У нее были роскошные ноги, но я не писатель и не мог их описать и поэтому я в нее постоянно проникал. Я не смог бы описать эти безумные проникновения. Не смог бы передать те самые вечные, страстные ощущения, всплески бурного океана во время шторма, этот несущий нас в абсолютную неизвестность ветер.
Я не чувствую себя обязанным продолжать описание нашего ночного полета в небо, в бездну, во Вселенную, куда угодно, даже на тот свет, ибо и там в ней, в ее лоне я был везде сразу, ибо ничего не видел и видел сразу все, только в виде одной ослепительной вспышки с небесным громом, криком, стоном и даже странным тонким писком.
Этот писк очень испугал ее, я даже не хотел о нем писать, но я не пишу выдуманных вещей и не пытаюсь врать и тем более об этом.
Все, что я пишу, это правда.
Я пискнул как мышка и это ее испугало, и развеселило одновременно.
Она смеялась с испуганными глазами, а потом я читал ей вслух Библию, Песню песней Соломона…
И она светилась как Суламита, Суламифь, словно я читал ей не признание Соломона, а свое признание…
И она даже плакала, а я опять с крика переходил на писк, как будто я – великий писатель неожиданно для себя превращался в графомана, но это ее веселило, а в меня вселяло надежду на то, что мы будем вместе всегда…
Так мы и поженились, но неожиданно у нее появилось болезненное влечение, кошмарное пристрастие к алкоголю и она каждый день напивалась, а я ее бил и ненавидел себя…
Со временем она из мести стала мне изменять, и тогда я отлавливал у нас в доме ее любовников и избивал их вместе.
Обычно любовники плакали раньше, чем она.
Она была сильной женщиной.
Многих любовников я делал инвалидами, одного даже выбросил в окно и он переломал себе ноги, но никто из них не жаловался ни на ноги, ни на челюсти и другие разбитые части тела, ибо все были женаты и боялись огласки…
Некоторые из них даже приносили мне деньги как плату за молчание, даже тот, который на костылях, и тот приперся, и я спокойно брал у них деньги, и всегда, когда брал, ужасно глупо переходил с крика на тоненький девичий писк, чем немало удивлял этих идиотов, идиотов, которые проливали свое семя в ее лоно, и я после этого должен был любить ее, постоянно пьяную, беззаботную и равнодушную ко всему, потому что у нее были роскошные ноги, а я не писатель, и никак не мог их описать, как и наше ночное безумие…
Что еще можно прибавить к этому многословному, пустому и совершенно бесполезному описанию своей жизни.
Я женился не на человеке, не на женщине, а на ее роскошных ногах, на тех самых ночных безумиях, которые происходили с нами всякий раз, стоило только в темноте притронуться к ее необычайно прекрасному телу…
Сама моя жена считает это болезнью. Но, кажется, я не один такой…
Многие мужчины сходят с ума от своих жен, они потому и женились на них, что не могут обойтись без этого ночного безумия, когда их крик неожиданно превращается в тонкий девичий писк, за который можно простить даже любовников своей милой жены…
Ну, если ты сам полакомился этим сладостным блюдом, то почему другие не имеют права прикоснуться к нему…
Но нет, я их ненавижу и всегда буду бить, и только когда что-нибудь поломаю им, я смогу их простить и даже принять от них деньги в качестве моральной компенсации за адюльтер, и сдается мне, что я не один такой несчастный и обманутый, нас много и все мы с рогами, и поэтому так ненавидим чужих самцов украдкой наслаждающихся с нашей женой…
Вот почему я не могу прекратить этой страстной охоты на любовников…
Представьте себе, вы вернулись откуда-то из командировки и без предупреждения вошли в квартиру, и услышали в спальне страстные крики, и вся ненависть и ярость, что пробудилась в вас тотчас же обрушится на несчастного любовника…
Главное, рассчитать удар, ударить так, чтоб не убить…
А потом ощутить неимоверное облегчение и долго, и настойчиво просить прощения, и у плачущей жены, и у кричащего от боли любовника…
И тут тоже надо найти правильную интонацию, интонацию раскаяния и сочувствия, а потом еще выпить с ними, и с женой и с любовником, обнять их как родных и расплакаться от сострадания к ним и к себе, и пожалеть всех их несчастных и убогих…
Вот почему моя охота на любовников моей жены никогда не прекращается…
Я постоянно, куда-то уезжаю, нахожу самые разные, порой немыслимые причины, чтоб опять неожиданно вернуться, аккуратно и осторожно открыть дверь, и опять поймать на груди своей жены, в ее изнеженном лоне очередного беднягу, и донести до него живое чувство несчастного, обиженного и неприкаянного мужа… Аминь!…