Двоеженец

Соколов Игорь Павлович

Стихи к роману

Стихи Аркадия Горева (героя романа)

 

 

Посвящение Гере

Я знаю это место – это Ты. Ты здесь была – Твой запах остается. Здесь в небеса возносятся мечты, Соединяясь в пламенное солнце. Здесь всякий зверь, Тебя почуяв, льнет К земле, запомнившей Твое нагое тело. Твои уста оставили здесь мед, В траве невинность, а на небе зрелость. Я помню крик твой бегал по губам, А разум дрался вновь за девственную целость, Но мир сквозь щель сливался по ногам, Предупреждая всех, что ты уже не дева. Ты извивалась подо мною, как змея, Что по весне теряет свою кожу. Но как же твоя внутренность чиста, Как я люблю Тебя мучительно безбожно! Как будто можно мне остаться без греха, Ловить философом полоску с того света, Когда надежда, перешедшая в меня, Дороже всякого таинственного бреда Или любого хоть какого существа…

 

На смерть Геры

У сладких мыслей в робкой тишине, Как червь в своем укромном прахе, Я пребывал то в жизни, то во сне, То в лоне сада, то внутри клоаки. Собаки грызли Твой посмертный след, И тени в чаще холмиков вздыхали. Вот так на протяженье многих лет Мерцал бессмысленно огонь моей печали. В вуали, словно белая свеча, Молчащая у крохотной иконки, Руками жертвы с ней и палача Вздыхали тяжко темь родной сторонки. Девчонкой, умершей схороненной невестой, Звездой или крестом из-под земли Лежало как замешанное тесто Тепло моей ненайденной Любви. Любви, сто тысяч раз уже пронзенной Кромешной суетой и пылью лжи. Здесь на песке, как будто в Царстве сонном, Моя Душа в забвении лежит. Никто не трогает ее Святое Место, Ключом дрожащих слез обведено. Покой и Свет Тебе, волшебная Невеста. Ты вся во мне. Хлеб – тело. Кровь – вино…

 

Философская элегия о начале и конце всего

Тварь творил Творец, Борейшись бара Элогим 19 Выходит из себя создал Отец Тебя, меня, весь этот мир. И корень у всего один. Пусть распускается на множество ветвей, И я его несчастный сын Едва ль найду в речах людей Совет и он же Вечный свет, Прознающий живые существа, Ключ к миллиардам прошлых лет И к сердцевине Божества В грядущее ступеньку черный ход В магических пределах колдовства Созвездия бесчисленных высот, Соединение начала и конца И по краям мужской и женский род, Слепые дети – те же старики Глотают жадно звездный небосвод, Хранящий тайны, будто пустяки Звук удаляется и реет в вышине, Как будто змей из моих детских грез. Лишь миллионы лет назад в безумной мгле Он жил, как мы, в цепи метаморфоз. И как и нас один голодный страх Пред неизвестностью всего его съедал, Он вяз в земле и с пылью на зубах В последний миг молился и рыдал…

 

Матильде

Вопрос был в том, что кто-то полюбил Тебя меня давно, уж прошлым летом. Нам просто не хватало в жизни сил, Мы отдавались всем подряд за это. Не от того ли в чужом теле, как в дому, На миг хотя бы спрятаться возможно? Свет за мгновенье падает во тьму, А в тьме весь мир становится безбожным. Так откровенно в дверь стучит беда, Любой твой шаг печатает ошибку. Любые твари тоже иногда Готовы жизнь отдать за нежную улыбку. Никто не смыслит в вечной правоте Того, кто нам грядущее готовит… Зло одинаково, и от того везде Распространяет запах грешной крови. Еще мой прах травой не зарастет И след в сугробе белом не растает, Когда своим желаньем горд Я в твою бездну прыгну, как за раем, Которым обладает небосвод Под впечатленьем грустного прощанья. Соединяется опять несчастный род, Пронзенный светом вечного познанья…

 

Посвящение Марии

Без предисловий и без объяснений Входящий в Образ, словно в Никуда, В Тебя я проникаю светлой тенью, В Тебе я существую как вода, Которая жива своим движеньем, Влекущим свет к земле, как взгляд на небеса, В минуту беспощадного горенья, Когда одной Тобой заполнены глаза, Я ощущаю светопредставленье, Ведь свет кончается и там, где нет Тебя. Одна рыдающая тьма иль пустота, Глотающая мир как наважденье, Тянущая уж внутрь самой себя… Она, как Ты, бросается в рожденья И смысл ее как Твой – одна борьба, Борьба во имя светлого мгновенья, С колен вздымающего вечного раба И уходящего опять в исчезновенье, В исчезновение как в глубь самой Тебя…

 

На смерть Щтунцера

Ошибку неизбежно повторит Ее внезапно совершивший… Законам мирозданья недоступна Просто человеческая жалость… Мы старые духовные машины В сгущающихся сумерках толпы, Носители единственной идеи Всему, что есть на свете, прекословить, Ища одну задумчивую грусть. Без потных рук с шуршанием бумажек, Без яростного крика ни о чем, Где сжато все до исступленья И жертва палача ведет на казнь, И приговор не приведен во исполненье, Так как судей осудили Их подсудимые безжалостным стыдом. И прокурор, таясь в молитве тихой, Раскаялся до собственной вины. И стала боль единственным молчаньем, Молчаньем, обманувшим сразу всех. Кто слово скажет – сразу же солжет И устыдится вмиг существованья. Так оклеветанный безжалостной судьбой Искал Ты здесь иного обитанья. Хотел Ты властвовать, но только лишь собой, Дав тело тем, кто только народился, Кто будет жить, томясь о бесконечном Потоке голосов в раскрытом горле, Оскалясь еще глупым зверем. Из каждой двери смотрит бездна вниз… Тянут глаза попробовать паденье… Как будто взлета недоступна глубина И куда падать нет уже и смысла… О, лишь бы только падать без конца, Пока Тебя всего не истребили… Пока Ты жив дыханием Творца… Могила недоступна пониманью… Там обитанья нашим Душам нет… Не потому ль, что жалость бесконечна. Одной лишь болью ведая себя И Души пустотою истончая, Она ведет борьбу без слов, без чисел, Без логики, одним своим движеньем Обезоруживая тягостной тоской И блеском глаз, и криком из молчанья, Незнаньем о своем существованье, Когда ты жив и бредишь красотой… Но уже умер в безобразье мира И кислотой усмешек растворен… Не слыша плача близких и родных, Струишься воздухом светящимся эфиром Над утлой жизнью в беспробудной мгле, Где многие, влача существованье, Безропотно завидуют Тебе… За красоту иного обитанья… Чье отраженье здесь плавает во сне…

 

Прощальная элегия

С бесконечной нежностью к Тебе Сто тысяч раз себя уже изжалив, Я кланяюсь не жребию в судьбе, А находящейся в Твоих глазах печали. О всех пропавших в этой призрачной борьбе За счастье, нарисованное в далях, Таящих стыд в своей посмертной глубине Вдруг облеченные оковами из стали Они как пленники в беснующемся сне Иль наглотавшиеся яда божьи твари Ведут себя как дети в темноте С безмолвной Вечностью еще в хмельном угаре. Иль у кометы в ее огненном хвосте Со странной мыслью о далеком шаре, Который кружится по звездной пустоте С луною одинокой в вечной паре, Хранящей свет от солнца вдалеке, Пока с тобой в траву мы не упали И не нашли огонь на языке, Откуда тело рвется по спирали, Лишая смысла все, что создано в душе, С хождением над пропастью играя, С молитвой к Богу из пропащих мест Оно обращено как выход к раю, Так заключенная в сознанье темном месть Как обретенная тобой земля сырая, Когда еще ты остаешься здесь, Но образ твой живет уже сгорая, Неся другим твою благую весть, Ведь там на небесах совсем другая Проходит жизнь, но кажется, что есть Мечта, в которой всякий угадает Реальность вымысла, живущую как честь Любому гостю, приходящему оттуда, Куда мы все одной толпой бредем И ждем от Бога милостей иль чуда, Едва найдя лишь скважину ключом, Себя мы раскрываем, будто дом, Но и туда взглянув, ничто не замечаем, Вмиг одарив друг друга сном, Мы как герои на страницах умираем. И значит очень скоро оживем…