Билетик на тот светик.

история Иды глазами

олигофрена-эксцентрика

Ближе к вечеру, однако, вышли мы с Рыжушкой на берег лесной речушки, а речушка-то попалась больно глумливая-бурливая, даже Альмочка глядя на нее, завыла бедная со страху.

А вот здесь, – говорю, – Рыжушка, – где камушки, будто морды чьи из воды торчат, мы и будем с тобой на тот бережок переселяться, как животные, значит, мигрировать!

Да, что ты, Тихоня, сдурел, что ли, – смеется Рыжушка, а у самой зуб на зуб то ли от холода, то ли от страха не попадает.

Эка, – говорю, – ты Рыжушка-трясушка! Тут же, – говорю, – как море пьяному, по колено толечко будет!

Ага, – говорит, – как раз только одни пьяные да чокнутые при таком течении перебираться здесь будут! Тут же вода, – говорит, – строчит со скоростью пулемета!

Да ладно, – говорю, – Рыжушка, моя душка, ты, – говорю, не забывай про тех двух ковбоев нестрелянных, они, – говорю, – как очнутся, так сразу бросятся в догонялки с нами играть! Уж будь я, – говорю, – такой же алкаш как Игорь Владимирович Кудинов, наш лысый участковый, – говорю, – так я бы за бочку спирта живо в лепешку разбился, а не то в блин бы какой сжарился!

Гляжу на Рыжушку, а она вроде мне все больше доверяет, и даже улыбается, озорная моя, и в глазах у нее вроде как огонечки какие зажигаются!

Ну, что ж, – говорит, – Тихон, за тобой я хоть в огонь, хоть в воду, ты только, – говорит, – за руку меня держи, когда переходить будем!

Не робей, – говорю, – киска! Все будет как в банке, и быстро, и чисто, и никаких деньжонок не видать!

Ну, ну, – говорит, – а как же Альмочка?!

Альму, – говорю, – я на плечи взвалю, а то вон, как она трясется, так наверное, – говорю, – наверное, только Игорь Владимирович с похмелья может лишь трястись!

Да, что ж ты, – говорит Рыжушка, – пристал к нему, как репей, да все отстать никак не можешь?!

Э, – говорю, – Рыжонок, а ты разве не помнишь, как повязал он нас спросонок?!

Эх, Тихон, – говорит, – экий ты все же злопамятный!

Так будешь, – говорю, – злопамятным, если он нас как кроликов за лапы обвязал! Ну, ладно, – говорю, – пошли, а то догонят еще нас, мучители окаянные!

Взвалил, значит, Альму себе на загривок, а та здоровенная бестия, ну как теленок, пудов шесть, наверное, чистого весу! И потопал, одной рукой Альму придерживаю, суку нашу трясучую, а другой Рыжушку свою пугливую за собой по камушкам веду, и тут вдруг Альма, как хвороба какая, на мне чего-то заерзала, да и кувыркнулась с плеча, и по бурунам, да по камушкам полетела, а следом и я за ней, Рыжушки ручонку теплую отпустил, чтобы за мной следом не шибанулась, и ну, башкой, да об камешки с водичкою стучаться, ну, точно конница какая проскакала, а с меня все как с гуся вода, выплываю, значит, с разбитой башкой к тихому омуту, а там уже Альма наша в водоворотах мордой своей трясет да скулит так жалобно, вроде как прощается со всеми, а ее все безумно крутит, ну точно юлу детскую!

Вот энто делишки, – говорю сам себе, вроде как в Кремле дела, а у нас все делишки! Вроде как хилый-прехилый умишко…

Бац! Собачку, гляжу, водоворот уже затянул, а я тут все по сторонам глядел, короче, сам в этот несчастный водоворот ныряю, нащупал барахтелку, Альмочку нашу, да за загривок как ее схватил, и по дну как червь какой от этой каши водяной, вниз по теченью отползаю!

У самого берега выныриваю и бросаю Альму на берег, а тут уж и Рыжушка моя в мокрой телогрейке как куколка какая заграничная стоит, мордочкой своей волшебной улыбается, в меня как героя влюбляется.

Ну, я на бережок тут же выскакиваю, и давай тискать, мять свою Рыжушку, и в губы, и в нос ее целую, родимую, а она только ох да ах, ох да ах!

А Альмочка все вздыхает, глядя на нас, да так сладостно и

так благодарно, что весь лесок, весь бережок в этих слезках блаженно так переливается соловьиными трельками, и через раз умолкает, потрелькает еще раз соловушка и замолкает, а мы с Рыжушкой в кустах ох да ах, ох да ах!

А она мне и говорит:

Я до тебя, – говорит, – Тихон, ни одного такого мужчины

классного не знала! Ты, – говорит, – как Геракл Таврический!

Это, – говорю, – исторический, что ли!

Ага, – смеется Рыжушка, – хорошо еще, говорит, – что ты билетик на тот светик не словил!

А если б словил, – говорю, – то что бы тогда было?!

Тогда, – говорит, – сидела бы на берегу, и выла белугой! Или еще какой зверюгой!

Ну, нет, – говорю, – такие билетики на тот свет пока нам не нужны!

Ага, значит пока?! – злорадно улыбается Рыжуха.

Ну, я в принципе так, – говорю, – а сам зажмуриваюсь и целую ее, родную мою кисоньку, и ухо к ее грудке прижимаю, а сердчишко-то у нее, ну, точно насос какой семитонный, тук-тук, тук-тук, тук-тук, а мне-то как хорошо, и комары вроде как даже успокоились, насытились что ли, то ли от воды стремительной с брызгами улетели!

А чего, – говорю, – ты вдруг про билетик-то на тот светик вспомнила?! Али напилась чего?!

Да, нет, – улыбается Рыжушка, – просто сильно я испугалась тогда за тебя, особенно, когда тебя с головой окровавленной увидала! Ой, даже забыла тебя перебинтовать!

Да, ладно, – говорю, – на мне, – говорю, – все как на собаке заживает! Вон и кровь уже засохла!

А ты, Тихон разве видишь свою ранку на голове?

Да, нет, – говорю, – просто я чувствительный очень, почти как соловей. Вон, послушай, опять запел, затрелькал, засвистел! И так поет, сволочь, хошь плачь, хошь думай про что, одна красотища только в башку лезет! Ах, моя прекрасная Рыжушка!

Ах, любимый мой, Тихоня! – заплакала и обняла меня Рыжуха, а тут и Альма к нам подлезла, и такая хитрая, бестия взяла и промеж нас пробралась.

Тоже, – говорит Рыжуха, – чуть билетик на тот светик не схватила!

Тебя что, – говорю, – Рыжуха, муха какая укусила! Что ты, – говорю, – все про тот свет голосишь, али этот не мил!

Да что ты, Тихон, – смеется, – просто пошутила я!

Ну и шутница же ты у меня, – улыбнулся ей, и опять ее кинулся целовать, сам целую, а из глаз слезы по роже в землю текут, а соловей все поет и поет, шельмец окаянный, а я и вправду чего-то перетрусил, ведь и на самом деле, будто чудо помогло!

Хорошо еще на тот берег переселились, а не тот свет! Теперь уж вряд ли нас догонят! Ночь была уже тепленькой и мы с Рыжушкой мигом задавили хрюшку!