Командующий группой войск на Малой земле генерал-майор Гречкин намочил в ведре носовой платок, провел им по усталому и небритому лицу, потянулся и начал прохаживаться из угла в угол по низкому, сводчатому капониру. Он не спал двое суток и вышагал за эти сорок восемь часов по капониру десятки километров.

Двое суток не утихает огненный ураган. Днем и ночью сотни вражеских самолетов сбрасывают на десантников бомбы, непрерывно рвутся тысячи снарядов и мин, а пули свистят над всем плацдармом. Гитлеровцы хорошо подготовились к наступлению. Гречкин знал из показаний пленных и из сообщений штаба, что командующий 17-й немецкой армией генерал Руофф создал специальную боевую группу под командованием генерала Ветцеля. В эту группу входят четыре дивизии, ей приданы 1200 самолетов и до пятисот орудий. Флотилия торпедных катеров и подводные лодки блокировали плацдарм с моря. Говорят, что сам Гитлер дал предписание сбросить малоземельцев в море и превратить Новороссийск в неприступную крепость.

Что-то будет.

Но пока за двое суток боев гитлеровцам не удалось сдвинуть десантников ни на один метр. Нарушены все законы военной науки. Согласно этим законам, десантники должны были быть опрокинутыми в море еще вчера. Еще вчера все было сметено огнем. Каким чудом уцелели десантники?

Начальник штаба полковник Аникеев сидел за столом и, ероша на голове волосы, водил карандашом по карте. Генерал остановился около стола, несколько мгновений следил за движением карандаша, потом сказал:

— Ну так как, Алексей Степанович, подбросим в сто седьмую наш резерв или воздержимся? Шуклин настойчиво просит.

Не отрываясь от карты, начальник штаба, морща высокий лоб, медленно, словно обдумывая каждое слово, заговорил:

— Немцы атакуют сто седьмую. Но атакуют и сто шестьдесят пятую и двести пятьдесят пятую в Станичке и со стороны кладбища. Ведут наступление и на Безымянной высоте против сто семьдесят шестой дивизии генерала Бушева. В общем, почти со всех направлений. Но я не понимаю, зачем им наступать на гору Колдун, где стоит сто седьмая? Там самый трудный для наступления участок. Со стороны Станички наступать им тоже несподручно. А бомбят, особенно сегодня, балки между горой Колдун и Безымянной высотой чаще чем другие участки. Оборону там держит пятьдесят первая бригада полковника Косоногова. Он доносит, что его также атакуют. Вчера по лощине пустили три танка. Вот я и думаю…

— Ну, думай, думай. Я тоже думаю, — коротко бросил генерал и опять принялся шагать.

По его лицу скользили тени. Лампа, сделанная из гильзы снаряда, коптила и вздрагивала от каждого близкого разрыва. Темные глаза генерала, казалось, совсем запали в орбиты, а морщины на лице стали еще резче.

— Кое-кто думает, возможно, что немцы дураки, — не поворачивая головы и не останавливаясь, произнес генерал.

— Я врага никогда дураком не считал, — обидчиво отозвался начальник штаба. — Вы, Алексей Александрович, не по тому адресу направили ваше замечание.

Генерал сел на койку, закурил и внимательно посмотрел на усталое лицо начальника штаба.

— Не сердитесь, полковник. Это я просто вслух высказался, В мыслях поставил себя на место генерала Ветцеля и решал за него боевую задачу. Я пришел к выводу, что Ветцель — хитрая бестия, вчера и сегодня он прощупал всю нашу оборону, наступал и на Шуклина, и на Бушева, и на Горпищенко, и на Потапова, и на Косоногова с целью нанести урон и нащупать наши слабые места. А сегодня усиленно бомбили балку и лощину между Колдуном и Безымянной не зря. Думаю, что завтра они нанесут главный удар по этой балке, где стоит пятьдесят первая бригада полковника Косоногова. И ударят в стык этой бригады с восьмой гвардейской. Замысел такой: прорвать нашу оборону в лощине и по ней пройти до моря, а потом уже, разрезав Малую землю надвое, бить нас по частям. Что вы скажете на это?

— Мои мысли совпадают с вашими, — высказался начальник штаба. — Выдержит ли бригада Косоногова? И численный состав, и качественный… Бригада пришла из-за Закавказья, в боях до этого не участвовала, моряков в ней нет.

Генерал задумался. Опасения начальника штаба не лишены оснований.

— Чей батальон на стыке?

— Капитана Березского. Опытный кадровый офицер.

Вошел начальник политотдела полковник Рыжов, широколицый, плотного телосложения и всегда спокойный.

— Сегодня ночью, — сообщил он, садясь на табуретку, — доставят обращение Военного совета армии ко всем малоземельцам. Только что звонил полковник Брежнев. Военный совет дает нам высокую оценку и надеется, что мы сдержим натиск гитлеровцев.

— Они имеют перед нами все преимущества, — сказал генерал. — И численное превосходство, и большее количество самолетов и артиллерии. Они располагают широким простором для маневрирования, чего мы лишены. За нашей спиной только море. Но мы имеем такое оружие, которого у немцев нет, — стойкость. Да, вся наша надежда на воинское мастерство и стойкость наших воинов!

— Позади нас море, смерть и позор… — добавил Рыжов. — Как стемнеет, я пойду поговорю с людьми. Бригада-то гвардейская, десантная, ей не впервой драться. Вернусь под утро.

— А может быть, вам, Андрей Иванович, не стоит самому. Риск большой. Не хочется в такое время остаться без начальника политотдела.

— Я завороженный, — отшутился Рыжов. — Бомба летит, а я в ямку, снаряд летит — раньше его к земле коснусь, пуля засвистит — наклонюсь, не сочту за труд.

— Завидую вашему хладнокровию, — признался генерал.

В дверь просунул голову дежурный офицер.

— Опять летят семьдесят бомбардировщиков, — доложил он.

Гречкин и начальник штаба пошли на наблюдательный пункт. В стереотрубку ничего не было видно — все кругом окуталось дымом и пылью.

Бомбардировщики стали пикировать.

— Так и следовало ожидать, — заметил генерал и локтем толкнул начальника штаба в бок. — Бомбят лощину, где стоит батальон Березского. Вот для кого резерв держать надо.

Он подозвал командующего артиллерией полковника Сабинина.

— Как у вас со снарядами и минами?

— Совсем мало. Почти все расстреляли за два дня. Корабли не успевают подвозить…

— Нацельте орудия на лощину.

— Нацелить можно. Но снарядов…

Генерал склонил седеющую голову. Неужели завтра придется пережить позорный день?