Июнь выдался жарким. Ласковая майская прохлада, сменилась изматывающей ночной духотой. Ворочаясь в постели, Надежда с тоской вспоминала, как куталась в теплое пуховое одеяло, слушала гудящее пламя, что вырывалось из форсунок обогревателя. Теперь же, когда летнее солнце раскаляло крышу, приходилось лежать без сна, всматриваясь в темноту, таящуюся в углах спальни. Легкое потрескивание обоев сменилось пением цикад за окном, чириканьем воробьев, и прочей пернатой нечисти.

Надежда вздохнула. Спать в такой духоте было просто невозможно. Рядом тяжело сопел Сергей. Его грудь судорожно поднималась и опускалась, похоже, ему снилось что-то неприятное, плохое.

Ничего удивительного — иначе и быть не могло. Сны, которые видела сама Надежда, не радовали разнообразием. Чья-то злая рука окрасила эти призрачные обрывки, даже не достойные именоваться снами в темные цвета, добавила багровые оттенки. В этом доме никогда не приснятся приятные сны — за время, прожитое здесь, Надежда твердо уверовала в это.

Дом казался живым. А еще он изменился. Надя поняла это однажды, когда еще за окнами безумствовала весна, рассыпаясь каплями веселья.

Вначале, еще только когда они приехали сюда, дом был старым, ворчливым стариком, изнеможенным, с тысячей морщинок на осыпающейся шубе, с потемневшей крышей, что смотрела сверху лопнувшим шифером, с грязными окнами, с покосившимся, наполовину сгнившим забором, с участком, заросшим по колено бурьяном.

Теперь же дом сиял. Он словно усмехался, и солнце отражалось в вымытых до блеска окнах. Куда подевались морщинки и трещины в стенах? Нет, Сергей, конечно, всю весну только и занимался тем, что наводил порядок в огороде, постоянно что-то чинил, мазал, белил, красил, латал крышу, вырывал траву, копал огород, и еще… да мало ли чего еще… Вот только почему-то ей казалось, что, сколько бы Сергей не занимался ремонтом, это ни в коей мере не сделало дом таким, каким он стал.

Надежда не узнавала мужа. Ранее равнодушный ко всему, он преобразился, излучал энергию. Сергей мог часами возиться в огороде либо торчать на крыше, забираясь туда по высокой, нелепой, кое-как сколоченной лестнице, чтобы затащить наверх тяжелые листы шифера, не говоря уже про мелкий ремонт внутри дома.

С одной стороны это радовало, с другой — словно что-то чужое пробралось под крышу дома, назвавшись ее мужем. Надежда могла поклясться, — с каждым днем, что оборачивался улетающим листом календаря, она все меньше и меньше узнавала Сергея. Словно маленькая трещинка возникла однажды между ними, и теперь все больше и больше расширялась, грозя превратиться в широкую пропасть, перешагнуть которую не смогут ни она, ни он.

С тех самых пор, как Сергей открыл глаза, лежа в больничной койке, он стал немного другим, не тем Сережей, который мог молчать, слушая нескончаемые излияния тещи, в нем появилось что-то новое… хищное.

Осень и зима тянулись нескончаемой нитью, растягивались как резиновый жгут, чтобы лопнуть однажды, в теплый весенний денек, когда от земли поднимался пар, и птицы, ошалев от неожиданной радости, наполнили небо восхищенным щебетанием. Это случилось в тот день, когда ее пальцы впервые сжали маленький фотоснимок, на котором, по правде говоря, ничего было не разобрать, но сердце каждый сжималось каждый раз, когда ее глаза пытались рассмотреть очертания маленькой жизни в хитросплетении черно-белых пятен и черточек.

Вернувшись из женского отделения, она застала мужа за работой. Он сколачивал из покрытых пятнами плесени и гнили досок, огромную лестницу, ту самую, по которой в последствии забирался на самый верх, прямиком на горячую от солнца крышу. Услышав звук шагов (Надежда оставила машину на улице, и, обнаружив дверь закрытой, прошла во двор, ожидая увидеть мужа), Сергей повернул голову, и на миг ей показалось, что его глаза злобно блеснули. Он смотрел на нее, и Надежда, неожиданно для себя сделала шаг назад. Руки мужа сжимали молоток, и Надежда отчетливо видела, как взбугрились вены на кистях, (хей, детка, ты только представь, с каким наслаждением он опустит молоток на твою глупую головенку, чтобы посмотреть какого цвета в ней мысли…), глаза-бусинки продолжали сверлить ее.

— Привет — Надежда почувствовала, как неприятно запершило в горле.

Сергей продолжал сжимать молоток в руке. Он наклонил голову, словно о чем-то раздумывая.

— Привет… — Надежда, зачарованно смотрела, как медленно опускается рука с молотком. Сергей не спеша, положил молоток на землю, и приподнялся, отряхивая джинсы. Надежда заметила, что любимые джинсы мужа, из которых он почти никогда не вылезал, на коленях превратились в лохмотья, более того, в прорехах ткани были видны ссадины и царапины, причем Надя готова была поклясться, что эти ссадины совсем свежие.

(Похоже, твой муженек замаливал грехи, стоя на коленях, причем делал это так усердно, с такой самоотдачей, что бедные джинсы просто не выдержали такого издевательства, хе-хе…)

— Как дела? — Равнодушно поинтересовался Сергей, и сделал шаг навстречу.

— Нормально — пробормотала Надежда. Их разговор, все больше и больше становился похожим на беседу двух случайно встретившихся приятелей, обменивающихся ничего не значащими фразами.

Сергей кивнул головой. В этот миг Надежда показалось, что какая-то сила вселилась в ее мужа, заменила собой его естество, подчинила слабую плоть, и теперь полностью управляет телом Сергей, словно невидимый кукловод, дергая за веревочки.

(Это существо детка, просто существо, похожее на твоего мужа, и оно раздумывает сейчас — не подобрать ли с земли вон тот чудный молоток, рукоятка которого так удобно умещается в руке…)

— Я пойду… машину отгоню — Надежда сглотнула. Почему-то в этот момент ей захотелось убраться из этого места как можно дальше, отгородиться тысячей заборов, оставить между ней и (существом) мужем тысячи километров, только бы не видеть, как в его руку ложится отполированная прикосновениями пальцев, деревянная рукоятка.

— Давай — проскрежетал Сергей, и потянулся за молотком.

(Не оборачивайся, только не оборачивайся…)

Надежда сделала шаг в сторону калитки, в каждую секунду ожидая, что вот прямо сейчас, за спиной раздастся звук рассекаемого воздуха, и боль раскаленным гвоздем вонзится в голову, пронзая тело, чтобы утащить в глухую тьму, где нет ни света, ни мыслей, ничего…

(Не показывай, что боишься, не дай заподозрить, что ожидаешь удара сзади…)

Надежда пошла к выходу, ускоряя шаг. Она коснулась калитки, и вздрогнула, услышав удары молотка — Сергей вгонял длинные ржавые гвозди, в размягченную временем древесину.

Выйдя за калитку, Надежда перевела дух, и неожиданно рассмеялась.

(Ты просто толстая дуреха. Ну подумай сама, с какой стати он должен причинить тебе какой-нибудь вред?)

Она загнала машину во двор, и вошла в дом. Поднявшись по ступенькам лестницы, Надежда зашла на веранду. Некогда покрытые пылью глиняные цветочные горшки, с высохшими останками комнатных растений, теперь сияли на солнце лакированными боками, маленький столик посредине комнаты, был аккуратно застелен скатеркой, с непременной хрустальной вазой. Надя осторожно выглянула в окно. С того места, где она стояла, открывался чудный вид — заросли малинника, летняя кухня, и часть двора. Сергей увлеченно сколачивал лестницу, и Надежда, словно зачарованная смотрела, как методично поднимается и опускается рука мужа, сжимающая чертов молоток.

(А ведь было бы забавно, если бы он действительно пошел на тебя, занеся руку для удара. То-то бы ты испугалась дуреха. Возможно даже описалась, маленькая трусиха, не так ли?)

В этот миг, словно услышав ее мысли, Сергей поднял голову. Надя оцепенела. Сергей увидел в окне ее перекошенное лицо, и приветственно махнул рукой (сжимающей молоток, разумеется) — привет детка, не скучаешь?

(Толстая сучка, везде сующая свой любопытный носик!)

Молоток ненадолго застыл в воздухе, и с силой опустился, вгоняя неподатливый гвоздь…

И вот теперь, слушая, тишину спальни, изнывая от духоты, Надежда раз за разом задавала себе вопрос — а смог бы Сергей, в самом деле, проделать то, о чем подумала маленькая испуганная толстушка, пятясь к спасительной калитке, вздрагивая от каждого удара молотка? Надежда и так и сяк обдумывала ответ на этот вопрос, и с ужасом понимала, что не уверена в том, что все эти мысли полный бред.

Что-то произошло в ее отсутствие, и это что-то оставило неизгладимый след в их отношениях. Сергей словно подменили, и каждый раз, когда она ловила на себе его пронзительный взгляд, Надежде становилось не по себе.

Май ушел, растворился в пьянящей неге, уступил жаркому июню, и все последние дни уходящей весны, Надя отстранено наблюдала, как супруг, словно одержимый, возится с чертовым домом, без устали носясь, то вверх, то вниз, иногда целыми днями пропадая на чердаке.

А еще это старье. Оставалось только гадать, каких трудов стоило мужу спустить с чердака это чертово кресло-качалку, не говоря уже про прочий хлам: старый приемник, что оскалился хромированной решеткой, похожей на радиатор спортивного автомобиля, патефон, с пожелтевшей от времени пластмассой, с чертовой уймой пластинок, от звуков которого хотелось бежать куда подальше, все эти треснутые полочки, торшер с бумажным абажуром, (с пылью въевшейся так, что Сергей без всякого результата потратил целый вечер, напрасно пытаясь очистить его, размазывая грязь по розоватой бумаге), и прочее, прочее, прочее…

Все это барахло удобно разместилось по комнатам дома так, словно испокон веков занимало там свое место. Впрочем, Надежда и не сомневалась, что Сергей разложил старье там, где оно находилось раньше.

Теперь заходя в дом, Надежда словно переносилась назад во времени, на добрые три-четыре десятка лет. Старые вещи, принесенные в дом, наполнили его ароматом старины. Этот сухой запах пыли, мышей и птичьего помета, придавал неожиданный шарм, прежде затхлой атмосфере дома.

Похоже, муженек решил устроить здесь все так, как было много-много лет назад, возможно Сергею нравилось ощущать свою власть над временем, или это было что-то вроде ностальгии, кто знает? Сама Надежда скептично относилась к тому, что старье, расставленное по углам, как-то поможет хоть ненадолго вернуться назад.

Надежда тяжело вздохнула. Уже в который раз.

Спать не хотелось совершенно. Оставалось только ворочаться в кровати, проклиная духоту. Надежда с завистью посмотрела на спящего мужа. Вот кому было все равно, какая погода — Сергей одинаково беззаботно дрых вне зависимости от того шел ли за окнами дождь, мела пурга, либо жаркая, июньская ночь, не давала дышать, обволакивая липкими объятиями. Впрочем, нет — в темноте спальни можно было рассмотреть, как поддергиваются его руки и ноги, а сбившееся дыхание свидетельствовало о том, что муженьку снится неприятный сон.

Надежда криво улыбнулась — в последнее время ей меньше всего стал волновать спокойный сон Сергея. Это в первый год замужества, она прижималась к нему, засыпая счастливым сном женщины, которую обнимает любимый человек. И даже, когда Сергей заваливался в дом, с трудом нащупывая выключатель, пьяно икая, и полчаса стоял возле унитаза, упершись в стену рукой — даже тогда, Надя помогала ему добрести до кровати, чтобы рухнуть, не раздеваясь, и полночи потом бродить по кухне, роняя посуду, сражаясь с непослушным чайником, не ропща, не ругая судьбу, подбросившую такой подарочек. Она считала это чем-то вроде бесплатного довеска, осознанной необходимости. Неизбежные потери — вот как иногда она думала, вслушиваясь бессонными ночами в тяжелое храпение мужа, и даже когда Сергей вырубился однажды прямо посредине комнаты, упал на пол, кто, как не Надежда заботливо укрыла непутевого муженька одеялом, и потом каждые пол часа на цыпочках подкрадывалась к нему, чтобы убедиться что тот еще дышит.

Да, всякое бывало на нелегком тернистом пути, вот только всему должен быть предел. Их брак все больше напоминал Надежде модель самолетика, которую забыли склеить, просто приставили составные части друг к другу, наивно полагая, что все будет в порядке. Легкие детальки оказались настолько хорошо подогнаны, что модель некоторое время хранила форму, но рано или поздно — они начнут выскакивать из пазов, чтобы вновь превратиться в груду бесполезной пластмассы. Так и их брак. Он рассыпался прямо на глазах. И если раньше это было просто незаметно, то после переезда в новый дом, все пошло намного быстрее. Лежа в кровати, Надежда размышляла о том, что могло бы сохранить его, склеить надежнее всякого клея?

На самом деле ответ давно плавал на поверхности. Надежда погладила живот и улыбнулась. Маленькая жизнь внутри нее, что крепла и набирала силу с каждым днем — вот ответ. Только… захочется ли Сергею принять его?

На этот вопрос Надежда боялась ответить самой себе. Быть может потому, что и так знала ответ.

Надежда закрыла глаза. Хватит думать о плохом. Все будет хорошо, малышка. Сладких тебе снов, пока мама ворочается, задыхаясь от духоты. Рано или поздно жара немного спадет, и можно будет наслаждаться вечерней прохладой.

К тяжелому сопению Сергея добавился легкий шорох. В то же время по комнате прошел легкий ветерок, на мгновение, заставив качнуться шторы.

Надежда прислушалась. Нет, наверно показалось. Нужно постараться заснуть, иначе утром она окажется похожей на живого мертвеца — бледная, осунувшаяся, с темными кругами вокруг глаз, будет бродить по комнатам, пугая привидений, которые, несомненно, несут службу в самых дальних закутках дома.

Шорох раздался вновь.

(Возможно мыши. Маленькие мохнатые лапки чуть касаются пола, серые мордочки елозят носами по пыльным норкам…)

Что-то шуршало там, в шкафу, где на полках лежало нижнее белье, висели на плечиках кофточки, блузки и прочая одежда.

(Эй, мыши-шебуршиши, бегите из-под крыши, бегите отовсюду, не то вам будет худо!)

Нет, слишком громко для мышей…

Надежда замерла. Тот, кто забрался в шкаф, очевидно, запутался в одежде, и теперь пытался выбраться наружу. Черт, да что же там такое?

Надежда приподнялась на локтях. Нужно разбудить мужа, чтобы тот посмотрел, кто там шебуршит в шкафу. Глупенькая, а если там никого не окажется? Возможно, это просто… сквозняк, или неплотно закрытая дверка шкафа чуть приоткрылась под своим весом.

Скрип раздался вновь. На этот раз он казался громче и продолжительнее. Более… вызывающим. Словно тот, кто сидел в шкафу делал это нарочно, чтобы быть услышанным в темноте спальни.

(Хей, детка, это я — твой оживший ночной кошмар…)

Дверка шкафа, в который раз скрипнула, и чуть приоткрылась. Надежда судорожно задышала, пытаясь отодвинуться. Она уперлась в спинку кровати, заворожено уставилась на шкаф.

(Показалось, просто показалось, это сон… Нет никого в этом чертовом шкафу… Успокойся детка, тебе показалось…)

Тихий скрип отозвался болью в ушах. Он был реален настолько, насколько вообще может быть реален оживший кошмар.

(Это существо, детка, живущее в шкафу, на полке, среди одежды и гигиенических прокладок, и оно сейчас доберется до тебя…)

Дверь распахнулась ударом изнутри. Существо выбиралось. Оно путалось в одежде, висящей в шкафу, ругалось, отбрасывая лезущее под руку тряпье.

Надежда попыталась закричать, и не смогла. Крик завяз в горле сгустками страха. Все что она могла — тихонько поскуливать, словно побитая собака. А еще отодвигаться как можно дальше, вжимаясь в спинку кровати.

Из шкафа показалась огромная костлявая лапа. Острые когти чуть поблескивали в тусклом свете луны (из-за жары, Сергей оставил ставни открытыми, напрасно надеясь, что ночной ветерок принесет прохладу), слежавшаяся шерсть вдруг встала дыбом.

(Хей-хо! А парень это…)

Существо выглянуло из шкафа. Красные фонарики глаз вперились в Надежду. Она замерла от ужаса. Бежать было некуда. Воздух в комнате сгустился настолько, что стало трудно дышать. Звуки пропали, исчезли куда-то, остались только бормотание существа, да ее хриплое дыхание.

В комнате запахло чем-то горелым. Существо выбиралось наружу, и Надежда смогла рассмотреть его полностью. Это было слишком кошмарным, чтобы казаться правдой. Как можно описать то, что не может быть описано обычными словами, образами? Словно мир сдвинулся, и разорвалась зыбкая граница между сном и явью, пропустив самое отвратительное чудовище, которое только можно представить.

Первобытный ужас сковал тело. Древняя, заложенная в генах память проснулась, связала по рукам и ногам, не оставляя шанса убежать, скрыться — потому что от этого невозможно убежать, как невозможно убежать от себя самого, от своих ночных страхов. Ожившие монстры, что может быть страшнее? — только осознание того, что нет спасения из этого кошмара, и нужно успеть насладиться оставшимися секундами, втянуть напоследок прогорклый воздух, понимая, что лучше его нет ничего на свете, осмотреться вокруг, впитывая темноту спальни, ибо это последнее, что увидят глаза, до того, как существо вонзит свои острые когти, вырывая увиденное из окровавленных глазниц.

(Хей-хо, детка! Твой взгляд стечет под его пальцами, мутными каплями, словно слезы!)

Существо было похоже на отражение тьмы, в зеркале страха. Неправдоподобно длинные руки-лапы, с утолщениями на локтях, покрытыми взбугрившимися складками кожи, короткая шерсть, непонятно бурого цвета. Худые ноги, с торчащими коленями, покрытыми все теми же кожаными складками. Абсолютно лысый череп, обтянутый морщинистой кожей, уши летучей мыши, торчащие вверх, прислушивались к каждому шороху. Почему-то Надежде показалось, что существо слышит ее страх, слышит, как сердце пропускает удары, сбиваясь с ритма. Огромная пасть ощерилась сотнями мелких, но, тем не менее, острых (достаточно острых для того, чтобы терзать твою слабую плоть, дорогуша), над сплющенным, похожим на свиной пятачок, носом, горели ненавистью два глубоко посаженных глаза.

Существо повело взглядом, ловя в перекрестии глаз ее испуганный силуэт. Впалая грудь чуть вздымалась, словно существо не могло привыкнуть к воздуху этого мира. За плечами виднелся небольшой горб. Существо раскрыло пасть, из которой дохнуло отвратительным смрадом. Надежда задохнулась от омерзения.

Оно тянуло к ней свои лапы, приближалось, ковыляя на тонких длинных ногах. Надежда слышала, как острые когти существа царапают пол.

(Скреб… Скреб… Я уже рядом…)

Существо приближалось, оно не спешило, уверенное, что испуганная жертва никуда не денется, скованная ужасом надежнее всяких цепей, связанная страхом, надежнее самой толстой и крепкой веревки.

(Скреб поскреб…)

Уже совсем близко.

Сергей заворочался во сне, и существо замерло, вслушиваясь в его бормотание.

Оно боится разбудить Сергея!!! Надежда попыталась пошевелить рукой. Пальцы отказывались слушаться. Пелена ужаса накрыла разум, отсекая все попытки достучаться до беспомощного тела.

(Ну давай детка. У тебя есть маленький, мизерный, ничтожный шанс…)

Надя почувствовала, как испарина покрыла лоб. Такой пустяк — шевельнуть пальцем. Нужно просто захотеть сильно-сильно…

Существо снова перевело на нее горящий взгляд. Надежда буквально ощутила, как багровые лучи скрещиваются у нее на груди. Существо шагнуло к ней.

Надежда шумно выдохнула.

(Черт, ну давай детка, пошевеливайся, если не хочешь, чтобы оно заграбастало тебя в объятия!)

Сергей что-то пробормотал, существо послушно остановилось, словно подчиняясь чужой воле.

Надежда сумела сжать руки в кулаки.

(Еще немного, и…)

Она, что есть силы, толкнула Сергея, и существо пронзительно завизжало во тьме. Оно кинулось к Надежде, размахивая нелепыми руками, выпустив когти, отталкиваясь ногами от скрипящего пола.

Сергей перевернулся на другой бок. Надежда что есть силы, вцепилась в плечо мужа.

— Ну давай же, проснись, пожалуйста, проснись!!!

Она тормошила его, понимая, что еще чуть-чуть и…

(Хей-хо!!!)

… оно достанет ее.

— Пожалуйста, ну, пожалуйста, Сережа… Сереженька…

Сергей открыл глаза, с трудом выбираясь из сладкого омута сновидений.

— А… что такое…

Надежда повернула голову. Существо исчезло. Словно и не было ожившего кошмара. Только чуть скрипнула, закрываясь, дверка шкафа, украшенная причудливым орнаментом.

Сергей замотал головой, просыпаясь.

— Что случилось?

Он бормотал, словно мальчишка, который не хочет просыпаться, потому что нужно идти в ненавистную школу, где прыщавые одногодки будут дразнить и всячески измываться над бедным парнишкой, демонстрируя свое сомнительное превосходство.

— Вставай, вставай же… — Плакала Надежда, утирая слезы рукой.

Сергей окончательно проснулся. Он нехотя выполз из постели, нащупал выключатель. Вспыхнул свет, и тьма неохотно убралась прочь, свернулась клубочком под кроватью, за задней стенкой шкафа, затаилась в уголках, чтобы выползти потом назад, возвращая утраченную власть.

Он окинул комнату осоловевшим взглядом, совершенно не соображая, что происходит.

— Да в чем дело-то? — Сергей не сводил раздраженного взгляда с заплаканного лица Надежды. На секунду даже показалось, что он сейчас ударит ее. Потом это ощущение ушло, растворилось в потоке слез.

— Там, в шкафу — Надежда протянула руку, указывая на дверку — Там кто-то есть…

Сергей вздрогнул. Он даже слегка попятился, стараясь не подать виду, что ее слова как-то задели его. От пристального взгляда Надежды не укрылось его волнение.

Боже, да он все знает! — поняла Надежда. — Все эти кошмарные сны, все происходящее в этом доме — все как-то связано с ним.

(Хей детка, похоже, он что-то скрывает от любимой женушки!)

Сергей облизал пересохшие губы.

— Послушай детка… — он запнулся, понимая, как фальшиво сейчас звучат его слова. Детка-конфетка, восьми десятков килограмм весом.

Надежда смотрела на мужа, не веря глазам.

(Он запинается, как не выучивший урок школьник…)

— Тебе что-то приснилось? Это просто кошмар — бубнил под нос Сергей, успокаивая скорее самого себя.

— Да? Может быть, тогда давай откроем этот гребаный шкаф, и посмотрим, какой кошмар может таиться на полке, между шелковыми трусиками, подаренными на Рождество, и старой прошлогодней ночнушкой — Надежда представила, как бросает эффектную фразу, стирая глупую улыбку с его лица, но вместо этого промолчала.

Сергей взялся за дверку. Сущий пустяк — распахнуть ее, и ткнуть женушку носом в тряпье, да так чтобы она раз и навсегда выбросила из своей пустой башки весь этот бред. Мало ли что могло присниться этой дурехе. Подумать только! Чудовище, живущее в шкафу — полный бред…

Но только он почему-то не спешил удостовериться в правдивости своих слов. Глупая, шальная мыслишка крутилась в голове, ползала маленьким назойливым червячком: а вдруг это вовсе не бред?

К черту! Сергей рванул дверку на себя так, что жалобно затрещали петли.

— А ну-ка иди сюда — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес он, и одновременно поманил Надежду пальцем.

Надежда осторожно, вытянула шею. Шкаф стыдливо обнажил свои внутренности. Нижнее белье, гигиенические прокладки, колготки, в полиэтиленовой упаковке — никаких следов существа.

— Ну? — Сергей раздраженно посмотрел на супругу.

(В шкафу не оказалось существа!)

— Это просто сон — послушно пробормотала Надежда, уловив одобряющий взгляд мужа.

— Точно, детка — ласково пропел Сергей, закрывая дверку шкафа.

В его глазах вспыхнули и погасли огоньки.