Сантош чувствовал себя глупо с чёрным петухом подмышкой. Впрочем, на него никто не обращал внимания. Несколько сотен человек выстроились в длинную очередь к дверям храма в селении Дакшинкали, что в тридцати километрах от Катманду. Ещё около сотни паломников лежали и сидели в тени раскидистых акаций. Все эти люди собрались у храма Кали, чтобы принести ей жертву. В качестве жертвы использовались петухи, козлы, селезни, бараны. Обязательно чёрного цвета. Было жарко, пыльно и чрезвычайно шумно. А ещё в горячем безветрии витал стойкий и тошнотворный запах крови.

Заняв очередь, Сантош медленно двинулся в сторону храма, представляющего из себя довольно примитивную хлипкую постройку из трёх стен под навесом и полом, выстланным кафельной плиткой. Кровь по кафелю лилась рекой: крепкий, средних лет жрец с повадками заправского мясника ловко и быстро рубил головы жертвенным животным и птицам.

Обернувшись, Сантош окинул взглядом очередь, нахмурился: — сомнительно, что ему удастся попасть в храм до темноты. — Он не мог придумать ничего, что помогло бы ему добраться до жреца и поговорить с ним. Ужасно было то, что у него не было времени. Над Машей нависла страшная опасность, а он жарится на солнышке с чёрным петухом подмышкой и терзается от мысли, что, возможно, они с отцом ошибаются и его светловолосая сероглазая девочка попала не в лапы кровожадных жрецов Кали Юги, а к каким-то бандитам, что не умаляет угрозы для её жизни.

Вдоль длинной очереди, не торопясь, толкал свою тележку продавец клеток. Они были сплетены из тростника, имели самые разные размеры и стоили сущую мелочь. Клетки продавались довольно бойко, потому что мало кому нравилось целый день держать в руках бьющуюся птицу. Сантош тоже купил клетку и с облегчением затолкал в неё петуха, а потом придержал продавца за рукав, усмехнувшись про себя, что потом, когда всё кончится, он обязательно скажет Маше, что ради неё нарушил кастовые запреты — взялся за одежду вайшья: — послушай, парень, не сможешь ли ты найти человека, чья очередь для принесения жертвы скоро подойдёт? Мне нужно, чтобы он поменялся со мной. Я хорошо заплачу вам обоим… — Сантош не знал, что ещё можно предпринять, чтобы как можно скорее проникнуть в храм. Он не мог идти вдоль очереди, предлагая людям поменяться с ним местами. Несмотря на его стремление одеться попроще, он был один чхетри среди сотен вайшья и шудра, не говоря уж про браминов. На него исподтишка удивлённо оглядывались, перешёптывались, но он не обращал внимания. Так что оставалось только надеяться, что продавцу клеток удастся найти кого-то, кто за деньги уступит ему свою очередь на пороге храма.

И такой желающий нашёлся. Старый тощий шудра — мусорщик предстал перед ним и, не поднимая глаз, пробормотал, что он уступит свою очередь господину за три рупии. Для него это были большие деньги, и старик втянул голову в плечи, ожидая, что на него обрушится негодование и брань чхетри. Но Сантош был рад. Он с готовностью положил на землю перед стариком купюру в пять рупий, потому что не мог публично прикоснуться к нему и двинулся вслед за ним вперёд, в голову очереди, провожаемый завистливыми взглядами. Продавец клеток тоже получил свои рупии и искреннюю благодарность Сантоша.

Всё же до полудня он не смог попасть в храм. Стоя у самого входа, он наблюдал, как служители смывают кровь с кафельного пола, выносят в мешках отрубленные головы животных и птиц, сметают мусор. За стенами храма несколько мужчин сдирали шкуры с убитых козлов и баранов, разделывали на части туши и отдавали их тем, кто приносил жертвы. Сантош притерпелся к удушающему запаху крови и гудящей туче чёрных мух и лишь досадовал, что попадёт в храм только во второй половине дня.

Наконец, старый жрец подошёл к висящему на стене колоколу и принялся звонить в него. Люди встрепенулись, потянулись к храму, с сожалением покидая прохладную тень деревьев и акаций.

Ещё несколько человек, и Сантош вошёл в храм, поставив у ног клетку, сложил руки в приветственном жесте. Усталый жрец небрежно ответил, любопытно взглянул на чхетри: — большая нужда привела господина в храм Кали Юги! Просите богиню, и она исполнит вашу просьбу! — он выдернул петуха из клетки и взмахом ножа отсек ему голову.

В голове Сантоша, невольно, мелькнула мысль-молитва: — Маша! Спаси её, великая Кали Юга! — жрец уже совал ему в руки обезглавленную тушку петуха. Он отшатнулся: — нет-нет, не надо! Отдайте его кому-нибудь… — жрец пожал плечами, бросил петуха в угол и, уже забыв о Сантоше, ожидающе глянул за его спину. Но тот не собирался уходить, упрямо встал перед жрецом: — святой отец, помогите мне. Моя беда велика, и петух — слишком малая жертва. Я хочу участвовать… — он запнулся, но твёрдо выговорил, — в человеческом жертвоприношении! — В ужасе жрец отшатнулся, замахал на него руками:

— уходите! Я слышать ничего об этом не хочу! Не принимает богиня Кали человеческих жертв! — Сантош уже взял себя в руки, мысленно убеждая, что только его твёрдость и настойчивость могут спасти Машу.

— Я не прошу вас, святой отец, провести ритуал в этом храме! Понимаю, что здесь это невозможно. Но ведь вы, наверняка, знаете, где ритуалы проводятся. Скажите мне, где. Я поеду туда и буду просить жрецов о помощи. — Жрец нерешительно посмотрел на него:

— с чего вы взяли, что мне что-то известно? Человеческие жертвоприношения запрещены и строго караются законом!

— Мне плевать на закон! — Сантош уже кричал, — моя… жена вот-вот умрёт! — его трясло от злости на этого упрямого вайшьи в грязном, залитом кровью балахоне. В его голосе отчётливо звучали рычащие нотки, зрачки сузились и превратились в щели. В голове непроизвольно всплыла мысль, что достаточно удара лапы с выпущенными когтями, и упрямец покатится с оторванной головой. Жрец испуганно попятился, вглядываясь в перекошенное злобой лицо:

— господин… я расскажу, что знаю. Только не сейчас, вечером. Люди… они всё слышат… — действительно, стоящие в очереди вплотную придвинулись к дверям, пытаясь расслышать, о чём говорят жрец и чхетри. Сантош оглянулся, злобно оскалился:

— вон! Пошли все вон! — толпа попятилась, послышалось глухое бормотание.

Жрец тихо сказал: — приходите после заката, господин. Я расскажу вам, что знаю. Только боюсь, что мои знания невелики.

Сдвинув брови, Санош хмуро посмотрел в глаза жрецу: — не вздумай сбежать, святой отец. Если ты попытаешься меня обмануть — даже Кали тебя не спасёт! — отвернувшись, он вышел из храма, раздумывая, где переждать дневную жару. Ему не хотелось выпускать из вида храм, и он на самом деле опасался, что напуганный им жрец может скрыться в неизвестном направлении. Наконец он присмотрел местечко в зарослях какого-то колючего кустарника, которое было не таким загаженным и замусоренным. Пришлось сесть прямо на голую утоптанную землю, но Сантошу уже было всё равно, он чувствовал, что напал на след. Теперь было важно заставить жреца выложить всё, что ему известно.

* * *

Ближе к закату очередь в храм поредела. Сантош стряхнул с себя усталую дремоту и не сводил глаз с двери, опасаясь, что напуганный жрец скроется. Когда людей осталось совсем мало, он подошёл и встал поблизости.

Отпустив последнего человека, жрец выглянул наружу и поморщился, увидев Сантоша. Тот, упрямо наклонив голову и сцепив зубы, вошёл в храм, молча глядя на него.

— Хорошо, господин, я скажу вам, где можно участвовать в ритуале, — он тяжело вздохнул, отвёл глаза, — только… если узнают, что я рассказал вам об этом, то меня… убьют.

— Я никому ничего не скажу.

— Вы сказали, что ваша жена… умрёт… А почему? — Жрец с подозрением посмотрел на мужчину.

— Она больна. Никакие лекарства уже не помогают.

— Я… не знаю, поможет ли жертва богине спасти вашу жену… И вообще, пустят ли вас… Вам скажут, что вас обманули… — Сантош с тревогой заметил, что жрец колеблется.

— Хватит юлить! Ты обещал сказать мне, поздно искать причины для отказа!

Жрец решился: — я слышал, что человеческое жертвоприношение Кали Юге будет принесено в селении Кундеботы. Когда — не знаю, но наверно, завтра, потому что завтра луна начинает убывать. И, — он закричал, — не спрашивайте меня больше ни о чём, я ничего не знаю! — Трясущимися руками он стянул с себя окровавленный балахон, откуда-то вытащил и принялся натягивать чистый.

— Спасибо, святой отец! Вот, возьмите на нужды храма, — Сантош протянул жрецу несколько купюр, но тот оттолкнул его руку:

— не надо мне ваших денег! Они всё равно дознаются, кто из жрецов Кали вам проболтался и убьют меня! — кажется, он плакал.

Сантош положил деньги на выступ стены, угрюмо пробормотал: — дознаваться будет некому. — отвернувшись от жреца, торопливо вышел наружу.

Домой приехал поздно ночью. Родители не спали, ждали его. Он рассказал, что узнал от жреца. Галина Николаевна уговаривала поесть, но он нервничал, ходил по комнате, часто поглядывая в окно: луна круглым блестящим диском взошла на востоке, изливая тишину и покой на спящий город.

Так и не уговорив сына перекусить, родители ушли спать. Ночью мать встала, подошла к окну: среди тёмных кустов сада, залитых мертвенным бледным светом полной луны, метался снежный барс, гневно хлестал себя по бокам хвостом. Она вздохнула, осторожно вернулась в постель. Муж не спал: — бегает по саду?

— Бегает, — согласилась она.

— Не знаю, сможет ли он её спасти. Если она попала в лапы жрецов…

— Всё же, Джайя, какие ещё жуткие обычаи у нас сохранились!

— Что поделаешь, Гала, древняя страна… — Джайя обнял её, — будем надеяться, что он справится. Он сильный, наш мальчик.