Читаю письма, пришедшие в Российский общественный благотворительный фонд ветеранов (пенсионеров) войны, труда и Вооруженных Сил. «Уважаемый Алексей Емельянович! Выражаю Вам и всем сотрудникам фонда огромную благодарность за оказанную мне материальную помощь в покупке инвалидной коляски. Хочется отметить оперативность, с которой вы подошли к решению моей проблемы, а также простое человеческое участие в судьбе ветерана Великой Отечественной войны… С уважением, П. Г. Пешряков.»

«Я, Ковалева Г. Г., обращалась в Ваш фонд за оказанием помощи. Помощь была оказана. Я вас очень благодарю за это. Проблемы у меня очень тяжелые, и я очень рада, что не отказали – помогли. Всех проблем я не решила, но одну залатала. (Ниже детским почерком выведено: «Спасибо Вам за помощь. Диана. И пояснение автора письма: «Это моя дочь приемная. Ходит в 1 класс. Учится хорошо.»

«Уважаемый Алексей Емельянович! Я ветеран Вооруженных Сил, выражаю большую благодарность за ту скромную материальную помощь, которую оказал фонд. Знаю, что работникам фонда нет нужды рассказывать про доходы отставного офицера. Но вот случилась беда: погиб 40-летний сын. Такое бесследно не проходит – обширный инфаркт. Вот здесь и закончилась нормальная жизнь. А у сына осталось двое сирот – 14 и 5 лет, надо по возможности помогать. У меня же теперь два раза в год больница, лекарства и т. д. Еще раз большое спасибо. Честь имею. Майор в отставке (роспись).»

Это лишь несколько писем из почты фонда, которому нынче исполнилось 20 лет.

 

Фонд товарищества

Председатель фонда А. Е. Соколов рассказывает о непростой жизни общественной организации. Сложность в том, что большинство населения безденежное, а у магнатов – олигархов благотворительность не в чести, от нее чаще всего уклоняются. «Я неоднократно обращался, – с горечью поведал Алексей Емельянович, – ко многим состоятельным лицам. Они отвечают – конечно не сами, так как обстоятельно отгородились от общества, а их обслуга – неизменным отказом. Раза три обращался к Прохорову М. Наконец мне передали, что его эти вопросы не интересуют. Похожие ответы фонд получает от руководства Газпрома, владельцев нефтяных и многих других крупных компаний и богатых предпринимателей». Рассказывая секрет источников средств фонда, председатель называет прежде всего доходы от лотереи, которая дает в год около 6 миллионов рублей. На договорной основе строятся отношения с распространителями, которые поддерживают связи с фондом в 51 регионе страны, есть договор с ФГУП «Почта России» и некоторыми другими организациями. Это – основа поступления средств, а все остальное лишь дополнение.

Помимо материальной помощи, фонд серьезное внимание уделяет благотворительной культурно-массовой работе с ветеранами. Она хорошо налажена в столице. В Москве в год проходит 160–170 таких мероприятий. С ним сотрудничают Большой театр, Малый театр и многие другие творческие коллективы. Развертывается такая работа и в региональных отделениях. За год удается организовать бесплатное посещение спектаклей и концертов для 600–700 тысяч человек. Алексей Емельянович замечает, что когда ему удается бывать на таких постановках, то бросается в глаза, как преображаются пожилые люди: они прямо-таки молодеют.

Соколов подчеркивает, что роль фонда нельзя измерять лишь суммами оказанной помощи: «Наша постоянная задача наращивать доходы, чтобы ее увеличивать. Но не менее важно благоприятное влияние на настроение ветеранов. В работе фонда главным является моральная поддержка старшего поколения и коллективизма. Тем более, что ветераны способны быть его хранителями, передавать его поколениям, которые идут вслед за ними».

Смотрю на председателя фонда ветеранов и замечаю, как преображается он сам, когда говорит о социальной роли того поколения, к которому принадлежит. Алексею Емельяновичу уже 86. Но он не просто в строю, а, как и в молодости, в горячем цехе.

Мартеновцы, полушутя – полусерьезно иногда говорят «Мы выплавляем шлак, а сталь – то, что после него останется». Технологически это близко к правде. А социально? В горячих цехах формируются, как правило, достойные люди, крепкие духом, настоящие. В них – сильная основа. Впрочем, может, она потому такой и выкристаллизовывается, что весь шлак человеческой нечисти выводится из этих людей и отправляется в отвал.

 

Небывалая должность

Начальник мартеновского цеха Митасов подозвал Соколова и предложил ему:

– Алексей я думаю назначить тебя техпропом.

– Ке-ем, Василий Иванович?

Молодой техник проработал в цехе уже не один год, был помощником мастера, диспетчером цеха, но про такую должность не слышал.

– Техническим пропагандистом, – расшифровал начальник цеха. И пояснил. – Ты же знаешь, как много молодых ребят работает на печах и на канаве. Они старательны, но им не хватает знаний. Ты их будешь учить научным основам сталеплавильного процесса. Ребята тебя знают по твоей комсомольской работе, уважают. У тебя диплом техника.

Алексей вспомнил про учебу в Выксе. Он родился во Владимирской деревне, ни о какой металлургии не мечтал. Но жизнь обошлась круто. В 1937-м его отца, председателя колхоза, взяли как «врага народа». В 1944 году он был освобожден, полностью реабилитирован «в связи с отсутствием состава преступления». Но в семье, где пять детей, без отца было крайне туго. А тут – война. Идти в девятый класс уже никакой возможности не было. Узнал о наборе в Выксунский металлургический техникум, что в Горьковской области. К тому же там карточки, и у успевающих хорошая стипендия.

После зачисления отправили студентов на строительство оборонительных сооружений, возводившихся «в ту суровую первую осень» на Оке. Потом на несколько месяцев снимали на заготовку калма – это дробленый металлургический шлак, который использовался для строительства аэродромных полос. Ну а сельскохозяйственные работы были в порядке вещей. Затем юношей направляли в военные лагеря под Горький, «когда Красная Армия начала возвращать все пяди и крохи». Новобранцев стали готовить к фронту весьма обстоятельно. Но вместо передовой приказ вернуть будущих металлургов за парту – так решило ГКО. После защиты диплома в 1944 году Соколова направили на Серовский металлургический завод, выплавляющий спецсталь для авиапредприятий. Алексей признался: «Не справлюсь. У меня у самого мало знаний».

Митасов лукаво усмехнулся: «Справишься. В библиотеке охотно помогут найти нужные книги».

Техпроп из Соколова получился толковый.

А у этого поручения оказалось примечательное продолжение. По приезде в Серов новичок из Выксы подружился с техником из мартена Аркадием Головановым, который был на 11 лет его старше. Он рассказал другу, что при подготовке к занятиям с подручными сталеваров и канавных был вынужден регулярно читать… учебники для вузов. Итогом этих разговоров стало поступление друзей на заочное отделение Уральского политехнического института им. Кирова. После получения диплома инженера-мастера А. Е. Соколова перевели в технологи мартеновского цеха. К заводу он, как говорится, прирос и собирался работать здесь до пенсии. Так же была настроена его молодая жена Нина Александровна, врач по профессии.

 

В другой горячий цех

Однажды технологу сказали, что его разыскивает Владимир Павлович Филатов. Директор завода давно стал легендой в отрасли. Объяснять это знаком лауреата Сталинской премии и Звездой Героя Социалистического труда неверно. В конце 50-х годов в черной металлургии не было другого директора большого завода без диплома инженера. Но к этому – технику – приезжали на консультации доктора наук.

Однако разговор пошел не о производстве.

– Я с тобой беседую по просьбе Важенина. Ты знаешь, что второго секретаря горкома забрали в Москву и первый ищет ему замену. Бюро горкома сошлось на твоей кандидатуре. Ты, конечно, подумай. На днях тебя Важенин пригласит. Но я очень советую тебе: не отказывайся.

– Владимир Павлович, я даже к начальнику цеха не очень вхож. А там надо будет с директорами предприятий общаться, требовать от них выполнения того же плана.

– И все же соглашайся. Партийная работа у тебя получается.

Соколов вспомнил свой первый успех на партийном поприще. Вскоре после избрания его секретарем цеховой партийной организации мартена, как тогда говорили, попал в прорыв, невыполнение плана приобретало хронический характер. Сначала рабочие не реагировали на эту ситуацию, но как-то быстро притерпелись. Алексей Емельянович (к нему все чаще стали обращаться по отчеству) догадывался, что проблема не в технологии, а в настрое. Он подозвал к себе художника:

– Николай, нормировщики по каждой смене подводят итоги. Давай плакат делать с показателями лучших сталеваров.

В утренней смене не было никого, кто не остановился бы у нового стенда. На следующее утро стенд со свежими показателями уже ждали. На третий день к секретарю парторганизации подошли канавные: «Делайте у нас такой же стенд». Это было уже настоящее социалистическое соревнование. В общем А. Е. Соколов стал известным на заводе и в городе руководителем первичной партийной организации.

На предложение перейти в горком он отреагировал просто: раз надо, то надо. Не возражала и Нина Александровна, хотя переход на партийную работу означал значительную потерю в зарплате.

Осталась проблема, о которой Соколов говорил Филатову. Требовалось какое-то нетрадиционное решение. Алексей Емельянович вспомнил про Нагорного. Сергей Викторович недавно из-за болезни ушел с поста главного инженера металлургического завода. Сейчас, рассказывали, ему стало лучше. И новый секретарь горкома партии предложил известному всему городу руководителю создать группу ветеранов, которые в совокупности знали бы лучше всех промышленность города. Прошло уже полвека, а А. Е. Соколов до сих пор благодарно вспоминает про помощь С. В. Нагорного.

Вскоре Алексей Емельянович руководил крупной партийной организацией. Потом взяли его в отдел партийных органов ЦК КПСС. А через 13 лет работы в Москве предложили переехать в Восточную Сибирь. В Иркутске Соколова избрали председателем исполкома областного Совета депутатов трудящихся, по-современному – губернатором. Почти 8 лет нес эту ношу. Успешно нес, и перспективы были, но их жестко обрушил инфаркт. После него работа должна быть пусть и ответственной, но более спокойной, более кабинетной. Богатый опыт пригодился в аппарате правительства РСФСР.

 

Встречные маршруты ответственности

О сегодняшней гражданской позиции Алексея Емельяновича Соколова известно из его книг. Особенно привлекательная работа «Вектор развития», вышедшая в прошлом году. Это – размышления о социальных проблемах нашего времени, построенные на надежных сваях марксистско-ленинского анализа. Зная про богатейший опыт собеседника, решился на суровые вопросы единомышленнику:

– Алексей Емельянович, как случилось, что в последние десятилетия советской поры сначала ручейком, а потом потоком выдвигались карьеристы да деляги?

– Над этим вопросом я постоянно думаю. Наверное, это случилось тогда, когда можно стало выбравшемуся на вершину уверовать, что ему дозволено все, что он владеет истиной в последней инстанции, что критиковать его уже никто не смеет.

– А когда это началось? Когда с этой позицией смирилась масса коммунистов? Вот вас избрали секретарем горкома КПСС, но у себя-то в цехе вы по-прежнему должны были часто встречаться с рабочими, с рядовыми партийцами. Как они вели себя с вами, поднявшимся на новую должностную ступень?

– По-прежнему. На равных. Хотя признаю, определенную дистанцию чувствовали, никакого панибратства. Знаю, что некоторые вопросы стеснялись задавать. Но отрыва на этом уровне не было.

– А на более высоких этажах начинался?

Расскажу один эпизод. В стране проходили зональные совещания по сельскому хозяйству. Их проводил Хрущев. На такое совещание в Свердловске был приглашен и я как первый секретарь горкома. А. П. Кириленко, работавший первым секретарем Свердловского обкома, перед тем как поехать в аэропорт встречать Хрущева, собрал всех первых секретарей области и велел поджидать вместе на первом этаже обкома: с нами будет беседовать Первый секретарь ЦК КПСС.

Заходят в здание Хрущев, Кириленко и другие. Андрей Павлович говорит: это – первые секретари горкомов и райкомов области. Ждут, что вы будете с ними беседовать.

Хрущев поворачивается к Кириленко: Андрей, а ты на каком этаже сидишь?

– На четвертом.

– А где лифт?

Мы так и остались стоять.

Чтобы этого отрыва не было, нужна сменяемость. Нужна ответственность – и тех, кто наверху, и рабочих, всех рядовых коммунистов, чтобы они не отказывались от своего права критиковать, а отстаивали его. Нужна атмосфера требовательности, а это совсем не улица с односторонним движением. Утратили эту атмосферу, и улица повела в одну сторону – под гору, к глубокому отступлению социализма. Чувство ответственности перед рабочими, перед простыми людьми, перестали быть важными в КПСС тогда, когда оказалось, что можно долго-долго сидеть на одном руководящем месте.

– Еще один вопрос: как случилось, что произошел раскол в ветеранском движении? Ведь еще в начале 2000-х была широко распространена уверенность, что, воспитанные в советскую эпоху, эти люди останутся верными ее ценностям. И вдруг перебежчики стали те, кого недавно воспринимали даже антигорбачевцами…

– Выходит, стержень у них был непрочный.

– Не из стали? Или сталь была некачественной, не той марки?

– Возможно.

Мы немного помолчали. А потом Алексей Емельянович заговорил:

– Это очень правильно, что надо выдвигать молодежь. И верно, что на это взят курс. Но нельзя быть невнимательными и к ветеранам. У них колоссальный опыт, их надо вовлекать в общественный процесс. Они хотят в меру сил участвовать в нем. Если это не будем делать мы, сделает классовый противник. А ему их нельзя отдавать, потому что ветераны в массе своей дорожат товарищескими отношениями, коллективизмом. И если проявлять к ним постоянное внимание, то они смогут стандарт коллективизма не только поддерживать, но и передавать следующим поколениям, влияя с учетом сил и возможностей на общественное мнение.

Заканчивая разговор, сменил тему:

– Каковы ваши литературные планы? Иначе говоря, о чем сейчас болит душа?

– Хотел бы успеть написать книгу под таким примерно названием: «Россия, русские, россияне».

– Горячая тема! Горячо, как в мартене.

Показалось, что Алексей Емельянович согласно улыбнулся.