В субботу 12 мая 1810 года Сюше и вся его свита были на ногах уже с рассвета. В окружении адъютантов, офицеров штаба и нескольких генералов главнокомандующий проходил по траншеям, инспектировал батареи, беседовал с офицерами и солдатами.

– Готовы ваши орудия?! Сколько туров наполнили за ночь?! Мешки с землей для стрелков положили?! – спрашивал он, но вовсе не для того, чтобы узнать, готова ли батарея и сколько туров наполнено землей, это и так было видно. Но сам его голос излучал уверенность и силу духа, наполняя всех верой в победу. Он словно извинялся за неудачу седьмого мая и говорил всем: «Теперь все будет в порядке… я знаю. Так точно я и задумал». И эта вера, эта энергия передавались каждому, к кому он обращался.

Анри, следовавший чуть позади Сюше, видел, как командующий своими вопросами, короткими и точными приказами словно зажигает огоньки в душах бойцов.

Ему вспомнилась фраза, которую как-то сказал его отец, ветеран Семилетней войны: «Хороший полководец – не тот, кто умеет расставить квадратики, изображающие полки на плане поля боя, а тот, кто силой своей души, пламенем своего сердца заставит подчиненных поверить и пойти на смерть…» Именно таким сегодня он увидел своего командующего, штатным адъютантом которого стал позавчера.

Пять дней назад во время вылазки испанцев Анри попал в жуткую переделку и чуть не погиб с маленьким отрядом, который привел на помощь батарее. Их окружили, отряд потерял уже половину бойцов, и мысль о смерти пронеслась в голове молодого офицера. Но тут вдруг, словно снег на голову, на неприятеля набросился отряд польских гренадеров, ведомых молоденьким адъютантом, лейтенантом Лабордьером. Это был тот юноша, что щеголял в особняке главнокомандующего в изысканных сапожках с тоненькими золотыми шпорами. Лабордьер ринулся в схватку как безумный.

Де Крессэ и французские пехотинцы, оставшиеся в живых, были спасены, но, когда бой кончился, среди кучи трупов обнаружили и Лабордьера. Тот был еще жив, но хрипел и задыхался, а из страшной раны ручьем лилась кровь. Он умер через день… Анри и помыслить не мог, что займет в штатном расписании место юноши, над которым вначале мысленно насмехался…

К девяти часам утра все было готово, проверено и перепроверено. Все артиллеристы и пехотинцы стояли на своих боевых постах, все заряды находились в положенных местах, все пушки были тщательно прочищены, оси смазаны, запасные банники приготовлены, шанцевый инструмент запасен.

На этот раз город и замок должны были обстреливать восемь мощных батарей: тяжелые пушки, гаубицы и мортиры. Кроме того, в передовых траншеях, которые были подведены чуть ли не вплотную к крепости и заканчивались в ста пятидесяти-двухстах шагах от ее стен, засели лучшие стрелки. Они расположились в окопе под прикрытием бруствера и мешков с песком. В ходе боя им предписывалось бить прямо по амбразурам, которые хорошо были видны из французских окопов. Сюше в очередной раз деловито посмотрел на свои тоненькие золотые часики, подождал еще минуту. Пробило ровно девять.

– Начинайте! – с твердой энергичной уверенностью велел он.

На этот раз адъютантам не надо было никуда нестись. Сюше стоял тут же в окопе рядом с мощной батареей из шести крупнокалиберных осадных орудий. Командир батареи тотчас же махнул рукой, и тяжелые пушки дали залп с оглушительным, страшным грохотом. Де Крессэ почувствовал, что в ушах у него зазвенело и он почти что оглох.

Тотчас же огонь, словно эхо от залпа центральной батареи, прокатился по всему фронту. Разом заговорили все восемь батарей, и воздух наполнился грохотом, звоном, дымом. Небо исчертили следы от бомб, которые метали мортиры и которые, подымаясь высоко в небо, обрушивались на город и замок, сея повсюду смерть. Гаубицы били по навесной траектории, перебрасывая гранаты через стену. Тяжелые пушки колотили в упор по каменным укреплениям. От всего этого можно было оглохнуть, а к артиллерийскому грохоту добавился треск ружейной пальбы. Это вели огонь французские стрелки в передовой траншее.

Испанцы почти тотчас же начали отвечать. И там и сям их чугунные ядра с тяжелым свистом пролетали поблизости от штаба, падали на батареи, разворачивали туры… Но было видно, что на этот раз преимущество на стороне французов, пушки которых били и били, били и били. А испанский огонь постепенно стал слабеть. Французские артиллеристы точными выстрелами посбивали почти все орудия на бастионе Кармен. Вести огонь оттуда испанцам мешал непрекращающийся град бомб. Многие артиллеристы в городе были убиты пулями засевших в траншеях стрелков.

Сюше стоял как каменное изваяние и смотрел на эту вакханалию разрушений. Рядом с ним осталось только несколько офицеров, все остальные были на боевых постах. Через три часа непрерывной пальбы ответный огонь с ближайших бастионов практически прекратился. Сюше повернулся в сторону Анри и отдал первый приказ с момента начала обстрела.

– Прикажите перенести огонь по основанию стен.

Де Крессэ пробежал несколько шагов до большой батареи и передал капитану распоряжение командующего. Тотчас артиллеристы с закопченными лицами, накатив в очередной раз орудия, чуть поправили прицел. Еще полминуты – и батарея жахнула так, что де Крессэ почувствовал, как на время лишился слуха. Когда дым рассеялся, стало видно, что каменная кладка бастиона немного повреждена. Новый залп батареи, еще залп…

Вернувшийся на свой пост Крессэ увидел главнокомандующего, не сводившего глаз с бастиона Кармен. После получаса огня кладка была настолько повреждена, что после очередного залпа огромный кусок стены вдруг со страшным треском обрушился. За ним оказался лишь земляной вал, облицовкой которому служили эти камни.

Сюше не сходил с места. Он не удалился, чтобы перекусить, только выпил вина пополам с водой, которое принес ему слуга. Тот же слуга налил вина с водой и всем офицерам штаба. Де Крессэ машинально осушил стакан, который ему подали на подносе. Он толком и не позавтракал и провел почти всю ночь на ногах, но есть не хотелось. Весь штаб напряженно смотрел на бастион, а пушки грохотали без перерыва. Испанские ядра уже почти совсем не беспокоили группу офицеров, которые стояли рядом с командующим. Совершенно потерявшиеся под шквалом французского огня, артиллеристы в городе и замке уже не могли организовать достойного сопротивления.

Только ближе к вечеру, когда уже приближалась ночь, Сюше оставил свой наблюдательный пункт. Он отдал распоряжение не прекращать стрельбы, а, ослабив в потемках ее интенсивность, сосредоточиться на замке, который был виден на фоне ночного неба даже в самой глубокой тьме. Покинув окоп, командующий и его адъютанты прошли к укрытию, где стояли лошади, вскочили в седла и поскакали в деревню Виллануэва-дель-Пикат. Там располагалась штаб-квартира.

Наскоро перекусив, Сюше собрал военный совет. Впрочем, это был не тот совет, где главнокомандующий отдает ясные и точные распоряжения подчиненным. На большой стол, убрав с него блюда с едой, положили огромный план Лериды, где в мельчайших подробностях были изображены все ее укрепления и все окопы, построенные французами за время осады. По краям поставили два больших подсвечника на десяток свечей каждый. Их желтый яркий свет заиграл нарядными огоньками на эполетах генералов и офицеров, на золотом шитье мундиров, на золотых шнурах гусарских мундиров адъютантов.

Здесь собрались только те, кто сейчас был нужен Сюше: начальник штаба генерал Арисп, генерал Абер, которому предстояло командование главной атакой, начальник инженеров полковник Аксо, начальник артиллерии генерал Валле, генерал Бюже и пятеро адъютантов командующего, в числе которых, кроме старшего адъютанта Мейера, присутствовали де Крессэ и Монтегю. Последний недавно вернулся из поездки в Сарагосу.

– Прежде чем штурмовать крепость, нам необходимо овладеть укреплениями на плато Гарден, – твердым начальственным голосом начал Сюше, вставая из-за стола. – Этими силами будете командовать вы, генерал Бюже. Я выделяю на это четыре батальона пехоты, начальник штаба передаст вам список.

– Мой генерал, – пробасил Абер, – позвольте сказать. А на кой черт нам нужен этот замок Гарден? Возьмем город, они сами сдадутся. Ведь кроме пустого замка и форта, там ничего нет.

– Ну, во-первых, замок не совсем пуст. – Сюше чуть улыбнулся уголками губ, бросив секундный взгляд на Крессэ и Монтегю. – Во-вторых, замок я и не собираюсь штурмовать, это слишком большие потери. Наши колонны должны только взять редуты и большое земляное укрепление перед замком.

– Ну хорошо, а зачем нам нужны эти редуты? – не унимался Абер.

– В этом вся суть нашего маневра. Припомните осаду 1707 года. Что произошло тогда? Герцог Орлеанский штурмовал город именно там, где пойдем в атаку мы. Жители, испуганные штурмом, бросились из города, кто-то из них побежал в городской замок, но значительная часть устремилась через поле к соседней скале, на плато Гарден. В результате городской замок, который является главной силой этой крепости, продолжал обороняться еще почти месяц! А почему? Ртов там было хоть и много, но меньше, чем могло бы быть, если бы все жители города бросились туда. Если бы все они набились в городской замок, он бы не продержался и нескольких дней. Вот в чем суть моей идеи: нужно, чтобы все горожане укрылись в городском замке, и оборонять его стало бы невозможно. Именно поэтому мы должны овладеть плато Гарден и всеми укреплениями вокруг замка Гарден. Тогда никому не придет в голову бежать туда. Понятно?

Генерал Абер, глядя в глаза командующему, кивнул головой.

– Ну а вам, генерал Абер я поручаю честь вести наши войска на главный штурм, который, я надеюсь, мы начнем завтра.

Сюше повернулся к командиру артиллерии и добавил:

– Пусть этой ночью, Валле, ваши пушки продолжают огонь, но много зарядов и сил не тратьте. Оставьте энергию на завтра. Как только станет совсем светло, задайте неприятелю так, чтобы всякое желание обороняться пропало. Бреши должны быть проходимыми для наших войск. Главная цель – бастион Кармен. Ваши пушки сломают оба его фаса, и через них мы ворвемся в город. Понятно? – Командующий говорил твердо и абсолютно уверенно.

– Так точно, мой генерал, – так же уверенно ответил командир артиллерии.

Сюше снова повернулся к Аберу:

– Для главного штурма я выделяю пять батальонов, которые будут разделены на три колонны. Они пойдут в атаку через обе бреши бастиона Кармен, а также попытаются прорваться через те ворота, что рядом с бастионом. Для этого я выделяю вам в помощь инженерные войска и минеров, которые должны будут взорвать ворота. Главное, чтобы штурм был сильным и напористым. Проявите всю неустрашимость, на которую, я знаю, вы способны. Ясно?

– Ясно, – не слишком уверенно сказал генерал Абер и почесал голову.

Сюше мгновенно уловил что-то неладное в тоне своего подчиненного.

– Вы что, сомневаетесь в успехе? Или, быть может… – Сюше не договорил. Он поостерегся сказать слово «опасаетесь» или «боитесь», которые в наполеоновской армии воспринимались как оскорбление, но явно подумал нечто подобное.

Глаза Абера блеснули гневом:

– Меня еще никто никогда не упрекал в трусости! И дай Бог, не упрекнет! Я нисколько не сомневаюсь, что с моими солдатами возьму эти чертовы бреши, и мы ворвемся в город. Меня тревожит совсем другое. Вы ведь знаете наших солдат, да и солдат вообще. Штурм будет кровавым. Наши воины будут разъярены, и что начнется, когда они ворвутся в город? Как мне их потом удержать? Когда они начнут грабить и насиловать? А отвечать буду я…

– Нет, отвечать вы не будете, – спокойно ответил Сюше.

Абер вытаращил глаза:

– А кто будет отвечать?

– Никто. Пускай себе грабят и насилуют. Когда Сюше холодным, совершенно невозмутимым тоном проговорил эту фразу, все собравшиеся чуть не подскочили со своих стульев. Как?! Генерал, который требовал безупречной дисциплины, наказывал солдат за малейшую провинность, а уж за грабеж или изнасилование сразу же приказывал расстреливать, сказал такие слова!

– Я предвидел ваше удивление, но вот что я хочу сказать. У нас нет возможности осаждать замок еще целый месяц. Вы знаете, что это не просто замок, и средневековых стен там уже почти не осталось. Сейчас это – мощнейший форт, построенный лучшими инженерами Испании. Взять его штурмом при условии, что там есть хоть маленький гарнизон, абсолютно невозможно. А у противника восемь тысяч солдат! Ну тысячу, ну пусть две тысячи мы перебьем или возьмем в плен во время штурма. Возможно, они уже частично перебиты или останутся в замке Гарден. Но тысяч шесть-то, как минимум, запрутся в городском замке! Шесть тысяч испанских солдат в мощном форте на неприступных скалах!!! И как их оттуда выкуривать? А неприятель собирает в Каталонии новые силы против нас. Герильясы активизировались на севере, а из Валенсии на нас скоро тоже двинутся вражеские войска. И что со всем этим делать?! Не овладеть быстро замком для нас катастрофа!

– При чем здесь грабеж и насилие? – пробасил Абер.

– Все очень просто. Я хочу, чтобы жители испугались. И испугались хорошенько. Плато и укрепления Гарден уже будут заняты нашими войсками. Жителям останется только одно: городской замок, и они устремятся туда. Население города около двадцати тысяч человек, но там еще и тысяч десять крестьян, которые, вдобавок, вооружены. Вся эта толпа бросится в замок. Теперь представьте сорок тысяч человек, которые набьются в квадрат со стороной четыреста шагов. Теперь понятно?

Анри был не просто потрясен мыслью, что его прекрасная возлюбленная может стать жертвой грубой солдатни. Похолодев и онемев, он стоял, чувствуя, что теряет рассудок. Понимая, что нарушает все законы иерархии и военные обычаи, он воскликнул:

– Но, мой генерал, это же бесчестит нашу армию! Мы не можем себе этого позволить!

– Де Крессэ, я прощаю, что вы вмешались в разговор без моего разрешения, – холодно ответил Сюше, – но я главнокомандующий. Я отвечаю не только за армию, но и за население всей провинции. А от нашего успеха зависит исход всей борьбы, которую мы ведем в Испании. И поэтому я сознательно иду на подобное действие. От того, что десяток девочек потеряет невинность, земля не перевернется, но, если мы не возьмем Лериду, погибнут тысячи наших солдат, погибнут тысячи испанцев, которые поддерживают нас, а если мы потеряем Арагон, погибнут уже сотни тысяч. Так что мой выбор сделан.

Пробираясь в глубокой темноте среди зарослей, Пако медленно приближался к стенам Лериды. Грохот пушек, который он слышал с самого утра, заставлял его трястись от волнения.

– Неужели не успею! Черт, надо было мне ехать к этому Кондесито! Пошел бы прямо в крепость, тогда бы точно успел, а сейчас…

Впрочем, когда он задумался над тем, как его встретят в крепости накануне штурма, он все-таки приходил к мысли, что небесполезно сделал крюк и потратил несколько дней.

Кондесито, узнав о добытых Пако сведениях, пришел в восторг и, несмотря на свою аристократичную гордость, чуть ли не расцеловал контрабандиста, обещав, что вознаградит его также стоимостью одной двадцатой всех сокровищ. Так что Пако, пробираясь к крепости, надеялся, что он идет навстречу богатству, которое обеспечит ему безбедную старость.

Пако безошибочно выбрал направление движения. Он шел к крепости с юго-запада, со стороны форта Гарден, пробираясь между плато и речкой.

«Главное – дойти до плато, – думал Пако, – а там уже доберемся».

Его мысли прервал раздавшийся из темноты окрик французского часового:

– Qui vive?

С замиранием сердца Пако затих и стал ждать. Часовой оказался молодым солдатиком. Не услышав никакого отклика на свой вопрос, он вышел из тени на освещенное слабым светом луны пространство.

– Qui vive? – снова крикнул он и сделал еще не сколько шагов вперед.

Эти шаги стали последними в его жизни. Пако бросился на паренька, как тигр на добычу, и, заткнув ему рот, в одно движение перерезал острой навахой глотку. Солдатик даже не успел выстрелить в воздух.

«Вот гад, перепачкался из-за него, – подумал про себя Пако, вытирая забрызганные кровью ручища о жилет часового. – Может, взять ружье? – промелькнуло в голове бандита, но он тотчас отказался от этой мысли. – Что я буду делать с этой жердью?»

Когда Пако добрался до обращенных к реке склонов плато Гарден, было уже совсем темно. Пушечная канонада со стороны города продолжалась, но стала какой-то неуверенной, чувствовалось, что обе стороны стреляют, чтобы обозначить свое присутствие и не дать противнику спать спокойно. Это был уже не тот шквальный огонь, который доносился оттуда в течение дня.

Первой мыслью контрабандиста было вскарабкаться сразу к замку Гарден, но он все-таки поостерегся. Своим безошибочным чутьем он ощущал, что обе стороны готовы к бою, нервы у всех напряжены. Да и что ему сказать в замке? «Здрасте! Я Пако. У вас тут сокровище, давайте вытащим его из стены». Да его тут же схватят как шпиона и повесят на первом же суку! Нет, он должен добраться до города, найти генерала Вегуэра и передать тому письмо от сына. Только так можно рассчитывать на какой-то результат. И Пако продолжил карабкаться по откосам скал, пока не вышел на ровное поле и не приблизился к стенам крепости.

Он оказался между городом и плато Гарден, в прикрытом пушками замка месте. Французы сюда даже не совались, и Пако мог опасаться только испанских часовых. Он осторожно подполз к стене и, увидев фигурку часового, крикнул, чуть приподнявшись:

– Эй, парень, я испанец, у меня важное письмо для генерала Вегуэра!

Часовой тут же развернулся на крик и, заорав что есть мочи «тревога!», бабахнул из своего ружья. Пуля просвистела в нескольких шагах от Пако, а на стене уже забегали солдаты, наставляя ружья и взводя курки.

– Дурни, я испанец! Я же вам говорю! – лежа кричал Пако. – У меня важное послание для генерала Вегуэра от его сына. Есть ли у вас какой-нибудь офицер?

– Я офицер, – раздалось со стены, – что надо? Пако повторил свои слова.

– Встань во весь рост и покажи, что у тебя нет оружия. Стрелять не будем.

Пако нерешительно встал и поднял руки, в одной из которых держал конверт.

– Это от сына генерала Вегуэра! – еще раз закричал он.

Минут пять Пако так и стоял с поднятыми руками, а на стене галдели солдаты, пока не появился, наконец, офицер чином постарше. Тот увидел, что никаких войск позади Пако нет, и разрешил ему приблизиться к стене, перед которой в этом месте не было рва. Потом со стены скинули веревку, и Пако, тяжело дыша, вскарабкался наверх.

Там ему пришлось еще раз все объяснять старшему офицеру, а затем и его начальнику. Тот хотел было распечатать конверт, но Пако сказал, что письмо адресовано лично генералу Вегуэра, и, если оно будет вскрыто, у офицеров будут большие неприятности.

Испанский командир, у которого и так было полно забот, махнул рукой и приказал двум солдатам отвести контрабандиста к особняку генерала Вегуэра.

– Да чтоб глаз с него не спускали! А если побежит – сразу стреляйте!

Когда Пако шел по улицам Лериды, ему тут и там попадались отряды солдат, на лицах которых была написана тревога. Офицеры покрикивали на подчиненных, требуя, чтобы те пошевеливались.

С горем пополам добрались до особняка генерала. Того не оказалось дома, он руководил оборонительными работами где-то неподалеку. Наконец около площади Сан-Антон в свете факелов Пако увидел долговязого пожилого военного в расшитом золотом мундире, который отдавал приказы. Вокруг суетились офицеры, а жители под руководством военных строили поперек улицы баррикаду. Вся эта сцена освещалась красным светом множества факелов и фонарей, которые держали горожане и солдаты.

Когда Пако в конце концов удалось добраться до генерала и вручить ему письмо, тот, сначала ничего не понимая, сломал печати и, посмотрев на контрабандиста, строго бросил:

– Кто такой? От кого?

– Я от вашего сына Энрике! – громко прокричал Пако, чтобы до генерала дошло, что к чему, – зовут меня Франсиско Морено.

Пако правильно сделал, что начал не со своего имени, а с имени молодого графа. При слове «Энрике» генерал вдруг словно очнулся, и в его глазах засияла радость:

– Вы от Энрике! Что ж вы сразу не сказали. Пройдемте ко мне в дом.

– Нет-нет… прочитайте письмо, это очень срочно! Очень срочно!

Старый граф, так и не поняв, что происходит, развернул бумагу и начал читать. Его лицо прямо на глазах приобретало изумленное выражение.

– Это что, у нас? В замке Гарден?

– Да, ваша светлость, у вас.

– Невероятно. Но сейчас нам немного не до этого! Может, мы займемся поисками, когда отразим французскую атаку?

– А если не отразим? Французы тоже знают об этом, вот в чем дело. Если они возьмут замок Гарден, все достанется им.

– Хорошо, хорошо, – не слишком довольным голосом проговорил генерал, – только скажите мне хоть слово: как там Энрике?

Стараясь изъясняться высокопарно, Пако, как мог, рассказал о жизни и подвигах молодого графа.

– Ну, слава Богу! – вздохнул дон Хосе Вегуэра и несколько мгновений помолчал, как бы представляя себе сына. Потом он поднял голову и воскликнул: – Санчес, ко мне!

Адъютант средних лет, с усталыми глазами, вышел из темноты.

– Да, мой генерал.

– Возьмите двух солдат и с этим господином отправляйтесь в форт Гарден. Когда дойдете, солдат отошлите обратно, у нас каждый человек на счету. А там, на месте, вы сделаете все, что скажет господин…

– Морено, – напомнил Пако вежливо.

– Да, все, что скажет господин Морено. Предупреждаю вас, что это немного необычное задание, но сделайте все точно, это важно!

Через полчаса Пако и сопровождавший его адъютант Санчес кое-как добрались до форта Гарден. Опять пришлось с риском для жизни кричать через стену, но Санчеса в форте знали и, пусть с огромными предосторожностями, но обоих визитеров пропустили через потерну, маленькую дверцу в стене, предназначенную специально для подобных целей.

Когда Санчес изложил коменданту форта, что им нужно войти в бывшую тамплиерскую церковь и без свидетелей провести там какое-то время, полковник несколько мгновений смотрел на них, как на полных идиотов. В его форте с минуту на минуту ожидали французский штурм, а тут какое-то странное дело! Но Санчес и его спутник настаивали, ссылаясь на категорическое требование генерала, коменданта города. В конечном итоге полковник уступил, и они взошли в небольшое сводчатое помещение, которое уже давно перестало быть церковью и служило казармой. Правда, в настоящий момент практически все солдаты находились снаружи и готовились к обороне. Тем не менее в углу на грязных подстилках, брошенных поверх сена валялись несколько больных.

– Ну эти-то вам не помешают? – бросил полковник.

– Помешают, – уверенно ответил Пако, – генерал сказал – всех убрать.

Полковник подумал секунду, а потом грозно крикнул лежащим в углу солдатам:

– А ну-ка, выметайтесь отсюда!

Чертыхаясь и проклиная все на свете, больные с трудом выползли из церкви.

– Вы тоже, господин полковник.

Офицер метнул недовольный взгляд и протянул ключи.

– Вот вам ключи, можете здесь закрыться и делать все что угодно!

Едва дверь закрылась, как Пако, дрожа от нетерпения, схватил заготовленную кирку и подбежал к обозначенному на срисованном у Монтегю плане месту. Пако сначала провел по стене рукой, потом простукал ее киркой и через минуту по звуку понял, что за ней пустота. Сердце его запрыгало от радости. Он размахнулся и стал колотить древнюю кладку киркой, так через пару минут стена поддалась. Камни посыпались внутрь. Сомнений не оставалось – клад был в его руках…