рассмеялась, когда Ллевелис практически моментально поднял голову вверх. Мальчишки везде одинаковы.

— Ах вы… — разозлился он, и рыбы, поняв, что их поймали на горячем, бросились врассыпную. — Хранители, чтоб их! Подслушивали, представляешь?

Он так искренне негодовал и так очаровательно при этом выглядел, что Злата не сдержалась — подошла и поцеловала.

— Давай уйдем, — слетела с ее губ тихая просьба, и Ллевелис не стал противиться. Это был акт доверия. Злата решила идти с ним по доброй воле, и он не стал испытывать судьбу.

На Злату накатила сначала слабость, потом ужасная, ошеломляющая боль. Прошло несколько мучительно долгих секунд, прежде чем она смогла привыкнуть к этому состоянию и открыть глаза. Первое, что она увидела, — это лицо Ллевелиса. Бледное, усталое. Ей невольно стало стыдно. Это ведь из-за нее.

— Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросил он.

Вместо ответа она просто прикрыла глаза. Плохо, невозможно плохо. Лучше бы умерла.

— Могу и тебя оцарапать когтями бартому, почувствуешь сам.

Златослава заставила себя открыть глаза, чтобы посмотреть на обладательницу так неожиданно прозвучавшего женского голоса. Ей не сразу удалось сфокусировать взгляд на передвигающейся по комнате женской фигуре, а лицо рассмотреть и вовсе не получилось. Так плохо девушка себя еще не чувствовала, от боли все плыло. Злата бы закрыла глаза и попыталась уснуть, если бы женщина не подошла к ним и не села на кровати рядом.

— Ей нужно это выпить. — Она протянула Ллевелису кружку.

— Что это? — далеким от дружелюбного голосом спросил тот и, как показалось Злате, принюхался к содержимому.

— Это зелье — мощнейшая отрава, после которой она уже никогда не встанет, — спокойно сообщила незнакомка.

— Правда? — изумленно спросил Ллевелис, и его собеседница презрительно фыркнула:

— Идиот. Это снимет боль.

— Почему ты не дала ей это сразу? Почему помогаешь сейчас? — проигнорировал тон Хельги бывший ученик.

— Я могу и сейчас его не давать. — Целительница попыталась забрать кружку, но мужчина не позволил. Она участливо предложила: — Давай я сама помогу ей выпить его. Может, это отродье захлебнется?

— Пошла прочь, — жестко велел Ллевелис и приложил кружку к губам своей леви.

Было трудно глотать, прохладная жижа буквально вливалась в горло, и Злата не сомневалась, что она сейчас захлебнется. Но этого не произошло. Зато боль стала уходить. Полегчало настолько, что Златослава смогла улыбнуться Ллевелису.

— Тебе лучше, — ответил он улыбкой на улыбку.

Злата прикоснулась рукой к его лицу. Усталый, изможденный, но все равно здесь, борется за нее. А во взгляде столько любви и нежности.

— Знаешь, — тихо сказала она, надеясь, что не пожалеет о принятом решении, — к черту десять свиданий. Ближе, чем сейчас, мы уже не будем.

— Мы? — затаив дыхание, переспросил Ллевелис.

— Мы, — подтвердила Злата.

Ллевелис наклонился, чтобы поцеловать ее, но девушка неожиданно зевнула. Оба рассмеялись, настолько забавно это вышло.

— Извини, испортила момент, — улыбнулась она.

— Это самый счастливый момент в моей жизни, его не испортить ничем, — покачал головой Ллевелис. — А поцелуи у нас еще будут. У тебя еще губы опухнут от них, и ты будешь просить пощады.

Злата снова зевнула. Они опять рассмеялись.

— Кажется, получать смертельное ранение невероятно утомительно, я просто выключаюсь. Ничего не могу с собой поделать. — Злата потерла глаза и снова зевнула.

— Отдохни, — улыбнулся Ллевелис. — Тебе это нужно.

— А ты? — Еще один зевок.

— Буду сторожить твой сон, и буду рядом, когда ты проснешься.

Злата бы улыбнулась, если бы не новый зевок. Господи, да она себе челюсть скоро свернет. Такая сонливость одолевала ее в последний раз года два назад, на экзаменах. Тогда она несколько ночей не спала, готовилась. А когда сдала экзамены, началась бессонница. Пришлось какое-то время попить…

— Снотворное. — Внезапное понимание так ошеломило девушку, что она произнесла это вслух.

— Что? — не понял Ллевелис.

— Снотворное! — Зевок. — Она опоила меня снотворным, поэтому я-а-а за-а-асыпаю. — Злата пыталась бороться со сном, но безуспешно.

— Нет, не опоила. — Ллевелис попытался успокоить внезапно встревожившуюся леви. — Просто ты устала…

— Вообще-то, — вкрадчивым голосом перебила его Хельга, — девчонка совершенно права.

Признание удивило его. Целительница решила усыпить Злату? Зачем? Он бы понял, попытайся Хельга ее отравить. Но и это было бы совершенно бесполезно. Ничто не помешает ему воскресить свою леви снова. Тогда что двигало пикси?

— Зачем? — спросил он, хорошенько встряхивая Злату, чтобы та не уснула.

— Я подмешала в зелье сон-траву, — криво улыбнулась Хельга.

— Я уже понял, что ты ее усыпила, — раздраженно огрызнулся Ллевелис. — Я спрашиваю зачем.

Хельга расхохоталась.

— Если бы ты внимательнее слушал мои уроки, ты бы знал, что мы, пикси, можем через зеркала заглядывать в другие миры. Я видела, что между вами произошло, знаю, что она пусть и не полюбила, но приняла тебя точно. Так вот, — она откровенно наслаждалась тем, что сейчас скажет, — отвар сон-травы стирает из памяти предыдущие сутки. Она проснется и будет здорова. Но не вспомнит, как ты ее любишь. И свою взаимность не вспомнит.

— Ллевелис, — Злата вцепилась в его рубашку, как утопающий в спасательный круг, — я не хочу тебя забывать… Не хочу тебя терять.

Ллевелис прекрасно понимал, что ничего не исправить. Злата уже выпила зелье. Поэтому сделал то, что в данном случае было самым правильным, — наклонился и нежно поцеловал ее, успокаивая.

— Злата, сейчас ты уснешь. Ни о чем не волнуйся. Сон сотрет из твоей памяти воспоминания об этом незабываемом дне, который мы провели вместе. Но не сотрет меня из твоей жизни. Я обещаю, что завоюю тебя снова. И буду завоевывать опять и опять, столько раз, сколько придется. Потому что ты моя леви, потому что я люблю тебя, потому что ты этого достойна.

— Я тоже хочу тебя любить… — Злата снова отчаянно зевнула.

Бороться со сном не было сил. Она закрыла глаза и уснула крепким здоровым сном. Ллевелис погладил ее по щеке:

— Будешь… и нашего ребенка будешь любить… будешь счастлива, леви.

Он еще какое-то время нежно смотрел на нее, а потом, не отводя глаз, холодно добавил:

— В отличие от тебя, Хельга.

— И что ты мне сделаешь? — Глаза целительницы горели ненавистью и безумием. — Сотрешь воспоминания? Убьешь? Ты что, не понимаешь? Я ведь сделала это в первую очередь для тебя и Матэнхейма! Никто в этом мире не воспринимает всерьез опасность, исходящую от иномирян! Однажды они придут и уничтожат все и всех! Уничтожат наш мир, наших детей…

Ллевелис перебил ее тихим голосом, но жесткость и сталь, которые звучали в нем, заставили Хельгу замереть. На смену хаосу в мыслях и безумию в сознании пришел здравый смысл. Она ведь не просто с учеником говорит — с полудемоном, высшим существом. Если он сейчас убьет ее, то все планы, над воплощением которых пикси работала последние несколько месяцев, пойдут прахом.

— Знаешь, я сейчас понял, что, видимо, погорячился, сказав, что сотру все твои воспоминания. Если подумать, это глупое наказание. И милосердное. Нет, — настал его черед криво улыбнуться, — я обрекаю тебя помнить.

— Ты что, оставишь все как есть?! — Как ни старалась пикси, но скрыть надежду в голосе не смогла.

— Нет, — покачал головой Ллевелис. — Я сказал, ты будешь помнить. А чтобы воспоминания не померкли и были всегда свежи, ты будешь каждую ночь заново переживать момент смерти свой дочери. Снова и снова. От заката до рассвета.

Он прошептал несколько слов, и на его ладони появился яркий светящийся шарик.

— Нет… — побелевшими губами прошептала целительница. — Нет, прошу тебя…

— Я тебя тоже просил, Хельга, — напомнил Ллевелис. — Теперь поздно.

Мужчина сделал едва уловимый пасс, и шарик медленно поплыл к пикси. Она попятилась, хоть и понимала, что это бесполезно. Такие заклинания всегда поражают свою цель. Возможно, несчастная еще надеялась, что Ллевелис смилуется. Но тот даже не посмотрел на нее. И не стал дожидаться, пока проклятие достигнет своей цели. Он взял свою леви на руки, открыл портал в Гунари и ушел не оглянувшись.

Его мысли были о Матэнхейме. Этот мир он планирует подарить Злате в придачу к своему сердцу. Нужно позаботиться, чтобы этот подарок был достойным.