Соколиная книга

Соколкин Сергей Юрьевич

Неудержимый Босх

О стихах Сергея Соколкина

 

 

Мыслящая муза

У стихов Сергея Соколкина немало молодой свежести и есть весьма основательная стилевая оснастка.

Стихи у него не пишутся «по инерции», как это обычно бывает, а создаются по насущному запросу сердца его и мысли. И в первую очередь – мысли. Ибо муза нашего друга – это мыслящая муза, это муза, так сказать, любознательная, взыскующая истин.

Он русский поэт и старается добраться до осознания своей первоосновы, своей национальной сущности. Думаю, что это и есть для него та самая сверхзадача, которой он и должен отдать всю свою энергию и все свое умение…

 

Уровень зрения

В 1992 году вышла первая книжка стихотворений Сергея Соколкина. Книжка – весьма скромная по объему, но она вполне уже свидетельствует, что в литературу пришел поэт со своей темой, со своей верой, а потому и со своим словом. Вот стихотворение, которым открывается сборник:

Когда познать дано мне будет участь Слова и в Боге умереть на всех земных углах, то мать моя и сын в предчувствии былого уйдут в последний путь с печатью на устах. Земля меня простит, и устоят основы, и кровь уйдет в песок, стекая по челу. Все будет, как теперь: вначале было Слово, но мало помнит кто – зачем и почему.

В этом стихотворении, как в хорошей увертюре, воплотились все основные мотивы его творчества, весь облик его таланта – самостийного и любознательного, взыскующего тех первооснов, из которых и может вырастать истинное поэтическое древо. А вот – строки, которые я беру из середины книжки:

Как сеятель в часы восхода, Любовь, что Господом дана, бросает только в чрево рода свободы вечной семена.

Эти строки я произношу с чувством особой радости, поскольку отношу их к разряду самых лучших строк русской классической поэзии. Среди молодых стихотворцев немного сыщешь таких, которые в стихах своих способны подниматься на такой уровень зрения.

 

Встали насмерть русские поля

«Встали насмерть русские поля» – вот такой эпиграф из стихотворений Сергея Соколкина можно поставить к его собственной книге – книге стихотворений поэта, я не побоюсь этого большого слова. Поэта Сергея Соколкина я знаю пять лет. И мне на протяжении этих лет нравились русская воинственность и талантливое отечественное слово молодого литератора. Могу приводить многие стихотворения целиком как образец гражданственной лирики русского человека…

На ладони высохла земля, проросла в веках блокадным хлебом. И в глазах, сливающихся с небом, встали насмерть русские поля. И покуда жить еще могу, я к ответу мертвых призываю, их землей сырою попрекаю — каждой пядью, отданной врагу.

Тут каждое слово – прилагательное, глагол, сказуемое на своем месте, как патроны в обойме «калашникова». Несмотря на то, что наше мрачное время стоит на пороге XXI века, эти стихи, мне кажется, написаны в годы Великой Отечественной войны. Тут и нервозность, тут и спокойствие, и величавость. Мне вспоминается Пушкин – «Прекрасное должно быть величаво». Прекрасное стихотворение – величавое стихотворение! И таких стихотворений можно найти немало в сборнике «На высохшем корне листок» молодого талантливого поэта – Сергея Юрьевича Соколкина…

 

Эхо Солнца

Я принадлежу к тем счастливым людям, которые помнят свою молодость. От этого я, старясь, давно перейдя половину жизненного пути, не утратил способности, как мне кажется, понимать и чужую молодость, любить и, главное, уважать ее. Сергей Юрьевич Соколкин страстно и горячо молод. Он, как и полагается, в его безоглядные годы очарован обаянием одной-единственной женщины, которой и принес от имени русского слова в дар книгу «Ангел в окровавленной слезе» – книгу по-мужски сильную, мускулистую, дерзостную. Ему удается очень многое. Порой действительно владеет им вдохновение (немаловажная вещь в современном стихосложении, которая пока что напрокат не дается), вдохновение искреннее, непритворное. Он любит эффекты, его острые глаза и оголенные нервы не могут мириться со скукой и серостью сегодняшнего свободного демократического дня… На мой вкус, прямо чудесен, совсем неожидан, например, маленький этюд со столь прочувствованной связью глубины святых веков, с яркой огненной памятью современного поэта, ощутившего себя вдруг героем былины:

Продираясь сквозь черные боры, Тьму народов и тысячу лет, Я себя ощутил Святогором. Святогор – мой отец и мой дед. В генах Русь у меня. Под удары Сотни раз я подставлю свой лоб. Вон мой меч! Эй, собаки-хазары! И трещит на мне собственный гроб.

Хороши и другие творения молодого дарования, помещенные в книгу. Кто возьмет ее в руки, по-видимому, не пройдет мимо стихотворений «В тюрьме», «На губах, овдовев, отцвели поцелуи», «На тюрьме шел дождь», «21-й псалом Давида», «Святое право», «Я был убит врагами на рассвете», «Потому что я русский», «Щенок любви», «Через год любовью воскрешенной», «Сирень» и другие. Хотя, конечно, хотелось бы, как в старые советские времена, от творчества писателя полной гармонии, подчинения одному, найденному мукой строки настроению, момента огромной тишины и величавого спокойствия, но покоя на русской земле уже никогда не будет. И требовать от художника, рожденного в грохоте железного часа, того, чего нет вокруг, невозможно.

Но все-таки нельзя безнаказанно играть с поэзией, бродить по краю ее пропасти. Сергей Соколкин преодолел бестелесные, пыльные слова, сбросил прах бесцельного крика, поднялся до высот живописи, музыки, колорита. Его туго натянутые струны на инструменте русской души слышны далеко, как эхо солнца.

 

Дух времени

В стихах Сергея Соколкина мысль сосуществует со звуком, слово выражает суть, дух времени прорастает через образ. Он не уходит от острых тем, и в то же время это не плакатная поэзия, а то глубокое сердечное осмысление времени, которое может быть у подлинного поэта. Россия, ее беды, ее надежды, ее люди – все вмещается в поэтическом сердце автора. И вместе с тем потаенная красота, которая недоступна взгляду иноземца, таким тихим, трепетным звучанием становится нашим достоянием. Он поэт ищущий, экспериментирующий, и в его стихах возникает абсолютно новое сочетание и соединение мыслей и звуков, которое в прошлом было бы невообразимым.

Его знаменитый «Ангел в окровавленной слезе» – один из самых объемных образов современной поэзии, не только отражает состояние нашего времени и наши устремления к чистому, светлому и прекрасному, но и определяет ту цену, которую мы платим за это.

И сам Сергей Соколкин, на мой взгляд, один из наиболее интересных и по-современному звучащих поэтов, опирающийся на традицию русской поэзии – поэзии высокого духа, поэзии борьбы.

 

На последнем русском рубеже!

Лишь начал я внимательно читать и медленно перелистывать поэтические страницы рукописи «Соколиной книги» – на меня со всех просторов России повеял, нахлынул, обрушился родной ветер. То – нежный и благородный. То – гневный и справедливый. То – яростный и непобедимый.

Таков Сергей Соколкин. Поэт, идущий навстречу любви и доброте. Поэт, идущий навстречу радости. Поэт, идущий навстречу беде и горю своего народа, не лавируя и не предавая. Сергей Соколкин – весь в слове и в судьбе народа.

И женщины бредут с глазами водяными бесчувственной толпой по колее войны. В запекшихся устах одно застряло имя… И верить хочется, что живы их сыны.

Дороги и трассы, поражения и победы, кресты и обелиски наших дедов и отцов, а ныне – наших сыновей и внуков – разговаривают, горят и светят в душе, в совести, в громко стучащем сердце поэта.

Ладонь, как танк, пылит по карте старой, — земля бугрит, горит со всех сторон. Ведь направленье главного удара пульсирует со Сталинских времен.

Вот – невеста, потерявшая жениха в бою под Грозным. Вот – седая старуха, одинокая и осиротелая, в разоренной и вымершей деревне…

Поэт не робеет, не хитрит, не прячется в природу, не замыкается в намеках и подтекстах, а дышит, шагает, сильный и отважный, через время, ссуженное нам Богом и Эпохой.

Дано нам жить под строгим небом — у верной Родины в горсти, чтоб, умирая, русским хлебом по всем окопам прорасти.

Искрящаяся страсть в любви, сыновнее, воинское чувство перед кровной Отчизной, осознанное уважение к поэтам, друзьям и наставникам, которые прошли впереди тебя, – вот смысл и энергия слова, вдохновения и мужественного творчества поэта Сергея Соколкина.

Где-то Тряпкин поет, где-то Борюшка Примеров, Поликарпыч вещает, тихо плачется Рубцов. Исполать вам, друзья — лихоборцы вековые! Мы за вами идем, кто со Словом, кто с креста…

Иногда резкость выражений у него – почти взрывная:

…к России тянусь я — воскресший великоросс.

Счастливого и гордого пути тебе, храбрый сокол!

Но гордость и нежность в поэте – две струны под сердцем. Но храбрость и верность в поэте – единый оклик матери и отца.

Все бери за ночь любви с тобою, но чтоб ночь – на вечные года! Нежностью, почти что роковою, я к тебе прикован навсегда.

А Сергей Соколкин потомственный воин: дед его – генерал Советской Армии, настоящий русский офицер…

Издревле клином вышибают клин, кулачным боем разминают мышцы. Упруги стали русские границы, звучит приказ короткий – «На Берлин!»

И журавлиный переливчатый звон, и плачущую иву над русскою речушкой, и убегающие золотистые волны августовской пшеницы, до горизонта заревого достающие, слышит поэт. Слышит и берет их в слове, живом, горячем, сияющем, – в строку. Поэтому слова Сергея Соколкина не теснят и не расхолаживают друг дружку, а соединяются в работе на общий точный смысл и на общий рисунок строфы, на красоту и поэтическую свежесть стихотворения:

Окрестили этот день сиренью. И без ощущения корней женственность, заземленная зреньем, проступила в девушке моей.

Экая божественность!.. Казалось бы – почему? Ведь Сергей Соколкин часто применяет в творчестве осмысленное «неравновесие» между фактом, предметом, темой – и средством выражения их:

Когда Бог проклял землю, то ветрами замел дороги к истине самой и все живое выдернул с корнями. И сгинул род людской.

Страшновато?.. Но что поделаешь? Закон справедливого наказания. Неупущение времени и творческих вдохновений, постоянная и весьма зоркая забота – о месте, которое тебе дано Богом в мире и в жизни, мужественное отношение к себе самому – кто ты, что ты, где ты, и какую традицию ты усиливаешь, вдохновенно продолжая, и как слово твое вьется над цветком вместе с золотистыми пчелами, и как слово твое горюет, страдает вместе с бедой народной, и чем ты – какими болями и какими муками платишь за стезю поэта, за тяжкий рок поэта, – вот счастье и судьба поэта!..

Из стихотворения «Потому что я русский» (кстати, по ошибке приписываемого перу Николая Тряпкина в посмертной книге «Горящий водолей», издательство «Молодая гвардия», 2003 год):

Потому что я русский, я знаю безбожные годы: как простой мужичок, что коряв, хитроват и бескрыл, глядя Богу в глаза, создавая Империи своды, по колено в кровище величие духа творил. И свои семена сею я уже в наших потемках. По ночам умирая, с утра возвожу русский Храм. И по крови моей, заливающей землю потомков, корабли уплывают к неведомым материкам.

Я солидарен с поэтами и писателями, которые, каждый опираясь на свой собственный опыт, сказали о поэте Сергее Соколкине.

Николай Тряпкин: «Стихи у него не пишутся «по инерции», как это обычно бывает, а создаются по насущному запросу сердца его и мысли… Эти строки я произношу с чувством особой радости поскольку отношу их к разряду самых лучших строк русской классической поэзии. Среди молодых стихотворцев немного сыщешь таких, которые в стихах своих способны подниматься на такой уровень зрения».

Юрий Кузнецов: «Сейчас он предстает перед нами как серьезный поэт, один из интереснейших в своем поколении, размышляющий о судьбах народа и Отечества».

Валерий Ганичев: «И сам Сергей Соколкин, на мой взгляд, один из интереснейших и по-современному звучащих поэтов, опирающийся на традицию русской поэзии – поэзии высокого духа, поэзии борьбы».

Борис Примеров: «Прекрасное стихотворение – величавое стихотворение!»

Так мой друг, Борис Примеров – еще в 1993, восхищался стихами Сергея Соколкина. <…>

От Державина и до Есенина, от Лермонтова и до Маяковского – единая, звездная, журавлиная высь! С нами – Павел Васильев и Александр Твардовский! С нами – Борис Корнилов и Василий Федоров! С нами великий вечный Пушкин!

…Даже в слове, даже умирая, — Пушкин – вечно крайний на Руси. Слышишь, за углом родного дома погибает он в твоей душе… Только держит, держит оборону на последнем русском рубеже.

Все честные поэты Земли Русской с нами!

Так и Сергей Соколкин, – один из самых сильных и интересных поэтов в своем поколении, держит оборону в великой битве за Россию, за русский язык – против наступающей пошлости, бездуховности и утраты национального самосознания.

 

Путь на голгофу

Пусть будет всегда здоров и светел поэт-патриот! Не один он у России, и в этом – сила его и наша… Давно зрелый, очень мною ценимый поэт с Урала – Сергей Соколкин, со словом русским и храбрым, проносит, оберегая, суть творчества – достоинство биографии отцов и дедов наших, отдавших себя надеждам дела, солдатской доле и целям красивым, взорванным предателями, но не погашенными на трассе крови и слез, подвига и славы…

 

Слышно версты

…Стихи молодого поэта остановили мое внимание тем, что он говорит не о пустяках, он полон раздумий и замахивается на серьезные темы… Ведь по большим и не очень уклюжим лапам – да простит меня Сережа за сравнение! – определяется породистость щенка. Это обнадеживает… В лучших стихах у Соколкина резкий мазок, смелый замах, загорается убедительная образность.

 

Первая встреча

Впервые встречаюсь со стихами Сергея Соколкина. Теперь, при новых встречах я узнаю этого стихотворца – в его работах присутствует определенность, выделяются они из общего стихопотока, если позволительно будет употребить этот термин. Думаю, что молодой поэт не придумал собственную манеру, она ему свойственна, для него органична…

Когда вдохновенье наполняет его стих, он начинает звучать проникновенно. Это, конечно, некое камланье, волхвованье, но автор начинает завораживать нас, и мы готовы признать его как поэта.

 

Я – за

…Наши вечные споры, что важней – ощущение новизны или ощущение традиции – по сути давно пусты, ибо в серьезной культуре одинаково важно и то и другое. Лишь бы не было суетного «эксперимента» или, с другой стороны, вторичности. Этого нет.

О содержании этих стихов абстрактно говорить трудно и «неохота». Их надо просто читать. Стержень их – боль за

Родину и слабая надежда, что каким-то чудодейственным образом все возродится. Типичные строки:

В недрах рода идет эта гибель-игра. И у ног цитадели не видно родного следа. Запинаясь о собственный труп, Я иду на Царьград. Через душу мою проступает трава-лебеда.

…В стихах есть напор и пафос, есть «сцепление слов», свидетельствующее о присутствии поэзии.

Я – за.

 

От борзостей до дерзостей

Бесспорно, Сергей Соколкин – талантливый русский поэт, один из самых интересных в своем поколении. Мне он интересен еще и своим разнообразием – от борзостей до дерзостей, от лирики до героики. Неслучайно в его стихах можно услышать отзвуки поэзии лучших поэтов XX века – от Сергея Есенина до Павла Васильева, от Николая Тряпкина до Юрия Кузнецова. Но это отнюдь не подражание, а высокая поэтическая культура.

И неслучайно многие стихи Сергея Соколкина стали песнями. Песенное начало неотъемлемо для любого талантливого русского поэта. И поэтому широкий читатель будет воспринимать его песни, его чувственную лирику, державникам понравится героика и пафосность его эпических стихов. А эстеты будут наслаждаться его высокой поэтической культурой. Мне нравится, что Соколкин находится в постоянном творческом развитии в отличие от большинства застывших своих собратьев по перу. И еще мне нравится его неизбывная русскость.

 

Слежу за его творчеством

Я знаю Сергея Соколкина много лет, еще до поступления его в Литинститут. Все это время постоянно слежу за его творчеством, радуюсь его росту как поэта. В ноябре этого года мы будем рассматривать приемное дело Сергея Соколкина на предмет поступления его в Союз писателей России. Сейчас он предстает перед нами как серьезный поэт, один из интереснейших в своем поколении, размышляющий о судьбах народа и Отечества… Человеколюбие – одно из основных его качеств, как гражданина и как поэта…

 

Творческая натура

С поэтом Сергеем Соколкиным я познакомился лично летом 1992-го, когда он пришел ко мне домой – делать беседу-интервью. Надо сказать, что оно вышло очень интересным, его тут же перепечатали несколько газет… Его острые работы никого не оставляли равнодушным. Многие люди любят его стихи, часто появляющиеся в нашей прессе. Насколько я знаю, Союз писателей России решает вопрос о его принятии в свои ряды.

Сергей очень интеллигентный, открытый и честный человек. Его волнует и чужая боль, несправедливости жизни не оставляют его равнодушным. К тому же, он увлекающаяся творческая натура. Да и молодость берет свое… Он будет полезен как русской литературе, так и обществу в целом.

 

Мастерство

Сергея Юрьевича Соколкина я знаю давно и лично, и как замечательного русского поэта, и по его журналистской деятельности… Его работы всегда привлекали к себе внимание широтой интересов, полемичностью, остротой, четкостью нравственной позиции и, наконец, мастерством…

* * *

Сергей Соколкин – очень умный, очень талантливый, очень добрый поэт, остро переживающий за свою Родину, за нашу культуру. К тому же он очень молодой и красивый человек. И я переживаю за его будущее и желаю удачи во всем.

* * *

Сергей Соколкин – очень хороший – светлый, думающий поэт. Поэтому я помог ему издать его книгу «Ангел в окровавленной слезе».

 

Торжествующая: не обрезано – русскость Сергея Соколкина

Когда-нибудь о душе русского человека сегодня: «кинутых» – дней будут вздрагивая: судить – по поэзии Сергея Соколкина и – вдруг: снова – стра-ш-ст-но! – обрусевать. На Богооставленном Голгофном юру – в самой бездне российского бытия – ключевых – фундаменталистских – интуициях – нашего автора-исповедника:

Крест нательный к губам прижимаю и о здравии Бога (и Бога тоже! – П. К .) молю. То ли жизнь мертвецам продлеваю, то ли смерть приручаю свою…

Да, нынешний русский: росс – исторически и-т-д-ельно – распят – вместо Иисуса Христа – и как Он – смиряется: дерзновенно – со своей смыслополагающей Богооставленностью: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мтф. 27:46). Иначе не быть – прирученной: до Пасхального воскрешения! – смерти. Иначе не преобразится до здраво: собутыльного! – обожения.

И к Богу стакан пододвинул: – Ты что, брат, не видишь краев?!

Мало сказать, крестное – безумно юродственное! – благочестие сквозит: преисполняется! – в этих эпатажных строках русского поэта – и может ли оно – в натуре: по-бедно-сти! – предстать иным в эпоху впервые – «независимо» и конституционно! – обрезанной до РФ – Родины?! в эпоху на посо-шок Помпей-но: помпе-з-но – о-борот-д-н-ичавший – Москвы?! в эпоху демократично прозревшего, но уже не на убойно: гламурное – ссучивание – ножками Буша – дяди Вани?! в эпоху действительно о-свеже-ванно-й: дотертуллиановски-истового абсурда! – веры в Россию.

Чем наяву страны хребет слабее, народа меньше – чем толпы пустой, тем круче верю в путь Ее святой, грядущей славы отзвук все яснее.

Сергей Соколкин пресмыкательно не выбирает привычно-ожидаемых патриотических выражений со стерильным и слезливо-похоронным: на на-личное благо своей хорошо продаваемой «сострадательности», «духовности» и т. п. – концом. Он – «глубоко нравственно», «интеллигентски» и просто пораженчески не возносится над трагедией нашей – вне нас: приватизированной – Родины, аж «соборно» и «естественно» не вставая лишь к Ее оставшейся стен-к-е: политкорректного плача —

При Сталине бы расстреляли!

И сейчас – все равно и – свободно! – не щадят:

…Кто сказал, что если сдаться, то танки прекратят пальбу?!

И этот круто-вызывающий соколкинский лейтмотив прямо выводит нас на линию актуально: эсхатологической! – обороны – без всяких «амнистий после Страшного суда», ибо речь идет не только о достойно: не обрезанном – существовании российской государственности – встала под радикальный вопрос сама будущность русских как русских, а не глобализаторски-продажно-рыночный планктон (здесь-то как раз приходуется полный со-участия и перспективы – гуманизец! – а la Прибалтика или рекламное захолустье счастья) – и потому вместе с нами принимают по-настоящему последний и решительный бой наши героические предки, а также современные: по-псковски – воители – под коронно: венценосной – эгидой «вечно крайнего на Руси» – Пушкина; принимают бой – под «русским флагом» и «Дикой дивизии», и других – совершенно: обрусевших – поборников, ей-ей, не интернационально, а кровно! – объединяющей чести; принимают бой – как в годы Великой Отечественной войны – клин да вышибая клином: эсэсовское умение умирать – да претворяя! – в эсэсэсэровскую науку и побеждать…

Поэзия Сергея Соколкина – надежнейший безумно-юродственный меч: порука – этой традиционно отрадной пре-исполненности – в глобалистской ситуации откровенно: мета-физической – битвы против русского народа – за однозначно-! – распятое и богооставленное – умерщвление его и его Бога. И бездны: всегда зиждительной! – бездны нашего – из «ничего»! – органично: креационистского – вдруг-бытия: не обрезанного тотально! – комильфо. И тут, естественно, не до миро– и человеко– угоднических: рабски – добродетелей – того же убойно-ссученного: поделом! – смирения и особенно официознейшего гламура: соб-ч-Ч-е-к-К-ово-опущенной! – любви.

Постоянно – по классической вдохновенной: пульсации! – Сергей Соколкин находит новые словообразы и новые смыслы в своей торжествующе-русской душе и о-крест. И благодаря именно и исключительно! – голгофно: воскресительному – началу: во всей его стра-ш-ст-но: оголенной – животворности и охвате: конгениально и беспредельно! – тайны, невиновато: объективной – тайны – нашего

«Вечного огня». Вплоть до безудержно– и только безудержно-! – покорной любви и без ее однозначного – «чисто»: сексуального – обрезания —

Но когда звездою полыхая, сбрасываешь свой покров земной, — темноту губами прожигая, прямо в вечность падаешь со мной…

А на к-рай-не: меньшее – пусть «подчистую» соглашаются одни прыщаво-борные – не-до-росс-ль-и…

 

Стон Святогора

Поэты склонны к своеобразному лирическому тотемизму. Они часто отождествляют себя с тем или иным зверем, литературным персонажем, мифологическим героем.

Поэт Сергей Соколкин раз за разом сравнивает себя с самым странным, самым таинственным насельником древнерусских былин – с богатырем Святогором.

Продираясь сквозь черные боры, тьму народов и тысячу лет, я себя ощутил Святогором. Святогор – мой отец и мой дед.

Восточнославянская языческая мифология – в отличие от кельтской или древнегерманской мифологий – сохранилась лишь малыми обрывками. Былины о Святогоре – чудом уцелевшие обломки прадревних славянских мифов «титанического» периода; Святогор – бесспорный родственник античных титанов. Его происхождение темно. В. В. Иванов и В. Н. Топоров полагают, что Святогор-веретенник – прижившееся на славянской почве иранское божество Веретрагна, одна из инкарнаций которого – сокол.

А что, все сходится: Святогор – сокол – Соколкин…

Сергей Соколкин – далеко не первый Святогор в русской поэзии.

Не ищу я путь об одном конце, А ищу я шар об одном кольце. Я в него упрусь изо всей ноги, За кольцо схвачусь изо всей руки. Мать-Вселенную поверну вверх дном, А потом засну богатырским сном.

Но Юрий Кузнецов – Святогор торжествующий, похваляющийся. А Соколкин – Святогор поверженный.

Говорит Святогор да Илье Муромцу: «Ай же ты, Илья да мой меньший брат, Ты покрой-ка крышечку дубовую, Полежу в гробу я, полюбуюся». Как закрыл Илья крышечку дубовую, Говорит Святогор таковы слова: «Ай же ты, Илюшенька да Муромец! Мне в гробу лежать да тяжелёшенько, Мне дышать-то нечем, да тошнёшенько, Ты открой-ка крышечку дубовую, Ты подай-ка мне да свежа воздуху». Как крышечка не поднимается, Даже щелочка не открывается.

Что это за гроб, в котором нашел себе кончину силач Святогор – роковой дар новых, молодых, «культурных» богов, аполлонов и афин, покончивших с титанами? Или христианство? Неизвестно. Я могу сказать только, что былины о Святогоре – самые страшные древнерусские былины. Позже будет не так страшно: на каждого Змея или Тугарина найдется Илья Муромец, и все закончится счастливо. Сюжет о Святогоре – свидетельство о какой-то довременной, докультурной, совершенно безысходной трагедии из черного запредельного бытия, о котором ныне не вспомнит никто.

Сергей Соколкин – поэт есенинского типа: безоглядный, эмоционально щедрый, мощно чувствующий, размашисто мыслящий. И очень русский.

Но в поэзии Сергея Соколкина нет ни весенней умильности раннего Есенина, ни августовской умудренной гармоничности Есенина позднего. Даже «средний Есенин» – имажинистский, надрывный, Есенин «Инонии» и «Сорокоуста», Есенин растравы и пьяного угара – куда более светел и гармоничен, нежели Соколкин.

Иногда в стихах Соколкина на миг появляется «есенинская Русь» – березки, церковные купола – и сразу же искажается и исчезает, словно обманная голограмма.

Как вороны кружат над падалью облетая границы адища а с церковок кресты попадали да как звезды и все на кладбище

В этих стихах всяческих ужасов поболее, чем в приличном триллере. Достаточно перелистать книгу Соколкина, чтобы набрать коллекцию: «А по Руси шакалов диких свора…»; «Сжигают когти дьяволы и бесы…»; «Обняв холодный труп, сидит солдат…»; «Мертвецы поползут из гробов…»; «И дерева, вытягиваясь к Богу, корнями землю, как собаки, рвут…»; «И лишь деревья по земле незрячей, как высохшие ящеры, ползут…»; «А тело серебрится вечным трупом и в колокол судьбы ногами бьет…»; «Запинаясь о собственный труп, я иду на Царьград…»; «И плотию своей – остуженной и синей – я земляных червей досыта накормлю».

Прямо-таки данс-макабр.

Кстати, ужасы Соколкина – не ужасы Юрия Кузнецова, математичные, симметричные, выверенные. Если Кузнецов – Эшер или Магритт, то Соколкин – неудержимый Босх. И даже благостно-идиллическая картинка у Соколкина взрывается бесовщиной…

…там батюшкина пустынька к ночлегу встречает чаепитием гостей. Там и без слов открыто сердце Богу. И ветер слег во вдумчивой ночи. С молитвой тихою сливается дорога. И бес в окно стучит…

Как же без беса?..

Кстати, как-то неубедительна вся эта благодать. «Ветер слег…» Как больной, что ли? «С молитвой тихою сливается дорога». Словно бы язык у автора во рту разбухает, с трудом ворочается, не дает высказаться. При том, что Соколкин бывает потрясающе точен, описывая вселенские битвы и ураганы. Нет, не для карамзинско-жуковских элегий и идиллий Соколкин сотворен. Темперамент не тот. Соколкин – поэт-воин. И даже ангелы в его стихах сражаются плечом к плечу с русскими десантниками.

И душа за душой отлетает, — вместо — ангел становится в строй.

Вообще-то христианских реалий, знаков, образов, мет в стихах Соколкина очень много. Но под каким странным углом, в каком диком изломе они подаются.

Гряди ж, Иисусе Господи, скорее… Утробу выжги матери-земли

И далее —

…рождаясь, рвем скорее пуповину, заражены – свободой от Тебя.

Христос, выжигающий утробу матери-земли и заражающий – свободой от себя?.. Я – по аналогии – вспомнил диковинную поэму Юрия Кузнецова «Путь Христа», в которой Мария Магдалина объявила Христа виновником всех ее злоключений (Христос отверг плотскую любовь Марии Магдалины, и она «с горя пошла по рукам»).

А вот еще… молитва, нет, скорее, ропот русского Иова…

Ты, как мечом, крестом своим Христовым, любя, мне душу с телом раздвоил. Пустив по ветру обе половины.

И как изжить, избыть этот роковой раскол?

Может быть, через обожествление Народа, Рода?

След Сущего в земных трех ипостасях Я, и Народ мой, и Святая Русь.

Ну что же, может быть, это – вариант. И к нему следует отнестись со всей серьезностью…

Но казаха, тунгуса и вечно скитальца еврея к океанам-морям, словно твой Моисей, вывожу. Потому что я русский, я знаю безбожные годы: как простой мужичок, что коряв, хитроват и бескрыл, глядя Богу в глаза, создавая Империи своды, по колено в кровище величие духа творил. И свои семена сею я уже в наших потемках. По ночам умирая, с утра возвожу русский Храм. И по крови моей, заливающей землю потомков, корабли уплывают к неведомым материкам.

Но через несколько страниц после этой надрывно-лукавой географической фанфаронады – читаю:

…пока сквозь пепл взрастал славяно-русский хам, сживая на корню норманнского урода.

Вот так, значит. Взял своего боженьку – да за ноженьку. Отчего? Да оттого, что —

Взрослея памятью, пойми, что вне Голгофы свобода совести простительна юнцам, но не тебе, душа…

Не то Психея поэта трагически мечется между славянским родовым капищем и молельней. Не то Святогор хрипло и кроваво проламывается из гроба. Но куда? Реальность закатана в сто слоев: язычество прорастает в христианство, сверху на него ложится классическая европейская культура со всеми ее соблазнами, затем на это накладывается советское бытие, а потом – как довершение – бытие постсоветское, рыночно-демократическое. Где правда? Правды не видать. Вместо нее – безостановочное движение. Деревья пожирают корнями землю, с церквей валятся кресты, из бездны кричит незачатый плод, бегут крысы, летят над землей черные всадники, вспыхивают и гаснут степные рати – то половецкие, то монгольские, то хазарские. Проходят века и тысячелетия, но широкое поле русской судьбы – неизменно и неизменчиво.

И тогда приходит Она. Женщина.

Любовь для Соколкина – это весенний дурман, сладостно-мутный морок, наваждение, меряченье…

…где бросаются чувства на шею, словно волны, почти без труда.

И с Женщиной – ничего не понять. Героиня лирики Соколкина – не кузнецовская «змея», вечная соперница мужчины (поэта, добра молодца), его мучительница – и одновременно – его жертва. Но какова она, эта героиня?

Ты злая, ты холодная, ты снежная. Ты маленькая, добрая и нежная. Все врет метель! Ты добрая. Ты злая. Ты равнодушная. А впрочем, я не знаю.

Как же любить такую? Непонятно. И вообще, что есть любовь?

И то, что в себе мы зовем любовью, Мы жестокостью в других зовем.

Может, лучше отбросить это неясное, туманное, обольстительное, самовыворачивающееся понятие «любовь», отдавшись надежному мужскому плотскому влечению?

Любовь пытать – жестоко, лучше тело отдать на растерзанье палачу. Ты слишком глубоко во мне засела. Но я мужик и я тебя хочу. Честнее так… А жалости мне мало к тем нам, что до сегодня не дошли. Хочу, чтоб ты – сейчас – моею стала. Но лишь ценой всех призраков любви!

Но тогда любовь явится сама – притом в ту минуту, когда она абсолютно недоступна. Например, к узнику в тюрьму…

Сделаю отступление: да, было дело. В 1993 году Сергей Соколкин месяц отсидел в Бутырке – «за хранение и ношение оружия» (на самом деле он вел журналистское расследование о поступлении оружия в Москву – и, судя по всему, перешел дорогу оружейной мафии).

О чем грезит узник в заточении? О любви. О той самой любви, в которой он сомневался, пребывая на воле…

Протяни мне — в прощанье застывшие – руки. Я вернусь! Я тебя никому не отдам! Я ворвусь к тебе ночью, как воин ликуя, упаду пред тобою в священном бреду. И губами, забывшими вкус поцелуя, как к колодцу, к любимым устам припаду.

И снова этот вектор – напролом, сквозь стены и решетки, сквозь железо и камень. За словом Сергея Соколкина я вижу жест – нет, я вижу удары окровавленных и истерзанных дланей Святогора – о проклятую дубовую крышку. Я слышу хриплый стон Святогора.

Сейчас сочиняется чересчур много бестрепетно-професси ональных, хладно-неуязвимых стихотворений. Поэзию Сергея Соколкина я никак не могу назвать «неуязвимой»; каждая строка Соколкина останавливает, обращает на себя внимание, ранит, саднит, обескураживает, раздражает или влюбляет. Поэзия Сергея Соколкина – небестрепетна. Она – живая. Подлинная. Настоящая.

 

Неноющий поэт

Мне не хотелось бы давать оценки поэзии Сергея Соколкина, вписывать его в сложившуюся поэтическую иерархию, которая абсолютно фиктивна, произносить какие-то ритуальные фразы, призванные набить цену поэту. Соколкин – тот человек, который в этом не нуждается.

После окончания Литинститута Сергей работал заведующим отдела поэзии газеты «День» («Завтра»). Но в 1997 году практически ушел из литературы и начал писать песни. Сегодня они входят в репертуар более чем пятидесяти отечественных исполнителей. Тому, кто представляет, какая гиперконкуренция (подчас недобросовестная) царит в шоу-бизнесе, это скажет о многом. Можно вспомнить об огромном количестве профессиональных поэтов, потерпевших неудачу на песенном поприще.

Книга, которую вы держите в руках, – седьмая книга поэта и третья, вышедшая в этом году. Таким образом, возвращение получилось энергичным, амбициозным, хотя время сейчас не располагает к чрезмерным ожиданиям в области поэзии.

Задумаемся, что такое успех и при каких условиях он возможен? Социолог Борис Дубин дал такое определение: «Категория успеха фиксирует особое сверхнормативное достижение в той или иной общественно важной сфере. Понятно, что это достижение должно быть некоторым достаточно общепринятым и широко понятым способом признано теми или иными авторитетными в данном социуме институциями, группами, репрезентативными фигурами, санкционировано ими и символически (в смысле – условно) вознаграждено как генерализованный, до стойный общего внимания и подражания образец» (НЛО, 1997, № 25).

Возможен ли сегодня общественный успех в области серьезной поэзии? Нет. Потому что литературные институции сегодня дискредитированы, репрезентативные фигуры условны, экспертное сообщество коррумпировано (если можно считать экспертами самозванцев), группы замкнуты на обслуживание самих себя.

Выход поэтической книги для общества сегодня – это не событие, а просто выход еще одной книги. Поэтому современный поэт должен быть готов к тому, чтобы существовать в невесомости, в удивительной изоляции от читателя, в условиях почти полного отсутствия отклика.

Вы спросите: а как же бум клубной поэзии, происходящий на наших глазах?! Что ж, природу этого явления нетрудно вскрыть. Один клубный поэт как-то пошутил: «Есть поэты нового образца. Они догадываются, что кончился век, кончилось тысячелетие и т. д. Их всего человек двадцать. Все знакомы. Поэтому вечера ни одного из них не пустуют (на каждом сидят все двадцать человек). Каждый сам, являясь поэтом, является и критиком, и читателем, и слушателем для остальных девятнадцати. В результате они имеют полноценную литературную жизнь» («НГ-Ex libris» от 5 марта 2009 г.).

Каждый поэт сегодня фактически отправляет свои книги в пустоту. Для большинства из них это служит источником вечной неудовлетворенности, неизбывной фрустрации, постоянного нытья. Только и слышишь, что плач Ярославны: где мой читатель? Честно говоря, я избегаю подобных поэтов. Но Сергей Соколкин – неноющий поэт. У него очень много стихов, которые можно отнести к любовной и патриотической лирике.

Ну, первое понятно. Если бы было иначе, Соколкин не пробился бы в шоу-бизнесе как поэт. Понимание души женщины, порывов человека, охваченного страстью, любовным томлением, горечью разлуки и т. д. – условие sine qua non для успеха в этой области.

Патриотическая лирика – также специфическая область поэзии. В ней главную роль играет содержание, а не форма. В отношении этой области верны слова Джона Рескина, сказанные им о живописи прерафаэлитов: «Мне кажется, что грубая картина действует часто сильнее, чем тонко исполненная, и что вообще картины вызывают тем меньше любопытства и почтения, чем они совершеннее в техническом отношении… Значение живописца или писателя в конце концов определяется содержанием их произведений, а не формою».

Сергей Соколкин – это один из «прерафаэлитов» современной русской поэзии. Неслучайно литературный критик Кирилл Анкудинов сравнивает поэта «с самым странным, самым таинственным насельником древнерусских былин – с богатырем Святогором».

Святогор – это воплощение «русской хтони», реликтовой, доисторической, косматой, хаотичной, дионисической стихии, замурованной в подсознании любого русского человека.

Русский человек пластичен и податлив до некоторых пределов. Но если внешнее воздействие доходит до самой глубины, то в его душе происходит непостижимый взрыв архаичной энергии – это внутренний Святогор проламывает крышку гроба.

Если пытаться найти «формулу» поэзии Соколкина – то это борьба русского хтонического начала с мелодичным песенным началом. Хтонь – это глухие подземные толчки, шевеление раскаленной магмы, перекатывание неподъемных валунов. А песни – гармоничное струение, ладное журчание, аполлоническое укрощение природных стихий.

Анкудинов каталогизирует прорывы хтони в стихах Соколкина. Процитируем некоторые его находки: «А по Руси шакалов диких свора…», «Сжигают когти дьяволы и бесы…», «Обняв холодный труп, сидит солдат…», «Мертвецы поползут из гробов…», «И дерева, вытягиваясь к Богу, корнями землю, как собаки, рвут…», «И лишь деревья по земле незрячей, как высохшие ящеры, ползут…», «А тело серебрится вечным трупом и в колокол судьбы ногами бьет…», «Запинаясь о собственный труп, я иду на Царьград…», «И плотию своей – остуженной и синей – я земляных червей досыта накормлю».

Хтонь бурлит и разверзается в стихах Соколкина, но аполлоническое начало почти всегда берет верх, не позволяет поэту погрузиться слишком глубоко во мрак, в Черную Бездну, в Кромешный Ад.

Интересно, что зло в стихах Соколкина всегда воспринимается отчужденно. Оно словно бы обтекает поэта по сторонам, не проникая внутрь, встречая бешеный отпор. Оттого мир во многих стихах Соколкина предстает в тревожной черно-белой палитре, как место решительной битвы между Добром и Злом – битвы за счастье, страну, народ и человеческую душу. Причем Добро и Зло, особенно в ранних стихах, выступают едва ли не в химически чистом виде:

Лишь с Востока как будто над плахой черны молньи на Запад сверкнут Он восстанет из русского праха буйны силы из уст изойдут И от края небес и до края с четырех застоялых ветров сквозь Него переметною стаей мертвецы поползут из гробов Завопят как голодные дети и хоть будут стоять над душой в узел свяжет Он северный ветер бросит оземь и топнет ногой И не вымолвив вещего слова кол осиновый в землю вобьет крикнет свистнет коня неземного и подошвы свои отряхнет

Замечу, что победить зло можно, лишь разгадав секрет его привлекательности. Для этого необходимо признать, что зло отнюдь не всегда безобразно, иначе оно не обрело бы такую силу. Оно умеет принимать обольстительное обличье. Пожалуй, корни зла лежат гораздо глубже, чем принято думать. Именно поэтому Михаил Пришвин писал: «Быть может, никогда литература так близко не стояла к народу, как в эпоху декадентства».

Верю, что Соколкин может привести нас к более глубокому пониманию природы добра и зла, – его поэтическая эволюция далека от завершения.

 

Сейчас и потом

…Стихи Сергея Соколкина стоят особняком… Все новомодные течения прошли мимо него… Соколкин… почвенник, корнями вросший в былинное прошлое Руси… Тема гибели родной земли, разорения и запустения, очерствления нравов и повального безразличия сквозит во многих стихах Соколкина.

Между тем поэт не зацикливается на одних только апокалиптических темах; в книге достаточно философской и любовной лирики. Соколкин как бы дает понять читателю: несмотря ни на что, жизнь продолжается и продолжится… Потом.

 

Современный литературный процесс

Говоря о нынешней литературной ситуации в целом, нельзя не отметить, что рубеж веков поставил точку отсчета в осмыслении современного литературного процесса и его направлений. Нынешний читатель и критик отказываются от постмодернистского излома. «Эпоха идеологического вакуума» (К. Кларк), прикрывавшая модным термином разрушение ценностей предшествующих периодов, исчерпала себя. На первый план вышли литераторы, стремящиеся преодолеть разрыв, образовавшийся между СССР и Россией (как дореволюционной, так и сегодняшней), выразить в самом веществе литературы, в ее онтологических пластах феноменальность народной судьбы, осознание нацией своей русскости. Это прозаики В. Галактионова, В. Дегтев, Н. Дорошенко, Б. Евсеев, А. Иванов, В. Казаков, Ю. Козлов, В. Личутин, Ю. Поляков, М. Попов, З. Прилепин, Л. Сычева, Е. Шишкин; поэты М. Авакумова, И. Жданов, Г. Иванов, А. Кувакин, Е. Семичев, С. Соколкин, С. Сырнева, В. Шемшученко, А. Щуплов.