На колее безумных совращений.
история Иды глазами олигофрена-эксцентрика
В туалете я просидел около часа, когда я нервничаю, у меня всегда запоры случаются!
Да, что вы там так долго, он ведь уже приехал, – Юрий Владимирович стоял у дверей и заметно нервничал, – следователь ждет вас в моем кабинете!
Ну, тогда похромали! – успокоил я его.
В кабинете мне навстречу вышел пожилой седовласый и очень приятной наружности мужчина в сером костюме, белой рубашке и темно-синем галстуке с золотыми драконами, но самое затейное, ужасно похожий на нашего президента.
Оставьте нас, – попросил он Юрия Владимировича и Юрий Владимирович мигом испарился.
Так значит вы и есть муж Иды Марковны Гершензон?! – спросил он меня, нисколько не улыбаясь.
А я Вас часто по телеку видел, – пошутил я, потому что было уже все равно, что он мне скажет, хотя слушать его было катастрофически как обременительно.
Давайте присядем и поговорим, – предложил он, и мы сели друг напротив друга…
Ну что же, давай поболтаем! – согласился я.
Меня зовут, – сказал он.
А я знаю, – хохотнул я, не моргнув ни одним глазом, – вас когда по телеку показывали, все время ваше имечко и вашу фамильку снизу писали!
О Боже, что у вас за шутки? И вы всегда так разговариваете?!
Да неточки, это все невро-с!
Понятно! – видимо для приличия он кашлянул в кулак.
И давно вы знаете Иду Марковну?!
Да, уж, годика два, пожалуй!
И где вы познакомились?!
Да на дороге, я там гаишником деньгу заколачивал!
А сейчас вы где?!
Сейчас вот решил дерануть из-за Рыжухи!
Понятно, – он нервно забарабанил пальцами по спинке дивана, на котором сидел, – да, и как вас все-таки зовут?!
А вас как?! – усмехнулся я.
Отвечайте, когда вас спрашивают, – рассердился он, – и запомните, что меня зовут Сергеем Сергеевичем.
А меня Тихоном Тихонычем кличут, – для вежливости я тоже кашлянул в кулак.
А вам не кажется, Тихон Тихоныч, что очень странно, что ваша жена Ида Марковна Гершензон назвалась здесь в больнице, Клавдией Ивановной Рыжухой?! Кстати, и вы ее тоже назвали Рыжухой!
Это память у нее зашибло шибко, – вздохнул я, – а Рыжухой я ее ласково так называю за цвет волосиков!
Да, память у нее действительно в настоящее время отсутствует! – теперь Сергей Сергеевич разминал пальцы своих рук. – Однако я надеюсь, что врачи поставят ее на ноги и сделают все, чтобы вернуть ей память!
Конечно, куды они денутся-то, они же вас как огня боятся, – засмеялся я, и кажется, мой смех его очень приободрил.
Говоришь, значит, боятся, – он впервые за время улыбнулся и присев ко мне поближе, зашептал:
Да, ты сильно не расстраивайся, Тихон Тихоныч, хочешь я сделаю так, что она не будет виновна в этой аварии?!
А что она, виновата?! – задрожал я всем телом.
Да, ладно, ты уж не прикидывайся, – усмехнулся он, – я, что, не понимаю, почему вы с ней сговорились изменить ее имя и фамилию, да еще изобразить полную потерю памяти?!
Но она на самом деле ничего не помнит, – зарыдал я.
Да тише ты, дурачок, – Сергей Сергеевич снова похлопал меня по плечу, – я же сказал, что сделаю так, что она не будет ни в чем виновата, тем более, что они оба выскочили друг другу на встречку и столкнулись на разделительной полосе. Тем более, ты сам гаишник, коллега, так сказать, должны же мы друг друга выручать! Его ведь все равно уже не вернешь! А?!
Ну, конечно, – улыбнулся я и пожал его руку, мои слезы просохли, а сердце билось уже спокойно и ровно.
Ну что, я уже пошел?! – радостно спросил его я.
А ну-ка, сядь! – прикрикнул он на меня.
От страха я сел мимо дивана и повалился на пол.
Ну и дурачок же ты, Тихон Тихоныч, – засмеялся он, теперь я понимаю, почему тебя выбрала Ида Марковна.
Ну и почему?! – испуганно пробормотал я.
Потому что противоположности сходятся!
А еще я очень срасный и нежный! – вспомнил я слова Рыжухи.
Ну, это ты своей Рыжухе говори, – еще громче захохотал Сергей Сергеевич.
В это мгновенье зашел Юрий Владимирович, и что-то зашептал ему на ухо.
Знаешь, – сказал Сергей Сергеевич, – ты уж здесь, Тихон Тихоныч, посиди, а я к твоей жене схожу. Все-таки вас как супругов, я хотел бы допросить отдельно.
Спустя час Сергей Сергеевич зашел в кабинет с озадаченным видом и неожиданно приобнял меня.
Знаешь, Тихон, она согласна заплатить мне, чтобы я закрыл дело, но только бедняжка даже не знает, есть ли у вас деньги, и существуют ли они вообще в природе, – шепнул он, немного даже зевнув.
А я знаю, – не выдержал я и всхлипнул, – у нас есть деньги, Сергей Сергеевич, уж поверьте, есть! И я все, что у меня есть, отдам ради нее!
Поверить тебе сразу, Тихон, я, конечно, не могу, поскольку знаю тебя очень мало. Но то, что ты и она мне очень понравились, уж этого никак не отнимешь! Так что все, что в моих силах, я для вас обязательно сделаю!
Сергей Сергеевич, а вы не могли бы сразу прекратить это дело?! А уж потом бы мы вас сразу и отблагодарили! Уж раз вы так на президента похожи, то неужели вас можно обмануть?!
Ай, да, Тихон, ай, да, молодец, – засмеялся он и помахал перед моим носом указательным пальцем, – ты уж смотри, Тихон, больше так не шути! – он вытер слезы носовым платком.
Ну, а что я такого взболтнул, Сергей Сергеевич? – обиделся я. – Ведь у нас без благодарности ничегошеньки не сделаешь! Кругом, куда не погляди – везде благодарности требуются!
И ты, значит, решил тоже благодарным заделаться, – усмехнулся Сергей Сергеевич.
Ничего я не решил, просто неохота, чтоб своя женка в тюрьме сидела!
Последняя фраза очень обрадовала Сергея Сергеевича, и он опять приобнял меня, а потом ему позвонили, что-то сказали по сотовому и он попрощался со мною, шепнув напоследок:
Ну ладно, Тихон, встречаемся послезавтра здесь в больнице, только приготовь пять штук сразу!
Каких пять штук? – растерянно пробормотал я.
Ну, зеленых, конечно, – и он вышел, как будто испарился, как будто его и не было вовсе.
А тут Юрий Владимирович в кабинет заходит, и чаю мне предлагает, и смотрит на меня, ну точно мать родная, и говорит:
Что-то вы, Тихон Тихоныч, неважно как-то выглядите, или хандра какая приключилась?!
Хандра – не хандра, – говорю, – а страдаю я шибко!
Знаю, знаю, – шепчет Юрий Владимирович, – я ведь под дверью стоял, все слушал.
Вот-вот, – говорю, – у моей женки с покойником была обоюдка, а он с меня пять штук требует! Каков гусь! У своего же коллеги!
И что же вы теперь будете делать, Тихон Тихоныч, – опять как мамка родная посмотрел на меня Юрий Владимирович.
И не знаю, – говорю, – Юрий Владимирович, только денег у меня таких нету, а от разговоров таких у меня голова опухает, болит шибко!
Знаешь, что я тебе скажу, Тихон Тихоныч? – немного подумав, шепнул Юрий Владимирович.
Нет, не знаю, – шепчу я, а сам трясусь весь как от лихорадки.
Бежать вам надо с вашей Идой Марковной, – шепнул еще тише Юрий Владимирович, – отсидеться где-нибудь, а потом все само собой забудется и утрясется!
А как же, – говорю, – она с ногой своей похромает, ей ведь и хромать-то еще нельзя.
Да это все пустяки, – смеется Юрий Владимирович, а сам мне чаю подливает, – это все пустяки, Тихон Тихоныч, машину мы тебе организуем, и на новом месте как надо устроим, я даже вас навещать могу в смысле лечения-то!
Даже и не знаю, Юрий Владимирович, как вас благодарить, – прослезился я.
А меня благодарить не надо, – шепчет Юрий Владимирович, – только ментов я жутко ненавижу, даже один их дух переносить не могу!
А я-то здесь причем?! – удивляюсь я.
– Ты не в счет, ты даже на мента-то не похож, – засмеялся Юрий Владимирович, и снова мне чаю подлил. – В общем, ищи хату, Тихон Тихоныч, – а завтра мы тебе твою женку в самом лучшем виде доставим, и колесико с тросиком закрепим, чтобы кость в нужном направлении срасталась!
Ох, Юрий Владимирович, я даже слов не могу найти, какой вы даровитый и изумительный человек! Прямо искра Божья, талант! Да что там талант, талантище!
Да ладно, Тихон, – смутился Юрий Владимирович, – ты уж сходи к своей Рыжухе! – при последнем слове он смутился и покраснел.
И вы снова меня к ней пускаете, – прослезился я, благодарно пожимая его руку.
Ну, ты, Тихон Тихоныч, как дитя малое, – засмеялся Юрий Владимирович, а я со всех ног кинулся к своей Рыжухе.
Уже наступило время обеда и Юрий Владимирович к моей великой радости разрешил покормить ее с ложечки. Она сначала не хотела, все чего-то стеснялась, я, мол, и сама могу руками есть, но я настоял.
Ах, Господи, какое же это удовольствие, кормить с рук любимую женку! Будто ребенок раскрывала она свой нежный ротик и маленькими глоточками вкушала грибной супчик. Я специально поменьше брал в ложку супа, чтобы подольше растянуть удовольствие!
Вскоре принесли обед и для меня, и теперь уже моя Рыжуха настояла на том, чтобы покормить меня с ложечки, и я опять погрузился в пучину удовольствия. Я раскрывал свой рот как большая счастливая рыба, а ее маленькая ручка с ложкой, едва касаясь моих губок, заботливо отправляла глубоко внутрь прекрасный грибной супчик.
Ах, Боже, какое это счастье, быть любимцем и любить!
После моя обеда моя ручка опять спряталась под одеяло, и несколько моих беззастенчивых пальчиков ушло вглубь ее волшебной пещерки. Своим стоном моя Рыжуха, кажется, озаботила Юрия Владимировича. Я видел его дрожащий, и переминающийся с ноги на ногу силуэт за стеклянной дверью, закрытой белой занавеской.
Возможно, хитрец думал, что мы тут трахаемся, и сам же удивлялся, как это мы можем трахаться, если нога у Рыжухи вся в гипсе, и подвешена на колесике с железным тросиком к потолку.
Уж только из-за одного этого, я извинился перед Рыжухой и, вытащив руку из ее волшебной пещерки, тут же кинулся за дверку. Однако, как ни странно, но за дверью я увидел не Юрия Владимировича, а сержанта Чуватова, который как-то странно обнял меня и с каким-то легким подобострастием стал заглядывать мне в глаза.
Ты уж меня извини за все, братан, – зашептал Чуватов, – я же не знал, что ты женат, да еще на такой солидной бабе!
Почти сразу же я почувствовал запах перегара, сильно выделяющийся из раскрытой пасти сержанта Чуватова. Причем этот перегар резко отличался от перегара Юрия Владимировича своей крепостью и совершенным отсутствием качества продукта, отчего я даже немножко захмелел.
Ты уж, Тихон, извини, – зашептал мне на ухо сержант Чуватов, успевая при этом еще и озиратся по сторонам, – я ведь тебе с твоей бабой помочь могу! Схему ДТП ведь я составлял, и следаку еще не отдал! Мы там любой тормозной путь можем изобразить, разве не так?!
Ну, так, – говорю, – ну и что?!
Просто так это, Тихон, не делается, – зашептал Чуватов, – ну, как с коллеги, с товарища – лишь штуку!
Ощущая после этого какое-то странное превосходство по сравнению со сгорбившимся передо мною Чуватовым, я с громадным удовольствием плюнул ему в изумленную рожу и удалился молча в палату.
Когда Чуватов шепнул мне вдогонку: Спасибо! – моя душа возликовала, и захотелось сразу обнять его и простить, но желание увидеть свою Рыжуху было сильнее.
Я опять присел к ней на кроватку, и впился в ее губы жадным поцелуем, а язык мой, как прыткая змейка, проскользнул между ее жемчужными зубами, и она сразу же извлекла из себя такой божественный стончик, что я потерял сознание. Сознание как легкая и невидимая дымка взлетело под потолок к маленькому колесику, на котором был привязан трос, подымавший ее ножку и растворилось где-то за окном!
Свет за окном то возникал, то снова пропадал, и поэтому казалось, что вся земля дрожит от нетерпения, от безумного желания вмиг слиться с чужим тельцем, и тотчас же сделать его своим…