Заканчивалась вторая неделя, как члены этнографической экспедиции достигли вожделенной Солу Кхумбу.

Как-то так получилось, что Маша так и осталась жить в доме Сантоша, а профессор и Вольдемар — у господина Ари. Она думала, что такое положение дел не слишком удобно с точки зрения морали, но оказалось, что до неё никому нет дела. Жители были слишком потрясены неожиданно свалившимся на них несчастьем, слишком озабочены устранением последствий землетрясения, чтобы думать о проблемах чужих им людей.

В силу возраста, нога профессора заживала небыстро, но он не унывал, а близко сошёлся с господином Ари, оказавшимся настоящим кладезем информации для учёного-этнографа. В молодости дед Сантоша много путешествовал: объехал вдоль и поперёк Индию и Китай, побывал в Европе и даже несколько лет прожил в монастыре буддийских монахов, затерянном в Тибете. Он не имел специального образования, но был широко и разносторонне образован, знал несколько языков и стал интересным собеседником для прикованного к постели профессора. С приближением старости он вернулся в деревню своего детства, где продолжал жить один из его сыновей. Старший сын, Джайя Пракаш Малла, выучился в России, тогда ещё в Советском Союзе, и привёз оттуда русскую невесту. Собственная жена господина Ари была давно похоронена на кладбище Катманду и он с сожалением заметил, что продолжительность жизни женщин Непала значительно ниже, чем у мужчин.

Иногда к их беседам присоединялся Вольдемар, но они быстро наскучивали ему и он сбегал в деревню. По заданию профессора он описывал обряды, сопровождающие жизнь жителей Солу Кхумбу: сватовство, свадьбы, похороны, рождение детей, принесение жертв богам и предкам. Получалось у него не очень хорошо: не хватало терпения и доброжелательности к людям, занятым ежедневным тяжким трудом и не расположенным тратить драгоценное время на долгие разговоры с любопытным чужестранцем. И он, и Маша понемногу осваивали непали, да и местные жители с трудом, путая слова и с ужасным акцентом кое-как пытались изъясняться на английском. К удивлению учёных, в деревне даже была школа. Дети посещали её, но всё зависело от степени загруженности домашними делами. Если в доме нет воды, то девочка шла с вёдрами на реку и лишь потом — в школу. Если отец был занят в поле и не успевал убирать за скотом, то сын занимался волами и яками, а затем, схватив сумку с единственной тетрадью, бежал на занятия.

В школе колдун Каран преподавал арифметику и основы физики и химии, младший сын господина Ари, Нгаванг Пракаш Малла — непали и английский язык. Машу удивило, что в забытой всеми богами деревне дети изучают английский, но потом она поняла, что долгое владычество Великобритании наложило свой отпечаток на жизнь страны.

Маша с энтузиазмом занималась сбором материала. Особенно охотно она встречалась со стариками. Они никуда не торопились, много помнили и охотно делились своими воспоминаниями. Только вот беда — они не знали английского, а Маша с трудом, через пень-колоду, понимала непали. Иногда, в качестве переводчика, выступал Сантош, но это случалось редко. Он нервничал, Маша видела это, часто уходил в горы и однажды вечером, на её осторожный вопрос неохотно ответил, что пытается найти проход через засыпанный лавиной перевал. Она поняла, что обернувшись снежным барсом, он, рискуя рухнуть в пропасть, ищет не засыпанные снегом тропы.

* * *

Однажды в дом пришёл староста Солу Кхумбу, Теджа Нарасимхе. Они о чём-то поговорили с Сантошем, и тот ушёл. Когда он вернулся, Маша поразилась его бледности.

— Сантош… что-то случилось? — она осторожно тронула его за рукав. Отчаяние сквозило в его глазах:

— Катманду… он лежит в руинах! Это землетрясение убило мой прекрасный город! Я говорил с отцом: его госпиталь переполнен ранеными, врачи работают день и ночь, но не справляются с потоком искалеченных людей. Число погибших уже достигло тридцати тысяч, но под завалами находится ещё больше! — Он обхватил руками голову, почти упал на ковёр: — о, Многорукий Шива, да за что же мне такое наказание! Я должен быть там, а я заперт в горах и нет никакой возможности вскоре выбраться отсюда! — Маша села напротив него, сочувственно заглянула в глаза:

— а как ты связался с отцом? Ты же говорил, что сотовая связь не работает?

Он поднял голову, гримаса боли искажала его лицо: — у Теджа заработала радиостанция. Видимо, удалось восстановить ретрансляционную вышку. Слышно плохо, сильные помехи, но я смог поговорить с отцом. Хвала всем богам, и он, и мать с сестрой не пострадали, — Маша отметила, что у Сантоша, оказывается, есть сестра, — родители круглосуточно находятся в госпитале, все медицинские учреждения города, не получившие слишком больших повреждений, забиты ранеными, и люди продолжают поступать. Но храмы! Древние храмы Катманду, наше величие и гордость, не выдержали удара и разрушены! — Маша припомнила буддийские и индуистские храмы, древние, как сам Непал, стоящие у истоков человеческой цивилизации, чьи стены были покрыты тонкими, воздушной лёгкости каменными узорами, чьи статуи, высеченные из белого мрамора, поражали европейцев изяществом линий, смутными намёками побуждали к мысли, что и многорукий трёхликий Шива, и слоноголовый Ганеша — реально существовали в жизни древней загадочной страны.

Теперь всё это уничтожено ударом слепой стихии, лежит грудой камня, а яркие мозаичные картины, устоявшие перед тысячелетиями, устилают землю сияющими осколками. Ей стало горько и больно. Маша подумала, что даже вновь отстроенные, храмы утратят свою неповторимость, дух древности и прошедших веков.

Сантош поднял голову, внимательно посмотрел на Машу, и она стушевалась под его тёмным тяжёлым взглядом. Он медленно сказал: — Мария, выходи за меня замуж. — и замолчал, глядя ей в глаза. Она поперхнулась, почувствовала, как жгуче краснеет:

— но, Сантош, почему? Ты же не любишь меня, да и знакомы мы всего две недели?

— И что? — его ироническая усмешка неприятно задела её, — ты веришь в любовь до гроба? Ты нравишься мне, ты хорошенькая, неглупая, не конфликтная и имеешь свой взгляд на вещи. Для меня этого вполне достаточно. Не думаю, что и в постели у нас с тобой могут быть какие-то проблемы. И ещё учти тот факт, — он хмыкнул, — у твоей дочери будет свой персональный доктор. Я тебе не нравлюсь? — он продолжал внимательно смотреть на неё, и под этим насмешливым взглядом она окончательно смутилась, не зная, как отказаться от неожиданного предложения и тут же с ужасом поняв, что не хочет отказываться, потому что тогда он уйдёт из её жизни, она уедет домой и никогда больше не увидит эти нечеловечески яростные глаза, эти твёрдо сжатые губы и… и вообще — он самоуверенный, бесстыжий, нахальный, надменный чхетри, и она для него ниже шудры, он сам сказал, что иностранцы — люди вне каст, но… она не хочет его потерять! Но замуж она тоже не хочет! Потому что страшно, потому что тогда разрушится её налаженный упорядоченный мирок, а он дикарь, и не человек даже, а ирбис, с клыками, хвостом и когтями, и вдруг их дети тоже будут маленькими пушистыми барсиками…! — она внезапно вспомнила, как лениво и бесстыже он, голый, стоял перед ней и с отвращением разглядывал её.

Негодование на саму себя и стыд волной накатили на неё: — какие дети, какие барсики, она совсем сошла с ума! А он продолжал с любопытством на неё смотреть, и она неохотно ответила: — ну почему же, нравишься… наверное. Ты такой… такой… — она замялась. Он насмешливо фыркнул:

— зубастый и хищный, да? — Маша неопределённо пожала плечами, пряча глаза. Он понял, снисходительно потрепал её по руке: — у тебя будет время подумать, перевал откроется нескоро, — и вышел из дома, оставив её — растерянную, смущённую и, где-то в глубине души, радостную.

Они не знали, что времени на раздумья у неё не было.

* * *

На ужин они отправились к господину Ари и, сидя напротив Сантоша, Маша избегала встречаться с ним взглядом. Заметив это, он потемнел лицом и резко оборвал Вольдемара, когда он с иронией заметил, что деревенский колдун учит детей физике и химии: — я думаю, что не тебе разглагольствовать об уровне знаний человека, блестяще закончившего университет в Дели! — Вольдемар замолчал, скептически скривившись, а Маша спросила:

— колдун? Он учился?

Господин Ари засмеялся: — Каран? Да, он учился в Дели, несмотря на то, что он вайшья. Ну, да сейчас такое время настало, даже шудра могут учиться, — он осуждающе покачал головой.

— Но он же колдун?? — Маша не понимала, как какие-то суеверия можно совместить с университетским дипломом. Вольдемар и профессор тоже с любопытством смотрели на хозяина.

— Колдун, да-а, — господин Ари задумался, — он может говорить с духами предков, ему отвечают боги…

— Духи?? Боги? — Вольдемар был настроен иронически и не скрывал этого.

Хозяин перевёл на него задумчивый взгляд: — да, молодой человек, у нас есть боги, а духи наших предков всегда рядом, и мы просим их защитить нас и наставить на истинный путь. Не все могут их слышать, но некоторые имеют такую способность. Вот Коран имеет такой дар и часто ему приходится нелегко, ведь богам и умершим людям нет дела, устал или спит проводник их воли, они приходят к нему и говорят с ним. — Чтобы как-то поддержать разговор, Маша спросила:

— господин Ари, а что, предсказания или… я не знаю, как назвать это — откровения, данные колдуну свыше, они сбываются?

— Кто знает, Маша, кто знает? Ведь он не объявляет о своих видениях на деревенской площади, а сообщает лишь тем, кого это касается. Могу сказать, что два дня назад он пришёл ко мне и предупредил, что Сантошу грозит опасность, — он перевёл взгляд на внука, а тот криво усмехнулся, продолжая поглощать бхат и заедая его свежей лепёшкой. Маша догадалась, что господин Ари уже имел с Сантошем разговор, а тот не принял его всерьёз. Она почувствовала тревогу. Не желая себе сознаться, она поверила в тревожное предупреждение. Маша отложила ложку и сказала:

— может быть, Сантош, тебе и вправду нужно быть поосторожнее, сам же говоришь, что в горах возможен сход лавин?

Он холодно взглянул на неё: — никогда женщина не будет указывать мне, что нужно делать. — Она густо покраснела, не ожидая отповеди, и он смягчился: — Маша, я не верю этим предсказаниям, но верю в карму, уготованную нам богами. Человек должен испытать всё, что ему предназначено и выбрать тот путь, который подсказывает ему совесть и долг.

* * *

На следующее утро она проснулась от криков людей. Все бежали на небольшой луг за деревню, с которого поднимался вертолёт. Маша тоже вышла на улицу и увидела, как из-за крайнего дома показалась группа людей. Впереди шёл Джим Корнер, рядом — счастливо улыбающийся Вольдемар, а за ними… потерявшийся проводник Ашвин и женшина — носильщик Анг Ламу.

Ей показалось, что будет невежливо повернуться и уйти в дом, не дожидаясь, пока они подойдут ближе. Поэтому она осталась стоять на ступенях веранды. Джим Корнер и Ашвин, и Вольдемар радостно улыбались ей, а вот Анг Ламу глянула хмуро и отвернулась. Кажется, англичанин был готов даже обнять Машу, а Ашвин многократно кланялся, не забывая улыбаться и сообщать, как он счастлив, что она не погибла под лавиной. Анг Ламу тоже поклонилась, приложив ладони-лодочки к груди, но ничего не сказала. Маша и сама не понимала, чем же ей так неприятны эти люди, за исключением, пожалуй, женщины. Она поздоровалась и заметила, что её удивило столь скорое исчезновение проводника перед сходом лавины. По крайней мере, как ей кажется, он должен был побеспокоиться о безопасности экспедиции. Ашвин весело расхохотался, как будто она сказала невесть что смешное: — ах, госпожа, мне было не до вас! Дай боги собственную шкуру спасти! — Она не нашлась, что ответить на столь бессовестное заявление, а англичанин пренебрежительно махнул рукой:

— да полноте вам, Мария, вспоминать старое! Вы ведь все живы — здоровы, ну, не считая вашего почтенного профессора. Да и он, как сказал Вольдемар, уже потихоньку ходит с костылём. Вы лучше расскажите, как вам удалось спастись? По словам нашего молодого друга, — тут он потрепал Вольдемара по плечу, — его и профессора спас снежный барс, превратившийся потом в мужчину. — Он говорил шутливым и легкомысленным тоном, но взгляд, направленный на Машу, был острым, холодным и внимательным.

Она насторожилась: — значит, Вольдемар успел разболтать об оборотне. Вслух сказала, стараясь, чтобы голос звучал легко и непринуждённо: — что вы, Джим, снежные барсы не поддаются дрессировке, насколько мне известно, а уж превращаться в людей они и вовсе не умеют! Я думаю, У Вольдемара было помрачение сознания на почве недостатка воздуха. Всё же они с профессором находились под снегом всю ночь, просто счастье, что они не задохнулись! А меня спасли местные жители, мне повезло, что я оказалась близко к поверхности снежного покрова. — Англичанин пристально смотрел на неё, и Маша чувствовала, что он ей не верит. Вольдемар вмешался:

— а почему ты оказалась в доме Сантоша, не расскажешь?

Ей пришлось как можно безразличнее пожать плечами, в то время как она лихорадочно соображала, что бы такое, правдоподобное, сказать: — так Сантош — врач, вот люди и подумали, что меня нужно ему показать. Вас с профессором он ведь тоже осматривал? Тем более, что было уже поздно и вести меня куда-то не было времени. — ему пришлось нехотя согласиться. Вновь прибывшие направились к дому старосты, а Вольдемар задержался, поднявшись по ступеням, встал близко, так, что Маша чуть отступила назад: ей не нравилось, когда дышат в лицо.

— Ты его защищаешь, да, Мария? Вернее, пытаешься скрыть, что он оборотень?

— Она поморщилась, строго посмотрела Вольдемару в глаза: — он не нуждается в моей защите, ты знаешь. А насчёт оборотня… ты сказок перечитал, дорогой! А теперь ещё англичанину голову морочишь! Зачем он сюда явился, не скажешь?

— Вольдемар опять шагнул к ней, и Маша, отступив, оказалась прижатой к стене дома: — ты спишь с ним, да, Мария? — он усмехнулся, — ну и как он? Я не думаю, что он лучше меня, просто он азиат, дикарь, а я — белый, цивилизованный мужчина. Тебе экзотики захотелось? — Она не смогла сильно размахнуться, но звук пощёчины получился громким.

— Ах ты, дрянь! — он отшатнулся, схватившись за щёку. Повернувшись, быстро сбежал по ступеням и направился вслед за гостями.

* * *

Машу трясло от ненависти, — надо же, каков мерзавец! — но надо было умыться и позавтракать, а потом сходить к профессору, рассказать о своих последних встречах с людьми и показать записи, а она всё не могла успокоиться и, сидя на ковре, переживала случившееся. Сантош ушёл из дома рано утром, а может быть и ночью. Она подумала, что нужно обязательно рассказать ему о болтовне Вольдемара.

Сантош так и не появился. Вольдемара тоже не было, когда она поднялась, в сопровождении господина Ари в комнату к профессору.

До самого обеда они обсуждали собранный ею материал, порой и господин Ари дополнял упущенное. Вольдемар к обеду не явился, и Маша испытала некоторое облегчение, избежав необходимости общаться с ним.

К вечеру она вернулась в дом Сантоша. Он так и не пришёл, а она не спала, прислушиваясь и ожидая его, обдумывая разговор с англичанином и Вольдемаром. Господин Ари и профессор внимательно выслушали её. Они тоже считали, что Сантоша необходимо предупредить. Маша помнила, также, что должна подумать над его предложением о замужестве, но сейчас ей было даже странно знать, что она может стать его женой, привезти сюда, в Непал, Анютку, каждый день ложиться с ним в постель и принимать его ласки и самой ласкать и целовать его… Она представила его губы, сильные горячие руки на своём теле, всего его, обнажённого, нахального, бесстыдного — и дрогнула, сладко и томительно потянуло внизу живота. — Это невозможно, нет. Они совершенно чужие люди, и она не может влюбиться вот просто так, потому что он рядом, что он спас её от смерти, что он сильный, надёжный и чрезвычайно самоуверенный тип! И разве ей не страшно, что он не человек, а зверь, снежный барс, ирбис…? — И тут же пришла мысль — нет, не страшно. — Вспомнила, как ехала на его спине, держась за густую жёсткую шерсть; как осторожно и мягко ступали громадные лапы и перекатывались под ней мышцы.

Она слушала, как шумит ветер, шуршат о стену дома кусты, отдалённый гул сообщил ей, что где-то далеко в горах сошла лавина. Маша не заметила, как пришёл сон, а утром, выйдя из спальни, увидела на полу комнаты, у самого выхода, спящего Сантоша. Он так и уснул прямо на ковре, не расстилая подстилки, лишь сунул под голову подушку, на которой они сидели у столика. Маша присела на корточки рядом, с грустью замечая, как он похудел в последнее время, как жёстко сжаты губы, а в уголках рта пролегли морщинки. Даже во сне он хмурился, и густые чёрные брови почти сошлись на переносице. Ей захотелось погладить его по смуглой щеке, прогнать тревогу и озабоченность с его лица. Внезапно он открыл глаза, резко сузились зрачки, превратившись в щель. Маша отшатнулась: ей показалось, что сию секунду он превратится в дикого зверя. Но его лицо расслабилось, он сморгнул прогоняя сон, хрипло спросил: — чего ты испугалась?

Ей стало неловко, она отвела глаза: — н-нет, я не испугалась, просто ты… лежишь тут, у самой двери, даже постель не постелил и не разделся… Ты поздно пришёл, да?

Он встал одним лёгким гибким движением, зевнул и потряс головой, прогоняя остатки сна: — да, я пришёл уже под утро, жутко устал, но кажется, нашёл проход, — он с сомнением посмотрел на неё, — вы там не пройдёте. Пожалуй, вы все останетесь в деревне, а мне надо попасть в Катманду. Да и профессор пока толком не ходит. — Она согласно кивнула головой, радуясь, что он пришёл и беспокоясь интересом, проявленным к нему англичанином.

Сантош шумно плескался, умываясь над тазом, а она с удовольствием наблюдала за ним, стоя рядом с полотенцем в руках. Ей хотелось прижаться щекой к его голой спине и она покраснела, поймав себя на этом. Он ничего не заметил и, выпрямившись, взял у неё полотенце, а Маша отвела глаза от струйки воды, стекающей по его груди вниз, под ремень джинсов.

Они сели завтракать в тёплом молчании, а потом она рассказала Сантошу о прибытии англичанина и их бывшего проводника и женщины-шерпы. Он насторожился и опять нахмурился, отодвинув от себя тарелку с момо: — интересно, что им нужно в Солу Кхумбу? И у каких дэвов они раздобыли вертолёт? Не так-то просто арендовать его в Катманду! И опять Ашвин! — вот тут Маша удивлённо посмотрела на него, а он продолжал: — где бы этот весельчак не появился, там обязательно случается что-то плохое.

— Ты что, думаешь, что лавина — его рук дело?

— Нет-нет, — Сантош улыбнулся, — ни землетрясение, ни сход лавины ему не подвластны, но как-то так получается, что с ним всегда связаны неприятные истории.

— Может, у него карма такая? — Маша лукаво улыбнулась, но Сантош оставался серьёзен:

— напрасно смеёшься. Мне совсем не нравится его появление здесь.

— А вот мне не нравится появление Джима Корнера, — Маша задумчиво покусала губу, — какой-то он… слишком сладкий, слишком скользкий.

* * *

Весь день, до позднего вечера, они не встречались. Сантош занимался ранеными, а потом опять исчез, а Маша спешила, набирала материал, ведь диктофон пропал под лавиной, приходилось всё писать вручную, что отнимало немало времени.

Сантош не появился ни ночью, ни на следующий день. Заглянув к профессору, она узнала, что пропал Вольдемар. Позднее деревенские жители сообщили, что неожиданные гости покинули деревню также внезапно, как и появились.

Прошло два дня, но ни Сантош, ни Вольдемар не объявились, и Маша не находила себе места. Предсказание колдуна навевало мрачные мысли. Она знала, была уверена, что с Сантошем что-то случилось.