На следующее утро Саша слегка кашлял: вечерняя прогулка утомила его. Сон его был неспокоен, и мать не отходила от него. Но под утро мальчик так крепко уснул, что даже раздававшийся первый удар колокола, призывавшего к обедне, не разбудил его…

Елена решила не ходить в церковь и отпустила всю прислугу кроме одной горничной.

Спустя немного времени ребенок проснулся. Отдых укрепил его, и он весело крикнул матери: «Бонжур!», затем послал воздушный поцелуй портрету отца.

Горничная подошла одеть мальчика.

Марсова подошла к окну. Саша, выпив чашку молока, подошел к матери.

Она глядела на площадь перед церковью, куда скоро должны были выходить молящиеся. Раздался удар колокола, возвещавшего конец службы. Несколько хозяек поспешили домой, а затем и вся толпа собралась на площади.

Это был час свиданий, час разговоров… Крестьяне соседних деревень приезжали в чисто вымытых телегах, лошади были тщательно вычищены, и шерсть, и гривы их в полном порядке.

Елена с сыном внимательно следили за движением пестрой, праздничной толпы. Белые рубахи и красные сарафаны девок, прически баб с вышитыми золотом кокошниками и стеклянными бусами на шее, вся эта смесь ярких цветов блестела на солнце.

Вдруг какая-то баба бросилась в толпу, испуганно крича что-то, чего Елена не могла разобрать. Толпа окружила ее. Затем прибежал мужик, за ним еще один…

— Что с ними, мама? — спросил Саша.

— Не знаю, — ответила мать, — вероятно, что-нибудь случилось.

Шум увеличивался, и враждебные крики, неизвестно к кому относившиеся, раздавались в толпе.

Елена позвала горничную, но та куда-то исчезла.

— Пойдем, мама, посмотрим, что там такое, — весело прыгая, сказал мальчик.

Елена выглянула в окно. Все взоры были обращены на нее, все указывали на нее пальцами. И взгляды, и жесты были угрожающие…

Елена безотчетно заперла окно. Шум и крики тотчас увеличились.

— Что с тобой, мама? — прижимаясь к ней, спросил Саша.

— Мне страшно, — ответила мать, прислушиваясь к шуму, к которому иногда примешивалось ее имя.

А на площади волнение достигло крайних пределов. Началось же все по следующему поводу…

По окончании обедни одна женщина, воротясь домой раньше других, увидела своего новорожденного теленка мертвым около корыта с пойлом. В ужасе баба побежала рассказать об этом своим соседкам.

Почти в то же время один крестьянин заметил свою собаку мертвой на дворе. У другого пала овца…

Вся деревня, полная страха, узнавала эти новости.

Русские крестьяне фаталисты и крайне суеверны. Они подыскивали объяснения, и вдруг послышались слова, сказанные накануне в гуще толпы Морозом:

— Колодцы заколдованы! — шепотом произнес он.

— Заколдованы! Отравлены! — закричали со всех сторон.

И вскоре все уже подхватили хором: «Отравлены!»

Тысячи предположений охватили возбужденную толпу. Они вспомнили, как барыня накануне болтала воду, что-то нашептывая. На глазах всей деревни гуляла она с сыном, который нес травы, и понятно, вредные!

— Отравлены! — крикнул кто-то из толпы. — Это не первая ее попытка! Недавно еще ее сын был болен!

— А барин, умерший скоропостижно? — раздался другой голос.

Это Иван Мороз и его жена еще больше подливали масла в огонь.

Тогда-то Елена и заперла окно, задрожав.

Замкнутость Елены тоже ставили ей в вину: она утром не посмела придти в церковь.

— Это проклятая! Она ночью составляет яды! Недаром у нее виден свет в окне, когда уже солнце встало!

— Она и нас всех погубит! Мы не смеем больше пить, и скот наш подохнет!

При мысли о гибели скота гнев толпы перешел в ярость. Обезумевшая масса народа бросилась к дому Елены.

Крестьяне соседних деревень, где колодцы не пострадали, последовали общему примеру и кричали не меньше других.

— Смерть колдунье! — вдруг выкрикнул кто-то.

— Смерть! Смерть! — загремело со всех сторон, и толпа кинулась к дому Марсовой, никем не охраняемому.

Елена схватила Сашу и заперла его в спальне, а сама стала на пороге, защищая дверь своим хрупким телом.

Но что могла она сделать одна с целой толпой, к тому же настроенной так враждебно и управляемой людьми, смертельно ненавидящими ее и желающими ее гибели!

Все слуги были отпущены Марсовой, и в доме была одна горничная, но и та неизвестно куда исчезла еще при первых криках толпы.

А яростные крики были уже слышны в доме, и вскоре разъяренная толпа ворвалась в комнаты, схватила Елену, с силой оторвав ее от охраняемой ею двери, и потащила ее в баню, где ее решили сжечь, как колдунью.

Елена помертвела от ужаса и почти не понимала того, что происходило вокруг нее: она была близка к помешательству, и только мысленно молила Бога, чтобы Он защитил ее ребенка!

Спасения ждать было неоткуда…

Вдруг загремели колеса, и приехавшая Раиса чуть не на ходу выскочила из коляски.

Окинув беглым взглядом толпу и сразу сообразив все происходящее, Раиса бесстрашно вошла в самую гущу толпы и крикнула громовым голосом:

— Остановитесь, безумцы! Кого вы слушаете? Что с вами стало? Ведь вы же хотите совершить злодейство над невинной женщиной!

— Это она-то невинная?! — загалдела толпа, указывая на смертельно бледную Елену. — Она отравила своего мужа, потом хотела отравить и сына, а теперь той же отравой попортила наши колодцы и скотина пала! Чего же нам щадить ее!

Раиса подняла руку и все сразу замолчали. Тогда она заговорила:

— Вот вы сейчас сказали, что барин умер от того, что его отравила жена, а я вот точно знаю, что барина погубил кто-то другой, и этот другой находится здесь, среди вас! И преступник, совершивший такое злодеяние, старался свалить его на невинную жертву, а вас так опутал, что вы чуть не совершили нового тяжкого греха, погубив свои души!

Притихнувшая было толпа разом заговорила:

— Кто же преступник, кто?!

— Вот кто! — громко крикнула Раиса, протянув руку.

Она указала на Мороза, тщетно пытавшегося скрыться в толпе.

— Мороз!.. — вскрикнули все в один голос.

— Да, Мороз! — отчеканила Раиса. — А вот и свидетели его преступления! Эти двое видели, как он заморозил барина. Правда ли это?

— Клянемся Богом, что это истинная правда! — ответили Василий и Тихон.

— Он отравил вашего барина и потом заморозил его, чтобы скрыть преступление! И он же, он сам осмелился обвинять свою госпожу! Бедные вы глупцы! Вы верите всему, что вам толкуют!

— Ты лжешь! — закричала Мавра, раздвигая толпу.

Она, встав перед обеими женщинами, продолжала, дерзко глядя на Раису:

— Ты сердита на моего мужа, чернишь его и подкупила своих свидетелей! Но все-таки твоя свояченица отравила колодцы, это все видели! Ну, вы, огня! — крикнула она в толпу. — Нужно кончать!

Враждебные возгласы возобновились.

— Ну так сожгите же и меня с ней! — крикнула Раиса, обняв руками свою еле стоявшую свояченицу.

Всеми овладела нерешимость: сжечь Елену было легко, за нее некому было заступиться! Но сжечь молодую графиню, присланную царем — это совсем другое дело!

Василий имел странную привычку сдерживать своих черных рысаков так, что их соседство становилось крайне неприятным.

Раиса воспользовалась этим…

Она прыгнула в коляску, крепко держа в объятиях бессильную Елену, и встала во весь свой высокий рост, громко крикнув:

— Во имя царя, схватите Мороза и его жену! Они ответят за свое преступление перед судом!

Голос Раисы был так силен, в нем звучало сознание такой власти, что многие из толпы стали расходиться. А те, кто был приверженцем Мороза, боялись быть раздавленными, так как Василий направил на толпу рысаков и многие из передних рядов были уже сшиблены лошадьми.

В это время, задыхаясь от быстрого бега, прибежал Фаддей, предшествуя экипажу, запряженному парой лошадей, при виде которого даже сшибленные коляской перестали кричать и поспешили удалиться.

— Становой! — крикнул хрипло Фаддей.

Становой в те времена исполнял обязанности земской полиции и мог наказывать кнутом. Вот почему его так боялись крестьяне.

Когда представитель власти вылез из дрожек, перед ним были только его верные слуги, схватившие Мороза и его жену.

Елена лишилась чувств…

Раиса приказала внести ее в дом, где они нашли Сашу в истерическом припадке.

Слезы и горячие поцелуи ребенка лучше всяких средств привели в чувство несчастную мать.

— Что, они разошлись? — прошептала она, в ужасе озираясь по сторонам.

— Там теперь становой расправляется с ними, — ответил Фаддей, распоряжавшийся как у себя дома.

— Как попал сюда становой? — спросила Марсова.

— Госпожа графиня, услышав вчера про колодцы и колдовство, послала за ним ночью. Видите, какая у нее редкая голова! Ведь для чего-нибудь да послал ее царь! Ему хорошо было известно, что он делает! — глубокомысленно закончил Фаддей.

Раиса, дававшая в это время становому какое-то объяснение, вошла в комнату.

— Сестра моя! — растроганно проговорила Елена, протягивая к ней руки. — Мой сын и я — мы оба обязаны тебе жизнью!

Услышав эти теплые, шедшие из глубины сердца слова, Раиса заплакала.

Небо раскрывалось перед нею, суля в будущем много хорошего… о чем Раиса могла думать только с радостным замиранием сердца…