В полночь Клавочка Волошина вскидывает на плечо туго набитый кожаный мешок с письмами и по узкой траншее направляется к берегу моря.

Клавочка — почтальон 8-й гвардейской бригады. В течение трех месяцев она регулярно отвозит на Большую землю письма фронтовиков и доставляет на Малую землю газеты, журналы, письма. Каждую ночь она рискует быть убитой или утопленной. Но на фронте стараются о смерти не думать. Не думала и Клавочка. Ей доставляло истинное удовольствие видеть радостные лица моряков, которым она вручала письма из дому. Клавочку угощали шоколадом, консервами, дарили на память выкроенные из неприятельских парашютов платочки. В такие минуты она забывала о перенесенном риске.

В бригаде Клавочку знали все. Вот только фамилию ее почти никто не помнил. Может, это было потому, что ласковое имя более подходило к хрупкой тоненькой девушке с наивными серыми глазами, с маленьким ротиком и курносым вздернутым носиком, усеянным веснушками. И неулыбчивый командир бригады, и начальник политотдела, и рядовой солдат встречали ее одинаково радостным возгласом: «А, Клавочка!» — и глаза их теплели.

Знали ее и моряки мотоботов, сейнеров и катеров, совершавшие каждую ночь рейсы к Малой земле. С нее не требовали пропуска для проезда на Большую землю. Береговой комендант, уверенно называвший себя комендантом Новороссийска, хотя город еще был в руках фашистов, снабдил ее постоянным пропуском.

Клавочка прошла к берегу узкой траншеей и присела на камень в ожидании, когда подойдут суда.

Было тихо. Море светилось мягким серебристым, с зеленоватым отливом блеском. Ярким пятном глядела в воду круглая луна. На песчаной полоске, отделяющей море от высокого обрывистого берега, темнели пахнущие йодом водоросли. Волны, тихо урча, мягко наползали на отшлифованные серые камни. Клавочка каждую ночь смотрела на море и каждый раз словно впервые его видела. Оно ей нравилось.

Глядя на убегающую морскую даль, Клавочка мечтала. Обо всем. О том, что после войны будет учиться в институте связи. Поедет в Москву, в которой никогда не была. И обязательно в такое время, когда там будет первомайский праздник. Может быть, командир бригады даст ей отпуск на два-три дня после взятия Новороссийска. Тогда она наденет крепдешиновое платье, туфли на высоком каблуке и вдоволь натанцуется.

За ее спиной послышался звонкий голос:

— Привет отважному почтальону!

Подошел молодой лейтенант-артиллерист. Он сел рядом на камень и весело сообщил:

— Сегодня и мне выпало счастье побывать на Большой земле. Еду за новыми пушками!

Клава немного знала этого лейтенанта с черными усиками и голубыми глазами, знала, что лейтенант сочиняет стихи. Одно его стихотворение малоземельский композитор переложил на музыку. Песню с успехом исполняли на смотре художественной самодеятельности.

— Прочитайте какое-нибудь ваше стихотворение, — смущенно попросила она.

— Стихи? Можно! — охотно согласился лейтенант, искоса взглянув на девушку, и тихим голосом стал декламировать:

— Хорошо, — в задумчивости проговорила Клавочка и вдруг вскочила: — Идут, идут!

На светлой глади моря отчетливо выделялись черные точки. Это шли с Большой земли мотоботы, сейнеры, катера. Они везли боеприпасы, продовольствие, оружие, новое пополнение защитникам Малой земли.

— Сейчас начнется, — не скрывая тревоги, сказала Клавочка и потянула за рукав лейтенанта в укрытие, представлявшее гору мешков, набитых песком.

Через несколько минут действительно началось, как каждую ночь. Гитлеровцы, владевшие большинством высот, заметили приближающийся караван судов. Над морем стали рваться светящиеся снаряды. А около судов взлетали фонтаны воды — это рвались фугасные снаряды. При лунном свете было видно, как лавировали суда, упорно держа курс на Малую землю. Неожиданно в стороне от каравана замелькали красные и зеленые трассирующие пули. Клавочка сразу догадалась, что к каравану подобрался вражеский катер. Но ему навстречу уже несся наш катер-охотник. Между ними завязался поединок. Огненные трассы засверкали над морем. Другие наши катера опоясывали караван дымовой завесой. Вражеское судно не выдержало и исчезло.

Суда подходили к Малой земле. Теперь гитлеровцы сосредоточили огонь по берегу. Но он был высок, и снаряды перелетали в море метров на тридцать-пятьдесят или рвались наверху. Осколки визжали на берегу, дырявили мешки с песком, звякали по камням. Вот одно судно проскочило в мертвую зону и ошвартовалось, за ним другое, третье…

Из-за укрытий выскочили грузчики, интенданты и начали выгружать суда. Снарядные осколки продолжали визжать в воздухе. Но на них никто не обращал внимания. Было не до этого. Нужно быстрее разгрузить и нагрузить корабли, чтобы они до рассвета успели попасть на Большую землю.

Лейтенант хотел встать и выйти из-за укрытия, но Клавочка его удержала.

— Сейчас нам там делать нечего. Мешать только будете грузчикам. Через час окончат разгрузку. Потом на суда будут сажать раненых. А уж потом командировочных.

Тогда лейтенант, насвистывая песенку, стал прохаживаться вдоль бруствера из мешков. Клавочка сидела и терпеливо ждала конца разгрузки. Лейтенант остановился и заметил:

— Вот про этих интендантов не скажешь, что они тыловики. Здесь пожарче передовой. Каждую ночь так?

— Каждую.

— И ты, Клавочка, каждую ночь здесь?

— Приходится, — пожала плечами девушка.

Лейтенант поразился, не нашел, что сказать, и опять начал шагать: «Эта хрупкая девушка каждую ночь совершает геройский поступок и сама этого не замечает. Вот о ком надо писать стихи!»

Разгрузку закончили. Из берегового госпиталя, палаты которого находились глубоко в земле, санитары начали носить раненых.

— Клавочка, где ты? — раздался с одного мотобота басистый голос.

Девушка радостно откликнулась:

— Иду!

Она кивнула лейтенанту, вскинула на плечо мешок и пошла. Матрос услужливо подал ей руку.

Береговой комендант, покусывая ус, наблюдал за мотоботом, попавшим в зону обстрела. Его бесило, что мотоботы так медленно ползут по воде.

Как старый моряк, он терпеть не мог тихоходов.

— Проскочил! — облегченно вздохнул он, когда мотобот отошел от берега метров на пятьсот.

…Сутки спустя в полночь сержант Гладков, светловолосый загорелый моряк, вернулся с передовой. Его запыленные брюки и гимнастерка были порваны. Из-под расстегнутого воротника виднелась полосатая тельняшка.

Поставив в угол блиндажа миноискатель, он пошел с докладом о выполнении задания к командиру саперной роты старшему лейтенанту Бухарцеву. При входе в блиндаж он застегнул воротник — командир не любил «расхлястанных», как он выражался. Войдя в блиндаж, остановился в выжидательной позе. Старший лейтенант говорил по телефону. Глянув на вошедшего, он кивнул головой на топчан, а сам продолжал кричать в трубку:

— Говори толком. Почему пропало наше саперное имущество? Что? Гитлеровцы подбили мотобот и сейнер? Вот проклятые! На мотоботе? Черт побери! А ты проверь, проверь, может, на другом судне!

Сержант побледнел, услышав слова командира. Он встал и нетерпеливо кашлянул. Старший лейтенант, окончив говорить по телефону, повернулся к сержанту и коротко спросил:

— Сделал?

— Так точно, — ответил тот. — Теперь весь этот участок заминирован.

— Хорошо! Можешь идти отдыхать.

Сержант нерешительно переступил с ноги на ногу и просительным тоном сказал:

— Разрешите сходить на берег?

Старший лейтенант удивленно поднял глаза, хмуро спросил:

— Чего тебе там делать?

— Есть дело.

— Иди лучше отдыхать.

Тогда сержант заговорил горячо, не скрывая волнения.

— Не могу я сейчас отдыхать! Разрешите на берег. Я мигом…

— Да ты мне толком объясни, за каким делом тебе надобно на берег, — рассердился командир.

Сержант неожиданно покраснел и тихо сказал:

— Там два судна затонули.

— Тебе-то что?

— А может, на одном из них была Клавочка.

Старший лейтенант понимающе кивнул головой.

— Ах, вот что… Понимаю… Иди!

Гладков вышел из блиндажа и бегом пустился к берегу.

Там толпилось много людей. Кто-то кричал, кто-то ругался, кто-то командовал. То и дело над морем рвались снаряды. В воздухе визжали осколки.

Гладков начал расспрашивать о Клавочке: не была ли она на судах, которые затонули. Никто толком не знал. Наконец один из грузчиков сказал, указывая на мешки с песком:

— Там она. Обсушивается.

Сержант бросился туда.

Он увидел Клавочку в тельняшке и необычайно широких штанах, босой. Около нее стоял матрос и одобрительно приговаривал:

— Вполне отличный вид. Настоящая морячка!

Сержант робко подошел к ней. Ему хотелось сказать ей много теплых и ласковых слов. Ведь в эту ночь он с особой силой почувствовал, что любит эту маленькую, никогда не унывающую девушку. Но нежные слова застряли в горле.

— Выкупалась? — срывающимся голосом спросил он.

Клавочка обрадовалась, увидев сержанта из родной бригады. От радости у нее даже слезы потекли по щекам.

— Ой, Леша, натерпелась я страху! Чуть не утонула.

Ее начало знобить, не столько от холода, сколько от воспоминаний о перенесенном. Она в изнеможении села на камень. Сержант снял с себя сапоги.

— Надень, — подал он. На голову ей натянул свою пилотку.

Девушка натянула на ноги сапоги и воскликнула:

— На кого же я теперь похожа! В эти штаны и сапоги две таких, как я, влезут.

Сержант взял ее правую руку и погладил. Она удивленно посмотрела на него, но руки не отдернула.

— Да, чуть-чуть не утонула, — повторила она, вздохнув. — Села я на сейнер. Веселые ребята попались, все песни пели. А как стали подходить к Малой земле, снаряд попал в нос сейнера. Сейнер стал тонуть. Я сначала перепугалась. Кто-то подал мне спасательный круг. Тогда я успокоилась. Все стали прыгать в воду. Хотела и я прыгнуть, да вспомнила о сумке с письмами. Жалко стало бросать, в ней ведь письма, которые солдаты ждут. Привязала сумку к спасательному кругу и бросила в море, а потом сама прыгнула. Одной рукой за круг держусь, другой гребу… В воде разделась, в одних трусиках осталась… Все плывут, и я плыву. А снаряды кругом рвутся, столбы воды вверх поднимаются. Один угодил совсем близко от меня. Я перевернулась в воде, а круг с сумкой у меня вырвался из руки. Искала, искала, но так и не нашла… Так и выплыла без сумки. Ребята из береговой комендатуры вытянули меня на берег, дали вот эту тельняшку и штаны…

Матрос, стоявший рядом с Клавочкой, напомнил ей:

— Брюки и тельняшку верни. Парень в блиндаже без брюк сидит. Пока!

— Что ж, пойдем к нам, — предложил сержант. — У нас отогреешься.

Девушка оглянулась на море и вздохнула:

— Леша, посидим немного. Может, сумку к берегу прибьет. Письма ведь там.

Гладков тоже посмотрел на море. Оно блестело под лунным светом, казалось тяжелым и ленивым. Взрывы снарядов взметали белые столбы воды. От берега отходили мотоботы, оставляя за собой темный волнистый след. Вдали курсировали катера-охотники. Сержант старался увидеть на воде спасательный круг. Но сколько он ни напрягал зрения, ничего не было видно.

— Пропала сумка, — безнадежно махнул он рукой и для успокоения добавил: — Да и письма, наверное, все размокли. Не прочтешь.

— Как жалко! — горестно воскликнула девушка.

— Подожди минутку, — сказал он и босой побежал по берегу.

Он нашел блиндаж коменданта берега. Дежурному объяснил, в чем дело. Тот дал ему бушлат и флягу с вином. Вернувшись к Клавочке, сержант сказал:

— Выпей глоток вина, ложись отдыхать, закройся бушлатом, а я буду искать сумку.

Девушка покорно глотнула из фляги и закашлялась. Потом завернулась в бушлат и легла.

— А как ты сумку будешь искать? — поинтересовалась она.

— Всякими способами, — отшутился он.

— Найди, Леша!

Она свернулась калачиком и быстро уснула. Сержант столкнул в море маленькую лодку, сел в нее и поднял весла.

Уже светлело, когда сержант подошел к Клавочке. Она спала. Он положил рядом с ней кожаную сумку и тронул за плечо. Клавочка открыла глаза и радостно ахнула.

— Ой, Лешенька, какой ты молодец! Прибило к берегу?

Сержант усмехнулся.

— Прибило…

Он не сказал ей, что блуждал в лодке по морю, пока не нашел спасательного круга с привязанной к нему сумкой.

Днем Клавочка обсушила все письма на солнце, а к вечеру они были доставлены адресатам. Все уже знали, что сумка с письмами побывала в море, поэтому никто не удивлялся заплывшим строкам.

А ночью Клавочка, вскинув сумку на плечо, опять пошла к берегу моря, чтобы отправиться в очередной рейс на Большую землю,