Глава 1 На рубежах Родины

Работы по развитию и практическому применению людей с парапсихологическими способностями на благо Родины, которые проводились в части 10003 нельзя переоценить.

Но все же, одно из наиболее ценных применений, во многом повлиявшее на жизнь страны, они нашли в Службе Безопасности первого Президента России Б.Н. Ельцина. В ней, под руководством генерал-майора Главного Управления Охраны РФ Бориса Константиновича Ратникова, в первые годы существования молодой России, работала группа аналитиков, в которую входили и офицеры — экстрасенсы.

Сотрудники этого подразделения аналитически с применением способа получения информации в измененном состоянии сознания выявляли наиболее опасные для России, и её первого Президента угрозы, а затем устраняли их.

Тогда, в начале 90-х годов прошлого века от молодой страны, каждый из ее бывших противников и соседей хотел откусить свой кусочек незаслуженных трофеев. В этой ситуации экстрасенсы, работающие в ГУО РФ, оказались можно сказать на передовой защиты интересов нашей Родины от многочисленных иностранных агентов влияния тучей круживших вокруг Б.Н. Ельцина.

Вот как описывает работу самого секретного подразделения Главного Управления Охраны его руководитель генерал-майор ГУО Борис Константинович Ратников, в то время первый заместитель М.И. Барсукова.

***

Главная наша задача в то сложное время состояла в том, чтоб протестировать ситуацию, как будет идти развитие событий в России в ближайшем будущем, какие в стране существуют болевые точки.

В итоге, после проведения огромной аналитической работы Коржаков отнес Ельцину несколько докладных записок с просьбой дать возможность создать ситуационный центр при Совете Безопасности России, который смог бы отслеживать весь спектр угроз для государства в целом. Мы хотели, чтобы этот центр работал круглосуточно, но имел небольшой штат из 12 офицеров, которые бы занимались аналитикой принимаемой входной информации от КГБ, МВД, Администрации Президента, Санэпиднадзора, Гражданской обороны, МЧС, ГРУ, Разведки с территорий и т. д.

Потом дежурная смена офицеров анализировала бы эту информацию и к 18-ти часам она поступала к нам. А утром на стол президента ложилась бы докладная аналитическая справка с набором проектов решений наиболее болезненных для страны проблем.

Мы планировали не только каждое утро показывать Президенту планшет угроз, на котором ясно была бы видна самая приоритетная угроза для страны на этот день, но и объяснять причину возникновения угрозы, возможные варианты ее устранения и нейтрализации.

Мы предполагали оказывать и правовую помощь в решении проблем, предлагать источники финансирования, исполнителей, контролирующие органы, все этапы исполнения, вплоть до четкого алгоритма принятия решений.

Но Ельцин, выслушав наши предложения, отказал. Тогда мы сами сформировали группу специалистов по выходу в энерго-информационное поле Земли и получили возможность считывать оттуда различные интересующие нас сведения.

Используя этот уникальный источник информации, мы хотели узнать, что, например, думают о России в верхних эшелонах Американской администрации.

Оказалось, что Россию никто на Западе в качестве партнера и в качестве своего друга никогда и не рассматривал. Мы воспринимались исключительно как сырьевой придаток.

Полученные с энерго-информационного канала «слова» Буша старшего звучали так: «Мы Россию рассматриваем с той точки зрения, что пусть она занимается металлопрокатом, вредным в производстве ширпотребом, энергоемким ширпотребом, пусть они хоронят ядерные отходы. Пусть используют свою дешевую рабочую силу, а мы пойдем по пути развития информационного продукта. На своих территориях сделаем сеть огромных национальных парков. Где будем жить и отдыхать. А России отдадим всю химию, тяжелые и вредные производства. Но они не должны лезть в высокие технологии»

Погружаясь все глубже, собирая и анализируя информацию энерго-информационного поля мы буквально поражались циничному отношению к России со стороны некоторых Западных держав, хотя, несомненно, были и те, кто искренне хотел помочь России возродиться.

Но большинство думало только о своих интересах, в итоге проверяя, полученную таким образом информацию мы сумели отстоять не один стратегический интерес России.

Вот наиболее яркий пример, когда во время полученная информация из энергоинформационного поля смогла оказать нашему государству неоценимую услугу.

Во время очередного сеанса мы узнали, о процессе подготовки визита Б.Н. Ельцина в Японию. Однако странным было, то, что Козырев при этом готовил документы по передаче четырех спорных островов Курильской гряды Японии. Мы все были просто шокированы этим фактом. Но поднимать шума не стали.

Через какое-то время по существующим правилам отправили японцам на согласование предварительную программу пребывания президента в их стране, Они ее, разумеется, очень быстро согласовали, и вернули обратно.

Когда визит был согласован на всех уровнях в обеих странах, и оставалась очередь только за нами, руководство ГУО собралось на совещание, что бы решить, как сделать так, чтоб и острова остались у России и лицо Президента сохранить.

После оживленной дискуссии было решено попытаться визит отменить. В качестве причины, сославшись на недостаточный уровень безопасности Б.Н. Ельцина, предоставляемый японской стороной.

Для этого необходимо было найти те зацепки в предварительной программе пребывания, которую Японцы нам согласовали, но из-за которых Б.Н. Ельцин не смог бы посетить Японию по причине его безопасности.

К счастью такие зацепки быстро нашлись, причем даже не одна, а целых три. В программе визита, японцы просили внести коррективы в пребывание Б.Н. Ельцина в Японии и предлагали исключить из программы визита три важных момента.

Во-первых — выход Ельцина из машины на улицу поприветствовать граждан Японии, потому что, как они говорили, что если бы заранее знать место, где он выйдет, то они бы подготовили в этом месте надлежащую охрану. Но при спонтанном выходе, безопасность Президента они не гарантировали.

Во-вторых — в период визита должны были проходить соревнования по борьбе Сумо, на которые Ельцин очень хотел попасть. Но поскольку все билеты были заранее проданы, нам сказали, что мы можем выделить только двух — трех охранников, устроив их на приставных стульчиках. Поскольку организатор соревнований — это частная фирма, влияния на которую у правительства Японии нет. А так как охраны будет очень мало, то они не исключали возможность теракта.

В-третьих — Ельцин хотел возложить венок к памятнику погибшим российским морякам в бывшей столице Киото. В этом городе, когда-то было сильное землетрясение, а наши моряки оказывали помощь при спасательных работах, некоторые из них при этом погибли. В благодарность за помощь Японцы поставили им на этом месте памятник. Но и тут Японская секретная служба сказала, что старое кладбище, на котором стоит памятник, сильно заросло, и они банально не смогут поставить полицейского под каждым кустом и не могут гарантировать стопроцентную безопасность от возможных снайперов.

В итоге, они попросили вычеркнуть эти три момента из программы пребывания Б.Н. Ельцина в Японии. И именно на этих трех моментах мы решили построить свою аргументацию против проведения визита. Но предварительно тщательно протестировали, чем чревата передача островов Курильской гряды Японии.

Используя возможности «метаконтакта» в измененном состоянии сознания наш слипер вышел в энерго — информационный канал. Как он потом заявил, что как только мы отдадим острова, то американская агентура, находившаяся в ЦК КПК (Центральный комитет коммунистической партии Китая) может оперативно спровоцировать военный конфликт на границе России и Китая, а у нас в то время с Китаем был очень большой кусок неустановленной границы по реке Амур.

В это же самое время этнические китайцы, проживающие в Хабаровском крае, Приморском крае и Амурской области могли устроить демонстрации с целью получения автономии. И вот тут то международное сообщество могло заявить, что Китай, как агрессор хочет отнять у России часть территории, и НАТО нанесло бы удар по Китаю.

Делалось это для того чтобы расчленить Китай на этнические районы, которые бы уже не представляли угрозы ни для США, ни и ее союзников. Поскольку Китай со своим стратегическим наступательным вооружением и идеологией абсолютно не вписывался в однополярный мир Америки.

Им очень нужно было решить этот вопрос силой, используя в качестве провокации территориальный спор Китая с Россией. При этом мы, разумеется, не могли полностью доверять информации, полученной путем «метаконтакта» и попросили наши спецслужбы проверить нашу информацию. Полученные от них сведения косвенно подтверждали, ту информацию, которую мы получили из энерго-информационного поля.

Однако, учитывая, тот уровень, на котором готовился визит, необходимо было соблюсти все условности и подготовить отказ таким образом, что бы он выглядел логичным и не вызывал подозрений. Главным аргументом, на который мы собирались апеллировать, было то, что Б.Н. Ельцин хоть и глава государства, но за его безопасность отвечает Главное Управление Охраны, поэтому последнее слово должно быть за нами.

И вот на другой день утром мы дали в дружественные нам СМИ небольшие заметки, в которых выразили опасение за безопасность Президента во время его визита в Японию. А уже днем А.Б. Коржаков попросил меня присутствовать на встрече министра иностранных дел Японии с Козыревым, для того чтобы согласовать спорные вопросы пребывания Ельцина в Японии.

Нам было нужно, чтобы они сами публично подтвердили, что не могут обеспечить 100 % безопасности пребывания Ельцина в их стране. Как только я приехал туда, смотрю, заезжает Козырев на своей машине, я ему говорю: «Сейчас решается вопрос о визите, и поэтому если Вы зададите вопрос в процессе беседы по трем спорным вопросам пребывания в Японии — служба безопасности президента будет Вам очень признательна, так как мы прорабатываем этот визит с точки зрения его безопасности».

Сам я туда не пошел, поскольку протоколом встречи всегда четко регламентировано, кто на ней может быть, а кто нет. К сожалению, никаких охранников, на ней предусмотрено не было.

После переговоров, я отозвал Козырева в сторону и говорю: «Ну и как спросили?», он отвечает, что Японский посол подтвердил, что если их спецслужбы написали, что не обеспечивают безопасность полностью, то так оно и есть. После этого, когда главный момент нашей мотивации отказа в поездке был подтвержден, я объявил, что завтра мы с сотрудником ГУО вылетаем в Японию для непосредственной подготовки визита.

И попросил дать туда телеграмму нашему послу, что вылетает первый заместитель начальника Главного Управления Охраны с особыми полномочиями, которые он доложит на месте. При этом сказал Козыреву, что на высшем уровне принято решение, об отмене визита. Причем этот отказ должен быть организован в соответствующих рамках и с позиций международного права. А сам поехал в Кремль и доложил Коржакову о проведенной работе.

На другое утро мы с нашим сотрудником вылетели в Японию. В аэропорту нас, встретил офицер безопасности и отвез в посольство. Причем и он, и посол, и наш резидент были в глубоком недоумении, почему запланированный визит неожиданно отменяется, чуть ли не в самый последний момент.

К тому же этот визит был по своему важен для страны, так как у нас не происходило визита в Японию первых лиц государства со времен Первой мировой войны. Для посла же это и вовсе выглядело личной трагедией, ведь он отработал в Японии 17 лет, оставался год до пенсии, а тут вместо триумфа от визита первого лица, такой бесславный конец карьеры.

Но как бы там не было, в посольстве в специально оборудованной комнате мы объяснили резиденту причину отмены визита. А на другой день в девять утра встретились с послом.

Было очень забавно видеть, как он подготовился к нашей встрече — накрыл стол, приготовил крепкие алкогольные напитки — коньяк, виски, икру. Сразу было понятно, что он сильно обескуражен нашим визитом и совершенно не знает как себя вести.

Мы его, как могли, успокоили, показали свои полномочия, подписанные А.В. Коржаковым, и объяснили причины отмены визита Ельцина в Японию, но к столу, разумеется, так и не притронулись. Посол хоть не понял, почему к нему с такими полномочиями прилетели не сотрудники МИДа, а представители спецслужб, но, очевидно решив, что это все веяния нового режима демократов, согласился с нашими доводами.

Необходимо заметить, что еще перед поездкой я заготовил две шифровки, которые должен был дать в ходе удачного исхода дела. Одну на имя Президента, а другую секретарю Совета Безопасности России Скокову

Юрию Владимировичу. С ним мы договорились, что при получении этой шифровки он инициирует заседание Совета Безопасности России, которое отменит поездку Б.Н. Ельцина в Японию. Проект шифровки был предварительно согласован с Коржаковым и со Скоковым.

В 9-30 мы уже были на встрече с представителями японских спецслужб, чтобы подробно обсудить маршрут передвижения, построение кортежа президента, его размещение, способы связи, словом все дежурные вопросы.

Встреча прошла нормально в дружеской обстановке. Мы обрисовали ситуацию, японцы, улыбаются, мы тоже делаем приветливое выражение лиц. А после кофе, я им неожиданно говорю: «Да вот, совсем забыли один вопрос по программе пребывания, дело в том, что наш Президент настолько самостоятельный, что не любит какого-то давления на него, и если он что-то решил, то так оно и будет. Вот три пункта», «которые вы вычеркнули, но он просил их непременно оставить. То есть он непременно выйдет к толпе поговорить, причем в месте, которое выберет сам, посетит соревнования Сумо и кладбище наших моряков».

Японцы удивились, моргают глазами и говорят, что это невозможно. Но видя нашу невозмутимость и решительность начинают «мямлить», что мол мы коллеги. вы же понимаете, что так нельзя., что обеспечить безопасность не получится.

На что я им отрезал, если не получится обеспечить стопроцентную безопасность во время всего визита, то зачем же приглашаете. Буду докладывать своему руководству, что визит не получится.

При этом всю беседу, мы записали специально на диктофон и уехали, оставив японских коллег в недоуменном положении.

Подъезжаем к посольству — а там нас там уже ждут две крытых машины с собаками и автоматчиками, которые окружают посольство. Только думаю, зачем же его окружать, если у нас своя охрана есть. А напротив въезда в посольство вижу, поставили машину наружного наблюдения.

Поскольку их намерения были абсолютно непонятны, то от навязчивого присутствия японских «коллег» необходимо было оперативно избавиться. Для этого поступили следующим образом.

В посольстве в то время находился сотрудник программы «Время». Я ему говорю, давай я дам тебе интервью об отвратительной подготовке визита в Японию нашего Президента со стороны, принимающей стороны. А снимем мы его прямо у ворот посольства. Тот согласился.

Выходим из ворот, я специально подхожу к машине наружного наблюдения, встаю к ней спиной и начинаю интервью, при этом все время рукой показываю в сторону сотрудников японских спецслужб. Смотрю, они заволновались. Еще бы, камера, я что-то говорю на непонятном языке, машу руками.

В общем, они собрались и быстро уехали. А я дал обещанные шифровки в Москву. Вечером того же дня мы все вместе смотрели по одной программе отснятый нами материал, а по другой выступал Ельцин и рассказывал, как он собирается лететь в Японию.

Причем охрана, самолет обеспечения, вся обслуга уже вылетели. Мы их встретили, все вместе приехали в отель, где находился президентский номер, провели необходимые процедуры по подготовке к приему президента.

Сидим, пьем кофе, ждем, как будут развиваться события дальше. Вдруг где-то около трех часов ночи по линии ТАСС прошло сообщение, что на очередном заседании Совета Безопасности РФ принято решение отменить визит из-за возможных угроз президенту, а на следующий день вернулись и мы. Визит был отменен. Таким образом, с помощью во время полученной информации удалось сохранить территориальную целостность страны, не испортив при этом лицо и имидж ее первого Президента.

Любой, кто услышал бы этот рассказ из уст самого Бориса Константиновича, причем рассказывает он это всегда ярко, «в лицах», не мог не почувствовать гордость за нашу страну и людей в 90-е годы возглавлявших ее спецслужбы.

Сегодня выступления Бориса Константиновича часто транслируют по центральным каналам. А он, находясь уже более десяти лет в запасе, все это время совместно с операторами «метаконтакта», продолжает мониторить угрозы, встающие перед Россией.

Однако, что это за человек, как складывалась его судьба, знают совсем не многие. Что бы восполнить этот пробел один из авторов этой книги, попросил Бориса Константиновича рассказать о своей жизни и тому пути, который привел его в Кремль, для отстаивания интересов страны, в том числе от угроз ментального экстрасенсорного и психотронного воздействия на руководство страны.

 

Глава 2 Судьба генерала

Шел август сложного и непростого 1993 года. Страна, раздираемая противоречиями, находилась на грани гражданской войны после развала СССР. Резонанс социального зла в стране достиг своего критического предела. Недовольство населения проявлялось буквально во всем и на то были объективные причины.

Претерпевала глобальные изменения вся система управления государством. Менялась ценностная ориентация людей, приводя их в состояние стресса, внутреннего конфликта, внутренней борьбы мотивов, из-за чего человек не мог правильно оценить время, в которое он попал в результате всех передряг.

Народ не мог спрогнозировать свое будущее, что приводило к утрате им логики здравого смысла, и толкало ради выживания на разные нелогичные поступки, порой ставившие его на грань жизни и смерти.

Люди приучались жить животными, инстинктами, мгновенными чувствами, эмоциями и образами, теряя психологическую устойчивость, подпадая под влияние различных политических аферистов, мошенников и жулья.

Помню, Президент только что вернулся из непродолжительного отдыха, который он с приближенными проводил в резиденции на Валдае, обдумывая создавшееся в стране положение, и искал ответ извечный русский вопрос «что делать?»

На следующий день после прибытия в Кремль, начальник Главного управления охраны РФ генерал Барсуков в 10 утра собрал у себя в кабинете, малую коллегию Управления, куда входили начальник службы безопасности президента А.В. Коржаков и несколько заместителей. На эту коллегию был приглашен и я в ранге первого заместителя начальника ГУО РФ, временно исполнявший его роль во время отдыха руководства ГУО с Президентом, обязанности начальника Главного Управления Охраны.

Когда я зашел в кабинет, все уже сидели, и лишь отдельно от приставного столика, прямо напротив Барсукова стоял стул, больше мест за столом не было.

Коржаков вместе с начальником ГУО находился за своим рабочим столом. Войдя в кабинет и поздоровавшись со всеми, я как бывший оперативный работник мгновенно оценил обстановку, не понимая ещё причины экстренного совещания.

«Присаживайтесь» — произнес Барсуков, переходя на «вы» и почему-то отводя глаза вниз. Я, разумеется, сел на стул, ожидая чего-то неординарного от своих друзей.

И точно, не дав мне опомниться, Барсуков сказал «Мы пригласили Вас, Борис Константинович, затем, чтобы детально разобраться в происходящих в Кремле событиях. Пока мы с Президентом были на отдыхе, нам на Валдай поступила информация о подготовке Вами переворота в Кремле, о чем свидетельствует записка, написанная Вашей рукой, о насильственных действиях оппозиционных сил.

Мы настоятельно просим объяснить, что все это значит? В случае откровенного признания в том, что Вы внедрены сюда партийной номенклатурой, можем без шума уволить Вас по собственному желанию и трудоустроить, Вы только признайтесь.

Я в гневе вскочил со стула, но тут же, взяв себя в руки, обрушил на Барсукова град ненормативной лексики, закончив словами «ты мне, Миша, в глаза смотри, в глаза, нечего отводить в сторону!

Я боевой офицер, афганец, и никогда, образно говоря, никому «сапоги не чистил». Наверное, у тебя нет мозгов, если ты выдвигаешь такие обвинения. Но сейчас не 37-й год, и если человек готовит переворот, то у него должны быть единомышленники. Если бы, можно было одному это сделать, я вас «демократов» давно бы перевернул, жаль, только руки коротки. Так вот я даю Вам полчаса времени на то, чтобы вы мне устроили очную ставку здесь, при всех, с теми, кого я якобы подбивал на переворот».

На эти слова Барсуков достал записку с поэтапным планом действий оппозиции и помахал ею перед собой. «А как объяснить это?» — спросил он. В это самое время зазвонил телефон прямой связи с Президентом, Коржаков взял трубку, поскольку сидел рядом с аппаратом, и, услышав голос Президента, извинившись, поспешил к нему на доклад.

Я же на вопрос Барсукова спокойно ответил, что эту записку я передал через заместителя Начальника оперативного отдела его начальнику, находившемуся в это время в отгулах и ремонтирующего свою квартиру.

Изложенные в записке данные были всего лишь результатом анализа обстановки в стране ситуационной группой, использовавшей новые биотехнологии по съему информации с интересующих службу безопасности лиц дистанционным путем, по фотографии.

Сказав это, я попросил пригласить на совещание заместителя начальника оперативного отдела. Вскоре он приехал и подтвердил слово в слово всё сказанное мною.

К сожалению, этот благородный поступок через несколько дней стоил ему перевода на работу в пенсионный отдел, так как он не поддержал руководство Управления в предъявленных мне обвинениях. Видя, что «спектакль» не удался, Барсуков отпустил остальных участников совещания, а меня пригласил в комнату отдыха, и, ссылаясь на сплетни, предложил скрепить мир рюмкой водки.

Но я категорически отказался, заметив, что в рабочее время спиртное не употребляю. После чего попросил разрешения выйти. Барсуков не возражал.

Я быстро зашел в свой кабинет, который находился рядом, открыл сейф и достал из него давно подготовленный мною рапорт об увольнении по собственному желанию с открытой датой.

Быстро поставив число и расписавшись, я вернулся в кабинет к Барсукову. Увидев на своем столе мой рапорт, он с начала, не понял в чем дело, но, затем прочитал его внимательно, и видно осознав смысл написанного, побагровел: «Президента хочешь бросить! Не получится, иди, работай!», — крикнул он.

На это я спокойно ответил, что честно служу своему Отечеству, отказавшись от прописки и московской квартиры, генеральской дачи, покупки машины по заниженной цене, и выдержав паузу, бодро вышел из кабинета.

В этот момент до расстрела Дома Правительства оставалось всего полтора месяца. Сценарий же происходящих впоследствии событий полностью соответствовал той информации, которая была смоделирована мной с помощью новых биотехнологий и отражена в докладной записке, приравненной, почему-то к подготовке государственного переворота.

 

Глава 3 Начало пути

Судьба генерала Ратникова, как и его работа в сердце Кремля, включающая и вышеописанные события, уверен, представляет немалый интерес читателей.

Поэтому, чтобы картина была максимально целостной, обратимся к воспоминаниям самого Бориса Константиновича.

***

В недрах спецслужб хорошо известна истина — «Убеждения порождают поведение людей. Измени убеждение и изменится поведение человека». А от поведения и поступков человека зависит весь его жизненный путь. Поступи в критической ситуации человек так или иначе и вся его судьба, а возможно и не только его потечет совсем по иному руслу.

В моей судьбе был не один переломный момент и каждый раз я старался поступать так, как должен был бы поступить настоящий чекист — защитник советской, а затем и российской государственности.

С другой стороны все мы родом из детства, эта истина веками создает окружающую действительность. Отдавая все лучшее детям, советские лидеры были очень дальновидны. Прошло уже двадцать лет, давно канул в лету Советский Союз, а бывшие пионеры и комсомольцы, пусть на демократическо — капиталистической основе, но все равно строят прежний социализм, воспитанные на советских фильмах, книгах, прессе.

Родился я в селе Курово, Луховицкого района, Московской области в 40-ка км от г. Рязани и в 165 км от Москвы.

До революции эта территория относилась к Рязанской губернии. А село располагалось в низине в четырех километрах от Оки, на берегу реки Меча. Непосредственно момент родов произошел в 4 часа утра в Строиловском лесу, рядом со столбовой дорогой, так как в роддом доехать, просто не успели.

Возницей оказался дед Поликарп, который конечно, абсолютно ничего не смыслил в родах. В итоге мальчик болтался на пупке целых два часа, пока в соседней деревне не нашли бабку-повитуху, чтобы завязать пупок.

Рос, в деревенской среде, вместо соски сосал, завернутый в марлю жеванный черный хлеб и подобно былинному Илье Муромцу набирался сил на чистом вольном воздухе среднерусских полей.

В 1951 году пошел в первый класс. В послевоенные годы детей было мало, поэтому с 1-го по 4-ый класс сидели все вместе в одной комнате, причем на все классы приходился всего один учитель.

Дисциплина была строгой, отвлекаться было не то, что нельзя, а порой даже опасно — всегда можно было получить вдоль спины большой геометрической линейкой, которой вбивались азы знаний в маленькие головы мальчишек послевоенных лет. Учился я хорошо, но от природы слыл непоседой, за что и получал заслуженные подзатыльники, как от учителя, так и от родителей.

Была у меня одна страсть, с детства полюбил гармонь, мог часами стоять возле гармониста и смотреть на работу его пальцев. Родители же видя такое увлечение сына, долго решали покупать мне гармонь или нет, ведь все гармонисты в деревне были пьющими, однако настойчивость матери сыграла свою роль, и в итоге отец все же купил мне в Рязани Хромку — гармонь тульскую с хроматическим строем. Инструмент я освоил быстро, и, начиная с 3-го класса, играл в деревне на всех пирушках: на проводах в армию, на свадьбах, на престольный праздник Успенья Пресвятой Богородицы, на первое и девятое мая, на 7-е ноября и Новый Год.

Правда отец сразу честно предупредил меня, что если только учует запах спиртного, тут же гармонь порубит на куски. Но все обошлось и уже в 7-ом классе, после его окончания мне купили настоящий баян — в то время большую редкость в деревне. Подарок был настолько дорог сердцу, что я его храню до сих пор с 1957 года.

После школы поступил в Московский авиационный институт, который выпускал не только профильных авиационных специалистов, но и управленцев всех мастей, артистов и конечно чекистов. Вступительные экзамены прошли тяжело, сказывался недостаточный деревенский багаж знаний, но все равно я был зачислен в институт на факультет систем управления летательных аппаратов, правда, без предоставления общежития, для чего было необходимо набрать на балл выше.

С этого момента я стал прилежно грызть гранит науки, который доставался очень нелегко. Так сложилось, что впервые же летние каникулы, я студент первого курса МАИ отправился со строй отрядом под Новороссийск — строить железную дорогу от станции Крымская балка до Новороссийского морского порта, для приемов нефтяных составов. На следующий год поехал вновь на стройку, со стройотрядом в Казахстан, на целину, строить различные объекты, начиная со свинарников, овчарников и кончая жилыми домами.

За три месяца студенты возмужали, определились неформальные лидеры, которые затем становились командирами стройотрядов, комиссарами и даже бригадирами. Им оказался и я, а вернувшись в Москву, на учебе случайно обратил внимание на двух украинок, сестренок близнецов — Аллу и Нину. Оказалось, эта была моя первая и последняя любовь. Девчонки были шустрые, с украинским говорком, который выдавала буква «г».

Стараясь быть чем-то полезным, я точил ножи Нине, делал разделочные доски, помогал носить воду. Разумеется, за ударный труд повариха Нина и бригадир Боря были награждены первой правительственной наградой в 1966 году — медалью «За освоение целинных земель»

Спустя год в 1967 я дорос до комиссара отряда, отвечающего за моральный облик бойцов и время их препровождение, и женился на Нине, ставшей впоследствии доктором технических наук, профессором МАИ.

Играли сразу две свадьбы — сестренки вступили в законный брак одновременно. На комсомольской свадьбе гуляли все целинники, а в октябре 1968 года у меня родился сын Алексей, будущий суворовец.

Началась настоящая семейная жизнь. После учебы молодая семья получила распределение в город Жуковский — подмосковный авиационный центр с наличием на его территории летно-исследовательского института имени Громова и центрального аэрогидродинамического института имени Жуковского.

Молодые специалисты пришли инженерами в КБ Радио строения, но поработать инженером, мне видно было не суждено, так как очень быстро по партийной путевке меня направили на работу в органы КГБ в возрасте 29 лет.

С этого момента началась та увлекательная жизненная дорога, которая и привела меня к изучению уникальных биотехнологий…

 

Глава 4 На службе в КГБ

В те годы, существовала особая процедура отбора кадров в органы государственной безопасности.

Наиболее талантливых, положительно себя зарекомендовавших студентов определенных вузов страны, после получения диплома приглашали на работу в комитет государственной безопасности, сначала на собеседование. Затем только часть студентов, выдержавшая беседу, шла работать в органы КГБ.

Так случилось и со мной — 1 сентября 1973 года в числе других отобранных органами КГБ потенциальных чекистов, я сдал экзамены для поступления на годичные высшие курсы КГБ СССР в Минске.

На них всего за год, будущим чекистам предстояло изучить немало сложных предметов, среди которых были: оперативная психология, топография, международное право, государство и право, криминалистика, этика, уголовное право, процессуальное право и множество других специальных дисциплин от теории до практики, а также спортивная подготовка и борьба «Самбо».

Учились на курсах, не за страх, а за совесть, осваивая чекистскую науку, понимая, что государство «на трояк» защищать нельзя. Доходило до того, что полученные «тройки» разбирали на партсобрании. При этом всеми двигал исключительно личный интерес, так как слушатели курсов пришли работать в органы добровольно, каждый по велению сердца, защищать от невидимых врагов свое Отечество.

После окончания курсов все выпускники получили путевки в тот или иной орган КГБ. Моей «участью» стал Раменский городской отдел УКГБ по г. Москве и Московской области. Получив назначение на должность младшего оперуполномоченного, я ревностно приступил к работе и принял в оперативное сопровождение ряд важных режимных и несколько обычных объектов.

Начались суровые будни, во время которых, я получал огромное удовлетворение от интересной работы, всегда был аккуратен с документами, успешно строил взаимоотношения, как с нужными людьми, так и руководством, промышленных объектов города.

Необходимо сказать, что комитет государственной безопасности во все времена готовил из своих сотрудников в первую очередь государственников, смотревших на оперативную деятельность именно с позиций пользы или вреда для государства, защищая интересы отечества.

Служба сразу пошла в гору, и уже в 1976 году я покинул стены Раменского гор отдела в должности оперуполномоченного, перейдя в службу контрразведки на авиационном транспорте в аэропорту «Быково», где мне было поручено, оперативно обслуживать Быковский авиаремонтный завод № 402 гражданской авиации.

Спустя два года став заместителем начальника подразделения, я быстро наладил работу в новой должности, но душа требовала чего-то большего, и в декабре 1980 года я подал рапорт в Афганистан, не выдержав привычной рутины суточных дежурств и однообразия.

И уже в начале января вместе с другими коллегами мы прибыли в афганскую столицу г. Кабул, в распоряжение представительства местного КГБ СССР в ДРА.

Отметив как положено, с баяном, прибытие в Афганистан, меня направили советником в г. Кандагар в органы ХАД (местная госбезопасность) по-русски СГИ (служба государственной информации).

Кандагар встретил непривычным для россиянина зноем, больше 60 градусов в тени, — ощущалось сильное дыхание пустыни Регистан. Без привычки постоянно сильно хотелось пить, но встречающие старожилы, предупредили, что с водой вымываются все соли из организма, поэтому пить надо исключительно зеленый подсоленный чай, который утоляет жажду и является хорошим антисептиком.

Охраняемый Кандагарский аэропорт в то время являлся вторыми по значимости после Кабула воздушными воротами страны. В это время афганская компания «Ариана» все еще по инерции выполняла рейсы из Кабула через Кандагар в Дели. Поэтому задачей опер группы ХАД было обеспечение безопасности авиарейсов из Кабула в Дели и обратно.

Для этого разработали целый комплекс антитеррористических мероприятий, который афганцы успешно выполняли под руководством наших советников.

Жили мы прямо на территории аэропорта в боксах, раннее принадлежавших местной авиакомпании и каждый день выезжали «на броне» в Кандагар, находившийся в 17 километрах от аэропорта.

Дорога в Кандагар вся была изрыта воронками от противо-транспортных мин, каждый день на ней кто-нибудь подрывался: или бронетехника, или автомашины, поскольку она контролировалась местными банд-группами, имеющими на вооружении и РПГ и противо-транспортные мины импортного производства.

Но, как говорят, если судьба благоволит к человеку, то это происходит в любых условиях. Так произошло и со мной — карьера неуклонно шла вверх, буквально через несколько месяцев работы в Афганистане, руководитель объединенной советской группы был переведен на работу в Кабул, а меня назначили исполняющим обязанности руководителя зоны «Юг», куда входили провинции: Кандагар, Урузган, Гильменд и Заболь.

Под моим началом волей судьбы оказались несколько полковников и подполковников, разумеется, к их общему неудовольствию. Но консенсус все-таки был найден и.о. руководителя зоны я прослужил в этой должности всего полгода, передав затем бразды правления новому руководителю, прибывшему из СССР.

Вскоре руководство Представительства перевело меня в Кабульский аэропорт, где освободилось место авиационного специалиста по контрразведке и антитеррору. Но через год пришлось вернуться в СССР по семейным обстоятельствам.

Дома, мне бывшему советнику ХАД предложили закончить 2-х годичные высшие курсы персидского языка (фарси) в полном объеме Высшей школы КГБ СССР.

В силу своего неуемного характера, я согласился, и уже через 2 месяца в возрасте 40 лет сел за парту изучать персидский язык, чтобы затем вновь, решив семейные проблемы, отправиться обратно на войну в ДРА.

Для взрослых людей постижение фарси имело свои определенные трудности, особенно это проявлялось в письме с право налево и особенностях языка, приходилось мыслить не словами, а образами, чтобы правильно выразить свою мысль. Но для чекистов ничего невозможного нет и вскоре, этот барьер был взят.

Сотрудники не только смогли свободно объясняться на Фарси, но и научились грамотно писать. В процессе учебы было освоено около 4 тыс. слов. Окончив курсы, я получил диплом с отличием и в числе десяти других сотрудников отправился в школу по подготовке афганцев в г. Ташкент на полгода, чтобы, отшлифовав язык вновь отправиться в Афганистан.

В марте 1985 года я вновь приземлился в ДРА, что бы в который раз испытать свою судьбу. Назначение было снова в зону «Юг» руководителем опергруппы провинции Заболь, где не было подразделений войск СА и вся территория, кроме провинциального центра Калат, находилась под контролем душманских банд, насчитывающих порядка 800 человек.

На этой территории располагалось два укрепрай-она и открытая граница с Пакистаном протяженностью 67 километров, которая никем не охранялась. Через нее пролегало 7 маршрутов доставки оружия с сопредельной территории, где находилось несколько лагерей афганских беженцев и боевой подготовки мятежников.

В то время в Калате советских советников было всего 28 человек, прямо как знаменитых панфиловцев: опергруппа ГРУ, опергруппа КГБ, опергруппа МВД, партийный советник, комсомольский советник, и советник по линии военкомата для организации призыва.

Обстреливали шурави (советских) постоянно по несколько раз в неделю из 6-ти и 12-ти ствольных минометов, которые после Великой Отечественной Войны СССР передал в Китай. Обстрел шел с расстояния до 5-ти километров «по площадям», затем банды подходили ближе и вели огонь из гранатометов и стрелкового оружия. Были случаи, когда советники и я, в их числе были всего на волосок от смерти, но, Бог миловал, все остались живы и здоровы.

Примечательно, что именно на войне я впервые познакомился как с ощущением состояние измененного сознания, так и с проявлением сверх интуиции. Поскольку именно в критических ситуациях подобные состояния проявляются лучше всего.

Однажды после окончания очередной командировки в провинции Заболь (Кандагарская зона ответственности) я должен был рано утром вылететь на вертушках в город Кандагар, а оттуда самолетом в Кабул.

Вечером, как и положено, перед отъездом в союз, я накрыл стол для сотрудников опер группы и афганских друзей из ХАДа (в переводе «Служба государственной информации»). А уже в 5 утра слышу шум винтов вертолетов, мы быстро оделись, сели в уазик опергруппой из 8-ми человек и поехали.

До, вертолетной площадки было всего около полутора километров по хорошей наезженной дороге или 500 метров через буераки напрямик. Но, во время отъезда от места дислокации, мне, как будто кто-то начал настойчиво внутри головы внушать, чтоб мы не ехали не по хорошей дороге, а пробирались напрямик «по пересеченке».

С трудом пересилив себя, я дал команду водителю ехать по ухабам, чем вызвал жуткое недовольство своих товарищей, но водитель ослушаться не посмел, и, прыгая по оврагам мы, чертыхаясь, подъехали к плюхнувшемся на землю вертолету, который, взяв меня на борт, тут же взлетел, а оперативники поехали в распоряжение опер группы ГРУ, что бы выпить за мой благополучный отлет домой.

И лишь через сорок минут, благополучно долетев до базы в Шахджое, дежурный офицер батальона сообщил мне, что за 10 метров до того места как мы свернули с дороги, была заложена противотанковая мина, на которой подорвался в то утро трактор с прицепом, в котором было 5 местных крестьян. Таким образом, интуиция помогла спастись и мне самому и всей опер группе.

В другой раз — я ехал из Кандагара на БТР в место дислокации опергруппы, в расположении Кандаграского аэропорта. Мое место было рядом с водителем БТРа, но почему-то внутренний голос загнал меня на заднее сидение БТРа, а при подъезде к Аэропорту нас обстреляли.

Водитель таджик, первого года призыва, от испуга выпрыгнул из БТРа и тот, въехав на мост, стал проваливаться на перила и падая в арык с 4 метровой высоты.

До падения оставались доли секунды, БТР уже почти летел в пропасть, наклонившись градусов на 45, и тут какая-то необъяснимая сила пробкой вытолкнула меня на броню, и я просто перешагнул на мост. В этой ситуации мы потеряли всего одного человека, правда тот солдат, который сидел на моем месте хоть и получил сильные ушибы, но все, же остался жив.

Наконец в 1987 году с честью выполнив интернациональный долг, я, вернулся домой, попав, в СССР в самый разгар перестройки и всеобщего бардака.

Родина щедро наградила меня орденом «Боевого красного знамени», афганским орденом «Дружбы народов» и медалями ДРА «За хорошую охрану госграницы», «От благодарного Афганского народа» и благодарностью Верховного Совета СССР.

Но Комитет государственной безопасности не дал долго скучать и направил меня в звании подполковника начальником транспортного подразделения УКГБ МО в аэропорт Домодедово. В то же время с каждым днем приближался коллапс власти, не заметить который было уже просто невозможно.

И вот в один из таких будничных дней, уже полковником я случайно встретил Александра Васильевича Коржакова. Хотя мы с ним были знакомы и прежде, впервые повстречавшись, еще во время моей первой командировки в ДРА во дворце Бабрака Кармаля, Генерального секретаря ЦК НДПА. Которого в то время со своими коллегами из 9-го управления КГБ СССР, охранял Коржаков.

Александр Васильевич сначала меня не узнал, но затем, разговорившись, вспомнив афганские эпизоды, стал расспрашивать о службе. Он тогда занимал должность начальника отдела безопасности Председателя Верховного совета РСФСР. Пост, который достался ему вместе с избранным на съезде депутатов Председателем Верховного совета РСФСР Б.Н. Ельциным, и охрану, которого он возглавлял, когда Ельцин работал еще первым секретарем Московского ГК КПСС.

Узнав, что работа перестала приносить мне удовлетворение, Коржаков пригласил к себе на работу в отдел безопасности заместителем. Недолго думая я, согласился и уже на другой день принес рапорт руководству с просьбой об увольнении на пенсию, тем более что со льготными афганскими и двумя годами военной кафедры МАИ выходило двадцать шесть лет выслуги. Меня отпустили, но, узнав, о намерениях перейти на работу к Ельцину в кадрах долго отговаривали, а затем, молча, уволили, без права ношения формы, видимо посчитав «предателем».

 

Глава 5 Знакомство с психотроникой

Народу в отделе было около десяти человек, люди подобрались из разных ведомств, но в основном гражданские не связанные присягой и соответствующими нормативными документами.

Оперативная работа базировалась в основном на старых связях, а большая часть сотрудников, хоть и была с навыками охранной службы, но технических возможностей не имела, да и зарплата первое время выдавалась лишь периодически. Шел процесс формирования новой структуры, а обстановка в стране оставляла желать лучшего.

Незаметно приближался август 1991 года, уничтоживший величайшую из империй.

И вот как-то накануне путча Б.Н. Ельцин гостил у своего друга Нурсултана Назарбаева в Казахстане. Когда же он вернулся, оперативный дежурный отдела безопасности вдруг вызывает весь личный состав охраны по тревоге в Белый дом.

Войдя в здание Правительства, я сразу ощутил царившую там жуткую суматоху, у всех на устах звучало лишь одно слово «ГКЧП», депутаты, бегали по коридорам, шумно спорили о будущем страны и все, почему-то требовали оружия. Неожиданно вошел Ельцин со свитой, и сразу же начал работать над призывами к народу, давать свои оценки происходящим событиям. Ситуация ощутимо накалялась, но никто не знал, что будет дальше.

Неожиданно у Белого Дома появляются танки генерала Лебедя, а вскоре и он сам приехал на переговоры. В это же время в отдел приходит оперативная информация, что сотрудники «Альфы» отказываются идти на штурм и проливать невинную кровь соотечественников. Но напряженность все равно сохраняется, никто не знает, что произойдет в следующий момент.

В итоге охрана уговаривает Ельцина спуститься в бункер, где находится пульт запасного управления страной на случай войны. Тот долго отказывается, но затем соглашается. И вместе с Хасбулатовым спускаются на лифте в бункер.

При этом парадокс ситуации заключался в том, что бункер долгое время находился на консервации, а для его расконсервирования, включения вентиляции и воды требовались соответствующие нормативные документы. Создалась комичная ситуация, когда, идя по проходу в самое укрепленное помещение, имеющие выход к путям метрополитена, он сильно возмущался, что в оцинкованных бачках нет воды, аварийные телефоны не работают, а умывальники и туалеты заколочены и находятся без воды. Вентиляции нет вовсе, да еще открыт свободный доступ в бункер со стороны метрополитена.

Тут же по указанию Коржакова на выходе к путям метро ставят растяжки. В этот момент свет в здании гаснет, лифты обесточиваются, остается только аварийное освещение. Что делать дальше не знает никто.

В этот момент я обращаюсь к Коржакову за разрешением подняться в приемную Президента на разведку, и, получив разрешение, быстро исчезаю в проеме лестницы.

Учитывая, что лифты не работали, пешком преодолеваю 12 этажей, и оказываюсь в коридоре приемной, где царит зловещая пустота. Вся внутренняя охрана, осуществляемая милицией, разбежалась, и лишь телефоны надрываются в приемной Президента.

Хорошо понимая, что страна висит на волоске от распада, и гражданской войны беру трубку ближайшего звонившего аппарата и отвечаю на звонок. Затем следующий аппарат. Постепенно, сидя в кресле Президента, по очереди отвечаю Уралу, Сибири, Дальнему Востоку, как могу, успокаиваю звонивших чиновников. И тут раздается звонок из посольства США, из трубки что-то настойчиво предлагали по-английски.

К сожалению, не зная английского языка, но, обладая здоровым чувством юмора, эмоционально произношу реплику на фарси — американцы в шоке замолчали. В это время зазвонил черный аппарат, оказалось, сигнал идет из бункера, а на проводе сам Борис Николаевич. С ним состоялся следующий диалог.

Ельцин: «Кто это?»

Ратников: «Я Ратников, а вы кто?»

Б.Н.: «Я Ельцин, соедините меня с Крючковым». «Есть» — ответил офицер — «Я Вам перезвоню».

Связавшись с оперативным дежурным КГБ СССР и представившись, я спросил, как найти Крючкова, на что дежурный ответил, что связи с ним нет, он находится где-то на Старой площади.

Ответ был тут же доложен Ельцину. А минут через 20 в приемной появился Коржаков с сотрудником охраны. Увидев меня, он удивленно спросил, что я делаю, сидя за столом Президента. «Руковожу страной» — невозмутимо ответил афганский товарищ Коржакова. В окнах приемной начало светать, занималась заря новой эпохи — эпохи разрушения великой страны.

 

Глава 6 Дорога в Кремль

После путча, утомленный Ельцин, в сопровождении Коржакова уехал на неделю Палангу. В это время звонит из отдела безопасности прикрепленный М.С.Горбачева — Валерий Пестов. Беру трубку и как заместитель Коржакова отвечаю на все вопросы. Валерий хотел переговорить с Коржаковым, но, узнав, что его неделю не будет, передал мне просьбу Михаила Сергеевича о встрече.

Речь шла о создании новой охранной структуры в Кремле вместо 9-го управления КГБ СССР, осуществляющего функцию охраны высших должностных лиц государства.

Об этом после возвращении из Фароса Горбачев договорился с Ельциным. Понимая, что вопрос серьезный и ждать возвращения Коржаков нельзя я вместо него поехал на аудиенцию к Президенту СССР на автомашине, которую прислал Пестов.

Через 15 минут меня принимал Горбачев, который поделился своими мыслями о создании новой охранной структуры, в составе которой были бы две самостоятельные службы безопасности Президента СССР и Президента России.

Разговор касался обсуждения кандидатур на должность начальника общей структуры охраны и двух его заместителей от каждой СБ соответственно.

Михаил Сергеевич предложил на должность начальника — Владимира Степановича Редкобородого, честного офицера и чуткого руководителя, кадрового офицера, честного и чуткого руководителя, бывшего сотрудника 9-ки, занимавшего в то время должность начальника протокола при Председателе КГБ СССР Крючкове.

Данная кандидатура, по словам Горбачева, была согласована с Пестовым и Коржаковым. Правда, Михаил Сергеевич не знал, что Редкобородый раньше был у них начальником отделения.

Затем Горбачев спросил, кого Коржаков выдвигает на должность замов Редкобородого. Не моргнув глазом, называю свою фамилию и фамилию Соколова на должность зама — хозяйственника. Быстро пробежав по нашей автобиографии, Михаил Сергеевич заметил, что сейчас, в такое непростое время перестройки, нужны люди «от сохи», на которых можно было бы положиться.

Затем Президент СССР пригласил с себе Редкобородого и, поговорив с ним несколько минут, дал команду подготовить Указ о назначении согласованных лиц, оставив начальниками двух СБ — Пестова и Коржакова соответственно. Через тридцать минут Указ о назначении был подписан.

После этого встал вопрос о разработке новой структуры и штатном расписании, для этой цели создали рабочую группу из специалистов, которая за неделю подготовила соответствующие документы и временную правовую основу в виде указов обоих Президентов.

Новую структуру назвали Главным Управлением Охраны Российской Федерации и созданная на базе отдела безопасности, служба вскоре переехала в Кремль, куда через некоторое время перебрался из Белого дома и Ельцин.

Впоследствии до самого отречения Горбачева обе службы работали слаженно и четко, чувствовалась выучка КГБ СССР, дисциплина и ответственность.

Но после роспуска СССР и «воцарении» одного Президента в лице Б.Н. Ельцина остро встал вопрос о достоверной экспертной оценке сложившегося положения в новой России и возможных угрозах в адрес государства и его руководителя.

Для организации эффективной работы ГУО и СБ требовалась новая особая система интеллектуального обеспечения, которая позволяла бы принимать своевременно упреждающие меры против возникающих угроз.

Такой системой стала небольшая информационно-аналитическая группа, использующая новые биотехнологии для получения нужной информации из коллективного бессознательного по методу, позаимствованному у военных специалистов части 10003.

Сутью этой биотехнологии являлось использование богатейших возможностей человеческого мозга при получении интересующей информации.

Оказалось, что главное в результатах использования человеческого «биокомпьютера» — это наработка навыков по концентрации внимания, абстрагирования от внешнего мира, ухода от ненужных мыслей с целью концентрации внимания на интересующей проблеме.

С первых дней своего существования новое подразделение столкнулось с рядом серьезных проблем. Дело в том, что в Советские годы у девятого управления КГБ СССР в плане определения, разработки и предотвращения различного спектра угроз в адрес высшего руководства страны был наработан богатейший теоретический и практический опыт.

Ведь в случае возникновения оперативной необходимости на 9-тку работал весь штат КГБ СССР. А у отдела безопасности Верховного Совета РСФСР в бытность Б.Н. Ельцина его председателем таких возможностей, практически не было, да и штат отдела насчитывал не более двадцати бывших сотрудников госбезопасности и правоохранительных органов без отсутствия соответствующего опыта, кроме А.В. Коржакова.

При этом угрозы порой возникали самые нестандартные, как раз одна из них и подтолкнула руководство службы безопасности к изучению нетрадиционных воздействий на руководителей страны.

Так сложилось, что рабочий кабинет Председателя Верховного Совета находился на Краснопресненской набережной в Белом доме, охрана которого была поручена сотрудникам МВД.

И вот вскоре, после занятия кабинета новым Председателем Верховного Совета разразился скандал, спровоцированный обнаружением сотрудниками отдела безопасности над кабинетом Б.Н. Ельцина целой комнаты, с подслушивающей спецаппаратурой.

КГБ попытался выдать ее за аппаратуру защиты от несанкционированного съема информации из кабинета Бориса Николаевича, но приглашенные технические специалисты поставили все на свои места.

А спустя несколько недель Коржаков вдруг стал замечать, что как только Ельцин час-полтора поработает в своем кабинете, у него начинают фиксироваться в поведении элементы неадекватности: забывчивость, ответы невпопад, перескакивание с темы на тему, головные боли и общий дискомфорт, буквально гнавший его из кабинета.

Но как только он покидал кабинет в течении получаса все здоровье восстанавливалось и он возвращался в свое нормальное состояние. Это обстоятельство наводило на мысль, что на председателя Верховного Совета осуществляется какое-то необычное внешнее воздействие. Чтобы проверить это предположение, было решено тщательно обыскать весь кабинет.

Весь кабинет внимательно осмотрели, особенно стеллажи с политической литературой. Оказалось, что предположение сотрудников безопасности оказалось верным. За книжными полками была обнаружена СВЧ антенна, которая представляла собой гибкий каркас прямоугольной формы размером 120х120 см. с натянутой на него прорезиненной тканью. В середине конструкции находился радио излучатель, выступавший сантиметров на десять.

Антенна была подключена к электросети и находилась в активном состоянии. Приглашенный Коржаковым специалист ОТО, подтвердил опасения отдела безопасности, заверив, что неадекватное состояние Бориса Николаевича объясняется именно воздействием на его организм высокочастотного электромагнитного импульса.

Так впервые я на практике познакомился с новым классом угроз — воздействием на человеческий организм электромагнитного излучения малой мощности и различной частоты.

Для того же чтобы яснее представлять этот класс угроз, надо было понимать, что такое психотроника — наука о механизмах информационных связей, регуляции и управления психикой, физиологией и энергетикой человека.

Самостоятельно изучая этот класс угроз, я невольно проявил оперативный интерес так же к магии, и к экстрасенсорному воздействию на человека, тем более, что хорошо знал, что в советское время все выявленные с экстрасенсорными возможностями лица находились в органах госбезопасности на специальном учете.

Позже изучая открытые материалы по данной теме, я понял, какие коварные последствия могут нести для человека подобные дистанционные воздействия на его организм, особенно для лиц, принимающих важные и судьбоносные для страны решения.

В связи с этим перед нами остро встал вопрос о способах защиты руководства России от подобных воздействий. Сотрудников безопасности в первую очередь интересовал вопрос выявления признаков дистанционного воздействия на охраняемый объект и техника уклонения от пси-импульса.

Оказалось, что техника уклонения от пси-импульса опирается на законы биофизики, так как физической основой и экстрасенсорного воздействия и психотронного излучения является управление электрической проводимостью ДНК человека.

Молитва ли, транс ли, мысленно-волевой приказ экстрасенса или психотронный луч всего-навсего наводят в генах сильные электротоки или же прерывают ДНК-проводимость, что, в свою очередь приводит к нужному управлению людьми. Ведь магия, это ни, что иное, как практика воздействия на материальный мир с помощью мысли и духовных сил.

Так называемая эгрегорная магия использует коллективную энергию толпы, любого социального объекта, но управлять ею может один оператор. Объектом же воздействия эгрегорной магии может стать практически любой человек.

Тем более развал СССР породил такое количество новых угроз, что их обнаружение требовало уже скоростной экспертной оценки всего спектра угроз в адрес Президента и нового государства.

Но, в, тоже время структуры бывшего КГБ СССР находились в открытой оппозиции по отношению к Ельцину, поэтому на качественную и достоверную информацию от них рассчитывать самостоятельной ГУО РФ не приходилось.

Требовалось создание своей собственной системы интеллектуального обеспечения на основе ситуационного анализа происходящего. Используя метод «мозгового штурма», структура ГУО, начала кропотливо создавать свою информационную базу угроз и их классификацию.

Для более качественной работы периодически приглашались специалисты из других спецслужб России. И вот как-то раз в очередной рабочей группе в качестве приглашенного эксперта от бывшего КГБ СССР, принимал участие Георгий Георгиевич Рогозин, будущий заместитель начальника Службы безопасности Президента — А.В. Коржакова.

Узнав, что Рогозин раньше занимался изучением феноменальных способностей человека и использовал их в практической деятельности по прогнозированию обстановки, первый заместитель начальника ГУО РФ, курировавший кадры, предложил Рогозину перейти на работу в ГУО консультантом.

Тот согласился, но с оговоркой, что все зависит от руководства госбезопасности, поскольку он уже имеет приказ на командирование его во Владивосток.

Согласовав вопрос перевода Рогозина в ГУО с Первым замом Бакатина, тогдашнего главы госбезопасности, я направил свой запрос и буквально через несколько дней Рогозин появился в Кремле.

Когда он рассказал о возможности использования биотехнологий в вопросах оценки обстановки и дальнейшего прогнозирования ее развития, мне стало понятно, что это как раз та технология, которую мы так долго искали.

Я попросил Рогозина подобрать соответствующих сотрудников КГБ для работы в ГУО. Очень быстро такая группа была сформирована и необходимые офицеры переведены на работу в Кремль.

Рогозин в доступной форме рассказал нам о возможностях так называемого измененного состояния сознания, когда

 оператор-сенсетив подключившись к информационному каналу, считывает интересующую информацию, которая затем анализируется, систематизируется и используется в моделировании обстановки.

Процесс происходил в следующей последовательности: человек входил в транс, подключался к информационному каналу и снимал через задаваемые вопросы информацию о возможных вариантах развития обстановки в стране на определенный период времени. Как правило, насчитывалось до пяти различных вариантов, в зависимости от соответствующей рефлекции оппозиционных сил и руководства страны.

По каждому вероятному сценарию снималась информация о знаковых признаках ее наступления, затем составлялась карта признаков, которые отслеживались в реальном времени и в случае их совпадения, делался прогноз развития ситуации.

Помимо получения, нужной информации оператор-экстрасенс мог в состоянии измененного состояния сознания погружаться в прошлое, настоящее и будущее, подробно описывать увиденное, а также по фотографии или знакомому образу считывать информацию о вероятных намерениях интересующего человека.

Естественно, что получаемая подобным образом информация требовала перепроверки обычными средствами, но указывала направление работы, то есть оператор-экстрасенс был одним из инструментов в руках аналитиков для решения возникающих задач.

В итоге силами офицеров — экстрасенсов ГУО был создан целый перечень виртуальных диалогов с лидерами ряда Западных держав, доскональный анализ которых, проверенный средствами разведки помог ликвидировать несколько десятков реальных угроз возникавших перед Россией и её руководителями в первой половине девяностых годов.