Как-то поздно вечером, когда мою палату закрыли на ключ и когда я уже собирался спать, в замочной скважине неожиданно раздался тихий поворот ключа. Дверь открылась, и я увидел входящего ко мне человека небольшого роста, но крепкого телосложения и с огромной непропорциональной головой, с глубоко посаженными маленькими глазками, приплюснутым носом и здоровенным подбородком, а также с короткими курчавыми волосами серо-пепельного цвета, одетого в синюю больничную пижаму.

Увидев меня, этот человек сразу же заплакал и, протягивая ко мне руки с короткими толстыми пальцами, прошептал: «Ты не можешь обнять меня как родного брата?!»

Скрыв свое удивление и совершенно не испытывая никакого страха, а только одно любопытство, я обнял его. Незнакомец тут же успокоился и присел со мною рядом, он на стул, а я на кровать.

– Моя фамилия Яшанин, – прошептал он, – а имя мое тебе знать совсем необязательно! А пришел я к тебе, потому что скучно, и еще потому, что мне есть чего тебе рассказать! Кстати, только за то, чтобы попасть к тебе в палату, я заплатил санитару 100 рублей!

– Откуда у вас деньги?

В ответ он тихо засмеялся и только спустя минуту прошептал: Когда ко мне в палату приходит санитар, я его гипнотизирую, и он мне отдает 100 рублей, а потом я эти 100 рублей отдаю ему назад, но уже за услугу!

Ты, конечно, спросишь меня, почему я тогда не гипнотизирую врачей?!

Что ж, я отвечу, уровень их интеллекта, а также сила воли с определенной долей бдительности, присущей их профессии, не позволяет мне их загипнотизировать! Конечно, врачи, как правило, гипнозу не поддаются!

Однако я хотел рассказать не об этом, а о том, что больше всего беспокоит, наверное, каждого человека, то есть о Смерти!

Люди слишком несчастные создания, чтобы всерьез задумываться о таких вещах, поэтому думают они об этом или через страх, когда им Смерть уже наступает на пятки, или легкомысленно, когда им Смерть кажется еще далеким и несбыточным сном!

– Ну, это как еще сказать, – усмехнулся я.

– Я требую от тебя не внимания, а молчания, что означает иногда одно и то же, – неожиданно прикрикнул на меня Яша-нинов. По нему было видно, как он сильно волнуется, даже постукивает пальцами по собственным коленям.

– Если бы вы вслушались в тихий шелест кладбищенских деревьев и посетили гробы и камни ближних своих, – прошептал он уже успокоившимся голосом, – я знаю, что иногда легче спрятаться в собственной шкуре, нежели чем пялиться на любое упоминание о собственной Смерти.

Однако разве ты никогда не просыпался и не удивлялся тому, что твое пробуждение подобно непонятной сказке твоего же рождения, его притягательному чуду и что весь мир, окружающий тебя, царит здесь также по неизвестным причинам, и только в отдельном каком-то промежутке времени и пространства, где сейчас царишь, – находишься сам ты…

Мы одинаково с тобой страдаем и не хотим думать о том, что будет с нами после, а разница между нами лишь в том, что я уже существовал, а ты еще только существуешь…

– Да, это просто галиматья какая-то, – усмехнулся я.

– Может, и галиматья, – вздохнул он, – но не всякая, а очень даже остроумная, потому что ничто не может сравниться с единственным фокусом бытия – твоим же собственным исчезновением! Наверное, исчезновение более мудрое название, чем Смерть…

– Н-да, – пробормотал я, но Яшанин самозабвенно говорил шепотом, как будто он говорил не со мной, а с Невидимым Богом.

– Однажды на кладбище, – продолжил он свою речь, – я с удивлением обнаружил старика, который разговаривал с прахом своей жены как с живой и постоянно целовал ее фотографию на памятнике, однако более всего я был удивлен, что старик планировал с ней свою будущую жизнь и что-то ей обещал, при этом самые вечные, более отстраненные понятия так были перемешаны с земными, бренными, что получалась, как ты выразился, какая-то галиматья, да-с, очень странная вещь, из-за которой я верил всему, что говорил этот несчастный, чуть подвыпивший старик.

– И почему наше сознание никогда не исключает той мысли, что раз мы существуем, то мы существуем всегда, – неожиданно призадумался я.

– Да, да, это очень верная мысль, – обрадованно пошептал Яшанин, – тут есть над чем задуматься!

К сожалению, люди малоопытные в таких вопросах почему-то стараются все время молчать, уподобляясь мертвым, хотя их исходное живое состояние постоянно требует своего внутреннего определения, на котором бы и располагался весь смысл их жизни. Один академик позволил себе как-то заметить, что целью всякой жизни является Смерть. Я немного призадумался над его книжонкой, а потом понял, что это просто научная тавтология.

– Наверное, мы слишком ограничены разрезом собственных глаз, поверхностью тела, чтобы слишком далеко уходить за рамки собственных представлений о времени и о пространстве, а уж тем более о Смерти, – задумчиво прошептал я.

– Ну, нет, не думаю, – не согласился со мной Яшанин, – если обратиться к языку, к визуально-метафизическим истокам, то слово «время» происходит от глагола «вреть», «врети», означающего «кипеть», «источать», «кишеть», «копошиться» во множестве, и, наконец, испускать из себя жидкость. А все живое на земле состоит на 90% из воды. Измерение времени человеком состоит в долгом ожидании и надежде на что-то такое, что он и сам объяснить себе никак не может.

Так слово «год» имеет один корень с глаголом «годить», «ждать» (переход «г» в «ж»), слово «час» происходит от глагола «чаять».

«Минута» – от глагола «миновать». В то же время «время» и «пространство» могут быть объединены в одно слово, например, устаревшее «покамест», иными словами, «час места». Это определение очень символично, ибо указывает на единство пространства и времени.

– И почему вы здесь оказались? – удивленно прошептал я.

– Сейчас не об этом речь, – обиженно вздохнул Яшанин и продолжил свои рассуждения, – однако наиболее глубокое понятие о жизни и смерти выражается словом «крест», производное от глагола «крестить», что означает «оживить» и «высечь огонь из кремня огнивом». Одновременно крест – это Символ Веры (церкви, христианства) и Символ Смерти (казнь в древнем Риме, распятие Христа), стоящий на могилах, но именно в изначальном смысле крест на могиле ставится как символ воскрешения, символ жизни грядущей и обновленной. В цифровом изображении Смерть у разных народов представлялась по-разному. Как известно, в Библии, в Откровении Иоанна число Дьявола-зверя изображалось тремя шестерками, однако в древнем Израиле была и цифра более страшная, цифра «13», которая писалась одинаково со словом «Смерть», и именно эта цифра у многих народов вызывает больше страха и опасения. В Японии боятся цифры «4», которая читается как иероглиф Смерти. Вместе с тем, у креста четыре стороны, как и четыре стороны света, и на могилы носят чаще 4 цветка, то есть кратное количество цветов, а цифры «9» и «40» были днями поминовения усопших и окончательного прощания с их душою еще в древнем Египте, а впоследствии вообще трансформировались в мировое представление о Смерти. Если же рассматривать число «13» как символ человеческого Небытия, то возможно, что цифра «1» означает самого человека, а цифра «3» трехмерное пространство, обозначающее количество переходов человека из одного мира в другой… Также вполне возможно, что наше сознание изначально несет в себе информацию о том свете как месте нашего возникновения, для последующей передачи этой информации в другой, неизвестный нам мир…

Я еще очень многое собирался написать себе в тетрадку, но ко мне подошла Елена…

– Какая Елена?! – удивился я.

– Я же вам говорил, не перебивайте меня, – рассердился Яшанин, – ко мне подошла Елена, и тень от нее упала на мое лицо, и я увидел все это в зеркале, и подумал, а что если мне застрелиться, все равно эта женщина не любит меня и только на время дает мне насладиться своим телом, которого мне явно недостаточно, чтобы почувствовать себя счастливым человеком, и потом, какая разница, сколько лет я проживу, к тому же мне давно уже не терпелось узнать, что же будет там после, или, как сказал Сократ, либо умереть – значит стать нечем, либо, если верить преданиям, это какая-то перемена для души.

Елена внимательно посмотрела на меня, а потом чихнула, в некотором смысле это означало, что мои мысли верны, а в некотором другом, что ей уже самой не терпится. Однако я никак не мог заставить себя встать и подойти к ней.

С тех пор, как я покинул свою семью, прошло совсем немного, всего какой-то год, а может, два, но жить ощущением, что ты еще жив, было более чем странно…

Я посмотрел на пистолет, лежащий у меня на коленях, и отбросил тетрадь с ручкой, потом взял его в правую руку и выстрелил в Елену. И она упала, беспомощно раскинув руки, она лежала на полу возле моих ног, как живая, и я наклонился и погладил ее по голове, ее глаза были открыты и выражали собой одно только удивление, я же посмотрел на себя в зеркало и увидел обыкновенное, почти ничего собой не выражающее лицо, я даже зевнул и показался себе в этот момент чрезвычайно омерзительным, потом я лег рядом с Еленой и прижался лицом к ее щеке, она вздрогнула и посмотрела на меня в последний раз, успев при этом сказать тихим, едва слышимым голосом, что я дурак, и умерла. И только после того, как я осознал, что она уже умерла, мне стало очень больно, и я заплакал.

Я очень хотел застрелить себя, но испугался. Затем я вытащил из холодильника бутылку пива и выпил. Я давно уже презирал себя за толстый живот, но ничего не мог поделать с дурацкой привычкой пить пиво на ночь. Елена продолжала лежать как неумолимое доказательство моей вины и подтверждение моей же собственной Смерти.

Это было так невыносимо, что еще через минуту я ее скинул с балкона. Она упала вниз головой на асфальт, я видел ее падение, вокруг никого не было, только расколотая пополам луна подмигивала мне из-за тучи, да кусты акации у дома шевелились в тихом несчастном волнении.

Я вышел с балкона, быстро смыл на руках кровь и включил телевизор, и с каким-то безумным взглядом уперся в экран, на экране американцы бомбили Афганистан, в темноте вздрагивали вспышки, обозначающие еще чью-то Смерть, то есть чью-то совсем ненужную жизнь, и тут я опять взял в правую руку пистолет и засунул его дуло себе в рот, я хотел нажать на курок, но у меня ничего не получилось, тогда я встал и вымыл полы, смывая кровь Елены, я видел, как она забилась в щели, и я мыл долго со стиральным порошком «Миф».

Еще через какое-то время я поставил кассету с Брандербургским концертом №1—3 Баха, а потом задремал.

Утром следующего дня я узнал, что Елена покончила жизнь самоубийством, выбросилась с балкона. С меня даже брали какие-то показания. Ее череп так ужасно разбился, что от пулевого ранения не осталось даже следа.

Потом прошло еще несколько дней, а я все сидел и писал свою бессмысленную лекцию о Смерти. Неожиданно вместе с убийством Елены мне удалось осознать весь ужас нашего существования, но только от этого я не сошел с ума, не заболел и даже не покончил с собой, а просто я сидел и смотрел на себя в зеркало, как на незнакомого и давно уже ставшего мне чужим человека.

– А как ты спасся, наверное, чудом, – говорили мне его глаза, а я только молча плакал и думал об утраченной Елене.

Вообще, если там тоже есть какая-то жизнь, то я готов умереть много раз, но если даже ты очень хочешь умереть, то для этого не обязательно убивать самого себя, – Яшанин замолчал. Его пальцы продолжали быстро шевелиться и постукивать по коленкам, а сам он, опустив голову, задумчиво молчал.

– А как вы оказались здесь? – спросил я.

– Интересный вопрос, – неожиданно усмехнулся он, – видите ли, впрочем, мы вроде на ты, так вот, дорогой мой сокамерник, вся моя жизнь – это алгебра, умноженная на нуль собственного происхождения, и поэтому нисколько неудивительно, что я нахожусь в соответствующем заведении, поверьте мне на слово, что здесь намного лучше, чем там, – махнул он рукой в стену, – там весь мир постоянно рушится, все время разваливается на глазах, но все жители этой земли делают вид, что ничего не происходит.

Они уже так привыкли иметь такой идиотский вид, что заразили этим и меня, пока я однажды не задумался всерьез о Жизни и о Смерти, а что из этого получилось, ты и сам знаешь, – Яшанин вздохнул и с грустной улыбкой поглядел на меня, – и зачем я тебе все это говорю?!

Ну, казалось бы, смерть Елены должна была перевернуть все мое сознание, я должен был бы забегать, заорать всем людям, кто я такой и что я обо всех думаю! Однако со мной ничего абсолютно не произошло, я остался таким, каким я и был, то есть совсем не тем, кем я есть на самом деле!

– О, как это глупо, – Яшанин всхлипнул и обхватил свою голову руками, – видно, сама судьба свела меня с Еленой, ведь такого, как я, полюбить невозможно! А она любила, а я в ответ проверил на ней свой страх Смерти, страх, который чарует и завораживает, и все время зовет туда! Я бы и сам ушел туда вслед за ней, но мне почему-то страшно! Ты не знаешь, почему мне страшно?!

– Нет, не знаю, – прошептал я.

– Тогда о чем я здесь с тобой говорю? – обиженно прошептал Яшанин и, быстро вскочив со стула, который был прикреплен болтами к полу, открыл дверь ключом, который ему дал за 100 рублей на время санитар, и вышел, прошептав мне на прощанье только одну фразу: Смерть никто не победит!