В полдень двадцать восьмого апреля у входа на старый мост через Эбро, который вел к центру Сарагосы, было оживленно. Здесь скопилась целая толпа крестьян, которые везли на рынок снедь и вино. Но часовые в форме Арагонских стрелков, с которыми был полицейский и французский унтер-офицер, никого не пускали в город. Из толпы раздавались возмущенные выкрики:

– Когда же будут пускать? Так мы попадем на рынок к самому закрытию!

– Что, в Сарагосе уже жрать не надо?!

– Вот напридумывали законов! Больше всего возмущался Пако:

– Честным людям прохода не дают!

Впрочем, через какое-то время к часовым подбежал полицейский агент, отдал какое-то распоряжение, и солдаты открыли проход на мост, придирчиво проверяя у всех входящих паспорта.

Паспорт – желтая бумажка, на которой были отмечены все характеристики ее владельца: возраст, рост, цвет волос, цвет глаз, форма губ, цвет лица, а также особые приметы, – был у Пако в полном порядке. Так что проверка его бумаг заняла минуту, и контрабандист, пройдя линию часовых, зашагал по древнему мосту, построенному еще римлянами. Это мощное каменное сооружение выдержало все превратности времени, в том числе и последнюю осаду, запечатлевшую на его арках следы от попаданий ядер.

Впереди, справа от моста, возвышалось величественное здание собора Нуэстра-Сеньора-дель-Пилар, купола и шпили которого играли многоцветной мозаикой в лучах яркого солнца.

Едва Пако сделал пару шагов по площади перед собором, как его оглушил грохот орудийного залпа, раздавшегося откуда-то с берега Эбро. Пако вздрогнул и посмотрел по сторонам. Многие прохожие тоже рассеянно оглядывались, не понимая причины этой канонады.

Не прошло и полминуты, как раздался новый залп, от которого затряслись стены и зазвенели окна, а через полминуты еще один…

Пока люди изумленно спрашивали друг друга, что это может быть, на площадь выехали два всадника в мундирах испанской жандармерии. Один из них, встав посреди площади, громким голосом возвестил по-испански:

– Его светлость граф Сюше объявляет всем верным жителям Сарагосы и всего Арагона, что двадцать третьего апреля сего года Господь даровал победу Арагонской армии над войсками мятежников из Каталонии под командованием генерала О’Доннела.

В плен взято шесть тысяч сто тридцать семь человек. Еще пятьсот двадцать неприятельских солдат убито и ранено. Сегодня часть пленных пройдет по улице Коссо, и жители сами смогут убедиться в результатах победы. Его светлость объявляет, что в честь этого радостного события прогремит орудийный салют в двадцать залпов…

Пока жандарм силился кричать так, чтобы его слышала вся площадь, пушки продолжали грохотать, а потом к ним присоединился перезвон колоколов собора. Вскоре колокола гудели уже над всей Сарагосой.

Пако пробормотал про себя какие-то проклятия и, засунув в рот свою вонючую сигару, зашагал в сторону улицы Мизерикордия, где его ждало одно важное дело. Пако не хотелось идти в сторону Коссо, но другого пути не было, так как главная улица шла полукругом, охватывая весь центр города и упираясь концами в Эбро.

Уже приближаясь к Коссо, контрабандист увидел впереди какое-то столпотворение. Еще несколько шагов – и он очутился в толпе. Зеваки явно в ожидании чего-то стояли на тротуарах, вдоль которых редкой цепью выстроились французские солдаты и несколько агентов испанской полиции. Конечно, Пако мог бы перебежать улицу, но решил перестраховаться – мало ли, заберут в полицию, а там будут лишние и ненужные вопросы. Он остановился и огляделся по сторонам:

– Пленных, что ли, гнать будут? – спросил он у женщины с корзиной, которая с интересом всматривалась в глубь длинной улицы.

– Ну да, пленных…

– А чьих? – задал он провокационный вопрос.

– Ты что, с луны свалился? – буркнула тетка. – Наших. – А потом, заметив, что на нее косо посмотрели из толпы, поправилась: – То есть неприятельских.

– Неприятельских? – не унимался Пако. – Французов, что ли?

– Слушай, иди-ка ты, дружок, своей дорогой, – ответила тетка, – а то на добрых людей беду накличешь.

С этими словами она отвернулась и отодвинулась в сторону.

Пако раскурил свою жуткую сигару, отчего вокруг него образовалось свободное пространство, и стал терпеливо ждать. Примерно через четверть часа со стороны университета показалась колонна, впереди которой ехали французские конные жандармы, а за ними шли несколько пехотинцев. Потом показалась и толпа пленных. Когда она приблизилась, Пако с удивлением отметил, что на лицах пленных испанских солдат было написано не страдание, а скорее полное безразличие. Некоторые шли и громко разговаривали, кто-то небрежно покуривал сигары, кто-то даже приветствовал стоящих по тротуарам жителей, а были и такие, которые гоготали, бог знает почему.

В общем, на убитых горем людей они не походили. Французских охранников, которые шли редкой цепью по краям густой колонны, было немного. Если бы пленные вдруг вздумали бежать, французам навряд ли удалось бы поймать или застрелить одного из пятидесяти, но, судя по всему, пленные и не думали о побеге. Кто-то беспечно, а кто-то безразлично они шли в это вынужденное путешествие во Францию.

Пленных гнали чуть больше четверти часа. Хотя Пако не считал, да и не мог бы сосчитать их, ему показалось, что испанских солдат было полторы-две тысячи, не больше. Впрочем, глашатай говорил, что это только первая колонна.

«Бог знает, может, пригонят еще и других», – мелькнуло у него в голове.

Пока вели пленных, Пако выкурил свою толстую сигару и, сплюнув, продолжил путь на улицу Мизерикордия.

Дом, к которому он подошел, был солидным зданием с решетками на окнах первого этажа. Этот дорогой особняк принадлежал известному в Сарагосе доктору дону Хосе Чуэка и Мескита. Но добрый контрабандист шел к доктору не для того, чтобы показать ему свои болячки. Дон Хосе уже давно оставил врачебную практику, ибо его взял в ближайшие помощники комиссар Домингес. Человек передовых убеждений, сторонник нового порядка вещей в Испании, высокообразованный дон Хосе Чуэка быстро занял видное место в полицейской администрации, а его организаторские таланты и связи очень помогли комиссару Домингесу на первых порах. Правда, комиссар сразу заметил, что Чуэка уж очень любит деньги. Но кто их не любит? Однако комиссар не знал, что его ближайший помощник не просто относится с теплым чувством к серебряным кружочкам, а любит их с упоением. Очень быстро доктор стал пользоваться своим служебным положением вовсе не для того, чтобы наводить в городе порядок. За взятки он помогал оформить документы для кого угодно. Так одним из его постоянных «клиентов» стал молодой граф Вегуэра…

На вопрос слуги «Как представить посетителя?» Пако коротко ответил:

– Скажи, что от друзей из Хаки.

Слуга посерьезнел и исчез за дверью. Примерно через пять минут он снова появился на пороге и предложил контрабандисту войти.

В богато обставленном кабинете за массивным письменным столом сидел дон Хосе Чуэка. Ростом, телосложением и возрастом он походил на своего посетителя, только в отличие от контрабандиста, у которого было обветренное лицо и заскорузлые руки, дон Хосе был ухожен, выхолен и одет почти по последней французской моде. На его полном лице с жирными губами было написано легкое беспокойство.

– Ave Maria purisima, – произнес Пако, посмотрев в глаза дону Хосе.

– Sin pecado concebida santissima, – ответил тот, как школьник повторяет хорошо выученный урок.

Тогда Пако перекрестился и поцеловал свою руку, которой совершил крестное знамение.

Эти два человека, которых очень мало беспокоили вопросы веры, едва ли использовали бы такое почти вышедшее из употребления приветствие, если бы, конечно, оно не было условным паролем и отзывом агентов Кондесито.

– Как поживают наши друзья? – спросил дон Хосе.

– Все прекрасно, но у нас есть одно дельце, которое Кондесито хотел бы тебе предложить.

Пако обращался ко всем людям на «ты», в независимости от их положения. Исключение он делал лишь для молодого графа, в котором видел существо высшего порядка.

– Что за дельце? – недоверчиво уставился на него дон Хосе.

– Дельце простое, – усмехнулся Пако, – заработать кучу денег, а пока вот тебе сто песо с приветом от Кондесито.

– Да хранит Господь нашего молодого графа, доброго и щедрого, – ответил дон Хосе, поспешно забирая кошелек своей холеной пухлой ручкой. – Что же хочет от меня его светлость?

– Расскажи, что там за история с сокровищем, которое ищут французы, – без лишних предисловий начал Пако.

– О, об этом мне ничего не известно, – замахал руками дон Хосе, – все держат в тайне, и никто, кроме Сюше и ближайших к нему офицеров, ничего не знает.

– А если ты получишь одну двадцатую всех сокровищ, коли твои сведения помогут нам их найти?.. Так сказал Кондесито. Ну, вспоминаешь что-нибудь?

Дон Хосе Чуэка встал, взял из шкафа бутылку малаги, пару бокалов и поставил их на стол, жестом предложив выпить. Пако, ни слова не говоря, кивнул головой. Доктор налил вино, выложил на стол коробку с шикарными сигарами и молча пододвинул ее Пако.

Контрабандист не заставил себя уговаривать и глотнул густого вина. Потом схватил ароматную гавану, отрезал кончик ножом и засунул сигару в рот.

– Как будет вознаграждено то, что информация исходит именно от меня?

– Ну, если ты скажешь точное место, получишь одну двадцатую от добытого, а если просто поможешь, Кондесито не поскупится. Ведь ты его знаешь, сказал, что наградит по-королевски, значит, наградит.

Дон Хосе Чуэка и Пако раскурили сигары.

– Уж как-то это все неопределенно, – произнес дон Хосе, – по-королевски…

– Ну, если не нравится, я пошел, – сказал Пако, вставая из-за стола.

– Стой, стой, – заволновался дон Хосе. – Я верю Кондесито, но хотелось бы все-таки поточнее…

Пако снова уселся.

– Я могу тебе сказать только, – продолжал дон Хосе Чуэка, – что у французов есть бумага, на которой изображен план, где спрятаны сокровища, но эту бумагу держит при себе генерал Сюше, а ее копия хранится у адъютанта Монтегю. Зато название замка, где спрятан клад, написано на шкатулке, и эту шкатулку французы отбили, когда уничтожили отряд отца Теобальдо.

– Это я и без тебя знаю, – безразлично бросил Пако.

– Да, а название замка тебе известно?

– Я сам видел эту шкатулку. Там было что-то нацарапано непонятным шифром.

– Ну так вот, один из помощников Сюше, какой-то там де Кресси или де Кресса, расшифровал эту надпись, – торжествующе произнес дон Хосе.

– И?

Дон Хосе выпустил еще клуб дыма и сказал:

– Это только половина информации. Сколько мне будет за нее?

– Я же сказал, Кондесито не обидит. Пусть будет одна сороковая.

– Одна сороковая? Согласен, но только ты поклянись Пресвятой Богородицей.

Пако без колебаний произнес клятву и перекрестился. Правда, дона Хосе подобная клятва не убедила, и он, больше полагаясь на щедрость Кондесито, проговорил:

– Это замок Гарден в Лериде. Раньше он принадлежал тамплиерам, там они и спрятали сокровища. А где точно, ищи бумажку…

Пако вышел от дона Хосе, когда уже смеркалось. Кроме постоялых дворов, где ему совсем не хотелось светиться, у Пако была еще пара мест, чтобы переночевать, не привлекая ничьего внимания. Требовалось только оставить пару монет, и все. Но Пако пошел к тетке Кармеле, сказав ей, что ночевать ему больше негде и что он хорошо заплатит.

Лита без восторга указала контрабандисту маленькую комнатенку наверху в конце грязного коридора, одну из тех, куда удалялись клиенты ее заведения, когда им нужно было уединиться с девочкой. В субботний вечер посетителей ожидалось много, и поэтому бандерша выделила Пако самую крошечную комнатенку, находившуюся рядом с ее покоями. Она не очень любила пускать сюда клиентов, которые мешали ей спать своим шумом. Так что, забрав у Пако два реала, толстуха предоставила эти покои в его распоряжение.

Вопреки обыкновению, Пако не стал пить в общем зале вино и пугать посетителей своими отвратительными сигарами. Отказался он и от услуг девочек, которых Лита, впрочем, и не особенно ему навязывала, вспомнив, что Пако прошлый раз не заплатил. Контрабандист сослался на плохое самочувствие, удалился в свою комнату и стал ждать.

А ждать пришлось долго. Снизу еще несколько часов раздавались пьяные выкрики, со стороны лестницы и из коридора слышны были громкие шаги, грубый смех, сальные шутки, хлопанье дверей, а потом и другие ритмичные звуки, которые раздражали Пако, мысли которого были далеко от любовных утех. Но Пако терпеливо ждал, он знал, что Лита обычно покидает общий зал где-то около полуночи, когда клиенты заканчивают разбор девочек и платят вперед. После этого ловить там ей больше нечего.

Пако не ошибся. Почти ровно в полночь из коридора послышались шаркающие грузные шаги Кармелы и скрип открывающейся двери в ее комнату. Бандит стремительно выскочил и резким точным движением схватил толстуху за горло одной рукой. Другой он перехватил у Кармелы маленький подсвечник, чтобы, не дай бог, не устроить пожар. Еще миг – и Пако втащил насмерть перепуганную хрипящую бандершу в ее комнату. Не отпуская ни на секунду ее горло, он аккуратно поставил подсвечник на стол и закрыл дверь на крючок.

В ту же секунду перед носом Кармелы блеснуло острое лезвие навахи.

– Ну, старая жаба, рассказывай, как сдала нас с отцом Теобальдо французам?! Кто тебе еще помогал?!

– Что ты, что ты, с ума сошел? – хрипела Кармела. – Дай хоть слово сказать.

– Ну, говори, гадина, – контрабандист чуть ослабил давление на горло толстухи, – но, если крикнешь, глотку перережу в один миг.

– Что ты, что ты, дружок, ты ошибаешься, – взмолилась та.

– Ошибаюсь? – взревел Пако. – А знаешь, как рванул заминированный фургон, а как потом стреляли и рубили наших?

– Пако, это не я, клянусь! Какого рожна мне было выдавать вас французам?! Вы мне деньги платите, а от них одни неприятности.

– Да ладно, неприятности, – развязно бросил контрабандист, – только за счет их офицеров и живешь!

– Послушай меня, – стонала Лита, – вас сдал Чучо…

– Чучо?! – бандит снова чуть ослабил хватку на горле бандерши.

– Да-да, Чучо! – обрадовалась Кармела эффекту, который произвели ее слова. – Неужели ты не знаешь, что он попал в лапы французов?

– Знаю, – произнес Пако, и мгновенная догадка пронзила его сознание.

– Его допросили так, что он во всем сознался, и пообещали оставить в живых, если он расскажет что-нибудь ценное, что позволило бы найти вашу банду. Ну он и постарался. Сдал вас всех с потрохами.

Последние слова Лита произнесла окрепшим голосом, оттолкнув руку Пако.

– А ты откуда об этом знаешь?

– Да есть добрые люди, дружок…

Эта фраза снова взбесили Пако. Глаза его злобно блеснули в неровном свете свечи, он опять схватил толстуху за горло и приставил наваху прямо к ее лицу:

– Пошути мне еще только, зарежу! Но испуг Литы уже прошел.

– Успокойся ты и лучше послушай, откуда я все знаю! Ходит тут к нам один офицерик, Монтегю, адъютант командующего. Он, когда выпьет, поболтать любит.

– Как ты сказала – Монтегю?! – почти прокричал Пако, мгновенно вспомнив свой разговор с доном Хосе Чуэка.

– Ну да, Монтегю.

– Он к вам ходит?!

– Еще как, большой любитель наших девочек! Как только штаб возвращается в Сарагосу, не пропускает возможности отдохнуть, даже сейчас собирается к нам в гости из-под Лериды.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво спросил Пако.

– Да он сам сказал, когда уезжал. Говорил, что хоть и отправляется на войну, но через недельку-другую командующий обязательно пошлет его в Сарагосу, проверить, как здесь дела. Да и деньжат даст ему на дорогу. Вот наш любимый офицерик к нам и заедет.

Глаза Пако сверкнули торжествующим блеском.

– Послушай меня, тетка, – проговорил он голо сом человека, нашедшего то, что так долго искал. – Если поможешь мне, сумеешь заработать кучу денег. Кучу! Только сделай все, как я скажу…