Подобно печам Освенцима, смертным оврагам Бабьего яра, безмолвным пепелищам Хатыни автомобили-душегубки являются одним из многочисленных символов преступлений нацистов, совершенных во время Второй мировой войны. Эти злодеяния преданы международной огласке, а их идеологи и непосредственные творцы, в большинстве своем, получили заслуженное возмездие.

В отличие от гитлеровских, советские преступления до настоящего времени таковыми не просто не признаны, но и имеют массу защитников, оправдывающих ужасы ленинско-сталинского террора «высокими достижениями» позднейшего времени.

Между тем, человеконенавистничество и дикость большевистской системы не просто предвосхитили на целые десятилетия безумства и зверства германских национал-социалистов, но и в дальнейшем послужили наглядным примером для левоэкстремистских режимов в странах Восточной Европы, Азии, Африки и Латинской Америки. В деле массового уничтожения своих потенциальных, реальных и мнимых врагов советский коммунизм испробовал все возможные средства и способы. Так, задолго до прихода Гитлера к власти и организации нацистами первых «лагерей смерти», подобные «учреждения» исправно функционировали на Севере России. А создал их известный своей изуверской жестокостью первый руководитель Особого отдела ВЧК, соратник Дзержинского, Михаил Сергеевич Кедров.

География и хронология советских преступлений обширны. Начиная с 1918 г. и по меньшей мере до самой смерти Сталина в марте 1953 г. пространство «шестой части суши» было покрыто сетью узилищ, застенков и боен. Соловки, Холмогоры, Багреевка, Левашовская пустошь, Бутовский полигон, Куропаты, Быковня, Сандармох — вот только наиболее известные названия всероссийских Голгоф.

И было бы странно, что, обладая столь внушительным палаческим опытом, советские коммунисты хотя бы на уровне «самодеятельности» не попытались опробовать различные способы умерщвления. Включая и те, которые до настоящего времени считаются исключительной «прерогативой» нацистов.

Одним из подобных примеров своеобразного «первенства» советских коммунистов в деле организации процесса уничтожения их потенциальных, реальных и мнимых противников, является использование удушающих газов.

Первые случаи применения большевиками отравляющих веществ относятся к периоду Гражданской войны. Наиболее известный эпизод: подавление восстания в Тамбовской губернии в 1920-1921 гг. Оперативно-секретный приказ №0116 от 12 июня 1921 г., выпущенный за подписью командующего войсками Тамбовской губернии Михаила Тухачевского и начальника штаба войск Генштаба Николая Какурина с целью «немедленной очистки лесов» от повстанцев, предписывал применять ядовитые газы, точно при этом рассчитав, чтобы «облако удушливых газов распространялось полностью по всему лесу, уничтожая все, что в нем пряталось».

Сохранились и донесения непосредственных исполнителей этого приказа. Так, в рапорте начальника отдела Заволжского дивизиона от 20 августа 1921 г. сообщалось об израсходовании при операции в районе озера Рамза 130 шрапнельных, 69 фугасных и 79 химических снарядов. В донесении от 23 августа 1921 г. командир Белгородских артиллерийских курсов Нечаев докладывал, что во время обстрела острова, на котором располагалась одна из баз партизан, его дивизионом были выпущены 65 шрапнельных снарядов, 49 фугасных и 50 химических снарядов.

Таким образом, Советская Россия стала первым в истории XX в. государством, применившим химическое оружие против собственного народа.

Другой известный пример применения большевиками удушающих газов относится к более позднему времени — периоду «Большого террора» 1937-1938 гг. (называемого также «ежовщиной»). В рамках исполнения оперативного приказа наркома НКВД Николая Ежова №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», утвержденного Политбюро 31 июля 1937 г., сотрудники советских карательных органов произвели внезапные аресты, ликвидацию и высылку сотен тысяч людей.

Приведением в исполнение смертных приговоров занимались особые оперативные группы во главе с чекистами-начальниками. Во всех регионах страны устраивались специальные полигоны для массового уничтожения «врагов народа» и их последующего захоронения. Ввиду большого количества смертников и дабы уложиться в отведенные сроки, занятые в расстрелах сотрудники «органов» проявляли большую «изобретательность».

Для экономии патронов и времени использовались самые разнообразные методы. На Дальнем Востоке приговоренных к смерти топили в море; в некоторых областях Украины рубили топорами; в Новосибирской области душили. Но наиболее «продвинутыми» оказались московские энкваведисты, опробовав метод убийства людей посредством удушения отравляющим газом.

Автором данной идеи стал начальник административно-хозяйственного отдела (АХО) УНКВД по Московской области Исай Давидович Берг. Лейтенант госбезопасности, член ВКП (б) с 1930 г., он исполнял решения «тройки» УНКВД по Московской области: возил на расстрелы. Но после того, как общее число осужденных на расстрел в Москве стало переваливать за 300 человек в день, справиться с таким обилием смертников палачам стало уже невозможно.

Берг предложил собственный способ решения этой проблемы. С его участием были созданы автомашины, так называемые душегубки. Они маскировались под хлебные фургоны. В среднем в них вмещались 20 — 30, а иногда и 50 человек. Сконструированы они были таким образом: внутрь фургона поворачивалась выхлопная труба, и по пути следования к месту исполнения приговора люди отравлялись газом. Прежде чем бросить в машину, приговоренных к расстрелу арестованных раздевали догола, связывали, затыкали рот. Таким образом, по прибытии на место казни расстрельной команде оставалось только выгрузить трупы для погребения в заранее приготовленных рвах.

Не все обреченные умирали от удушения угарным газом в пути; некоторые (очевидно, самые крепкие) при такой системе оказывались в полубессознательном состоянии. Но воля этих людей была подавлена, и они принимали смерть как избавление от мучений.

Нынешними защитниками «светлого образа» сталинщины этот факт применения удушающих газов во время «ежовщины» решительно отрицается. Высказывается мнение, что, если гитлеровцы факты применения душегубок документировали, а НКВД – нет – «ничего этого не было, потому что не могло быть».

Такую аргументацию никак нельзя назвать обоснованной. По той причине, что в нацистской Германии использование автомобилей-душегубок санкционировалось на самом высоком уровне, в то время как в сталинском СССР убийства людей посредством отравляющих газов являлись «инициативой» чекистов, непосредственно занятых исполнением приговоров.

То есть, советские душегубки представляли собой своеобразное «ноу-хау», импровизацию с целью облегчить уничтожение приговоренных к смерти людей. Понятно, что в этом случае единственными документальными источниками информации будут признательные показания — и то лишь в том случае, если такой сотрудник советских карательных органов впоследствии репрессировался. Именно так был зафиксирован факт применения автомобилей-душегубок на Бутовском полигоне.

Уместно в этой связи привести мнение известного историка советских органов государственной безопасности и политических репрессий в Сибири, Алексея Георгиевича Теплякова, считающего, что показания в следственном деле И.Д. Берга «вполне основательны, поскольку придумывать такие подробности было бы сильно затруднительно. Тем и бьют архивные факты, что за ними и вымысел не угонится». (Выделено мной – Д.С.) (Письмо Теплякова А.Г. от 14 мая 2011. // Личный архив автора).

Считается, тем не менее, что этот эпизод применения удушающих газов является единственным в своем роде, а потому дающим повод для скепсиса.

Но, как показывает анализ ряда воспоминаний, практика удушения приговоренных в специально приспособленных для этого автозаках получила определенное распространение и за пределами советской столицы. Один такой эпизод, имевший место в Иваново во время «ежовщины» в отношении группы высокопоставленных партийных работников, объявленных «врагами народа», приводит автор сенсационных по своей откровенности мемуаров «НКВД изнутри. Записки чекиста», Михаил Павлович Шрейдер.

После оглашения приговора осужденным раздали по четвертушке бумаги и предложили написать прошения о помиловании. Так, во избежание возможных эксцессов, обреченным на смерть вселяли призрачную надежду, что для них еще ничего не закончено, и сейчас их повезут обратно в тюрьму.

Но через несколько часов автор воспоминаний «узнал от одного из сотрудников, сопровождавших эту группу осужденных на расстрел, что приговор уже приведен в исполнение. Причем он рассказывал, что, когда закрытая автомашина прибыла к месту расстрела, всех осужденных вытаскивали из машин чуть ли не в бессознательном состоянии. По дороге они были одурманены и почти отравлены выхлопными газами, специально отведенными по спецпроводу в закрытый кузов грузовика» . (Выделено мной – Д.С.) (Шрейдер М.П. НКВД изнутри: Записки чекиста. — М.: Возвращение, 1995. – с.78)

Этому свидетельству вполне можно верить. Около двадцати лет (с Гражданской войны и по 1938 г. включительно) проработав в системе ВЧК-ОГПУ-НКВД, Шрейдер являлся одним из немногих высокопоставленных сотрудников советских карательных органов, кто, будучи арестован в разгар репрессий конца 1930-х гг., не только сохранил себе жизнь (отделавшись лагерным сроком), но и спустя много лет доверил свои мысли бумаге.

Еще одно упоминание о душегубках на службе НКВД можно увидеть в книге известного советского диссидента, генерала Петра Григорьевича Григоренко, «В подполье можно встретить только крыс...». В ней автор приводит свидетельство одного из своих друзей, Василя Ивановича Тесля, ставшего для Григоренко тем человеком, который поставил его на путь «освобождения от пут коммунистической идеологии».

«…Тесля был директором совхоза и, естественно, больше всего рассказывал он о том, что происходит в сельском хозяйстве, однако затрагивались и другие темы, среди них и тюремно-лагерные воспоминания. И вот однажды, когда мы как-то коснулись вопроса фашистских зверств:

(Григоренко П.Г. В подполье можно встретить только крыс… — Нью-Йорк, Издательство «Детинец», 1981. // http://lib.ru/POLITOLOG/GRIGORENKO/podpol.txt)

— Какими же зверями, нет, не зверями... растленными типами надо быть, чтобы додуматься до душегубок.

В ответ Василь Иванович, поколебавшись, произнес:

— А вы знаете, Петр Григорьевич... душегубки изобрели у нас... для так называемых кулаков... для крестьян.

И он рассказал мне такую историю.

Однажды в Омской тюрьме его подозвал к окну, выходящему во двор тюрьмы, сосед по камере. На окне был «намордник». Но в этом наморднике была щель, через которую видна была дверь в другое тюремное здание.

— Понаблюдай со мною, — сказал сокамерник.

Через некоторое время подошел «черный ворон». Дверь в здании открылась, и охрана погнала людей бегом в открытые двери автомашины. Я насчитал 27 человек — потом забыл считать, хотел понять, что за люди и зачем их набивают в «воронок», стоя, вплотную друг к другу. Наконец закрыли двери, прижимая их плечами, и машина отъехала. Я хотел отойти, но позвавший меня зэк сказал: «Подожди. Они скоро вернутся». И действительно вернулись они очень быстро.

Когда двери открыли, оттуда повалил черный дым и посыпались трупы людей. Тех, что не вывалились, охрана повытаскивала крючьями... Затем все трупы спустили в подвальный люк, который я до того не заметил. Почти в течение недели наблюдали мы такую картину. Корпус тот назывался «кулацким». Да и по одежде видно было, что это крестьяне.

Слушал я этот рассказ с ужасом и омерзением. И все время видел среди тех крестьянских лиц лицо дяди Александра. Ведь он же по сообщению, которое я получил, «умер» в Омской тюрьме. Вполне возможно, что умер именно в душегубке» . (Выделено мной – Д.С.)

А вот еще одно свидетельство. Фрагмент воспоминаний Валентина Тараса. Известный белорусский писатель, поэт, публицист, в годы войны с нацистской Германией он воевал в партизанском отряде, и без прикрас описал царившие там жестокие нравы, отмечая, что именно тогда начал разрушаться фундамент его советского воспитания. Не последнюю роль сыграл в этом следующий эпизод:

«Семья одного из бригадных особистов (фамилии не помню) жила в Бресте, и кто-то из местных донес немцам, что это семья работника НКВД. И всю семью расстреляли. Узнав об этом, особист напился с горя, ходил по всем бригадным землянкам, плакал, бил себя в грудь и спрашивал у каждого, кто попадался ему на пути: «Ты когда-нибудь видел, чтобы чекист плакал? Я никогда не плакал! Я стрелял людям в затылок - и не плакал! Я заталкивал людей в душегубки - и не плакал! А сегодня я плачу! Мою семью убили! Мать, жену, деток!...Гады! Звери!...»

(Тарас Валянцін. На высьпе ўспамінаў — Вільня: Інстытут беларусістыкі, 2007. — (Кнігарня “Наша Ніва”). — Другое выданьне. – с.254)

Конечно, горе этого человека была страшным, невыносимым и задело каждого! Но мы с моим другом Степкой ужаснулись также и его словам про выстрелы в затылок и душегубки. Разве у нас есть душегубки? Это же у фашистов душегубки! Это же фашисты стреляют в затылок! Может, он бредит от горя?

Мы со Степкой просто опешили от того, что услышали и пошли в землянку начальника типографии подпольного обкома партии и стали расспрашивать его, как такое может быть – то, что кричал особист? Начальник типографии растерялся от такого вопроса и стал взволнованно и быстро говорить нам, что вот только что этот особист был у него, и ничего такого он не говорил, и мы все это придумали.

И, отводя глаза, стал нам объяснять, что у партии раньше было много врагов, что перед войной страна кишела немецкими агентами и шпионами и надо было как можно быстрей уничтожать их всеми средствами...» (Выделено мной – Д.С.)

Итак, нами рассмотрены фрагменты воспоминаний, чьи авторы – совершенно разные люди, придерживающиеся полярных политических взглядов. Не будучи знакомы друг с другом, они приводят похожие эпизоды, имевшие место в разных регионах страны. Что, без сомнения, красноречиво свидетельствует о том, что отравление людей угарными газами не было для коммунистов какой-то экзотикой.

Ведь если государство ставит перед собой целью уничтожение в кратчайшие сроки многих тысяч людей, то способы ее достижения отыщутся сами собой.

Фото вверху — с сайта aratta-ukraine.com