Несчастный Сидоров напился, В десятый раз сбежала юная невеста, Подтвердив, как мало в жизни смысла, — Когда теряется божественное место… Волшебной страсти заколдованная бездна В измученной душе вновь раскрывалась, Ее уста были отчаянно любезны, Но то была, нет, не любовь, а жалость… Так память звала в прошлое, а в жизни Он с продавщицею искусственных цветов Разглядывал заоблачные выси, Пытаясь сконструировать любовь… Любовь-морковь и водка, и селедка Едва будили алчущую кровь, И в зрелой женщине, как в лодке, Познавшей бурь суровый кров… Было сладостно, как впрочем, и ужасно, Но летела в сон печальная душа, Как будто в миражах есть образ счастья, Так думал Сидоров с проказницей лежа… Она пыталась много раз развеять память, И в свое лоно затолкнуть  всего его, Но Сидоров несчастен был, и пламя Из души глотало, молча, бытие… Но соблазнительная дама так упрямо Глотала боль его стеснительной души, Что Сидоров подумал то, что яма, Возможно, и съедает миражи… Как будто ты вчера еще проснулся И видел этот мир уже насквозь, Не от того ль нас сладостные чувства Порой находят даже врозь… Вот и его девчонка на мальчонке Забылась, как в священную грозу, И в продавщице дух чудесно тонкий В нем уловил прощальную слезу…