Я оказался в городе как в склепе, Все были живы, но в душе уже мертвы И только тени ангелов на небе Пролетали вместе с шепотом листвы… Я жил в каком-то диком небоскребе, В нем девы отдавались по часам За деньги, что лежали в их утробе Младенцем призрачным бродящим по лесам… Крестов и плит, могил давно забытых, Ненужных никому во тьме из снов, Где капля горечи была, как яд пролита И мир лишился внутренних основ… Весь глупый и пустой, и очень жалкий Одной толпой бегущий человек Уже века лежал на вечной свалке, Безмолвный как прожитый им же век… Лишь Одиссей один из древности светился И было ясно, почему свою семью Он покидал, в морях плывя без смысла, Лишь тихо напевая: Ай лав ю… И плакала седая Пенелопа, Встретив снова на причале старика, Сто лет без мужа провозилась вся Европа, Рождая с войнами лишь в мыслях жениха… Столетние младенцы на покое Давно благоухают мертвым сном, Я рад бы исключить в себе плохое И думать лишь о веке золотом, Который здесь мыслителям являлся Из галереи самых светлых мечт И с дьявольской улыбкой святотатца, Хранящим очередь таких же дивных встреч… Вот и мне во тьме привиделось пространство И сладостная нежность женских сфер, Лишенная тепла и постоянства, Как изворотливость тоскующих химер… Я в городе как в склепе очутился, Между собой общались только мертвецы, Везде обозначая страстно числа, Связуя жизни странные концы… Конец Истории лежит в ее начале, Я – архивариус всех прожитых времен, В страницах желтых ощущаю смысл печали, — Здесь каждый словом и рожден, и погребен… И лишь в экране компа блик от тени, И слово, потерявшее свой смысл, Человек, его застывшее мгновенье, — Уравненье кем-то взятых вечных числ…