Как Панюшин вообще влез во все это дерьмо? Раньше бы Юрий ответил просто — чистая случайность. Некоторое время спустя, признал бы некую закономерность в случившемся. А еще позже был бы уверен, что иначе и быть не могло.

Если бы Юрка задал этот вопрос сейчас, то ответ оказался бы весьма интересен. Но… сейчас Панюшину не до рефлексии.

* * *

На выздоровление Панюшину выделили неделю. Козулин каждый день наведывал болезного, правда, уже без халата и цветов. Фрукты Юрка так и не попробовал — скуповатый Козулин забрал их обратно после первого же посещения. Ну и не больно-то хотелось.

Голос в голове угомонился, лишь только изредка вспоминал о том или ином повреждении. Ну, Панюшину не привыкать — не бьют и ладно. Брутальный Геннадий Сергеевич на деле оказался полным ничтожеством, пускай и обладал некоторыми полезными связями. Спецотряд осназа блокировал дачный домик — на всей территории действовал односторонний пропускной режим. Впускали всех, выпускали только своих. С хозяином дома беседовал лично Козулин. Сергеевич пробовал, было гнуть пальцы, но фирменный Козулинский удар в пах оказался доходчивее всех словесных аргументов. Вернувшись в сознание, несостоявшийся пахан согласился с обоснованностью претензий капитана, и задекларировал полную лояльность высоким убеждениям командира спецотряда. Панюшину выделили комнату с видом на лес, самого хозяина определили в комнату поплоше. Обслуживающий персонал согнали в служебное помещение, где тот бесполезно томился, ожидая развязки. С неугомонными «быками» была проведена спецбеседа, по результатам которой, незадачливые вояки были оттранспортированы в хозблок, до выяснения.

Сам Козулин ходил гоголем, отдавая короткие распоряжения. Бестолково разодрал дорогое сукно на бильярдном столе, перепробовал экзотические напитки в баре. Мыслями Козявка находился в небольшой спальне, где выздоравливал Панюшин. Смерть доктора Мезенцева внесла коррективы в нестройный план капитана. Собственно, какой план? Так, бестолковое метание по заданному вектору. Тем более направление этого злополучного вектора как раз и определял ныне покойный доктор. Со смертью Мезенцева, командир спецотряда попадал в щекотливое положение. Действовать как раньше, на свой страх и риск он не мог, не хватало информации, выбивать же оную из тюфяка Панюшина — занятие бесполезное и неблагодарное. Да и опасное в какой-то степени. Для себя капитан усвоил одно железное правило — знания преумножают скорбь, другими словами — меньше знаешь, лучше спишь, ешь и живешь.

Возвращаться к первоначальному заданию Козулину не хотелось — как правило, работа в проекте оканчивалась одинаково. Консервация или еще хуже — полная санация. Правда после перелома жизнь стала немного проще, тем не менее, рисковать не стоило. Говорят, некоторые традиции чрезвычайно живучи. Взять, к примеру, историю с тем же Панюшиным.

Каждый раз, когда Козулин вспоминал Юрку, ему хотелось громко выматериться, да так, чтобы слышно было аж там, наверху. Но ничего не поделаешь — скажет родина «надо», капитан Козулин ответит «есть». Работа, мать ее…

— Командир, связь… — осназовец протянул маленькую прямоугольную коробочку.

Козулин закусил губу. Черт, как не вовремя — опять придется мямлить в трубку, придумывая все новые оправдания.

— Алле, нах?

Голос в трубке не отличался оригинальностью.

— На связи… — Козулин решил не умничать. Это только в кино бравые ребята бойко рапортуют разную чушь вроде «Вепрь, я Питон» или «Семнадцатый, я База, ответьте» — кому есть, что скрывать ни за что не будет засорять эфир подозрительными позывными.

— Ну что там у вас, ироды? — голос в трубке наливался раздражением.

— Объект не найден — лениво процедил Козулин, тем не менее, холодея в душе.

— Кто б сомневался… Козявка, еб твою, вы там что, спите на ходу? Дай сюда доктора…

Настал момент истины.

— Доктор… он не может подойти — дрогнувшим голосом произнес командир спецотряда.

Наступила тишина. Недолгая, минуты на две…

А последующие десять минут, Козулин слушал непрерывный поток ругательств. Некоторые из них следовало запомнить — не каждый день услышишь такое. Сам Козулин, лепетал что-то в ответ, проклиная тот день, когда появился на свет.

В соседней комнате могучий Панюшинский организм пытался, как можно эффективнее использовать отведенные ему семь дней. Сам Юрий пребывал в тихой уверенности, что там, впереди много чего интересного как лично для него, так и для всех остальных. С доктором, конечно, он поторопился, сейчас Панюшин даже жалел о сделанном. Ну, подумаешь, врезали разок, с кем не бывает. С другой стороны, Мезенцев давно нарывался на грубость — этот безумный взгляд, и вообще. Сейчас Панюшина интересовало только одно — пауза во взаимоотношениях с неугомонным капитаном Козулиным. Что-то здесь было не так. Вообще будущее рисовалось Юрке исключительно в темных оттенках, но вот уже третий день он наслаждался покоем, пускай и был надежно зафиксирован на кровати.

Шумели сосны за окном, по зеленым ветвям носились белки. Где-то вдалеке стучал дятел, а в прихожей задумчиво вышагивал туда-сюда-обратно капитан Козулин. Ничего не скажешь — идиллия. Тем не менее, Панюшин не собирался достигать равновесия, с него было достаточно того, что никто не лез с вопросами, на которые все равно не было ответа.

Бойцы осназа равнодушно следовали указаниям командира спецотряда — вот уж кого меньше всего волновали душевные терзания капитана. Что и говорить — погоны они и есть погоны. Нацепил и радуйся — теперь ты в ответе за тех, кого не убил. Хотя следовало бы… Ох следовало! Козулин не мог навскидку определить степень Панюшинского участия во всей этой мерзости, с него было достаточно того, что замазались все, причем по самые макушки. Не озвученные потери составили два человека — собственно доктор Мезенцев, и один безвинно загубленный боец. Теперь следовало притормозить, чтобы как следует обдумать ситуацию.

Давай Юрок, выздоравливай скорее.

* * *

Второй день пребывания в Славянске, Юрий решил посвятить воспоминаниям. Прогуляться по городу — чем не занятие для гостя?

Панюшин вышел из дома, вертя на пальце цепочку с ключами. Пересек неширокую дорогу. Сразу же, у дороги, расположился небольшой рынок. Куда меньше центрального, колхозного — более сонный что ли. Юрий бесцельно потолкался у прилавков, даже по старой памяти стащил у зазевавшейся тетки кривой пупырчатый огурец, тут же устыдился, но огурец все-таки съел. От базара вниз уходила разбитая крутая улочка, та самая. Панюшин спустился по ней прямо к Лиману. Постоял у берега, вспоминая, как давеча купался в мутной воде. Бросил на счастье камешек.

До вокзала Юрий добрался минут за сорок. Шел не спеша, прогуливался по пыльным Славянским улицам. На привокзальной площади постоял немного, насыщаясь специфической атмосферой. Что ни говори — вокзал есть вокзал. Будь то столица, или забытая богом провинция — звуки, запахи всегда одинаковы. Если закрыть глаза, можно представить себя в любом городе страны. Такое себе путешествие сквозь пространство — Панюшин даже не думал расстраиваться по пустякам, но людская суета вокруг вызывала странную ностальгию. Умом Юрка, конечно же, понимал, что не стоит тосковать о прошлой вольной жизни, но что-то на миг коснулось огрубевшей Панюшинской души, и с уголка глаз сорвались маленькие слезинки.

Черт знает что. Панюшин улыбнулся — ну вокзал, ну шумят электрички, и в репродукторе совершенно невразумительно орет чей-то голос. Он гость, и ему ли обращать внимание на несущественные детали.

К остановке подкатил стареющий троллейбус. Юрий приподнял в изумлении бровь — старичок едва дышал, подрагивая железным корпусом. Да еще народу набилось — в основном толстые старухи да неряшливые тетки с баулами, для которых смысл жизни занять сидячее место, и дышать, оттирая пот похожими на окорока ручищами. Куда они ездили каждый день, оставалось загадкой. У Панюшина была своя теория на этот счет — зловредные тетки питались отрицательными эмоциями, отчего еще больше грузнели, наливались ненавистью ко всему сущему.

Как бы то ни было, в троллейбус Панюшин втиснулся с трудом. Зашипели, закрываясь двери, и холодное железо вдавило Юрку в чью-то липкую потную спину. Всю дорогу до автовокзала, Юрий провел, сдерживая дыхание. Хотелось поскорее выбраться на свободу, но Панюшин сердцем чувствовал, что мучения не напрасны.

На автовокзале, Юрий почувствовал легкий укол в сердце. Выбрался из железного монстра, и некоторое время стоял на остановке, пытаясь прийти в себя. Эмоции переполняли ранимую душу Юрия — действительно, черт знает что! В век невероятных достижений человеческого разума приходится терпеть подобное…

Усевшись на скамью, Панюшин сумел сообразить, что же сбивало с толку — где-то в глубинах подсознания созрела одна весьма своевременная мысль. Она перекатывалась в Юркином черепе, пытаясь ухватиться мохнатыми жвалами — время проверить старые закладки.

К выбору места для закладки нужно подходить взвешенно. Можно даже сказать творчески — место должно быть с одной стороны доступным, и в то же время никто посторонний не должен обнаружить содержимое тайника. Место должно оставаться неизменным по времени — никаких новых построек, заграждений, перепланировок, и так далее. Место не должно привлекать чей-нибудь нездоровый интерес, и при этом сам факт проверки закладки не должен вызывать подозрения у случайных свидетелей.

Вспомнить бы еще где многострадальный Панюшинский разум разместил закладки, и каким было содержимое — наверняка что-нибудь необходимое и весьма ценное… И тут до Панюшина дошло.

Где человек прячет лист? Правильно в лесу! А где человек прячет документы? Ответ на этот вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд. Скорее всего, прятать документы стоит среди других документов.

Городской архив? Ну, нет, слишком уж тривиально. Центральная библиотека — отдает дешевой банальщиной. Запасники краеведческого музея? Черт возьми, а почему бы и нет?

Панюшин улыбнулся — время пересаживаться на другой маршрут.

* * *

— С тобой вообще можно как с человеком поговорить? — полюбопытствовал Козулин, присаживаясь на краешек кровати.

Панюшин невинно хлопнул ресницами. Поговорить-то можно, но смотря о чем.

— Чего тебе надобно, старче? — Козулин шутку не оценил, взглянул на паховую область Панюшина. Юрий вздрогнул, и постарался поплотнее закутаться в тонкую простыню, как будто надеясь, что она сможет защитить.

— Короче, Панюшин. Слушай внимательно и не перебивай. Шуточки давай оставим на потом, если оно вообще будет у нас с тобой.

— ?

Козулин зачем-то оглянулся, и приблизил некрасивое, рябое лицо.

— Тебе мудак дают единственный шанс. И имя у этого шанса — капитан Козулин. За доктора с тебя отдельно спросят, и спрашивать буду уже не я. Расклад пока что такой — продолжай делать то, что начал. Спецотряд тебе в помощь, но учти — шаг влево, шаг вправо, и твои яйца будут медленно стекать в сапоги. Всосал?

Юрий поспешно кивнул.

— Хорошо, двигаемся дальше. С информацией у тебя действительно туго, ты как вообще расконсервировался, чучело? Ладно, неважно — насколько успел сообразить доктор, тебя озаряет понемногу, возможно следует просто ждать, хотя скажу честно — времени немного. Там, наверху, требуют результат — и совсем не тот, который нужен тебе. Мля, падла ты такая, ну зачем доктора тронул?

— А что мне оставалось? Слушать ваши причитания? — Панюшин рывком сбросил покрывало и взвился с кровати, Козулин тут же, не меняясь в лице, ткнул пальцем в грудь, и Юрка рухнул обратно в гостеприимное ложе.

— Молчи, сука, молчи… Я за тебя, жизнь положил чужую, и не одну, так что слушай и не возникай. Сейчас вставай потихоньку, резких движений не делай. На тебя урода, ящик спецраствора израсходован, цени… Дальше — не вздумай чудить, на территории спецрежим, сунешься, куда не надо — пристрелю, будешь возникать — пристрелю. На втором этаже есть тренажерная — тебе день на восстановление. С завтрашнего дня работаем совместно, обо всех изменениях докладывать по факту. Все, свободен…

Козулин развернулся, и вышел из комнаты. Юрий соскользнул с кровати и опустился на пол. Попытался встать на ноги — получилось. Прислушался к ощущениям — голос молчал, что не могло не радовать. Интересно, что за дрянь циркулировала сейчас в его крови. Козулин знал свое дело — Юрий попрыгал, с удовлетворением ощутив необычайную легкость в теле. Ничего не болело, если не считать фантомную боль в паху, которая возникала каждый раз при приближении Козявки.

Панюшин не вышел — перетек в коридор. Замер, вслушиваясь. Если нагнать побольше темноты, можно будет немного поиграть в жмурки, хотя капитан Козулин личность сама по себе неординарная, способная на экспромт, к тому же приятно, когда прикрывают твою спину, пусть и до поры, до времени. Хитрит командир, ох хитрит. Не иначе свой интерес имеется, хотя зачем командиру спецотряда ненужные хлопоты? Видать Козявка придумал сам себе цель, и теперь не в силах свернуть с пути.

Решено — пускай игра будет командной. Так даже интереснее. И легче всем заинтересованным сторонам. Знать бы только цель этой игры — пока что все действия Юрки напоминали попытки прошибить лбом кирпичную стену. И страшно, и больно, и деваться некуда.

Ладно, что там Козулин рек про тренажеры?

* * *

Содержимое закладок мало чем помогло Юрке. Ни денег, ни оружия, ни документов — вернее деньги были, но допереломные, им самое место в музее; оружие — ну если можно назвать оружием пару запасных магазинов для ПМ; документы — мятые листочки с непонятными схемами. В общем, дупель пусто. Панюшин не стал огорчаться, вернул закладки в первоначальное состояние — мало ли что.

Тем не менее, следовало определиться с дальнейшими поисками. Вернувшись к вокзалу, Панюшин уселся в троллейбус, на этот раз, успев занять место у окна, и прилип к стеклу, высматривая хоть что-нибудь знакомое. За время после перелома город изменился — Юрий подмечал каждую мелочь. Мощенная камнем дорога стала асфальтовой, вместо работающих заводов — ощерились разбитыми стеклами пустеющие цеха. Пересекая город по прямой, Юрий испытывал странное чувство — он словно возвращался назад в место, в котором не был никогда. Проехав маршрут по кольцу, Панюшин озадаченно выбрался из троллейбуса. Что-то было не так.

Плюнув, Юрий решил пройтись по городу пешком. Часа за полтора дотопал до центра. Заглянул на рынок, выбрался на центральную площадь, постоял возле серой громадины горисполкома, бросил пятак в пустой фонтан.

Хотелось есть — Панюшин засунул руки в карманы. Денег осталось только на билет обратно, но Юрка не привык сдаваться. Вернее всю свою жизнь он только и делал что сдавался, но не теперь — будет день, будет пища.

Юрий добрался до остановки. Подкатил дребезжащий троллейбус. Панюшин забрался вовнутрь, внимательно ощупывая взглядом тесное пространство. Сразу же перед ним умостилась средних лет тетка. Ненавистный Панюшину типаж, тем более от тетки разило потом, несмотря на осеннюю прохладу дня. Через плечо тетка перекинула сумочку, в которой уместился вызывающе красный кошелек. Панюшин задержал дыхание — кошелек притягивал взор. Он казалось, увеличивался на глазах, и шептал: возьми меня.

Панюшин облизал губы, и воровато посмотрел по сторонам. Вроде никто и не смотрит, но предосторожность не помешает. Осторожно, двумя пальцами, Юрий ухватил кошелек за краешек и понемногу начал вытаскивать из сумки. Троллейбус тряхнуло, широкая спина тетки подалась вперед, и кошелек оказался у Юрия в руках. Открыть его было делом двух секунд. Хоп — Панюшин оказался обладателем нескольких купюр, тут же спрятал деньги в карман, а кошелек вернулся обратно в сумку. На следующей же остановке Панюшин вывалился из транспорта, и замер, широко открыв рот.

Он смотрел на высокое коричневое здание, на котором большими белыми буквами был написан типичный допереломный лозунг. Что-то про электрификацию всей страны. Панюшин медленно закрыл рот — ну, конечно же. Как он сразу-то не вспомнил.

Научно-исследовательский институт высоких напряжений — так официально называлось предприятие. При институте имелись собственные производственные площади — как раз то самое высокое коричневое здание с лозунгом на фасаде. К цеху примыкала маленькая кирпичная будка проходной, а с другой стороны ворот высился четырехэтажный административный корпус. Юрий засунул руки в карманы и независимой походкой направился к входу.

Охранник находился в приятной обеденной полудреме. Панюшин не стал мешать — мышкой проскользнул мимо, чуть тронув блестящую вертушку. Оказавшись во внутреннем дворике, Юрий задумался. Слева ржавела небольшая дверка в цех, справа, через дорогу отбрасывал тень козырек служебного входа в админкорпус. Куда идти?

Конечно же, в цех. Панюшин осторожно потянул на себя ржавую дверку, и оказался в небольшом коридорчике. Тот оканчивался овальной дверью, похожей на люк космического корабля. Юрий открыл ее, и вошел в полутемный цех.

Внутренние пространства цеха поражали — фантастического вида агрегаты зловеще поблескивали металлическими поверхностями. Огромные сферы с торчащими молниеотводами, громадные кольца основ — при должном освещении здесь можно было бы снимать какой-нибудь кибер-апокалиптический боевик. В прежние времена все это шумело, гудело, плевалось огромными сизыми молниями — в цеху испытывались высоковольтные изоляторы. Сейчас, после перелома, цех с трудом держался на плаву. Видать руководство института еще не созрело до того, чтобы пустить все это научное великолепие на металлолом. Людей почти не было — лишь в дальней части цеха, приспособленной под склад, автопогрузчик перевозил с места на место деревянные ящики с остатками готовой продукции, да пара чумазых рабочих с ленцой наблюдали за работой.

Панюшин не стал привлекать лишнего внимания. У боковой стены, притаилась неприметная дверка с запорным колесом. Как на подлодке. Юрий крутанул колесо — хорошо смазанный замок не издал ни звука. Это не было хорошим признаком — выходит, дверью все же пользовались. Панюшин выглянул из-за ящика — его вторжение осталось незамеченным. Можно продвигаться дальше.

Сразу же за дверью уходили вниз разбитые бетонные ступеньки. Юрий отмахал добрый десяток лестничных пролетов, продвигаясь, тем не менее, осторожно — здесь не было света, приходилось ощупывать ногами каждую ступеньку. В самом низу, скрывалась еще одна дверь. Юрий толкнул ее — заперто. Попробовал крутануть колесо — раздался протяжный скрипучий звук. Колесо вращалось свободно. Панюшин покрутил в обе стороны — похоже, колесо присутствовало скорее для порядка. Юрий еще раз толкнул дверь. С таким же успехом можно было бы толкать стену. Дверь заварили, заклепали или еще каким-нибудь способом зафиксировали. Причем намертво.

Наверх Панюшин взлетел молнией, и как раз вовремя. Закончив погрузку, рабочие направились к выходу. Юрий сумел опередить их, и выбрался из цеха за несколько секунд до того, как у выхода послышался незатейливый производственный мат.

Оставалось административное здание.

Войдя через служебный вход, Панюшин миновал неработающую рамку металлоискателя. То, что он сломан, Юрий понял, запоздало, засунув руки в карманы — можно было уже не выгребать мелочь из штанов, но все равно это был минус Панюшину. Давай, Юрок, соберись. Что-то подсказывает правильность выбранного пути. Несмотря на перелом, некоторые аспекты жизни Славянска, могли остаться без изменений. Как это на самом деле, выяснять, право не стоит. Лучше побереги себя Юрка…

В длинных коридорах корпуса было прохладно. Пожалуй, даже прохладнее, чем в цеху. Внимательное око Панюшина усмотрело грязные разводы на разбитом паркете — кто-то все же убирал здесь, пускай и неряшливо. Да и вообще, если служебный вход открыт, значит, кто-то в здании есть, не так ли?

Черт, да соберись же, Юрка!

Коридор оканчивался вестибюлем. У дальней стены начиналась широкая лестница. Панюшин поднялся на второй этаж, прислушался. Где-то настойчиво звонил телефон, гудел факс — работа кипела. Юрка прокрался по коридору, нашел нужную дверь. Попробовал толкнуть — заперто. Ничего страшного — уж эту дверку мы одолеем. Панюшин вытащил из кармана металлическую пластинку, подобранную в цеху — как чувствовал, что пригодится. Ковырнул замок. Гм… Ладно, а если так?

Замок щелкнул и открылся. Ерунда-замок, так, скорее декорация. Панюшин вошел вовнутрь. Подсобное помещение, ничего сверхъестественного — пылятся веники, с ручки швабры свисает неряшливая тряпка, пара жестяных ведер, какие-то мятые газеты в углу. Юрий задумчиво почесал нос. Подошел к стене, постучал пальцем — кирпич. Странно…

Что-то было не так. То ли память подводила Юрку, то ли действительно после перелома произошло много перемен. Панюшин вышел из подсобки, постоял немного в коридоре, вернулся обратно. Ну что еще, ну?

Веники, швабра, тряпка, ведра… Думай, Юрок, думай!

Панюшин потрогал тряпку — пыльная, сухая. Видать подсобкой давно не пользовались. Нагнулся, вытащил газетный лист. Ого, допереломное издание — раритет. Пожелтевшая бумага пахла старостью. Юрий отбросил газету, носком ботинка несильно пнул мусорную кучу. Поднялась пыль, Юрий чихнул и присел на корточки. Газеты, стопка грязно-серой бумаги, какие-то таблицы, заполненные химическим карандашом, ага, а это что?

Под руками расползся клочками полиэтилен. Панюшин осторожно разодрал пальцами пакет — есть! Внутри пакета лежала сложенная во много раз карта. При взгляде на лиловые окружности и черные цифры на темно-зеленом фоне Юрий обмер.

Бесконечные скитания обрели смысл.

* * *

Гостеприимный дом покидали без суеты. Аккуратно зачистили персонал — каждому нашлось место в предполагаемом сценарии. Козулин лично выкрутил вентиль конфорки, наполняя здание газом. Хитроумный механизм сработает через пару часов, как раз тогда, когда объем газово-воздушной смеси достигнет критической величины. Выезжали двумя машинами — Панюшина определили между двумя осназовцами. Юрка хранил молчание — негоже рыпаться, когда в руках карты, масть которых далека от козырной. Двое осназовцев остались, чтобы проконтролировать процесс зачистки.

Козулин провел вводный инструктаж, и обалдевший Панюшин отбыл восвояси, зажимая под мышкой драгоценную карту. Со слов Козулина, от пожара пострадала мазанка старухи-самогонщицы. Занервничавший Панюшин был успокоен коробкой с сегментами, продолговатый сверток командир спецназа оставил себе. Огонь уничтожил следы деятельности бродяги-Панюшина, но, тем не менее, Юрка почувствовал странную грусть — как будто погасла маленькая звездочка, которая прежде тешила взгляд. Впрочем, заглядывая в будущее можно предположить, что таких звездочек будет много.

Или мало — как бог даст, если принять за аксиому его существование. Сейчас Панюшин больше верил в другое — смысл скрывается в бессмыслице, и его, Юрки, цель — копать как можно глубже.

Панюшину сняли дом где-то на окраине Славянска. Козулин смотрел выжидающе, вот только чем мог порадовать его Юрий? Картой, на которой обозначено то, что обычно скрыто от посторонних глаз? Так известно ведь — лишние знания рождают… Что еще? Сегменты в коробке? Что есть, то есть — хотя Панюшину в последнее время начало казаться, что он топчется на месте.

Оставалось только ждать…