Весь день 83-я бригада морской пехоты вела с фашистами бой за посёлок Мысхако у подножия горы Колдун. Но взять его не удалось. Когда стемнело, бой чуть затих, но не прекратился.
Командир бригады оттянул с передовой несколько рот: матросам следует отдохнуть - на рассвете снова в бой. Во что бы то ни стало надо взять посёлок. И гору Колдун оставлять гитлеровцам нельзя - ведь с неё виден весь плацдарм, занятый десантниками. Понимал это не только командир бригады, но и каждый матрос.
Рота старшего лейтенанта Куницына разместилась в полуразрушенных домах и землянках, отбитых у врагов. Ужинали всухую - сухарь и банка тушёнки на двоих.
Спать легли не раздеваясь, накрылись плащ-палатками. Автоматы положили под головы - мало ли что может случиться ночью.
Юнга Витя Чаленко лёг, не видя в темноте своих соседей. Он не мог уснуть, всё вспоминал боевой день.
Рядом кто-то приподнялся и сказал:
- Слушай, юнга. Не лезь вперёд батьки в пекло.
Опять этот Нечепура делает ему замечания. Ну кто его просит?
Нечепура появился в роте неделю назад. Представился так: «Жора Нечепура, родом из Одессы, бывшее местожительство - эсминец «Стремительный». Увидев юнгу, он воскликнул: «Ого, у нас в роте детский сад. Слушай-ка, салажонок, а нагрудничек у тебя есть?»
Перед десантом всем выдали новую форму - бушлаты, бескозырки, тельняшки. Виктор радовался - на его рост нашлись и бушлат, и брюки. Но Нечепура всё испортил, стал посмеиваться: «Настоящий морской дьявол. Вот только ростом ты не вышел и лицом смахиваешь на девчонку. Усы бы тебе». А потом Нечепура стал убеждать командира роты, что нельзя брать юнгу в десант: «Ведь там манной каши не будет».
Командир роты осадил его, и Виктора в десант взяли.
Когда десантники спрыгивали с корабля на разбитый деревянный причал и сбегали на берег, Нечепура не спускал глаз с Виктора. Подбадривал, заставлял пригибаться при перебежках. А ведь Виктор в няньках не нуждался, он уже обстрелянный, воевал в горах Кавказа.
- Слушай, юнга, - продолжал Нечепура, - не вырывайся ты вперёд. У меня сегодня сердце щемило, когда я видел, как ты рискуешь. Да ты не сердись на меня. Мой братишка такой вот, как ты, погиб под Одессой… Хороший был парнишка! Мать у тебя есть?
- Есть.
- Вот видишь… Мать думает о тебе, ночами не спит. Должен и ты думать о ней.
- А я думаю.
Виктор уже не сердился на него. Говорил с ним Нечепура душевно, как родной. Да и если разобраться, ведь он отличный моряк. Здорово сегодня расправился с двумя фашистами.
- Нам, юнга, рисковать зря не положено. Нас Севастополь ждёт. Был там?
- Нет.
- Эх ты, салажонок. Ведь это же лучший город на всём Черноморском побережье.
Хотелось бы тебе побывать в Севастополе?
- Конечно.
- И мы будем там непременно! - с убеждением сказал Нечепура. - Да ведь ты моряком заправским станешь. Откуда родом?
- Ейский.
- Ну хорошо, братишка, пора спать.
Он заснул сразу. А Виктору не спалось. Он думал о матери. Вспомнился родной дом на тихой улице. Одним концом улица упирается в лиман, другим уходит в степь: раздолье там было ребятам…
Вспомнилась и школа на Пушкинской улице. Учение ему давалось легко. Старшие братья и сёстры даже завидовали: задачи решал за несколько минут, им, старшеклассникам, помогал. Виктор мечтал окончить мореходное училище и стать капитаном сейнера. Плавал бы не только по Азовскому морю, но и по Чёрному.
Отец Виктора, рыбак, умер за несколько лет до войны. Тяжело пришлось матери.
Четверо детей надо прокормить, а сама ведь малограмотная. Поступила мать на стройку разнорабочей. Вскоре заболела. Пришлось, не закончив учёбы, идти на работу старшим братьям, Николаю и Александру. Потом стала работать и сестра Ариадна.
В первые дни войны братья ушли на фронт. За ними и сестра. Виктор оставил школу и поступил на завод учеником токаря. Здесь, на заводе, он стал комсомольцем.
Фронт приближался к родному городу. На окраине расположился батальон морской пехоты. Виктор подружился с моряками. Он отлично знал окрестности города и сопровождал комбата, когда тот изучал местность. Его даже прозвали помощником комбата.
Мать, вероятно, о чём-то догадывалась. Но его не расспрашивала. А он ничего не говорил. Однажды ранним утром к ним пришли два матроса. «Чаленко, мы уходим»,сказал один из них. Это был его друг, главстаршина Воронин, весёлый и красивый парень. «Я с вами, ребята!»-крикнул Виктор и стал торопливо одеваться. Мать тоже поднялась. Она сразу всё поняла. Виктор тихо сказал: «Мама, прости. Ухожу с моряками. Не могу сидеть дома, когда братья и сестра на фронте. Пойми ты меня».
Мать ответила: «Всё понимаю, Витя». Он шагнул к двери. Воронин положил ему руку на плечо и повелительно сказал: «Поцелуй мать».
Что сейчас с мамой? В Ейске фашисты. А вдруг они узнали, что четверо её детей на фронте?
На душе у Виктора стало тревожно. Он вскочил, надел бескозырку и вышел из землянки. Кругом шла стрельба, взлетали ракеты. Бой не затихал и ночью.
Впереди тёмной громадой высился Колдун. Вдруг кто-то похлопал юнгу по плечу. Это был Воронин.
- Ну, как, Витёк, настроение? Горячий был денёчек.
- Как под Шапсугской.
- Да, пожалуй… Тогда мы три дня бились, срезая фашистский клин. На пятнадцать километров продвинулись, разгромили третью горнострелковую… Но здесь, Витёк, посложнее будет. Видишь: впереди немцы, позади' море. Путь один - вперёд.
- А помнишь, юнга, как ты под Шапсугской за водой ходил и «языка» поймал? - сказал часовой.
Тогда Виктора наградили орденом Красной Звезды. Но он считал, что с наградой поспешили.
Дело было прошлым летом под станцией Шапсугской. После длительного боя рота заняла оборону на высоте. Жара стояла невыносимая. Всех мучила жажда. А фляги пустые. Под горой, на «ничейной» земле, протекала речушка. За ней была оборона гитлеровцев.
Никто не решался спуститься к речке. Первым отважился Виктор. Не потому, что был всех храбрее,- просто очень уж хотелось пить. Виктор взял брезентовое ведро и осторожно, прячась за камнями, спустился к речке. Зачерпнул воды и двинулся обратно. Но тут по нему начали стрелять фашисты. Виктор лёг за камень, но воду не разлил. Пролежал несколько минут. Вдруг видит: три гитлеровца перебегают речку вброд и - прямо к нему. Видно, хотят взять его в плен. Юнга дал по ним очередь из автомата. Один гитлеровец упал, а двое бросились бежать обратно, за речку. Тут открыли стрельбу моряки, прикрывая юнгу. Виктор схватил ведро и - где ползком, где вперебежку - добрался до своих.
Моряки его окружили, а он сказал: «Вот, угощайтесь, ребята». Ему первому поднесли кружку воды. Воронин заметил: «Выпороть бы тебя следовало… Полез без разрешения…» И вдруг командир батальона капитан Востриков, наблюдавший в бинокль, сказал: «А он шевелится». И послал бойцов за раненым гитлеровцем. Те доставили его в штаб батальона. Фашиста допросили. А после командир батальона вызвал юнгу, пожал ему руку и сказал: «Молодец! Твой «язык» дал очень ценные показания.
Объявляю тебе благодарность». Виктор попробовал было возразить: «Какой же он мой?» - «А чей?»-спросил капитан. «Да ничей». Капитан усмехнулся: «Ничейных не бывает. Ничей - это когда сам придёт».
Так и записал за юнгой одного «языка», а командир бригады вручил Виктору орден Красной Звезды. Но если разобраться, говорил юнга, за что же орден? Вот если б он всех трёх уложил или сам притащил фашиста, тогда другое дело.
С перевала подул холодный ветер. Виктор поёжился. Ему захотелось горячего сладкого чаю. Но где его возьмёшь?
- Иди, юнга, спать, - посоветовал часовой. - Исполняй приказ командира роты. И помни: матрос должен спать про запас. Вдруг завтра не доведётся. …Утром Виктора, как и всех в землянке, разбудил гул вражеских самолётов.
- Рано пташки прилетели, - сердито заметил Нечепура, свёртывая плащ-палатку. - Песни их известные. Давай-ка, юнга, поищем щель поуже.
Землянка опустела. Девять самолётов, обогнув Колдун, обрушили бомбы на десантников. Через несколько минут вторая девятка самолётов пробомбила Станичку.
Когда бомбардировщики улетели, враг открыл огонь по десантникам из орудий и миномётов.
Нечепура сидел в щели и спокойно крутил цигарку. Юнга выглядывал после каждого разрыва и сообщал:
- Опять мимо.
Сделав несколько затяжек, Нечепура потянул его за рукав и сказал:
- Если ещё раз высунешь нос, получишь затрещину. Понял?
Юнга нахмурился, но сел. - и вообще заметно в тебе мальчишество,-продолжал Нечепура. - Зачем стреляные гильзы в кармане носишь?
- А я только памятные. Как убью фашиста, так и откладываю гильзу…
- Счёт, стало быть, ведёшь. Сколько же набрал?
- Одиннадцать гильз.
- Здорово, - с уважением произнёс Нечепура. - А не врёшь?
- Я никогда не вру.
- Ну, бывает, и соврут из хвастовства. Мол, смотри, какой я герой…
- Не люблю хвастунов.
Раздалась команда - сосредоточиться для атаки. Рота старшего лейтенанта Куницына была на левом фланге и, как вчера, нарвалась на мощный огневой заслон. Не раз бросались моряки в атаку, но каждый раз откатывались. Пришлось залечь. Виктор оказался рядом с командиром роты Куницыным. Командир лежал за камнем, смотрел в бинокль и сердито говорил:
- Какие-то шесть домишек преграждают путь к Колдуну. И в каждом сидят автоматчики. Хоть бы за один домишко зацепиться. Но туда никак не доберёшься.
Проклятый пулемётчик из дзота не подпускает. И к дзоту не подойти. Впереди него проволочное заграждение…
Виктор молча смотрел то на командира, то на вражеский дзот. Он устал - наползался сегодня, и жажда мучила. Да и к воде сейчас не подберёшься - идёт стрельба.
В полдень к Куницыну подполз замполит Вершинин. Лицо у него было забрызгано грязью, на подбородке виднелась кровь. Сказал, сдерживая волнение:
- Справа, за бугром, вторая рота захватила артиллерийскую батарею… Погиб главстаршина Воронин.
Виктор побледнел, вскрикнул, а командир повернулся к замполиту и переспросил:
- Неужели Воронин погиб?
Вершинин кратко рассказал обо всём. Дело было так. Моряки напоролись на проволочное заграждение - за ним находилась батарея. Под проволоку швырнули гранаты, но заграждение уцелело. Тогда Воронин подобрался к проволоке в том месте, где она ближе всего подходит к орудиям. Поднялся во весь рост - гитлеровцы даже опешили, - метнул противотанковую гранату. Раздался взрыв. Воронин набросил шинель на колючую проволоку и стал перелезать. Но тут его подкосила вражеская пуля. Теперь моряков уже ничто не могло остановить. Они ворвались на батарею. В рукопашном бою рота уничтожила всю артиллерийскую прислугу.
- Сейчас расскажу ребятам о подвиге главстаршины, - сказал замполит и пополз влево, к матросам.
- Будь осторожнее, Саша, - предупредил его Куницын, - опять фашисты стреляют…
- Не беспокойся!
Виктор хотел поползти вслед за Вершининым, но командир его остановил. Сказал строго:
- Замполит делает то, что положено политработнику. А тебе нечего зря под пулями ползать.
А Виктор не мог лежать спокойно. Как же так - фашисты убивают его лучших друзей, а он будет тут прохлаждаться! Но вот снова раздался голос командира - он призывал к атаке. Из воронок, ям, из-за камней выскочили моряки. С криком «полундра» они бросаются в атаку. И опять проклятый пулемёт прижимает их к земле. Несколько человек сражены.
Виктора охватила ярость - такая ярость охватывает воина в разгар сражения, когда он видит гибель боевых друзей.
Он вынул из кармана гранату-лимонку, сжал её в руке.
- Ты это что? - спросил командир роты.
- Сейчас я покажу фашистам.
- Лежи спокойно, слышишь?
- Вот что я придумал, товарищ командир. Подползу сбоку, вон с той стороны. Там проволочное заграждение подходит близко к дзоту. Разрешите действовать.
И, не дожидаясь ответа, он пополз, петляя среди каменных глыб.
- Назад, юнга! - крикнул Куницын.
Виктор обернулся и громко сказал:
- Товарищ старший лейтенант, у юнги тоже сердце моряка… и он исчез из виду, словно растворился среди камней. Куницын с тревогой посмотрел в ту сторону, поднёс к глазам бинокль. Вот оно что - вражеский пулемётчик из дзота стреляет куда-то вправо. «Неужели фашист заметил юнгу?»-с тревогой подумал командир. А вот и Виктор… От него до дзота шагов двадцать.
Да, пулемётчик стреляет по Виктору, но пули пролетают мимо. Молодец юнга - выбрался из зоны обстрела! Вот он приподнялся и метнул гранату. Взрыв!
Куницын вскочил и крикнул:
- В атаку! Полундра!
Он увидел, как Виктор опять поднялся, бросил вторую гранату, как к нему подбежал Нечепура. Потом он потерял их из виду. Пулемёт замолчал. Моряки преодолели проволочное заграждение и бросились к домам, в которых засели автоматчики.
Виктор вырвался вперёд, повернулся, призывно взмахнул рукой и вдруг упал навзничь.
Нечепура наклонился над ним. Спросил с тревогой:
- Зацепило, юнга? Говорил тебе - не лезь вперёд батьки… Санинструктор, сюда, скорее перевяжи юнгу! Я, Виктор, скоро вернусь. С фашистами покончим, и я вернусь. Посёлок, считай, наш.
Но Виктор уже ничего не слышал…
Бой закончился к вечеру. Моряки заняли посёлок совхоза «Мысхако» и одну сопку Колдуна.
После боя Куницын и Вершинин разыскали Виктора. Юнга лежал на спине, правая рука была прижата к груди.
Вершинин опустился на колени и тихо произнёс:
- Прощай, Витёк…
И, взяв его на руки, пошёл к берегу моря, где была вырыта братская могила.
Командир нёс автомат и бескозырку.
Юнга Чаленко и главстаршина Воронин были погребены рядом под прощальный салют моряков. …Замполит вернулся в посёлок. Вот он в полуразрушенном доме, откуда ушёл сегодня в бой юнга. Он взял полевую сумку Виктора, вынул документы. Их было немного: краснофлотская книжка и комсомольский билет. Вынул он и серенький самодельный блокнот. Вспомнил, что накануне десанта юнга сшивал суровой ниткой тетрадочные листы. А в ночь высадки десанта сидел за столиком в кают-компании и что-то писал.
Замполит придвинул коптилку и развернул блокнот. На первой странице крупными буквами было написано:
«Если погибну в борьбе за рабочее дело, прошу политрука Вершинина и старшего лейтенанта Куницына зайти ко мне домой в город Ейск и рассказать моей матери, что сын её погиб за освобождение Родины. Прошу мой комсомольский билет, орден, этот блокнот и бескозырку передать ей. Пусть хранит и вспоминает своего сына - матроса. Город Ейск, Ивановская, 35, Чаленко Таисии Ефимовне. Чаленко Виктор».
На другой странице написано только два слова: «Луна. Ночь». И ещё одна запись:
«Самые мои лучшие друзья на всю жизнь - моряки. Замполит Александр Степанович мне как отец».
На обложке блокнота написано: «Орден Красной Звезды - 24925932».
Вошёл командир. Замполит молча протянул ему блокнот. командир прочёл и сказал:
- Да, непременно навестим его мать. Бескозырка у меня. Всё сохраним. Какой человек из него вырос бы…
Не довелось Куницыну и Вершинину побывать у матери Виктора. В апрельских боях оба были убиты. Погиб и Нечепура. Мало моряков, знавших Виктора, осталось в роте.
И всё же, когда освободили Ейск, два матроса принесли матери блокнот и бескозырку. Матросы не назвали своих фамилий, а Таисия Ефимовна была в таком горе, что забыла спросить, кто они такие.
…В её комнате висит портрет Виктора. У мальчика хорошее открытое лицо, весело и смело смотрят на мир его ясные глаза, из-под шапки-кубанки выбился непокорный чуб. Таким он был в первые дни войны, когда ему минуло тринадцать лет.
Есть в Ейске школа имени Виктора Чаленко. Есть пионерские отряды, носящие его имя. И живёт юнга в сердцах таких же смелых и честных ребят, каким был он сам.
…А в бригаде сложили песню, и бывшие малоземельцы поют её до сих пор: