В течение двух или трех дней Раиса раздумывала о том, нужно ли ей отвечать Валериану. Ей казалось, что простая вежливость обязывает ее к этому, и все-таки она еще не могла твердо решить что-либо.

Однажды, во время такого раздумья, прибежала внучка старика Тихона.

— Дедушка очень болен, — сказала она, — и все говорит о том, что умрет, и велел бежать к тебе!

Раиса, накинув на плечи мантилью, тотчас же последовала за бедно одетой малюткой.

Тихон был в очень плохом состоянии: у него была лихорадка… Услышав шаги по деревянному полу, он повернулся лицом к окну, и Раиса заметила, что старик сильно изменился за эти последние дни.

— Ты хочешь поговорить со мной? — ласково спросила Раиса, подойдя к нему.

Тихон кашлянул и с трудом приподнялся на локтях.

— Вон отсюда! — крикнул он на малютку, следившую за ним широко раскрытыми глазами.

Не дожидаясь вторичного приглашения, та поспешила выйти и запереть за собой дверь.

— Запри дверь, которая выходит на крыльцо! — закричал ей старик вслед.

Раиса осталась со стариком одна. Открыв окно для доступа свежего воздуха, она возвратилась к Тихону.

— Запри окно, — сказал он ей угрюмо, — то, что я тебе расскажу, должно быть известно только тебе одной.

Раиса, исполнив просьбу старика, села на скамейку у его постели.

— Слушай, — начал старик, тяжело вздыхая, — я хочу кое-что рассказать тебе: у меня грех на душе.

Раиса, несколько смущенная, беспокойно оглянулась кругом. Тихон понял ее боязнь.

— Не бойся, — сказал он, — я уважаю тебя и не сделаю зла! Ты только должна выслушать мою исповедь.

— Исповедь? Но почему же не священнику? — спросила молодая женщина, испугавшись предназначенной роли.

Тихон пожал плечами.

— Священник хороший человек, его пригласят прочитать мне отходную, но то, что я скажу тебе, должна знать ты одна! Невинные слишком много страдали… Ты слышала, барыня, говорят, что твоя свояченица убила мужа. Не так ли?

Раиса, заинтересованная началом рассказа, ниже нагнулась к больному, готовая не пропустить ни единого слова.

— Те, которые говорили, что барыня виновата, лгали, — с гневом продолжал Тихон, — и они хорошо это знают… Да, они знают, негодяи!

Вздохнув, он взглянул на Раису.

— Видишь ли, я хочу тебе рассказать, как все было… Была суровая зима, волки забегали в деревню за собаками, а иногда и детей таскали, когда не могли поймать собак. На топку раздавались дрова. Не знаю почему, но их дров у меня не хватило, а зима еще продолжалась. Я подумал, что в лесу, по дороге на Москву, много пропадает дров даром. Там были упавшие деревья, и я знал, где именно. Управляющий, которого ты теперь прогнала, был жесток к нам: он воровал один и понятно ловил нас, если ему это удавалось! Однажды вечером, когда управляющий уехал повеселиться в город, я отправился в санях на своей лошадке в лес, чтобы набрать дров.

Старик от усталости замолчал, его тяжелое дыхание было порывистым.

— Отдохни, — сказала Раиса.

Тихон сделал отрицательный жест.

— У меня нет времени, — сказал он и затем продолжал: — Приехав в лес, я собрал охапку дров и положил в сани. Работа была тяжелая, так как снег был очень глубокий, а холод такой лютый, что я боялся отморозить руки и ноги, хотя самому мне было тепло от работы. Когда дров было наложено достаточно, я вышел на дорогу взглянуть, можно ли выехать с лошадью незаметно, так как кроме управляющего меня могли встретить и враги нашего края.

— Кто же это? — спросила Раиса.

— Морозы были в стычке с управляющим! Они по взаимному уговору объявляли господам, что урожаи были плохие и поэтому рожь продавали за бесценок… Отправившись за лошадью, спрятанной на опушке леса, я услышал шаги: сапоги скрипели по замерзшему снегу… Я подумал: «Если это мужик, то лучше уступлю ему несколько корчаг, чем мерзнуть, оставаясь в лесу». Только это был не мужик, а настоящий черт, одним словом, это был Мороз! «Зачем он идет сюда? — подумал я. — Не затем же, чтобы красть, как я?» Добрый христианин не стал бы прогуливаться в лесу в такое время… Мороз шел тихо, как бы ожидая кого-то, и вошел в чащу против меня, потому что, войди он только в мою сторону, я не знаю, что бы сделал: уж очень я был раздражен от холода, и тогда может быть я имел бы на душе еще больший грех… Я не трогался с места и наконец услыхал скрип полозьев. «Хорошо, — подумал я, — еще кто-то. Они, значит, хотят свидеться в лесу». Сани приблизились. Мороз встал на дороге, делая знаки остановиться. Сани остановились прямо против меня. Я очень оробел, думая, что лесники видели, как я поехал, и делают на меня облаву.

Старик попросил пить.

Раиса подала ему чашку с остывшим чаем. Тихон, обмакнув в нем губы, снова начал говорить.

— Если бы Богу угодно было, я бы не мучился так долго и не провел бы столько бессонных ночей… Знаешь, кто был в санях?.. Твой зять, Николай Марсов!

Раиса удивленно крикнула и продолжала следить за словами Тихона.

— Это был барин Марсов, который спал, как мертвый, однако он был жив, потому что громко храпел, что было удивительно мне!.. Ночь была так тиха и ясна, что все было и слышно и видно! Я не смел пошевелиться и боялся, как бы моя лошадь, учуяв других, не заржала. Но этого не случилось: бедняга закоченела от холода. Мороз подошел к саням. Василий сидел на козлах. Ты, барыня, не знаешь Василия?

— Нет, — ответила Раиса.

— Он сейчас кучером у Персиановой. Он вольный. Старик Марсов любил отпускать слуг на волю, чем сильно их портил и что не принесло пользы его сыну… Вот Мороз подошел к саням и заглянул внутрь. «Что, он заходил к нам?» — спросил он Василия. Кучер ответил: «Да». «Моя жена его приглашала?» «Да! — ответил Василий. — Твоя жена остановила его, когда мы проезжали мимо дверей, и пригласила откушать чашку кофе, который приготовила для него, чтобы он отогрелся». «И он вошел?» — спросил со смехом Мороз. «Да, он вошел», — ответил кучер. Тогда Мороз выхватил из-за пояса нож и сказал Василию: «Если ты поможешь мне, то я тебе дам сто рублей, а если не поможешь, то зарежу тебя, как цыпленка!..» Василий начал было звать своего барина, но тот спал. «Ты можешь кричать хоть до хрипоты, — зло засмеялся Мороз, — он тебя не услышит! Он выпил кофе, а с него спится…» Я, барыня, не понимал ничего да к тому же так продрог, что думал, что умру! Только Василий вступил в разговор с Морозом, и они долго о чем-то говорили. Потом они взяли барина за руки и за ноги и отнесли в чащу по другую сторону дороги. Там они его посадили на упавший ствол дерева. Барин позволял делать с собой, что угодно, так как был без сознания! Они расстегнули у него шубу, но не снимали ее.

— И ты не закричал? — воскликнула Раиса, вся бледная от ужаса. — Ты не попробовал его защитить?

— Что я мог поделать? Я был один, а их двое! Ведь барин-то был, как мертвый!.. Это-то и есть мой грех, барыня! Да простит меня Господь!.. Они продержали барина в лесу пожалуй с час… Пока они несли его, я вернулся к своей лошади. Когда прошло больше часа, я подумал, что они уже уехали, как вдруг услышал, как Мороз сказал: «Вот так никто ничего не скажет! Он плохо сделал, что заснул: когда засыпают в такой мороз, то это навеки!..» Они посадили барина в сани и укутали в шубу, но он уже не храпел: он был мертв… Да примет Господь душу его!

— Значит, Марсов погиб, еще не доезжая до города? — спросила потрясенная Раиса.

— Я же тебе говорю, — ответил нетерпеливо Тихон, — что он помер, еще не выезжая из своего имения. Может в кофе, приготовленном Маврой, было что-нибудь подмешано! Не кофе же заставило его так спать!

— Мороз и его жена совершили преступление, и они злословят невинную вдову?!

— Мороз убил своего родного брата! Я тебе это говорю как перед Богом! — произнес старик, осеняя себя крестом в подтверждение своих слов.

— И ты мог молчать? — снова воскликнула Раиса, полная ужаса. — Не донес на убийц, дозволил обвинять невинную, несчастную вдову?

— Во-первых, — возразил сурово Тихон, — я вернулся домой с отмороженными ногами… Напрасно моя жена лечила их — ничего не помогало! И с тех пор я болею. Да если бы я и донес, суд не поверил бы моим словам! И я был бы убит Морозом потихоньку в лесу: ведь он обещал убить Василия и не стал бы стесняться со мной! Мой грех, барыня, в том, что я молчал, но мне не хотелось умереть, не рассказав кому-нибудь про убийство!.. Теперь может идти и поп!

— Зачем же ты рассказал мне все это? — спросила Раиса. — Я же не священник и не имею власти отпускать грехи!

— Ты, — сказал тихо старик, взглянув на нее, — очень добрая женщина и всем делаешь добро! Когда я умру, ты можешь говорить все, что тебе угодно!

Он повернулся на другой бок и притворился спящим…

Раиса тихонько вышла из избы…

Выйдя из душной атмосферы темной избы, она глубоко вдохнула свежего воздуха. Уже подходя к своему дому, она вдалеке заметила Елену с сыном, возвращавшихся с прогулки.

Иногда днем Марсова решалась выходить за пределы своего парка, чтобы дать возможность ребенку подышать свежим воздухом. Раиса, вся еще во власти ужаса от услышанного, побежала по дороге и, свернув в поле, догнала свояченицу раньше, чем та вошла в парк.

Марсова, услышав, что ее зовут, остановилась. Она вначале не узнала Раисы, которая с проворством, редко встречающимся у светских женщин, бежала к ней, но узнав, Елена не удержалась от улыбки: ее порадовала эта поспешность увидеть ее после стольких месяцев, проведенных Еленой в одиночестве.

По светским понятиям Раиса была самым злейшим врагом Елены, но последняя не могла удержаться от движения симпатии при такой искренности.

Запыхавшаяся Раиса остановилась около свояченицы, не будучи в силах говорить. Елена, улыбаясь, протянула ей руку, и молодая женщина подала ей свою.

— Мама, — сказал вдруг Саша, пристально глядя на Раису, — эта тетя приходила, когда я был болен?

— Ты меня узнал? — радостно спросила его Раиса.

— Да! Вы такая добрая тетя и так хорошо меня лечили!

Саша взял руку Раисы и с рыцарским уважением, комичным и трогательным у ребенка в эти годы, поцеловал ее.

Марсова улыбалась.

Раиса поцеловала мальчика в лоб, а затем обратилась к матери.

— Я узнала потрясающие новости, — сказала она, — вы скоро оправдаетесь в глазах всего света!

Марсова, побледнев, облокотилась на ограду парка.

— Вы что-нибудь узнали? — прошептала она.

— Я знаю все: место, имена. У меня лишь один свидетель, но их скоро будет двое!

Она помолчала, заметив, что Елена едва стояла: бледность все больше и больше разливалась по ее лицу.

— Имейте ко мне доверие, — тепло проговорила Раиса и вторично поцеловала мальчика, глядевшего на нее с удивлением и страхом.

— Что вы хотите делать? — спросила Елена слабым голосом.

— Все, что необходимо, когда имеешь право на своей стороне, — порывисто ответила молодая женщина. — Я поклялась всю свою жизнь посвятить на это дело!

Глаза обеих встретились, и Елена слегка покраснела.

— Если вы меня выручите из такой беды, мой брат способен…

Раиса, густо покраснев, опустила глаза. Мальчик подошел к ней и доверчиво стал гладить ее мягкую нежную ручку.

Елена печально покачала головой.

— Сама я ничего не могу сделать, — прошептала она, — и мне так страшно…

Длинная тень обрисовалась невдалеке.

— Видите, — сказала в страхе Елена, — за мной всюду следят!

— За вами ли? Быть может, за мной?

— О! Вы посланы царем, вы священная особа! Разве вы не заметили, как вас все здесь уважают?

Слова Елены дышали грустью.

Раиса поняла ее.

— Служил у вас кучер Василий? — спросила она, меняя разговор.

— Да, он ездил с мужем.

— Не удивляйтесь, если вы увидите его у меня! Я хочу взять его к себе в услужение!

Елена хотела что-то сказать, но Раиса остановила ее.

— До свидания, — проговорила она, — возвращайтесь к себе!

И обе женщины расстались.

Не пройдя и десяти шагов, Раиса встретила вечно улыбавшуюся Мавру.

— Добрый вечер! — сказала крестьянка.

Раиса, слишком возбужденная, чтобы отвечать, кивнула головой и пошла быстрее.

Мавра осталась неподвижной, глядя ей вслед.

— Какое несчастие, — прошептала она, — что эту нельзя удалить отсюда!