Прекрасные девы бродили по лунным аллеям, И взгляды зверей одиноких собой волновали, Ты слышишь отчаянье тела просящего чувства, Доступными стать гроздья набухших грудей полусонных прохожих, Срам срывает глаза в бездну черного мрака, На дне ямы насильник пытается выпить всю ночь, Насытить ручьями пота жадное тело, И выхлебать реки вина, позабыв навсегда свое имя, Дворник внемлет молчанию ночи под говор колеблемой ветром ползущей по небу листвы… Лошади ходят по лесу, задумавшись в стойлах, А люди любят, забывшись, читая стихи… Голые камни чертит в ночи архитектор, Склепы домов повторяют обложки тетрадей, Дачи ночные окнами смотрят в кладбище, Словно надгробья уставших думать людей… С ума я схожу в безголосую вечную полночь, Иду неизвестно куда, в холодные стены стучусь… Ветер глотает глаза упавшие в звезды… Кошка просится в дом и трется о ноги… Девы прекрасные бродят, они — привиденья, Тени экранов погасших в уснувших зрачках… Кто раздвоился во мне, из меня тихо к омуту вышел, И чуть слышно стал через сон говорить, Слышал я и читал эти рваные письма, Пыльные стопки бумаг о прошедшем пожаре… Дом сгорел, и девы исчезли в пожарных, Которые прыгали в окна с прозрачною пеной… Я поджег свое прошлое в старой тетради, В углях пожара исчез мой последний зрачок… Ночь уносила года и ей тень моя подпевала, Прыгали люди загубленных душ в кабаки… Там исчезало их светлое чистое пламя, Из уст выпивох только пепел в ночи трепетал, Случайный прохожий шерсть щипал на затылке, Словно уставший подругу ждать попугай… Бесчувственно рылись как-будто в копилке, Листья шептавшие сон больной голове… Я уставал бродить в образах ночи и мрака, Деньги липли бумагой, в которой «ничто» — Растворяло собою это бесценное благо — Быть, но только собой, быть недоступным толпе… Взгляд возвращается к девам на лунных аллеях, С ветром подругою нежною шепчется ночь… Остатки идей покоятся в спящих музеях, Закрытых от мира безвольным народом случайно, Как-будто бы в космах вождей запряталась Тайна, Под паутиной их ликов спят тараканы, Усы еще шевелятся в идеях марксизма, А борода упирается в уши народа… Рассеянна ветром, смешанным с прахом, По лунной дороге уносится дальше и дальше… Во мрак с палачом обрученная жертва… Народы вязнут в грязи, и от бессилия тонут, Спешат позывные из труб — убогой клоаки в моря… Ночь и бескрайний подъезд, И возится пьяная сволочь, Чужую дверь отпереть, cлучайную деву украсть… Сопливым своим хоботком вползти в ее нежные губы, Забыться мертвецким скотом, направив ей в Душу оскал… За право прочувствовать ткань Смертной своей оболочки, Уже навсегда озверев в пасти холодного неба… В горле неистовых чувств, касаясь ничтожного гада, Я вдруг обнаружил Любовь на миг, ко всему, что здесь есть, И утлое судно-рассудок плоть свою пережило, Отдавшись безумным виденьям в черной безмолвной ночи…