Глава 1

В этот предрассветный час, старый двухэтажный дом, на окраине города давно предназначенный под снос, вызывал жалость и тоску. Ему лет сорок назад следовало уступить место другому строению нисколько не похожему на образец барачного строительства и остаться в воспоминаниях бывших жильцов. Предрассветные сумерки не баловали многолюдьем. В отличие от жителей хорошо освещенного центра, здешние обитатели старались не высовывать нос, какие бы разборки среди местной гопоты не происходили на улице. Облезлые стены зданий, выкрашенные в непонятный тускло-серый зеленый цвет, испещрены безграмотными матерщинными стихами. Грязная суть надписей угадывалась с огромным трудом, из-за их многочисленности, безграмотности и щедро осыпавшейся штукатурке. Авторы многих оскорблений уже давно перекочевали в мир иной так и не дождавшись признания своего поэтического дара.

Из вяло освещенной парадной вверх вела ветхая крутая лестница на которой подозрительно скрипели покрывшиеся трещинами ступеньки. Бывший барак, как и его кривобокие соседи, насквозь пропитался запахом тоски и безденежья.

Если ночью, когда слышен каждый шорох, осторожно подниматься по поющим доскам на второй этаж, то услышав глухие булькающие звуки в старых ржавых батареях и скрипучие жалобные стоны словно возникающие сами по себе, то можно было решить, что попал в дом с привидениями. Нет, классических призраков здесь никто не видел, но человек с тонкой душевной организацией наверняка почувствовал бы неловкость. Здесь царила духовная пустота. Целые миры чаяний и надежд рушились вокруг каждую минуту, рассыпались в прах без всякого следа, погребенные обыденностью. Все окружало только мерзкое ощущение несправедливости, от которого становится противно. Слой за слоем, год за годом, нарастал в душах людей настоящий чернозем, порождавший ростки темных помыслов и жутких фантазий, итогом этого служило появление настоящих монстров.

Жили в этом месте и менее колоритные персонажи, типичные для неустроенной городской окраины, заполнившие до отказа такие вот ветхие дома, которые смотрели на мир сквозь мутные залитые дешевым алкоголем глаза. Их унылые будни вспышками озаряли злобные словесные стычки, изредка перераставшие в драки, но все это оказывалось лишь разминкой. Когда приходили светлые общенародные праздники народ веселился по-взрослому, с поножовщиной и стрельбой.

Не было вокруг ни тенистых аллей, ни красивых парков, даже дороги стали настолько разбиты, что перейти их в дождь рисковали только самые бесстрашные местные жители, сильно подгоняемые либо жаждой, либо нуждой. По телевизору, между бесконечными слезливыми сериалами, которые тетка казалось знала наизусть, говорили, что страна с каждым годом становиться прекраснее. Только увидеть чудесное преображение никак не удавалось, видимо оно широким шагом шагало мимо этой богом забытой окраины. В реале все ветшало и разрушалось, не встречая никакого препятствия ни со стороны жителей ни от витающих высоко в облаках довольных жизнью властей. Более того, всем это мнилось естественным ходом вещей.

При всем том, было у этого дома огромное преимущество перед такими-же убогими строениями, стоявшими бок о бок. Небольшой дворик, сохранившийся скорее по недоразумению, чем по прихоти обитателей. Остался он еще со времен дровяного отопления, а точнее с конца сороковых, когда эти места только покинули пленные немцы, строившие бараки. Боковыми стенами огороженной площадки служили занозистые, некрашеные дощатые стены, а задней — стоящие вплотную сараюшки, где в раньшее время хранили дрова, а теперь были кладовушки для всякого хлама, гаражи для убогой техники и мастерские кустарей.

В этом, почти элитном для здешних мест бараке, в квартире на втором этаже, на небольшом, огороженном от и без того маленького пространства коридора закутке, обитал Павел Шатов. Это был невысокий, худенький, совсем молоденький паренек, лет четырнадцати. Внешне тихий и послушный, интеллигентского вида, неспособный ни на какие значительные физические нагрузки. Своей бледной немощью он производил на окружающих самое благоприятное впечатление. Глядя на него даже самые опустившиеся соседи радовались своему еще не до конца подорванному здоровью.

Целый год он был обитателем этой комнатки на скорую руку переделанной из чулана. Если бы не крохотное окно, смотревшее на пустырь, каморку в которой жил Паша можно было бы смело именовать стенным шкафом. Здесь с трудом помещались коротенький старый диванчик на котором три года назад скончалась одинокая древняя старуха, жившая по соседству и промучившаяся долгие годы от обширного инсульта, письменный стол — сооруженный из куска толстой фанеры, положенной на боковины из досок. На стене висела полочка с книгами и старыми тетрадками. Роль шкафа выполняла доска с набитыми на нее разномастными крючками. В самом углу притулился уже пыльный мольберт. Впрочем, одно преимущество у комнатки было. Воздух здесь был всегда свежий из-за огромного количества щелей пронизавших дощатые стены постройки, зато, когда по утрам в окошко заглядывало солнце, комната преображалась и напоминала жилую.

Еще год назад он жил в городе-спутнике, но после трагической гибели матери вынужден был переехать сюда, в рабочий пригород, который почти в день основания обзавелся целым букетом криминальных групп как правило сколоченных по местечковому признаку. Сейчас они настолько тесно переплелись, что стали интернациональными. Огромное количество агрессивной неустроенной молодежи служили питательной средой для процветания многочисленных банд. И все-же даже среди этой братии были свои чемпионы — наркоторговцы. Они в последний десяток лет практически подмяли под себя весь район, хотя их деятельность оставалась невидимой для большинства обывателей, даже не подозревающих о существовании этого страшного мира и отдававших предпочтение суррогатному алкоголю.

Тетка, нежданная опекунша, получив наследство вошла в штопор и буквально за несколько месяцев растратила все полученное после продажи домика и даже умудрилась залезть в долги. Она как всякая местная разведенка, была свободной гетерой, находящейся в беспрерывном поиске спутника жизни. И хотя каждый день прихорашивалась, но характерную помятость и синеву спрятать было весьма затруднительно. Домашний халат ее был весь в коричнево-желтых пятнах, не поддающихся никакой Асе, пуговицы броско различались по цвету и размеру, а вместо двух висели одни только ниточки.

Работала она, до последнего крутого пике, в колбасном отделе престижного продовольственного магазина, однако, от перепоя ее стали одолевать страшные мысли о засилье в стране проклятых либерастов. Ежедневно подпитывая ненависть об этом твердили по телевизору. Так надо проучить их. Наконец, в алкогольном бреду она решилась на патриотический подвиг и распихала в самую дорогую готовую продукцию таблетки просроченного слабительного. Страшная месть не удалась. Вложения слишком бросались в глаза, и подозрительные враги отечества не спешили расхватывать приманку.

С работы ее не уволили чудом, но понизили в должности до уборщицы. Теперь она тужилась, возгоняя собственное кровяное давление, в поисках виновного в случившемся.

Из-за неплотно прикрытой двери образовался сквознячок легко шевеливший марлевые занавески. За окном тем временем все больше и больше рассветало и наконец, свет полностью затопил крохотную комнатушку. День обещал быть солнечным и ярким. Павлик пытался укрыться от прокравшегося солнечного луча, проскользнувшего сквозь прохудившуюся штору, заворочался и распахнул глаза.

Сквозь фанерную дверь и тонкие стены, в комнату уже притопали звуки пробудившегося дома.

Тетка возилась в кухне. Мерзким звуком свистнул закипающий чайник, заворчал жир на сковородке. Видно, тетка жарит свою любимую вонючую требуху с картошкой. Из-за тухло-специфического запаха накатила тошнота. К горлу подступил противный, колючий комок.

Шатов лежал с открытыми глазами и думал.

— Только бы сегодня не приперлась, а то опять начнет нудить о своей бедности. — Если сразу после переезда, ему страшно было оставаться наедине со своими мыслями одному, то теперь общество тетки все больше раздражало. — Притащится и обязательно испортит весь день своим унылым видом. На душе и так мерзко. — Старенький телефон пытался гудением напомнить о том, что уже пора вставать, а тетка, к счастью, так и не вошла. Паша взглянул на дисплей. Минут через пятнадцать родственница уйдет и можно будет выходить.

Вдруг за дверью послышался грохот, ругань. Опекунша споткнулась о сброшенные ей же в центре коридорчика сапоги. Дверь открылась и в комнату вломилось сильно помятое мрачное как грозовая туча широкое женское лицо, сидевшее на морщинистой шее, изогнувшейся за последнюю ночь сверх всякой меры и похоже собиравшейся надолго остаться в этом положении. Вместе с нею в комнату проник и непередаваемый противно-кислый запах, намертво связанный с теткой и от которого, казалось, невозможно избавиться никакими гигиеническими процедурами.

— Вставай, убогий, пора в школу собираться, а то проспишь и опять опоздаешь. Вдруг эти дуры из соцобеспечения решат, что за тобой нет присмотра — Тетушка все не переставала бояться, что ее могут лишить опекунства за асоциальный образ жизни, а вместе с ними и дополнительного источника дохода — пособия по инвалидности ребенка, поэтому ее голос звучал весьма тревожно. Видать вспомнила, что давеча приходил строгий участковый с высохшими как вобла дамами неопределенного возраста из социальной службы для проверки сигналов о том, что тетушка — тунеядка со склочным характером, алкоголичка и сквернослов. Дамы тогда осмотрели «условия проживания», поцокали языком и строго взирали на тетку, чуть не доведя ту до удара. — Да, есть дома нечего. На кухне зря не шурши. Вернешься перекусим, я картошки наварю.

— Сейчас встану, тетя. Кстати, что там такое противное на сковородке жарилось?

— Остатки с праздничного стола. Я вчера у соседей перехватила, когда они выбрасывать собрались. Ты знаешь, не люблю от продуктов избавляться. Хватит препираться, вставай все равно мясное не жрешь. Давай потихонечку, а я пойду чифирю выпью, а то вчера, видишь, засиделись.

— Слышал, как вы полночи гудели, всю улицу на уши поставили, — едва слышно произнес Павлик.

— Дык праздник у Сереги. День рождения раз в году бывает. — Слух у алкоголички работал великолепно.

— Ну-ну.

— Тетка, почувствовав в словах вызов, тут же перешла в нападение. Ее и без того некрасивое лицо обезобразилось, и она ухватив своим рыщущим взглядом мольберт выплюнула — Малюешь, книжки почитываешь, все уроки у тебя на уме, а дома жрать нечего. Я в твои годы уже горбатилась на железной дороге, а здоровье у меня еще хуже твоего было. Иждивенец. Сел на шею и ноги свесил. Мне в молодости, когда на еду не хватало приходилось даже на барахолке стоять, приторговывать, а ты наденешь наушники, глаза вылупишь в свою заразу и сидишь, как дурак.

— Ладно, знаю тетя, чем вы тогда торговали. Как маленькая Вера, за прилавком стояли. Просветили добрые соседи. Как раз те, с которыми выпиваете.

— Живи, Инвалид, тебя уже бог наказал, а мне не с руки — прошипела оскорбленная невинность так до конца и не осознавшая смысла услышанной фразы. — и подбирая достойное продолжение на мгновение замолкла.

— Шатов мог бы сказать, что таких праздников у них бывает через два дня на третий, что все деньги пропиваются, много чего мог бы сказать, только все это уже сказано столько раз, что не имеет смысла повторять. — он только махнул рукой. — Ну и зачем я начал с ней припираться. Сколько раз себе давал слово молчать? Опять сорвался. Ну и черт с ней.

— Слушай, я не знаю, что там наплели тебе соседи — тетка вдруг зашлась в лающем утреннем кашле курильщика — только лучше помалкивай, а не то я смогу доставить столько неприятностей, сколько и в страшном сне не присниться. Ты еще не знаешь на что я способна. Так что подумай. Если у меня в доме живешь, то изволь уважать хозяйку. Я обижать себя не позволю, а если такое повториться, то вот порог. Забирай свои вещи и выкатывайся в интернат.

С силой захлопнулась дверь, проскрипел ключ в замке. Тетка ушла. Теперь можно было успокоиться и выйти из комнаты.

Павел уселся на кухне за колченогим столом и налил себе заварку — третьячок, и из еще не остывшего чайника кипяток. Сахарница, предсказуемо оказалась пуста, холодильник тоже. Голод слегка отступил, временно залитый горячей водой. Пора было бежать в школу, но хотелось еще спокойно посидеть глядя в окно, послушать любимую музыку. Из головы все никак не выходило прочитанное вчера старое письмо. Его он нашел убираясь в сарайчике, который использовал как мастерскую.

Письмо оказалось написанным матерью за год до его рождения. Текст был загадочный, но обращаться к тетке за разъяснениями совершенно не хотелось.

«Таня, я согласилась стать суррогатной матерью. Обещают очень приличные деньги. Это вариант вырваться из нищеты. На всякий случай, оставляю тебе копии всех договоров. Если со мной случиться беда, отнесешь в милицию. Спасибо.»

Больше никаких документов в тайничке не было, и прочитать таинственные договоры не удалось.

— Скорее всего в результатом этого материнства стало его рождение. — Ковыряться с прошлым — себе дороже. Что это изменит. Пусть все остается как есть. Пока ни на что нет сил. Не хочу думать об этом. Я и так ущербный. Внутри вспыхнули горькие звезды разочарований. Шатов уже просто опустил рук и поплыл по течению. В душе поселилась зима и угрюмое уныние. Хуже всего, было не то, что впереди только финал, не то, что станет призрачным мир, растворятся мечты и надежды, а то, что ничего и не было. Не было любви, ревности, страстей и эмоций. Была только пустота с проблесками несбыточных надежд и мечтаний. Подвиги и предательство, красивые девушки и значительные мерзавцы пронеслись мимо не обратив на его существование никакого внимания. Как он завидовал Квазимодо, который, несмотря на свое, так схожее по сути с Пашкиным, уродство оставался благородным человеком и смог бросить вызов судьбе.

Побаловав своих почитателей, солнце решило удалиться и дать возможность проявить себя облачной погоде. Тучи пока безрезультатно тужились и никак не могли выдавить ни одной капли, но по всему чувствовалось, что если дождь зарядит, то это может быть на несколько дней. Осень пока никак не могла основательно вступить в свои права.

— Глаза наполнились слезами от жалости к самому себе. Ведь сколько раз ему вдалбливали, что порок сердца — это не то заболевание которое позволяет плюнуть на себя. Любая даже незначительная физическая нагрузка теперь противопоказана. Беда еще и в том, что год от года положение будет ухудшаться. Если в первых классах Павлик был почти как все, то со временем ситуация стала катастрофической и прогноз рисовался в совсем мрачном свете. Смерть уже не пугала, а представлялась избавлением, не хотелось существовать в виде овоща. От жалости к самому себе на глаза наворачивались слезы, даже красочные миры книг и игр не могли отвлечь от тяжкой реальности.

Пораженческие мысли задели пласт эмоций от которого он старался отгородиться, правда сочувствующие взгляды одноклассников раз за разом возвращали обратно. Хорошо хоть заведение было по местным меркам приличное и кулачные бои в его стенах случались реже чем в соседних школах. Закрыв глаза он частенько представлял себя здоровым и сильным, но стоило вынырнуть из грез и все становилось по-прежнему.

Вот и лето позади. Как он ненавидел начало учебного года. Нога за ногу Паша полз в школу. Звуки быстрых шагов заставили его оглянуться, сразу выхватив силуэты преследователей. Сентябрь начинался весело. За каким дьяволом, он поперся через этот двор. — Думал, дурак, что все уже на занятиях.

— Стой, пацан. — В голосе вопившего слышалось радостное ожидание.

— Пожар! — безнадежно крикнул Паша. Ему было точно известно, что даже этот возглас вряд ли заставит обитателей выскочить на улицу. Промелькнула мысль. — Бесполезно. Не двинуться пока задницу не поджарит. — Втянув голову в плечи, он приготовился к неизбежному.

— Преследователи уже были рядом. — Чего шляешься по нашему двору, Инвалид? — Парни были не в себе. Начались беспорядочные удары в пах, голову, по ребрам. Даже когда не устояв на ногах, Паша упал, избиение продолжалось, только в дело пошли ноги.

Шарить по карманам не стали — бесполезно.

Поход в школу сорвался. Пришлось возвращаться домой, стирать и зашивать порванную одежду. Закончив с неотложными делами, Паша переместился в свою мастерскую. Только тут, полностью отдавшись работе, он мог отрешиться от действительности. Хорошо, что в сарайчике был подвал, в котором они с прошлой осени хранили овощи и консервы. Под вечер, из мешка, наполненного усатой страшными белыми побегами прошлогодней картошкой, удалось выискать почти три десятка относительно нормальных клубней и обеспечить себя пропитанием на несколько дней. Надеяться на тетку не приходилось.

На следующее утро его, почти у самых ворот их дворика, нагнал сосед, — веселый здоровяк Серега Потешкин.

— Привет, чего не зашел? — спросил он протягивая руку. Родители такой праздник устроили. — от недостатка хвалебных слов, Серега закатил глаза. — Даже Младшой до конца досидел. — Младший брат, надежда всей семьи Потешкиных был самым оберегаемым ее достоянием.

— Так мне ж нельзя. Кстати я тебе подарок приготовил.

— Какую-нибудь модельку из журнала склеил? — скептически поджал губы Потешкин. — Не забыл, что соседу шестнадцать стукнуло? Мне серьезные подарки нужны. Например, бутылка хорошей водки. В крайнем случае устроят и деньги. Даже не думай откупиться мелочевкой. Заклюю. — В манере общения, Серега пытался подражать своему старшему братцу, по правде говоря напыщенному как павлин бездельнику и начинающему алкоголику говорившему, вроде героев дешевых боевиков.

— Подарок нормальный. Будешь доволен. — Остановившись, Павел достал из рюкзака крохотную поясную сумку. — Смотри. Натуральная кожа. Вчера весь вечер у себя в сарайчике шил. Повесишь на ремень и не будут карманы джинсов топорщиться, а то видно в каком месте у тебя сигареты, а где зажигалка.

— Нечего, так. По крайней мере получше парусника, который ты в прошлом году подарил. — С трудом скрывая удовольствие, Серега пристраивал давно вышедшую из моды сумочку на ремень.

— Кстати, откуда деньги на такой праздник? Твой батя, что, клад выкопал? — Не выспавшийся Шатов пытался подпустить в вопрос сарказм, но собеседник был просто не в состоянии его заметить.

— Точно, как ты догадался? Огромный клад. Сам выкопался. Отцов брат заявился в гости. На своей машине приехал. Бмв. Целых три ящика водки в багажнике привез. Два мешка закуски. Вторые сутки полдома в отрубе лежит. — Каждое слово в коротких рубленых фразах было пропитано восхищением богатым гостем. — Подстраиваясь под неторопливый шаг соседа, Серега всю дорогу до поворота рассказывал о планах по переселению в столицу под крыло родного дядьки, который круто поднялся на торговле металлоломом. Останавливать его словесный понос не было никакой возможности и всю оставшуюся дорогу Паша только поддакивал и восхищенно цокал.

— Привет, мелкота? — Словно из ниоткуда вынырнул очень неприятный тип. Его старый мотоцикл с изображенным на нем крокодилом совершенно неожиданно взревел, заставив собеседников вздрогнуть. Этот парень, в отличие от собеседников, был замкнутым и мрачным. Что-то мерзкое, расчетливое и холодное таилось в его пока скрытых шлемом глазах.

— Тебе тоже здравствуй. — ответил Шатов исподлобья уставившись на подъехавшего. — Разговаривать ему совершенно не хотелось, но при общении с отморозками нельзя давать лишнего повода к агрессии. Жизнь в неблагополучном районе его многому научила.

— И пока, — Серега не проявил интереса к общению с вновь прибывшим.

— Инвалид, деньги нужны? — Денди, сняв шлем, попытался весело подмигнуть. Вышло надо сказать страшно. В глазах наркоторговца горело безумие, громадная, сосредоточенная злоба. — Может передумаешь и в школе товар предложишь. Там детишки богатенькие, так ты их кайфом и обеспечишь. К тому-же к убогому и претензий меньше будет, если что.

— Пойду. — Не отвечая на предложение и не вступая в переговоры, Павка уже уходил. Для себя он давно все уже решил. Деньги конечно нужны, но этот бизнес вызывал омерзение.

Здание школы с жилыми многоэтажками, которые строились приблизительно в одно и то же с ней время, находилось в прослойке между бедными кварталами и относительно благополучным центром. Еще чуть дальше начиналась барачная нищета, за счет которой в будущем город планировал расширять свои границы и в благоустройство деньги благоразумно не вкладывал. Сюда его после переезда отправила тетка.

Устроиться в гимназию стоило определенных усилий, хотя жителей близлежащих домов брали полегче, впрочем, Павел даже к таким не относился. Заведение считалось самым лучшим в округе, но сей факт опекунше был неизвестен. Просто она отнесла документы в первую попавшуюся школу у работы. Полистав справки, для приезжего отличника место неожиданно нашли, правда директриса умудрилась устроить экзамены по немецкому и английскому языкам. Тетка так и не понявшая, что ее так внезапно свалившегося на голову племянника пытаются красиво вытурить, легко согласилась тогда на вступительные испытания.

С неброским рюкзаком за спиной, Шатов шел по растрескавшимся тротуарам рабочего пригорода. Денек выдался погожий и настраивал на оптимистический лад. Осень отступила на время, предоставив лету шанс порулить еще немного.

Линейка, посвященная Дню знаний, благополучно прошла. Ходить учиться первую неделю не было никакого смысла. Жизнерадостные детишки трепались только о каникулах, а учителя даже не пытались загрузить в их пустые головы крохи знаний. Впустую болтаться между кабинетами совершенно бессмысленно. Павлик, прикрывавшийся справкой о состоянии здоровья частенько пропускал уроки, а в такие дни, когда жизнерадостность так и перла из каждой щели ему было особенно трудно находится среди всеобщего счастья.

Поднявшись на третий этаж он подошел к классному кабинету и устроился на своем обычном месте — на первой парте у самого окна. До начала урока оставалось еще достаточно времени, и он изредка бросал взгляд в сторону двери посматривая на вошедших. Никто на него внимания не обращал, по крайней мере радостных возгласов по поводу его появления не было. Он как был, так и остался пустым местом. Мальчишки к нему не приставали, подозревая в дружбе с подростковыми бандами окраин. Девчонки же считали слишком маленьким и недостойным их царственного внимания. Даже то, что Павлик лучший, а фактически недосягаемый отличник, давно перестало быть предметом обсуждения. Если вначале все считали его тупым зубрилкой, то постепенно убеждаясь, что его знания давно вышли за пределы школьного курса, просто записали для себя в уникумы, тем более, что по общему мнению Инвалид и должен учиться лучше всех, ведь делать ему больше нечего. Считалось, что только на уроках английского его могла заткнуть за пояс Женька Егорова, ежегодно выезжавшая на все лето в Англию к постоянно живущим там родственникам.

День не принес ничего хорошего. Началась школьная тягомотина. Какая тоскливая скука понимать, что дальше будет только хуже. Вечером он опять засыпал со слезами.

Устроившись за столом и медленно пережевывая завтрак, он поглядывал в окно. Впервые за последние несколько дней, ел дома. Обещанная уже давно картошка, сварилась только к этому утру, правда превратившись в макароны и большей своей частью расположившись внутри тетки.

— Похоже будет бабье лето, — ни к селу, ни к городу подумал Павлик. На губы непроизвольно наползла неожиданная улыбка, растянувшая непривычные к этому мышцы лица. Давившая весь последний год тоска на мгновенье отступила.

Накинув старую курточку, со сломанной молнией, и из которой он вырос еще в прошлом году, Паша вновь двинулся по кружному маршруту в школу.

Из-за угла вынырнул небольшой симпатичный песик. Его озабоченная морда и побитый вид вызывали печальную улыбку. Коротенький хвостик настороженно подрагивал. Собака явно была на промысле. Наиболее тучные пастбища возле мусорных баков давно отвоеваны сбившимися в стаи особями, а молодого пса похоже только недавно вышвырнули на улицу наигравшиеся со щенком хозяева. Тут он заметил подростка. Они с любопытством разглядывали друг друга. Потом песик, почуяв видимо родственную душу, подошел к Паше и остановился в нескольких шагах.

— Что, брат, выгнали? — произнес Шатов сочувственно, ощущая тоску крохотного живого существа.

— Пес нерешительно приблизился и тявкнул, будто отвечая на поставленный вопрос. — Да, не сложилось у меня со стаей. Теперь бегаю в одиночестве, уже и блох завел.

— Паша снял рюкзак и достал небольшой сверток.

— Псина завилял хвостом и сел, приблизившись почти вплотную и в ожидании вытянув шею. — У бродяги даже заурчало в животе.

— Достав краюшку хлеба, Павлик протянул руку. Он думал, что собака схватит кусок и отбежит, чтобы распробовать угощение в стороне, но пес, деликатно взяв кусок стал нетерпеливо жевать прямо у ног.

— Финиш, — через мгновенье произнес Павел, — больше ничего нет. Приходи завтра.

— Пытавшийся было увязаться за мальчишкой пес, вскоре отстал, заинтересовавшись съедобными запахами, исходившими из открытого окна чьей-то кухни.

— Встреча с песиком, пусть даже пришлось ему отдать свой кусочек хлеба, приберегаемый на крайний случай, подняла настроение.

В школе было как всегда, пока на перемене Паша не зацепился взглядом за настолько прекрасную девочку, что остолбенел. Будто натолкнулся на стену, мгновенно остановился и больше не мог отвести взгляд от этой неземной красоты. Она скользила сквозь пространство стелящимся вальсирующим шагом абсолютно не тревожа его. В голове Шатова раздались аккорды «Адажио из балета щелкунчик» и не умолкли пока он смотрел на нее.

— Вот она, Эсмеральда. Девушка моей мечты. — В голове Павлика неожиданно сошлись вместе совершенно разные музыкальные произведения.

В любой обстановке она не осталась бы незамеченной. Чудо, что он устоял на ногах, следя за ее походкой, наполненной грацией и красотой. Когда девушка остановилась рядом, он рассмотрел ее подробнее.

Высокая, на полголовы выше него. Обычная накрахмаленная белая блузка с неброской вышивкой и строгими рукавами как будто подчеркивала совершенную форму ее груди. Узкая, консервативная темная юбка, обтягивала тонкую талию, плоский животик и идеальную линию бедер. Элегантный костюм совершенно не вписывался в окружающий интерьер, но ей удивительно шел. Сравнение с античной богиней напрашивалось, само собой, ведь она парила над обыденностью. Окружающая серость не касалась ее, бессильно клубясь в стороне.

Светлые, густые волосы падали на плечи сверкающей волной. От девушки трудно было отвести взгляд. В сияющих глазах светился ум. Почти лишенное броской косметики лицо было ослепительно красиво. Губы…

На Павлика нахлынула огнедышащая волна. Девушка притягивала с неумолимой силой. Он не мог противиться этому влечению. Шатов сглотнул подступивший к горлу комок, боялся закрыть глаза, чтобы не потерять из вида это совершенство.

Мир сдвинулся. Вспышка прожектора, осветила все происходящее и позволила взглянуть на жизнь в новом свете. Нахлынула унылая волна тоски и досады. Ведь он ни в чем не виноват. Зачем все так неправильно. Как несправедлива судьба. Почему она щедра к одним и поворачивается спиной к другим. Эти банальные вопросы стали так остры, что Шатову захотелось завыть как волк в зимнем лесу от бессилия. Какой же он хлюпик. Как может он подойти к этой девчонке? Что он ей расскажет? Здравствуйте, я маленький инвалид и доживаю последние годы. Безрадостная перспектива увидеть жалость в глазах. Зачем нужно такое существование. Почему такие красавицы предназначены другим. Как же хочется, чтобы она полюбила именно его. Чёрт, сейчас он может надеется только на сострадание. Победить свою болезнь самому тоже не получиться. Как-же быть. Ведь нужно просто достать деньги на операцию. Необходимо добыть средства. Где их взять. Где их взять?

Подхлестнутый, разом выброшенным морем гормонов, мозг стал лихорадочно работать. Вспоминать, и сортировать все то, о чем думалось последний год. Уже прозвенел звонок и опустел коридор, а Павел все стоял и размышлял. Как он вышел из школы и направился в сторону дома, так и осталось для него тайной.

— Эй, козявка, подкинь деньжат на пиво. — За руку его схватил весьма вонючий тип в грязных сапогах.

— Замерев от неожиданности, Павлик поднял вверх взгляд устремленный в ноги.

— Что, уши прочистить? Деньги, говорю давай, а то в дерьме искупаешься. — На него смотрела круглая небритая физиономия синяка с бугристым как картошка носом. Страдалец до дрожи в руках, желал немедленно опохмелиться.

— Еще вчера, Павлик бы выворачивал карманы, доказывая свою бедность, но сегодня напрягся и рванулся со всей яростью от накопившихся в жизни обид. — Напрасно, понял он уже в следующее мгновение.

— На лице мерзавца проступила злобная усмешка, открывшая желтые прокуренные зубы, пораженные кариесом. — Цепкие, с черными полосками грязи под ногтями руки, держали очень крепко.

— В душе Шатова неожиданно вспыхнула злость. Ну что же он ничего не может. Надо бить и бить насмерть, без переживаний о возможных последствиях. Собрав все силы и воспользовавшись тем, что противник не воспринимает его серьезно, Павел словно обезумев, ударил носком ноги, одетой в дубовые от старости ботинки, по голени вымогателя.

— Удар вышел на удивление мощным и быстрым. — Мужчина с криком повалился в грязь и схватился за поврежденную ногу.

— Жалости не было, только брезгливость. Тесно обхватывавшие оковы условностей рухнули. Павел совсем по-другому огляделся. Хватит мечтать и фантазировать, настало время действовать.

Со стороны разбитой детской площадки раздались жидкие хлопки и гораздо более дружный смех.

— Смотрите друзья, как расправляется со злобным агрессором мой милейший и нежнейший друг Инвалид. Прошу любить и жаловать. Даже веселый голос Дена мог привести в дрожь незнакомца.

— Тук, тук, разрешите войти, Людмила Степановна. — Шатов, наплевавший на расписание уроков, решился прийти к директору школы.

— Заходи, раз пришел. — Строгий взгляд в этот раз дал осечку и абсолютно не произвел впечатление на вошедшего.

— Я с просьбой. — Уверенность, звучавшая в голосе удивила собеседницу.

— Излагай короче, видишь я занята. — Деловая женщина отодвинула от себя очередной детектив и уставилась на вошедшего с эмоциями кладбищенского монумента — строго и печально.

— Мне нужна Ваша помощь. — Павел не отвел взгляда.

— Какая же тебе еще поддержка нужна? Завтраки и обеды ты уже получаешь. Учебники бесплатные. Денег с тебя не берут, даже на экскурсии за счет родительского комитета ездишь.

— За все это огромное спасибо, только у меня безвыходная ситуация и без вашей помощи не справится. Я готов в олимпиадах и в конкурсах принимать участие и плакаты для школы делать, коридоры по воскресеньям мыть. — Впервые в жизни Людмила Степановна слушала ученика как равного, чаще бывало совсем иначе.

— Ну, и что ты хочешь? — Шатов единственный из всей школы у кого есть шанс побороться за призовые места на олимпиадах по нескольким предметам, из общеобразовательной и музыкальной школы. Перспектива буквально завораживала. Ведь это какой плюс. Сразу кардинальное улучшение отчетности.

— Дайте мне возможность после уроков с компьютером школьным работать. Ведь здесь все-равно высокоскоростная безлимитка стоит, а у меня нет возможности ни за что платить. Дома вообще не бывает денег. Впрочем, Вы мою ситуацию знаете.

— Хорошо, быстро ответила Людмила Степановна. — Разрешаю после уроков сидеть в лаборантской компьютерного класса хоть до ночи, только с небольшой нагрузкой. Три раза в неделю по вечерам в спортзал приходит группа заниматься. Вот ты их будешь запускать в спортзал с черного входа и выпускать после тренировки. Ключи забирай прямо сейчас. Я жду от тебя скромности. Если о наших договоренностях узнают, то их просто не было. Надеюсь, что все останется между нами, понял?

— Конечно. — Это была первая маленькая победа. Рабочее место, оборудованное по последнему слову техники с бесплатными расходниками и свободный доступ к сети.

Следующий день принес первые отклики на многочисленные объявления. К сожалению, покупателей рефератов оказалось только двое, правда пока не сезон. Больше всего порадовал оперативный ответ на предложение о приобретении настоящих дипломов престижных западных университетов. Побеседовать с покупателем можно было уже завтра.

С Денди Шатов столкнулся словно случайно подойдя к месту где тот обычно пересекался с клиентами.

— Привет, Инвалид. Искал меня? — Дилер как обычно, сразу ухватил суть.

— Подумал я. — Павел одновременно осмотрелся по сторонам — Не буду я твой товар в школе сбывать, но у меня к тебе встречное предложение. Давай я выкуплю несколько доз, а если у клиентов денег не будет, и они станут предлагать всякую ювелирную мелочь…

— Да понял я. У меня самого скопилось прилично этой дряни. Непарные сережки колечки. Отнести в скупку стремно, особенно когда вещичек было немного, а теперь вот вроде пора и призадуматься. Надо пристроить, а вещи приметные.

— Можно посмотрю твой золотой запас? Все что получиться — переплавлю, а камешки аккуратно извлеку. Дороже лома все равно не сдашь, а тут гарантия, что придраться не к чему.

— Уговорил. Черт языкатый. Только все должно быть между нами.

— Конечно, я же знаю, тебе ведь и ножичком пырнуть труда не составит. Только говорю заранее, что из золотого лома, брусочки без клейма выплавляются.

— Что-ж я по-твоему идиот и ничего не понимаю? — Дурной характер собеседника проявился в этой фразе, произнесенной с настоящей угрозой.

— Наоборот, я знаю, что с мозгами у тебя, Денди, полный порядок только сердца нет. Поди, как дурно на ровном месте за язык лошка подвесить, поэтому обо всем заранее и предупреждаю. — Шатов стоял уверенно расставив ноги и поигрывая монеткой.

— Уймись, мы уже вместе работаем. Мне все равно одному не справиться. Без клейма, так без клейма. Хотя тебе стоит пробирную палату в своем сарайчике организовать. — в голосе слышалась невольная усмешка по отношению к возомнившему о себе «партнеру».

— Не надо предложений. Будет только маленькая просьба: Ничего не желаю знать ни о происхождении вещичек, ни о твоем бизнесе. Не моего ума дела. Своих проблем хватает.

— Ладно, ладно, мне так тоже спокойнее. У каждого своя работа… На днях, вечерком я к тебе в мастерскую заеду. — Последнюю фразу заглушил взревевший двигатель набирающего скорость мотоцикла.

— Угу. — Мальчишка опустил голову, показывая, что услышал.

Главное не останавливаться. Чем больше вариантов получить деньги, тем лучше. Время сейчас важнее всего. Каждая секунда должна быть посвящена достижению цели. Шатов настроился на длительную борьбу. Именно на это были направлены все его помыслы и поступки. Для раскачки и расхлябанности не было места.

Вечер был на удивление тихий и теплый. Бабье лето только набирало силу. Огромные белые облака неуклюжими, медленными стадами мамонтов двигались на север. Постояв мгновенье перед входом в пышно-аляповатое эклектичное здание и набрав в грудь воздуха, Шатов ринулся внутрь. Коридор был тих и пустынен. Из — за многочисленных высоких деревянных филенчатых дверей не раздавалось ни звука. Вот и нужная.

В Льве Израилевиче было от силы полтора метра с кепкой, но двигался он быстро и целеустремленно, с грацией присущей маленьким толстячкам. Любовно приглаженные волосы тщательно разделены четким пробором, а строгий темный костюм напоминал одеяние работников похоронных контор. Собственно, довольно часто клиенты после общения с этим удивительно «добрым» человеком, как он сам себя характеризовал, выглядели краше в гроб кладут. Этот образец бескорыстия подрабатывал в том числе и посредником между состоятельными клиентами и грубым окружающим миром.

— Я спрашиваю, до конца ли Вы понимаете какие обязанности на себя принимаете? Это контракт минимум на пять лет. А если с Вами, не дай то бог произойдет беда? Как быть моему клиенту? Какие могут быть гарантии? Что Вы можете предоставить в качестве обеспечения?

— Не все так мрачно. — Паша подобрался. Он ожидал разговора совершенно в другом ключе. — Вы сможете найти на подмену другого исполнителя на этих-же условиях.

— Допустим, хотя это практически невозможно. Для меня это риск. Гонорар может быть только по окончании работы. По факту так сказать, а не равномерно размазываться.

— Думаю, что с этим можно согласиться, но часть оплаты должна быть и в процессе прохождения курса. Скажем по окончании каждого года равными частями по 10 процентов от общей суммы. Ведь строителям кроме оплаты стройматериалов выплачивается и зарплата.

— Вы предлагаете считать Вашу услугу строительством?

— В каком-то роде.

— Хорошо. — Лев Израилевич уже сделал для себя определенные выводы о человеке с которым ведет переговоры. Он оценил внешний вид, возраст, манеру общения и выдал минимальное предложение с которым по его мнению должен был согласиться Шатов. — Подведем итоги. Вы — одновременно поступаете на медицинские факультеты двух различных западных университетов со сходной программой под чужими именами для дистанционного обучения. Скажем в Англии и в Германии. Успешно учитесь.

— Оценки будут отличные. Другой вариант нами просто не должен рассматриваться как невозможный. — Паша кивал головой, изрекая сложный канцеляризм.

— Желающие оплачивают «свое» обучение.

— Шатов продолжал кивать головой, ожидая, когда нудный юрист перейдет к вопросу оплаты.

— Вам за это будет выплачиваться стипендия в размере один мрот в месяц и — Заметив, как Шатов готов на все плюнуть и уйти — бесплатный ежедневный обед в ресторане.

— Понурив голову, Павел задал ритуальный вопрос, — По окончании обучения на что я могу рассчитывать.

— Вот на это было ответить совсем легко. Лев Израилевич мог назвать любую сумму, потому что не намеривался ничего платить. Этот вопрос он в свое время переложит на другие плечи. И он проявил виртуальную щедрость.

— Паша, уже повращавшийся среди мерзавцев, все понял. Вид прекрасного, пышного журавля, парившего далеко в небе вдохновил его не сильно, но эта работа была нужна ему не только из-за денег. Возможность изучать медицину, с которой он после операции, решил связать свое будущее тоже стоит немало. — Предполагаемый мнимый студент кивнул.

— Ну что, лед тронулся? — Лев Израилевич, попытался покровительственно похлопать молодого человека по плечу, но вдруг нарвался на стальной взгляд, говоривший, что его обладатель вряд ли спустит просто так подобную фамильярность и, как всегда вовремя, отреагировал — превратил жест в протягивание руки.

— Тронулся, — Павка пожал протянутую руку, но решил, что соглашаясь, он не берет на себя никаких моральных обязательств.

«Юрист» засунул предварительный договор к себе с папку, которая отправилась в закрывающийся на сейфовый замок ящик стола, откуда появились две папочки.

— Будьте любезны, давайте посмотрим на ксерокопии документов заказчиков, — Он разложил на столе листы формата А-4. Предварительная часть переговоров была закончена пора было переходить к конкретике.

Старички, занимающиеся по вечерам в спортзале оказалась приверженцами тайцзицюань и боевого цигуна. Приходило их немного человек по восемь, правда лица изредка менялись. Вел группу веселый садист лет сорока — дядя Гена. Мрачный субъект с непропорционально длинными мощными руками. Глядя на его узкий, выпуклый нависающий над глазами лоб и низкую линию роста волос, никто не заподозрил бы в нем профессора, преподающего в университете. Он отдавал предпочтение темным цветам, а особенно черному. При всей его неторопливости казалось, что он будто скользит как конькобежец ни на секунду не прерывая движения.

Увидев открывающего дверь Павлика, тренер завел разговор.

— Ты значит теперь наш куратор. — Спросил он весело подмигивая.

— Выходит, что так. — Шатов пытался поглубже спрятать неловкость.

— Отлично, будет хоть постоянный человек за нас отвечать, а то бабка вечно опаздывала, да и гнала раньше времени.

— Со мной такого не будет. У меня все четко. Я всегда после уроков в школе, а торопиться мне некуда.

— Вот и отлично. Может договоримся на часок попозже заканчивать, а я тебя с ребятами потренирую?

— Я бы рад, да мне физические нагрузки противопоказаны.

— Это не проблема. Дыхательная гимнастика никому не вредила, а если формальные упражнения делать очень медленно и аккуратно, так это лучше для усвоения. Ты вообще идеальный ученик — никуда торопиться не будешь, и цигун поглубже изучишь. У нас ведь не применяется грубая сила, скорее техника, связанная с выбросом ци.

— Давайте попробуем. Вдруг действительно поможет.

Приверженец багуачжана стал вскоре приводить в пример своего нового ученика, занимающегося дыхательной гимнастикой и отработкой движений в круге, отдельно от уже очень далеко ушедших в мастерстве гимнастов. — Видите, парень только начал заниматься, а уже свой центр тяжести чувствует и равновесие держит. Пока медленно, но плавно пытается уходить с линии удара. Скоро «восемь ладоней» изучать начнет. Смотрите, остолопы, что жажда жизни делает. Всем кроме него по сорок раз «бык пашет землю».

Занятия продолжались часа по два, после чего начинались свободные спарринги. Постоянно двигаясь по кругу то по часовой то против соперники старались оказаться за спиной противника и нанести удар ладонью, пальцами или осуществить захват для броска. Устав, все шли в душевую и счастливо плескались, смывая пот. Там звучали философские рассуждения о преимуществах именно их стиля, в котором ладонь используется как для удара, так и для захвата.

Удивительно, но занятия потихонечку стали приводить к незначительным улучшениям которые могли помочь относительно безболезненно дотянуть до операции.

Через месяц у Павла состоялся доверительный разговор с тренером. Паша слышал, что дядю Гену называют доктором, и неосторожно поинтересовался относительно образования мастера.

— Так Вы доктор?

— Ну, так меня недоделанные шутники называют. Намекают на мистера Хайда, сволочи. — Беззлобно рассмеялся тренер.

— Дядя Гена, вы я слышал охотники.

— Есть такое дело.

— Может вам мастер краснодеревщик нужен. Приклады там сделать, щечки приладить?

— Кто это краснодеревщик, ты что ли?

— Я. У меня и мастерская своя имеется.

— Интересно, расскажи откуда?

— Тетке принадлежит сарайчик, который сохранился у нас во дворе. Раньше хранился там всякий хлам, а лет семь назад нашелся какой-то мужик, говорят скульптор. Занимался малыми формами. Бронза, кость, камни, гипс, дерево. Короче, снял он его под мастерскую. Оборудовал все. Станочки поставил, печку, центрифугу, даже кабель проложил электричество мимо счетчика пускать. Плотно обустроился. Работал лет пять, а потом спился. Мастерская года два пустовала, а теперь я обосновался.

— Понятно. Так ты продавать приклады планируешь?

— Если получиться. Вообще-то я все что можно сделать руками продавать готов. Подсумки, ножны, ремни, патронташи. Руки как надо работают. Тут как раз мне повезло.

— Ты ведь деньги на операцию собираешь. — Дядя Гена сочувственно покачал головой. — Сколько она стоит?

— Как половина хорошего автомобиля.

— Знаешь, мы с мужиками посоветовались и решили тебе помочь. Все не все, а на большую часть можешь рассчитывать. И про поделки твои тоже поговорю. Есть у меня пара состоятельных знакомых, которые могут заинтересоваться. Для них главное качество и эксклюзивность.

Альбина, так звали понравившуюся Шатову девчонку, уже два месяца в школе не появлялась. Если поначалу Паша думал, что она заболела, то теперь заволновался по-настоящему. Что могло произойти? Он бы и еще тянул с расспросами, если бы не случай.

Сырая ноябрьская морось, как мошкара назойливо проникала под казалось непромокаемую одежду. Обходя самые глубокие лужи, надежда семьи Потешкиных пробирался в сторону дома. Сегодня он совершенно не ожидал подлянки от судьбы. Погода никак не способствовала бесцельным прогулкам. Как он мог повстречаться с находящимися под кайфом парнями ответила бы теория вероятностей, но она неразговорчива. Накуренные тела прятались от дождя под крышей разбитой автобусной остановки. Что было набито в папиросы знали нечистоплотные продавцы табачных смесей в дальних странах, но с местными торговцами своими производственными тайнами не делились. Сейчас существа пребывали в особо приподнятом настроении. Встреча с одиноким восьмиклассником могла превратиться в веселое развлечение, тем более, что мальчишка был из чужих.

— Ну-ка стой. Козел. Быстро сюда. — Пустые глаза заводилы наполнились предвкушаемым весельем. — Посмотрим, что нам мамка в кармашки положила.

Он на удивление быстро выскочил из-под крыши и попытался ухватить Младшого за воротник, но тот проявив змеиную ловкость увернулся и бросился бежать. Связываться с нарками было последним делом. Под кайфом те могли сделать все что угодно.

— Ну ты, чмо, — выдавил сквозь шумное дыхание наркоман гигантским прыжком попытавшись настичь юркого мальчишку.

Пробежали они буквально полквартала, когда впереди замаячила знакомая фигура. Повезло.

— «Паша, помоги». — Закричал Потешкин.

— Шатов обернулся и увидел настигнутого противником Младшого.

— Не тронь. — заорал он. — Доставая из рюкзака короткую круглую палку!

— А то что? — Здоровый парень пока не воспринимал в серьез нового противника.

— Ничего. Просто останешься здесь.

— Это ты меня здесь оставишь? Да здесь моя земля. Мне только свиснуть.

— Ну, я. Мне никого свистеть не надо. Я Инвалид безбашенный. Слышал про такого. Быстро отпустил мальца.

— Все, уже ухожу. Своих не признал. Извини, Инвалид. — С тех пор как Паша стал общаться с Денди его удивительным образом узнавали во всему району. Видно и в не до конца затуманенном мозгу агрессора проснулся страх перед Деном.

— Привет, сосед. Ты чего бегом решил заниматься? — Подмигнул Павлик запихивая дубинку обратно.

— Пробежался, да не один, а с компанией. Жалко только, что до самого носа забрызгался, но здоровье сохранил. Спасибо, вырвал из лап кумарщиков. — Младшой быстро пришел в свое обычное смешливое настроение.

— Ты лучше в обход иди. Здесь места гиблые. Тусуются они здесь. Если бы не необходимость, я бы эту улочку сам кругом, обходил.

— Да я на погоду понадеялся. Дождь, да и холодно. — Поежился беглец. — Кто ж знал, что нарки еще и дождик любят. Видать он грибной.

— Ладно, скажи лучше куда делась симпатичная девушка, которая в этом году к нам в девятый «А» пришла? — Шатов надеялся на младшего Потешкина, знавшего все школьные сплетни, и наконец решился поинтересовался ее судьбой, игнорируя легкий треп.

— Отличная девчонка, красивая. Мне она очень нравилась. — Потешкин мгновенно сменил тон. — Настоящая, живая, не задавака. — На лице восьмиклассника отразилась настоящая злоба. — Только перевели ее в другую школу. Недостойны мы оказались. Быдло-с.

— За что? — Павлик просто опешил.

— Да ее родители нашли место поприличнее. Лицей в самом центре. Только две недельки к нам походила принцесса и прости, прощай. — Мальчишка даже обошелся без обычных подколок в стиле: — «А ты с какой целью интересуешься?»

— Так говоришь в лицей?

— Он в самом центре. Платный. Для элитной сволочи. Сословный ценз. Нам туда попасть не светит. Рылом не вышли-с. Хоть заучись — Младшой со злостью пнул кулаком свой портфель-сундук. — У нас все мальчишки по ней скучают. Ты я смотрю тоже влюбился.

— Наверное. — Паша никак не мог описать свое состояние после той гормональной бури, произошедшей из-за единственной встречи с Альбиной. Скорее она послужила спусковым крючком к лавине событий, случившихся в последнее время. Сама девушка уже перестала полностью занимать его мысли, но цель осталась.

— Это нормально. В таких только и надо влюбляться. Настоящая романтика. — Младшой впервые разговаривал серьезно. — Я если хочешь знать даже стихи по нее написал.

— Ладно, не расстраивайся, зайдем в «Кирпич», я угощаю. — Столоваться в это заведение Паша ходил с памятного разговора в с юным Марком Соломоновичем, который состоялся еще месяц назад:

В высоком офисном здании, Шатова уже ждали. Яркая девушка с модельной внешностью, исполнявшая обязанности секретаря, поправив прическу и расстегнув пару верхних пуговичек на открытой белоснежной блузке, вошла в кабинет и грациозно склонившись над столом доложила о прибытии посетителя.

Директора сегодня замещал сын — еще совсем молодой человек, который помнил, что в нашей стране улыбаться следует как можно реже, но любовь к лицедейству и живость характера, постоянно прорывалась сквозь наспех приклеенную маску беспристрастности.

— Сделав строгое лицо, он ловко подцепил пальцем расстёгнутую пуговицу и проговорил — Вы от меня определенно скрываете нечто очень важное, а от своего начальника нельзя ничего утаивать.

— Ваше слово для меня закон, Марк Соломонович. Готова перед Вами полностью раскрыться. Разоружиться, так сказать, перед партией. После чего поинтересовавшись пожеланиями, пригласила Шатова в кабинет.

Молодой парень — на вид ему было лет девятнадцать, в очень дорогом деловом костюме, отличных ботинках, не чинясь, буквально за руку проводил посетителя к креслу.

— Присаживайтесь. Обратите внимание на консервативное сочетание цветов в кабинете, которые должны настроить на деловой лад. — Марк явно пародировал кого-то и в конце не удержался от смеха.

— На всю эту фразу Шатов мог ответить только недоуменным взглядом. Он совершенно не ожидал такого панибратского отношения.

— Вы не представляете юноша, какая схватка разыгралась вчера на этом самом месте. Это была страница из битвы титанов с богами. В роли титана, выступал мой бедный папа.

— Кому же досталась роль бога? — Паша рассматривал холеные ногти собеседника, явно привыкшие к маникюру.

— Моему дяде — еще более бедному Льву Израилевичу. К сожалению, я застал только финал. Собственно, это не важно. Свернул скользкую тему молодой человек. — На мгновенье прервавшись, он продолжил. — Мне поручено приглядывать за небольшим ресторанчиком. Вы, я так понял оформляетесь к нам на работу. Документы принесли?

— Шатов достал пачку оговоренных документов и справок.

— Вы не удивляйтесь. Учусь. Удивить клиента значит получить преимущество. Это раз, а два, то что дядя назвал Вас перспективным молодым человеком, который весьма далеко пойдет, а на моей памяти, старый мерзавец не ошибался никогда. Так что выражаю Вам свое почтенье, и переходя на другой тон продолжил. — Документы об инвалидности имеются, согласие родственников на работу тоже. Будем оформляться. По предыдущим договоренностям будете получать один мрот официально и числиться в штате. Вы имеете право на питание. Все правильно?

— Да, только не пойму какая Вам выгода? Просто интересно. Не хотите не отвечайте.

— Все на поверхности. Налоговые льготы, преференции от городских властей. И никто не сможет сказать, что инвалиды не появляются на рабочем месте. — Образ холодного дельца опять рассыпался под напором юной жизнерадостности. — Да не расстраивайся, интеллектуал. Твою историю я вкратце слышал. Папа между делом поведал. Попробуй сжать зубы и признать, что дядя Лева — гений. Перед ним можно только преклоняться, а злиться бессмысленно и неконструктивно. Лучше смотреть и учиться. Мы с тобой еще подружимся. Я ведь для пригляда не в этом кабинете с милыми секретаршами оставлен. Здесь я временно, а потом, — «в поле, в поле.» — Он опять начал пародировать ну тут уж ясно кого — Льва Лазаревича.

Потянулись напряженные месяцы, не оставлявшие ни секунды свободного времени. Как ни странно, уже после нового года практически вся сумма была собрана. Осталось накопить деньги на реабилитацию.

Глава 2

Вот и июнь заканчивается. Операция, слава богу, прошла успешно. Паша брезгливо надавил на кнопку звонка. Дома никого не было. Интересно, куда это тетушка отправилась в воскресенье. Да наплевать. Шатов ни грамма не соскучился.

— Каким же я вышел из этой гонки на выживание — оглядел он себя. Внешний вид и вправду пока не очень. За два месяца, прошедших с операции он вытянулся сантиметров на десять. Тощие руки, длинные ноги, впалый живот. Очень бледная кожа, лишенная заметных волосков. «Ничего, что грудь впалая, зато спина колесом»: — как пошутил на осмотре анестезиолог. Все это ерунда, мясо нарастет, зато сердце бьётся ровно и спокойно. Никакого трепыхания. Теперь можно бегать сколько угодно. Никаких ограничений, никаких лекарств. Накрывавший откат душевного опустошения после огромного, успеха отступал. Все только начинается. Боже как-же хочется жить. Теперь можно и в любви признаваться, только надо поесть. Проснувшийся в последнее время аппетит, гнал в пункт общественного питания, да и денюжку причитающуюся давно пора получить. Отправив смс, Шатов решил совместить приятное с полезным.

К вечеру небо разродилось мелким противным дождичком, напоминавшим мокрую взвесь, налипавшую на открытые участки тела. Все это сопровождалось почти полным безветрием. Надежды на скорое изменение погоды не было. С тоской смотря на моментально промокшие ботинки, Павел, по привычке медленно, подходил к пивному ресторану с незамысловатым названием «Кирпич».

Неожиданно провалившись по щиколотку прямиком в грязную мутную воду, Шатов обругал себя: — «Ну что стоило обойти лужицу. Два лишних шага, зато ноги сухие.», потом подумал и плюнул: — «Все равно насквозь промок. Наплевать. Как же надоела эта игра в конспирацию. Ребячество какое. Ну что стоило принести деньги домой.»

Внутри, как всегда, привычно людно. Впрочем, свободные столики в глубине еще есть. Народ пока пестрый, в основном сплошная асоциалка с молодняком, это попозже, к окончанию смены сюда подтянется рабочий класс. Тогда, здесь будет не только дым клубится под потолком, опровергая все подписанные акты об исправности вентиляции, но и народу понабивается так, что шагу без того чтобы с кем-нибудь столкнуться не ступишь.

Повесив свою промокшую курточку на крючок вбитый в стену рядом со столиком и, наблюдая как вода медленно стекая равномерно капает на пол, Павлик принялся поджидать посылку. Идущий из открытой двери приятный запах, заставил изменить планы. Надо бы плотно перекусить. Ну его бизнес ланч. Дома тоже кроме пустой картошки ничего не дождешься, а организм теперь постоянно требует мяса и желательно слабо прожаренного, с кровью. Говорят, что с возрастом вкусы меняются. У Павлика это изменение произошло в единый миг. Если до операции он не мог смотреть на мясное, то теперь оно стало лучшим лакомством.

— Ба, какие люди без охраны. — К столику подбежал халдей, — паренек с услужливой улыбкой на лице. Пока народу немного, обслуживали очень быстро. Каждый посетитель в это неурочное время особенно ценен. Половой, как таких раньше называли в трактирах, оказался до такой степени типичным, что его в пору было брать в историческую реконструкцию. В своем домотканом сюртуке с перекинутой через руку салфеткой он всем своим видом выражал желание услужить гостю.

— Здравствуйте, Марк Соломонович. — приподнимаясь, и склоняя голову в приветствии произнес Шатов. — Каждый раз буду благодарить Вас и Вашего батюшку за способность бескорыстно облагодетельствовать ближнего и помочь в тяжелой ситуации.

— Тише, дурак, меня здесь зовут Андрюшка, ты якобы не в курсе — прошипел изображая подобострастный поклон ловкий официант и сметая со стола воображаемые крошки. Я сам каждый день Льва Лазаревича благодарю, что к народу приблизил. Жизнь, так сказать, понять.

— Извините пожалуйста непонятливого и забывчивого, половой Андрюшка. Прохудилась моя голова за время отсутствия.

— Да ты глумишься, подлец, — притворно сверкая глазами произнес, поставленный присматривать за заведением, студент престижного университета. — Гляди, скоро закончится мое заточение. Батюшка уже намекал, что скоро на повышение пойду. Доходы то с точки удвоились. Давеча даже Лев Лазаревич меня покровительственно потрепать изволили. Помните, небось, такого мерзавца. По такому случаю я Вас приглашаю в элитную сауну. Отметить повышение с купеческо-развратно-цыганским размахом. Пометьте в своем ежедневнике, что ближайший вторник занят.

— Спасибо. Непременно буду. Я добра и науку не забываю. Непрестанно молюсь за всю вашу семейку. Вы же мне путевку в жизнь дали. Позволили поступить учиться. Без вас горячая мечта о медицине так и осталась бы несбыточной. Каждый день теперь у меня начинается с очередного хвалебного отзыва о Вашем дяде и батюшке, а какие метафоры приходится придумывать! И о бескорыстии, и о духе, и о доброте. — Шатов стал загибать пальцы.

— Ладно, тише, а то люди подумают, что мы шпионы и на иностранном разговариваем. У нас тут все больше матерком. Редко-редко слова с другими корнями попадаются. Бывает привыкнешь, а потом на кафедре и оконфузишься. — Марк скорбно закатил глаза.

— Можно попросить на кухне хороший кусок мяса слегка поджарить. — Откинувшись на спинку стула и потянувшись как кот спросил Шатов.

— Естественно без спиртного. Или? — Марк умудрился даже подмигиванию придать просительно-поощрительную интонацию.

— Без. — Весь тон теперь показывал, что треп окончен, и клиент желает остаться один.

— Слушаюсь. Даже спина, повернувшегося на 360 градусов полового выражала почтение. Ни при каких условиях Марк старался не выходить из образа. Сейчас он играл униженного и покорного халдея и должен был сам в это верить.

Толстый кусок говядины оказался сочным и вкусным. Специй было совсем мало только перец и соль, никто не пытался отбить вкус тухлятины уксусом. В последние дни Шатов особенно остро чувствовал такие вещи. Чай в чайничке с частично отколотым носиком тоже не подкачал. Видимо на кухне знали, что готовят для своего. Отодвинув тарелку, Паша приготовился ждать.

Тренькнул звоночек. В дверь вошел здоровенный мужик в короткой кожаной куртке. Выглядел он отталкивающе из-за уродливого шрама, протянувшегося через всю небритую физиономию, но на ногах держался твердо. Правда чувствовалось, что это дается ему непросто. Пустой взгляд шарил по заведению. Наконец, заметив свернутую трубочкой газету, лежащую на виду, посланец двинулся к Шатову, по дороге подхватив кружку пива с соседнего столика. Утвердившись на скамейке почтальон уставился зернышками зрачков на собеседника.

— Ты, значит, передачку ждешь? — Спросил вцепившись в край столешницы и безуспешно пытаясь приглушить голос, мужик.

— Жду, — не проявляя эмоций ответил Паша. — Ну откуда такие персонажи находятся. Где их партнер достает. Раз от разу все живописнее.

— Ха-ха — ха. — Заржал мужик заставив ползала вздрогнуть и обернуться. Переносится. Все переносится на несколько дней. Ждите. — Закончив сообщение, мужик одним глотком высосал пол-литровую кружку и уже откровенным зигзагом двинулся к выходу.

— Гхм. — Ну что за придурок этот Ден. Мог бы смс отправить, так нет, спектакль устраивает. Жить ему скучно. Театр нужен. — от злости у Шатова побелели сжатые в кулаки руки. — Впрочем ничего не бывает просто так. Надо ждать подлянки. Что ни говори, а кое-что у Паши осталось в счет доли. Хорошо, что перед поездкой на операцию, он все тщательно спрятал в тайнике. Пока туда ни в коем случае ни ногой. За ним теперь внимательно наблюдают. Лучше с голода сдохнуть, чем навести партнера на тайничок. Ведь доказать, что не крысятничал будет невозможно. Денди верит только в то, что выгодно.

В туалете, куда Шатов заскочил перед уходом, на него накинулся пострадавший от жадности связного уже изрядно поддатый посетитель. Не решившись схлестнуться со здоровенным бандюгой, он задумал выместить злобу на безобидном, смазливом пареньке. Пытаясь поразить противника удивительной стойкой, видимо из школы толстопузого панды, обиженный с размаху ударил сильной правой рукой, видимо намереваясь нанести смертельный удар в горло. Павлик слегка уступил дорогу и перенаправил всю мощь оппонента исходящую из пивного живота непосредственно в кафельную плитку, покрывавшую стены. Уже в следующий миг раздался хруст сломанной кости и крик дважды пострадавшего от человеческой подлости гостя заведения. Пиво выпили и руку сломали. Неудачный денек.

Моментально сообразившие, что происходит, сотрудники зала уже звонили в скорую, а опытный охранник Василий, прошедший огонь и воду в горячих точках ночных клубов потихоньку двигался в сторону туалета.

— Привет, Инвалид, что там случилось? Ножей, стволов нет? — Во взоре охранника трепыхалось веселье.

— Да, бытовая травма. Мужчина ударился. — Сделал серьезную физиономию Шатов.

— Смотри, озорник, раньше ты спокойней был. Не вставай на скользкую дорожку криминала. — погрозил пальцем Василий.

— Василий Петрович, да вы все на мониторе видели. Я никого и пальцем не тронул.

— Тихо. Это секрет. Как ты ему только пендаля не отвесил. Как удержался — вот это нервы. Молодец. Я бы так не смог. Ладно, иди уж. Привет тетке.

Крики и шум Паша услышал еще не доходя до парадной дома.

— Украли, все украли — орала тетка противным, переходящим в визг голосом.

— Что там у нас воровать-то было? — Паша брезгливо переступал через разбросанный по квартире хлам. Даже его рюкзак растормошить успели.

— Да уж нашли, что. — неприязненно заявила родственница. Когда страховой агент придет молчи. Чтобы я голоса твоего не слышала. — Только что вернувшийся, как она думала, из оздоровительного лагеря племянник вызывал раздражение.

— Мы застрахованы? — шальная мысль посетила голову Шатова. Он вспомнил как тетка любила передачи об аферистах промышляющих получением страховок. Видимо эта ее слабость не являлась секретом. Павлик не придавал этому значения, а кто-то обратил внимание.

— Не твоего ума дела, убогий. Твое дело молчать в тряпочку, когда умные люди деньги делают — тетка так подбоченилась, что сразу стало ясно, кто тут умный, а кто дурак.

— Тетушка, а глупый, вопрос можно?

— Я от тебя умных еще и не слышала.

— Вы с кем-нибудь посоветовались, перед тем как страховаться, а может быть вас кто надоумил?

— Ты что дурные вопросы задаешь? Конечно советовалась. Да почитай со всеми своими и переговорила. Мне даже приличную страховую фирму предложили и еще кое с чем помогли. Купили пару вещей, кредит под небольшие проценты дали. Знаешь сколько страховка стоит?

— Ясно. — Скорбно повесив голову, Шатов отправился к останкам раскуроченного системника. «Старичка» было жалко до слез. Конечно что-то подобное Паша предполагал, но совсем не сегодня. Ден решил снять с поля два урожая и полностью обезопасить себя. Счастье, что он перекачал кое — что на флешку, некоторые вещи удалил, но, как обычно, сейчас вспоминалось именно то, что было безвозвратно потеряно. — Пожалуй лягу я спать. Заявление Вы ведь уже написали?

— Точно, надо-же заявление в страховую писать, чтобы премию выдавали поскорее. — Уже на бегу прокричала тетка.

Проводив глазами быстро перебиравшую ногами кособокую фигуру, даже от спины которой веяло оптимизмом, Шатов начал прикидывать свои финансовые возможности. Надо было срочно достать деньги. На карточке осталось всего ничего. Быстрых поступлений не предвидится. Самое время попытаться устроиться на работу. Если он будет доставать деньги из воздуха, это только возбудит новые подозрения.

Следующим вечером, Паша лежавший ничком на диване, очнулся не сразу. Милые ребятишки, навалившиеся толпой отметелили его по полной программе. Хорошо, что ничего не сломали, но это была совсем не их заслуга. Ловкость и тренировки позволили выскользнуть из почти сомкнувшегося кольца и позорно бежать. Настойчивый звук телефона вернул его к реальности. «Сволочь этот Ден. Натравил своих нарков.» — подумал Шатов.

— Привет, выходи давай. Переговорить надо. — раздался в трубке голос его недоброжелателя.

— Сейчас, только куртку накину.

— Слышал, что вас обнесли. Ты, кстати, ко мне претензии имеешь? — Ден так и сидел на своем металлическом чудовище, рассматривая вытянувшегося Павла.

— Никаких. Слишком разные весовые категории. — Шатов улыбнулся разбитыми распухшими губами, по которым пришелся ослабленный блоком удар биты.

— Жаль, ну вот что с тобой делать? Возникли у меня подозрения. Проверил я их, а возврата не будет. Не получится у нас дальше сотрудничать, я даже дрогнул было, хотел простить, деньги отдать за последний заказ. С трудом удержался. Сам себя не узнаю. В первый раз говорю не прощай, а пока. Впрочем, все это лирика.

— Спасибо на добром слове. Нам теперь с теткой долги отдавать. Знаешь, какой она кредит взяла? Как бы не пришлось квартирку продавать. Завтра пойду на работу устраиваться.

— Ладно, вижу, что тебе и так хреново. Не буду из тебя кровь пить. Не держи зла. Как меня на сентиментальность пробило. Да, дадут тетке отсрочку, я поспособствую. Старею. — Ден, обычно злобный, любуясь мрачной, избитой физиономией бывшего партнера был в игривом настроении. — Последний мой тебе подарок на пустыре и можно считать, что мы в расчете. Иди, посмотри.

В кустах, прикрывавших старые кострища, он его и увидел. Пес был положен таким образом, чтобы его сразу можно было отыскать. Морда превращена в кровавую кашу. Все ноги переломаны. Шкура частично содрана, возможно пока собака еще жила. Паша смотрел на картину убийства, чтобы запомнить ее на всю жизнь. Минут десять ушло на то, чтобы сбегать за лопатой и начать выкапывать глубокую могилу. Пока штык вгрызался в тяжелый грунт, Шатов ни о чем не думал. Он отдавал долг своему безмолвному другу.

После, он целую ночь бродил по городу стараясь поселить в мозгу безмолвие, совершенно не понимая, как так могут поступать люди, ведь это совершенно против человеческой природы, где сострадание, взаимовыручка, любовь к ближнему заложены глубоко внутри. Ведь самая суть разумного поведения — избегать бессмысленной жестокости.

На третьем этаже, в реанимационном отделении, было жарко. Мощные кондиционеры пытались справиться с высокой температурой, но их явно не хватало. Врачи и сестры, облаченные в зеленые костюмы, пытались охладиться кто как может, махнув рукой на стерильность. Плановые операции были закончены и впереди была относительно спокойная ночь. Евгений Антонович, прихлебывая холодный чай притулился рядом с бессовестно открытым холодильником. Разговор с заведующим из отделения травматологии не клеился.

— Василий, да как вы не поймете, что страсть к операциям по поводу перелома шейки бедра всех достала.

— Женя, это по жизненным показаниям, да и превращать отделение в совсем уж дом престарелых не хочется. — Спор был почти ритуальным и вяло длился не один год.

— Это на ваш травматологический взгляд, а мне что с заключениями патологоанатомов делать? Статистикой? Как отвечать на вопросы родственников. Каждый раз не знаю кого из светлых святых призывать, когда беру божьих одуванчиков на стол. Они ведь тоже в сомнениях. То ли забрать на небеса, то ли оставить мучиться. Давай так, я иду тебе навстречу, а вы начинаете нормально относиться к коллегам.

— Мы и так.

— Что вы так? В том то и дело, что все хотите просто так. Вы знаете, что у нас людей не хватает, девчонки и за врачей, и за анестезисток, и за санитарок, а вы руки в боки. Только родственников разводите. Уникальные методики, дорогие конструкции, а потом гвозди ломаются.

— Ладно, остынь, переговорю я с ребятами.

— Иди ты. Мне уже надоело от девочек жалобы выслушивать. Твои как сыр в масле катаются, а мы зубы на полку. Короче, если так будет продолжаться на лояльное отношение можете больше не рассчитывать. Все будет по стандартам. И никто на меня не надавит. Я уже с главврачом разговаривал.

В этот момент раздался стук в дверь, и не дожидаясь ответа, в щель просунулась голова.

— Евгений Антонович, к Вам там мальчик пришел. Хорошенький, молоденький.

— Родственник?

— По поводу работы. Студент. Говорит, что ему посоветовали.

— Понял, иду.

Паша стоял в коридоре у запертой двери. Наконец, появился заведующий.

— Это ты на работу устраиваться? Что-то молодо выглядишь? Восемнадцать исполнилось?

— Только что. Я на втором курсе медицинского учусь. Все копии документов у меня с собой, — Шатов вытянулся в струнку, — Полезно уметь чуточку нарушать закон и вносить изменения в ксерокопии документов.

— Второй курс. Мы тебя только санитаром можем взять. Не испугаешься? Работы у нас невпроворот, а младшего медперсонала как раз и не хватает.

— Работа не пугает, только мне бы и учиться хотелось.

— Ну с этим проблем не будет. На нашем контингенте и потренироваться можно. У тебя ведь каникулы? Какой график тебя устраивает?

— Времени летом полно, так что до учебного года, я настроился сутки через сутки похать.

— Если такой энтузиазм, то давай попробуем ставить тебя и на шоковые дни. Они самые напряженные. Если готов, то дуй в отдел кадров трудовую оформлять. Завтра я тебя ставлю. График с Ириной Александровной согласуешь.

Следующим утром Шатова встретила уже старшая сестра. Пошли посмотрим где тебе работать придётся. Отделение у нас большое и неспокойное.

В огромном, освещенном ярким мертвым светом зале стояли двенадцать многофункциональных коек, окруженных аппаратурой. Больные были окутаны трубками и шлангами. Раздавались чавкающие звуки аппаратов ИВЛ, стоны и хрипы пациентов. За невысокой стеклянной перегородкой восседала надзирающая медсестра, девушка лет двадцати пяти, одетая в строгий костюм. Оторвавшись от записей она уставилась бесстыжими глазами на Павлика и облизнулась.

— Вот смотри Татьяна. Будет у нас санитар. — Ирина Александровна театрально указала на Павлика.

— То, что будет, это отлично, только мы уже к санитарским надбавкам привыкли. Много ли желающих найдется деньги терять? Санитарок у нас ночами отродясь не было. — Глазами она уже раздела мальчишку и заставила Павлика покраснеть.

— Никуда надбавки не денутся. Нам еще ставки дали, да и отпуска сейчас. Деньги на премии выбили, правда только на лето, вместе со вторым шоковым днем. Так что все ваше с вами и останется. Мальчишку надо поучить. Начинай прямо сейчас, пока спокойно. Только смотри. — Старшая погрозили пальцем. — Чтобы мальчик только за пациентами ухаживал.

— Студент, нормалек. Тут быстро всему научится. Плохому. — На лице будущего наставника расцвела ехидная улыбочка.

— Татьяна, не порти мне молодого человека. Он работать должен. Два шоковых дня в неделю — это убийство какое-то. Ну что за чудак на нас второй день навесил. Неужели нельзя было получше распределить. Институтам да академиям летом отдыхать можно, а мы как идиоты без перерыва вкалываем. — Выплеснула раздражение старшая.

— От этих шоков совсем спасу нет. Ни одного спокойного дня. Вот раньше бывало по одному за сутки, а теперь если пять будет, уже подарок. — Татьяна поежилась.

Так для Павла началась карьера поломойки и носильщика. Правда, тут же и закончилась. По штатному расписанию народа должно было быть в три раза больше. Рук не хватало, и его все больше и больше привлекали к чисто медицинской работе. Замордованным врачам и медсестрам, возившимся то с жертвами автокатастроф, то падением с высоты, то отравлением, было не до разделения труда. Каждый делал чуть больше чем положено.

Буквально с первого дежурства почуяв в нем студента, ординаторы стали показывать, а затем и просить выполнить разнообразные манипуляции. От интубации до подключички, тем более, что Шатов запоминал все тонкости, которые не прочтешь в инструкции, с первого же раза и, благодаря хорошим рукам, все делал правильно.

Дома он только спал, не замечая ничего вокруг. Работа сутки через сутки совсем не оставляла место для личной жизни вне работы. Два месяца как одно непрерывное дежурство. Девочки за это время научили его всему, особенно усердствовала Таня, объявившая мальчика своей личной собственностью.

Шатов надел бахилы и накинул маску. В сестринской никого из анестезисток. В перовой операционной хрюкал аппарат ИВЛ. Молодой ординатор Бориска искал наркозную карту.

— Что там? — Поинтересовался Шатов.

— Все нормально. Эндотрахеальный наркоз. Обычная схема. — Не отрываясь от поисков, доктор продолжил. — Ты чего не учишься. Вроде первое сентября.

— Ирина Александровна упросила на сутки задержаться. У нас двое первоклашек. Для них важнее с мамами в первый раз пойти, а мне так все равно. — Паша поглядывая на шею больного подбирал клинок ларингоскопа. На наркозном столике царил полный бардак. Бориска, в ожидании анестезистки успел все перерыть в поисках бланка.

— Сам интубировать будешь? — Ординатор спросил для проформы, уже зная, что если уж Павлик схватил ларингоскоп, то его так просто не вырвешь. — Я пока карту поищу.

— Так чего ее искать, она в истории в самом конце лежит. Девочки обычно туда кладут.

— Черт. — доктор выхватил из-под пакетов с жидкостью помятую историю.

В коридоре неожиданно суетливо забегали. Заскочившая Ирина крикнула:

— Паша, оставь все Бориске, он сам справиться и живо в третью. Там острая кровопотеря. Нашего хирурга пьяный в приемнике ножом пырнул. Верку оттуда сюда прогонишь, пусть при Бориске состоит, знаешь ведь ее недостаток. Чуть экстренная ситуация, так будто подменяют девку. То в вену попасть не может, то ампулы роняет. Ей только на плане работать.

В соседнем помещении уже началась работа. Больной заинтубирован. В вену струйкой льется кровезаменитель. Евгений Антонович определяет группу и совместимость крови.

— Ира, я пока заказал литр, посмотри есть там у нас эритроцитарная масса и плазма. Боюсь много понадобиться.

Хирурги тем временем колдовали над брюшной полостью, не обращая внимания на анестезиолога. Перехватив поудобнее ранорасширитель, Василий тыкал трубочкой отсоса, сушил марлей и инспектировал брюшную полость. В тазу уже высилась гора окровавленных салфеток. На лбу его выступили бисеринки пота, которые Машка — операционная сестра, периодически промокала марлевыми шариками, схваченными корнцангом.

— Пашка живо подключичную, и сразу струйно кровь. Проверь заодно и внутривенный катетер. Не схлопнулись там вены. Нам тут только шока не хватает. Катетеризируй потом вторую вену на руке и поставь параллельную капельницу.

— Вам бы только человека как бурдюк всякой дрянью залить. — Раздался голос Василия Петровича. — От такого и здоровый загнется. Сразу в три струи. Правда тут кровопотеря литра три — три с половиной. Пока пережал, всю полость залить успело.

— Ну раз искатель-промакатель заговорил, значит все нормально будет. — Приветствовал коллегу Евгений Антонович. — Периферическое давление держится. Низковато, но мы потихонечку подымем. Успели вовремя. Сердечко тоже ровненько работает. Так, тахикардийка. Можете нормально не спеша работать. Даже ногти порозовели.

Обстановка сразу разрядилась.

— Что там случилось? — Задал Паша вопрос. — Кто Анзора Георгиевича так приголубил?

Утром, в приемнике почти никого не было. Лишь трое поступивших в пересменок, со страдающими лицами, сидели на банкетках, да двое притащивших под утро наркомана парней, жались у двери в реанимацию. Сестрички, вымотанные за ночь, изредка позевывая, сдавали смену. Утренний Передоз, прибывший самоходом лишь слегка потрепал нервы.

Какое великолепное безлюдье подмигнул Анзор девчонкам, появляясь из-за двери. Едва он замолчал, как грохнул выстрел. С потолка посыпалась штукатурка.

— Быстро всем лечь — раздался истеричный визг. Кричал совсем еще мальчишка в грязной дутой курточке без рукавов, сжимая в руке травматический пистолет.

— Сестрички, моментально проснувшись, порскнули кто куда, а ответственная дежурная, спрятавшись за стойку давила что есть силы на тревожную кнопку.

— Ну а ты, Айболит, быстро сюда. Доставай из кармана наркотики и медленно протяни мне. — Направил парнишка ствол на Анзора.

— Мальчик, ты хоть понимаешь, что из твоей пукалки только собак звуком пугать. — Доктор, побывавший на войне искренне рассмеялся. — Лучше собирайтесь и идите потихонечку домой. Ваш товарищ здесь надолго задержится.

— Второй юнец, подскочил к доктору почти вплотную и загнусавил. — Дяденька, дай дозу, мочи нет.

— Анзор развел руки. Нет у меня наркотиков, но помочь можно. Дуй к стойке оформляться — примем и шума поднимать не будем. Слово даю.

— Ах ты гад, заблажил наркоман и ткнул зажатым в руке ножом с выкидным лезвием. Не ожидавший такого развития событий, его товарищ, не снимавший палец с крючка, вновь нажал на него.

— Грохот выстрела перекрыла звонкая трель, и из-за двери выскочил Евгений Антонович, свистевший в свисток и сжимавший в руке черенок от швабры.

— Завидев еще одного решительно настроенного противника, беспредельщики, уже взявшиеся было обшаривать карманы упавшего доктора, вскочили и бросились бежать, оставляя красные следы.

Вокруг рухнувшего тела все ширилось кровавое озеро.

— Добрые люди отблагодарили за вытянутого с того света друга. — События утра в рассказе очевидца уже претерпели изменения. — Притащили два чудака клиента в коме и бросили в приемнике. Анзор его случайно заметил и моментально в реанимацию отправил. Пока девочки ворчали, мол всякую шваль без страхового бесплатно принимать приходится, Анзор отправился к сопровождающим хоть что-то о Передозе узнать. Те как увидели, что он из реанимационного отделения выходит, сразу нож приставили и ну наркотики требовать. Шум подняли. Один, который с ножом, со злости ударил в живот и бежать, второй за ним поковылял. Вот и вся история.

— А охрана? — Спросила Машка, в жизни не покидавшая оперблока. — Они же вроде с такими страшными черными палками ходят.

— Ходили в другом месте. — Ответил Евгений Антонович — Под себя. — Никто не улыбнулся бородатой шутке, медики только бессильно вздохнули.

— Кстати, Паша, ты, вроде, сегодня последний день.

— Увольняюсь, Евгений Антонович. Два месяца оттрубил сутки через сутки. Как договаривались.

— Жаль. Мы тут уже к тебе привыкли. Как Балда, работал за семерых. Больших денег не получишь, но опыта выше крыши набрался. Сам сможешь простенький наркоз дать, да и за операционную постоять. Кстати, такие многостаночники кое-где нужны. Потом ко мне подойдешь, я тебе присоветую и рекомендацию напишу.

Уже совсем ранним утром, когда небосклон едва начинал светлеть, а уставшая Таня посапывала на кушетке в сестринской всхлипывая во сне от душивших ее слез, Паша остановился рядом с койкой на которой лежал Ден. Долго Шатов вглядывался внутрь себя. Одним движением он может оборвать жизнь этой мерзкой гадины, и ничего за это не будет никто не скажет ни слова осуждения, а случись что и прикроют. Нет, не его.

Глава 3

Каникулы закончились. Последние сутки были уже внеплановые. Опять он опоздал к первому сентября, похоже это вошло в привычку.

— Вставай, Инвалид. — Крик тетки поднял всю округу. Она так и не поняла, что племянник теперь здоров. Алкогольная интоксикация настолько проникла в мозг, что родственница перестала замечать очевидное и жила в своем мире, отличном от реальности. Даже то, что он постоянно работал не заставило ее ни на секунду усомниться в его нежизнеспособности. Внутренне она его уже похоронила, а покойнику деньги ну совершенно ни к чему. Тетка уже свыклась, что пособие предназначено только ей, за ее долготерпение, а не дышащему на ладан племяннику. Если какое сочувствие раньше было, то теперь оно погребено огромной вонючей кучей быта.

Паша не спеша двинулся к станции метро, намереваясь успеть ко второму уроку. По предварительной договоренности с директором, классный руководитель его сегодня представит одиннадцатому «Б» на втором уроке. Она как раз ведет урок литературы.

Перед входом как всегда по утрам столпотворение. Слава богу, что кафе открыто. Обветренное слегка зеленоватое мясо, Павлик брать не решился. Быстро заглотив четыре горячие пышки и напиток, по недоразумению названный «кофе», Шатов нырнул в вестибюль.

Новая школа — это каждый раз новый мир. Ты подходишь к ней и не знаешь, что тебя ждет, какие законы действуют кто тут хороший, кто плохой, что за народы здесь обитают. Какие у них традиции, праздники, чего надо опасаться, чему радоваться.

Для Шатова переход в платный лицей был определенной вехой. После операции он решил кардинально поменять жизнь и полностью сменить обстановку, чтобы расстаться с веригами инвалида. Без этого клейма, он вполне мог бы попробовать подружиться даже и со слегка забытой девчонкой, ведь после памятной встречи с ней началось его внутреннее преображение. Альбина учиться здесь. Информация была проверена, перепроверена. Только вряд ли она его узнает. Павлик вытянулся с тех пор больше чем на двадцать сантиметров. Раздался в плечах. Слегка нарастил мышцы. Многое пережил. Превратился в нормального паренька.

Все вокруг было странным и отличалось от привычной школы в пригороде. На закрытом внутреннем дворе было удивительно чисто и безлюдно. Стало тревожно, и некомфортно. Как все будет.

На первом этаже, поразившем своей тишиной не было ни души. Только гардеробщица тихонько сидела на своем стульчике, да сверкали глазами видеокамеры. Неторопливо переодевшись, новичок отправился к кабинету директора. Стоило войти в дверь, как толстая тетка, исполнявшая роль секретарши проскрипела не отрываясь от экрана монитора:

— Шатов? — и не ожидая ответа продолжила. — Подожди у лестницы. Сейчас тебя заберут.

Павел осмотрелся вокруг и увидел, что к нему подходит женщина в стильных очках. Они являлись тем центром вокруг которого формировался образ деловой дамы. Судя по всему, в общении она будет придерживаться этого стиля.

— Здравствуй. Меня зовут Генриетта Михайловна, я твой классный руководитель. Ирина Ивановна мне все о тебе рассказала. Пойдем, представлю тебя ребятам. — Какой интересный мальчишка, думала разглядывая своего нового ученика педагог. Что-то в глазах и лице есть необычное. Так и хочется потрепать его красивые волосы. Да что же это такое. Ну смазливый красавчик, ну и что? Если так реагировать на каждую симпатичную мордочку, то в пору бежать из школы. Глубоко вздохнув, она взяла себя в руки.

— Паша молча нагнул голову в знак понимания и двинулся следом. — Глядя на черноту, бушевавшую за стеклами очков, он никак не мог понять, что же вызвало целую бурю эмоций у классного руководителя. Лицо неосознанно сделалось напряженным. Вот тебе и начало новой жизни. Сейчас он одет бедненько, прямо скажем в обноски, по меркам этого престижного лицея. То, что директор взял победителя олимпиад в выпускной класс это одно, а принять нищего юношу в уже сложившийся коллектив совсем другое. У каждого может быть свое мнение. Как отнесутся к бедному родственнику? Слишком разительна разница в социальном статусе. Стоит ли бросаться с места в карьер. Может вначале приглядеться?

По широкой лестнице с красивыми перилами они поднялись на последний этаж.

— Заходи. — Учитель распахнул перед ним дверь.

— Набравшись смелости, Шатов как будто погрузился в ледяную воду и затаив дыхание зашагал к учительскому столу, стоявшему напротив центрального ряда. Встав рядом с доской, он обернулся и посмотрел в лица одноклассников. Будущие выпускники выглядели совсем не так как в его прежней школе. Яппи отличались демонстративным изяществом причесок, щегольскими костюмами и прекрасным здоровым оттенком кожи, в котором сквозили средиземноморские или океанские круизы, обыденные для будущих одноклассников. Вместе с тем в целом все было очень строго: белый верх — черный низ. Девчонки в пиджачках, почти как у мальчишек, блузках и юбках, подчеркивающих все их достоинства и скрывающих недостатки, мальчики в отутюженных, ослепительных сорочках, при галстуках. Богачи, они чувствовали себя вполне привычно в дорогущих нарядах. Стоят ровненько, носки туфель чуть расставлены, как в балетной позиции.

— Садитесь — произнесла Генриетта Михайловна. Познакомитесь. В нашем классе будет учиться Павел Шатов. Он очень ответственный юноша. В прошлом году в составе сборной команды нашего города он выступал на международных соревнованиях, стал призером всероссийской олимпиады школьников. Несмотря на то, что Павлик из бедной семьи, он смог добиться права учиться в нашем лицее. Попрошу стараться его не задевать и не обижать. Тот, кто это сделает, получит строгий выговор. Павел может стать гордостью этого учебного заведения. Его фото сегодня поместят на доску почета, а вам, бездельники, надо брать с него пример. Постарайтесь, чтобы в своих мемуарах Шатов написал о вас несколько добрых слов. — И не стесняйтесь, мальчики — продолжила преподаватель, — чем раньше вы подружитесь, тем лучше.

— Вот ведь скотина, как лихо настраивает весь класс против. Надо как-то попытаться сгладить впечатление от ее речи. Попробовать сбить пафос. Только какую речь произнести? Что интересует этих прилизанных деток богатых родителей ни в чем не знающих отказа? Наверное, только они сами, удовлетворение личных желаний. — Извините, можно сказать несколько слов?

— Конечно.

— Победы в олимпиадах — это безусловно здорово, но у меня есть и другие положительные качества, на которые я советую обратить внимание барышням. Например…

— Все прекращай, а то мы можем поссориться. — в голосе преподавателя зазвучал металл. — почему-то слова о девушках вызвали чувство ревности. Что там можно найти в этих перекрашенных курицах. — Раз ты у нас такой влюбчивый, то пока посидишь в последним ряду у окна. — а сама тем временем подумала — Вот ведь нетерпеливый. Надо бы оградить его от заигрываний наших толстомясых красавиц. Пусть поскучает в одиночестве. Рано ему еще встречаться с девочками, слишком хрупкий и нежный.

— Вот это уже почти что «фас» произнесенное в полный голос. — решил Шатов. Ну почему-же меня так не любят. Стоило прийти уже во врагах. Надо срочно менять внешний вид на более привычный здешней среде.

Урок тем временем пошел своим чередом. Генриетта Михайловна словно забыла о новом ученике и приступила к опросу. Павлик успокоился и стал осматриваться. Вдоль глухой стены, весь ряд парт занимали девчонки. Парни сидели в центральном ряду и слева, и было их всего шестеро. Класс маленький, только двадцать человек вместе с ним. Пока новичок рассматривал затылки, до конца урока осталось пять минут.

— Вот — вот начнется большая перемена. Как себя вести? Лучше всего испариться и не отсвечивать, пока не прояснится обстановка. — решил Шатов.

Звонок с урока раздался неожиданно. Никто не дергается никаких вскакиваний, пинков стульев и забегов в столовую. Все чинно выходят в коридор.

Вот и первая экскурсия по школьным коридорам. Среди относительного спокойствия в глубине большого зала, образовался очаг активности и смеха. В центре находились две очень симпатичные девчонки. Одна — платиновая блондинка выглядевшая как картинка на плакате. Это была Альбина. Она буквально купалась во всеобщем обожании и восхищении окружающих. Ее подруга была из поздних. Скорее всего еще в прошлом году она оставалась синим куренком, а расцветать начала только этим летом. Не привыкнув еще к своей изменившейся внешности, она продолжала себя вести не как взрослая девушка, а как проказливый щенок, который умудряется втянуть в свою возню взрослых. Подходить к стайке Шатов не решился, пока не готов.

С Кристиной Альбина подружилась в прошлом году, сразу после перехода. Практически с первого взгляда они почувствовали взаимную симпатию. С тех пор они не разу по-настоящему не сорились. Альбине была характерна плавность и неторопливость движений, а Кристину можно было сравнить с кометой, проносящейся на огромной скорости и еще вращающейся вокруг собственной оси. Альбина плыла по жизни. Кристина же не заботящаяся о своей внешности, вела себя больше как озорной мальчишка. Основой их дружбы было не только то, что противоположности притягиваются. Это были взаимоотношения равных, но разных партнеров, когда один находит в другом то, что не достает самому.

Дня три в школе прошли без происшествий. Паша даже пообщался со старостой. Это был мягкий, с полными руками и бедрами домашний подросток, похожий на розового поросенка. Он мягко смотрел на Шатова и близоруко хлопал глазами.

— Юноша, Вам необходимо принимать участие в общественной жизни класса. Скоро у нас собрание. Классный час. Подготовься. Новички у нас обычно проставляются в ресторации. Могу несколько приличных порекомендовать.

— Хочу Вас разочаровать. Боюсь, я совершенно не гожусь для коллективной жизни класса. — Паша подпустил двусмысленности. — Беден-с. Вынужден обойтись без проставы.

— Если нет денег, значит будешь полезен в самодеятельности. — Миленький толстячок, так приторно-сладко посмотрел на Шатова, что тот понял: поросячий взор сулит неприятности. Мелкие и подлые.

— Посмотрим.

— Правильно ты его отшил. — Сказала на перемене подскочившая девчонка, похожая на белочку своим узким лицом и остренькими зубками. Этот козел только воду мутит и все исподтишка делает. Ищет способ унизить — скотина. Кичится своим достатком. Больше то нечем. Теперь жди от него неприятностей.

— Так вот как тут принято. Гадить исподтишка.

Конфликт произошел после физкультуры. В раздевалку ввалилась группа из параллельного «А». Возглавлял вошедших Денис, он так горделиво смотрел на неуклюже одевающихся ребят, что было забавно.

— Высокий молодой человек спортивного вида, громко фыркнул и заявил. — Что-то наш глист-отличник по-хамски себя ведет. Сидит, когда старшие входят. Нищий щенок нахально утверждает, что всех нас имел через свой интеллект. Он у него такой могучий, что даже страшно. Мы трепещем.

— Извините, насколько я помню, Вас зовут Денис. Так вот, благородные люди так не поступают. Вы — лжец, хотя мне и нравитесь своей непосредственностью. Ладно, свой приз Вы заслужили. Иметь сегодня я буду только Вас. — Павел пристально оглядел и стал вслух описывать оппонента. — Тело у Вас великолепное — гибкое, дышащее здоровьем и силой. Кожа бархатистая и гладкая, как у младенца. Зубы белые как первый снег. Черные как ночь волосы. Лицо — кровь с молоком. Видимо, Ваших легких касался только чистый горный воздух. Здоров, как молодой племенной бычок. Грация, и мощь. Как Вы красивы. Наверняка, доставите мне несказанное удовольствие.

— Тебе конец! — Прирожденный боец и невероятно выносливый юноша, так охарактеризовал его вчера отцу личный тренер, просто не мог найти слов для ответа на такое изощренное оскорбление. — Ну ты, жертва социальной дискриминации, — прошипел Денис, не забывая улыбаться, — сейчас я отправлю тебя воспользоваться услугами бесплатной медицины.

Шатов даже не пошевелился.

— Встань, оборванец — крикнул кто-то. Парни начали гудеть, ожидая продолжения.

— Паша встал. Вид надо сказать был не впечатляющий. Только никто под свободной футболкой не разглядел широких плеч, еще не обросших мускулами. Никто также не мог знать, как быстро реагирует на раздражение его нервная система, как быстро проходит импульс по нервным волокнам достигая мышц, с какой силой сокращается каждое волокно. Эту свою особенность Паша окончательно осознал во время тренировок, после операции, удивляясь насколько медлительнее опытные противники.

— Дракой это никто бы не назвал. Это было красивое представление почти как в реслинге. Во время своего взрывного натиска, Денис показал, на что он способен, и сделал это великолепно. Он обрушил на противника не один, не два, не десяток, но вихрь ударов, сокрушительных, как ураган. Паша просто утонул в водовороте красивых движений рук и ног. Школьники были в таком восторге, что просто не обратили внимание, что Сколов еще стоит на ногах. Прошла минута, другая и соперники разошлись. Денис бурно дышал, как молотобоец после тяжелой работы, и с превосходством смотрел на соперника. — Не будешь хамить в следующий раз.

— Паша ничего не ответил. Он только прижал носовой платок к носу из которого шла кровь. Пара одноклассников понимающе переглянулись, для них спарринги были не в новинку. Они и заметили, что дышит Шатов ровно, а движения спокойные, размеренные. За все время, он так и не нанес ни одного удара, а кровь пошла скорее от излишнего волнения, чем от смазанного блоком удара.

— Ты был великолепен, сказал один из них Денису. — Показывая исподтишка большой палец Шатову.

Еще неделя прошла в наблюдениях. Одноклассники его дружно игнорировали. О нем, казалось даже преподаватели забыли, ни разу не спрашивали и не вызывали к доске. Словно давали возможность освоится. Все перемены Павка проводил бродя с этажа на этаж и слушая, о чем говорят. Изредка спускался на второй, в царство начальной школы. Здесь любили секретничать девчонки, сбивавшиеся группками возле кабинетов для старшеклассников пока мальчишки играли в футбол в словно для этого предназначенном закутке. Школьный день катился своим чередом к завершению. Сидя на задней парте и тайком поглядывая в окно, Шатов делал вид, что слушает, а на самом деле размышлял, стоит ли поговорить сегодня или отложить беседу? С одной стороны, можно было попытаться все сделать уже на этой перемене, а с другой дополнительная подготовка не помешает. Приятелей в классе он пока так и не приобрел. Правда после классного часа ситуация может измениться. Все складывалось совсем не так как он предполагал вначале. До этого был полный игнор, а как-то будет дальше? Положиться не на кого, а консультант не помешает. Поймав себя на мысли, что рассуждает впрямь как Киса Воробьянинов, с усилием прервал свой внутренний монолог. Уж если есть цель подружиться с девушкой, то чем не повод попросить ее о помощи. Не стоит себя обманывать, придумывая причины чтобы отложить разговор.

После третьего урока расположившись в нише напротив кабинета географии Шатов осмотрелся по сторонам и наконец заметил десятиклассницу. Эта была та вершина, покорить которую он обязан. Если он сделает это, можно будет забыть о своих прошлых комплексах. Эта мысль прочно засела у него в голове, вбитая как ни странно Татьяной, любившей поговорить по душам после жарких объятий.

Вместе с подругой Альбина дежурила сегодня на втором этаже. Они вели себя как всякие подружки на переменке. Трепались обо всем на свете. В первую очередь о глупых мальчишках, красивых парнях и мерзких подружках, социальных сетях, играх, модных журналах и в последнюю очередь об уроках. После каникул девчонки все никак не могли наговориться. Вот и сейчас разговор шел о молодежном элитном клубе, который они мечтали посетить. Как они были удивительно хороши.

Паша вновь любовался красавицей, правда совершенно без трепета. Бог одарил Альбину прекрасной внешностью. Нежная кожа, светлая, почти как у шведок, волосы цвета платины, живые глаза с искринкой, полные, прекрасно очерченные яркие губы, спортивная фигура с ровными ножками. Вся эта красота дополнялась сообразительностью и остроумием, была в ней и некая изюминка, которая присутствует далеко не у каждой девушки. Некоторые считали ее законченной стервой, но это совершенно не мешало ей держаться ровно даже с явными ненавистницами. Довольно раскованная на словах, на деле девушка не позволяла себе ничего лишнего и уверенно держала задиристых юнцов на расстоянии благодаря острому язычку. Однако она признавалась только самой себе, что ей до чертиков нравится, когда на нее обращают внимание и делают комплименты. Уже привычная к мужскому вниманию она и в общении с сильным полом чувствовала себя как пьяница в море пива.

Правда ее, подруга как подметил Шатов ни в чем ей не уступала. У Кристины были рыжие волосы, которые струились по хрупким плечам. Красивые длинные ноги могли рассказать о долгих занятиях танцами. Она оставалась слегка угловатой, но просыпающееся женственность уже прорывалась в каждом движении. Именно о такой девушке Павел и мечтал. Вот такой воздушной, как эльф, но обязательно с рыжеволосой. Неожиданно захотелось подбежать, схватить ее и закружиться. Все домашние заготовки Шатова рухнули в одно мгновенье. «То ли я делаю. Зачем мне Альбина?», — запнулся Павлик. Лицо его вспыхнуло, во рту стало сухо, а сердце опять предательски подвело, стало трудно дышать и захотелось сесть прямо на пол. Все стало как в тумане, но он сделал так, как давно решил. Ощущения были как у альпиниста, делающего шаги у самой вершины против ураганного ветра.

— Привет, я по делу, — Это походило на толчок с разбега в ледяную воду. Еще немного смущаясь, но уже привыкая к ощущениям, произнес Паша подходя и встав рядом с девушками. — Извини, у меня к твоей подруге дело государственной важности. — Кристине пришлось подвинуться, пропуская наглеца поближе. Пока ошеломленные одноклассницы придумывали что бы такого обидного высказать пусть симпатичному, но нахалу, Шатов продолжил: — оставь нас пожалуйста наедине. Это жизненно важно.

— Что за проблема? Родина в опасности? Ворог у ворот? Так вроде я не в армии. — Альбина с прищуром уставилась на собеседника. — Что сказать хотел? — и она неосознанно выгнув спинку взглянула наверх, в лицо собеседника.

— Меня зовут Паша, и я из одиннадцатого «Б». В вашем лицее недавно. — На Шатова вдруг накатило умиротворение. Его не жалеют, а воспринимают как обычного парня. — Ты, наверное, меня не помнишь, но я из твоей старой школы.

— Да? Это и есть секретная информация? Я так поняла, что этот государственный, секрет мне предстоит хранить дороже жизни.

Альбина конечно лукавила, она давно заметила внимание к себе со стороны симпатичного новичка. Ей даже показалось, что она его раньше видела, но где не могла никак вспомнить. Уже, когда сказали, что в школе учится призер общероссийской олимпиады, они с девчонками даже специально бегали на него посмотреть. В тот вечер у нее состоялся разговор со старшей сестрой. Когда она рассказала, что новичок так себе ничего, симпатичный, но нищий и нелюдимый. Его одноклассницы ржут, что он вялый ботан с которым и дружить — то зазорно. На что сестра искренне рассмеялась и сказала: — «Это они нищие. Нет денежек чтобы содержать красавчика. Между прочим, это лучший вариант для чистых чеховских отношений и первой любви. Вот ведь дуры. Ты только представь себе какой бесценный опыт для девушки. Где ты сейчас такой прекрасный вариант найдёшь. У вас ведь все мальчишки с задранными носами ходят. Все мачо неотразимые занятые самолюбованием. Вот бы мне такой 18 век пережить. Все постепенно, со вздохами, пощёчинами за вольности. Ох. Верно говорят, что дурам везет. Испортят такой подарок судьбы и не заметят, а то что ржут, так это для виду. Смотри через недельку драка за него будет. У вас ведь тоже не только глупышки учатся». — Старшая сестра с высоты девятнадцатилетнего опыта иногда поучала недозревшую мелочь.

— Это тайна. Я с трепетом доверился тебе, а можно узнать, как к тебе обращаться? — Шатов уже совершенно освоился, и нес полную пургу, даже его голос источал дружелюбие. Ведь следующие тайны которые я готов доверить тебе столь огромны, что ты можешь впасть в ступор. Как я тогда передам тебя карете скорой помощи? Как неизвестную? Так как тебя зовут?

— Альбина, — кратко ответила девушка осмысливая бурную реакцию организма на мальчика.

— Ты ведь из десятого «А»?

— Оттуда, кстати взялась информация? — Альбина решила кокетничать на полную катушку. Конечно у нее есть Глеб, но уж больно волнующий голос у этого ботаника старой школы.

— Я просто ходил по длинным коридорам, и высматривал девушку, которая элегантнее всех одевается. Не дороже, а именно гармоничнее. Чтобы и цвета сочетались, и форма соответствовала. Мне хотелось найти человека с врожденным чувством прекрасного.

— Значит ты определил, что я лучшая во всей нашей гимназии? — сказала Альбина, а про себя подумала — Вот черт, а ведь он не просто симпатичный, а еще и настоящий идальго, как выводит. Хорошо сложен. Пропорции идеальные. Лицо правильное. Волосы густые, может быть даже и завьются, если их отпустить. Как бы самой не влюбиться. Станет не до игры. Его бы только приодеть, вообще неотразимым станет. — Что же хочет таинственный красавец от простой девочки?

— Мне нужна твоя помощь.

— Если финансовая, то на много не рассчитывай. Могу накормить тебя обедом в школьной столовой или дать талоны на бесплатный кофе. И не надо возвращать долг пирожками, — а про себя решила, что долги будет взыскивать поцелуями. — Впрочем, если серьезно, могу одолжить и деньги. Сколько тебе надо.

— Это здорово, что ты предложила мне ссуду. Только мне нужна не финансовая, а интеллектуальная помощь. Ты ведь не только удивительно красивая, но еще и умная девушка. Помоги мне раствориться в коллективе. Не хочу ходить белой вороной, а правил вашего гадюшника совсем не знаю. Сделаешь меня своей Галатеей? — голос бывшего инвалида звучал глубоко и проникновенно.

— Похоже это прозвучало признание. Какое красивое. Когда он влюбится то успел. Вроде только появился. Так дурное дело не хитрое. Вот почему он как ненормальный ходит. Ай да я. Какая молодец. А что это было? Что за вопрос? Да это же простейший тест на общие знания. — все эти мысли моментально пронеслись в хорошенькой головке, и Альбина встряхнув своей дорогущей стрижкой ответила. — Я не знаю. Чтобы стать профессором Хиггинсом, мне придется пол поменять, а я хотела бы остаться барышней.

— Ты все-таки подумай. Нельзя навечно оставаться девочкой. У меня есть, что предложить взамен.

— Ладно, завтра на третьей перемене я скажу готова или нет я выслушать что у тебя есть мне предложить взамен перемены статуса. — Душа пела. — Он влюбился. Точно влюбился. Теперь, когда я приведу его в порядок пусть все дуры позеленеют от зависти. Коровы.

— Погоди, так не честно мучить человека.

— Все, я побежала. До завтра.

Павел смотрел вслед быстро удалявшейся в сторону подруги девчонке сжав зубы. Он чувствовал себя как еврей, женившийся чтобы была возможность получить воды перед смертью. Пить-то не хочется. Кажется, она подумала, что он к ней неравнодушен. Наверное, так когда-то и было. Только прошло. Наплевать, если решил подружиться надо идти до конца. Пусть все будет как будет. Забавно, что она сама хочет с ним поиграть и пококетничать. Так даже интереснее. — Вдруг в голове вспыхнула совсем посторонняя, несвоевременная мысль. — Как я мог, повстречав может самую лучшую девочку на свете отогнать ее и общаться с ее подругой? Вздохнув, Шатов сто пятьсот раз обозвал себя дураком и отправился продолжать играть роль ботаника. Только что он сам, своими руками разрушил собственную мечту.

— Альбинка, стой. Ты куда побежала. — Кристина с трудом поспевала за торопящейся подружкой. — Он что, обидел тебя? Давай рассказывай.

— Да что тебе рассказать. — раздраженно ответила Альбина. — Не видишь, мне срочно в туалет надо.

— Понос прошиб или рвотный рефлекс прорезался? — приноровившись к быстрому шагу подруги не отставала Кристина. — Неужели он такой противный. По виду и не скажешь. Вроде симпатичный. Хотя если изо рта воняет, то тут не до красоты. — . Веселая Кристина не унывала, стараясь приободрить подругу она была готова поперчить речь острым словцом или двусмысленной шуткой.

— Что ты гадости говоришь. Ничем от него не воняет, а изо рта мятой пахнет.

— Ба, подруга, да ты его защищаешь. Что-то на тебя совсем не похоже. Где пофигизм и несерьезное отношение к школьничкам. Ты ведь только утром говорила, что тебя лишь студент из престижного университета может по-настоящему заинтересовать. С Глебом из 11-го ты только играешь, а другие щенки из нашего помоечного заведения вообще внимания не стоят.

— Отстань. Мне действительно не по себе. Потом поговорим, а с Глебом у меня ничего нет. Он просто дурачок и не в моем вкусе. — Судя по голосу, девушка была чрезвычайно серьезна.

— Как все запущено. Похоже я пропустила самое интересное. Моя подруга внезапно влюбилась. — Кристина пока никак не могла принять серьезного тона.

— Да ни в кого я пока не влюбилась. Больно надо. Ты же знаешь, я только на принца согласна.

— Ясно. Только что наш школьный коридор посетил мудрый холостяк Гарун аль Рашид. Справедливый правитель и покровитель искусств, стремясь узнать нужды простой школьницы Альбины, бродил рядом с кабинетом географии, переодевшись купцом, тфу, простым школьником.

— Тише ты, что вопишь под дверью туалета.

— Так нет никого. Все пусто. На урок мы с тобой уже опоздали.

— Точно. Давай к тебе домой поедем. Нет никакого желания оставаться. Я своих предупрежу, чтобы забирали меня от тебя вечером.

— Так что там с тобой случилось? И как теперь быть с Глебом. Ведь ты ему сегодня свидание назначила. Забыла? — Кристина сделала большие глаза.

— Точно. Забыла. Представляешь, так волновалась и дергалась, а теперь как-то по барабану. Печалька. Сколько ненужных переживаний. Не пойду.

— Подумай. Так можно и поклонника потерять. Надо хотя бы предупредить.

— Да ну его. Он и на свидание приглашал, словно одолжение делал. В пафосный ресторан позвал. Богачеством своих предков решил меня покорить. Как же. Я должна восхититься и растаять в руках опытного развратителя. Словно провинциальная дурочка, пораженная купеческим размахом. Того и гляди соблазнит и бросит с подарком в подоле.

— Ну ты мать и заговорила. Чем же тебя наш новый жигало из кабинета географии поразил? Просто Максим де Трай. Может заставить девушку забыть все. Неужели он удовлетворяет за деньги сексуальные потребности богатых школьниц.

— Ты, не поверишь. Пока с ним говорила поплыла и промокла. Побежала прокладки менять. Понятно?

— Ух ты.

— Предупреждаю. Это моя добыча. Никому не отдам. Не верила раньше, что девчонки за мальчиков дерутся, а теперь сама готова глаза выцарапать. — Альбина мечтательно закатила глаза. — Может ну их условности и ухаживания. Пожалуй, мне пора решиться и дойти до самого конца?

— Не рано подруга? — Обычно веселая Кристина почувствовала, что на ее глазах происходит нечто серьезное. Альбина потеряла голову и себя не контролирует. — Тебе нельзя оставаться с ним наедине. Давай пока присмотримся.

— Да я все умом понимаю, а как только о нем подумаю, так все аж сжимается.

— Все кончай трепаться. Побежали.

Шатов возвращался домой. Это уже было то самое время, когда закончили работать офисы и конторы. Уже все неотложные дела и обязательства перенесены офисным планктоном на завтра. Город спешит по домам прилечь на любимый диван отдохнуть и напитаться духовной пищей от безумного ящика. Павел совсем не относился к большинству. Он находился в веселом настроении и перебирал разные варианты проведения неожиданно появившегося свободного времени. Разговор с Альбиной, выжал его досуха, но он был удивительно бодр и полон энтузиазма. Надо сходить поднять себе настроение. Где можно бесплатно получить положительные эмоции? На кладбище, у могилы Дена, конечно.

В коридоре стоял настоящий гвалт. Никто из школьной мелочи не обращал на дежурных в красных повязках внимания полностью занятый своими делами. Заметив пристально наблюдающего за ней Павлика, Альбина с улыбкой направилась в сторону паренька.

— Чувствую, Павел, что ты хочешь со мной поговорить — произнесла она сверкая белоснежными зубками. — Готов выслушать мои условия.

— Конечно, именно поэтому я печален.

— Почему печален. С тобой все нормально? Помощь не нужна? По правде говоря, ты бледновато выглядишь. Надо больше бывать на улице. — За своим многословием Альбина пыталась скрыть неожиданно подступившее смущение. — Девушки иногда могут давать дельные советы, особенно если это касается здоровья.

— Ты говоришь про сексуальное? Пожалуй, в этом плане я готов тебе полностью довериться. «Любовь любезного мне народа есть моя лучшая награда».

— Паша, ты все испортил. Возьми себя в руки, не пытайся меня разочаровать цинизмом. Я была о тебе лучшего мнения — Альбина пыталась сохранить серьезное выражение лица, хотя и не скрывала, что эта пикировка доставляет ей настоящее удовольствие. — Так что там у тебя за предложение?

— Сначала просьба. Хочу попросить тебя поработать стилистом и имиджмейкером. Помоги мне прилично одеться и привести себя в порядок.

— Отлично, но у тебя ведь, говорят, не важно со средствами? Или ты все-же планируешь взять у меня кредит?

— Деньги у меня есть. Я сам зарабатываю.

— Интересно как? Может быть ты специалист по работе с метлой или мастерком? Я не представляю, как школьник может прилично зарабатывать. Хотя сколько у тебя выходит?

— Обычно такими вещами интересуются у очень близких людей. Если такой вопрос задает девушка значит она планирует не простую интрижку, а очень тесные взаимоотношения.

— Да ладно тебе умничать, просто скажи где твоя золотоносная жила, Элам Харниш.

— Никаких секретов. Интернет. Рефераты, курсовые, помощь на экзаменах, зачетах, переводы. Все эксклюзивно, с гарантией. Три или четыре часа работы в день приносят неплохие деньги в месяц. Просто время не ждет. Короче, на недорогую одежду в интернет-магазине, я заработал. А сейчас хорошо-бы устроиться на постоянную работу. Сколько можно копейки считать.

— Круто. Ты знаешь, можешь рассчитывать на меня без всяких дополнительных условий.

— Нет, не лишай меня удовольствия сделать тебе подарок.

— Какой? Цветы, кафе, турпоход в загородный мотель и прыжок с парашютом не предлагай — обижусь.

— И в мыслях не было. Что ты скажешь о ювелирном изделии, сделанном мною на твоих глазах и только для тебя. Для этого нужна кухня, оборудованная хорошей вытяжкой.

— Ух ты. Это как? Ты что ювелир? Ладно, принято. Пожалуй, я готова для тебя сменить свой статус. — а про себя подумала. — Не слишком ли явно намекнула, что готова расстаться со своим девичеством?

— Давай тогда после школы поговорим о том, что мне надо прикупить из одежды, чтобы не выглядеть рядом с тобой пугалом?

— Так это ты для этого решил приодеться? Чтобы мне не было стыдно рядом с тобой. Похвально, юноша. Вы даже можете рассчитывать на поощрение.

— Давай после шестого урока здесь-же встретимся. Обсудим размеры поощрения.

— Но — но, не надо слишком сильно фантазировать. Речь идет о сестринском поцелуе в макушку. Все, пока, а то на уроки опоздаем.

В это же самое время Кристина общалась с Маринкой, одноклассницей Павки.

— Расскажи, как там у вас новенький, которого вы Зубрилко прозвали.

— Теперь он у нас Графом числиться. — Марина поцокала языком. — Необычайно популярная стала личность.

— Какая скорая метаморфоза.

— Да он на классном часе учудил. Наша Генриетта попросила рассказать его о себе, а он выдал: —

Прикинь, тетя Гена, даже сомлела, но попросила, рассказать о себе поподробнее, а он ей в ответ: — «Чтобы узнать человека, надо понять какие стихи он любит.»

— Ну, ну.

— Вот тебе и ну. Генриетта, ему и врезала: — «Так почитай нам.» А этот: — «В «Бродячей собаке» стихи исполнялись только под аккомпанемент».

Тут уж наша не растерялась и отправила Димитрия в актовый зал за гитарой.

— Так что потом то было?

— Серебряный век. Тихие гитарные переборы и стихи про любовь. Мальчики скучают. Девочки оргазмируют. Тетя Гена тащиться. Короче Анька уже заявила, что пригласит Теодоро на день рождения и, не будучи собакой на сене, потребует в подарок ночь любви. Кстати, у нее теперь масса подражателей.

— Ну вы даете. — Про себя Кристина подумала. — Какая богатая идея. Надо будет Альбине предложить.

— Так это еще не все. Наша мымра, когда всех мальчишек выгнала, орала на нас, что девочкам учиться надо, а не о любовях думать. Опять требовала не приближаться к бедному мальчику. Ему мол рано о противоположном поле задумываться. Короче, чушь несла.

После шестого, когда Паша уже устал полировать стены коридора, Альбина прислала короткую Смс-ку:

— Давай завтра школу прогуляем. Подходи в десять к автобусной остановке напротив нового дома. Адрес пришлет Кристина.

— Ок. — только и смог выбить Паша, удивившийся оперативности с какой Альбинка нашла номер его телефона. Хотя скорее всего в этом заслуга неугомонной Кристинки, которая уже беззастенчиво приспособилась сниться ему по ночам.

Подруги оказались совсем не такими как представлялись вначале. Образ печальной рыбы-солнца, купающейся в обожании в котором представлялась Альбина превратился в живую очень остроумную девушку. Кристина же окончательно заняла все его фантазии. Ее угловатость полностью исчезала, на глазах сменившись хищной кошачьей пластикой, а глазах зажглись притягательные огоньки.

Глава 4

Площадка перед новеньким сверкающим стеклами домом была пуста. Чахлая растительность, воткнутая в землю после строительства не прижилась и пожухла. В зеркальных витринах отражались громады окружающих доходных домов, словно расступившихся и не желающих ничего не иметь общего с новомодным уродом.

Пластиковый козырек остановки располагался напротив нелепой девятиэтажки, цокольный этаж которой был облицован дикарем, а к входной двери вел широченный полукруглый пандус. Дом был огорожен безвкусной, на взгляд Шатова, решеткой, а весь двор заполнен дорогущими иномарками, стоящими на расчерченных толстыми белыми линиями местах.

— Похоже здесь обитают успешные воришки, — подумал Паша разглядывая видеокамеры щедро осыпавшие близлежащие столбы.

Пока кавалер скучал под козырьком, девчонки веселились, разглядывая маленькую фигурку потенциального жениха. Затем развеселившись стали фотографировать друг — друга и хихикать обсуждая мелкую гадость, которую они могут сделать мальчику, заставив подождать подольше.

— Телефон запищал, сообщая о пришедшем послании. — Ну что стоишь как одинокий бизон если не подойдёшь к двери, то совершишь ошибку.

— Понял. — Павлик подхватил свой рюкзак и потопал к домофону.

Троица расположилась на кухне. Пока Паша вытаскивал самодельную индукционную печку, тигель, бруски и формочки, не перестававшие мешать девицы приставали с расспросами.

— Павлуша, — ласковый голос Альбины сочился негой и медом, — когда ты этому научился. — Похоже она уже считала его своим мальчиком.

— Еще в прошлой жизни, — поморщился Паша, не любивший попусту ворошить воспоминания, но тут вдруг захотевший поделиться. — Рос я вместе с матерью в городе-спутнике. Был у нас небольшой кирпичный домик с участочком. Мать крутилась как белка в колесе, а я, чтобы не оставаться без присмотра, все время после школы проводил в нашем ДК. Директрисой там работала наша соседка — мамина хорошая подруга. Она меня кормила обедом и ужином, а чтобы не мешался гнала на занятия. Ходил я во все кружки и секции. Тут тебе и мягкая игрушка, тут и рисование с резьбой по дереву, там моделирование, здесь ушу и слепая печать на допотопных электрических машинках с ящичками, закрывающими клавиатуру. Короче, я ходил на все без перерыва часов до девяти, пока не приходила мама. Тогда еще здоровье позволяло.

— Ты меня пугаешь, схватилась за свою красивую грудь Кристина, — что у тебя не так со здоровьем.

— К счастью, все позади. Тогда, еще в шестом классе, мне должны были сделать операцию по квоте. Сколько ради этого мать выходила, теперь никто не узнает. Да не судьба. После ее гибели, я оказался здесь, у тетки. Пришлось самому зарабатывать деньги на лечение. Чего только не перепробовал. Ну да вы знаете. Этой весной мне нужную операцию сделали. И считай на утро, я был абсолютно здоров. Так что оплаченные заранее полтора месяца реабилитации в санатории были не нужны. Какие легкие нагрузки, ванны и лечебная физкультура. За забором площадка для Страйк бола была, так я почти там поселился. Через месяц, даже в сборную клуба приглашали.

— Так у тебя, наверное, все тело в шрамах? Покажи — засуетилась Альбина.

— Все покажу, только шрамов почти не осталось, хотя операция сложная многоэтапная, внутрисосудистая. На коже шрамов мало осталось, да и те почти незаметные. Практически здоров. Тетка не знает, что деньги за мою инвалидность скоро платить перестанут. Тут-то вот начнется у меня веселая жизнь.

За разговором, девчонки почти и не уследили как расплавленный металл оказался в формах.

— Ну все. Подставки готовы. Осталось фигурки установить и глазки посадить. У меня было два подходящих камешка. Черненький и беленький. Гагат и селенит. Фигурка чертика — для Кристники, а для Альбины фигурка побольше — девочка в шляпке. Теперь глазки. Пусть у чертика будут красненькие, а у девочки — как у оригинала — голубые. Рубин и сапфир. Осколки малюсенькие, только для зрачков.

— Не торопись, но заканчивай побыстрее. — Альбине уже надоела эта ремеслуха. Стоя за спиной мастера, она прижалась к нему грудью и положила голову на плечо.

— Погоди, не долго осталось. Камни мягкие хорошо обрабатываются. Почти все я сделал дома. Знал ведь, что долго смотреть будет не интересно. Осталось несколько штрихов, для усиления сходства с моделями. — Оторвавшись от работы, Паша встал и уступил место рядом с уже готовыми скульптурками. Дождавшись, когда рассматривая фигурки Альбина нагнулась, он медленно погладил рукой ниже талии.

— Это кто здесь модели? — Кристина смотрела на ненавистную руку, движения которой совершенно не возмущали Альбину. По крайней мере внешне она никак не выразила своего недовольства.

— Вы. Такую красоту надо запечатлеть в камне. Как сказал! Я считаю, что художник, должен получить вознаграждение за свою работу. — Павел откровенно любовался хозяйкой. Красивое платье, стянутое пояском на тонкой талии. Глубокие зеленые глаза.

— Давай заканчивай. — Кристина сделала строгий вид и топнула ножкой. Надоело уже на всю эту ерунду смотреть. Скоро уже родственнички появятся.

— Конечно, Кристина, сейчас заканчиваем, и неожиданно даже для самого себя, Шатов провёл рукой по пышным рыжим волосам нежно перебирая пряди, которые крутыми волнами струились по плечам.

— Какой невежа, грязные руки о волосы вытирает, — хотела было ляпнуть девушка, но вдруг наткнувшись на серьезный взгляд парня направленный казалось в самую глубину ее души, почувствовала то, о чем толковала Альбина. Ей стало невыносимо обидно. Она была уже не рада, что пригласила эту парочку к себе домой. Стала раздражать подруга, конечно специально одевшая открытое коротенькое летнее платьице, подчеркивающее уже сформировавшуюся грудь и потрясающие ноги. Именно она была виновата во всех бедах Кристины. Ну почему парни кидаются на эту куклу. Что в ней такого хорошего. Все как у всех.

— Павел покачал головой и внимательно вглядываясь в красивое, но обиженное девичье лицо нахмурился — Пойду, пожалуй. Не хочется никого подводить.

— Постой, — буквально крикнула, Альбина, у которой срывался хитрый план. — Мы ведь тебя еще не измерили. Чтобы делать заказы на вещи в интернет-магазинах много чего знать надо. Ты, например, знаешь свой размер груди, или талии. Это недолго. Раздевайся до трусов. Я тебя всего измерю.

— Паша, смущенно улыбаясь начал стягивать с себя свою лучшую выходную рубашку, которую здесь классифицировали рабочими лохмотьями.

— Для Кристины это было настолько неожиданно, что она впала в ступор и только могла смотреть, как ее наглая подруга занимается измерениями и то и дело норовит погладить парня, при этом постоянно глупо хихикая.

— Какие широкие плечи, а под одеждой и не видно. Талия ничего так — есть. Тебе надо побольше есть смотри, какой худущий. Дай мышцы потрогать. Необходимо размер бедер поточнее замерить. Что ты там ногами сучишь. Не прикрывайся, мы ведь трусы тебе пока оставили. — Раскрасневшаяся Альбина начала шалить, требуя измерить все части тела.

— Шатов покорно позволял прыгать вокруг себя девчонке с портняжным метром, выдумывавшей все новые и новые измерения. Ну скажите зачем нужно расстояния от пупка до внутренней стороны коленного сустава. Хотя бог их разберет.

— Ну все, хватит. Через пять минут мама уже приедет. Заканчивайте. Все, Павлик, пока и спасибо. В школе встретитесь. — Смогла взяв себя в руки спокойно произнести Кристина.

Юлия Владимировна вошла в квартиру, закрыла дверь и попыталась скинуть надоевший плащ. Пришлось весь день переезжать с места на место и манипуляции со сложно застегивающимся предметом гардероба порядком достали.

— Ну зачем здесь придумали такую вычурную застежку. В магазине казалось, что можно будет легко приноровиться. Нет, не вышло. Уже две недели приходится каждый раз мучится. Пожаловаться тоже некому. Сама же убеждала супруга купить эту дрянь, как распоследняя идиотка, не слушая голоса разума, звучавшего от любимой дочери.

Справившись наконец с застежкой, она прошла на кухню и тут-же почувствовала незнакомый, правда почти незаметный запах.

— Откуда в доме взялась эта вонь? Что здесь готовили? Запах какой-то химический, несъедобный. В голову полезли страшные мысли. — Неужели всеобщая любимица — проказница Кристинка попала в беду. Ох не зря она вчера уточняла, во сколько я вернусь. Выпытывала прямо с ножом у горла. Надо ей точно знать и все тут.

С этими невеселыми мыслями, Юлия Владимировна, мгновенно миновав коридор и взлетев по лестнице, без стука вошла в комнату ненаглядной доченьки. Вся надежда оставалась на построенные за долгие годы взаимоотношения. Пока Кристина была маленькой, они всегда жили очень дружно, а сейчас все стало по-другому, хотя секретов от мамы у дочери пока не было.

На кровати, уткнувшись в подушку, рыдала рыжеволосая красавица, отрада всей семьи, которая никогда, даже в детстве, не плакала. Ссадины и ушибы заставляли ее только морщиться и улыбаться.

— Мама, — всхлипнула она и протянула руки.

— Тише, доченька, ничего страшного не произошло. — Женщина присела на краешек кровати и стала поглаживать дочь по голове. — Мы со всем справимся. Главное быть вместе. Не надо ничего скрывать. Чем раньше взглянуть правде в глаза, тем успешнее можно бороться с бедой. — Набившие оскомину, бездушные фразы настолько поразили ее саму, что она расстроилась от бессилия и решила хотя бы перед встававшими громадными, как она решила, проблемами, отбросить из головы всю казенщину и попытаться быть просто мамой. — Что случилось, котенок. Не надо ничего скрывать. Говори все как есть. Я обещаю тебе, какая бы не стряслась беда, мы все поможем тебе. Что бы это не стоило.

— Мама, я влюбилась. — Кристина приподняла голову и посмотрела на маму, ожидая любой реакции. От крика до безмолвного осуждения.

— Хорошо, ожидавшая совсем другое признание, Юлия Владимировна, еще больше напряглась. Давай я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай, только честно.

— Даю слово, что не скажу ни слова неправды, а если не захочу отвечать, то промолчу. — как в омут с головой решила броситься Кристина. Будь что будет. Мама поможет, найдет выход.

— Я знала, что ты у меня замечательная девочка. — напряженное выражение на застывшем как маска лице говорило само за себя. — Начнем издалека. Что за запах на кухне. — Ожидавшая, что дочь может начать юлить, взволнованная мать оцепенев ожидала ответа.

— Это от расплавленного золота и дрели. — без эмоций ответила девочка.

— Какого золота? — непонимание сквозило в дрожащих словах.

— Это Паша обещал Альбине подарок сделать. Он для нее фигурку девочки вырезал, а мне чертенка. На подставках у них золотые пластиночки. Вот он и плавил металл, а потом в формы заливал. Вон фигурка, на столе стоит.

— Юлия Владимировна в изнеможении пересела в кресло и закрыла глаза. Еще пока рано расслабляться. Надо побольше выяснить об этом мальчике. Вдруг он все же предлагал девочкам наркотики. — Я так понимаю, что именно в него ты и влюбилась.

— Да, только он с Альбиной решил дружить.

— Давай про твою подружку потом, расскажи лучше откуда этот деятель появился, — дама кивком указала на фигурку. Он из братии художников неформалов? — Холеное лицо невольно скривилось, выражая отношение к братству свободных искусников-виртуозов.

— Нет, он вроде медициной интересуется. На втором курсе сейчас. Даже на работу хотел устроиться, но платят мало, а ему сейчас деньги очень нужны.

— Он у тебя денег не просил? — У Юлии Владимировны начали просыпаться и другие страхи.

— Зачем? Паша сам зарабатывает. — Кристина уже сидела прижавшись к маме.

— Так он работает? После института? Вечером?

— Нет, он учится в нашем лицее в выпускном. Его только в этом году зачислили. Он чего-то там на олимпиаде международной завоевал. Так наш директор для поднятия престижа, его и взял.

— Так он тот самый юноша о котором на родительском комитете говорили. — У Юлии Владимировны отлегло от сердца. Уж как там нового ученика расписывали, а на вопрос о его окружении ответили, что служба безопасности все проверила. Подросток никаких подозрительных связей не имеет. Все время работает в больнице. У него ни на что плохое просто не остается времени.

— Не знаю. Только влюбилась я по-настоящему и готова жизнь отдать лишь бы его заполучить.

— Давай поговорим серьезно, дочка. Ты становишься взрослой. Пойми, что в жизни каких только коллизий не случается. Бывает, что не только девочки кавалеров выбирают и одновременно с несколькими мальчиками дружат. Иногда бывает и наоборот. Так что не переживай. Твой мальчик еще никого не выбрал, да и не бывает окончательных решений. Он тебе понравился, так борись за него, но только так, чтобы подружки не знали. Вообще никто, даже Альбина. Если сама узнаешь, что парень за твоей спиной с другой девочкой подружился — не скандаль и не отчаивайся — шансы всегда остаются. Альбина девочка аккуратная, чистенькая. За собой следит. Так что хоть с этой стороны проблем быть не должно.

— Мама, что ты такое говоришь? — Кристина круглыми глазами смотрела на мамочку.

— Правду, доченька. Похоже ты до нее доросла. — Мать нежно погладила дочь. — Теперь давай решим, как тебе себя вести? Твоей подруге он подарил девочку — почти ангелочка. Значит подсознательно хочет от нее такого поведения. Правильно?

— Наверное.

— Тебе — дьяволенка. Значит хочет, чтобы ты вела себя соответственно. Более того он уже готов поторговаться за свою «душу». Только что он попросит взамен? Как тебе такая трактовка его поведения, направляемого подсознанием. Так что он не устоит. Все зависит только от тебя. Готова ты к такому развитию событий?

— Так что, он подсознательно хочет, чтобы я его соблазнила. — Лицо Кристины словно осветило солнышко. — Все стало ясно, когда ты объяснила.

— Можно мне фигурку посмотреть. — Юлия Владимировна повертела в руках фигурку. — Тонкая работа. У твоего избранника золотые руки. Пожалуй, я тебе помогу. Только ты найди повод его пригласить. Хочу посмотреть в глаза мальчишки, которому вручаю свое сокровище. Надеюсь он достоин такой чести.

— Жаль, мама, я тоже хотела-бы побыть ангелочком. — Надула губки уже успокоившаяся девочка.

— В следующий раз побудешь.

— Интересно как это у меня потом получится? — Кристина уже пришла в превосходное настроение и строила наполеоновские планы.

— Какая ты у меня еще глупая. Гинекология с косметологией творят чудеса. Найдешь себе другую игрушку и станешь непорочным ангелочком.

— Дочь смеющимися глазами посмотрела на мать.

— Давай, давай. Привыкай. Захотела раньше времени загулять, так не делай глупых ошибок. Планируй все заранее и не допускай самодеятельности. Любой экспромт надо заранее готовить и за циклом внимательно следить.

— Ничего не раньше. Самый благоприятный возраст. У нас некоторые девчонки хвастаются…

— Ну и козы. — перебила Юлия Владимировна. Ты у меня для всех останешься чистой и невинной. Трепаться не сметь. Кстати на каком таком втором курсе учится наш Фауст.

— Дистанционное обучение. Он год назад поступил, а некоторые дисциплины уже и за третий курс сдал. На первых порах там смесь физики математики и медицины. — С гордостью как за саму себя произнесла Кристина.

— Какая ты у меня счастливая. Аж завидно. — Грустно произнесла мама. — Ну что замутим интрижку девочка моя? Готовься стать искусительницей.

— С удовольствием. Только надо сил набраться. Можно я завтра в школу не пойду?

— Ох. — Только и смогла ответить мама. — соблазнительница из десятого «А».

Глава 5

Пришло время избавиться от старых запасов. Шатов, дождавшийся, ответного звонка от покупателя медленно шел по незнакомой улице с любопытством озираясь вокруг. Старые обшарпанные дома возвышались серыми чугунными утюгами, превращая улочку в узкий грязный каньон на дно которого никогда не заглядывает солнце. Паша посмотрел на дисплей своего телефона. Уже пять. До встречи оставался почти час. Можно успеть перекусить.

Павлик подошел к лестнице, ведущей в подвальное помещение, где находился очень сомнительный пункт приема пищи под вывеской «Пельмень». За дверью тянулся узкий коридор, упиравшийся в стойку неработающего сейчас гардероба. Повернув направо, паренек очутился в большой комнате, заставленной столиками. Грязные, выкрашенные зеленой масляной краской стены, напоминали солдатские казармы. Пыльные настенные светильники давно ждали тряпку и казалось уже в голос звали «мистера Мускула». Убогие столы, покрытые порезанной клеенкой никак не способствовали возникновению аппетита и сразу говорили о контингенте, собирающемся в этом клоповнике.

— Зураб, он один. Я на улице посмотрел. — Послышался приглушенный голос из глубины кухни.

— Попался, мерзавец. Думал никто не заметил, как ты деньги из кассы вытащил? — Повар, судя по мятому, когда-то белому колпаку, совершенно неожиданно появился откуда-то из-за спины. Это был среднего роста, слегка непропорционально сложенный молодец с кривыми как футбольный мяч ногами. Он держал в руках замызганное полотенце, которым вытирал испачканные в крови руки. На суровом восточном лице выражалось желание порвать посетителя.

Не вступая в диалог, Павел молча стал пятится, однако просто так отступить не удалось. Сильно размахнувшись, повар попытался по-деревенски наотмашь нанести удар по уху, но рука провалилась в пустоту. Паша вместо того, чтобы воспользоваться секундным преимуществом и нанести ответный удар, стремительно развернулся, чтобы выскочить наружу, но наткнулся взглядом на нескольких зрителей, стоявших плечом к плечу и закрывавших путь к отступлению.

Начался бег с препятствиями. Шатов даже не пытался ударить своего противника, все его усилия были устремлены на то, чтобы не дать себя схватить. Нарезая круги вокруг массивных столов и стульев, изворачивался он только чудом. Длинные волосатые руки преследователя то и дело мелькали совсем рядом. То останавливаясь, то вновь наращивая темп, раззадорившийся повар пытался настичь беглеца.

Вся эта беготня до одури нравилась зрителям. На их отечных, мешковатых лицах читался азарт. Вокруг раздавались подбадривающие возгласы, поддерживавшие Зураба.

— Давай беги направо! — бледное, пастозное лицо исказила судорога смеха.

— Попробуй подлезть под стол! — Поддержал шутку товарища плюгавенький мужичок с характерным бланшем под глазом.

— Не хочешь раздеться, так легче будет! — Раздался из подсобки голос с сильным акцентом. Видимо напарник Зураба подключился к просмотру.

— Точно раздевайся, все равно, когда поймаешь придется штаны снимать. — Высказался мрачный субъект из темного угла.

Прекратил это веселье новый посетитель. Дверь с треском распахнулась и согнув голову в зал вошел худющий длинный полицейский с лицом обиженного верблюда. Одет он был в новый мундир, мешковато сидевший на узких плечах. Глядя на него никто бы не подумал, что он может утихомирить расшалившихся забияк.

— Зураб? — Ничуть не смущенный увиденной картиной, произнес сотрудник. — Опять самодеятельностью занимаешься. Достал уже.

— Я так, тренируюсь. — Оставив неудавшуюся гонку и без раскаяния в голосе повинился повар.

— Леонид Петрович просил передать, чтобы через полчаса были уже готовы. Он чистого клиента подведет. И без глупостей. Достало уже вас отмазывать.

— Посчитав свою миссию выполненной, борец с преступностью стал медленно поворачиваться к выходу.

— Паша понял, что это его шанс. Ему удалось воспользоваться заминкой своих гонителей и ужом протиснуться межу служителем закона и выходом. Затем не встретив никакого сопротивления, он выскочил на улицу.

На условленное место «стоматолог Семен», заинтересованный в покупке золота явился вовремя.

— Надеюсь Вы никому не сказали с кем встречаетесь? — Невысокий человечек весело посмотрел на подростка. — Всю технику отключили? Помните, что надо аккумулятор отделить? Если все это сделано, то можно и Ваши металлы посмотреть. За разговором можно и поесть, попить. И не смотрите на меня с сомнением. Я угощаю. Ох уж эта молодежь. Нельзя быть таким меркантильным. — Голос доктора излучал дружелюбие.

— Спасибо за науку. Где-же Вы предлагаете перекусить? — Шатов безуспешно попытался придать голосу почтительность.

— Есть здесь спокойное местечко в подвальчике. Там нас никто не побеспокоит. Видите, вывеску — «Пельмень». Нам туда. — Собеседник махнул рукой вдоль улицы.

— Вы знаете, Семен, хочу перед вами повиниться. Нет у меня никаких ценностей. Просто увидел Ваше объявление и захотел посмотреть на подпольного скупщика золота. Нам в кружке юных корреспондентов дали задание найти представителя преступного мира. Вот я и решил попробовать, а теперь вижу, что ошибся. — Павел уже разорвал дистанцию и оказался в некотором отдалении.

— И — внешний вид «доктора» мгновенно изменился. Куда только делся простодушный Айболит? На Шатова смотрел матерый хищник бойцовой породы.

— Просто хочу попросить прощение за беспокойство. Извините. — Паша сначала медленно, а затем все быстрее зашагал прочь.

Так, в пору объявлять дефолт. Начался финансовый кризис. От Дена денег никогда больше не будет. Идти на поклон к его наследнику глупо и бесперспективно. Это понятно. Золото сбыть не удалось. Компьютера нет. Есть нечего. В пору попроситься на благотворительный ужин, а то так кушать хочется, что и переночевать негде. Смотреть опять на жуткую физиономию тетки убитой тем, что страховой договор оказался липовым не было никаких сил. Проситься к бывшим одноклассникам не хотелось. Правда можно было пойти в «Кирпич», но он там уже сегодня побывал, да и кормили там теперь не очень. Новый управляющий совсем не походил на ушедшего в «большой бизнес» Марка, с которым, после незабываемой ночной оргии в элитной сауне, сложились вполне дркжеские отношения.

Где-то в памяти аппарата должны остаться телефонные номера девчонок. Кому же позвонить? Пусть все решит случай. Где там монетка. Павел обманывал сам себя. Он очень хотел позвонить Кристине.

— На звонок долго никто не отвечал. Затем раздался заспанный голос. — Да.

— Можно услышать Кристину?

— Я слушаю. Представьтесь пожалуйста.

— Да это Павел. Коротка девичья память. — быстро сказал Шатов поскучневшим голосом.

— Привет, рада тебя слышать. — Девичий голос мгновенно наполнился радостью — Хорошо, что позвонил. Павлик, все вещи на месте. Когда планируешь их забрать.

— Вообще-то я хотел узнать, что случилось. Три дня тебя в школе не вижу. Ты там не заболела? Не звоните, ничего не говорите, а я волнуюсь. Стою вот и думаю, может нужно чего. Лекарств или еды какой принести? Ты там не голодаешь? Может теплые вещи нужны? — Павлик понял, что его звонку рады.

— Спасибо за беспокойство. Вроде все есть. Лекарств хватает.

— Как ты смотришь, если я зайду тебя проведать.

— Отлично, только у меня мама дома. Стесняться не будешь?

— Так вроде стесняться нечего, или ты предлагаешь чем-нибудь предосудительным заняться?

— Ну, глупостями лучше заниматься, когда поправлюсь, а я пока болею.

— Во сколько будет удобно.

— Приходи через часик. Я успею привести себя в относительный порядок.

Дверь Шатову открыла красивая женщина с молодым ухоженным лицом, лишенным недостатков и безупречной фигурой.

— Здравствуйте, Вы, наверное, мама Кристины. Теперь я знаю, в кого она такая удивительная красавица. — Восхищенно глядя на хозяйку произнес гость. — Разрешите преподнести вам букет. — Решивший, что идти без цветов будет неправильно, Паша теперь радовался своей предусмотрительности. Шатов, несмотря на ошарашенный вид, говорил совершенно свободно. Последние месяцы произошло так много событий, что он уже совершенно не испытывал смущения при общении, стараясь подстроится к манерам собеседницы не только голосом, но жестами. От того какое впечатление ему удастся произвести зависел минимум размер порции, которая окажется на тарелке.

— Раздевайся, одевай тапочки и проходи на кухню. Дорогу ты знаешь. — Юлия Владимировна, оценивающе разглядывавшая паренька осталась довольна увиденным.

— Кристинка сейчас подойдет. Может поужинаешь с нами?

— С удовольствием, — не стал чиниться Шатов, присаживаясь за стол, на котором уже был хлеб, булка и маленькие пирожки в плетеной корзиночке, тонко нарезанная ветчина вперемежку с твердой колбасой на блюде, два вида сыров на разделочной доске и столовые приборы.

— Ты, я слышала, хочешь стать хирургом.

— Окончательно еще не определился. Хочу стать врачом, а что до специализации, то пока об этом можно только мечтать.

— Кристина говорит, что тебе работа нужна. Не рано? Тебе ведь еще и шестнадцати нет.

— У нужды не спрашивают. Денег не хватает. Без подработки не справится.

— Кстати, о деньгах. Ты представляешь сколько могут стоить фигурки, которые ты так лихо девочкам подарил.

— Если в магазине покупать, то очень дорого, а если продавать, то не так и много.

— Речь в любом случае идет о тысячах. Ты уверен, что хотел сделать такие дорогие подарки? Глупенькие девчонки не понимают, что приняв такую красоту, они будут тебе очень обязаны.

— Уверен. У меня еще три фигурки остались. Хотите посмотреть. Если понравятся, то я их Вам оставлю. Вдруг кто заинтересуется. Не хочу в магазин сдавать.

— Оставляй. Теперь по поводу работы. У меня есть хороший знакомый. Он как раз владеет клиникой пластической хирургии. Платят очень прилично. Только справишься ли ты с работой.

— Если есть такая возможность, буду очень благодарен. Опыт у меня есть. Даже рекомендательное письмо от администрации с последнего места работы имеется.

Выскочившая Кристина прервала деловой разговор. При ее появлении все пришло в движение. Задвигались ложки и тарелки, казалось даже вода в чайнике забулькала с особым удовольствием, приветствуя непоседливую девицу, которая умудрялась одновременно находится в нескольких местах. То она предлагает Павлуше кусочек тонко нарезанной бастурмы, то уже переворачивает подкидывая блин на сковородке. Незаметно получилось, что молодая хозяйка стала центром вихря безостановочно носящегося по кухне. Теперь Шатов действительно поверил в то, о чем говорили девчонки. Кристинка была как Та'верен из Колеса времени. Она обладала особой способностью попадать в разные удивительные истории, втягивая окружающих в события помимо их воли. Причем к людям, имеющим мелкую страстишку, из любви к искусству, нагадить своему ближнему она никак не относилась. Только сейчас Шатов понял, что уже некоторое время назад вокруг него свились паутинки судьбы, и затянули его в водоворот событий, имеющих в другой ситуации крайне низкую вероятность. По крайней мере «пузыри зла» его уже задели.

Паша и сам не заметил, как перекочевал в комнату молодой хозяйки и сыто развалился на кресле. Рядом, на диване устроилась и сама красавица.

— Скажи, а ты мог бы девушку ударить? — Кристинка заглянула Паше в глаза.

— Не хочу тебя разочаровывать, но смотря за что, — не отводя взгляда спросил Павел.

— Ну вот, например, заказал ты столик в очень дорогом и модном ресторане, оплатил заранее ужин, а девушка не пришла. Ввела гадюка в убыток. Все планы по обломала. Полным идиотом выставила. — На лице девушки заиграла веселая улыбка.

— Так вот откуда ветер дует. Так у нашей героини поди и синяк на лице имеется? — Павлик все никак не мог оторваться от милого смеющегося лица.

— Слава богу до этого не дошло, но попа пострадала.

— Так он ее розгами отходил.

— Ну почти. Треснул со всей дури пару раз.

— Шатов не выдержал и откровенно заржал, откинувшись на спинку кресла.

— Что-то ты не походишь на безнадежно влюбленного юношу. Какая странная реакция. Далековато от преклонения. Твою богиню по попе треснули, а ты насмехаешься. Странно. — Кристина вплотную придвинулась к парню, разрешив завладеть своей рукой.

— Давай так. Альбина мне очень нравится. Она красивая и умная девушка. К тому-же обещавшая мне помочь в трудный момент. Но! Ем я нормально. Сплю спокойно. Могу любоваться и другими особями. Например, ты тоже очень красивая, по-моему, даже лучше нашей страдалицы. — Павел уже нежно поглаживал пальчики на девичьей руке.

— Только не надо этими откровениями беспокоить потерпевшую. Особенно про симпатичную особь было сильно сказано. — Кристина ликовала в душе, наслаждаясь робкой лаской.

— Не буду. Более того готов облегчить ее страдания. — Павлик уже целовал самые кончики пальчиков.

— Каким интересно образом? Пузырь со льдом на красивую попочку поместишь? А может как давеча массажем попробуешь. — Девушка вырвала руку, показывая свое отношение к методикам лечения.

— Давай пари. Если я тебя сейчас удивлю, то ты мне подаришь поцелуй. — Павлик протянул руку.

— Попробуй. — Кристина была готова к примирению и приняла вызов.

— Разреши воспользоваться твоим компьютером.

— Не разрешу. Скажи, что ты хочешь, я сама сделаю, но будем считать, что ничего не знаю.

— Никакого секрета. Найди мне телефон ранетого на любовном фронте.

— Ты про мальчика или девочку. — Ситуация становилась забавной.

— Про юношу. Душевные раны как правило глубже телесных. Хочу передать ему слова поддержки.

Через несколько минут, включив громкую связь, Шатов дозвонился до Глеба.

— Здравствуйте. Это Павел. Вы подло вели себя с девушкой. Я вызываю Вас на дуэль. Пусть я не умею драться, но даже если мне удастся пару раз Вас ударить это будет справедливо.

— В ответ раздалась ругань и мат.

— Напоминаю. Завтра в старом парке после шестого урока. Если Вас не будет, то Вы признаете, что трус и подлец.

Вот когда началось настоящее веселье. Заговорщики обсуждали и паузы, и интонации и никак не могли перестать смеяться. Наконец Шатов сказал.

— Пора бы рассчитаться. — Дуэлянт потер руки.

— Боюсь, что я тебя низко обманула. Никакого поцелуя не будет. Слишком высокая цена за мелкую услугу. — Кристина спряталась за креслом и выставила перед собой розовую подушку. Губы ее издевательски вытянулись в трубочку.

После того как были перевернуты все стулья и раскиданы все тапки, Паша настиг подлую обманщицу и забрал выигрыш с многочисленными процентами.

Хлопнула входная дверь, проводившая гостя.

— Мама, мама, — кричала счастливая Кристина, — он послезавтра вечером зайдет.

— Хорошо, я поняла. — припухшие губы дочери и раскрасневшееся лицо обо всем рассказали сами.

— Да ничего ты не поняла. У него завтра с Глебом дуэль. Как бы посмотреть. В школу идти нельзя. Я с Альбиной на неделю договорилась. Как бы видео сделать. Ведь и сказать никому нельзя. Это секрет, что он от меня звонил.

— Ну вы и даете, молодёжь. Все правильно. Потом будет, о чем вспомнить. За кого еще дуэль была. Теперь твоя подруга, считай у него в постельке. Если он вдруг не захочет, она туда его силой затащит.

— Да. — Голос Кристины как-то разом поскучнел.

— Не расстраивайся. По-другому и быть не могло. Альбина точно своего не упустит. Просто так красивее получилось. Сама главное не опростоволосься. Впрочем, я вижу ты на верном пути. Далеко продвинулись?

— Только поцелуи. — Девушка счастливо покраснела.

— Ну главное начало положено. Дальше от энтузиазма зависит. Смотри, не теряй головы. Держи ситуацию под контролем. Не торопись.

Следующий день для Глеба выдался совсем безрадостным. Еще утром, он горел праведным негодованием. Ну вы подумайте, какой-то ботаник угрожает ему. Обладателю почти черного пояса. Зря что ли он целый год на секцию в фитнес — клубе ходит. Спасибо папе — настоял в свое время. Ох он покажет.

Первые сомнения возникли, когда по дороге в школу, почти в самом центре парка его остановил голос.

— Девицы такие непостоянные существа, не правда ли, Глеб. Всегда полезно сомневаться в их словах. Такие ветреницы могут довести до неприятностей самого положительного человека с честными намерениями. — Слова появившегося Ботана, неизвестно почему привели инквизитора местечкового пошиба в замешательство. Пока он подбирал слова для достойного и жесткого ответа, поединщик стал совершать поступки, которые на некоторое время заставили усомниться в его умственном здоровье.

— Всегда хотел сделать это. — С этими словами Паша достал из рюкзака круглый белый камень и продемонстрировал его Глебу. Прекрасный экземпляр, я его немножко утром даже поварил.

— Зачем варить камни? — Даже задавать такой дурацкий вопрос казалось глупостью.

— Для стерильности. — С этими словами чудак нанес сильный удар себе по скуле. — Черт, больно то как, — завопил он. Только это его не остановило, и безумец еще два раза ударил себя. — Ты знаешь, не ожидал, что это так болезненно. Пожалуй, мне хватит. Через пол часика появятся прекрасные синяки.

— Ты полный псих. — Глеб впервые видел настоящего сумасшедшего и зрелище это было явно не для слабонервных. Он стоял выпучив глаза и переминаясь с ноги на ногу.

— Ошибаетесь, дорогой. Это Вы только что треснули меня рукой, а возможно и ногой, про голову ничего сказать не могу. Боюсь, что она у Вас слабое место. Что же мне делать? Вы просто избили защитника невинной девушки. Я вынужден защищаться. — И тут Шатов исчез с глаз соперника, просто растворился.

— Глеб пытался отклониться или сблокировать щипки и шлепки, посыпавшиеся вдруг со всех сторон, причём противник только мелькал на самом краю полей зрения. Он как-то умудрялся оказаться то сзади то сбоку независимо от попыток любителя телесных наказаний быть лицом к лицу. От собственного бессилия слезы навернулись на глаза Глебу, и он махнув с разворота ногой, поскользнулся на мокром грунте, упал попой в лужицу и заплакал в голос.

— Значит так, юноша из приличного района. Про дуэль вы наверняка растрепали, но про то что здесь произошло, лучше помолчите. Просто побили ботаника и все. Следов у Вас на теле не осталось, но в школе несколько дней не появляйся, а то все про сегодняшний случай узнают, да еще и я добавлю. — С этими словами защитник обиженных и слабых удалился.

Появление разукрашенного синяками Шатова вызвало нездоровый интерес в классе. Возникшая благодаря усилиям Генриетты Михайловны стена безмолвия рухнула в один момент. Уже перед уроками он был окружен девчонками. Ничуть не стесняясь его присутствия они конструировали события.

— Это тебя Глеб разукрасил. Вот подлец. Напал на беззащитного. Это ему просто так не пройдет. — Заявила звезда общеклассного масштаба Анечка Иванова. — Мы с тобой вместе придумаем как ему отомстить.

— Ну что ты нашел в этой худющей пигалице Альбине. Она, да ее подруга Кристина ни кожи, ни рожи. Там и подержаться то не за что. И из-за этой дуры двое мальчишек друг друга валтузят. — И после этой обличительной речи Лена Киселева сделала совсем нелогичный вывод. — Если надо, я быстро похудею. Хочешь?

— Мальчики тоже не остались в стороне. — Ты обращайся если проблемы будут. — Здоровяк Михаил покровительственно похлопал Шатова по плечу. — Мы своих в обиду не дадим. Сколько там этих придурков было? Видел, как ты над Дениской прикололся. Я тогда все понял. Ты парень очень техничный. Уважаю. Только мышцы бы тебе нарастить. Кстати у меня хорошие выходы на поставщиков спортивного питания. Никогда не поверю, что Глеб один тебе по лицу настучал. Если надо, можешь на меня рассчитывать.

— Стоявший рядом Степан — молча кивал, подтверждая слова друга.

— Не расстраивайся, — Уверенно оттеснив одноклассниц Анечка, отвела страдальца в сторонку и переходя на шёпот сказала, — я тебя на свой день рождения приглашаю с ночевкой. Он будет через месяц. Вообще-то у нас девичник намечался, но для тебя, я делаю исключение. На нашу дачу нас водитель отвезет туда и обратно. Когда выезжаем, я тебе позже скажу. — Горящие решительным огнем глаза говорили, что от этой идеи девица не отступиться.

— Павел незаметно поморщился. Он уже заметил, что уж если какая мысль приходила в эту многомудрую голову, то так тому и быть. Она теперь не даст покоя. В тех случаях, когда что-то было не по ней, Аня тотчас начинала действовать. Быстро и решительно. В этот момент она была способна свернуть горы, лишь бы добиться желаемого. Отказать ей было совершенно невозможно. Ее удивительный мозг, просто игнорировал нежелательную информацию и пер к цели с решительностью танка.

Кристина встретила Шатова тушем. Мелодию она пыталась изобразить губами, активно помогая себе руками. — вынырнувшая из необъятных глубин квартиры девушка в легонькой коротенькой футболке и мини-юбке была необычайно привлекательна.

— Пока не забыла, хочу пригласить тебя на мой день рождения в конце следующей недели. Только никому не говори. Пусть твое появление будет неожиданностью. — Девушка решила сама реализовать коварный план одноклассницы Павлика. — А теперь! Привет участникам дуэлей! Да здравствует неугасимый жар сердец! — Изображала она диктора на параде.

— Ладно. Получила удовольствие от лицезрения моей раскрашенной рожи? — Паша подмигнул частично заплывшим глазом.

— Что с тобой случилось, Павлик? — Юлия Владимировна не на шутку обеспокоилась.

— Можно, я сначала Кристине расскажу, а она Вам потом перескажет. — Паша опустил глаза.

— Хорошо, но прежде чем вы начнете секретничать, я хочу тебе сказать, что во вторник тебя ждут в клинике.

— Во сколько подойти?

— Сразу после школы. Клиника расположена в самом центре. Кстати, у тебя есть банковская карточка?

— Есть.

— Мне нужно знать номер твоего счета. Нашлись покупатели на фигурки. Если тебя устроит цена, деньги сразу переведут. — Мама говорила о себе во множественном числе.

— Я Вам полностью доверяю. Как на Ваш взгляд сколько следует попросить?

— Я консультировалась с экспертом. Он назвал вилку. Если тебя устроит минимум, деньги будут в течении суток. — Специалист действительно оценил фигурки. Восхищения не было. Заключение говорило, что это добротная работа из натурального материала. Художественная ценность невелика. Подходит для интерьерного дизайна.

— Это лучшее, на что я мог рассчитывать.

— Не буду мешать. Захотите есть — Кристина сама справится.

Через пять минут заговорщики закрылись в комнате.

— Не томи, рассказывай. — Кристина аж подпрыгивала от нетерпения.

— С условием. Если мне опять удастся тебя удивить, то выполнишь мое пожелание. Шатов имитируя смущение двигал ножкой.

— Желания твои все на роже написаны. Побольше конкретики. Поведай мне как своему психотерапевту свои нездоровые мечты. Вижу, тебе хочется поговорить об этом. — Девица запрыгнула на кресло и закинула ногу на ногу, не заботясь о поднявшейся юбочке.

— Мечты мои вполне физиологичны, так что не надо меня пугать учеными словами. Я человек простой хотел бы говорить стихами, да не сподобил господь. — Павлик любовался собеседницей.

— Ладно врать, про твое выступление уже вся школа в курсе, но я притворюсь, что ничего не знаю. Так что попробуй по-простому по рабоче-крестьянски, только без похабной нецензурщины. Меня уже ею невинные подруги утомили. — Нахалка явно намекала на Альбинку.

— Видишь флешку? Там запись эпической битвы войны красной и белой ягодицы. — Павлик вертел в руках вожделенный квадратик.

— Заманчивая вещь. Ты ведь ее в гнездо моего компьютера хочешь вставить? — Нахалка показала жестом совсем другую процедуру.

— Верно, хочу вставить… чтобы кино посмотреть, правда потом надо будет исполнить эротический танец топлесс. — Павлик кивал головой.

— Тебя привлекли мои скромные стати? Там абсолютно нечего смотреть. — Хлопая глазками Кристина изобразила недоумение.

— Позволь не согласиться. Под футболкой все выглядит очень соблазнительно. — Паша демонстративно облизнулся.

— Все это несбыточные фантазии. Ты не сможешь меня удивить картинкой собственного бесславного поражения от гения купеческого изыска брата — разбойника Глеба. У тебя изначально не было ни одного шанса против бури и натиска любителя Альбининой попы.

— О-кей. Консенсус достигнут. Если тебе понравится мой фильм, ты танцуешь передо мной танец под медленную песню только в одной этой юбочке. Трусики оставить пока тоже можно.

— Посмотрим. — Двусмысленно проворковала Кристина.

— Смотри грандиозное полотно, рассказывающее о схватке под чахлым тополем сил добра с инквизитором — педофилом. — Компьютер опознал носитель информации, а автор фильма как факир взмахнул руками.

Из комнаты вдруг раздался такой взрыв смеха и визг, что взволнованная Юлия Владимировна, вопреки своим принципам опустилась до подслушивания. Поняв, что с дочерью ничего плохого не происходит, она спокойно удалилась.

— Какой ты подлец, Шатов, — восхищенно говорила Кристина утирая выступившие от смеха слезы.

— Только пожалуйста не надо никому рассказывать то, что ты видела.

— Что, даже Альбине не покажешь.

— Ей особенно. Мне еще придумывать как я вообще про Глеба узнал.

— Да, тут стоит помозговать. Не говорить же ей, что я рассказала. Сразу станет приставать где мы с тобой пересекались.

— Стоп. Теперь перейдем к расчету. За все надо платить. Где обещанное мне зрелище невиданной красы.

— Мило улыбнувшись, хозяйка обняла Павлика и впилась в губы мальчишки долгим страстным поцелуем, вскружившем голову пареньку. Оторвавшись, Кристина томно вздохнула и прижавшись еще теснее произнесла. — В расчете.

— Что! — Деланно возмутился Паша. Да это явная недоплата. Я предупреждаю об огромных штрафных санкциях.

— Шиш тебе, а не танец. Понял извращенец. Руки прочь он моей футболки. — Кисти красавицы сексуально медленно огладили предмет спора. — А штрафа я не боюсь. Победа будет за мной.

— Ах ты обманщица. Сейчас начнется вторая серия глобального противостояния. Битва розовой подушки с диванным валиком. — Паша поднял валик над головой как японский самурай катану на плакате.

— Твоя ложь ничто, по сравнению с мощью правды и справедливости. — Кристина взмахнула подушкой и ринулась в атаку.

Борьба к обоюдному удовольствию сторон окончилась на диване. Поверженная обманщица обмякла и рухнула разметав руки. Отброшенная в сторону футболка бессильной тряпочкой покоилась в углу. Настойчивые руки победителя уже добрались до застежки бюстгальтера. Очень неловко, но уже не встречая сопротивления сторонник исполнения договора добился справедливости. В качестве пени, мальчишечьи губы по-хозяйски завладели военным трофеем, а пальцы проникли под неприлично задранную юбочку и поглаживали тонкую ткань кружевных трусиков, сквозь которую чувствовался жар. Захваченная в плен раскинувшаяся воительница, постанывала от удовольствия. В ее глазах сверкало счастье и желание позволить любимому все.

— Не будет тебе легкой победы. Мы, Кристины не сдаемся так просто. Слабое тело уже не может сопротивляться, но сильный дух не сломлен. Чтобы добиться полной капитуляции, тебе придется еще немножко постараться. — Девушка нашла в себе силы отстранить победителя.

— Путь в тысячу ли начинается с первого шага. — Паше стало неловко. В любой момент могла зайти Юлия Владимировна.

Глава 6

Тихий мелодичный звонок застал Альбину под душем в ванной комнате. Ждать, что кто-то другой пойдет открывать дверь, было бесполезно. Все сегодня разъехались.

Вот ведь гадость. Наверняка это Кристина приперлась. Что-то давно ее не было, и ведь как дрянь подгадала. В самый неудобный момент, без предварительного звонка. Может случилось что-то еще. Наверняка.

Замотавшись в полотенце, Альбина, оставляя мокрые следы, ринулась к двери с намерением немедленно начать обсуждать горячие новости. Даже не взглянув на экран системы наблюдения, она распахнула дверь, отступила в сторону и произнесла, — Прошу, голубушка.

— Здравствуйте, — через порог переступил обалдевший Паша, сжимавший в руке простенький букетик. Он смутился, очень мило покраснел и пытался отвести взгляд от необычно одетой красавицы.

— Привет, залилась краской Альбина — как мило с твоей стороны зайти в гости. — Ей хотелось провалиться от смущения, но подольше демонстрировать себя, воспользовавшись обстоятельствами. По телу пробежала легкая дрожь ожидания.

— Это тебе — Шатов протянул букетик и оглядел красавицу долгим раздевающим взглядом, задержавшись на прекрасном раскрасневшемся лице.

— Какая милая хитрость. Как же мне принять твой подарок. Если протянуть руку, то единственная моя одежка упадет, а принять-то цветы очень хочется. — Пикантная ситуация стала ее возбуждать. — Чуть поддернув край полотенца вверх будто пытаясь прикрыть грудь, она еще больше оголила бедра ровных красивых рожек.

— Хочешь, я пока подержу полотенце. — Преодолевший смущение Шатов с нескрываемым восхищением продолжал рассматривать хозяйку, пробегая взглядом от голеньких ступней до сияющих, смеющихся глаз.

— Я против не буду точно, только справишься ли ты с такой трудной задачей. — Десятиклассница с удовольствием ловила жадные взгляды паренька, еще теснее закутываясь в полотенце — Давай не будем искушать судьбу. Иди за мной. — В комнате, куда Шатова провела Альбина, на трюмо стояло множество самых разнообразных пузырьков и склянок. — Видишь небольшую вазочку. Бери ее и опять за мной — на кухню. — Казалось Альбина никогда не перестанет водить посетителя по квартире, сверкая красивыми ножками. — Набери чуточку воды, поставь на стол и погрузи туда свой букетик — Руководила действиями подростка, освоившаяся с ролью командира Альбина.

— Вроде все установил. — Павлик обернулся к полуобнаженной хозяйке.

— Теперь подожди секундочку, я халатик накину. — Девушка зашла в комнату и не закрывая двери спросила. — Интересно? Как ты сумел пройти через пост охраны?

— Альбинка, тебя почти неделю нет в школе. Я подошел к твоему классному руководителю и сказал, что хочу сходить к тебе, фрукты отнести ну… и… там… поддержать. Галина Степановна подсказала адрес и дала с возвратом гостевую карточку. — Глаза паренька сквозь приоткрытую дверь наблюдали как скинувшая полотенце хозяйка открыла шкаф, некоторое время выбирала, а затем медленно одела коротенький шелковый халатик на голое тело.

— Кофе тебе сделать? — Вернувшаяся девушка, тонко улыбнулась. Округлившиеся глаза Павлика сами рассказали, что он наблюдал процесс переодевания. Довольная произведенным эффектом красавица присела напротив, сомкнув ножки.

— Давай, только можно мне с молоком? — Давно хотел капучино. — Обалдевший от увиденного Павлик нуждался в передышке.

— Тебе с сахаром? — Альбина потянулась за сахарницей, а коротенький халатик вновь предательски поднялся вверх.

— Если можно. — Павел любовался открывшейся картиной. Халатик слегка распахнулся и едва скрывал прелести хозяйки.

— Я смотрю у тебя синяки на лице почти сошли. Что там у тебя с Глебом случилось. Вся школа уже в курсе, а мне ты даже позвонить не догадался. — Альбина включила приятную музыку, наполнила чашку и присела рядом. Нежно коснулась пальчиками синяка и положила руку на бедро гостю.

— Да чего там рассказывать. Я ему позвонил и сказал, что хочу дружить с тобой, а он решил, что его вызывают на дуэль. Давай не будем о грустном. Я пришел поднять тебе настроение. — Паша, не встречая сопротивления, притянул к себе и неловко чмокнул девушку в щеку.

— Пошли. — Альбина крепко сжала руку Павлика. Отвела к себе в комнату и посадила на кровать. Будем поднимать мне настроение.

Уйдя минут на минутку, она вернулась со стопкой модных журналов и расположилась, напротив, на низком мягком стульчике, положив на колени принесенное.

— Внешний вид — это в некотором роде и есть ты. Если у человека есть возможность одеться как он хочет, то он таким образом разговаривает с внешним миром, рассказывает о себе.

— Интересно. — Паша поскучнел. Сейчас предстоит выслушать занудство. Девица начнет умничать и все волшебство пропадет.

— Короче, что для тебя важно? Подстроиться под окружающих. Тогда вся тягомотина про моду тебе не интересна. — Альбина подкинула вверх мешающие ей журналы. — Я на свой страх и риск купила тебе одежду. Давай покупки мерять. Это куда как интереснее, чем страницы листать. — Альбина вскочила со стула и вытащила огромный мешок из шкафа. — Смотри какое качество. Я каждую вещь с любовью выбирала.

— Ух ты! Как много всего. Сколько ты потратила. Как же мне тебе затраты компенсировать? — Павлик вскочил с кровати.

— Все прямо сейчас все и компенсируешь. — Красавица на мгновение запнулась, но продолжила. — Раздевайся. Складывай свою старую одежду в мешок. Трусы тоже. Я отвернусь. — В голосе девушки слышалась решимость.

Паша судорожно сдёрнул с себя одежду, медленными шагами приблизился к отвернувшейся к зеркалу девушке и несмело прижал ее к себе.

Альбина почувствовала, как обнявший ее сзади Шатов прижался к ней всем обнаженным телом и целует шею. Его руки поднялись выше и сжали уже набухшие холмики. Робкие пальцы медленно исследовали доселе нетронутое сокровище. Продолжая целовать, он осторожно гладил кожу и развязывал поясок. Нежная и упругая грудь с напряжёнными от возбуждения сосками магнитом притягивала руки. Халатик легко и стремительно соскользнул с покатых плеч. Больше ничего не было между ними. Альбина стремительно развернулась, обхватила сильные плечи, и буквально утонула в мягких желанных губах. Она так давно мечтала об этом мгновении. Не разжимая объятий они упали на кровать и не думая ни о чем ласкали друг друга.

Уходил Шатов вечером уже в новой одежде. Хозяйка, в глазах которой поселилось счастье и благодарность, заставила выбросить все старье, вплоть до нижнего белья.

Началась ранняя зима. Пользуясь утренней тишиной, на землю крупными хлопьями падал бесконечный белоснежный водопад, грозивший вскоре затопить все вокруг. Крутые снежные волны бились о пороги и окна зданий. Водовороты снежинок пытались вовлечь в свой красивый танец редких прохожих, но те совершенно не замечали окружающего их великолепия устремились в укрытия. Шатов изнывал последние дни от тоски, даже радость от победы над своим комплексом неполноценности как живительный дождь пролившаяся на его уже было превратившуюся в пустыню душу закончилась. Чего же недостает? Отчего так неловко. Он с недоумением осматривал ставшие привычными стены, покрытые пузырящимися тонкими бумажными обоями, потолок, вроде недавно им самим покрашенный, но уже пошедший влажными разводами. Оглядел самодельную мебель. Как же все убого. Какая рукотворная нищета. Разве можно тратить вовсе немаленькие деньги только на спиртное? Тетку ему не понять никогда. Они жители разных планет.

То, что еще вчера воспринималось как само собой разумеющееся, сегодня начало раздражать до ненависти. Комната вдруг стала напоминать саму тетку. Такая же линялая и тусклая. Видимые в окно дома тоже предстали в своем истинном убогом виде. Штукатурка осыпалась, краска пятнами выцвела, рамы потрескались и почернели. Словно пелена спала с глаз. Захотелось бежать отсюда.

День принес очередные неприятности. Постоянно пьяная последнюю неделю тетка к выходным немого протрезвела и в очередной раз порадовала новостью.

— Слушай сюда, Инвалид. Мастерскую свою я продала вместе с оборудованием. Так что туда не ногой. — Рыбьи глаза родственницы излучали ненависть. — Заставил меня все-таки в долги залезть подлец. Все ведь для тебя старалась. Уговорил гад кредит взять. Я на лечение тебе хотела отдать, а ты гадёныш застраховаться заставил.

— Угу. — Спорить и доказывать что-либо было бесполезно. Алкоголичка уже сама верила в то, что говорила. Ее бы не разоблачил ни один детектор лжи.

— Я смотрю ты приоделся. — Тетка пыталась грязными трясущимися пальцами ухватить подол рубахи. — Надо бы деньги вернуть, дорогой. Ты зачем на меня свой кредит навесил. Меня теперь квартиру продать заставляют. Как жить. Давай так, ты мне будешь ежемесячно платить за свою комнату или выметайся отсюда.

Старенький мобильник, поставленный на беззвучный режим завибрировал как сумасшедший. Паша с радостью отвлекся от разговора с теткой.

— Привет, — это была Кристина. — Я тебя уже жду. Ты где там застрял? Обещал подойти пораньше и помочь подготовиться к празднику. Мы с девчонками тебя давно ждем. Затараторила именинница.

— Хорошо, все понял. — Паша постарался, чтобы голос не выдал его облегчения. Оставаться сейчас дома не было никаких сил. Надо было успокоиться и подумать, как дальше жить. Квартиру тетка уже потеряла, даже если это не осознает.

— Давай хватай тачку, важных дел невпроворот. — Не умолкала Кристина, — если что, я сама за такси заплачу.

— Уже еду. — До этого разговора, Шатов и не думал ехать так рано. Как теперь быть? Некуда возвращаться. Надо подумать о ночлеге.

С ненавистью смотревшая тетушка будто не видела, что племянник разговаривает по телефону и продолжала в голос упрекать паренька, обвинять во всех смертных грехах и винить в собственных несчастьях. Уже не слушая изрядно надоевшую шизофреничку, он поднялся и молча ушел. Здесь не оставалось ничего, о чем стоило жалеть. Все его вещи на нем и в рюкзаке.

Когда Павел добрался до места, начало смеркаться. Пригородный поселок в получасе езды от вокзала, где снят особняк для празднования дня рождения пуст и безлюден. Стоя на пригородной платформе, Шатов сверялся со схемой проезда. Дом, слава богу, совсем недалеко. Он вполне соответствовал ожиданиям. Обычное кирпичное строение о трех этажах, выполненное в виде средневекового замка с башнями в которых прятались лестницы. Ассиметрично расположенные окна ярко освещены. Подойдя вплотную к воротам, Шатов обнаружил домофон.

— Кристина сегодня была особенно хороша. Воздушная, почти невесомая в элегантном бальном платье белого цвета.

— Где народ? — Поинтересовался Шатов, вручая имениннице небольшой подарок.

— Не приехали пока. — Развела руками в белых перчатках Кристина. Слишком далеко от города. Надеюсь, что позже подъедут. Пошли пока дом покажу. — Потянулся ряд совсем непримечательных комнат с современной мебелью.

В главном зале весело потрескивал камин, а на крохотном столике стояли два бокала, и бутылка настоящего французского шампанского. На блюде лежали крохотные бутерброды и рыбная нарезка.

— Пойдем во двор. В доме еще насидимся. Погода просто сказочная. В эту ночь осуществляются самые прекрасные мечты. — Кристина задорно подмигнула.

Стоило Павлику ступить на дорожку, как на него обрушился град снежков, заранее сложенных батареей, а потом словно дикая пантера его подмяла именинница и повалила в кучу снега.

Около часа они счастливо и беззаботно барахтались. После такого сражения хотелось перекусить. Скинув верхнюю одежду, бойцы разместились у камина.

— Открывать шампанское? — спросил Шатов у девушки, доставая бутылку из ведерка со льдом?

— Если будет хороший тост, то можно и выпить. — Кристина сквозь хрустальный бокал любовалась языками пламени.

— Тогда за любовь. — Они посмотрели друг на друга и долго не отводили взгляд.

После схватки на улице и трех полных бокалов шампанского, удивительно положительно повлиявших на организм, неловкость совсем пропала и скромный ручеек разговора превратился в бурную горную реку подколок и смелых анекдотов.

— Может кто-нибудь догадается пригласить именинницу не танец. — Кристина поставила диск и обернулась к Шатову.

— Как Вы прекрасны, юная принцесса. — Шатов протянул руки.

Девушка несмело, словно боясь обидеть, обняла Павла и положила голову на его плечо. Паренек прижал девушку к себе. Музыка лилась без перерыва. Это совсем не походило на предыдущие схватки. Плавные движения рук уже не знающих запретов слились в откровенный эротический танец. Он чувствовал тонкий аромат духов и запах молоденького чистого тела. Шатов сопереживал каждый ее вздох, подстраиваясь под ритм глубокого дыхания. Кристина поощрительно прижималась все теснее, пытаясь ощутить тело любимого. Она замирала от прикосновений его рук, приводивших в чудесный восторг. Когда же можно будет почувствовать его полностью? Наконец, призывно запрокинув голову, она слегка раскрыла губы, словно умоляя дотронуться до них. Сладкий поцелуй длился долго.

— Какие, у него нежные руки и чувственные губы. И приятный запах который притягивает все сильнее. Если сейчас не оторваться, то все случиться прямо здесь. — Постой, с трудом отстранилась девушка. Давай пройдем в другую комнату. В апартаменты для новобрачных. Иначе вся моя интрига насмарку.

— Говори, куда. — Паша нежно подхватил девушку на руки и понес к двери, туда где царил полумрак, горели свечи, балдахин нависал над огромной кроватью с белоснежно чистым бельем.

Сомкнули глаза они только под утро, на чуть испачканной кровью белой простыне, очень довольные друг другом.

Паша проснулся поздно. Было уже девять утра. Он забрался под душ и долго стоял под мощными струями воды. Потом вернулся и взглянул на спящую девушку. Есть что-то очень трогательное в спящих девушках, когда они, с наступлением утра, вдруг покажут всю свою дарованную богом красоту, раскроются, раскинуться, забыв про скромность… Кристина в этот миг нечаянно сделалась неизъяснимо прекрасной.

Паша пораженный, этой восхитительной картиной спросил себя: как можно не влюбиться в такую девушку?

— Просыпайся, девочка. Пора вставать. Скоро гости подъедут.

— Какие гости? — Кристина хитро улыбнулась. — Что ты несешь?

— С тобой все нормально? — Встревожился Шатов. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?

— Да я в отличном настроении. Ничего не беспокоит. Все волновалось, что будет больно и неприятно. Переживала как дура. Это ж надо так себя накрутить. Я только ощутила, что это происходит и все. Прощай девственность. Поубивать бы дур, которые все волшебное ожидание страхом испортили.

— Гхм. — Шатов чуть не ляпнул, что Альбинка почти слово в слово говорила то же самое. Похоже они вместе дур слушали.

— Что кряхтишь? Соблазнитель. Исполнил свою преступную мечту. Насладился юным невинным телом. Теперь огласки и справедливого гнева добропорядочных граждан боишься?

— Это еще проверить надо, кто кого совратил. У меня есть подозрения что ты колдунья. Слишком быстро из совсем еще девочки превратилась в прекрасную пери и самым наглым образом лишила меня сна.

— Ах ты врун! — Кристина схватив подушку бросилась на лгуна. — Сегодня мой праздник. Тебе меня не одолеть.

Еще через пятнадцать минут над поверженным в прах противником, гордо возвышалась юная амазонка. Блистали огнем восторженные глаза. Кровь прилила к нежным щекам, заставив их покраснеть. Бурно вздымалась открытая грудь. Лицо блистало улыбкой. Покорительница рассмеялась сверкающим зажигательным смехом.

— Я учла предыдущие ошибки. Теперь, я знаю твое слабое место. — Нежная девичья рука то ласково сжимала, то поглаживала доставшееся ей богатство.

— Что же хочет юная победительница? — Паша покорно опустился на колени и склонил голову.

— Повторения конечно. У меня малое свадебное путешествие. До завтрашнего утра ты только мой. Уж я тебя заставлю потрудиться по-настоящему. Бездельник. Никаких гостей не будет, день рождения еще только в марте. Приказываю приготовить подарки, понял, совратитель.

Аня везла Ольгу и Павлика на дачу. Разговор не клеился. Вопреки всем договоренностям, родители не уехали, а собирались дождаться именинницу и ее гостей. Особую опасность представлял папа — деспот и самодур. Неожиданно свалившееся богатство сделало его невыносимым. Он настолько верил в собственную непогрешимость и светлый ум, что достал всех своими поучениями. Особенно тяжело приходилось зависимым от него людям, которые не могли спрятаться от его откровенно пьяного бреда.

Вот и сейчас ему приспичило посмотреть на мальчика, которого Анька пригласила к себе, хотя еще недавно говорила, что ограничиться скромным девичником. Самое противное что выяснилось это только после того как они загрузились в автобус.

— Павлик, ты извини, что так получилось, — неожиданно просящим голосом сказала Аня, — если не хочешь ехать, оставайся. Я совру что-нибудь. Вот ведь гад. Весь праздник мне испортил, а я так надеялась, ждала. — Именинница закрыла лицо руками и заплакала.

— Слушай, а что твой батюшка любит? Чем занимается? Давай его удивим, может оставит нас в покое, и мы все спокойно отпразднуем.

— Водку любит. Нравится рассуждать об алкогольных напитках от вина до виски. Любит, когда им восхищаются и жопу лижут. — В голосе трепыхалась едва сдерживаемая ярость.

— Увлечения у него есть? Шахматы, теннис, книги?

— Он привык на охоте или рыбалке напиваться до полного бесчувствия. Запои у них там непрекращающиеся. — Зло отвечала Аня.

— Ясно, а можно ко мне завернуть.

— Ты же вроде в пригороде живешь? Нам совсем не по пути будет, или ты решил дома остаться? — Глаза девушки опять наполнились слезами, и она отвернулась к окну.

— Нет, мне надо подарки для твоих родителей прихватить, а живу я теперь почти в центре. Тетка-то меня изгнала. Удалось недорого малюсенькую комнатушку в коммуналке снять, когда на работу устроился.

— Давай по новому адресу, это недалеко, — дала Аня новые указания водителю.

— Пригласишь в гости на новоселье? — В глазах Ольги появился азарт?

— Вряд ли. Соседей полно. Шумные компании не приветствуются. Могу в гости одного, максимум двоих пригласить. Там теснота, антисанитария. Пришлось даже абонемент в фитнес взять, чтобы нормально ежедневно мыться.

— Чур я первая, воспользовавшись тем, что подруга находится в прострации подсуетилась Оленька.

— Оль, давай разделим подарки. Я батюшке, а ты — матушке. — Не заметил просьбы Павел.

— Да что мне ей подарить. — С трудом переключаясь на другую тему тормозила девушка.

— Цветы конечно. Больше ничего придумать не успеем, хотя если у тебя есть другие идеи…

Микроавтобус несся по заснеженному шоссе, стремясь побыстрее доставить троицу одноклассников к месту празднования. Через час дружная троица входила в огромный загородный дом.

Во главе пышного, заставленного самыми изысканными деликатесами стола восседал маленький, очень толстый человечек, погожий на борова. Глядя на него, становилось неясно, как это убожество могло быть отцом такой девушки как Аня. Видно вся пошла в мать — в прошлом светскую львицу, и первую красавицу.

— Ну что явились, молодежь. — Он призывно замахал руками. — Давай к столу. — Дочка, как твоего ухажера зовут?

— Папа, осуждающе произнесла именинница, а затем смутившись — Павел.

— Ольгу я знаю. Быстро к столу. Наваливайтесь.

— Можно мы с Олей родителей именинницы вначале поздравим — Подойдя к столу спросил Павел у хозяина?

— Ничуть не удивившись обращенному к нему вопросу, Владимир Васильевич милостиво махнул рукой.

Водитель внес в комнату большую картонную коробку, на которую с интересом уставилась появившаяся мама Ани — Ирина Давыдовна.

— Сначала подарки главе семьи. — Павел достал сверток. — Владимир Васильевич, разрешите подарить вам патронташ из кожи аллигатора с эксклюзивным крепежом для фляги которая благодаря вкладышам остается теплой, почти горячей пять часов. Практически весь световой зимний день. Глинтвейн можно пить из трубочки, вмонтированной в пробку, стоя прямо на номере и не доставая стаканчики, благодаря сменным насадкам. Также набор самонагревающихся стелек и вкладышей для рук, ног, тела и фляжки.

— Отец семейства был доволен. — Парень угодил. Скоро на охоту, а мерзнуть так надоело. Надо будет попробовать эту новомодную химию, даже если она вполовину так хороша, то это может быть спасением.

— Для мамы. — Из коробки появился огромный букет. — Пока Ирина Давыдовна привычно принимала дорогущий букет и дежурный поцелуй от Оли, Паша продолжил. — К букету прилагается личное письмо от Анечки ее маме. Оно должно быть открыто ровно через пять лет. Посмотрим, что сбылось?

— Дай-ка мне. — Ожидаемо, письмом завладел Владимир Васильевич. — Посмотрю, что там написано. Он углубился в чтение.

Написавшая письмо под диктовку Шатова, Аня восторженно посмотрела на Павла и покачала головой. Ненавязчиво и мягко перечислить все, что хочешь получить от родителей — было его идеей. «Твой отец, судя по тому, что ты рассказала о его характере точно вскроет. Не удержится,» — предрек оракул. В письме было признание в любви, восхищение папой и мамой, а также описание того как она счастлива вместе с ними и предположение событий, что произойдут в течении ближайших лет. Аня писала, что все будет просто здорово, родители будут счастливы, что она будет прислушиваться к мнению мамы, хорошо учиться, поступит в университет, встретит любимого человека, и он преподнесет ей долгожданные подарки: машину, квартиру, круиз…, которые не смогли дать заботливые, но прижимистые родители. Обидно только, что сейчас ей очень нравится небогатый мальчик, а родители мешают их чистым невинным отношениям. Сегодня мальчик со слов подруги должен признаться в любви, а для этого нужно, чтобы никто не мешал.

— Папа, не смей читать письмо. — выкрикнула через некоторое время подготовленная к такому развитию событий Анечка, — оно не тебе написано.

— Ладно, дочка, забирай, протянул прочитавший весь текст папа, запечатывай обратно. — Папа окинул взглядом Павла. — Я для своего зятя ничего не пожалею, запомни. Сразу мерседес и квартиру молодым подарю. В жизни не был жмотом. Озолочу.

Дальнейшее застолье было скомкано. Сразу после дежурных тостов, подскакивающая от нетерпения Ирина Давыдовна подхватила вяло сопротивляющегося супруга и удалилась обсуждать с ним письмо. Вскоре шум удаляющейся машины рассказал, что обсуждение продолжиться в городе.

Раскрепостившаяся молодежь продолжила празднование, захватив все подворье.

— Давайте в фанты сыграем — часа через три предложила именинница. — Это был подготовленный экспромт. Задания были давно расписаны.

— Лучше в три секунды. — Ольга первый раз в жизни открыто возразила богатой подруге.

— Никогда не слышал о такой игре. — Шатов был заинтригован.

— Очень просто. Играем в любую игру. Например, каждый берет по одной карте. У кого старшая, тот выиграл. Тот, кто проиграл замирает на три секунды, а победитель делает, что хочет. Можно гладить, целовать, пуговицы расстёгивать. Главное, что нельзя мешать и снятую вещь обратно одевать.

— Как же ты секунды засекать будешь — Аня уже внутренне согласившись, задала каверзный вопрос.

— Как парашютисты: пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три.

Началась чудесная ночь, такая замечательная, которая может быть тогда, когда все очень юны и жаждут приключений и экспериментов. Небо было такое глубокое, такое черное, что, взглянув на него из незанавешенного окна, невольно закрадывалась мысль: неужели же возможно под таким многозначительным и мудрым взглядом вытворять такие глупости. Хорошо, что эти слишком глубокие мысли не пришли в голову не на шутку расшалившимся школьникам, вовсе позабывшим правила благонравного поведения.

Жаль только, что скоро и безвозвратно испарилось замечательное мгновенье, что так обманчиво и скоротечно блеснуло перед ними.

Глава 7

Свинцовые тучи низко нависшие над городом предвещали скорое ненастье. Рекламные щиты жалобно скрипели. Хлопали на ветру натянутые на перетяжках грязные рекламные плакаты. Гордо подняв голову и стараясь сохранить безмятежное выражение на лице, она шла по центру города, вдоль громадных монументальных домов начала двадцатого века. Ей казалось, что ее шаги гулко громыхали по тротуару и звучали маршем грядущих перемен. Мимо проплывали кондитерская, куда обычно забегали обитатели офисов глотнуть кофейку в обеденный перерыв, бутики, из витрин которых глядели бездушные манекены, пустые фасадные окна.

Под визг тормозов она пересекла широкую улицу и стала приближаться к цели. Наконец мелькнула знакомая вывеска. Пожалуй, можно перевести дух. Сжав кулаки она подошла к двери. Запиликал звонок тревожной дрожащей трелью. Во внезапно наступившей тишине звук показался пронзительным и противным, словно скрип от проведенного по стеклу стекла.

Менеджер с оскалом, должным означать приветливую улыбку распахнула дверь и пригласила незнакомку к столу, но стоило будущей клиентке отвернуться, улыбка исчезла, и лицо сотрудницы приняло недовольное выражение. Настя, очень симпатичная девушка своим характером, напоминавшая Лису Алису, а внешностью Мальвину, вынужденно дарившую деревянным буратинам свое расположение, сразу невзлюбила пришелицу. Смена уже подходила к концу, а тут явилась эта фифочка. — Небось недотрогу из себя строит, а сама просто конфета в дорогой обертке, не всякому покупателю по карману.

Вечер тянувшийся как старая черная резина превратился в катастрофу обещавшую крах всех первоочередных планов. Если придется долго возиться с этой гадиной, то есть риск опоздать на свидание со спонсором — перспективным начальником отдела солидной фирмы. Какой же это был мерзкий тип, похожий на орех, внешне целый, но гнилой внутри. Вечно посматривающий на часы боясь опоздать к любимой женушке, дочке обожаемого шефа. После таких встреч, хотелось сутки сидеть в ванной, но идти надо. Ох как она потом посмеется, когда неизвестные подойдут к шалунишке с компрометирующей видеозаписью.

Вошедшая, высокая строгая красавица, меж тем выбрала себе такую горделивую позу, что казалась будто проглотила шпагу. Ее упрямый, подбородок выдавал весьма тяжелый характер, а глаза смотрели жестко и решительно. Единственным украшением незнакомки, по мнению администратора рецепции, служила густая копна темных волос.

Разговор явно не клеился. Клиентка была раздражена. Она с трудом заставляла себя прислушиваться к словам сестрички.

Настя, ожидая ответа на казалось бы простой вопрос о паспортных данных с тоской взглянула в окно. Вечернее небо внезапно стало совсем темным, превратив ранний вечер почти что в ночь. Сквозь плотные облака засверкали огненные росчерки и забарабанил такой дождь, что улица мгновенно превратилась в бурную речку, по которой неслись ища укрытия редкие пешеходы.

— «Вот ведь гадство, как теперь до машины добираться. Даже зонтика с собой не взяла. Хорошо, некоторым, которых шоферы развозят» — подумала девушка. Пережив приступ классовой ненависти, она с трудом вернулась к опросу.

Паша, в последний момент, выпорхнувший из-под водопада, извергнутого проезжавшей мимо легковушкой, влетел в небольшой зал, в котором располагалась рецепция. Страх попасть под дождь настолько быстро гнал его по улицам, что сегодня он явился почти на полчаса раньше начала своей смены.

Настя от всей души обрадовалась его появлению. — Вот ведь невинное сознанье. Никаких проблем у мальчика. Даже портить его жалко. — Студент уже давно вызывал нездоровый ажиотаж среди сестричек. Юноша, с красивым лицом, высокий, с яркими зелеными глазищами, в которых часто вспыхивали искорки от переполнявшей все его существо жизнерадостности, радовал глаз. Модная стрижка, всегда свежая рубашка и очень стильная обувь. В поведении Павлика совсем не сквозила расчетливость. К нему всегда можно было обратиться за помощью. Мальчик, видимо не сталкивавшийся с проблемами, был полон дружелюбия и приветливости. Беда только, что никому из персонала пока не удалось подружиться потеснее, но девчонки не теряли надежды лишить мальчугана невинности, хотя рядом с Павликом кружились другие, очень агрессивные молоденькие акулы, изредка приходившие его проведать, а заодно показать возможным соперницам свои острые зубки.

В холле было тепло и сухо, особенно после бега под еще только набиравшим силу дождем. Павел облегченно вздохнул, и подмигнул Насте, указав, на дверь, ведущую во внутренние помещения. Затем медленно обошел полукруглый стол и дружелюбно взглянул на посетительницу — молоденькую девушку лет, семнадцати, с тонкими, чертами лица, серьезными глазами и темными вьющимися волосами которые собрались в строгий хвост.

— Что ж вы не сняли верхнюю одежду. — Павлику показалось, что он где-то встречал незнакомку.

— Позвольте я Вам помогу. — Вот это да, потрогав редкую ткань подумал он. — Вот плечики. — Кавалер нежно подхватил легкое пальто из дорогущей викуньи.

— Чем Вам услужить — спросил он — я полностью в вашем распоряжении, сейчас начинается моя смена. Если Вы готовы продолжать общение со мной, давайте отпустим Настеньку.

— Конечно, отпустим. — Девушка натянуто улыбнулась.

— К сожалению, бейджика у меня сейчас нет, поэтому представлюсь — Павел.

— Саша. — Девушка пристально вглядывалась в лицо Павлика.

— Рад познакомиться. Что Вас к нам привело. — Шатову стало неловко под изучающим взглядом.

— Я хотела бы сделать очень неприятную операцию.

— Какую? — хотел было спросить Шатов, но вовремя прикусил язык и произнес, — Какого специалиста мне пригласить? Доктор будет в течении получаса, но у нас неприлично высокие цены.

— Я так поняла, что в цену входит еще и конфиденциальность? Именно поэтому я здесь. — Девушка словно продолжала ощупывать Павлика взглядом.

— Конечно. У нас для этого существует специальная форма историй, где фигурирует только имя, которым можно Вас называть. Еженедельно все проверяется на наличие так называемых жучков. Записи камер наружного наблюдения стираются два раза в сутки. Об этом говорится в рекламе, но есть кое-что и дополнительно. У каждой палаты — выход на черную лестницу, а оттуда прямиком в проходной двор. При желании можете им воспользоваться, чтобы уйти ни с кем не встречаясь. — Заученные фразы позволили преодолеть неловкость и улыбнуться.

— Так чего-же ваша дура выпытывала мои паспортные данные. Белый халат заботу о пациентах предусматривает, а не бездумное хамство. — Вспыхнула посетительница.

— Видимо потому, что вы слишком красивы. — Паша решил в зародыше погасить назревавший скандал. — Завтра я доложу руководству, что нас посетила мисс Вселенная, затмившая Настину красоту как солнце незначительную звёздочку.

Оформление бумаг не заняло много времени. Уже через полчаса Саша входила в одноместную палату — вершину современного медицинского дизайна.

— Располагайтесь. Доктор скоро будет.

— Павел, Вы ведь в сети под фамилией Шатов зарегистрированы? — Она скорее утверждала, чем спрашивала. Лицо ее сделалось холодным и властным, словно она на что-то решилась.

— Шатов. — Павлик был заинтригован.

— Паша Шатов, вы точно уверены, что здесь нет прослушки.

— Я могу проводить Вас для разговора с доктором в специально оборудованное помещение.

— Нет, я хочу поговорить с тобой. Есть здесь помещение в котором лично ты уверен?

— В клинике — нет, но можно пройти на чердак. Только надо будет накинуть халат, вдруг кого встретим на лестнице. — Шатов понял, что разговор будет действительно важным.

— Откладывать ничего нельзя, неси халат. Расскажи, где этот чердак? На улицу надо выходить? — Зачастила девушка не справляясь с охватившим ее волнением.

Еще через пять минут они поднимались по узкой крутой лестнице с деревянными давно некрашеными перилами и стенами расписанными надписями различной степени приличия. Из-за того, что черная лесенка вела из престижного заведения, убирали ее довольно тщательно, правда только до третьего этажа, справедливо полагая, что клиенты вряд ли рискнут подниматься выше. Легко взбежав на верхнюю площадку, где находился один дверной проем, Саша немного опередила Павлика. Отставший от быстроногой клиентки юноша, осторожно приподнял лезвием ножа хитрую щеколду, на которую была закрыта дверь чердака. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули.

Чердак оказался огромен и пуст. Давным-давно никто не развешивал здесь белье и не хранил всякий хлам. Еще во времена, когда свирепствовала приватизация, пожарники, направленные поселившимся на последнем этаже начальственным чином, произвели показательную чистку помещения. Да знать не судьба. С тех пор чердак так и стоял пустой с закрытыми проходами. Ленивые, пухлые дети не рвались сюда — слишком погружены в виртуальный мир, а бомжам перекрывал путь строгий консьерж, берегущий покой состоятельных квартирантов.

Пройдя по деревянному настилу к противоположный стене, они оказались в небольшом, благоустроенном помещении с крохотным слуховым окном, выгороженным от всего остального пространства старой дубовой перегородкой, обшитой снаружи листами кровельной жести.

— Что это? — Спросила удивленная девушка?

— Раньше в этом месте стоял расширительный бак для всего дома. Теперь схему разводки поменяли, а утепленное помещение осталось. Здесь никто никогда не бывает, только я. Замок поменять пришлось. Старый насквозь заржавел. Все неугомонный характер виноват. Я себе здесь берлогу оборудовал, да и переночевать можно.

— Прямо домик Карлсона. Малышки здесь часто бывают? — Саша с сомнением оглядывала аккуратно застеленную кровать, женские тапочки, поставленные в уголке и красивое, манерное зеркало, на прикроватной тумбочке.

— Павлик зарделся. — Ну может один разок всего. Не будешь же часто приглашать в коммуналку где я комнату снимаю.

— Ну, это к делу не относится. Времени все равно больше нет. Давай попробуем поговорить.

— Ничего пока не понимающий Шатов только кивнул.

— Сцепив пальцы и облизнув пересохшие губы, — Девушка спросила — Ты знаешь кто твой отец? — Затем быстро сделав отрицающий жест рукой произнесла. — Нет, не так надо начать разговор. Давай я расскажу историю твоего рождения. Ты что-нибудь про это знаешь?

— Нет. Только Вам-то это зачем. — Растерявшийся от неожиданной перемены темы разговора Павел аж присел на тумбочку. — Мне про родителей рассказывать?

— Если хочешь по-другому, давай вместе взглянем в зеркало — видишь мы очень похожи. Это не удивительно, ведь мы с тобой родные по отцу. — Саша подняла руку предупреждая очередной вопрос. — Давай я тебе все по порядку расскажу. Ты меня не перебивай. Я и так очень волнуюсь, да и поторапливаться надо.

Восемнадцать лет назад, в институт травматологии из таежного селения скорая доставила неизвестного, получившего тяжелые травмы в лесу. Мужчина бредил на непонятном языке, постоянно погружаясь в беспамятство. В клинике решили, что, надо вызвать представителя спецслужб. Тот, без раздумий, отправил «иностранца» в столичное учреждение.

Тут и начинается наша часть истории.

«Иностранец» оказывается совсем непонятным. Язык, на котором он бредил не принадлежал ни к одной языковой группе. Несмотря на практически несовместимые с жизнью травмы он все боролся за жизнь. Потом выяснилось, что и строение внутренних органов несколько отличается от обычного. Неизвестный подвид современного человека. Короче попал наш будущий батюшка под всестороннее обследование, причем такое скрупулезное, что вскоре скончался.

Этот трагический факт не остановил многомудрых ученых мужей, и они решили продолжить эксперимент. Из клеток несчастного, клонировали троих младенцев, а семенной жидкостью оплодотворили десяток яйцеклеток. Клоны выжили и выросли, причем оказались практически неотличимы от обычного человека. Никаких отклонений.

Из оплодотворенных два младенца — мальчика родились с врожденной патологией и их отдали суррогатным матерям как нежизнеспособных, а остальные: пятеро девочек и трое мальчиков остались в центре под наблюдением. Каждому из новорожденных в правое бедро вживили небольшой микрочип. Мода тогда такая была, всех подопытных чипировать.

— Ты знаешь, у меня на правом бедре есть давний двойной шрам. Его уже почти незаметно. Не зная где искать, не разглядишь. — Прервал рассказ Павлик.

— Давай я тебе покажу в каком месте его устанавливали. — Девушка ткнула пальцем в верхнюю треть бедра.

— Точно, у меня именно там шрамы и есть.

— Саша, бросив взгляд на сцепленные ладони, перевела взгляд на Павла. — Так вот. У этой восьмерки выявились значительные отклонения от среднестатистических показателей. Давай я задам несколько вопросов. Тебе не говорили, что у тебя аномально быстрая реакция?

— Говорили, что реакция великолепная, про аномальную разговора не было. — Павлик задумался и вспомнил удивленные глаза тренера, когда он вернулся к тренировкам после операции.

— Почти фотографическая память? Способность запомнить большой объем информации?

— Все скромнее.

— Интимный вопрос можно?

— Попробуй.

— Малышка, — Саша кивнула на женские туфли, — девственница была?

— Какое это имеет значение.

— Да, наверное, уже никакого. Вопрос я задала потому, что твоя физиология несколько отличается от обычной. При общении с девочками наши мальчики выделяют особые феромоны, если девушка нравится. Противостоять им почти невозможно. Для этого надо иметь железную волю. Кроме того, дефлорация проходит безболезненно. Как недавно установили извращенцы — исследователи, для которых нет ничего святого, во время полового акта с девственницей, наши мальчики, выделяют обезболивающую и заживляющую смазку, тут только спешить не надо. Жаль мне испытать подобного не удалось. — Девушка невесело усмехнулась. — Сперматозоиды у них тоже гораздо более живучие и имеют свойство замирать у яичника на долгий срок, а при благоприятных условиях оживать и принимать участие в новой гонке.

— Слушай, все это очень интересно. — Павлик растерялся.

— На самом деле все плохо. Есть приказ эксперимент прекратить. Там — Саша показала пальцем на потолок, — решили, что выпускать генную информацию из-под контроля нельзя. Чревато появлением новой расы, причем совершенно неуправляемой. Ведь есть еще другие признаки. Невосприимчивость к словесным манипуляциям. Высокий интеллект. Коммуникабельность. Идиоты во власти посчитали, что если прослойка населения с этими качествами окажется слишком большой, то для хозяев страны наступят сложные деньки. Короче своим решением чинуши доказали еще раз свою полную непригодность, и потребительское отношение к стране и народу.

— Так что, высоколобые не смогли доказать абсурдность и даже вредоносность такого решения.

— Их никто не спросил. Начальник принял решение, теперь надо исполнять.

— Так что теперь с нами будет?

— «Самцов» кастрируют, а у «самок» яичники удалят. — Девушка внезапно закрыла глаза и зашевелила губами настраиваясь на спокойное продолжение беседы.

— Вот сволочи. — Павел ударил кулаком по кровати. — Такого нельзя допустить. — В голову лезли исключительно агрессивные мысли.

— Все не так просто. Нам не уйти. Все участники эксперимента под наблюдением. То, что удалось тебя найти и попасть в эту клинику стечение обстоятельств. Ведь перед нами обычные мужчины тоже тают как воск. Я договорилась с нашим куратором, что «самочкам» в платной клинике только трубы перевяжут, чтобы инвалидками окончательно не сделать. — Саша утерла слегка дрожащими пальцами слезинки, сбегающие от глаз.

— Может попробуем вместе сбежать? — Не хочется становиться евнухом. Я такого не переживу. Буду драться до смерти.

— Не дергайся. Послушай, о том где ты находишься пока не знают, а шерстить старые записи еще не начали. Когда вчера поступил приказ, я уговорила нашего «благодетеля» приступить к его исполнению только послезавтра. Мол я пока постараюсь успеть стать неспособной забеременеть, а завтра — девочки. У нас как везде. Приказ как столб. Перепрыгнуть нельзя, обойти можно. — Саша стерла пот со лба. — Всех наших возможностей никто до сих пор не знает. Так что нас в покое точно не оставят, но обезопасить свои задницы решили самым варварским способом. Боюсь даже, что от страха и вовсе пристрелить решаться.

— Так может со мной обойдется, не найдут?

— Риск слишком велик. Я же намекала тебе на свои особые отношения с высшим руководством. Ты слушай дальше. Пока тебя еще искать не начали. По документам тебя нет. Нежизнеспособен. Если вдруг поиски начнутся, то результат будет через несколько минут. Даже я тебя вычислила, правда начала поиски еще год назад, когда мои тесные отношения с куратором достигли определенной стадии. — Саша поморщилась. — Ты выжил и поправился, а твой брат — не смог. Похоронили год назад.

— Павлик покачал головой. Он пока не воспринимал чужую судьбу как родственную.

— Теперь совсем секретная информация. Мне удалось послушать записи бреда. Знание языка у нас оказалось заложено в мозгу, слава богу, об этом никто кроме тебя не знает. Всего понять не удалось, слишком невнятна речь. Судя по всему, наш отец из очень далекого будущего, причем был модифицирован непосредственно в путешествии. Цели в обычном понимании у него не было. Задача заключалась просто в том, чтобы жить максимально помогая окружающим.

— Сволочи. — Поддаваясь эмоциям повторял Павел — Слушаю. — Павлик постарался сдерживаться.

— Чувствую, что время на исходе. Самое главное телеграфным стилем. Нашли отца здесь — Саша протянула тоненький листок с координатами. Оттуда надо пройти вверх по течению примерно два километра. Рядом с рекой острая как пика скала. Примерно в двух метрах над срезом воды, вход в модуль, который открывается на несколько часов раз в три года. Это пульсирующий временно-пространственный лифт. Перенос осуществляется только в одном направлении — в прошлое.

Открытие будет через месяц. Воспользоваться переходом человек может только один раз, иначе произойдут необратимые изменения — сдохнет. Теперь все. Надеюсь ты сумеешь вырваться и сделать людей лучше. Быстро обратно. Помни, ты — наша месть.

Саша уже взяла себя в руки и сидя в палате смотрела в игривое зеркальце, приводя себя в порядок. Никто не должен был видеть следы от ее переживаний.

Еще минут через двадцать, Шатов услышал шум колес автомобиля и взглянул на экран системы наружного наблюдения. Ожидаемой машины доктора не оказалось. Перед окном остановились две богатые иномарки. Из джипов выпрыгнули несколько человек. У Павлика было только несколько мгновений оповестить руководство и нажать тревожную кнопку.

Через минуту раздался требовательный звонок. и в холл вошли два человека в строгих костюмах.

— Прошу извинить, за беспокойство — небрежно кинул тот что постарше и мазанул корочкой.

— Что случилось.

— Вы сейчас принимаете?

— Мы работаем круглосуточно. Если пациент решил обратиться к нам ночью, то это его право. В случае необходимости, доктор будет в течении получаса.

— Вызывай своего директора. Он лучше разберется и не мешай. Сейчас надо будет проверить периметр. Ребята посмотрят где что установлено.

В холл вошли еще четверо и приступили к осмотру. Они тщательно исследовали помещение, заглядывая всюду, куда могла просунуться голова. Внезапно, сверкая проблесковым маячком ко входу клиники подкатила машина охранного агентства, с которым у клиники был заключен договор.

После недолгого разговора на улице, который Павел наблюдал на экране, еще не изъятого монитора, сотрудники агентства ретировались. На настроении пришельцев появление вооруженных людей не отразилось. Они довольно скоро закончили обследование и двинулись к выходу, унося аппаратуру видеонаблюдения.

— Могу я получить документы, на основании которых вы производили осмотр и изъяли материальные ценности.

— Нет.

— Подскажите, тогда куда за ними подъехать. Ведь мне надо оправдаться перед начальством.

— Сиди и не вякай. Твоя служба на сегодня закончилась. Считай себя свободным как сопля в полете. — Незамысловато пошутил громила, только смеяться не хотелось.

Буквально через несколько минут прибыл директор клиники, поднятый тревожным звонком из постели. Почтительно поздоровавшись с хамоватым налетчиком, он жестом отправил студента дожидаться его распоряжений.

Поднявшись на второй этаж, Паша с бешенством наблюдал за машинами, отъезжающими от бордюра. Вот так. Приехали, плюнули в душу и уехали, оставив с комплексом неполноценности. Закон для быдла, эти небожители плевали на всех с высокой горы. Такие и вправду могли кастрировать не задумываясь. Как он их ненавидит. Грязные исполнители преступной воли.

Через десять минут поднялся директор. Он испуганно теребил пуговицу на пиджаке и слегка заикался.

— Значит так, Паша, можешь быть свободен. Вроде метро еще ходит. Если у тебя еще есть дежурства на этой неделе, то скорее всего надо будет ехать в другую клинику. Позвони старшей, узнай, как изменился график.

Судьба Шатова сделала крутой поворот. Он до сих пор находился в шоке от того кошмара который настиг его спустя почти шестнадцать лет после рождения. Еще вчера все было отлично. Он вырвался из тисков смерти и нищеты и потихонечку обустраивал свою жизнь. Была у него и любимая девушка, были и подружки, к которым он испытывал искреннюю симпатию. Балансировка на краю этого блистательного многоугольника добавляла остроты в его уже успевшую устояться жизнь. Остаться, значило поставить их под удар. Прямо сейчас он отправит всем знакомым сообщения, что пришлось срочно уехать, а там как выйдет.

Глава 8

Легкий листочек, подхваченный воздушным потоком летел по направлению к воде. Бумажным змеем он то поднимался, то опускался, подчиняясь играющему с ним вихрю. Кружась и переворачиваясь, покорный воздушным струям, освободившийся от своих оков, беглец направлялся прямиком к бурной реке.

Дурная, дождливая погода, продолжавшаяся почти месяц менялась. Неожиданно подувший ночью сухой нежный ветерок к утру усилился и сменился на резкий и порывистый. Ветер еще терпимый возле самой земли, выше превращался в настоящий ураган. Вершины деревьев угрожающе гнулись и жалобно шумели. Вдали послышался громкий треск падающих стволов.

Языки догорающего на стоянке костра то затухали, то вспыхивая с новой силой озаряли предрассветные сумерки. Лес стеснился вокруг, словно барьером окружая небольшую поляну.

Одинокий турист корил себя за невнимательность и бежал за вырвавшейся из рук запиской. Юношу в кожаных офицерских сапогах и ватнике звали Павлик. На голове его была смешная вязаная шапочка, на боку висел небольшой туристический топорик. Настоящие имя и фамилию: Павел Шатов, никто из часто меняющихся дальнобойщиков подвозивших автостопщика так и не узнал. Сейчас его целью была бесценная информация, расставаться с которой никак не входило в его планы. Координаты, а именно они был на листочке, он не хотел показывать никому.

Река уже вышла из берегов и подбиралась к палатке настолько стремительно, что казалось будто выше по течению прорвало плотину. Льющие в верховьях дожди уже послужили частичному затоплению луга, а теперь паводок только набирал небывалую силу. По стремнине неслись захваченные сучья, листья, и мелкий мусор. Вчера казалось, что переноса лагеря удастся избежать, ведь до кромки воды было очень прилично. Сейчас стало очевидно, что водная поверхность быстро захватывает все большую территорию и не намерена останавливаться.

Шатов задержался у бережка в первое мгновение испугавшись промокнуть, но увидев, что записку понесло к стремнине оставил сомнения и ринулся вперед. Вода серебряными брызгами разлетелась из-под ног сверкнув как рыбки в отблесках вдруг неожиданно вспыхнувшего костра. Уже с первыми шагами, Павел почувствовал необычный аромат, усиливающийся с каждым шагом.

Листок меж тем остановился в центре небольшого воздушного вихря и словно дразнясь, танцевал, исполняя замысловатые движения. Как раз под ним бурлил водоворот, круживший на месте.

Павел побежал быстрее, надеясь перехватить бумажку, пока она не устремилась дальше. Он видел, только цифры, подрагивающие в цепких лапках воздушных потоков. Еще мгновение и удалось ухватить дразнящегося беглеца за краешек. Но сделав следующий шаг, он наступил на скользкий камень, потерял равновесие и мгновенно с далеко слышным плеском упал в холодную воду. Как только опора ушла из-под ног, Павел оказался во власти беснующейся клокочущей силы которая потянула его в глубину. Собрав все силы ему удалось удержаться на поверхности, хотя его несколько раз перевернуло, а бурлившее течение не давало дышать.

От ударов о камни болело всё тело, в голове шумело. Павлик не плыл, а барахтался, разгребая руками бушующую воду из последних сил. И тут течение бросило его на скальный выступ перед входом неизвестно откуда взявшуюся пещеру. Спасаясь от так и не сумевшей справиться с ним стихии, Шатов сделал несколько шагов вглубь и только теперь осознал, что нашел то, что искал. Он до последнего мгновения сомневался. Слава богу, что в помещении было жарко.

Разместив кое как мокрую одежду на теплых полах, Павлик завалился на небольшое возвышение, похожее на кушетку и мгновенно заснул беспокойным сном. На грани пробуждения ему привиделся сон, который он в тот момент не отличал от реальности.

Исследовательская экспедиция заканчивала работу на окраине удаленной галактики. Поступили детальные данные от поисковых зондов. Были обследованы около тысячи звездных систем с планетами, где теоретически возможна жизнь на основе углерода. Пока результаты были неутешительными. Белковой жизни в этой части галактики найти почти не удалось.

Согласно данным предварительной разведки последней серии только на одной из планет, окружающих звезду с порядковым номером 1777 в плане экспедиции, искомая жизнь обнаружилась. После проведения дополнительной серии работ, данные подтвердились. К сожалению, сейчас это были исключительно простейшие формы, но ретроспективный анализ позволил предположить, что в прошлые периоды формы жизни могли быть более разнообразными. Для изучения этой гипотезы на поверхность отправлена опытная установка с возможностью погрузиться в прошлое. Потенциал модуля позволял практически сразу надеяться на получение информации. По прогнозам он должен был оставаясь на поверхности планеты запустить обратный ход времени на внешней оболочке и двинуться в пространстве вместе с объектом изучения. В заданное время расконсервироваться и приступить к выполнению задачи — продолжая движение наблюдать за изменениями, происходящими вокруг и передавать информацию в научный центр.

В планы исследований входил также ряд экспериментов по глубокому детальному исследованию и изменению находящиеся поблизости форм жизни. С этой целью модуль мог захватывать находящиеся поблизости биологические объекты, производить их модификацию, а также внедрение в генетический материал изменений, для улучшения потомства. Предполагалось стимулировать деятельность мозга, нервных узлов, повышать скорость проводимости нервных импульсов, изменять структуру клеток различных тканей, стимулировать размножение для быстрейшего распространения генных изменений в популяции.

Погружение модуля прошло штатно, но где-то в прошлом произошел сбой и связь установить не удалось. Эксперимент оказался неудачным. На этом экспедиция завершила работу в этом секторе галактики.

Казалось через мгновенье, Павел пришёл в себя и открыл глаза и запаниковал. Вокруг царила абсолютная темнота. К счастью через некоторое время страшная пелена спала, и он увидел проблески слабого света. Преодолевая накатившую слабость он оделся в уже сухую одежду и двинулся к выходу. Стоило ему выйти, как проход за его спиной сомкнулся, словно его и не было.

Вот тут то Павел и помянул добрым словом инструктора, написавшего, что у настоящего путешественника всегда должен быть с собой набор для выживания, в какой бы он одежде не отправился в тайгу. Сейчас все выглядит как зимой. Наплевать на цифры на календаре. Значит и вести себя надо как зимой. Без огня ему не пережить пару дней дороги до ближайшего жилья. Отсутствие снаряжения, оружия и крыши над головой диктовало правила поведения. Если летом, можно существовать на подножном корме пару месяцев, то сейчас у него в запасе дня три, если не ударит настоящий мороз или раньше не кончаться силы. Именно для этой ситуации предусмотрен неприкосновенный запас. Пришло его время. В зашитом внутреннем кармане ватника Павел держал семь охотничьих спичек, семь подушечек, плитку черного шоколада, семь длинных гвоздей, складной нож и крепкую веревку уложенные в плоскую, полукруглую металлическую коробку.

Костерок удалось развести между разлапистой елью и огромным пнем. Первым делом пришлось вырыть яму до земли. Снега было немного — с полметра, но копать голыми руками пришлось почти час. Собрать сухие ветки для костра удалось быстрее. Зато благодаря хитрым очень толстым спичкам, огонь занялся сразу. Теперь, пока горит огонь, превращая сухие сучья в угли, надо добыть пару коротеньких бревнышек для нодьи. В то время, когда руки делали тяжелую работу, Павел планировал дальнейшие шаги: — «К сожалению, нет ни запасной одежды, ни спальника. В лесу предстоит провести две ночи. Одну ночь здесь, в Зачарованной балке, а вторую в тайге, если идти в поселок вниз по течению. Ближе поселений в округе нет. Надо идти и надеяться, что поселок сейчас существует. Торопиться тоже нельзя. Если повредить ногу или руку, то шансов добраться до жилья может не остаться вовсе. Суетливость смертельно опасна. Пусть будет долго и сложно, зато надежно». Как бы сейчас пригодился подарок, который он сделал Владимиру Васильевичу, усмехнулся Павел. Вся надежда не на химию, а что легкий туристический топорик осилит промерзшие стволы. Пока нодья будет разгораться, надо сделать снегоступы, и завтра на рассвете отправиться в путь

Глава 1

Мы лишь одно из бесчисленных отражений мирозданья. Человек живет на своей крохотной планете почти не представляя, что творится чуть дальше от порога его дома. Он совсем не пересекается с обитателями других пространств и измерений полагая, что единственен и неповторим. Правда в том, что, даже, внутри этого крохотного по сравнению со вселенной мирка, одновременно существуют несколько абсолютно независимых жизненных потоков. Одни текут гордо, ни с кем не пересекаясь, какие-то сливаются вместе или разделяются вновь. Можно оказавшись в одном из них плыть, повинуясь судьбе, а можно барахтаться, пытаясь выбраться. Только немногим дано скользить по их поверхности, не боясь быть захваченным непрерывным движением. Для живущих внутри потоков это целые галактики, со своими уникальными законами, окруженные незримыми, прочными границами. Они возникают и рушатся без остановок, зачастую, погребая под своими обломками незадачливых обитателей, причем мир людей в свою очередь лишь отражение того, что происходит во всей живой природе планеты. Все как на железной дороге. Одни мчатся вперед, другие стоят на станции, а третьи и вовсе отправились в обратную сторону. Кто прав? Рельсы сбегаются и разбегаются.

Вот какие «умные» мысли бродили в голове юной сестрички, когда она смотрела на пробегающие мимо полустанки. Сейчас ее космос состоял из десяти вагонов. Штабной, с операционной и перевязочной, вагон хоз. служб с аптекой, кригеровские для тяжело и жесткие вагоны для легкораненых. В этот раз к поезду подцепили пять дополнительных вагонов с лендлизовским грузом для столичных больниц.

Санитарный поезд медленно двинулся по уже знакомому всей многочисленной бригаде маршруту с востока на запад. С минуты на минуту должна была начаться погрузка на центральном вокзале, а затем домой, в столицу.

Закончились долгие военные годы, оставившие ужасные воспоминания первых страшных неустроенных месяцев, тяжело прошедший первый год, когда стресс заставлял работать без устали на износ. Затем долгая суета и неорганизованность. Быт за эти годы вполне обустроился. Экипаж привык, что после авралов по доставке раненных до госпиталей, когда приходилось не спать ночами, постоянно находиться в напряжении, а порой и засыпать за хирургическим столом приведется месяцами двигаться в сторону удаляющегося фронта и маяться от безделья. Вроде, обжились, втянулись. Как-то незаметно обзавелись живностью, научились экономить продукты, медикаменты, употреблять внутрь эфир и спирт. Желающие попасть на фронт покинули бригаду еще в сорок первом, а оставшиеся благодарили бога, что дал им возможность остаться в живых. Находясь близко от передовой и попадая под бомбовые удары, особенно остро ощущаешь насколько хрупка человеческая жизнь.

Удача повернулась лицом к начальнику поезда, когда специализированный госпиталь на колесах перестали посылать близко к фронту, а раненных перегружали из летучек, которые и мотались на передовую.

Отшумели праздники побед сначала над Западом, затем над Востоком надо было переворачивать страницу. «Великий Рим», под гордым именем санитарный тыловой поезд Љ…, с грохотом колес, прекращал свой путь, но басилевс готовился к созданию новой империи.

После длительного ремонта в депо, продолжавшегося четыре месяца состав наконец принял относительно благопристойный вид. Внутри царила «чистота и порядок», постельное белье впервые за последние пару лет можно было с натяжкой назвать более белым, чем серым, запах перестал напоминать смрад перемешанного пота, крови, гноя и лекарств. Пахло просто хозяйственным мылом и слежавшимися матрацами, несмотря на безостановочное мытье полов, протирку стекол, перетряхивание белья.

Теперь все. Погрузка и рейс через всю страну.

Взаимоотношения в коллективе за эти годы сложились своеобразные, точнее, вертикально-индуистские. В касту непререкаемых жрецов входил начальник поезда, комиссар, старшая и операционная сестры фармацевт и завхоз. Слово их — закон. Жизнь и судьба каждого покорно трепетала в их руках. Одним росчерком пера они могли «казнить и миловать». Неугодные и непокорные испытали это на собственной шкуре. Под аккомпанемент решений общих собраний они отправлялись кто проосто на фронт, а кто и в штрафники.

Вторая каста-средний медперсонал. Сплоченная в травле изгоев и разобщенная как всякий женский коллектив. Жизнь здесь бурлила более всего. Конфликты были громкие, а происшествия, относящиеся к весовой категории украденной наволочки раздувались до мегагалактических масштабов.

Третья — санитары и технический персонал во главе с паровозной бригадой. Жизнь этой группы была вне медицинских рамок и текла несколько обособленно. В тихих уголках при молчаливом согласии руководства проходили, как сказали бы сухим языком протоколов, распитие спиртных напитков, игра в карты на деньги и мелкие хищения казённого имущества.

Была и своя низшая каста общаться с представителями которой допускалось только по делу. Неприкасаемые — временно реабилитированные враги справедливой власти, пожелавшие своей кровью искупить вину перед народом: Ординатор, с весьма сомнительным дворянским прошлым, даже своим ухоженным вешним видом, напоминал старорежимную сволочь. Два сухоньких фельдшера из лагерной больницы приданные в усиление. Оба были какими-то медицинскими светилами в прошлом, но шпионили на мировую буржуазию. Была бы возможность так и вовсе бы не появились они в поезде, но только на этих подозрительных лицах держалась вся лечебная работа и писанина. В свободное время неприкасаемые общались почти исключительно между собой, ели и спали отдельно от всех остальных. Была в них, и особая необходимость именно у начальника поезда, о которой знали немногие. Основываясь на результатах работы за годы войны они должны были подготовить ряд статей для медицинских журналов и «помочь» написать диссертацию. За их содействие Александр Сергеевич, а именно так звали начальника поезда обещал устроить всех троих в приличные клиники.

Любаша, уткнувшись носом в стекло продолжала вспоминать о том, что же привело ее сюда, в этот госпиталь, как она оказалась в этом мирке. Еще меньше года назад она сидела за школьной партой в десятом классе и мечтала поступить в медицинский.

Последний звонок гремел заполняя все помещение школы. Для десятого класса он действительно был самым последним, ведь позади остались все выпускные экзамены и этот дребезжащий звук для них дали специально, чтобы выпускницы постарались запомнить его. Девчонки подняли невообразимый гвалт, которого не позволяли себе все эти годы. Людмила Сергеевна, обычно воплощение строгости, в этот раз не сделала даже попытки унять учениц. Просто подождав, когда шум сам собой пойдет на спад, она громко произнесла:

— Дети, я хочу в последний раз обратиться к вам именно так. У меня в руках ваши аттестаты с оценками. Все их знают. Напомню, что постановлением наш родной и любимый совет утвердил «Положение о золотой и серебряной медалях», дающих право поступать в любые вузы страны без вступительных экзаменов. У нас таких трое. Самой медали пока нет, но как только они появляться мы сообщим. Теперь подходите ко мне по одному, как только я назову вашу фамилию.

Все по очереди брали свои аттестаты, спокойно выходили из класса и тут же стремительно летели вниз навстречу лету и взрослой жизни.

Люба поднялась и бросила последний взгляд на свой класс и пошла к столу учительницы. Семнадцатилетняя девушка была прелестна. Прекрасные карие глаза, губы алого цвета, свежая как будто светящаяся изнутри нежная кожа. Жаль, что мешковатый свитер не давал полного представления о фигуре. Барышня напоминала чуть начавший раскрываться под яркими весенними лучами пока еще строгий и зажатый бутон.

— Поздравляю с получением золотой медали. Ты отлично училась, и я с удовольствием тебе ее вручу. — На этот раз педагог действительно говорила от души.

— Спасибо, Людмила Сергеевна. — Девушка заученно потупила глазки как иногда делают привлекательные, и немножко плутоватые девушки, с милым личиком и стройными ножками.

Вечером у Любаши собрались три ее школьные подруги. За большим обеденным столом расположились только представительницы прекрасной половины человечества. Война принесла тяжелые последствия для их семей. Даже папины служебные пайки стали плохи. Хорошо хоть Елисеевский выручал.

Собрать «приличный» ужин удалось только вскладчину, но зато все было как до войны. Стол украшали редкие для военного времени деликатесы и бутылочка элитного вина. Когда выпускницы разлили божественный напиток по бокалам, старшее поколение в лице мамы переместилось в другую комнату.

Вечер удался, все были довольны и посмеялись вволю вспоминая веселые моменты и обсудили будущее, но гвоздем вечера стала Галина.

— Представляете, сижу в парке на скамеечке, готовлюсь к экзаменам, тут подходит он. Высокий красивый морской офицер. Форма необычная, но видно, что морская. Я аж обомлела. Тут он начинает говорить, а я ничего не понимаю, только глазами хлопаю. Оказалось, что он из аппарата военно-морского атташе союзника, только по-русски говорит с таким акцентом, что понять трудно. Тут уж я себя показала, английский мы в школе, как выяснилось, не зря изучали, так и поговорили на тарабарском. Мы с ним уже три раза виделись. Он меня и в театр, и в кино водил, а в четверг на следующей неделе у них прием будет. Так мне еще три пригласительных для подруг досталось. Том обещал, что там будет шикарный банкет с шампанским и танцы. Пойдете?

— Конечно, все вместе. — Хором воскликнули приятно удивленные подружки.

— Ой, как здорово. — Захлопала в ладоши Вера.

— Только родителям я пока ничего не говорила. — Отчего-то опечалилась Галка.

— Так и не говори. — Ударила по столу кулачком Люба. — Если узнают, точно не пустят. Скажут, что маленькие еще.

О событиях, происходивших в соседней комнате, молоденькая хозяйка могла бы догадываться, если бы потрудилась подумать и представить последствия. Пока за столом продолжалась беседа, в соседней комнате началась тихая истерика. Мать Любаши, Юлия Емельяновна, металась не зная, что делать. Если пустить все на самотек, то молоденькая глупышка может и впрямь пойти на это смертельно — опасное для всей семьи мероприятие. Объяснить ей ничего не выйдет. Дожив до окончания школы, Люба никак не понимала различия между словами, несущимися из радиоприемника и реальностью. Верила, тому, что говорят в школе, пишут в газетах. Переубедить ее в один миг не стоило и пытаться. Слишком упертая, да и возраст такой… Просто назло можно сделать шаги о которых придётся жалеть всю оставшуюся жизнь. Как сказать, что сегодняшние союзники завтра станут врагами, а за дружбу с ними одна дорога и хорошо, если в Сибирь.

Завидев входящего мужа, несчастная мать рухнула на широкое кресло, выставив напоказ свое заплаканное лицо.

— Моя несчастная дочь лишилась рассудка, — казалась Юлия Емельяновна продолжала внутренний монолог, хотя ее слова и предназначались только что вошедшему супругу. — Как глупы эти юные создания. Абсолютно беспомощны с практической точки зрения.

— Геннадий Викторович был весьма обеспокоен, не обнаружив в положенное время на своем рабочем столе в кабинете свежей газеты и любимого кофе с молоком и двумя ложечками сахара. Выглядел служитель торгпредства совершенно никак. Был он ни низок ни высок. Самого среднего роста. Ни толст, ни худощав. Плотен в самую меру. Ни молод, ни стар. В самом расцвете лет. Глуповатое выражение на лице, обезопасило его от превратностей судьбы и интриг коллег. Жизнь вознесла на гребень человека внешне несамостоятельного, а потому весьма удобного для руководства. Такой не подведет. Зачем лишние раздумья и терзанья. Как скажет начальство, так и надобно поступать. Подписать — подпишем. Отклонить — отклоним.

— Появился, отец? Не поздно? — Взбешенная женщина коршуном налетела на ничего не понимающего дипломата.

— Что случилось, Юленька, — совсем опешил обычно обласкиваемый женой «добытчик».

— Любка, мерзавка, всех нас подвести под монастырь хочет, что делать будем. — Страдающим голосом спросила придавленная горем женщина.

— Еще только хочет. Ну это вовсе не беда — Геннадий Викторович еще не ощутил всю глубину трагедии.

— Так это и на тебе отразиться может. — Юлия Владимировна начиная истерику не замечала, что даже не ввела собеседника в курс дела. Молчишь, родной. Посоветуй.

— Ирке звони. Она у вас в семье самая умная. Специалист по бабьему вопросу. В момент все женские дела решит. Пусть присоветует, а я пока пойду стопочку приму, да за свежей газеткой схожу. Что-то холодно. Как одеваться. Ну не поймешь эту погоду. То жарко, то холодно. Часика через четыре вернусь, пожалуй.

— Иди, — махнула рукой Юля, а про себя подумала, — Толку от тебя. Даже не изменил ни разу, при его то должности. Ну до чего дурак. Придется и вправду сестренку привлекать.

На счастье, сестра, которая родилась уже очень хваткой и деятельной, сейчас должна была подойти. В отличие от Юли, она сама, так и не выйдя замуж в свои неполные тридцать, прекрасно устроилась в жизни и даже кое в чем помогала старшей. Вот и сейчас сестричка занималась загрузкой продуктами очередного санитарного поезда, отправлявшегося на запад. Сегодня занята она была только первую половину дня, а вечером, собиралась заскочить и поздравить выпускницу.

— Располагайся, Ира, — через полчаса сказала Юлия Емельяновна, тоном, который безуспешно пыталась сделать безмятежным. — Устраивайся поудобнее. — Закончила она уже замогильным голосом.

— Как дела? — Приподняв вопросительно бровь, поинтересовалась Ирина. — Вижу же, что проблемы у тебя. Давай делись, сестренка.

В комнате повисло напряженное молчание.

— Черт возьми. Ну что ты молчишь. Неужели все настолько плохо, что ты язык проглотила. — Вышла из себя Ирина, не любившая экивоков и предпочитавшая все говорить прямо.

— Еще пока ничего не случилось. — Театрально закатила глаза Юля.

— Дура, чего время тянешь. Я ведь тебя как никто знаю. Не строй из себя таинственную незнакомку, «Ах, я не знаю, как Вам открыться.» Правильно тебя в актрисы не взяли. С этакими закидонами только в ДК пищевиков роли третьего плана играть.

— Юля стоически промолчала, она знала, что прежде чем выслушать просьбу о помощи Ирка вдоволь покуражиться.

— Ну что, кто из вас обгадился, или вы что-нибудь новенькое придумали. Опять деньги нужны? Никогда не было и опять случилось? Твои грехи замазывать будем. Родственнички трах тибидох.

— Заткнись и послушай, — не выдержала Юля — тут дело семейное, так что и тебе может поплохеть. Может так статься, что все под петлей окажемся. Уверена, что уже вечером на нас сигнал поступить может.

— Понятно, дело серьезное, а теперь просто спокойно скажи, что случалось? — Ирина уселась в кресло и приготовилась внимательно слушать.

— Любашу пригласили на прием в иностранное посольство. Вот пригласительный. — Юля с ненавистью швырнула яркий билет на стол.

— Как он ей достался, неужели второй фронт лично вручил? — Ирина мгновенно осознала всю грандиозность возможных последствий для себя лично. Член семьи врагов народа! Всему конец. Сердце предательски затрепыхалось.

— Да нет, слава богу, просто подруга только что пригласила, а ей его заграничный кавалер передал, мол приходи с подругами, ничего не опасайся. — Юля рухнула в кресло и закрыла руками лицо.

— Значит все пока не так страшно. Ты точно уверена, что она лично ни с кем подозрительным не общалась. Если она просто приблизится к посольству или будет дальше общаться с этой подругой, то пиши пропало. Все можем оказаться без права переписки. — Ира уже мысленно перебирала варианты и не реагировала на «провинциальный театр» сестры. — Надо срочно что-то предпринять. Как бы не опоздать.

— Не успокаивай себя, уже прямо сейчас эту вечеринку можно истолковать как общение с пособниками врага или идеологическую диверсию. Да и эта дурочка может пообещать одно, а потом возьмет и попрется. — Юля специально сгущала краски, надеясь на более деятельную помощь, чем совет запереть дверь и никого не выпускать.

Сестры замолчали, обдумывая ситуацию. Дело обстояло чрезвычайно серьезно. Родина крайне не одобряла не санкционированного общения с иностранцами и если сейчас она сжав зубы смолчит, то уж точно не забудет и рано или поздно припомнит со всей пролетарской беспощадностью. Все это было так, только чувствовать себя бесправным ничтожеством это одно, а признаться в открытую — унизительно.

— Вечно за вас отдувайся — наконец произнесла Ира. — Пришедшая в голову идея показалась поистине гениальной. Не понятно, как она не додумалась до этого сразу.

— Ну, не томи! — воскликнула Юля, понявшая, что сестра нашла выход.

— Она ведь ходила у тебя на курсы подготовки медичек, да и в первый мед хочет поступать. Надо надавить на сострадание. Есть возможность устроить ее сестрой в санитарный поезд, который послезавтра уходит на Дальний Восток. Риска никакого, одни плюсы.

— Отлично, только еще Гену придется уговаривать. — Легко усмехнулась Юля.

— Так он что, не в курсе? — Удивилась собеседница.

— Да как-то не сказалось.

— Ира молча вышла. Она поражалась сестре так за много лет и не раскусившей истинного облика своего необычайно ловкого и пройдошистого супруга.

Глава 2

На погрузку приехали заранее. За крохотный пузырек разведенного спирта, старенький почтальон подрядился довезти до места сбора. Мысленно прощаясь с городом, приютившим, полюбившим и спасшим от смерти, Шатов, опираясь на палочку, тянул за собой тяжелый чемодан и периодически, поправлял висящий за спиной мешок. Вокзал выглядел весьма странно. Пассажиров было поразительно мало и только бегающие глаза железнодорожников, говорили о том, что им что-то известно. Подойти и как бы невзначай спросить, было и вовсе глупо. Оставалось молча наблюдать, ожидая подачи. Рядом с Шатовым происходило постоянное броуновское движение. То присел невзрачный мужичок с сонным выражением на бледном невыспавшемся лице. То остановился носильщик, поправляя огромную гору мешков, едва поместившуюся на тележку. То притулилась бабка держащая на коленях небольшой узелок, раздувший как мяч свои тряпичные бока. Посидев минуту, она вскочила и с удивительной для ее возраста прытью бросилась к кассам, куда мгновенно выстроилась очередь. Вокруг очереди как акулы сновали люди с помятыми физиономиями имеющие одинаково крысиное выражение на лице.

Раздался пронзительный гудок. Судя по звуку, состав вот-вот должен был подойти. Чуть проржавевшие во время долгой стоянки колеса издали последний, особо страшный визг. Лязганье сцепок прекратилось. Механизм остановился. За минуту до того пустой перрон молниеносно заполнился. Откуда только люди взялись. Погрузка раненых началась раньше времени. Это было очень странно. Покинув свое место, Паша двинулся вдоль окон зала. Вскоре нашлось удобное место для наблюдения за процессом заполнения вагонов. До официального начала регистрации остался час.

Погода испортилась. Низкая сплошная облачность где не было ни единого просвета наконец полностью накрыла город. С неба посыпалось что-то непонятное: то ли дождь, то ли мокрый снег. Назойливый ветер заставлял плотнее кутаться в одежду.

У локомотива образовалась организованная неразбериха. В этот момент царствовала старшая медсестра Мария Ивановна. Ей нравилась эта сутолока. Начальству тоже вполне подходил ее стиль работы. Не раз и не два ей удавалось сократить число погруженных и выявлять симулянтов. Вот и теперь, сопровождающие пациентов представители учреждений смотрели заискивающе, просили поместить своих протеже на хорошее место к умелой сестричке. Госпиталь на колесах принимал здесь раненых впервые, но выгружать приходилось уже не раз, и служащие больниц знали, чтобы лучше разместить особых пациентов необходимо заинтересовать и убедить именно Марию в важности этого человека. Наличие так называемого «офицерского» вагона с улучшенным уходом и питанием не являлось тайной от заинтересованных лиц. Да и практика такая сложилась повсеместно. Ведь не поместишь же ответственного работника рядом с быдлом. Приходилось создавать особые условия для наиболее достойных, но распространяться об этом не следовало. Тесная дружба Александра Сергеевича и Марии началась именно с создания этого особого отделения.

В таком вагоне было просторно и тепло. Там, где должно по распорядку размещаться двадцать человек размещали восемь. Уход обеспечивал свой пост, для которого были оборудованы отдельные помещения. Перевязки и уколы делала самая смазливая сестричка, а в санитарах служили два крепких парня. Один из приданных поезду фельдшеров с сомнительным профессорским прошлым должен был при транспортировке раненных находиться здесь постоянно. «Офицерский» жил своей особой жизнью. Располагаясь почти в голове поезда он оказался отделен от остального состава складом, аптекой, вагоном-кухней и штабом. «Пассажиры» в нем находились на особом режиме. Они могли свободно покидать вагон во время остановок, курить в тамбуре, есть в любое время, даже пользоваться душем.

В других «палатах» царил жесткий режим за несоблюдение которого могли и высадить. На этот раз в «офицерский» вагон, несмотря на просьбы никого лишнего не пускали. Вечером, когда предварительно рассматривали списки, поступившие из разных госпиталей туда было решено разместить необычную группу однофамильцев по списку НКВД и еще двоих полковников.

В движениях людей, окружавших санитарный поезд присутствовал, заметный опытному глазу, управляемый хаос. Погрузка на поезд проходила в рваном ритме. Мария Ивановна уверенно управлялась с потоком будущих пассажиров, которых надо было доставить к месту будущего лечения. В основном это были младшие офицеры, желавшие долечиваться поближе к месту жительства. Сверяясь с предварительным планом размещения, составленным на основании списков, полученных из учреждений она вела окончательную сортировку.

Павел смотрел из окошка на процесс распределения. Эта мымра могла все испортить своей педантичностью. Слишком придирчиво она относилась к расспросу каждого вновь прибывшего и на глазах у Шатова двоих, таки, отфутболила — к выпискам не прилагались рентгеновские снимки. Хотя у Павлика с документами было все прекрасно, но червячок сомнений грыз. Этакой скотине только дай повод — непременно придерется. Причину можно высосать из пальца. Например, костыли не той системы, или возраст. Несмотря на рост выше среднего, юное лицо выдавало. Скажет, например, — «Вы в каком полку служили? Здесь воинский эшелон, гражданских не берем». Словом, было бы желание. Надо подождать. Еще есть время. Ну не может же она стоять все время. Вдруг в туалет приспичит.

Мария Ивановна уже продрогла, но свой пост не перепоручала никому — наберут еще всякую шваль. Поток поступающих все не иссякал. До отправления оставалось часа два и примерно половина транспортируемых уже заняла свои места. В этот самый момент подошел неприметный человек и произнес кодовую фразу, которая сразу испортила настроение. Мария Ивановна, обязавшаяся сотрудничать с НКВД, очень этого не любила. Властную женщину ломали через колено, оставляя выбор между лагерем или ее полной покорностью. Внеплановые появления случались редко. Обычно дело ограничивалось вовремя поданным рапортом. Таких осведомителей в поезде было несколько и про кое — кого Мария догадывалась.

Ей представлялось, что где-то в высоких кабинетах умные люди, с усталыми, умными как у Ленина глазами, сверяют и сравнивают информацию, полученную из разных источников и пытаются найти недобросовестных. Себя она стукачом не считала, а представляла отважной разведчицей, окруженной шпионами. Правда Александр Сергеевич, вспомнившийся вдруг не к месту, врагом точно не был, но когда Мария уговаривала себя, наплевав на условности, ответить взаимностью на ухаживания женатого мужчины, она на первое место ставила служение Отечеству. «Чем ближе начальство, тем лучше для сбора информации», почти без усилий, убедила она сама себя.

— Тем временем сопровождающий с пакетом документов не умолкал. — Мария Ивановна, у меня список. В нем значится пять человек по фамилии Иванов. Потрудитесь обеспечить им должное размещение. — Тускло проговорил сотрудник.

— Конечно, размещу их всех рядом в особом кригеровском вагоне. — Окинула подошедшего брезгливым взглядом старшая. Фронтовики, к которым старшая себя относила, без любви относились к подобного рода тыловичкам, откровенно говоря даже ненавидели.

— Вы не поняли. Необходимо четыре купе подряд. Рядом с нормальным туалетом и душевой. Всех подозрительных ссадить. Время на подготовку — час. Ровно в 12 группа будет здесь и в ту же секунду отправление. Ясно? Исполнять. — НКВДшник со злостью наступил гордячке на ногу.

— Как же я выявлю неблагонадежных среди поступивших, и что с погрузкой раненых? — Из-за чрезвычайного волнения и невыполнимости приказа, Мария буквально заикаясь проблеяла свои вопросы. — Было не столько больно, сколько обидно. Ей опять грубо указали на ее место.

— Неблагонамеренных среди персонала, идиотка. Руководить погрузкой поручишь кому-нибудь другому, дура. Все должно идти как обычно, бестолковщина. Не справишься — посажу. — Особист буравил взглядом интеллигентскую сволочь. Сколько он таких вот умничающих барышень лично «под нож» пустил. Как сладко они сопротивляются, когда…

— Справиться могу только я, слишком мало времени на подготовку. Список ненадежных надеюсь у Вас с собой? Мария вопросительно выгнула бровь? Ах, нет. Ну тогда может попадет кто и лишний. Все под Вашу ответственность. Так в раппорте и укажу. — Бросила небрежно Мария Ивановна. — Вижу, Вы слабо подготовились к мероприятию. — Старшая уже определила слабое место обидчика.

— Сучка, — только и смог выдавить, неожиданно промокнувший мордой дерьмо, службист.

Павел смотрел за этой сценой издалека. Он видел, как в процессе разговора меняется женщина: недоуменные глаза, дрожащие губы, готовность расплакаться, попытка собраться и вновь холодное выражение лица. Закончив разговор, мымра подошла к вагону и запрыгнула на подножку.

События в штабном вагоне развивались стремительно, за считанные удары сердца разбросав людей и покорежив судьбы. Влетев, как фурия в тамбур, Мария Ивановна побежала к начальнику поезда. В коридоре стояла Люба, медсестра из «офицерского», которую Мария попросила подойти. Хотела дать дополнительные указания после прибытия «Ивановых», поскольку, для молоденькой девушки инструкции никогда не вредны. Про Любу старшей было известно совсем немного. Принял ее Александр Сергеевич по знакомству и попросил не трогать. Мария определила неопытную девушку в особый вагон из-за очень приятной внешности. Правда во время доставки раненых из зоны боев она здорово поднаторела. В тот раз офицерский вагон оказался загружен особо тяжелыми, но девочка еще совсем не знала, что возить легких — принципиально другая работа, не то, что ухаживать за лежачими. Этот аспект старшая сестра и хотела обсудить. Видать не судьба, не до того.

— Быстро беги к первому вагону встречай прибывающих. — Любаша слушала и кивала головой как на уроке. — Первых разместишь у себя, потом, если я не вернусь, посылай к восьмому. Вот тебе списки, отметишь прибывших. Давай шевелись, только торопиться с оформлением не надо. Постой, подумай подольше.

Больше задержек не было, и старшая без стука вошла к начальнику.

— Беда, Саша. Мы в сложном положении. — Она метнула из-под ресниц встревоженный взгляд — в нашем поезде поедет какой-то большой начальник с охраной. Надо подготовить место. Хотят занять четыре купе в штабном вагоне и заблокировать проход.

— Никто не назвал бы Александра Сергеевича нерешительным человеком или глупцом. Подлецом, тщеславным, да, но это из-за слабости искать выгоду для себя в каждом деле. Так и сейчас он, почуяв почти неуловимый запах возможной удачи, действовал решительно и неординарно.

— Сколько мы приняли? Сколько свободных мест? — Ничуть не переживая, задал он вопрос и подмигнул не на шутку встревоженной любовнице.

— Пока погрузили примерно половину от списка. Разбросала по всем вагонам. — Глядя на спокойного и веселого, как будда будущего майтрея, начальника, успокоилась и старшая.

— Быстро останови погрузку. Брать в чине не ниже генеральского, шучу, никого не брать. Всех опоздавших-вон. Не успели и все дела. Мест больше нет. Штабной вагон освободить полностью. Все равно потом придется, так что лучше сразу. Где пять, там и десять. Судя по секретности могли занизить численность или не включить в список охрану. Я соберу вещи в течении пятнадцати минут. Присылай сюда санитаров со всех вагонов с коробками. Пусть сваливают барахло не глядя. Потом, на новом месте разберемся.

— Надо убрать неблагонадежных. — Тихо произнесла Мария Ивановна.

— Вот как? Тебе дали конкретные указания и полномочия? Сколько у нас таких кроме тех, о ком все знают? — Приподнялся в волнении начальник.

— Список не дали. — Старшая сама удивилась появившимся возможностям.

— Плохо, если что случиться, мы среди крайних, хотя так и так придется пройти по краю. — Александр призадумался. — Гоним всех. Если все пройдет благополучно, никто не придерется. Можно изловчиться и выкрутиться почти без потерь в работоспособности экипажа. Пусть напоследок поработают за троих. Кстати, за новичков, приданных к складским вагонам мы ведь тоже поручиться не сможем.

— Я уже об этом думала. Такой шанс. Пан или пропал. Если сейчас убрать ответственных без акта приема-передачи… Все ведь бумаги у нас… В спешке, с борта грузились… Внукам останется. — Сестра бессовестно врала, выдавая чужие мысли за свои.

— Значит решили. Убираем по максимуму. Троих докторишек, фармацевта, завхоза, операционную медсестру-всех. Посмотри среди своих. Может и там почистить. Чем больше ссадим, тем лучше. Хоть душа у меня нежная, но сейчас придется проявить строгость. Вот видишь, штабной вагон мы освободили. Все для блага Родины. — Чуть было не сорвался в привычное словоблудие недавно ставший партийным Александр Сергеевич. — Сами переберемся в жесткие.

— Что с нашим любимым комиссаром Самуилом? — Уже уходя, спросила подельница.

— Вот спасибо, напомнила, а то я совсем забыл о представителе бог избранного народа, среди народа богоносца. Этот пусть останется здесь, поживет вместе с непримиримыми борцами со злом. К нему в купе не входить тем более оно закрыто. Пусть с ним новоиспеченные МГБшники разбираются.

— Вроде все складывается — Мария бросила уважительный взгляд на начальника. — Лицо его уже не казалось спокойным, а приобрело жесткое выражение. — Какой же талантливый мерзавец, — отдала должное «голове» соучастница, застыв у открытой двери.

— Жизненный опыт мне подсказывает, что в таком путешествии не может обойтись без скандалов. — Словно говоря сам с собой, почти беззвучно произнес Александр.

— Будем надеяться, что обойдется. — Очень тихо подхватила «фронтовая подруга».

— Наоборот, хотелось бы, а чтобы они были, но не просочились наружу. — Удивившийся, что говорит вслух начальник продолжил уже громче. — Тогда нам придется принять надлежащие меры. Есть обстоятельства, которые указывают на то, что нам досталась доставка НКВДшного начальства на совещание в верхах. Им, я думаю, после переименования всем встретиться приспичило. Объяснить надо, что название другое, а реальное начальство старое. Ведь, поди, из всех лагов, со всех областей начальников на «секретное совещание» вызывают. Это сколько ж их одновременно стронулось, что даже санитарный поезд задействовать пришлось? Такие путешественники привыкли себя обычно ни в чем не ограничивать.

— Ты прав. Я начала себя вести как неопытная дура. Решила свой характер показать. Не верный тон взять попыталась. Надо соблюдать правила игры. Ни в коем случае пока нельзя показать, что мы поняли с каким именно начальством имеем дело, иначе окажешься на обочине, упавшим с поезда во время движения.

— Вот еще. — Александр Сергеевич сжал руки в кулаки. — Мария, пойми хоть ты меня. Их бы и так ссадили, — говорил он больше для себя. — Не хочу брать грех на душу. Она и так… не очень. Приказываю, чтобы Елена Николаевна подготовила стандартные документы. Демобилизованы мол и все. Подъемные пусть выдаст. — Закончив говорить, Александр Сергеевич вытер выступивший холодный пот. Принять такое решение было ох как непросто. В нем рельефно смотрелся вызов, и все же, в сердце Саши, вдруг, вспыхнула ужасная жажда сделать нечто возвышенное и благородное. Может быть, единственный раз, перейдя через столько судеб и заставив себя забыть об этом, он решился на настоящий, как ему думалось, Поступок.

Мария Ивановна подошла, присела рядом и обняла начальника. Вот за такие, казалось бы, совсем не характерные для него решения, она его и полюбила.

— Ладно, Саша, все будет хорошо.

Шатов, приготовившийся к старту, нервно постукивал, предварительно вымазанными в саже пальцами по палочке. Вскоре, из вагона, куда нырнула мымра, появилась одевающаяся на ходу, девушка и, зажимая локтем норовящую выскользнуть картонную папку, подошла к локомотиву. В руках у нее появились серого цвета листки, по всей видимости, списки.

Пора на выход. Опираясь на палку и усиленно охая, Павел, вытирал грязными руками лицо и размазывал по нему пот. Еще несколько шагов. Тяжек путь к первому вагону, когда тащишь за собой чемодан. На единственную зрительницу спектакль не произвел никакого впечатления. Возможно даже она его и не заметила. «Для кого стараюсь?» — подумал Шатов, поправляя с трудом наложенные бинты, скрывавшие большую часть лба.

Встречающая девушка, в надвинутой на глаза шапке — ушанке и длинной красноармейской шинели спросила фамилию, сверилась со своим списком, взяла, не читая, документы и направила в третий вагон. Идти пришлось совсем недалеко. Дальше на перроне кучками стояли люди и обходить их было-бы совсем некстати.

Около третьего вагона скучал одинокий парень лет двадцати пяти. Судя по всему, он был призван из дурдома, настолько дебильным лицом его наградила природа. Мед работник переминался с ноги на ногу и посматривал по сторонам, бессмысленно улыбаясь.

— Добрый день, меня сюда направили. — Сомневаясь, что его поймут, произнес Павлик.

— Точно? Давай сопроводиловку. — санитар посмотрел на бумажку. — Все верно. — и набрав в грудь воздуха, пронзительным бабьим голосом, тонко закричал. — Махмуд, помогать!

Из тамбура выпрыгнул здоровенный мужик. Как пушинку подхватил Шатова вместе с чемоданом. Одним движением отправил их внутрь. Потом не останавливаясь тем же манером доставил в вагон безобразно заверещавшего дебила.

— Ну что за непонятливый «чурка», махая вслед злобно ухмыляющемуся мужику ворчал встречающий, осторожно опускаясь по ступенькам.

— На седьмое место. — раздалось в вдогонку, уже с перрона.

В вагоне было тепло, после холодной улицы, казалось, даже жарко. Никакого противного больничного запаха не было и в помине, зато имелись чисто помытые окна и свежее накрахмаленное белье. Картина складывалась совершенно нереальная.

Заняты оказались две нижние койки с одной стороны вагона. Седьмое место находилось в этом же ряду. Павел разделся, снял валенки, сел на кровать и стал наблюдать за вокзальной суетой. Звуки сквозь двойные рамы проникали с трудом и приходилось смотреть на разворачивавшееся немое кино. Девушку, которая принимала у него документы, уже успел сменить, видимо, родной брат Махмуда, такой-же крепкий и чернявый. Сейчас рядом с ним стоял старый знакомый Шатова — Санитар, в грязном халате, который мог назваться белым, видимо, только в момент рождения, надетом поверх ватника. Судя по взмахам рук, он пытался всучить пачку сопроводиловок. Дитя юга горделиво отмахивался от него как от назойливой мухи. Санитар вновь начинал шевелить губами, даже показал деньги. Горный орел схватил красивые бумажки, как обычная среднеполосная ворона, увидевшая что-то блестящее и удалился. Санитар, улыбаясь, остался ждать с документами в руках. Часть продолжения была с озвучкой. Парень, стоявший у локомотива вновь издал свой победный крик, который беспрепятственно достиг ушей Павла: — «Махмуд, Бахтияр зовет». Дальше сцена перешла вновь в беззвучный режим. Махмуд действовал быстро и решительно. Подошел к просителю, вновь начавшему шевелить губами и неожиданно нанес несколько сокрушительных ударов в корпус. Санитар скукожился и свалившись сжался подтянув ноги к груди. Как из — под земли выросли два милиционера, но набросились почему — то не на обидчика-Махмуда, а на пострадавшего. Подняв его на ноги засунули за пазуху вываленные в грязи исписанные листы и тычками отогнали подальше от поезда. Замахав руками, победитель подозвал давешнего орла и отвесил ему звонкий подзатыльник, звук от которого тоже проник внутрь вагона, удалился причем вовсе не казался довольным, а выглядел как выполнивший тяжкую обязанность тренер. Остальные просители столь-же безжалостно изгонялись, быстро постигшим нехитрую науку Бахтияром, а около вагонов наступило оживление стали перетаскивать коробки из вагона в вагон, забегали засуетились женщины с ведрами и тряпками. Беготня продолжалась минут пятнадцать, а потом поезд стал исторгать из себя поникшие, кое-как, наспех одетые фигуры, постепенно собиравшиеся группкой в отдалении. Первым вышел седой человек без шапки, напоминающий доктора Айболита. Через несколько минут к нему присоединились два похожих друг на друга сухоньких старичка. Потом одна за одной потянулись плачущие женщины, среди которых затерялся одетый в ватник толстый мужик. Так постепенно собралось человек пятнадцать. Дюжие санитары приволокли и поставили рядом с ними на снег несколько узлов и коробок. Потом, гордо вышагивая к группе подошла мымра и стала шевелить губами. Чем дольше это продолжалось, тем все ниже опускались плечи фигур. В завершение своего выступления, обличительница бухнула на ящик стопку каких-то бумаг и попыталась удалиться. Представление закончилось совсем плохо. К попытавшейся уйти мымре на коленях бросились несколько женщин и стали хватать ее за руки. Безрезультатно. Вскоре подошел, судя по форме, дежурный по вокзалу и отогнал просительниц.

Молодой человек прислонился лбом к окну. Сцепки лязгнули, заскрипели колеса. Поезд тронулся. В путь.

Вся пробежавшая перед глазами немая картина оставила тягостное впечатление. Трагедия была обыденна и потому страшна. На что обречены оставленные? Что ждет людей, которых вышвырнули на улицу в чужом городе? Будет у них второй шанс? На большинство вопросов были плохие ответы.

Как можно творить такое безумство? Что случилось с людьми? Что можно сделать? Множество страшных видений, страданий далеких и близких, мучений разных эпох и народов внезапно встало перед его внутренним взором. От безысходности у Шатова заболела голова и он решил просто полежать и попытаться ни о чем не думать. Расслабившись Шатов положил голову на подушку. Гонка последних дней так вымотала его, что он не заметил, как заснул.

Глава 3

— Беда — попасть в поганую компанию, — думала в этот момент Люба, смотревшая из соседнего окна — Затянет в нее и все, считай пропал. Девушка медленно отпила чай и скрестила ножки. В душе осталась щемящая неловкость и обида на все происходящее. Ведь за месяцы, проведенные в совместной работе с изгнанными докторами, она прониклась восхищением их неподдельной самоотверженностью и профессионализмом. Хоть было не принято делиться своими воспоминаниями, но она чувствовала какую непростую жизнь выдалось прожить этим людям и новая несправедливость. Хотелось выть от жестокости и бессмысленности происходящего. Ради чего? Зачем? Почему? От собственного бессилия она разревелась. Даже пожаловаться некому. Не так поймут. Объявят еще пособницей. Старшая была мастерицей перевернуть все с ног наголову. Девкам все равно. Дуры они тут все, бестолковые, не понимают ее тонкой душевной организации. От жалости к себе захотелось плакать еще сильнее. Скорее бы к маме.

Просыпался Шатов толчками. Поезд, погромыхивая на стыках и стрелках, неуверенно набирал ход. Под стук колес и покачивание вагона спать пока непривычно. Движение ровное, плавное изредка прерывалось неприятными вздрагиваниями. Давала себя знать особая конструкция кригеровского вагона, предназначенного для транспортировки тяжелых больных и скрадывающая мелкие стыки. Паша, находясь между сном и явью на секунду перестал понимать, чего он больше хочет. Чтобы события последних дней оказались выдуманными или реальными. Не было никакого страха, осталась только надежда, что все произошедшее с ним не плод воображения, а реальность. «Жить становится все интереснее» — убеждал он себя.

Определенность наступила только когда он открыл глаза и осмотрелся. Ни что не дрогнуло в его душе, видимо чересчур вымотался за последние дни, чтобы проявлять яркие эмоции. Ох хорошо. Насладиться покоем не удалось. Улыбка счастья вышла кривоватенькая, когда Павел заметил, что его окончательно разбудило.

Приближался обход. Возглавлял группу высокий, широкоплечий мужчина с изрытым оспинами лицом, одетый в плохо сидящий белый халат. Грубые, потрескавшиеся руки с больными ногтями сразу дали понять Шатову, что главным в обходе совсем не медик. Врач, человек интеллигентный и грамотный не допустит на рабочем месте такого состояния своего инструмента — кистей. Сопровождали «врача» Мымра, о которой Павел составил мнение, посмотрев немую сцену, и прелестная девушка, в которой мнимый больной с трудом узнал вчерашнего диспетчера.

Навострив уши, Шатов услышал, как Мымра начала докладывать перед началом обхода.

— Пациентов на данный момент трое. В вагоне следует одна медсестра. Санитары за ненадобностью переведены. Будем смотреть только ходячих?

— Не задавайте вопросов. Осмотрим и опросим всех. — Строго, игнорируя игривый тон, поставил всех на место мужик.

— Вот кстати… не угодно ли Вам будет взглянуть — сказала Мымра. — Павел Шатов шестнадцать лет, неправильно сросшийся трехлодыжечный перелом правого голеностопного сустава с подвывихом стопы. В анамнезе тяжелое сотрясение головного мозга. Направлен госпиталем для оперативного лечения в институт травматологии и ортопедии.

Вот и начинается то, чего так хотел избежать Шатов. Настоящая проверка. Пришло время премьеры. Если до сих пор он был «самим собой» — начитанным мальчиком из старорежимной интеллигентной семьи, войной заброшенным в другой город, то теперь, в соответствии с документами, он — воспитанник детского дома, в котором провел почти все время с начала войны. Слава богу, что у него был объект для подражания — весельчак с топором, старина Робин Гуд. Теперь следовало соблюдая специфический темпо-ритм речи продемонстрировать явно недостаточно наработанный навык поведения. Ведь, наверняка, в голове НКВДшника сидит двигательно-речевой штамп, присущий этой группе. Если Шатов выпадет из образа, все «финита ля комедия».

Дальше в разговор включился мужчина, совершенно не интересовавшийся медицинским аспектом пребывания больного на койке.

— Я тебя убедительно прошу четко отвечать на мои вопросы. — Сотрудник без интереса отбывал номер. — Откуда родом?

— Так это. — Бегающие глаза Павлика никак не желали останавливаться на строгом лице сотрудника. — Мамка родила. В столице, стало быть. Вот.

— Свой домашний адрес помнишь? — в его голосе явственно присутствовали скучающие нотки, звучавшие лучше любой похвалы.

— Как не помнить. Затвердил, не выбьешь. Липовая дом 22 квартира 24. — Павел старался как можно сильнее вжаться в спинку и подальше отодвинуться от «доктора».

— Как оказался здесь? — Уже привычно, как на родной «контингент» грубо прикрикнул сотрудник, сам выпавший из образа «медика».

— Эвакуировали вместе с матерью. Когда она умерла, определили в детский дом. — Сделав вид, что хочет заплакать, Шатов потянулся кулаком к глазам, но остановившись сделал глупое лицо будто решив, что слезы будут неважно смотреться на его уже почти взрослом лице.

— Ты в каком конкретно доме жил, напомни, как он выглядит. — Необычайно сладким голосом, вспомнив, что он «добрый» поинтересовался чекист.

— Вот на этот вопрос Шатов не знал ответа, но без промедления произнес, — Семь этажей. — Показав предварительно вымазанными руками целую гору. — Серый.

— Да мы соседи. У меня дом на Звонкой, знаешь такую улицу. — Почти не слушая ответ, особист смотрел вперед.

— Знаю. — Буркнул под нос мальчишка. Не зря Шатов подробно изучал план столицы.

— Как повредил ногу? — Уже почти закругляя разговор, вовсе, отвернулся сотрудник.

— Неудачно спрыгнул с крыши, когда от сторожа тикали. — Шатов испуганно прикрыл рот рукой.

— Да мы тут много кто из столицы, — встряла в разговор наивная Любаша, но поймав строгий взгляд мымры, замолчала.

— Вижу вы поладите, закончил разговор «врач», и все трое двинулись дальше. Только сделав несколько шагов, НКВДшник резко обернулся и погрозил мелкому воришке пальцем.

Все «мероприятие» уложилось в четверть часа, зато потом начался настоящий кошмар. Вошедшие молодцы с автоматами заблокировали выходы, а бригада из трех сотрудников приступила к форменному обыску. Перерыли все постельное белье и багаж, вскрыли подозрительные места, даже по потолку как мухи ползали. Хорошо, что искали только оружие и взрывчатку. Был бы приказ, могли и тайник с деньгами и документами в чемодане обнаружить.

Побледневший от напряжения Павел дождавшись окончания обыска, откинулся на подушку и заскрипел зубами. Он вдруг осознал, что жизнь вокруг него совершенно неправильная. За все это время он почти не видел тех гордых, прекрасных лиц сильных честных людей, которыми зачастую изображают предков. Где те герои, которые бескорыстно пекутся о народе, сочетающие силу духа и физическую мощь? Почему он пока не встретил ни одного убежденного борца за идею о всеобщем равенстве. Где хрестоматийные честные коммунисты. Может они наконец-то уже повстречаются на его пути или наоборот, если их нет рядом, значит в другом месте их переизбыток. Все эти мысли заставили спасавшийся от переутомления мозг погрузиться в состояние между сном и бодрствованием, находясь и котором, Шатов вновь и вновь вспоминал события последних дней, но это не могло продолжаться вечно и Павел, погрузился в беспокойный сон.

Проспал он непрерывно до утра следующего дня. Без малого сутки.

— Будешь завтракать? — Спросил Шатова голос с соседней койки. — слышно же, что проснулся.

— Да, уж…пожрать бы не мешало. — Павел заворочался и сел на койке, высунув из-под одеяла худые голые ноги. Демонстративно поковыряв в носу и тщательно осмотрев выуженное пальцем, он вызвал брезгливое отношение к себе у всех обитателей вагона.

— Это ты зря. Ноздрю просверлишь. Жизнь должна идти по уставу, а умываться с утра и приводить себя в порядок надо в отведенных для этого местах. — Голос, звучавший из-за стенки приобрел строевые интонации. — Позови сестричку, она обещала тебя накормить, как проснёшься, хотя я бы этого делать не стал, пока не умоешься. Грязный ведь как свинья. Все белье измазал, паскудник.

— Знаете, мне вдруг вот такой случай вспомнился. — Нагло прервал говорившего Шатов. — Повар из ресторана попал на фронт. Выдал ему старшина продукты, а тот спрашивает: — «Что делать если обед из этого дерьма не понравится?» а старшина отвечает: — «Оставить его на ужин», — так как там наш завтрак, съедобный? — Шатов решил до прояснения жить в рамках образа.

— Отличный завткрак. Яичница. — Раздался другой, более грубый голос, не допускавший возражений. — Не тебе шпана жаловаться. Как такого только к нам в вагон определили?

— Тогда может за знакомство по ложечке каши? — Совершенно не обидевшись, Павел достал из-под полки чемодан и выставил на стол так называемого малька и блестящие металлические стопочки. — Народу нас, смотрю немного, так что на всех хватит.

— Это дело. — Сосед скакавший на правой ноге устроился, напротив. — Мня зовут Дмитрий Сергеевич. Будем знакомы, а тебя — Павел. Правильно? Скажи-ка мне, дружок, откуда у тебя такой шикарный чемодан? Я же слышал, как особисты хмыкали пока в «твоем» бельишке рылись.

— Так Вы тоже заметили? Прям такие смешливые попались. Откуда говорят у тебя в чемодане карандаши, краски, женские обтягивающие трусы? Ясно ведь, в подарок тетке везу. Ну что тут смешного? Чего ржать? Мой это чемодан. Друзья перед отправкой подарили.

— Служба подчинила меня суровой дисциплине. — В голосе Дмитрия Сергеевича слышались стальные нотки. — Я привык, если нет нужды вставать и ложиться в положенное время и жить по уставу, собственно, как и мой отец. Офицерская честь для меня не пустой звук. Впрочем, от тебя это далеко и заниматься твоим воспитанием я не буду. Знаешь парень, если у нас что пропадет, прибью. Я после ранения не сдержан. Разбираться не буду. В твоих интересах самому все тут охранять.

— Прокурор просил полгода, а судья дал двадцать пять. У судьи ведь тоже нервы, мог и вовсе расстрелять. — Запел Шатов, вызвав невольные усмешки у соседей. — Так мы будем за знакомство?

— Не отвечая на вопрос, сосед со сноровкой, выдававшей немалый опыт нарезал складным ножом хлеб на ровные кусочки.

— Леонид Тимофеевич. — представился третий пассажир, — разрешите присоединиться к вашему застолью. — Он стал выкладывать свою снедь.

— Великолепно, на ресторанное разнообразие, конечно не тянет, но для знакомства в самый раз. — Дмитрий Сергеевич, видимо, как старший начальник взял руководство «столом» на себя. — Вот только не будет ли Любаша против нашего совещания? Или может ее пригласить к нашему столику?

— Спасибо, не надо, — крикнула из конца вагона сестричка, — Смотрите, только по чуть-чуть и не спаивайте ребенка.

— Ребенка? — Поперхнулся Леонид Тимофеевич. — Да это типичная шпана. Ворье. Даже на посадке чемодан умудрился спереть. Теперь пропивает.

— За это стоит выпить. — Поддержал неугомонный Шатов.

Стопочки опустились на импровизированный столик и потекла неспешная беседа между бывшими вояками, а Павел задумался о своем.

— Значит вы точно уверены, что нас с Вами со службы вышвырнут, Дмитрий Сергеевич?

— Это уж как пить дать. Документы в зубы и на вольные хлеба. Военное делопроизводство с бухгалтерией безжалостно. Сейчас таких как мы, только здоровых девать некуда, еще помяните мое слово, звания снижать будут. Так что нам самое время в нынешних чинах да на гражданку. Ходить, проситься на должность, не советую.

— Почему бы у старых сослуживцев и не попросить? За спрос денег не возьмут. — Леонид Тимофеевич возражал очень вяло, мысленно признавая правоту собеседника.

— Кто ж спорит. Денег не возьмут, но могут обнадежить и подвести. Лучше сразу рассчитывать только на себя.

— Тут соглашусь.

Бутылочка постепенно пустела не оказывая на бывалых собеседников ни малейшего влияния.

— Впрочем, если у Вас есть рука в штабе, то тогда может и устроитесь на непыльною должностишку.

— Да в том — то и беда. Никакой руки. Только награды, да раны, а с таким багажом далеко не уедешь.

Разговор сам собой увял, и собеседники погрузились в тягостные раздумья. За окнами мелькали деревья, затем поезд немного замедлил ход и подкатил к переезду. По обеим сторонам от дороги стояли сани, запряженные низкорослыми лошадками и, как будто пришелец из другого мира, одинокая полуторка. Люди радостно махали руками, бурно приветствуя пролетающую мимо «настоящую» жизнь.

— Вы кем были во время войны, Дмитрий Сергеевич. — Спросила в спину полковнику Любаша, устраиваясь за своим рабочим столом.

— Артиллеристом. — Ответил он, сам пересаживаясь на койку поближе.

— Так вы, наверное, училище заканчивали? — Девушке явно хотелось поговорить. Делать-то нечего.

— Точно. Еще до войны, по полной программе.

— Тогда вам преподавать надо. — У сестрички от пришедшей в голову идеи загорелись глаза.

— Да кто меня в военное училище возьмет, и там сокращения будут.

— Можно в школу или институт? Там наоборот набор идет. Сейчас столько всего нового открывается. Преподавателей не хватает. Особенно мужчин.

Собеседники так увлеклись разговором, что не заметили отсутствия Шатова, который отправился в исследовательскую экспедицию.

Дверь в соседний вагон была не заперта. На вошедшего без дозволения посетителя уставилась взъерошенная башка еще нестарой женщины.

— Заходь, не стесняйся. — Предложила хозяйка после приветственного кивка головой. — Я теперь здеся за старшего. Гришку-завхоза ссадили. Делиться, значится, как надо перестал. Сижу, вот, никак не прочту, что в этих книгах прописано. Уж слишком мелко. Помоги, теперь, поди, все грамотные.

— Не гожусь я, боюсь так читать и не выучился. — Шатов поковырявшись в ухе продолжил. — Болел я в детстве, головой. Никак наука в меня лезть не хотела. Так только, буковки с трудом узнаю.

— Ха-ха-ха. — Неожиданно звонко и молодо рассмеялась женщина. — Плюсуете, молодой человек, ох плюсуете. Нет в Вас настоящей достоверности. Вы образ играете, а не человека. Разве так, Вам стоять надо? Почему только челка чумазая да сальная, а затылок? Думал пару полос сажей провел и все? Кожа то вокруг чистая, будто грязи никогда и не видела. Хромаешь неравномерно, неестественно. Взгляд бегает, да не забитый. Все в чужие глаза мельком посмотреть норовишь. Короче средненько. Весьма посредственно, как сказали бы в раньшее время.

— Что-то не пойму я Вас, тетенька. — Не на шутку разволновался Шатов. Как не хотелось прибегать к крайним мерам, да, видать, придётся.

— Да Вы не волнуйтесь, юноша. Не надо меня топором, как старуху кого?

— Процентщицу, — вдруг рефлекторно и неожиданно даже для самого себя Павел озвучил продолжение вслух.

— Тридцать лет на сцене, еще чего-то да стоят. Должна прямо сказать. Гамлет будет тебе пока не под силу. Еще работать и работать. — Веселое настроение все не покидало артистку. — Хотя перспективы есть. Хочешь пару профессиональных советов? Молчи больше, да прячься в уголке. Ты свое уже отыграл. Раз поверили, все — теперь даже если изменишься, никто даже не заметит, правда для свежего взгляда надо будет пару этюдиков сыграть. Так что будьте любезны завтра с утра на репетицию. Побудите для начала Михаилом Синягиным.

— Образ, конечно, можно совершенствовать, главное, чтобы свободу не ограничили. — Павел, цепко оглядевшись, убедился, что они одни. — Разрешите представиться. — Павел Шатов. Круглый сирота. Следую для лечения в столицу.

— Елена Николаевна. — С улыбкой представилась женщина. — Сестра — хозяйка. Поступала в театр, а попала в этот вагон. Живу теперь под стук колес поезда. Жизнь здесь увлекательная, работа простая и перспективы умопомрачительные. Так что добро пожаловать. Рада встретить родственную душу.

— Знаете… Повстречал как-то Самуил Маршак Льва Кассиля. Заспорили они кого из них дети лучше знают. Вышли на улицу и спросили у школьников. — Скажите, знаете кто мы? — Те в ответ. — Конечно знаем — жиды. — Как бы нам с Вами теперь самим на свою голову беду не накликать.

— Не волнуйся, — подмигнула веселая дама. — Не до нас им теперь. У всех забот полон рот. Возвращаемся, теперь уже окончательно. Конец войне. Надо думать, как дальше жить. Вот ты куда едешь?

— Домой. У нас квартира была двухкомнатная, в новом доме. — Шатов похлопал рукой по карману с документами.

— Дай бог. Покажи-ка мне свои бумаги. — Женщина требовательно протянула руку. — Не бойся, не порву. Так, выписка из домовой книги. Квитанция об уплате до сорок восьмого года. Список мебели, оставленной в квартире. Сохранная расписка. Больше ничего нет?

— Так, вроде и так достаточно. — Неподдельно удивился Паша.

— Ничего не значат эти бумажки. — Тяжело вздохнула собеседница. — Родители твои погибли. Квартира государственная. Там уже давно кого-нибудь поселили. Мебель, скорее всего, давным — давно разворовали. Концов не найдешь, если даже управдом не поменялся. Так что лучше даже не надеяться. Максимум чего добьёшься сочувствия, а скорее всего, как появишься, управдом тебя постарается в милицию сдать. Там у них все схвачено, за все заплачено.

— Понятно, — произнес совсем не ожидавший чего — то подобного Шатов, — а если за денюжки?

— Расценки будьте любезны. Когда соседке помогала внучку записать наслушалась в очередях. Даже койку в неотапливаемом помещении трудно получить. Дадут только если на работу устроился. — Качала головой артистка.

— Так сколько стоит? — Не терпелось узнать Шатову. Общение с актрисой в миг вернуло вежливые манеры.

— Очень существенно. Даже жулику дорого. До нескольких десятков тысяч за отдельную комнатушку и только фронтовикам. Койка, конечно, бесплатно, но хорошая, в малонаселенной комнатке пять сотен будет стоить. С другой стороны, и подселить к себе непросто, да и знать надо к кому обратиться. Тут ведь и за спрос посадить могут. — Вновь непроизвольно погрузилась в образ актриса.

— Значит только демобилизованным. Похоже надо становиться солдатиком. — Шатов призадумался. Легенду надо будет менять.

— Так добровольцем я тебя мигом сделаю. Сию секунду солдатскую книжку со всеми отметками организую. У меня весь архив здесь. Все равно никто проверять не будет. Часть фактически расформировали. Я тут пока царь и бог, кто бы что себе не думал. Все печати и бланки есть. Даже и орден выправлю. — Раздухарилась канцеляристка. — Прямо со станции документы и отправим в наградной комитет. Получишь уже на гражданке в военкомате.

— Спасибо. — Шатов присел на койку и взял предложенный стакан «чая». — Сами куда после расформирования пойдете.

— Мне бы в театр… — Мечтательно произнесла Елена Николаевна, да только вряд ли возьмут.

— Так не обязательно на большую сцену. Можно ведь поскромнее что-нибудь. В ДК, например, или на эстраду.

— На площадку в Столконцерт. Там напоят и на кормят и разложат на паркет. Боюсь мне не по возрасту. — Усмехнулась актриса.

— Я про режиссерскую работу. — Паша серьезно посмотрел на пытавшуюся шутить собеседницу.

— Нет. — Махнула рукой Елена Николаевна. — Их и без меня переизбыток?

— Может тогда автором? Есть у меня один сценарий. Музыкальная сказка. Вполне выдержанный текст. Никакой политики, ничего крамольного. Никто не найдет и следа намеков. Пройдет любую цензуру. Не «Парусиновый портфель», конечно, но для детей пойдет.

— Тогда тебе и быть автором. — Удивилась хозяйка.

— Зачем? Кто с мальчишкой разговаривать будет. Я за авторство не цепляюсь, мне бы поселиться где, да найти человека, которой бы мне помог обустроиться.

— Значит, как Шарль Перро, хочешь свою сказку под чужим именем опубликовать. Идея не новая, но в определенных кругах популярная. Теперь бы еще короля — солнце найти, которому твой труд преподнести. — Елена Николаевна в задумчивости зашевелила губами и задумалась, но через миг встряхнулась и продолжила. — Пожить пока можешь у меня, правда квартира как у Зощенко в его лучшие годы. — Актриса бросила взгляд на журнал «Октябрь».

— Вы имеете в виду пятикомнатную собственную квартиру в писательском кооперативе на Малой? Тогда я Вас, действительно, не сильно стесню.

— Ха, уел. Нет, комната у меня в коммуналке. Ввиду обстоятельств, ширмочкой разгородимся. Знаешь вспомнила историю. Разговорилась я как-то с нашим завхозом. Спрашиваю: — Сколько комнат у тебя? Василич.

— У меня скромно, отвечает. Кабинет, комната для жены, спальня, гостиная. А у тебя, Николавна?

— Ну… У меня то же самое, только без перегородок… — Веселый человек, — рассказчица запнулась. — Счетовод отличный. Только я бы ему свои деньги не доверила. — Показывай свою пьеску. Если она хороша, то все у нас получиться. Знаю я уже к кому подойти да что сказать. Если сладится будет нам обоим счастье.

— Так ее напечатать надо. Я вижу, у Вас машинка имеется. Дайте мне два часа, а потом вместе посмотрим, может и исправлять что придется.

— В соавторы меня определяешь. Почетно. — Ухмыльнулась пришедшая в хорошее настроение дама.

— Вашему кандидату в соавторы еще и новые Чайковские, и Мариусы Петипа понадобятся Вещица-то музыкальная.

Люба сидела у окна и скучала. Больных было всего трое и все ходячие, ну, может, хромающие. Двери открывать не велели, а гулять на станциях запретили. Только выйди и стой рядом с вагоном. Выданных продуктов осталось совсем немного. Чтобы побороть скуку она пыталась учить анатомию. Учебник ей оставил добрейший Федор Михайлович, выброшенный как надоевшая игрушка в одно мгновенье на улицу, но как только она брала книгу, на глаза наворачивались слезы, и она начинала тихонечко плакать.

Вот и сейчас, отложив книгу она сидела тупо уставившись в окно. На ее плечо легла рука и начала его поглаживать.

— Что Вы хотите, — она обернулась.

— У меня необычная просьба, — Дмитрий Сергеевич улыбнулся.

— Какая? — Ее стала забавлять такая смешная попытка пообщаться. Было интересно послушать, что он придумает.

— Разрешите Вам помочь. Я смотрю и завидую, что у Вас дело есть, а мы с Леонидом Тимофеевичем изнываем.

— Спасибо, только сейчас мне надо вас накормить. — Сестричка посматривала на часы, чувствуя время приближения обеда.

— Давай помогу, все равно делать нечего, да и веселее вместе. Что там надо помыть, почистить. — Дмитрий Сергеевич засучил рукава.

— Приступайте к чистке картофеля. Только смотрите, чтобы кожура была тоненькой. Если не оправдаете доверия, то в следующий раз не допущу к корнеплоду. — Девушка сделала строгое лицо, но не выдержав прыснула в кулак.

— Есть, мой генерал. Постараюсь оправдать оказанное доверие. — Полковник вытянулся на стуле и щелкнул воображаемыми каблуками.

— Кроме вареной картошки с тушенкой будет чай с сахаром, хлеб и борщ из пакета. Пальчики оближешь. — Закатила глаза повариха. — Нам просто повезло, что еще лендлизовским затарились, они ведь поставки еще в сентябре сорок пятого прекратили, а мы как раз в ноябре должны были на ремонт вставать. Вот наш начальник продовольственный склад подчистую заранее и выгреб. Забрал консервированные продукты и медицинские инструменты. Даже прицепил пять дополнительных вагонов, правда об этом никто не знает, думают, что подарки везем для детей. Свой груз не тянет, мы с продуктами.

— Тушенка? — Сделал вид, что заинтересовался Леонид Тимофеевич.

— Да там много чего. Ветчина, шоколад, чай, яичный порошок, бобы, бульонные кубики, печенье, фрукты консервированные, только Вы никому не говорите, я ведь случайно узнала, может ошиблась. Думала, что в связи с обысками мы с прицепными вагонами расстанемся. Нет, смотрю, на месте они. — Видимо почувствовав, что сболтнула лишнего, Люба примолкла.

Во время обеда, Люба разговорилась и с Леонидом Тимофеевичем.

— Вы кем были на фронте? — После победы такие вопросы уже не вызывали настороженности.

— Сначала в разведке, а потом инструктором рукопашного боя в училище.

— Вот здорово, может и меня поучите? — Любе очень захотелось научиться защищаться. Отвыкшее от гимнастических нагрузок, тело требовало тренировок.

— Могу, если есть желание, только здесь ты ничему научиться не успеешь и беда, не в том, что я ногу повредил, просто учатся всю жизнь.

— Ну хоть чему-нибудь. — Любаша молитвенно сложила руки.

— Хорошо, расскажу с чего надо начинать и объясню методику самостоятельных тренировок. Только тебе уж придется местечко для занятий выделить, да и партнер тебе все-же нужен. Без него ничего не выйдет. Попробуй хулигана нашего уговорить. Кстати, куда он все пропадает.

— Да, в соседнем вагоне с Еленой Николаевной чаи гоняют. Нашли друг друга. — Презиравшая вечно неухоженную соседку, Люба брезгливо поморщилась, увидев, как раз появившегося на запах пищи, гулену.

— Шатов, ты почему без спроса уходишь? — Грозно, как ей думалось, спросила Люба.

— Так я специально загадал. Если вы меня найдёте, то я Ваш навеки. Если нет, то я в соседнем вагоне за столом. В картишки рубимся по копеечке. Чем не дело руку набить. Люба, Вам рассказать, как карты кропить надо. Всегда при Вашей внешности кусок хлеба иметь будете. Кому как не такой красавице лохов разводить. Ну и мне благодарность за науку. — Шатов раздел девушку глазами.

— Дурак! — В сердцах выпалила сестричка. — Ты мне для дела нужен. Давай без разговоров.

Любаша с энтузиазмом принялись за подготовку. Чтобы не мешать остальным, она отгородила часть вагона где решено было устроить маленький спортивный зал. Обитатели постелили на пол одеяла, до этого сложенные в бельевой. Чтобы конструкция не расползалась, сестричка прихватила все крупными стежками. Начались тренировки. Чего только Шатову не пришлось вынести, прежде чем ему удалось сбежать от неистовой спортсменки, но это было потом, а пока, Дмитрий Сергеевич попросил Любу поприсутствовать на общем собрании. Все четверо обитателей вагона устроились в санитарском закутке.

— Посоветовались мы тут с Леонидом и решили податься в школьные учителя. Работа преподавателем дает кусок хлеба и самоуважение. Да только еще не выбрали предметы, может посоветуете, Люба, что бы нам бы подошло.

— Лучше всего математика, и физика или биология и химия. — Люба слышавшая рассуждения бывших военных уже все давно за них обдумала.

— Мы, вообще-то, хотели историю преподавать. — Вояки непонимающе переглянулись.

— Не советую. Там слишком большой размытый объем. Дети могут ловить на неточностях, хихикать. Они ведь очень злые, даже девочки. О мальчишках я даже и не заикаюсь. Зато если в изложении краткого курса ВКПБ ошибетесь, будут неприятности. Там почти наизусть все произносить надо.

— Химию, мы совсем забыли. Биологию тоже. Может быть географию? — Дмитрий Сергеевич упирался понарошку.

— Нет, лучше физику и математику. — Девушка была непреклонна.

— Наверное, вы правы. Теперь самая главная просьба. Вы ведь только что школу закончили и собирались в институт поступать?

— Да, раньше хотела в медицинский, а теперь передумала. Не мое это.

— Так может ты нам поможешь вспомнить школьные предметы?

— Знаете, вам повезло. Мне тетя сразу после школьных экзаменов помогла устроиться сестрой в санитарный поезд. Собиралась я в спешке, сразу после выпускного вечера и не сказала, что буду поступать без экзаменов, как медалистка, так родственнички мне в дорогу с собой целый чемодан учебников всучили, чтобы я ничего не забыла и к вступительным готовилась. У меня здесь все, начиная с младшей школы.

Вскоре в центре вагона образовался факультет педагогического университета, кафедра физики и математики. Кружок овощерезов и кочегаров временно прекратил свое существование. Люба рассказывала так, как отвечала на уроках. Говорила громко, хорошо поставленным голосом. Затем все сидели уткнувшись в книги, задавали вопросы, решали задачи. Учиться в таком непрерывном режиме оказалось интересно. Полковники даже почерпнули для себя много нового. Будущие преподаватели хоть и скрипели застоявшимися мозгами, но уверенно двигались вперед. Такой режим изучения предметов вдруг показал с особой ясностью тесную связь точных наук, когда для решения физических задач нужен инструмент в виде математики. Продвижение по школьной программе шло семимильными шагами, а вечерами Люба слушала сказки Леонида Тимофеевича.

В жизни многое происходит внезапно, причем без всяких правил в любое время суток и с неизвестными противниками. Что самое плохое чаще всего нападение происходит в момент, когда вы не ожидаете и зачастую врагов значительно больше. С самого начала готовьтесь к схватке в неравных условиях, кроме того это может быть, бой в темноте или на ярком солнце, в просторном помещении или тесноте, на наклонной или скользкой поверхности. Настоящий боец должен быть готов сражаться в любых условиях, неважно в каком он сам находится состоянии. Надо готовится к преимуществу противника в вооружении и численности. Наша с вами задача — выжить и сохранить свободу. Не важно, как вы это сделали, победили в драке, испугали визгом, схватили камень, или просто убежали. Выполнение этой задачи не должно зависеть от ваших физических данных, только от вашего мастерства. Сейчас вам не справиться почти с любым, даже безоружным противником, поэтому будем учиться убегать, прятаться и падать. Из крох можно собрать преимущество над противником.

Удобная одежда, нескользящая обувь, горсть соли в кармане — могут спасти жизнь. Остро заточенный карандаш или вязальная спица — страшное оружие в умелых руках, тем более, что объяснять наличие бытового предмета никому не нужно.

— Ты чего надрываешься? — Паша впервые видел такой энтузиазм со стороны девушки в изучении боевых искусств.

— Да ты просто не представляешь себе какая сейчас в столице обстановка. Не думаю, что за это время многое изменилось. Иногда даже бывает на улицу страшно выйти. У меня лучшую подругу изнасиловали и убили. Люба не хотела об этом вспоминать, но сразу отогнать видение не удалось:

Люба шла прогулочным шагом по своей улице, сосредоточенно глядя под ноги и повторяя выученное стихотворение. Рядом уже мелькал вход в небольшой садик, где они обычно встречалась с подругой по дороге в школу. Изредка мимо проходили люди. Вдруг подняв голову она увидела открытые ворота, а в глубине двора машину скорой помощи. Ноги сами пошли в сторону подъезда, как будто ее дернули за рукав. Под простынь она так и не заглянула.

Обезображенный труп молодой девушки нашли утром. Профессор Данилевский еще в темноте, отправлявшийся на службу, наткнулся на него совсем рядом с домом. Открыв ворота, он увидел кошмарную картину. В метре от ворот лежала мертвая девушка. В которой он не сразу узнал соседку — десятиклассницу. Вся одежда ее была испачкана, а лицо исполосовано то ли ножом, то ли бритвой. Профессору было уже не до службы. Зрелище, совсем молоденькой растерзанной девушки представшее перед взглядом, потрясло даже его повидавшего немало смертей. Пришлось вернуться домой и тут же позвонить в милицию:  «Милиция, это профессор Данилевский. У нас зверское убийство».

Весь день пришлось отпаивать валерианкой родных и оказавшуюся рядом подругу.

С тех пор поведение Любы надолго изменилось. Господь одарил ее великолепной внешностью, но она старалась прятать ее. Одевалась в бесформенную мешковатую одежду. Мальчики перестали ее интересовать. Лишь весной с пробуждением природы она начала оттаивать.

Время бежало быстро и незаметно. Неожиданно за неделю они практически исчерпали школьный курс.

— По первому разу пробежались, — выдал Дмитрий Сергеевич. — Теперь пусть денек все утрясётся и начнем еще раз по новой.

— Курс же Леонида Тимофеевича продолжался. — В реальной жизни придется много, много раз столкнуться с использованием любых, даже самых подлых приемов. Рассчитывать, что против вас будут играть по правилам или по закону — непростительная глупость. Это может быть и словесная агрессия или подстава, но будучи готовым встретить противника в любой момент, и на такую агрессию будет легче ответить. Пока двое пациентов вчитывались в учебники, Люба упорно тренировалась падать, вскакивать, стартовать, кувыркаться, Шатов упорно бил по клавишам печатной машинки в соседнем вагоне.

Глава 4

Санитарный поезд и Александр Сергеевич пережили эти десять дней, каждый из которых сотрясал мир, просто чудом. Гораздо больше пострадал коллектив. Мудрый начальник поезда, пришедший знакомиться с высоким чином, к телу допущен не был. Досмотровая бригада, работавшая в первый день, сменилась. Пришлось докладывать о проведенных мероприятиях новому офицеру, с которым он мог бы переговорить в рабочем порядке. Уже заканчивая доклад, он заметил упаковку танкового шоколада, лежащую под полкой. «Значит его много на всех хватает с запасом» — подумал прощелыга — «Лучше не отсвечивать. Сейчас начнется».

Александр Сергеевич уже сталкивался с подобным лекарством, а его ученые фельдшера даже написали ему коротенькую заметку для публикации. Ее то как раз он сейчас и вспомнил: — «Для поднятия боевого духа армии солдатам вермахта в 1939 году начали регулярно выдавать наркотическое средство — первитин. К нему быстро привыкают, поэтому положенных доз стало не хватать. Тогда молодые солдаты просили родителей выслать им первитина, благо его можно было купить в обычных аптеках на каждом углу. Первитин продавался даже в виде шоколадных конфет, которые назывались «танковым шоколадом» из-за того, что их часто покупали военные. В последние годы войны первитин стал использоваться абсолютно бесконтрольно, даже простой санитар мог выдать солдату эти таблетки в любом количестве. Потребление первитина достигло невероятных масштабов, в том числе и среди гражданских лиц. При этом предупреждения врачей о том, что препарат этот — не что иное как наркотик, что его регулярный приём сопровождается привыканием и соответственно увеличением дозы, депрессиями, порой нервными срывами и даже летальными исходами, оставлялись без внимания. Главное, что он дает ложное чувство благополучия и прилива сил, и человек получает желание заставить своё тело двигаться быстрее. Появляется иллюзия всесильности и раздражительность.»

Наркотический угар продлится дня три — четыре, затем пару суток участники будут приходить в себя, потом новый прием наркотика, а потом продолжительная депрессия. Сейчас агрессивная стадия — лучше спрятаться. Дал же бог оказаться в одном поезде с наркоманами, да еще облеченными властью. Таких никто и ничто не остановит.

Уже на первой остановке во время движения, новый ответственный за безопасность капитан, во время обхода распорядился, что всем сотрудницам по очереди необходимо прибыть для опроса.

Режим секретности и указания из штабного вагона превратили жизнь всех обитателей поезда в кошмар. Запрещалось покидать место во время движения. Передвижение больных ограничивалось территорией вагона. Некоторые межвагонные двери намертво заблокировали, всех подозрительных удалили. Короче, ссадили всех санитаров мужского пола. Собственно, Александр Сергеевич оставался единственным мужчиной из всего персонала в медицинских вагонах. С поездной бригадой ехали три офицера сопровождения.

Майор, ответственный за безопасность проводивший, совместно с Евгенией Андреевной, проверку, больше не появлялся, но на каждой остановке, у нового штаба выставлялся пост, следивший, чтобы никто лишний не покидал вагоны. Всего в группе сопровождения оказалось десять человек, так что заранее освободить штабной вагон, было правильной идеей.

Кухня из-за возникших сложностей работала с перебоями. Все ее усилия были направлены на обслуживание штабников, откуда днем и ночью поступали противоречивые указания. Александр Сергеевич потерял рычаги управления и от бессилия отдал распоряжение на кухню готовить для штабного вагона в первую очередь из самых лучших продуктов, а норму выдачи для остальных сократить до нуля. Пусть довольствуются сухим пайком. Это распоряжение ничего не значило. Для больных готовить и так перестали. Хорошо, что в каждом вагоне был котел, и горячая вода. Титан с кипятком в эти несколько дней оказался просто спасеньем.

В захваченном штабе царил непрекращающийся праздник. Здесь как в черной дыре, пропали все молодые медсестры, вызванные для опроса. Сначала их поили водкой, затем угощали танковым шоколадом. Затем со смехом выдвигались абсурдные обвинения. Проводился обыск с пристрастием, затем требовали доказать готовность к сотрудничеству. Идейные комсомолки, опьяневшие от дикой смеси водки, наркотиков и мужского внимания становились податливы словно воск.

Сладкое, веселое путешествие продолжалось. Бойцы невидимого фронта развлекались на полную катушку. Самуила напоили и «забыли на станции». Совсем свихнувшись, хотели пристрелить машиниста из-за слишком медленной езды, но не дошли. Уперлись в заблокированные двери.

После этого случая буйство, продолжавшееся непрерывно больше недели неожиданно прекратилось. Начальство устало отдыхать. Из вагона были изгнаны все лишние и штабной вагон погрузился в спячку. Вскоре, правда, тишина сменилась тихим шуршаньем. Подгоняемые уже Евгенией Андреевной в вагон вернулись потрепанные изгнанницы, но уже с ведрами и тряпками. Вагон представлял печальное зрелище. Всюду грязь, разгром, испачканное белье и горы несъеденной пищи.

Следующее утро началось с собрания пострадавших. Заседание открылось истерическими криками и требованиями скорого и справедливого суда над насильниками, видно, вкусившие шоколадных конфет тоже добрели до агрессивно-депрессивной фазы. Девушки долго не могли успокоиться. После того как предложения были высказаны и сестры примолкли, выступил Александр Сергеевич.

— Вы настаиваете на разбирательстве? Оно будет, только что вы там скажете. Зачем вы пошли штабной вагон? Кто ответит? Вас вызвали повесткой. Где документ? У кого сохранилась повестка?

— У Маши, ответили почти все разом.

— Прочитай, Машенька что там написано.

— Подойдите пожалуйста на следующей остановке для опроса. — Трагическим голосом произнесла смазливая сестричка.

— Не думаю, что эта бумажка для кого-бы то ни было сойдет за повестку. Они совсем другие и не дай вам бог их получить. Чаще всего вызванных больше уже никто никогда не увидит. Органы не ошибаются. Подведем итоги. У начальства не отпрашивались, рабочее место покинули, водку пили, возможно, развратничали. Знаю, надеялись дуры, что замуж возьмут. Небось вам с три короба наобещали, вы уж мысленно поди в невесты вырядились, а теперь вы мне свое недовольство высказываете. Вообразили — никто не видел, как вы прихорашивались, да подмывались перед «явкой с повинной»? Что с вами делать после всего этого? У меня варианта три:

— Уволить с отметкой о безнравственном поведении и оставить, как давеча, где-то по пути следования.

— Передать документы в суд как на нарушителей трудовой дисциплины.

— Третий — сделать вид что ничего не было. Я по крайней мере ничего не заметил. Думайте. Кто что решил скажете Марии Ивановне. С каждой несогласной на потерю памяти будем разбираться индивидуально. В заключение хочу сказать, что погуляли не все, а только те, кто хотел. Взять к примеру отсутствующую здесь Любашу. Умница, никуда не побежала, работу не прогуливала, водку не пила, не развратничала. Вот такая девочка должна стать для всех вас примером.

Беды как казалось миновали третий вагон, оказавшийся отрезанным от основного состава хозяйственными вагонами. Повезло Любаше, которой так и не передали «повестку», но недовольство, умело направленное на нее Александром Сергеевичем быстро дало всходы. Пострадавшие думали о ней со злостью. Все свои несчастья они теперь связывали именно с Любкой. Главной виновницей разбившихся матримониальных надежд вдруг неожиданно стала считаться именно она, предавшая весь коллектив. Почему это кто-то остался чистеньким, не запятнанным. За какие такие заслуги. Чем она лучше остальных. Накопившаяся злость нашла выход. Появился объект ненависти и не где-то высоко, а тут на расстоянии вытянутой руки. Мерзкая пигалица портит жизнь всем. Коллектив нашел против кого дружить и необычайно сплотился в желании достойно отомстить за разрушенные иллюзии.

Глава 5

Начать повторение не удалось. Утром Дмитрий Сергеевич вспомнил, что совершенно упустил тригонометрию. Люба этот учебник не нашла. Видимо впопыхах мама забыла его положить. Слава богу, что как раз тригонометрию старые вояки немного помнили, но все-таки ей хотелось им помочь.

Взяв планшет и обложившись бумагами у себя на кровати, она погрузилась в работу. Захотелось систематизировать свои знания и записать их пока тезисами. Искры вдохновения, посетившие ее в эти минуты могли потухнуть без следа. Чтобы ее не отвлекали, Люба попросила решить с полсотни задач по физике из разных разделов.

Вдохновение уже давно уплыло, а ученики все пыхтели и пыхтели. «Может пойти пока продуктов попросить» — подумала сестричка.

Изначально наплевавший на «школу рабочей молодежи», Шатов уставился в окно. Поезд стоял на оживленной станции. Двери всех вагонов были открыты, но никто не стоял на часах рядом со штабным вагоном. Это показалось странным. До сих пор, погруженный в процесс книгопечатания, Шатов мало обращал внимания на творившееся на остановках, но теперь у него после недели почти непрерывной работы нашлась минутка тупо поглядеть в окно. Совершенно неожиданно Шатов сообразил, что девушка, направившаяся в городок — Любаша. Быстро накинув ватник и валенки, Пашка устремился следом, но девушка как в воду канула.

Темные тучи набухли над городком, грозя с минуты на минуту брызнуть нудным холодным дождем. Склочный ветер, пронизывал до самых костей, проникая под неплотные одежды. Плохо натянутые провода покачивались на столбах выводя своими заледеневшими телами звонкую поскрипывающую мелодию.

Под на скорую руку сделанным навесом, который едва ли мог защитить от начинавшегося дождя, клубился народ, пытавшийся кто выжить, а кто и обогатиться пустившись в бурные воды натурального обмена или деревенской коммерции. Крейсером рассекали эти бурные воды так называемые барышники, норовящие сменять все, что имело какую-нибудь ценность на всякую ерунду. Не уступали им, называемые местными, лихачи. Эти и вовсе могли насильно отнять товар у неопытного продавца, попросив померить или дать рассмотреть.

Пара таких мужичков мялось рядом с овощными рядами. К ним и подошла Любаша.

— Почем картошечку брать хочешь, красавица. — Сверкнул золотым зубом кидала.

— Люба нерешительно назвала цену.

— Да за такие деньги ты ничего не укупишь. — Засмеялся торговец. Накинь пару червончиков и сойдемся. — Для такой красавицы и за полцены отдать товар не жалко. — Разошедшийся врун блестя глазами похлопывал по крупным клубням, выложенным на прилавке.

— А это не дорого? — Смущалась Люба, ища поддержку среди хмурых продавщиц из подлобья смотревших на этот спектакль.

— Какой дорого, — поправил шапку чернобровый разбойник — Ладно скину пятёрку. Давай деньги.

— Любаша достала кошелек, отсчитала положенную сумму и протянула торгашу.

— Вроде правильно. — Лихач засунул деньги в карман, огляделся и нырнул в толпу.

— А у кого картошку брать, — оглянулась Люба на угрюмо стоящих торговок.

— Да он тебя обманул, — заверещал видевший стоявший рядом подельник. Быстро за ним побежали. Я знаю где он живет. У него и картошка есть. Отнимем. Давай, побежали, помогу.

Сама не зная того, Любаша неслась в самый неблагополучный район города. Здесь не держали собак еще до войны, опасаясь встревоженного лая, а уж теперь…Раньше, под сводами неказистых строений, столпившихся недалеко от торговой площади обитали жрицы любви. До революции подобная трудовая деятельность была на хорошем счету у полиции и слыла благонадежной в политическом отношении, а теперь в перепрофилировавшихся заведениях цвели малины и обитали наводчицы — премерзейшие особы. Принарядившись и наведя красоту, охотницы покидали свои убежища, чтобы завлечь состоятельных «купцов» в лапы громил. Лишь изредка сюда наведывалась милиция, но заранее предупрежденные о «внезапных» облавах обитатели не желали попадаться.

Добро, что избороздивший всю барахолку Шатов, наконец, заметил, как Любаша бежит вдоль нелепых дощатых балаганов вслед за изредка останавливающимся мужичком. Ничего не понявший Пашка устремился за ними. Преодолев несколько поворотов, он увидел, как мужик остановился рядом с дверью в сени, неказисто пристроенные к старому уже почерневшему от времени приземистому бревенчатому срубу со смешной ярко-зеленой крышей, подождал запыхавшуюся Любу и вместе с ней зашел внутрь. В одно мгновенье Паша был рядом с избой и, вдруг, внезапно замедлился. Его вдруг охватило предчувствие непоправимой трагедии. Словно над ним несется чудовище и вот-вот заденет его своим смертоносным крылом. К горлу подкатил комок и сердце понеслось в ритме бешенного галопа учуяв нечто удручающее и опасное, холодный пот, словно вызванный повеявшим могильным холодом пропитал прилипшую к телу рубаху. Сознание едва справилось с желанием немедленно бежать от нависшей смертельной угрозы.

Он не оглянулся и стараясь перейти на плавные и медленные движения начал заносить руку, будто хотел постучаться, и вместе с тем, силился понять суть своего безотчетного страха. Вот оно. Кто-то есть за спиной. Как он мог не заметить появления незнакомца? Тот молча уперся взглядом в затылок. Еле изменилось чуть хриплое приглушенное чужое дыхание. Противник начал действовать. Скорее всего будет стрелять.

Шатов камнем рухнул вниз стараясь провести подсечку, именуемую «хвост дракона», когда боец ногами пытается опрокинуть противника навзничь, нанося ему сметающий удар почти по подошвам. В момент прыжка Паша уже понял почему не заметил противника на подходе и как тому удалось незаметно оказаться за спиной, но ослабить уже начатый в голову несостоявшегося убийцы сильнейший удар ногой не смог или не захотел. Летящая нога отвела руку с зажатым в ней пистолетом с линии прицела, а одетая с тяжелый ботинок ступня врезалась в височную кость безногого инвалида, передвигающегося на низенькой четырехколесной тележке и до сих пор скрывавшегося под совсем низеньким навесом, почти напротив входной двери дома.

В момент удара, инвалид уже надавливал на спусковой крючок, но пуля из сдвинутого ствола смогла только выбить щепки из толстой бревенчатой стены. Звук выстрела еще звучал отражаясь от стоящих поблизости строений, а, не подающее признаков жизни тело стрелявшего, опрокинулось вместе с привязанной к обрубкам ног тележкой. Преодолевая очень мерзкое впечатление от случившегося, Паша подхватил выпавший из рук безногого ствол и вновь приблизился к двери.

— Ты что, ополоумел, Игнат, днем стрелять. — В открытую дверь выскочил разозленный мужик в одном исподнем. — Спалишь всех нахрен. Напился что ли. — Бандит подскочил к лежащей на боку перевернутой тележке.

Оглянуться на звук тихо закрывшейся двери лихач уже не успел. Сильные руки ловко схватили его голову и резко повернули. Так и рухнул «наставник» с неестественно вывернутой головой на своего подельника.

Паша ужом проскользнул в сени и через приоткрытую дверь в теплую прихожую. Дом был тих. Только из угловой комнаты слышались неясные звуки возни. Не пытаясь приглушить и ускорить шагов, а наоборот, не спеша и даже чуть громче ступая, Шатов приблизился к комнате и заглянул внутрь. Его надежды оправдались. Так и не встревоженный бандит, склонился над оглушенной Любашей, и возился с непривычными столичными застежками, стараясь сберечь дорогущую одежду от повреждений.

— Что там Игнат взбудоражился. Тоже, небось, захотелось инвалиду девку повалять? В прошлый то раз мы его обделили. — Насильник мерзко захихикал.

Больше он так ничего сказать и не успел. Рукоятка револьвера с неприятным хрустом опустилась на затылок.

Паша резко обернулся. Настороженность и собранность не оставляли его, прислушавшись он процедил сквозь зубы:

— Похоже все, больше никого, но надо проверить. Не спешить, Павлик, не спешить. — напоминал он сам себе. — Вредно пороть горячку. Чем надежнее, тем лучше.

Логово и вправду было временно покинуто другими обитателями. Надолго ли? Обежав все комнаты и подготовив к выносу мешок с продуктами в холодных сенях, Шатов вернулся к Любаше. Та, слава богу, почувствовав брызги воды на лице начала приходить в себя и ничего не понимающими глазами уставилась на Пашу, который к этому времени уже успел чуточку прибраться. — Скинул бездыханные тела в подпол.

— Шатов? Где мы? Что случилось? Как болит голова. Люба закрыла глаза.

— Упала ты, ударилась затылком. Вот добрые люди и помогли. Дали тебе отлежаться. Теперь пора и честь знать. Пошли потихонечку отсюда. — Павел помог девушке подняться и крепко поддерживая ее отправился к выходу.

Любаша шла едва перебирая ногами и то и дело оступаясь, и цепляясь за острые края ямок. Дорога и вправду была невообразимо скверной.

— Так не дойти, — решил Паша. — Надо обязательно дать девушке передохнуть. Последние метры Люба уже висела едва переставляя ватные ноги.

Едва не дойдя до вокзала он заметил неказистое строение, Павлик с Любой заползли внутрь. В лицо пахнул клуб смеси махорки, пива и давно немытой прелой тряпки.

«Голубой Дунай» был почти пуст. На стойке, свистел и пыхтел, как паровик, огромный начищенный самовар, испуская клубы белого дыма, которые медленно плыли через весь зал, скрывая от посетителей грязный потолок и выползали через распахнутое оконце.

За ближним столом, на котором стояла полупустая бутылка водки, а на блюдце лежал порезанный на кружочки соленый огурчик одиноко сидел небритый мужик. За соседним столом шел оживленный спор среди изрядно поддатых подозрительных субъектов. В уголке не скрываясь играли в карты на деньги.

Усадив Любашу за пустующий столик у стенки, Паша двинулся к буфету, за которым стоял элегантный мужчина преклонных лет, одетый в накрахмаленный белый халат. Он совершенно не вписывался в окружающий его пейзаж, но вместе с тем, как бы, подчеркивал его своей кричащей оригинальностью.

— Извините, — обратился Паша к необычному персонажу, — мне нужна Ваша помощь.

— Что угодно молодой человек, — Седая львиная грива склонилась к посетителю.

— Моей спутнице плохо. Не могли бы Вы подсказать, где можно купить аспирин.

— В Аптеке, только это довольно далеко. Хотите, я уступлю Вам несколько таблеток. У меня как раз осталось штук пять таблеток. — На холеном бледном лице промелькнула улыбка, только глаза смотрели безо всякого сочувствия.

— Было бы здорово, еще и стаканчик молочка для запивочки. — Шатов ожидал услышать в ответ шутку или смех.

— Конечно. Это будет Вам стоить. — Пристальный взгляд как-то разом взвесил материальную мощь Шатова.

— Могу предложить обмен. — Прервал размышления буфетчика Шатов. Он достал из кармана сверток с наганом и положил на стойку. — Ствол забит грязью. Надо будет грубонько почистить.

— Мокрый, значит, товарец. — Цепкие пальцы развернули тряпицу. — Нас этим не удивить. Почистим стволик и боечек подправим. Будет игрушечка чистенькой, как только на свет родилась. — Жиган поднял глаза. — Вы устраивайтесь за столиком. Сейчас заказ доставят. Будьте спокойны. Здесь тихое местечко.

Через пол часика Люба уже оклемалась и с подозрением посматривала по сторонам.

— Шатов. Ничего не помню. Как я здесь очутилась. Вроде только на рынок пошла и уже здесь. — Любаша испуганно заозиралась, — Давай пойдем в эшелон.

— Голова не кружится? Тошнота прошла? — Паша был сама заботливость.

— Все нормально, только деньги пропали. — Люба подозрительно посмотрела на Павлика.

— Так ты ж продуктов накупила. — Шатов показал глазами на мешок.

— А, ну да. — Любаша успокоилась. Пойдем отсюда. Мне бы часок полежать.

Добрались до поезда без приключений. Любаша с удивлением вытаскивала продукты из мешка. Как всего много. Два круга домашней колбасы. Гречка, макароны. Банка густой как масло сметаны. Творог. Как все было дешево. Исходя из взятой суммы, Люба рассчитывала максимум на картошку. Не удивительно, что она все до копеечки истратила. Жаль, что она не догадалась купить соль и спички. Ее запасы уже подошли к концу.

Весь вечер ее грыз червячок сомнений. Что же с ней произошло. Как она поскользнулась и упала? Каким образом там очутился Шатов? Приставать к хулигану с расспросами она считала ниже своего достоинства, а тот отсиживался в соседнем вагоне. Завтра на остановке надо будет дать ребятам задание, а самой сбегать попросить продукты на кухне. Должны дать.

Шатов меж тем обсуждал с Еленой Николаевной сказочку.

— Молодой человек, я посвятила всю свою жизнь театру, но это не смогло обеспечить мне достойных сбережений. Сейчас Вы толкаете меня обратно. Больше у меня нет права на ошибку. Я должна быть уверена в успехе.

— Поэтому, я и прошу отнестись к сценарию действа с максимальной строгостью. — Шатов подмигнул играющей пафос собеседнице. — Критикуйте по-взрослому.

— Извольте, мое мнение. Оригинал твоей постановки, — Елена Николаевна строго посмотрела на Пашу, — написан в 1831 году, с целью сохранить центральный готический собор от сноса. За давностью лет с этой стороны нам ничего не грозит. Сюжет — не придерёшься. Про любовь. По тексту тоже никаких нареканий. Священник изображён в уничижительном свете. Социально близкие нищие в положительном. Жаль чутка не хватает соцреализма и веры в победу коммунизма во всем мире, ну да думаю проканает. Только нужен свет декорации и голоса. В крайнем случае сделаем с выпускным классом консерватории.

— Ура! — Паша потер руки. — Значит работаем по заранее утвержденному плану?

— Полагаю. Что смогу пробить включение в репертуар «Аквариума». Надо только достойного автора с композитором подыскать. Ноты ты набросал, только я в этом ни бум-бум. Напой мелодию.

— Исключительно для Вас, тихонечко, без аккомпанемента, надеюсь, что мою фальшь никто не услышит. Знаете, а то получится как в анекдоте:

«Шаляпин, Шаляпин. Попросил соседа напеть. Ну просто гадость.»

— Ладно, не тяни, начинай, — Елена Николаевна приготовилась слушать.

— Бель…

— Понятно. Для песен о любви нужны молодые голоса красивых людей. Это будет настоящее зрелище. Касса и полный зал. Успех у публики гарантирован. Только нам ведь еще нужно и начальству понравиться. — Актриса в задумчивости шевелила губами. — Не вижу слабых мест, хоть убей. Максимум не поймут.

Утром от головной боли не осталось и следа. Шатов, как всегда, сбежал в соседний вагон, а Дима с Леней разбирались в том, что она вспомнила из курса тригонометрии.

Будущие учителя как раз бились над особо заковыристой задачей, требовавшей цепочку преобразований, когда Любаша выслушивала нотации от Александра Сергеевича, который совершенно не ожидал ее увидеть.

— Теперь придется прикрикнуть на дуру, не говорить ведь ей, что бывшие подруги теперь со свету сжить ее готовы, а сейчас она ему особенно нужна живой и здоровой. — Подумал он, а вслух произнес. — Кто вам дал право покинуть вагон?

— Связь сломана. Сухие продукты закончились. Чем мне людей кормить? На кухне сказали, что продуктов для меня нет и не будет.

— Кто вам дал право покинуть вагон. Александр Сергеевич казалось не слышал, что ему говорили. Бегом назад. Объявляю вам выговор. Из вагона ни шагу. — Приказал он стукнув кулаком по столу.

Несмотря на строгий тон, у Александра было прекрасное настроение. Только что он пообщался с ответственным за обеспечение безопасности высшего партийного чиновника. На вопрос последнего о настроениях в коллективе честно ответил.

— Некоторые наши работники самовольно покинувшие рабочие места мотивируют свой поступок комсомольским задором и желанием приобщиться к знаниям, которые им могут дать партийные товарищи. Честно сказать с одной стороны их надо бы наказать, а с другой, как партийный человек, я их осуждать не могу. Так что нахожусь на перепутье.

— Да?

— Давайте подумаем вместе, может кого надо наказать, а кого и наградить?

— Достойные, несомненно будут отмечены, я доложу руководству.

Этот диалог маслом растекался по сердцу. Никакой награды ему уже не надо, она у него здесь, в этом поезде. Надо только встретиться с нужными людьми. Главное, что теперь к нему никто не сунется с вопросами по поводу этого рейса.

Павел увидел Любашу, бредущую с поникшей головой вдоль поезда. И надо-же было такому случиться. Поезд тронулся, стал набирать ход. Встрепенувшаяся девушка попыталась заскочить в ближайший вагон — туда не пустили, она побежала к следующему. Меж тем поезд уже набирал ход. Люба бежала рядом и готовилась запрыгнуть на подножку, но ее грубо оттолкнули. Потерявшая равновесие медсестра начала падать на спину, но уже в полете извернувшись, рухнула на выставленные руки и несколько раз перевернулась. Решение пришло неосознанно. Шатов рванул стоп-кран. Колеса заскрежетали и поезд остановился. Девушка вскочила, но сильно прихрамывая добежала до своего вагона. Воспользовавшись помощью Павла, взобралась в тамбур и заплакала. Ей еще никогда за всю ее восемнадцатилетнюю жизнь не было горько из-за несправедливости. Только что ее предала, как она думала, лучшая подруга. Ладно ее не пустили в вагон к Маше, но Мила, с которой они вместе училась в одной школе, поступили на курсы, вместе хотели спасать раненых. Она не просто закрыла дверь. Она толкнула и крикнула: — «Сдохни, тварь.»

Вдоль поезда пробежал помощник машиниста с вопросом: — «На месте стоп-кран?». Услышав ответ, бежал дальше. Шатов, вернувший все на место отрапортовал, что у них нормально. Пробежав из конца в конец, инспектор залез в локомотив и состав тронулся. Возможные разборки отложились.

Люба дрожа села на пол. Только сейчас, она осознала, что ее минимум дважды хотели убить. Остаться одной зимой, на заброшенном полустанке в легкой одежде без еды и возможности согреться. Сколько бы она протянула? День, два, неделю. Ждать помощи? Пытаться остановить проходящий поезд? Идти вдоль железнодорожных путей? Вот от какого смертельного выбора избавил ее шпаненок. Все вокруг как будто поплыло и никак было не сосредоточится. Надо же второй раз подряд упасть и удариться головой. Люба сделала попытку вырваться из охватившего ее безвременья и вдруг представила себя лежащей на спине у края безлюдной платформы. Бледно восковое лицо безжизненно, широкая кровавая полоса начинается от угла рта и тянется вниз к шее. Вместо затылка кровавое месиво. Вокруг тишина, только стучит колесами вдали удаляющийся поезд.

Время замерло. Люба увидела то, что будто случилось, но чего удалось чудом избежать. Наступила апатия привычный мир рухнул. Какие ужасные дни. Она не обращая внимания на ободранные колени и вдруг начала плакать, испытывая облегчение. Жива! Жива!

Шатов помог Любаше пройти в вагон, сесть попытался успокоить, но был безжалостно отогнан полковниками.

— Быстро доставай из чемодана вино и шоколад. — Грозно сказал Леонид Тимофеевич. — Видишь девочке успокоиться надо. Хотя отношения у Шатова с полковниками сложились вполне нейтральные, вояки своими жестами и улыбками подчеркивали свое брезгливое отношение к дерзкому воришке, а иногда и откровенно издевались.

— Спасибо, — прошептала Люба глядя почему-то на Дмитрия Сергеевича.

Бессовестно раскулачив Павлика, вся троица уселась за сестринский стол.

— Дмитрий Сергеевич, — она действительно хотела меня убить.

— Не надо сейчас ничего говорить, просто поплачь. — Ученик положил руку ей на плечо, затем сел рядом и обнял. Даже сквозь зимнюю одежду он почувствовал, как бьётся ее сердце, готовое выпрыгнуть из груди.

Любу продолжало трясти и только когда сочувствующие напоили ее реквизированным вином, она немного успокоилась и позволила себя уложить. Дмитрий сел с ней рядом и взял за руку.

— Тебя всю трясет. Давай я тебя накрою. Лежи тихо, не пытайся ничего предпринимать. Я все сделаю сам.

— Не надо укрывать, мне и так жарко, лучше принеси воды и валерианку.

— Сейчас принесу. — Пациент ловко захромал в конец вагона.

— Спи. Все будет хорошо. — Напоив страдалицу, полковники уселись рядом и легко допили едва початую бутылку.

Люба проснулась и обнаружила, что спит не на своем обычном месте. В вагоне царила прохлада. Сон уже превращался во фрагменты и через секунду она уже не могла вспомнить, что ей приснилось. Она взглянула на часы — неужели уже утро? Минувшие события утратили яркость. И тут ее ноздри улавливали запах жарящегося хлеба. Солнечный свет льется из окна. Пора вставать.

Возле керогаза колдовал Леонид Тимофеевич. Минуту или две, они помолчали, не решаясь разбить временное умиротворение. Только после того как Люба поела, они разбудили Дмитрия Сергеевича и устроили военный совет.

— Как мне быть? Пришла к Александру Сергеевичу, а он вместо помощи накричал. Люба уже поняла, что дело обстоит гораздо хуже, чем она посчитала тогда, при разговоре.

— А вообще, зачем ты к нему пошла?

— Вас надо кормить, а соли нет. Главное, что керосин заканчивается, а без него и готовить не на чем. Хорошо, что нас мало, воды в титане полно. На кухне сказали, для меня нет ни продуктов, ни топлива.

— Только для тебя?

— Точно, только для меня. Я же видела, что они готовят, и рядом бидоны для доставки стояли. Тогда не обратила на это внимание. — У Любы упало сердце.

— Вспомни как с тобой разговаривали?

— Посылали с матюгами, смотрели волком. У них там похоже все переругались. Ходят злые.

— Кого еще встретила?

— Машку видела, когда бежала. Эта дрянь дверь перед носом у меня захлопнула.

— Как раньше с ней общались?

— Хорошо, даже отлично, хохотали. Мы раньше ведь вместе в офицерском вагоне работали. Ее только сейчас, перед отправлением перекинули в другое место.

— Больше никого не видела? Кто дал сигнал к отправлению не заметила?

— На улице вообще никого не было.

— Знаешь, кто обычно делает отмашку поезду двигаться?

— Нет.

— Мила, твоя подруга? Как она выглядела?

— Да вроде как всегда, хотя дайте вспомнить. Лицо заплаканное, неухоженное. Она такая аккуратистка, в любой ситуации старается за собой следить. Причешется припудриться красоту наведет, а вчера выглядела как бешенная. — Люба опять почувствовала привкус паники.

— Слушай, получается против тебя настроены все, кого ты увидела. Надо разобраться, только с кем мы можем пообщаться и надо ли тебе это? Не пора ли на все плюнуть и домой.

— Да, я как доброволец могу уволиться, когда захочу. Нам еще в октябре сказали, что в связи с завершением военной компании мы будем расформированы. Вот завершим рейс и идите куда хотите.

— Куда поедешь, когда уволишься? Домой? — До сих пор молчавший Леонид Тимофеевич встрял в разговор.

— Так мы ко мне и едем. Я из столицы. — Слабо улыбнулась Люба — Родная тетя пристроила меня в этот поезд с подругой. Ведь состав то столичный, там формировался, а она директор продовольственного склада при железной дороге. Задействовала свои знакомства. — Внезапно осознавший, что он тут лишний, Леонид даже не дождавшись ответа, захромал к себе на койку.

— Тетя хоть жива, после войны? — Будто ничего не случилось, спросил оставшийся победителем на этом поле боя.

— Типун тебе на язык, она уже после победы над Западом, в июле, нас пристраивала: «Последний шанс принять участие в войне, побывать в составе действующей армии. Потом это может пригодиться» — короче пристала как репей, не отвяжешься. Она видишь, ли все пороги обила, пока меня пристроила. Пришлось, даже с возрастом мухлевать. Мне ведь восемнадцать только месяц назад исполнилось.

— Отлично, тетка у тебя молоток. Если доберёшься до нее, считай отбилась. Значит так. Сидишь как мышь, никуда из вагона не входишь. Будут звать — не отзывайся. Сам скажу, что заболела, лежит не встает. Приедем, отправим нашего щегла к твоей тетке. Сама никуда не ходи.

— Посмотрим еще как все сложится. Может еще все утрясется. — Жалобно сказала Люба.

— Давай лучше подумаем, как мы тут будем держать оборону от вашего начальства, если что. — Не обратив внимания на слова девушки продолжил Дмитрий.

— Ты сам думай раз такой умный. Как выйти из безвыходной ситуации и прекрати пугать. Мне и так очень страшно. — жалобно прошептала девушка прижимаясь щекой к сильному плечу.

— Давай прикинем тогда что у нас с питанием. Думаю, за два дня точно доедем. Мешок сухарей разобьем на части. Бульонные кубики есть. Колбасы на пару дней хватит. Обойдёмся без каш и супов. Дня три продержимся легко. Если будем ехать дольше, можно и поголодать, но можно ведь реквизировать керосин у нашей соседки. У нее наверняка осталось. Давай раскулачим соседний вагон. Сгрудимся и сходим войной. — Задорно засмеялся Дима.

— Ты мой спаситель. — Восторженно посмотрела на сурового война девушка.

— Просто хочу тебе помочь выпутаться из сложной ситуации, а соседка перетопчется. Все равно все у нас общенародное.

— Спасибо тебе огромное. Что бы я без тебя делала. Проси, что хочешь. В лепешку разобьюсь, но сделаю.

— Да ладно тебе. Еще сочтемся. Я от чистого сердца тебе помогал. Какая уж тут награда?

— Будет тебе награда. Я молодая и глупая… готовая на всякие безрассудства… Прямо сейчас. Леня спит, а гаденыш у Елены. Будь что будет… любимый…

Остальные обитатели поезда так ничего и не узнали об этом маленьком происшествии.

Так счастливо разобравшийся с беспокойным начальством Александр Сергеевич не находил себе места. Заботливо подготовленные за годы войны статьи и диссертация пропали. Во время переезда они из-за неразберихи остались в штабном вагоне. Начальник поезда четко помнил где лежали папки. В купе у комиссара под пустующей полкой в его чемодане, завернутые в старое пальто. Плевать на пропавший чемодан, но многолетний труд. Ведь у него назначена защита. Искать было совершенно бесполезно. Бумаги пошли на растопку, их просто сожгли в наркотическом угаре. Убедился он в этом когда среди остатков золы заметил несколько кусочков несгоревшей бумаги. Кто это сделал выяснить теперь невозможно. Наверняка сволочные девицы. Только как теперь найти виновниц. Осталось обратить свой гнев на всех без исключения гулящих девок, изображающих страдания. Вот ведь б…, видели ведь наверняка, что жгут и не спасли.

В ночь со среды на четверг остановились для высадки начальства. На полустанок прибыло несколько автомобилей поджидавших ответственных товарищей. Обитатели поезда, опять разогнанные по вагонам из громких разговоров, звучавших на перроне поняли, что вот-вот их оставят без высокопоставленных пассажиров. Остановка опять оказалась недолгой и снова в путь. Волнение охватило всех. Чувствовалось приближение огромной узловой станции.

— Значит так, Шатов? — В очередной раз давал инструкции Дмитрий Сергеевич. — Пойдешь, как приедем, к Любиной тетке. Передашь письмо. Дождешься пока она его прочитает. Там тебе денюжку выдадут. Понял?

— Чего уж не понять. — Устало отвечал Паша, вымотанный печатной машинкой до одури.

— Ты все-таки повтори адрес, — не уставал маяться от безделья Леонид Тимофеевич.

Дальше просто ползли. Наконец, в самое сонное время, часа в четыре утра остановились. Вдоль поезда пошли обходчики.

— Вставай — растолкал Пашу Дмитрий Сергеевич. — Прибыли. Давай, собирайся. Не поминай лихом. Не держи зла. Держи подарок из сердца Запада, — Отставник протянул бензиновую зажигалку.

Шатов подхватил чемодан и отправился попрощаться с Еленой Николаевной. Скинув там уже надоевшую одежду, он, наконец-то оделся в новое. От оставшегося на путях поезда, он уже совершенно преобразившись, отправился навстречу неизвестности.

Глава 1

Людей со всего света собрала столица. Перемешала военных и гражданских, пленных и свободных, умных и хитрых, город и деревню. Хорошенько встряхнула всех в своих тесных объятьях, перемешала и выплеснула на улицы и танцплощадки, магазины и барахолки, кафе и рестораны.

В середине апреля столица начала умываться весенними грозами. По уже многолюдным улицам в самый центр города со всех окраин стекался народ. Молодой человек появился из метро и смешался с толпой, двигавшейся по широкому проспекту. Одетый в сшитый по фигуре приличный костюм и пальто он почти не отличался от местных. В его руке покачивался легкий модный чемодан. Выглядел он едва на семнадцать, но его отличал обольстительный влажный взгляд, густые волосы, едва выбивавшиеся из — под широких полей. Шляпа, из-под которой виднелись коротко стриженные волосы, слишком задорно была сдвинута набекрень, и эта вычурно привнесенная из фильмов деталь, делала его подчеркнуто степенный вид наигранным и ненастоящим. Было в его аристократической фигуре нечто богемное, особенно бросались в глаза поразительно красивые руки. Тонкие черты невольно притягивали, но для девушки, повстречавшейся с ним глазами была опасность потерять голову и пуститься в авантюру, грозящую испепелить сердце. Мальчик на съеме, так сказали бы о нем много лет спустя.

Гостя столицы не удивляло, что идти приходилось очень осторожно из-за норовивших попасться под ноги прохожих, выписывавших удивительные кульбиты в стремлении опередить сограждан. Более того в его движениях сквозила снисходительность к подобным торопыгам. Юноша шествовал ленивой неторопливой поступью чиновного отпрыска, широко раскрыв глаза, и вместе с тем, решительно поглядывал вокруг, скрывая временную неловкость провинциала, окунувшегося с головой в море красок и лиц, Шатов наслаждался необычайно свежим воздухом, который бывает в столице лишь сразу после грозового дождя. Слегка кружилась голова от мерного колыхания моря свежего, чистого, пропитанного озоном воздуха. Лучи весеннего солнца уже почти вовсе разогнали ночные тучи, но невесомая водяная взвесь еще окутывала кусты и деревья. Дела вполне могли подождать. Пока можно поглазеть по сторонам и осмотреться.

Выглядел город прямо сказать неважно. Многочисленные давно некрашеные дома, разбитые мостовые, голая земля с вытоптанной травой, грязные лужи. Но! Эмоции переполняли город. Стремление наверстать упущенное чувствовалось во всем. Энтузиазм бил через край. Жизнь, и любовь брали свое.

Внезапно налетевший порыв ласкового весеннего ветерка, заставил Шатова крутануться и замысловатым приемом удержать чуть не сброшенную ветром шляпу. Это вращательное движение будто вихрем раскидало прохожих.

Симпатичная студенточка, повернувшаяся боком, чтобы нос к носу не столкнуться с нахалом, вполголоса сказала подружке.

— Смотри, какой красивенький мальчик! Давай познакомимся.

— Очень уж много важничает! — рыкнула вслед удаляющейся спине дурнушка — спутница. — А ты, стоит в твою сторону мальчику посмотреть начинаешь ходить по барахолкам и с таким вниманием поглядывать на обручальные кольца, что у продавцов возникают вполне обоснованные подозрения. — Строгое выражение, появившееся на лице отличницы заставило ее попутчицу пойти на попятную.

— Будет тебе, видно же, что он созрел для самых «честных» намерений, — ткнув острым локотком в бок своей дуэнье, со смехом возразила подруга, уже вкусившая кусочек яблока познания, несмотря на свою молодость. — Может, пришла пора сорвать этот плод. Давай вместе начнем сбор урожая. Возможно, лучше так проводить время, чем тухнуть на лекциях.

— Опять за свое, — вспыхнула правильная девочка и схватив за руку «подругу» она еще настойчивее потянула ту к свету знаний.

Шатов подошел к установленному на тележке сатуратору — прибору для газирования воды. Стеклянные колбы с сиропом и баллон с газом придавали агрегату весьма таинственный вид и вызывали ассоциации то ли с алхимией, то ли с самогоноварением.

Искристо — взрывной вкус газировки, стоившей за двойной сироп всего ничего, долго перекатывался во рту. Даже когда Павлик уперся в запертые двери искомого дома, язык еще трепетал от охватившего его наслаждения.

Среди огромной когорты городских жителей, денно и нощно отдающих свой труд на благо процветания города, видное место занимают дворники. Это люди несокрушимой решимости и самоотверженности. Как многим обязаны жители этой почти незаметной фигуре. Чуть свет и он уже на ногах, и уже вспотел приводя двор в порядок. Вот он несется с мусорным ведром, вот пытается скребком побороть зловредную надпись, а зимой? Снегопад и вовсе злейший враг. Ради чего он пошел на эту каторжную, неблагодарную работу? Ради детей. В них он видит жизнь. Ради их будущего благополучия, он готов терпеть неустроенность текущей жизни.

Серый дом возвышался безмолвной громадой упершись тяжелым взглядом черных окон в крохотную человеческую фигурку.

За чугунными воротами на лавочке сидел подросток лет тринадцати. Стоило Павлу приблизиться как тот немедленно подбежал к воротам. Вытянув руки по швам, паренек фальшиво улыбнулся, обнаружив крепкие белые зубы.

— Вам кого, гражданин? — Мгновенно оценив внешний вид посетителя, с легким наклоном головы, спросил он.

— Мне необходимо срочно повидать Ирину Емельяновну, — сказал Шатов голосом, не признающим возражения. Именно так по его мнению следовало разговаривать со швейцарами.

— Не рекомендую. — Никак не отреагировав на командные нотки, ответил паренек. — Она обычно просыпается часиков в девять. А как себя в порядок приведет, да позавтракает тогда уж и на работу. Лучше бы Вам чуток подождать, если время терпит. Вредная она. Может и нахамить.

— Послушай, голубчик. Ты, собственно, кто будешь? — Хитро прищурился Паша, уже сам чуявший, когда партнер в образе. — Сыщик, наверное. Отличные характеристики жильцам даешь.

— Дворников племянник. Женька. — Галантно отрекомендовался прохиндей. — Собираю гривенники за открывание ворот и дверей. Маленький звоночек в дворницкую видите? Дядя мой пока спит, а я его покой охраняю. Умаялся он ночью. Истерзан грузом ответственности. Все к дню рождения Ильича готовится. Соревнование у них с соседними дворами. Сараи разбирают. Никак к сроку не уложится.

— Понятно, — протянул Павел. Подождать у себя на лавочке разрешишь? За разговором и время побыстрее побежит.

— Это будьте любезны. — Вновь принялся за дореволюционную манеру мальчишка.

Дом, так недобро взглянувший на раннего гостя вновь заснул. Ни одно окно во всех многочисленных этажах не светилось. Глыба камня, словно айсберг утопивший Титаник, медленно и неторопливо плыла, опасная только для неосторожных и неловких капитанов.

На скамеечке, меж тем, проходила весьма содержательная беседа.

— Значит вот как тебе приходится крутиться? — спросил Шатов мальчишку желая уже начать предметный разговор.

— Каждая копейка тяжким трудом дается, — вздохнул Женька. — Когда нет карманных денег, радуешься каждой возможности подработать. Ничего, скоро и мы встанем на ноги.

— С чего вдруг? — В голое Паши засквозила легкая заинтересованность. Расспросить сразу о тетке, не получилось. Ну и не к спеху.

— Ирина Емельяновна, дай ей бог здоровья, обещала отцу помочь носильщиком на вокзале устроиться. — С издевкой произнес Женька. — Уж год тому назад.

— Иди ты, — при этих словах, звучавших для Павлика полной белибердой, оставалось только изобразить удивление. — И до сих пор не помогла? Вот так номер.

— Да и не надо. Батя сам кому надо сунул. Теперь все нормально пойдет. Через годик в бригаду устроится, а там не только чаевые. Знаете, сколько проводник на зайцах имеет. — Открыл страшную тайну паренек.

— Наверняка, прилично. — Шатову подумалось, что на поездах дальнего следования реально зашибают очень нехилую по нынешним меркам деньгу.

— Это еще что, а если на хорошее направление устроишься, так и вовсе… — мальчишка посмотрел на собеседника мечтательным взглядом, который редко можно увидеть в столь незамутненной чистоте, и продолжил, — за границу поехать можно. Там товару. Не перевозить. Туда только партийных берут.

— Сам тоже на… дорогу собираешься?

— Конечно. Вот отец зацепится, всех за собой перетащит. — Не заметив легкого намека, с жаром продолжил юный мечтатель.

— «Помогла» значит вам Ирина Емельяновна. — Усмехнулся Паша. — Кем, кстати, она сейчас работает?

— Вы с какой целью интересуетесь? Заподозрил неладное бдительный отрок.

— Так я только с вокзала. Привет привез от ее племянницы. Вот письмецо. — Павлик помахал денежным знаком. — Тоже хочу у нее проситься на железную дорогу. В вагон-ресторан.

— Вот это дело. Благодарим покорно, — Женя уважительно посмотрел на собеседника. С блаженством ощупывая красненькую денюжку, тимуровец без стеснения начал трясти грязным бельем.

Мало кто задумывается, что его самые незатейливые слова и поступки остаются в памяти безликих теней, на которые вовсе не обращаешь внимания. Особенно опасно иметь под боком такого вот народного контролера. Ни один шаг не останется незамеченным. По самым малозначащим деталям они безошибочно воссоздают мысли и чаяния своих соседей. Даже за внешней вальяжностью и показным благородством знатоки способны углядеть частичку потаенного. Буквально в нескольких словах Женя набросал портрет обидчицы. Теперь ее фигура, до того скрывавшаяся в тумане таинственности была безжалостно выведена под свет софитов.

Ирина принадлежала к отважным и смелым дочерям своего народа. Жизненная сила в «ней» била через край, и что самое главное приводила к успеху в борьбе с непростыми жизненными коллизиями… Ее лицо имело слегка розоватый оттенок так свойственный блондинам из-за прозрачности кожных покровов. Голубые глаза на несколько угловатом лице казались необычайно большими, особенно из-за не слишком развитого подбородка. Заостренный носик выдавал природную хитрость и бытовую смекалку. Она относилась к неистребимому сословию торговых работников и готова была принести себя в жертву ради «золотого тельца». Мнила она себя весьма хваткой особой которой хватает ума почуять и выгоду, и опасность.

Так вот за этим, прямо скажем неприятным фасадом, как и у всякого кровопийцы, было полно скелетов в шкафу. Гигантская трагедия разрушила всю ее жизнь. Перед лицом этой беды она осталась одинока, бессильна и беззащитна. От безысходности ей хотелось выть тоскливыми зимними вечерами. В какие-то дни становилось особенно тошно, и она делалась похожей на привидение с наполненными слезами злыми глазами. Целый табун представителей сильной половины человечества всхрапывая и брыкаясь промчался по ее жизни, оставив после себя только прокуренные занавески, запихнутые в самую глубину антресолей и так и капающий кран на кухне. Бесплодие — вот что исковеркало жизнь, и если поначалу юная Ирочка грешила на слабосильных самцов, то теперь уже стало окончательно ясно, что дело именно в ней.

— Все. — Прервал булькающий мутный поток рассказа Шатов. — Если понадобишься, я знаю где тебя найти. Пошли, покажешь где обитает так лихо описанная тобой особа.

— Похихикивая над двусмысленностью, юный «пинкертон» двинулся вверх по витой чугунной лестнице.

Уверенно надавив кнопку звонка, Шатов взглядом попытался отогнать любопытствующего сопровождающего, но это удалось лишь отчасти. Даже услышав шипящее «ступай, братец», мальчишка затаился на нижней площадке и прислушался.

— Здравствуйте, — Посетитель, украдкой окинул взглядом хозяйку, так и не скинувшую дверную цепочку. Он сравнивал свои впечатления с полученными сведениями. — Ирина Емельяновна?

— Добрый день. Да-да… Ирина. — Хозяйка застыла на пороге, не решаясь пригласить нежданного посетителя. Все эти истории об ограблениях ужасно действовали на нервы столичных обывателей.

— У меня для Вас письмо от племянницы. — Официальным голосом произнес Павел.

— Давайте. — Хозяйка улыбнулась, прогоняя выражение печали, ставшее маской. Уж слишком не вязался тон говорившего с его молодостью и лихо заломленной на затылок широкополой шляпой. Пробежав глазами текст, дама сняла цепочку и пригласила гостя проходить. Закрыв дверь, собеседники переместились на кухню и миновав массивную филенчатую дверь, разместились за небольшим резным столиком.

Ирина Емельяновна оказалась очень приятным в общении человеком лет тридцати. Ее лицо без ярких красок, несмотря на некоторую асимметричность не было отталкивающим, а наоборот казалось вполне милым. Тонкие сжатые губы обнаруживали гордость и твердость характера. Вот в чем было ей не отказать, так это в настороженности, которая сквозила в каждом слове, точнее в паузах между фразами. Может быть поэтому, речь ее казалась размеренной и взвешенной. Тем более, что смысл сказанного чаще всего таился в паузах, которыми хозяйка играла виртуозно.

— Племянница попросила помочь тебе… Внимательно слушаю, как театральный зритель на премьере оперы. — На лице хозяйки поселилось скучающее выражение.

— Да, Вы ведь обязательно с Александром Сергеевичем встретитесь. — Сказал Шатов, доставая из чемодана, два листочка с печатным текстом. — Так вот, обратился ко мне начинающий ученый, который вследствие своего печального положения вынужден продать собственноручно написанную диссертацию. — Завернул Паша глубокомысленную фразу. — А мне тоже, деньги лишними не будут.

— Никогда не сталкивалась с подобным товаром. — Ирина Емельяновна, далекая от «научной» жизни, заинтересовалась. — Неужели и этим торгуют?

— Такое время… Нужда чего только не заставит сделать. Тут главное заинтересованные стороны свести. Думаю, у начальника поезда есть с кем поговорить по этому поводу.

— Сколько же автор хочет за свою работу?

— Дорого, но и товар по нынешним временам уникальный. Можно встретиться со специалистами переговорить.

— Листочки можно почитать. — Мало что понявшая хозяйка пробегала глазами текст.

Ох не зря Паша почти неделю беспрерывно стучал на машинке. Между тюками одеял, и прописанных матрацев родились тезисы об ожоговой болезни, ожоговом шоке, как можно более ранней хирургической обработке и применении дерматомов. Труд был весьма солидным, правда статистика и пациенты появились исключительно благодаря силе воображения, зато методики ведения больных были самыми что ни на есть настоящими. «Автору» было абсолютно наплевать кто конкретно сейчас предложит «передовые» методы лечения. Пусть это будет последний негодяй, главное новый подход поможет людям.

— Пожалуй, попробую, — улыбнулась Ирина Емельяновна своему молоденькому коллеге. — Даже без своего интереса. Надо помогать начинающим. — Посетитель все больше стал занимать внимание квартировладелицы.

— Спасибо. У меня подобного рода предложения еще появятся. Во сколько можно будет завтра зайти?…

Минут через пятьдесят, Шатов покинул, внезапно ставшую гостеприимной, Ирину Емельяновну, накормившую его до отвала. Если вопрос с жильем был временно решен — его согласилась приютить Елена Николаевна, то искать работу следовало немедленно. Неквалифицированных работников вокруг предостаточно. Конкуренции с демобилизованными деревенскими парнями, наполнившими в поисках лучшей доли город не хотелось, да и лучше найти нечто такое, чтобы позволяло времени тратить поменьше, а получать побольше. Устраиваться, по старой памяти машинисткой? Невыгодно. До подачи документов в институт надо было перекантоваться, да и за обучение еще платить предстоит. Сейчас бегом бросить чемодан и на поиски работы. Углубившись в ущелья улиц, озера площадей, леса заброшенных парков и совмещая запомнившийся план с путеводной нитью языка, как известно обещавшего довести до Киева, искатель без блужданий оказался аккурат у невзрачной двери подъезда, откуда выходил потрепанного вида тщедушный человек в стареньком пальто и ермолке.

На площадке третьего этажа было вовсе ничего не видно. Окно, долженствующее пропускать волны или, если угодно, частицы света было намертво заколочено горбылями. Шатов пошарил в карманах и, благословив Дмитрия Сергеевича, вынул зажигалку.

В свете дрожащего пламени, едва сверкнула старая медная дверная дощечка с именами из далекого прошлого, не имеющая м нынешним жильцам никакого отношения, и оцарапанная со всех сторон замочная скважина.

Достав из глубокого кармана пальто ключ, Паша приспособился было внести его в жерло скважины, как тут дверь отворилась и выпустила крохотного карапуза, который ничуть не испугавшись незнакомца и не захлопнув отворенную дверь, понесся вниз, что-то невразумительно крича и временами переходя с бега на подскоки на правой ножке.

Повертев в руках не нужный теперь ключ, Шатов вошел. Он оказался в широком коридоре, разбегавшемся в разные стороны и границы которого терялись во мраке, коей не могла разогнать маломощная лампочка едва пробивавшая пыльный плафон. Теперь, по описанию, надо повернуть направо и идти до упора, тогда слева окажется искомая дверь.

Привыкнув к полумраку, Паша теперь различал смутные очертания проступившего рельефа. Огибая перегораживавшие коридор старые шкафы и сундуки, он ловко продвигался вперед и уже через пару мгновений входил в жилище Елены Николаевны. Бросив в угол чемодан и даже не присев, Шатов отправился по заранее обговоренному маршруту. Ему даже в голову не пришло отправиться на кухню и попытаться себе что-нибудь приготовить. Предупрежденный заранее Еленой Николаевной, он не нашел в себе сил решиться на подобное безрассудство.

В какое бы положение не приходилось попадать, Людмила Николаевна всегда оказывалась на высоте, сохраняя присутствие духа и безупречные манеры. Вот и сейчас она оказалась в дурацкой ситуации. Перед ней сидел юноша пришедший, по рекомендации старой знакомой — Ленки, устраиваться на работу. Ну совсем из ума выжила баба. Ей бы самой куда определиться, а она еще протежировать умудряется. Знает ведь, что бесполезно. Куда такой соискатель нужен. Ладно, можно и выслушать. Ну потратишь пять минут. Неудобно так уж сразу отказывать. «Подруги» все-таки.

Сохраняя бесстрастное выражение на лице, женщина начала тяжелый для себя разговор.

— Слушаю, молодой человек. С чем к нам пришли. — Начала она, изобразив на лице дежурную улыбку и принимая листочек с напечатанным текстом.

— Здравствуйте еще раз. Зовут меня Павел. Знаю, что время у Вас ограничено, поэтому два слова о самом главном. В эвакуации мне случилось выучиться особенному виду массажа, сочетающему классические приемы, ударную технику, акупунктуру. Совсем чуть удалось познакомиться с иглоукалыванием.

— Вот как! — Тут уж Людмила Николаевна не выдержала. — Да что Вы такое несете, молодой человек. Ваши слова похожи на бред. Позвольте усомниться. Еще и на постоянную работу проситесь. Хорошо хоть претензии на место в общежитии наглости не хватило озвучить. Таким вещам годы учатся, а к мастерам очереди от Кремля выстраиваются.

— Именно такую реакцию и предсказала Елена Николаевна. — Спокойно ответил Шатов. — Только добавила, что если быть убедительным, то прежде чем получить коленом под зад, могут дать испытать себя на безнадежных.

— Что там у тебя на листочке напечатано? — уже приняв решение, ласково произнесла дама и водрузила на нос допотопный монокль.

У гимнасток и балерин, происходят многочисленные деформации многих костей скелета из-за специфического воздействия на крупные суставы и позвоночник. Изменениям подвергаются так же и мягкие ткани. По сути дела, страдает вся физиология сустава. Даже синовиальная жидкость меняет свой состав. Это еще полбеды. Редкому танцору удается избежать серьезной травмы. О растяжениях связок будь то передняя позвоночная или внутренняя боковая коленного сустава вовсе говорить не приходится. Ушибы и потертости неизменный спутник до конца карьеры. В ситуации, когда танцовщика как можно быстрее необходимо вернуть к активной работе поможет массаж…

— Ладно, обоснование ты подвел простое и убедительное. Пожалуй, я попробую дать тебе испытательный срок. Не хотела, но придется. Исключительно, по просьбе Елены Николаевны. Только на какую должность тебя поставить? Штатное расписание согласовано. Возьму-ка я тебя санитаром. Ставочка крохотная, почти призрачная, потому и пустует. Совместителей тоже пока не нашлось. Даже гардеробщица больше получает, но если все хотя бы в половину как ты расписываешь, то тебе за этими копейками вовсе приходить не надо будет. Приступаешь к работе в понедельник. Жду тебя у проходной ровно в полдень…. — Да, крикнула она уже в спину Шатову хочу познакомить тебя с первой пациенткой. — Людмила Николаевна достала из коробки пачку фотографий, выбрала одну и протянула Паше. — Она Ваша. Приведешь ее в порядок за месяц, считай, выдержал испытание…

Александр Сергеевич меж тем пребывал в весьма приподнятом настроении. Пусть погиб весь накопившийся за годы войны материал для научной работы, возможно книги. Идет процесс расформирования, работает комиссия, с другой стороны его прочат руководителем крупнейшей городской клиники и намекнули, что выдвижение пройдет легче, если будет степень. От таких предложений не отказываются. Время не терпит. Заседание ученого совета в пройдет через три недели, а ему пока не отлучиться. В столице знакомых высокого ранга в медицинских кругах у него нет. Казалось бы, положение безвыходное. Беда. И вдруг, чудо. Предложение купить диссертацию. Да за любые деньги. Реализация через Ирину содержимого неучтенных вагонов грозила принести фантастические дивиденды. Надо только все тщательно проверить. Прежде чем показывать покупку оппонентам, придется попросить убедиться в качестве предлагаемого. Стоп. Наплевать. Детали это все, только бы форма была соблюдена, а там и договориться можно будет. Приближающийся как голгофа ученый совет, вдруг перестал пугать, но мысли все катились и катились по кругу. Без ученой степени получится не солидно. Руководству не до сантиментов. Назначат и все, а взаимоотношения с коллективом как строить? Одно дело ученый, а другое — простой жополиз. Шептаться начнут, интриговать. Конечно, диплом от интриганов и завистников тоже не спасет, но если вклад в науку неоспорим, то спихнуть тяжелее и о росте можно подумать. Так что если все же удастся заполучить качественный труд, то это принципиально другое дело. Можно даже подумать и о новых покупках. Дорого, да, но имя в научном мире тоже недешево стоит.

Облагодетельствовав солидного швейцара купюрой, Паша проник в уже почти под завязку наполненный Ресторан. Знавший заветный секрет, посетитель оказался за очень удобным столиком, расположенном в неглубокой нише. Сервировка впечатляла сама по себе. Уж из каких запасников ловкий завхоз добыл этот набор неизвестно, но даже своим добротным видом столовые приборы и посуда уже внушали немалое почтенье этому заведенью. Скатерть оказалась белоснежной и сверкала так, как не хватало хирургическому халату, в который был облачен Шатов делая первые шаги в новом для себя мире. Ловко свернутые салфетки, возвышались словно пирамиды. Хрусталь таинственно сверкал в ярком освещении всеми возможными цветами и их оттенками. Подаваемые за соседние столы яства, расположившиеся на огромных тарелках и скрывавшиеся до времени под серебряными колпаками возбуждали аппетит. Решивший себя побаловать Паша ни в чем себе не отказывал. Едва утолив первый голод, Павлик огляделся по сторонам.

Гости к этому времени уже основательно выпили, постепенно сменив изысканные вина на вульгарную водку. За соседним столом начался бурный спор. Оба отстаивали одну и ту же точку зрения, но громко и яростно глядя друг на друга. Лица их покраснели, глаза сверкали, а носы и вовсе приняли багровый цвет. Спор еще не вышел за границы приличия, но оппоненты уже перешли на личности. Утихомирить буянов никто не спешил, и наевшийся до отвала Шатов благоразумно отступил. Надо выспаться. Становиться случайным участником потасовки совсем не хотелось, а было желание просто пройтись, чтобы почувствовать душу столицы и приноровиться к ее ритму. Долгая прогулка уже подходила к концу. Город засыпал. Гасли светлячки окон. Уже зажглись редкие уличные фонари, а улицы как по волшебству почти обезлюдели. В садике, куда стремясь сократить дорогу свернул Шатов и вовсе никого не было. Только вокруг деревянной скамеечки расположилась нешумная компания, смутно видимая сквозь еще голые ветви кустов.

— Черт, — Шатов ускорил шаги. — Зачем я поперся через парк. Знал же, что нехорошее это место. Может ничего и не случится. — Галопом неслись мысли. Словно запертая в клетке птица, скрипел и раскачивался небрежно закрепленный над никому не препятствующей оградой фонарь. По натоптанным дорожкам и кустам метались страшные, быстрые тени, словно предчувствуя скорую беду. Вот и калитка.

Уже у самого выхода Шатова нагнали запыхавшиеся преследователи, только если у быстро шагавшего Пашки сердце билось ровно, а дыхание было спокойно и размеренно, то у «гончих» высовывались языки от усталости.

Разговор с преследователями вышел недолгим. Хотевшие выразить свои пожелания, грабители еще только начали открывать рот для перечисления своих претензий и угроз, как Шатов начал действовать. Шаг, удар. Первый нападавший уже заваливается так и не поняв откуда вдруг прилетел твердый словно камень кулак и врезался в его многострадальную печень. Еще удар. Занесшему было руку с грубым кастетом крупному парню, предстояло узнать, что такое ретроградная амнезия, потому что именно о ней будет долго распространяться доктор расспрашивая пациента с сотрясением головного мозга об обстоятельствах получения черепно-мозговой травмы. Поворот, бросок. Самый мелкий участник нападения, летит, потеряв свой страшный нож с узким как шило лезвием, в колючие кусты, которые своими острыми иголочками как кошачьими когтями оцарапывают лицо. Мальчишка отделался совсем легко, но ему еще предстоит волочь потерявшего сознание здоровяка до приемного покоя, а пока он с ругательствами провожает глазами быстро удаляющуюся фигуру.

Спалось на новом месте удивительно спокойно. Город, удовлетворенный проверкой, принял своего нового гражданина.

— Доброе утро. — Заспанное лицо Ирины Емельяновны показалось из-за двери. — Ты меня разбудил, только что пришла с работы. Пришлось ночью дежурить… Не доверяю я сторожам. Время сейчас неспокойное. Или кляузу напишут или обворуют, а итог один… Напрыгалась как макака, хозяйка убрала со стола журнал «Пульсар» раскрытый на рассказе «Приключения обезьяны.» — Тут столько всего сразу навалилось… — На самом деле почти сутки подпольные коммерсанты распихивали внезапно свалившийся товар по точкам. Ударную работу удалось завершить только к утру. Вагоны тихо покоились в тупичке без охраны и не сегодня-завтра должны были воспламениться, а их содержимое уже расползлось в разные стороны.

— Зашел узнать по поводу диссертации. Вроде вчера договаривались. — Паша был спокоен. Никуда клиент не соскочит.

— Точно! Когда можно будет все посмотреть? — Спрашивала хозяйка уже наливая себе из изящного кофейника крепчайший кофе.

— Принесу завтра. Если есть заинтересованность, надо достойный переплет сделать. Паша положил сигнальный экземпляр в виде стопки листочков на столик. Кстати, как там Люба? Она, вроде демобилизоваться должна?

— Да все нормально, дома уже, наверное. Я за ней не следила, все с начальником поезда разговаривала. То, да се. — От усталости забыв о конспирации, говорила хозяйка. — Ходят там все злые как цепные псы. До последнего надеялись, что переводом оформят в санаторий, а тут — полное расформирование. За час всех вытурили. Война закончилась много медиков освободилось, и половина недоученных. Конкуренция за теплые места. Готовы любого сожрать, дай только повод.

— Неужели и состав раскидали? Действительно быстро. — Как люди работать могут, — восхитился про себя Павел. — Значит наша сестричка теперь на вольных хлебах? Поступать в институт будет?

— Что ты так заинтересовался? Понравилась тебе я смотрю моя племянница, только поспеши. За ней и раньше мальчики ухаживали, а теперь она и вовсе светится. Так похорошела, ну просто чудо. А ты у нас богатым женихом станешь. Ведь не все же ты автору отдашь? Чем вы не пара. Молодые, богатые, — подмигнула тетушка. Свахой буду.

— Спасибо за протекцию. Только мне самому жить негде. Тут не до женитьбы. — Попытался отшутится Шатов. — Да и постарше жена выйдет. Непорядок.

— Не заметившая возражений хозяйка, уже всерьез обдумывала вспыхнувшую в голове бредовую идею. — Да какая там разница в возрасте. Тебе — семнадцать, ей — восемнадцать. Жарче любиться будете. — Негде жить, говоришь? И это решаемо. Деньги у тебя останутся приличные…, но по мелочам растранжириваются легко…. Подумай о покупке крыши над головой.

— Лучше не делить шкуру еще живого медведя. Вдруг при расчете обманут, или еще какая беда выплывет. — Паша вдруг заволновался.

— Ты прав, будущий зятек, пусть вначале наш товар глянется, а с получением гонорара проблем так и вовсе не будет. Кстати, Люба на днях сюда заглянет. Налюбуешься еще на нашу красавицу, а там и до свадебки рукой подать, — задорно подмигнула сваха. — Как у тебя с продуктами. Могу помочь. Силы тебе теперь ох как понадобятся. Такую красотку отхватить. Всю жизнь меня потом добрым словом поминать будешь.

— Я бы с удовольствием покупал подороже, чем пайковые цены, а вот базарные для меня дороговаты. — Павел настойчиво старался не замечать чересчур прозрачных намеков. — Деньги пока есть. Протяну месяца три, а потом придется искать работу. О части с этого гонорара пока мечтать не буду. — Паша медленно, шаг за шагом, отступал к двери.

— Давай так, я для тебя собрала немного продуктов. Здесь тушенка, яичный порошок и кое что еще. Это бесплатно, по-родственному. Если будет нужно, говори мне заранее. Цена для тебя — две пайковых. Захочешь с наценкой приторговывать, возражать не буду, только не зарывайся. — Тетушка примолкла. — Мальчик ты умный, деятельный. — Оценивающий, как на лошадином рынке, взгляд все пробегал от пят до макушки. — Повзрослел раньше времени, как и все твое поколение. — Новая пауза. — Береги себя, держи рот на замке. Я ведь плохого тебе не посоветую. Подходи к вечеру. Заодно и борщик поешь. Отличный, на мясном бульончике, да со сметанкой.

— К ужину буду. — Как она удержалась от просьбы показать зубы? — Удивлялся железной выдержке хозяйки, стремительно улепетывающий жених, от страха позабывший на столе не только продукты, но и сигнальный экземпляр.

В консерватории царила суета. Шла подготовка к выпускному концерту и на Шатова легко проникшего внутрь никто не обращал внимания, впрочем, как и на барельефы, украшающие стены и на великолепные люстры, сверкающие над головами. Молодежь, словно подхваченная бурей энтузиазма и воодушевления, казалось готова поколебать своим талантом сами основы искусства и возродить атмосферу, возникшую на сломе эпох, только теперь уж окончательно обеспечить победу добра над проросшими откуда ни возьмись многочисленными побегами распущенности, неверия и злобы. Гневные споры слышались здесь и там, впрочем, как и задорный смех, прерывавший философствования детей революции.

— Где я могу найти приличного дирижера, — Паша остановил взлохмаченного юношу несущего нотную папку подмышкой.

— Считайте, что вы его нашли. Что надо? — Юноша гордо отставил ногу и выпятил щуплую грудь.

— Ищу симфонический оркестр. Надо завтра вечерком побренчать. Сеструхина свадьба. Она жуть как театр любит, только не разу не была. Хочу сюрприз сделать. Мне бабы подсказали, что здесь цены умеренные. Есть что на примете, недорого? — Шатов заговорщицки подмигнул. — Хотел по рынку пройтись, расценки узнать, а у вас все как-то нелепо. Как нормальному человеку разобраться? Помоги. Не обижу.

— Парень схватился за голову. Да вы представляете, что такое симфонический оркестр. Он состоит из четырех оркестровых групп инструментов: струнных, деревянных духовых, медных духовых и ударных. Уйма народу, да их еще и рассадить замучаешься.

— Иди ты, — Шатов дружески хлопнул паренька по плечу. — Как ловко цену набиваешь. Уважаю. Пойдем в столовку пообщаемся. С меня обед. Ты мне там про ваши порядки расскажешь.

Огромное преимущество перед другими — умение менять свою маску. Большинству недоступны такие возможности. Они будто застыли в одном образе. Кто-то горделив и величественен, другой подобострастен, третий старается казаться флегматичным. Лишь немногим доступны то остроумные полные скрытой иронии шутки, то невинное простодушие. Спасибо судьбе, что научила Шатова при общении с разными людьми безошибочно выбирать необходимую ноту в общении. Пусть сегодня разговор окажется бесполезным, зато студент наверняка запомнит яркого улыбчивого простака и при случае окажет бескорыстную услугу.

— Вечером, когда набегавшийся по городу Шатов зашел к Ирине Емельяновне, забрать забытый том, та поведала ему вот какую историю:

Смотрю, ты ушел. Диссертацию оставил. Ну думаю, что ждать. Взяла, да и позвонила. Все мол у меня. Смотреть будете?

К обеду пришел Александр Сергеевич не один, а с представительным мужчиной, который отказавшись от чая тут-же приступил к чтению нашей с тобой замечательной работы. Пролистал он ее быстро, высказал удовлетворение содержанием, и, пожелав всего доброго, откланялся. Последующий наш разговор свелся к возможности продолжения сотрудничества. Деталей мы не обговаривали, но принципиальной договоренности достигли. Претензии к Любаше за отлучку с рабочего места сняты. Отличная характеристика и представление ее к ордену были благодарностью за качественную нашу с тобой работу. Так что будущая женушка тебя еще до свадьбы, авансом так сказать… «расцелует». Деньги у меня, можешь хоть сейчас забрать. К тебе другой вопрос. Если надо, сумеешь сделать что-либо подобное еще несколько раз?

— Одна уже практически готова, могу на днях занести, а под конкретику — нет, но если заранее наметить круг тем и дать время на раздумье, то, думаю, можно попробовать.

— Послезавтра принести сможешь? Клиент бьёт копытом. Он ведь и деньги мне уже на предоплату новой работы оставил.

— Отлично. Только ближе к вечеру. — Шатов даже отодвинул тарелку. Опять не спать ночью.

— Об авторстве не спрашиваю. Не мое дело, но если поинтересуются, что отвечать? Таинственный вид напускать не получится. Людей ведь будет беспокоить только одно: чтобы факт покупки не вскрылся, и автор не выплыл. — Тетка испытующе посмотрела на уплетающего борщ паренька.

— Говорите правду. — Шатов облизал ложку. — Немец, военнопленный, из бывших поволжских уехал после революции. Сейчас сидит здесь недалеко. В лагере. Претензий от него точно не будет. — Паше внезапно стала нравится роль официального жениха. Черт с ней, невестой. Можно и притерпеться. Зато какие наваристые супы.

Глава 2

Трамвай все никак не хотел появляться из-за поворота. Толпа не остановке уже начала волноваться. Особо нетерпеливые начали вымещать свое неудовольствие на окружающих. Ну их, решила Инга и отправилась пешком. Привычно ныли мышцы, и правая пятка. Это была ерунда на которую не стоило и внимания обращать, к такому девушка была уже давно привычна. Вот левый голеностоп. Он никак не желал проходить, все опухал и беспокоил. Боль нарастала волнами. На пике, даже ходить нормально не удавалось, приходилось прихрамывать. Только вот жаловаться не стоило. Ее класс напоминал группу воздушных гимнастов, летающих под куполом цирка без страховки. Пара десятков талантливых особ боролась за то, чтобы кружиться, прыгать и сверкать на глазах восхищенной публики. Канаты изредка рвутся, особенно если на них ступают слишком тяжело или неловко, и тогда можно наблюдать презабавное зрелище. Недавние подруги фальшиво сочувствуют и крутят за спиной фиги, не помогая упавшим подняться.

Столица так и осталась для нее таинственным королевством, в котором обитают удивительные существа. Никогда не знаешь, что ждать от того или иного обитателя. Безобразный инвалид мог оказаться человеком с добрейшим характером, а прекрасная женщина обернуться злобной колдуньей. Стараясь не отклоняться от знакомого трамвайного маршрута, она медленно шла в сторону училища. В кои то веки выглянуло настоящее, почти летнее солнце и ярко вспыхнуло в светлых слезинках, живущих в глазках девушки.

«Ты — безобразна. И должна это четко понимать. Не светит тебе судьба примы» — вдруг вспомнились слова наставницы, сказанные еще год назад. — «Твои роли — без лица. Давай будем работать исходя из этого. На репетиции изволь являться в маске. Привыкай».

Опять больно заныло сердце и стало гадостно на душе. Надоело быть сильной и жесткой. К чему это стремление быть первой и стараться доказывать, что и дурнушки могут достичь признания, а потом выслушивать банальности, что исключения только подтверждают правила.

Сама не зная, она шла мимо серого дома во дворе которого как раз толковали Шатов и Женька.

— Нашли помещение или интересующую меня вещь? — Паша погрозил пальцем. — Договорились ведь по пустякам не дергать, если что — оштрафую. Сказано ведь было.

— Как можно, — пел соловьем Женька. Рази-ж мы могли такого важного человека от его дум понапрасну отвлекать. — Он ловко увернулся от подзатыльника и с опаской продолжал уже с безопасного расстояния. — Подвала пока не нашли подходящего, зато победы на других фронтах. Все точно, по описанию. Три варианта, но лучший на вокзале у транзитника, что только приехал, да поистратился. Нет денег на дорогу. Батя нашел. Премию бы нам за расторопность.

— Давай еще раз. Что точно мужик продает и почем. — Павел похлопал по скамейке, призывая опасливого прощелыгу.

— Значит так, — начал загибать пальцы скаутеныш. — Magnetophon K4-HF.- 1 штука. Корпус внешне новый. Десять катушек с пленкой, все целые не порванные — это со слов, но может и соврал. Наушники — две пары…

— Проверяли? Как воспроизводит? Записывает? Стирает? В каком состоянии головки? — Почти безразлично спросил Паша.

— Да кто его проверит. Мы вообще не знаем, как там все работает. — Женька пожал плечами, и демонстративно почесал в затылке.

— Слушай, вот тебе следующее «заданье». Пошустри среди военнопленных немцев. Надо найти мастера, который эти штуки чинить может. Справишься?

— Еще как. Сейчас побегу, обнадежу всех продавцов, мол деньги собираем, а потом на стройку.

— Тимуровец! — Паша нахмурил брови. — Еще раз увижу, как ты у газировщицы стакан чистого сиропа за «безумные деньги» покупаешь. — Заложу отцу, не постесняюсь.

— Зверь ты Пашка. Нет в тебе сочувствия детскому организму. — Крикнул, высунув голову из-за угла, верткий Женька, тут же юркнул назад, и, едва не сбив с ног хромающую девушку, устремился на задание.

Инга, чуть не споткнувшаяся о шныряющую шпану, со всего маху оперлась на больную ногу и даже вскрикнула от накатившей боли. Хорошо, что шагающий рядом молоденький офицер, подхватил ее под руку. Однако, это происшествие, сулившее, казалось бы, романтическое знакомство еще больше расстроило ее. Стоило лейтенантику взглянуть ей в лицо, как он галантно извинившись и, ссылаясь на неотложные, дела пулей ретировался.

В вестибюле училища ее встретила Людмила Николаевна.

— Что, все хромаешь, Бондаренко? — Педагог как всегда говорила ровным голосом, лишенным эмоций.

— Чуть, чуть, — виновато сказала Инга, но через мгновенье продолжила, — К утру все будет нормально.

— Ты уж неделю одно и то же твердишь. Хватит. Больно на тебя смотреть. Сама в полную силу не работаешь и других отвлекаешь. Лечись сколько надо. Нет у тебя конкурентов. Образы без лица только тебя и ждут. Понятно?

— Куда уж понятнее, — сделала попытку взбунтоваться Инга. — Царевна лягушка и баба яга.

— А ну молчать и слушать. — Слегка охладив голос, Людмила Николаевна показала, что шутки кончились и следующие ее распоряжения обязательны для исполнения. Завтра в полдень сюда явится специалист, который займется твоей страдающей конечностью. Лечиться будешь до полного выздоровления. Хоть месяц. Появишься в зале с хромой ногой — отчислю без жалости.

Всю ночь, едва дождавшись пока соседки заснут, Инга плакала и молилась. Ну зачем ей такая жизнь. Кому, что она хочет доказать. Ну не быть ей первой. Пусть она родилась балериной. Пусть она жила танцем. Пусть у нее фантастический прыжок. Пусть даже сложные движения даются ей легко и свободно. Переливы настроения, тяжкие раздумья — все она может выразить движением. Бесполезно. Дав ей талант, судьба жестоко наказала обезобразив лицо и самым безжалостным образом, лишив ее мечты. Просто мистер «Х» в пуантах. Безжалостные девки так ее и прозвали — мастер Хе.

Заспанные девицы всех возрастов одинаковые в своей растрепанности, толпились у умывальников. Рассыпался зубной порошок, падали расчески и зубные щетки. Сил истерить еще не было. Даже ворчанье было сонным и неубедительным. Засыпая на ходу и кутаясь в старенькие халаты, будущие звезды имперского балета тянулись в столовую, затем переодевшись в купальнички и хитоны разбредались по залам, только там встречаясь с домашними девочками.

— Сегодня по укороченной программе. — Напомнила преподаватель народного танца. — Размялись и на прогон в театр.

Инга осталась. Усевшись на краешек так и не застеленной кровати, она уже привычно-надоевшими движениями растирала и мяла предательский голеностоп. Кисти были вялые. После тяжких ночных раздумий, пыл угас. Потухли глаза, поникли плечи, девушка почти приняла судьбу. Будто проткнули тоненькой иголочкой воздушный шарик, и он медленно, будто нехотя, почти не шевелясь, превращается в мятую бесформенную тряпочку.

— Что застыла как мумия? Быстро собралась. Кичку накрутила и на выход. — Раздраженно покрикивала Людмила Николаевна. — Время на тебя еще терять. Уродина.

— Бегу, бегу. — Привычно засуетилась задумавшаяся ученица, уже на ходу закрепляя прическу.

Едва поспевая за быстрым шагом он очутилась в мед. кабинете и остолбенела. Привычно опущенный взгляд впился в нечто удивительное.

У него были узкие, изящные, руки с длинными сильными пальцами пианиста, которые так и тянуло поцеловать. Парень в коротеньком белом халате был строен и в меру высок. Взглянув на его лицо, Инга окончательно решила, что встретила свой идеал.

Приведшая ее на прием хамоватая аристократка духа куда-то испарилась, пробубнив нечто неразборчивое, обращенное к медику.

— Здравствуйте, Инга, — голос мальчика звучал доброжелательно, но самое главное, в нем не было ни капли сочувствия или жалости.

— Привет, от растерянности, Инга забыла превратиться в ежика, которым обычно становилась при общении с парнями. Защитная реакция дала сбой.

— Паша, — представился юноша и взяв ее за плечи начал поворачивать туда, сюда.

— Что? Уродина? — Справившись с минутной слабостью, колко произнесла Бондаренко. — Нравлюсь? Уши растопырены, нос почти в лепешку превратился, после травмы.

— Наоборот. Все очень хорошо. Даже лучше, чем я мог судить по фотографии. — Задумчивым голосом отвечал Шатов.

— Какой фотографии?

— Людмила ваша выдала. Для знакомства и пресечения амурных предположений. — Не дам, говорит, симпатичную девочку для твоих сомнительных опытов. Мне подпольные аборты уже и так надоели. Не выжила, говорит, я еще из ума сама себе гадость подкидывать.

— Вот стерва, — в сердцах сказала девушка. — Впрочем, это в ее стиле. Сделает гадость и радуется с равнодушной маской на лице, только блеск глаз и выдает. А когда сама злится капельки пота над верхней губой выступают. Махонькие такие, почти незаметные, — за глаза отомстила обидчице ученица.

— Пока суть да дело, покажи-ка свою ногу. — Шатов вытирал руки стареньким вафельным полотенцем. — Так, ничего страшного не вижу. Отечность, болезненность, но ось держишь. Боковые нагрузки тоже безболезненны. Все-то лечение похоже покоем обойдется, ну погреть еще можно и массаж. Как же без него. Надо ставочку отработать — поглажу. — Бурчал Павлик будто про себя, — Такую ножку поласкать — впору самому приплатить.

— Впервые в жизни покраснев от удовольствия, балерина слушала рассуждения молодого человека.

— Консилиуму все ясно. — К разочарованию девушки, покончив с осмотром, вещал эскулап. — Похоже все у нас получиться. Взгляни сюда.

Словно опечаленный ангел смотрел с портрета. В тонких чертах этого лица было строгое совершенство Афины. Прямой нос, высокий лоб, нежная бархатистость кожи. Под высокими волнами бровей, блестели чистые детские глаза. В тени длинных ресниц, они казались сияющими голубыми озерами, в которых плещется разноцветье синевы. Нежные светлые волосы подчеркивали благородную породу красавицы. Приоткрытые коралловые губы позволяли насладиться белизной ровных зубов.

— Кто это? — Подозрительно взглянув на Павлика, — задала вопрос Инга. — Твоя девушка?

— Хотел бы я иметь такую красотку, но она не дала… на это своего согласия, — засмеялся Шатов, задорно подмигивая.

— Вовсе непривычная к подобным пикировкам, девушка опять зарделась.

— Ты это. Посмотри внимательно. Давай расплющим нос и оттопырим уши. — Павлик как фокусник достал крохотные фрагменты и как мозаику разместил на нужных местах.

— Вот это да, — только и смогла вымолвить Инга, поражаясь страшному преображению.

— Не унывать, — останавливая подступивший к горлу девушки комок, быстро сказал Шатов. Как ты смотришь на то, чтобы превратиться на девушку с картинки. Надо только операцию сделать.

— Если ты меня обманешь, — вдруг необычно злым голосом прошипела Бондаренко, — я повешусь, но перед этим страшно отомщу.

— Я тебе отомщу, всю калитку обдрищу, — низким басом пропел демон-искуситель. — Что ты о плохом думаешь, лучше поразмышляй о благодарности. На что я могу рассчитывать? Деньги ведь не рассматриваются?

— Инга опять, уже вполне привычно, сделалась красной как рак.

— Вижу, — махнул рукой юный нахал. — Это я так, пошутил. Ничего мне не надо и, переходя на пафос, опять запел. — Жила бы страна родная и нет других забот. — Успокойся. Будет тебе к чудесной походке и фигурке еще и личико, а может еще и голосок прибавится.

Стрелка часов уже перевалила за полдень, когда Марат вместе с присоседившимся двоюродным братиком приблизился к разрушенного дому, где шла неспешная работа по расчистке завалов. Говорят, что собирательство сохранилось только у немногих индейских племен, да аборигенов Австралии. Нет, это не так. Недавно демобилизованный бывший студент исторического факультета, служивший в настоящий момент банщиком в семейных номерах реставрированных Чагиным, занимался именно что им. Более того, кроме племени собирателей в столице процветало целая орда, занимающаяся присваивающим хозяйством, с успехом отбиваясь от нападок агрессивных завистников.

Молоденький паренек — конвоир лениво пинал ногой камешки, даже не наблюдая за пленными, методично разбиравшими завалы и подчиняющимися своим командирам. Марат подошел к нему и спросил:

— Боец, Константина Михайловича можно увидеть.

— Солдатик не понимая хлопал глазами. — Вид здоровенного бугая внушал уважение, но о чем тот толкует было непонятно. На призванного из далекого киргизского села звуки речи, отличные от привычных коротких слов командира, оставались тайной за семью печатями.

Так и не дождавшись ответа, пришелец стал осматриваться по сторонам и увидел подходившего сержанта.

— Смотри-ка сам подошел. Михалыч, как ты выгоду чуешь? Научи. — Марат указал Женьке, — смотри братан. Самый прижимистый мужик на свете.

— Да ладно тебе, татарва, сам кусок из горла выдираешь. Чего приперся? — Вояка хитро прищурился как увидевший сметану кот.

— Ладно, не серчай, начальник. Вижу постарались твои орлы, отделили зерна от плевел. — Марат уже углядел то, что ему было интересно. — Пойдем посмотрим откопанные сокровища Хайдарабада.

— Сержант ласково подхватил купца под руку и как любимою подругу по протоптанной тропинке поволок к ржавой куче. — В углу были навалены батареи трубы, газовые плиты и колонки. Все в ужасающе грязном состоянии. На первый взгляд — безнадежный строительный мусор. — Гляди.

— Пожалуй все заберу. — Марат внешне брезгливо поднял ржавую железку. Бывшую когда-то печной дверцей.

— За все придется накинуть. — Сержант и не ожидал другого, и чувствовал себя как никогда уверенно.

— Добавлю бутылку водки, но у меня условие. Брательнику мастер по буржуйским штуковинам нужен. Дай ему поговорить с твоими подопечными.

— Да пусть хоть целуется с ними, если вшей не боится. — Ветерану было наплевать.

Схватив в руку листок с таинственными знаками начертанными Шатовской рукой, Женька отправился на переговоры к военнопленным.

Пока мальчуган толкался среди рабочих, дельцы обсуждали детали перехода права владения на имущество.

— Сейчас пусть все отвезут, а завтра утром я троих забираю на неделю. Почистят все от ржавчины. Смотри, если надо, буду вечером возвращать.

— Ну его, — сторож махнул рукой. — Только чур кормить. Да, единственно, мне сразу с начальством рассчитаться придется.

— Держи пять банок тушенки и бутылку. Оставшиеся две отдам завтра утром. — Покупатель передал болтавшийся за плечами тощий мешок. — Если нужны деньги, говори, нам легче ими рассчитываться.

— Нет. — Вояка был тверд. — Мне продуктами спокойнее.

— Ладно. Отправляй тогда все к нам в подвал.

— Отлично, недалеко значит. Телега наша на ладан дышит. Боюсь все сразу все и не погрузим.

— Ну ка постой — Прервал стенания служивого коммерсант. — Когда я утром здесь стоял, увидел, как из-под завалов почти не облупившиеся чугунные батареи доставали. Что-то я их не вижу.

— Да вот они лежат. — Сержант сделался мрачен от, по существу, безобидного вопроса и нервно, будто пытаясь проткнуть невидимое препятствие, двинул пальцем в сторону забора. — Как раз перед тобой майор наш приперся и говорит: «Мне бы двадцать штук набрать. Все равно в металлолом пойдут, а я бы их приспособил.» Скотина. Мог бы предложить хоть денег, а отказать нельзя.

Тут их разговор прервал Женька, ведущий на буксире пошатывающегося доходягу.

— Нашел, вроде. — Женька устало вздохнул. — Только он едва плетется. Как бы не подох. Возись потом с ним. — Произнес он особенным, словно сквозь слезы голосом, пытаясь за грубостью скрыть свое сочувствие к горемыке.

— Нет, — сержант опытным взглядом окинул военного преступника — если подкормить отойдет. Только постепенно надо. — Вот у кого надо было учиться пренебрежению к жизни поднадзорного элемента.

— Знаем. — Марат уверенно полез в карман за папиросами. — Держи пяток пачек «Казбека». Мы этого деятеля прямо сейчас заберем восстанавливать. Помыть его надо, одеть, накормить прежде чем к делу пристраивать.

— Ну-ну. — Где он у вас будет, чтоб я знал если что.

— Так на складе и будет. Заодно и поможет.

Обитая кровельным железом дверь была закрыта. Для вида на сломанных дужках болтался сломанный висячий замок. В подвале был сухо, несмотря на земляной пол. По углам аккуратными стопками был сложен всякий хлам, при взгляде на который сразу вспоминался анекдот про бережливого эстонца и коровью лепешку. Под потолком проходили трубы. Так, канализационная, водопроводная, а это что? Оказалось, газовая. Даже удалось проверить наличие давления. Когда Шатов открыл кран послышалось шипение и из трубы вместе с каплями воды и каким-то вылетевшим мусором пошел газ.

— Женька, да у тебя тут клондайк. — Пашка, с ног до головы оказавшийся в пыли, закашлялся. — Газ, вода, электричество — есть. Все под боком делай что захочется. Хоть мастерскую, хоть общежитие.

— Точно, только никто не хочет меня слушать. Управдома бояться. Говорят, чуть приведем в порядок обустроимся — он, гадина, тут как тут. Позвольте вам выйти вон. Проходили уже.

— Только этот подземный храм нам не подойдет. Надо нормальное помещение с электричеством и удобствами. Ищи. Загляни в бомбоубежища, они сейчас пустуют, а для нас бы подошли идеально.

К счастью вентиляция в подвале была и можно было не опасаясь оставить огонь в керогазе гореть. Из глубин времени сюда прибился закопчённый медный чайник, помятая кастрюля и сковородка. Сколоченный из старых досок и поленьев стол — вид имел убогий, но держался крепко. За ним, на кривобокой, не раз чиненной табуретке сидел неказистый мужичек в рваном ватнике. Из-под распахнутого ворота выглядывала узенькая, цыплячья грудь. Чуть узкие глаза и широкие скулы, явно принадлежали приволжанину. Рыжеватые жидкие волосы были аккуратно прилизаны. Застывшее лицо, напоминавшее маску, казалось отлитым из воска и выражало крайнюю степень волнения. Губы, опасливо сжались в узкую прямую ниточку. Только маленькие и юркие глаза, лишенные ресниц, жили в этой неподвижно-напряженной пустыне.

— Что, родственник из Золотой орды приехал? Зачем сюда его приволокли? — Строго смотря на чуть смутившегося Женьку, спросил старший компаньон.

— Дык, это он и есть. — Расплылся в улыбке Женька.

— Кто? Паша непонимающе уставился на собеседника.

— Да немец. — Рот мальчишки уже расползся на пол лица.

— Иди ты. Так может он и по-нашему балакает? Смотри как глазом косит?

— Может, только уж больно ловко скрывает.

Из мешка с подарками, как дед мороз, Пашка достал банку варенья, слойку, чай и колотый сахар рафинад…

Курт, так звали немца говорил мягко, не горячился. Речь его текла размеренно как покачивания маятника. Движения рук были точны и неторопливы. Все в нем оказалось рационально и продуманно. Это был настоящий робот, лишенный эмоций и настроенный на выполнение посильной работы. Возраст буржуина так и остался загадкой, ибо он умудрялся ловко и незаметно обходить этот вопрос. Голос иностранца двигался как по синусоиде то нарастая до хорошо слышимого, то утихая почти до шепота. Три года он отработал на звукозаписывающей студии берлинского радио и это придавало ему ощущение собственной значимости. Нет, такому специалисту рано или поздно должна была улыбнуться удача.

— Так ты, точно, не татарин? — уже раз пятый, с подколкой спрашивал Паша. Помешивая сахарин в чашке чая. — Может батя? Да и в речи у тебя особый алеманнский акцент. Признайся, ты от нас скрываешь свое происхождение.

— Чистокровный ариец, — явно сердился Курт, — нордическая кровь, не выдержав подколок веселящегося начальника, — неосторожно ляпнул он, сыто отложив тонкий кусочек хлеба с ну очень большим куском ветчины.

— Ладно, брось, зато видно, что не еврей. Все выгода. — Поднял над головой вилку доморощенный лингвист.

— Это таки да. — Неожиданно даже для самого себя сказал немец и уже засмеявшись прикрыл рот ладонью.

— Бондаренко, да ты влюбилась. — Всегдашняя конкурентка Валька Динова рубила правду-матку. Кто это на тебя такую уродину запал. Неужто красавчик массажист. Извращенец. Так ему при встрече и скажу.

— Дура ты дура, — Инге было давно наплевать на сотрясаемый соперницей воздух. Он просто помочь мне хочет, а я… да, влюбилась. Вот тебе и завидно. — Высунув язык и став еще безобразнее Бондаренко отправилась на прием к Шатову.

— Паш, а кто меня так ловко нарисовал? — Инге не хотелось уходить после весьма недолгой процедуры, захотелось подурачиться. Позадавать глупенькие вопросы. Было интересно послушать, что Шатов придумает в ответ.

— Как увидел твою фотографию, захотелось исправить недостатки и написать портрет. Знаешь, у тебя очень выразительные, умные глаза.

— Так это ты сам? — Теперь голос девушки в первый раз прозвучал кокетливо. — Вот это да. Так ты еще и художник.

— Немного, только нормальной бумаги сейчас не достать, приходится использовать, что попадется. У меня как раз с собой есть карандаши и школьные тетрадки. Хотел красиво журнал для предварительной записи оформить. Если хочешь, могу тебе преподать парочку уроков. Всего несколько занятий, и ты кое чему научишься.

— Правда? — Инга, как веселящаяся девчонка, подпрыгнула и захлопала в ладоши. — Мы с одноклассницами стенгазету делали, так там немного ватмана осталось.

— Рисовать цветными карандашами одно удовольствие, надо только быть аккуратным. — Соколов помогал наносить вспомогательные линии на прекрасную мелкозернистую бумагу, чудом сохранившуюся в девчачьей спальне.

— Подожди, не надо сильно сжимать мне руку, ты только слегка направляй, дальше я сама. — Инге нравилось, что сразу появились результаты.

— Давай сложенным листочком бумаги постараемся загладить карандашные линии. — Получился портрет мальчишки на однотонном голубом фоне.

— Ура! У меня получился красивый рисунок, который не стыдно показать. — Лицо юной девочки-живописца выражало восторг, а душу переполняли эмоции — я почти сама смогла нарисовать эту красоту!

— Давай теперь розу. Она для меня один из самых красивых цветков. — Паша улыбнулся, удивляясь энтузиазму своей подопечной. — Могу научить ее рисовать. Передавать прекрасную форму лепестков. Когда я смотрю на бутон мне представляется прекрасная девушка, которую хочется обнять, поцеловать и прижать к себе и ощутить, как вместе бьются наши сердца, как сливается наше дыхание и как нас вместе охватывает огромное чувство привязанности друг к другу. Эмоции для хорошего рисунка нужны, понимаешь? Для того, чтобы изобразить этот цветок, который имеет сложную форму, надо рисовать его шаг за шагом. Почувствуй, как моя рука нежно касается карандашом бумаги, так и ты должна ласковыми штрихами переносить линии на бумагу, добавляя все новые детали.

— Настоящая роза, не придерёшься.

Учитель с ученицей сидели бок о бок прижавшись друг к другу. Инга уже не боялась, что вторгшийся в ее личное пространство Павлик обидит ее. Их родственные души, словно только сейчас распознали друг друга и стали делать первые робкие шажочки, чтобы вскоре слиться воедино.

— Это начальный этап. Завтра будем рисовать кубики. Они помогут понять, как распределено условное пространство на плоскости бумаги. Грани куба покажут высоту, длину и глубину предмета. Давай после занятий бери увольнительную и ко мне в подвал. Знаешь, как его найти?

На все это безобразие через неплотно прикрытую дверь кабинета смотрела, взбешенная, сама не понимая, чем, Валюша, за которой в свою очередь наблюдал пришедший получить срочные инструкции от шефа, Женька. Пауза затягивалась и юный разведчик, решивший не терять времени, разрубил гордиев узел своим самым острым оружием — хамством. Подкравшись к превратившейся в слух девушке, он пребольно шлепнул ее по аппетитной, надо сказать, попочке. От неожиданности, пострадавшая подпрыгнула и заозиралась по сторонам. Воспользовавшись временным замешательством противника, хулиган корча зверские рожи скрылся в приоткрытой двери.

Едва, довольный своей победой, Женька вошел в кабинет, как на него обрушился «ушат холодной воды».

— Паша, — Инга округлив глаза уставилась на Женьку, — вот тот мальчишка из-за которого я чуть вовсе ногу не сломала. Он ведь меня мог танца лишить. — Едва избежавшая серьезной травмы, девушка насупилась.

— Так, — Шатов недобро взглянул на своего сотрудника. — Евгений, позвольте Вам представить очень нужного для нашего дела человека. — Как не любил Женька такого вот официального тона за которым обычно следовало урезание денежных средств. — Инга Бондаренко. Изволь ее любить и жаловать, а требования выполнять как мои. Понятно?

— Так точно, — делано бравым голосом ответил сорванец, а про себя подумал. — Вот ведь ябеда. Еще и уродина. Что в ней шеф нашел. Та девчонка у двери куда как лучше.

— Ладно, что прибежал? — Пашка уже успокоился.

— Осмотрел все Курт. Аппараты в рабочем состоянии. Можно брать, заминка только за средствами. — Мальчишка выжидающе смотрел на шефа.

— Беги пока на базу. Готовьтесь к покупкам. Встретимся через два часа.

Однако просто так уйти из училища, Женьке не позволил инстинкт исследователя. Став почти невидимым и двигаясь от тени к тени он будто обнюхивал незнакомое для себя пространство. Его внимание привлекла группа учениц, напустивших на себя таинственность. Заговорщицы, громко хихикая, обсуждали хитрый план скрывшись за колонной, будто звук не мог просочиться из-за этого это с виду массивного препятствия. Стоя тихонечко рядом и оставаясь незамеченным, Женька вскоре уже знал, что загадочная незнакомка, получившая по попе учится вместе с дурой — Ингой, откликается на имя Валька, а подруги за глаза ее называют Валька-зазнайка. «Такая девчонка точно нашему непризнанному гению голову задурит и дураком выставит.» — сразу почуял юный интуит, сам не осознающий на чем зиждиться его уверенность. Девчачий план тоже не остался загадкой. Собственно, его как такового и не было. Девчонки предлагали всякую неисполнимую ерунду. Народные мстительницы намечали вначале привлечь внимание юного массажиста, потом вскружить ему голову и исполнить с ним откровенный горизонтальный па-де-де, причем произнося эту фразу почему-то, к удивлению юного разведчика, хихикали. — «Никакой конкретики.» — Разочаровался в интриганках деятельный подросток. Придется помочь. Только массовость в таком деле совершенно ни к чему.

Что-то вроде съеденного всхлипа вырвалось из груди Вальки, когда ее недавний обидчик опять подкрался сзади и ущипнул. Динова бросилась за малолетним хулиганом, плюнув на бесполезное совещание. Впрочем, забежав за угол, преследуемый мальчишка остановился и умоляюще протянул руки, совсем обескуражив преследовательницу.

— Молю о помощи, о, принцесса утренней зари, — фраза, которую заставил заучить Шатов сработала. Преследовательница была обескуражена. — Только ты можешь мне помочь.

— Короче, ощущая легкое головокружение от словесной пурги, несущейся из уст молокососа, балерина сама забыла, что заставило ее преследовать змееныша, и только потерев пострадавшую ягодицу, она наконец вспомнила цель своего забега, но уже начавшуюся страшную месть вновь остановил поток слов.

— Хочу отомстить злобной ябеде — Инге. Знаешь такую каверзную девицу? — Паша двинулся к выходу из училища, не сомневаясь, что девушка пойдет за ним.

— Постой, ты куда, — схватила Женьку за руку Динова. — Подожди меня у входа. Я оденусь и пропуск до ужина выправлю.

— Знаете, что я вам скажу! — Говорил через пятнадцать минут негодник своей спутнице. — План, который я подслушал был очень хорош, только в нем совсем не было главного. — Юный теоретик, за локоток поддерживая свою спутницу, распахивал дверь домовой кухни. — Давайте поговорим здесь. Местечко тихое и совсем малолюдное.

— О чем Вы говорите, мой неизвестный похититель. Может представитесь для начала, — Валька уже взяла себя в руки и с юмором воспринимала своего весьма юного кавалера.

— Извольте, эталон девичьей красы, — Евгений. Учащийся шестого, почти седьмого класса мужской средней школы. Хорошист… без малого. Неуд по поведению, но это политические игры недоброжелателей. Плата за расквашенные носы доносителей.

— Хватит. Не больно то мне интересно про ваши носы слушать. Какое отношение ты к нашему массажисту имеешь? Родственник?

— В той мере, что все люди братья — да. — Женька наслаждался теплым пирожком, запивая его чаем.

— Значит я твоя сестра, получаюсь, братик. — Валька отталкивала подростка, который услышав эту фразу тут же вскочил и полез обниматься со словами: «Как я скучал по тебе, сестренка». - уймись, — развеселилась Валька. Мальчонка ее все больше забавлял.

— Массажист ваш, Пашка Шатов, мой благодетель и начальник. — Хулиган вытер якобы набежавшую слезу, — связался с ябедой и злюкой, ведьмой Карабос. Только ты, юная Фея Сирени, можешь дать ей отпор.

— Излагай свои наблюдения. — Валька приняла строгий вид. — Чем прикрыта спица?… Халатом?… Когда, конкретно, он собирается пустить ее в ход?… Что он будет ей прокалывать? — Разговор для окружающих слышался набором идиотских фраз. Только его участники каждую фразу встречали смехом и дружескими тычками.

— Итак. — Женька принял вид пушистого зайчика. — Предлагаю назвать нашу операцию Корсар и Медора.

— Шатов твой, корсар неважненький. Вкуса у него нет. — Валька слегка загрустила. — Любовь зла, но мы не привыкли отступать…

— Женька приподнялся. Застегнул на все пуговицы форменную тужурку, заложил руки за спину прищурил один глаз и состроив страшную гримасу произнес, — Тысяча чертей. Бром стеньга.

— Хорош, мой верный корсар. Твоя Медора впечатлена. — Валька откусила маленький кусочек от Женькиного пирожка.

— Давай я тебе два куплю, расщедрился благородный разбойник.

— Нельзя, диета. — Валька вздохнула. — Вот отыграем выпускной, пирожных наемся. С кремом. И торт. И пышки. Все, хватит об этом думать. — Валька собралась. — К делу. Надо придумать за что извиняться. Я предлагаю назначить «нашему» шефу свидание и не прийти.

— Фи, как это мелко. Женька аж поперхнулся. — Наоборот. Надо прийти, а тут появляется соперник и возникает конфликт. Каково. Любовный треугольник. Неувядающая классика. Нам ли менять законы жанра.

— Осталось найти третий угол нашей фигуры, или ты предлагаешь мне обратиться к подругам — смело, неординарно.

— Да, — размечтавшийся хулиган представил картину страшной битвы между Шатовым и неизвестной подругой за право отвести Вальку в кино. — Это была бы феерия. Боюсь только не выйдет. Начнутся объяснения, разговоры. Не будет жесткой динамики. Ладно Это часть за мной. Твоя задача просто явиться куда скажу.

— Это мне по силам. — Валька, тоже представившая вышеописанную картину сидела с глупой улыбкой на лице.

— Как вызвать на свидание нашего Ромео? — Раздумья Евгения не затянулись. Надо будет сделать оттиск ключа от массажного кабинета и комнаты вашей директрисы. Умеешь? Берется пластилин и к нему прижимаешь ключ одной и второй стороной.

— Подходи вечерком. Уже будет готово. Вторые экземпляры не вахте висят. Оттисну легко. — На тебе, кстати, леденцы, — Валька, восхищенная могучим интеллектом собеседника, решила поощрить его мозговую деятельность добавкой глюкозы.

— Мне еще надо знать, как к вам ночью проникнуть. — Один из леденцов немедленно покинул бумажный плен и соприкоснулся с розовым язычком, сделавшей подарок девушки.

— Это легко. Я защелку на окне в туалете оставлю открытой, а ты проберешься. До него с улицы легко добраться. Лучше всего под утро. — Валька отняла одну конфету у Женьки и развернув ее почти насильно положила пареньку в рот.

— Отлично. К вечеру подумай, когда тебя записать на прием для деятельного раскаяния, — Женька нахально подмигнул моментально порозовевшей девице.

Надо бы посмотреть, как там все меж ними будет развиваться, — думал каверзник спеша обратно к Курту. — Может, отожмет Валька эту доносчицу. Она куда как лучше. Добрая. Вот была бы месть.

Глава 3

Субботний вечер был тих и приветлив. Зловещие тучи, собиравшиеся плотно залепить все видимое пространство над головой, днем неожиданно рассеялись и мягкие лучи солнца начали нежно поглаживать истомившиеся за долгие зимние месяцы лица столичных обитателей.

«Самое время прибавить шаг. Чем раньше буду, тем выше шансы съесть что-нибудь вкусненькое» — Поторапливал сам себя опаздывающий Паша. Сегодня ведь будет ответ от жука-риелтора. Квартирный вопрос уже перезревал. Жизнь в коммуналке достала не по — детски.

Вечером, Шатов с удовольствием пил чай с вареньем в гостях у Ирины Емельяновны. Расположившись на кухне собеседники уже привыкнув друг к другу и даже искренне подружившись смаковали горячий напиток.

Перед удивительным напором подпольного риэлтера, неприступные стены жилконторы падали, и управдомы счастливо махали белыми флагами. Вот, что удалось узнать по поводу жилья. Приемлемый вариант был только один. На приличной зелёной улице в центре города свободна комната в коммунальной квартире, но расположена она была так хитро, что туда была возможность пробить проход с лестничной площадки и сделать отдельный вход. Помещение располагало тремя окнами во двор. После установки перегородок, получилась прекрасная однокомнатная квартира с, правда, очень небольшой кухней, тесным санузлом, кладовкой и коридором, но и на этом все не заканчивалось. На лестничной клетке был закуток с окном и если отгородить кусочек лестничной площадки, получалась еще одна вполне приличная комната. Таким образом, по документам комната в коммуналке, а фактически двухкомнатная квартира с отдельным входом. Согласования на перепланировку одобрены. Перегородка на лестничной клетке стоит. Проход внутрь пробит, канализационные трубы выведены вода и отопление есть. Газ дадут к концу лета. Документы готовы. Оформить можно хоть сегодня. Все великолепно, но цена! Просили столько, что даже у видавшей виды Ирины Емельяновны глаза полезли на лоб.

— Да мне такое не потянуть, — не выдержал Шатов, утерев появившиеся слюни.

— Ты еще не дослушал. Как раз под этой комнатой большой каретный сарай, метров восемьдесят с лесенкой как раз на ту часть лестничной клетки, что ты огораживаешь. Можно получить и его, как кладовку, если заявление поступит от фронтовика-орденоносца. Вот почему наш жучок говорил про отдельный вход с улицы. Зная меня, этот гад уверен заранее в моем согласии. Условия уникальные.

— Где ж взять столько денег. Очень не хочется упускать этот вариант. Потом, ведь такого не будет. — Четко понимал Шатов. — Есть другие предложения? — Тем не менее спросил он.

— Естественно, но ни в какое сравнение с этим не идут. — Ирина Емельяновна подмигнув продолжила. — Теперь по поводу денег. Есть один очень серьезный клиент. Славы мировой ему захотелось. Ты говорил, что у тебя есть что-то подобное.

— Можно поподробнее? — Шатов собрался.

— Есть такая специальность. Ухо, горло, нос, кажется. Так один деятель хочет остаться в истории. Готов на любые расходы. Детей у него нет, а туда, — тетушка показала пальцем вниз, — деньги не возьмешь. Блажь у человека. Имеет право. Впрочем, если не выгорит, ведь за Любашей приданое хорошее будет.

— Бросьте, тетушка, а вдруг развод. Как делиться будем. — Паша уже не сопротивлялся.

— Какой развод. О чем ты говоришь. Наша лебедушка тебя никому не отдаст. Захочешь — съедешь, немного погуляешь и вернешься.

— Ой ли, тетушка. Да и неизвестно как она готовит. Может ей с вами не сравниться. Пусть-ка попробует так же борщ приготовить, а гороховый суп…Надо еще очень посмотреть.

— Ирина Емельяновна, падкая до похвалы, погрозила Шатову пальцем. — С точки зрения готовности самой квартиры — там все уже сделано, я сходила, посмотрела. Нужен только хороший ремонт, сантехника и мебель.

— Еще и ремонт с мебелью. — Паша схватился за голову.

— Справишься, я в тебя верю. В наше золотое время надо пошевеливаться. — Хозяйка беспокойно оглянулась. — Не идет наша Любаша. Может случилось что?…

Уже у выхода, хозяйка остановила Пашку. — Комнату и каретный сарай я уже на тебя оформила. Можешь заселяться.

— Спасибо, расчувствовавшийся Пашка охнул и расцеловал вяло отмахивающуюся благодетельницу.

Туалет был заперт изнутри. Из-за двери было слышно, как страшно кряхтит, засевшая там за…ка. Рядом с санузлом уже образовалась воскресная очередь. Жильцы стояли молча, сурово насупив брови. Умолять тетю Нюру прекратить свои потуги, было бессмысленно, на ту никакие уговоры не действовали. Каждое утро, словно издеваясь, она на час-полтора занимала единственный туалет, вынудив большинство обитателей коммуналки завести ночные вазы. На нее уж и в домоуправление писали и участковому — никакого толка. Обладающая железными нервами «баба» словно молодела в ежедневных склоках с соседями.

В этот день случилось чудо. Буквально через сорок минут заседания, Нюра выползла и неспешна «побежала» на кухню, провожаемая косыми взглядами очередников.

— Ну ка стой, милая, — промямлил Виктор Петрович, квартирующий с многочисленной семьей в парадной гостиной, сам до дрожи в коленях испугавшийся собственной смелости. — Ты опять мой собственный круг для унитаза брала, да вместо общественного на унитазе оставила. — Говоря все тише и тише, произнес он. Надо признать, что во время войны, бывший тогда танкистом Виктор, воевал как настоящий лев, и когда ему пришлось сражаться на Курской Дуге, он, смотрел в смертоносный прицел с таким хладнокровием, какое мало кто способен сохранить в подобную минуту, но тут, и он пасовал, встретившись с подобным смерчу безжалостным противником.

— Что ж ты мне сволочь недобитая на грязном, вымазанном в какашках стульчаке, сидеть предлагаешь? — Ничуть не смутившаяся баба Нюра стремительно перешла в нападение. — Понавешали своих кругов, не пройти. На чистое, ж… садится желают. Грамотные. Мы таких чистюль в семнадцатом не достреляли выходит. — Ничуть не заботясь о логике завыла скандалистка.

— Что вы ее дергаете, знаете ведь, ей только повод дай. Весь день голосить будет, — Поморщилась Елена Николаевна. — С тех пор как к ней заселился Павлик все время пользоваться домашней вазой стало не совсем удобно.

— Никто ничего мыть не хочет — вопила уже вошедшая в раж Нюра. — Так и подохните в грязи, гады. Весь ведь дом в помойку превратили. Кто коридор грязными следами затоптал? Кому сапоги вытирать лень? Зря что ли на общественные деньги коврик покупали, да в грязной обуви не ходить договаривались?

— Так Вы же вчера калоши не сняли. Я видел. — Встрял Паша. — Еще сказать хотел, да Вы, так на меня посмотрели, что я чуть не обмочился и сам за тряпкой побежал. Вы мне еще рукой махнули, что мол ни к чему. Пусть дежурный моет.

— Так. — Нюра благосклонно посмотрела на Пашу, которого она отчего-то привечала. — Кто сегодня дежурит?

— Вы, хором вскричала уплотнившаяся в страхе очередь.

— В смысле вчера, — хамоватую жиличку было ничем не пронять, — почему с вечера не мыто? Я перемывать не нанималась. Все должно быть, по справедливости. Кто-то не помыл, а я значит отдувайся. Так кто? — Нюра орала на всю квартиру. Заткнувшая уши очередь, звуковой волной была прижата к стенке.

На свою беду, кем-то оказался спрятавшийся в свою комнату Виктор Петрович с супругой. Именно под его дверью разбила лагерь обрадованная «пострадавшая». Она планировала бомбардировать неприятельскую крепость оскорблениями вплоть до полного истощения своих немалых сил. Заслышав крики соседки, к месту схватки стали потирая руки подтягиваться записные кумушки — крикуши, уступавшие признанному лидеру разве только по очкам.

Утренний скандал набирал децибелы, готовясь вскоре захватить и кухню, откуда, помахивая секунду назад закипевшим чайником, устремилась Елена Николаевна. Сразу вслед за ней, морща нос в попытке не пропустить к рецепторам «меррзкий» запах жарящейся на прогорклом, купленном с рук подешевле, масле, едва поспевал Шатов, неся раскаленную кастрюлю. Оставить суп на кухне не было никакой возможности. Любопытствующие могли не только взять на пробу тарелочку, но, что хуже, стряхнуть пепел или плюнуть в содержимое, для добавления калорий.

Извилистым лесным ручейком текла беседа под скромными сводами жилища Елены Николаевны. Стараясь максимально угодить своей старинной подруге, хозяйка показывала себя с самой очаровательной стороны. Как змей-искуситель она предлагала насладиться очередной чашечкой чая, успевая при этом расточать похвалы и комплименты.

Небольшая настороженность гостьи, вызванная поначалу присутствием молоденького незнакомца — племянника, как его представила хозяйка, вскоре рассеялась и беседа протекала вовсе непринужденно.

— Как же вы там существовали, Шурочка, — всплеснула руками Елена Николаевна, вспоминая трагическую минуту расставания на перроне вокзала.

— Ужасно, матушка. Стояла там и чувствовала будто что-то порвалось внутри, а в душе такая, знаешь, чернущая злоба закипает на всю нашу несправедливость…

— Ну ты сдержалась, голубушка, не выплеснула правду из себя? — Цокнула языком собеседница, прерывая фразу. — Так и нечего сейчас об этом и вспоминать. Лучше расскажи, как там все устроилось.

— Так я и повествую, в простонародной манере, для лучшего понимания обстоятельств. — Шурочка в самом начале переговоров еще с опаской смотрела на Павлика. — Доктора — то наши, непутевые, почти вовсе голые выбежали. Никак на месте устоять не могут. То подпрыгивали, то приплясывали — холодно ведь все-таки. Потом и бабы притоптывать принялись. Тут нас начальник вокзала к себе скопом и пригласил. Так что двинулись мы в кабинет этаким гарцующим табором. Хорошо хоть деньги и документы у нас у всех на руках. Сжалился, видать, Сергеич, выписал. Спасибо ему. Хороший человек оказался. Начальник над вокзалом тоже вошел в наше бедственное положение. Разрешил в зале ожидания несколько дней ночевать, пока пассажирский поезд на столицу будет. Он же и с билетами поспособствовал, добрый человек. По-божески за билеты-то взял. Всего три цены. Сам, ведь в кассу бегал. Как тут меньше взять. Не по чину выйдет.

— Ловко, — кивнула хозяйка. — Доктора наши тоже сюда прибыли?

— Повезло им. В зале еще не попавшие на поезд раненные оставались, а с ними — девочки — сестрички. Они то их и надоумили сходить в госпиталь. Там как раз банду воров разоблачили. Расхищали общенародную собственность целой бригадой. Лекарства, вещи, продукты на толкучке продавали, гады. — Рассказчица глотнула с удовольствием горячий чаек. — Всех желающих на работу приняли. В нужный момент появились. Начальницей госпиталя совсем молодая девка, Евгения Андреевна, но деловая, просто жуть. Наши ее очень хвалили, говорят шибко головастая.

— Как ты добралась? Куда устроилась на работу?

— О дороге говорить нечего. Все голодные, холодные, злые. Одним кипяточком питались. Тяжко пришлось. Хорошо, что скопом ехали, а то уж не знаю, как добралась бы. А когда приехала, то, по старому знакомству, меня на старую должность в институт акушерства и гинекологии вернули. Старшей в дородовое определили, помнишь ведь где я работала. Место тихое, спокойное. Народ молодой, капризные редко случаются.

— Матушка, ответь мне на такой вопросик, — Елена Николаевна поближе склонила голову к собеседнице. — В непростой ситуации там помочь могут?

— Отчего не могут. С удовольствием. Только случай должен быть не сильно выдающимся, — Гостья указа пальцем на живот. — Иногда и отказаться могут. Это кто у нас такой неловкий да неосторожный? Племянник? — Шурочка кивнула головой в сторону неожиданно зардевшегося паренька. — Ну ничего, научится еще. Какие его годы.

— Хозяйка скорбно стала кивать головой. — Молодежь нынче. Никакого удержу не знает. Не то что мы.

— Мы? — Гостья на мгновенье задумалась и прыснула, — это ты о тех молодых годах, когда нас с тобой обобществили товарищи по театральному цеху? Движение суфражисток — помнишь?

— Тише, тише, замахала руками Елена Николаевна. — Ты мне молодого человека испортишь.

— Сама-то как, — свернула со сколькой темы Шурочка.

— В театр вернулась. Мы новую пьесу как раз читаем. Очень интересную. Сказку для взрослых. Племянничек режиссеру предложил, ну и тот не смог отказать.

— Что, молодой человек не только шалун, но и большой писатель? — Откровенно заулыбалась медсестра.

— Великий! — подхватила смешливая подруга. Нет, конечно, все как обычно. Мальчишка мой перевел, потом все вместе чуть адаптировали. Наш главный режиссёр согласился взять бремя авторства на себя и готова пьеска. Ничего так выходит. Весело.

— Молодцы. Когда премьера.

— Да на днях. Я тебе контр марочку сделаю.

— Спасибо, а я с Анзором переговорю. Вот кто настоящий волшебник. В жизни такую легкую руку не видела. Одна слабость у человека — уж слишком больных жалеет. Боюсь, перегорит скоро.

— Проводив подругу, Елена Николаевна опустилась в кресло. — Дурак все-таки наш с тобой благодетель. От такой вещи отказался. Тут тебе и музыка, и песни замечательные, а боязно ему стало.

— Почуял что-то. Теперь без нюха в кресле не усидеть, — устало промямлил вымотавшийся Пашка. — Хорошо хоть сказка про летающего пионера подошла. Я уж волноваться стал.

— Дурацкая сказка. Про бюро добрых услуг. — Артистка фыркнула. — Ну мерзость же.

— Зато песенки добрые. Про утят, да ежиков. Что еще надо юному зрителю. Спасибо что хоть в детскую редакцию Вас устроил и в театре роль дал.

— Да… Веселой черепахи. Спасибо. «Я на солнышке лежу».

— Теть Лен, я, вроде, нашел себе подвальчик. Недалеко отсюда. Денька за два мы с моими хлопцами там все в порядок приведем и можно будет съезжать.

Помолодевший и слегка отъевшийся Курт двигался на встречу с девушкой. По улицам он ходил уже безбоязненно, вооруженный запиской, написанной дрожащей рукой: — «Мин русский плохо говори. Дворник. Прописан. Адрес…». В руке он сжимал скромный букетик первых весенних цветов. Находился буржуин в самом радужном настроении. Душу его наполняло ожидание любви. Он надеялся влюбить в себя барышню, правда на чем основывалась его уверенность в собственных силах он и сам бы не смог объяснить. Душа его пела. Взор старался замечать только хорошее. Никакая уличная грязь не касалась его, даже лужи робели перед его летящей походкой. Вот добрый человек с ласковой улыбкой подает милостыню, благородному инвалиду. Тут строгий учитель, замер растерявшись оттого, что нет поблизости того, на ком можно было бы сорвать свое плохое настроение. Вот симпатичная женщина, с ласковой улыбкой на лице за руку тянет непослушного карапуза. Как же хорошо. Какие счастливые минуты. Бурными волнами в сердце хлынуло счастье. Мир. Только сейчас он это окончательно осознал. Ничто, в жизни не могло быть хуже, чем война.

Надо сказать, что попросил его пойти на свидание Женька, перепоручивший полученное задание. Договаривались они минут двадцать, восполняя незнакомые слова жестами и мимикой. Женька был уверен, что передал задание в точности. Курт тоже этом не сомневался. В его задачу, со слов Женьки, входило сходить на свидание с девушкой и постараться влюбить ее в себя до абсолютного беспамятства, поскольку шеф занят, а дело крайне важное.

Вечно торопящийся Шатов, предсказуемо, куда-то спешил и никак не успевал вовремя к месту назначенной встречи.

— Смотри, гарибальдиец, — Женька, уже привычный к прозвищам, продолжал внимать наставлениям Паши, — подкинули мне в халат письмо, — «Дело жизни и смерти. Безнадежно влюбленная девушка хочет с Вами объясниться. Узнаете меня по розовой шляпке. Незнакомка.»

— Маленький негодник ликовал в душе. Задумка удалась. Очень бойкая и весьма симпатичная особа на верном пути к своему па-де-де. — Робкая дамочка признается в любви, — проявил недюжинную смекалку Женька скучающим голосом, скрывавшим неподдельный интерес к тому как поступит Учитель. С тех пор как Женька стал обладателем приличных денежных средств, у него появилось эдакая снисходительная уверенность в общении и резонерство, с которым, правда, больно боролся Пашка.

— Что ты можешь знать о любви, бесчувственный мальчишка — Опять стал обзываться Пашка. — Кто чуть мне Ингу не угробил? — Сел Пашка на излюбленного в последнее время конька. — Думал остаться неузнанным. Нет, братец, ни о какой премии на этой неделе не может быть и речи. Настоящий профессионал не попадается.

— Да я же не знал. — Женька затаивший на ябеду обиду изнывал от предчувствия скорого отмщения. Ну что нашел в этой Уродине Шатов. Да она ни в какое сравнение не идет с другими девушками. Гоняет всех по студии и заставляет «соблюдать чистоту» а потом смотрит как корова на Пашку.

Не могу я подойти, разговор как раз у меня на это время важный назначен. Надо обязательно извиниться. Для человека это может быть действительно важно. Не хочу чувствовать себя негодяем. Может помочь чем надо. Расспроси там поподробнее. Вот тебе деньги — купи цветов поприличнее и дуй с оправданиями.

— Будет исполнено, — Мгновенно обретя бравый вид воскликнул ординарец.

Гордо вскинув голову, Курт подошел к месту встречи. Едва он остановился рядом с изумленной красавицей в миленькой розовой шляпке и орлиным, истинно арийским взглядом осмотрелся вокруг, как на него обрушился водопад. Решив, что это необычное природное явление, и еще не уловив запаха, немец огляделся вокруг. Нет, все видимое пространство сухо, единственно он промочен насквозь. Даже в недавно полученных новых ботинках хлюпает жидкость, а цветки, столкнувшись с ошеломляюще гадким ароматом, безнадежно поникли. Только тут он заметил своего обидчика. Здоровенный парень, явно бывший навеселе, перевернул на него графин, содержавший удивительно пахучее вещество.

Хулиган и не думал убегать. Он дерзко ржал и тыкал в технического специалиста толстым, похожим на переваренную сардельку пальцем. Слава богу, что девушка словно испарилась ведь только незнание языка спасло благородного офисного работника от неминуемых душевных мук, столь замысловатую тираду выдал едва не попавший под брызги матросик.

Взвизгнув, как прищемивший хвост крыс, пострадавший метнулся на обидчика со скоростью атакующей кобры и начал хлестать того измоченным в прокисших компонентах «Любимого букета императрицы» кустиком.

Несмотря на колоссальное превосходство в росте и мышечной массе, детина удивительно быстро ретировался, правда, не переставая мерзко хихикать.

Тронутые происшествием прохожие, бросились помочь и обтереть пострадавшего, но как-то разом притормозили и поспешили по неожиданно возникшим делам. Даже сотрудник милиции, открывший было свой блокнот, чтобы записать обстоятельства происшествия, вдруг побледнел, схватился за горло, и с булькающими звуками скрылся в соседнем дворе.

Удивляясь неожиданному в столь ранний субботний час малолюдству, Курт вернулся в подвал и, спустя некоторое время, обрушился на ни в чем не повинного Шатова.

— Хватит! — Поразил он Женьку и Пашу, неожиданно проявленной экспрессией. — Надоело, — интеллектуал стукнул по столу своим кулачишком. Мне недостаточно только питания. Мне нужны деньги на карманные расходы.

— Как же Вы их тратить будете. Здесь Вас не поймут, — удивился Павлик, — или Вам доллары подавай.

— Девку гулящую ему надо — понявший из разговора только упоминание валюты, опять резюмировал все просчитавший сыщик. — Так и смотрит за ними. Голова как на шарнирах поворачивается.

— Бабу давай. — Немец, вдруг, медленно и путая звуки, заговорил по-русски.

— Да вы спелись, — восхитился Паша, а потом задумался и продолжил. — Против природы не попрёшь. Батькина развратная кровь, видно, прорезается.

Тут надо сделать маленькое отступление и сказать, что злокозненный мальчишка подговорил своего двоюродного брата — Марата, по-родственному оказать услугу. Окатить обижающего его начальника найденными им на свалке стухшими ингредиентами духов.

Направив же на встречу немчуру, весельчак решил ничего не отменять, а посмотреть, что из этого выйдет.

Работы было действительно много. Стоило в театре прознать, что в училище работает приличный массажист, от многочисленных клиентов не было отбоя. Директор даже запись учинила, пытаясь выжать максимум из ненадолго, как она горестно понимала, сложившейся ситуации. Шатов вошел в свой массажный кабинет, который скрепя сердце, в единоличное владенье, выделила ему Людмила Николаевна, и столкнулся с прекрасно сложенной высокой девушкой с удивительно гармоничными чертами лица. Небрежно прибранные локоны едва прикрывали нежную длинную шею, контуры которой обрисовывал яркий свет льющийся из окна. Гордая осанка дополняла эту неприступную красоту. И совершенным контрастом смотрелись веселые темно — зеленые задорные глаза с длинными ресницами, которые метали все прожигающие молнии от искр которых легко могло вспыхнуть пламя любви.

Девушка была одета в старенький выцветший сплошной спортивный купальник, и Пашино предательское сердце, которое никак не могло научиться биться ровно при виде, столь облегающего одеяния, подчеркивающего все достоинства своей обладательницы, дало сбой.

Присев подле молоденькой прелестницы, Паша приступил к опросу.

— Здравствуйте, представьтесь пожалуйста и расскажите, что случилось. Мне надо оформить историю. — Попытавшись оставаться серьезным произнес, облаченный в белый халат, массажист, хотя на лицо все время пыталась наползти глупая улыбка.

— Меня зовут Валя, и я решилась просить прощения. — Девушка стыдливо потупила глазки, но искреннего раскаяния в голосе совсем не чувствовалось. — Я готова на все, чтобы искупить свою вину.

— Так это придумали Вы? — Совсем не удивился Шатов, с трудом пытаясь отвести взор от облегающего тело купальника.

— Ну, не совсем. Это одноклассницы решили Вас проучить за то, что Вы из наших только с Уродиной возитесь, а на остальных — ноль внимания. Ведь не только танцовщицам из Большого массаж нужен. У наших тоже травмы случаются. — Активная девица, почуяв, что вызвала живой интерес, уже ничуть не притворяясь смущенной, дерзко смотрела прямо в глаза.

— Да. — Павлик покачал головой — Просто детский сад какой-то. Взрослые ведь девочки. Разве можно так себя вести? Рано, вроде, вам вразнос идти. Это ж надо до такого додуматься. Ну прямо как мальчишки, которые девочек за косички дергают.

— Валя хлопала своими невинными глазками, в которых не было ни следа угрызений совести. — Мы больше не будем. Накажите нас. Можете выдрать…хворостинкой. Виноваты. Чего уж тут, да и парень совсем незнакомый пострадал. Кто, кстати, это оказался? Мы все никак не угадаем. Ваш друг?

— Ладно, что у Вас болит? — Шатов отвернулся к раковине и засунул руки под струю воды.

— Копчик, неудачно на попу упала. — Девушка ловко скинула бретельки, одним змеиным движением выскользнула из купальника и переступив через него, победно встряхнула головой. Ей было чем гордиться. Ее удивительное тело обладало такими совершенными формами, что не один скульптор отдал бы годы жизни за возможность лицезреть, столь божественную красоту.

— Изумленному Шатову на короткий миг показалась, что к нему явилась пеннорожденная. Афродита. Как не хватало в этот миг Марата, взятого в помощь, поначалу, не столько ради помощи и бесплатного образования, сколько для профилактики таких вот непредвиденных обстоятельств, когда обычно каменное сердце Шатова не выдержит.

— Как лечь, чтобы Вам удобнее было…

Почти прозрачные отсветы теней, танцевали на молчаливой стене. Они то ползли вверх, то устремлялись вниз, то колебались точно повинуясь невиданной силы шторму, обрушившемуся на сплетенные тела, по приказу дочери океаниды. Будто божественная длань самого Зевса благословила выбор своей внучки и осветила это знаменательное событие.

— Ура! Победа! — Абсолютно выздоровевшая «прима» с разбега рухнула на кровать, заставив ту жалобно заскрипеть пружинами. — Вот все-таки голова этот Женька. Просто счастье, что он вызвался помочь. Как все ловко организовал, прохиндей. Разумеется, все это было сказано про себя.

— Ну, как? — Собравшиеся в группку партнерши смотрели с жадностью на фальшивую страдалицу, воспользовавшуюся отсутствием начальства и ассистента, проникшую по поддельной записи к ранее недоступному специалисту.

— Идите, девки, в жоппу. Все было донельзя прилично. Ни на какие чары не поддался этот бесчувственный чурбан. Щупал как неживой мою коленку, а потом еще пять сеансов назначил. Даже имя не спросил — явно переигрывала солистка школьной сцены, — нечего вам там делать, у этого грубого «мужука». Не специалист, а безрукий коновал. — Валя особенно томно потянулась, когда произносила слово безрукий.

— Соседки, отпрянув, как разбившаяся о берег уже укрощенная волна, неожиданно засуетились, откровенно злобно поглядывая на «травмированную подругу», которой, если честно, было решительно все равно.

Глава 4

Прибывших поездом будущую пациентку и представителей продавца, которые должны были курировать ход операции встречал сам профессор. Было совсем раннее утро, почти ночь, но вокруг было удивительно светло и малолюдно. Город пуст, разве какой-нибудь полуночник, вынырнет на секунду, глядь, а его уже и нет, или заезжий очкастый чудак, наплевавший на сон, лунатирует, покачиваясь на ветру, наслаждаясь тактами только ему слышимой мелодии спящего города. Только через час-полтора появятся настоящие обитатели рабочих кварталов, спешащие на утренние смены, а до появления его хозяев, еще часа четыре.

Пока решительно настроенная Елена Николаевна поехала передохнуть и привести себя в порядок после поездки, а доктор наук отправился обсуждать убранство стола переговоров, молодежь решилась на прогулку.

— Смотри, как красиво, — говорила Инга, пытавшаяся спрятаться в тоненьком беленьком платочке, откуда выглядывали только казавшиеся огромными глаза. — Вокруг, в этот таинственный предрассветный час, когда загадочный едва заметный полумрак набросил чуть колышущуюся дымку перед глазами, все выглядело сказочными декорациями минувших эпох.

— Где, — дурашливо изображал непонимание Павлик демонстративно крутя головой.

— Да ты слишком быстро головой вертишь, — тыкала его в бок возмущенная девушка. — Помедленнее надо. Почувствуй атмосферу улиц и площадей. Полюбуйся строгой красотой оград и набережных. Этот город просто создан для первой, самой нежной, девичьей влюбленности, — вырвалось у нее.

— Инга, ну вот ответь мне почему я и раньше был влюбчивый, хотя здесь впервые. Как увижу девушку, так мне кажется, что вот она, та единственная, которую всю жизнь искал. Дома и деревья, видать, совсем на меня не влияют. — Павел попытался было рассказать о своих злоключениях, но вовремя заткнулся и перевел все в шутку. — Хотя, говорят, что есть такая микстура, выпив которую все девушки превращаются в красавиц, и, тогда, влюбиться в них пара пустяков.

— Значит и у меня будет хотя бы такой шанс тебе понравиться, — перевернула все по-своему, сжавшая губы спутница.

— Да ты мне и сейчас очень симпатична, — Если честно, Паша совсем не грешил против истины, ему действительно была по-душе Инга.

— Ну, дружить и любить очень разные вещи, — не поверила парню уже нахлебавшаяся от жизни девушка. — Знаешь, я уже поняла, что мальчикам с красивой девчонкой даже ругаться приятнее. Давай договоримся, что если операция пройдет успешно, то после, мы с тобой встретимся будто никогда до этого не видели друг друга и попытаемся «подружиться».

— Зачем? — Неожиданно строгим голосом сказал Паша. — Ты мне и сейчас по-сердцу. Мой друг, может даже сейчас и единственный.

— Слушай, а давай кто дальше с места прыгнет. — Инга за напускным весельем пыталась скрыть, что оставаться просто другом она ну никак не планирует. — Знаешь, какие у балерин ноги сильные и прыгучие. Я наверняка дальше улечу, — Инга впервые после обезобразившей ей лицо травмы, почувствовала себя легко и свободно рядом с Пашкой. Не надо стесняться собственной внешности и прятаться как в раковину за показным равнодушием, а можно даже попроказничать. — Она даже, наконец скинула на плечи так надоевший ей платок.

— Знаю какие кое у кого не только ноги, но даже ягодицы. С виду очень красивые, но такие твердые, что промять никаких сил не хватает, особенно если расслабляться не хотят, а зажимаются, хихикают и жалуются на щекотку.

— Ты на кого это сейчас намекаешь, документалист — очернитель? Да ножки балерин все поэты только в восторженных тонах описывают. За нами царственные особы табунами бегали, лишь бы на те ножки только издали взглянуть. За право лицезреть войны устраивали, а тебе, подлец, попялиться и погладить за тяжкий труд. Ну ты жук.

— Не у всякой балерины ножки хороши, — начал, с опаской отступая, говорить Паша.

— Так ты эксперт по ножкам, оказывается. — Инга шутливо схватила обидчика и повернула к себе лицом…

— Потом произошло нечто совсем необычное, только Инга оказалась в самом желанном месте, которое только могла себе представить. Сильные руки вдруг обхватили ее и она оказалась тесно-тесно прижатой к своему «спасителю», а его губы требовательно нашли ее уже непроизвольно приоткрывшийся рот. Минута блаженного единения продолжалась почти вечность. — Все будет просто замечательно. — С каждой секундой в ней крепла уверенность, что встреча с этим мальчиком действительно в корне изменила ее жизнь к лучшему. Внезапно Девушка почувствовала такую слабость, что она не могла устоять на ногах. Она подняла руки и уже сама прижалась к Шатову, вся ее жизнь, как ей казалось, теперь переплелась с ним навсегда.

Из своей, вознесенной над проезжей частью, деревянной будки в морской бинокль, за прохожими наблюдал дежурный милиционер и не понимал, как такой представительный парнишка может целовать на редкость уродливую девушку, когда вокруг полно красавиц. Вот ведь диковина, целуются, уже пять минут прошло, постовой взглянул на свои командирские. Похоже чудеса еще встречаются.

— Слушай, Пашка, а отчего люди такие злые. — Уже держась за руки, словно детсадовцы, пара шествовала по пустынной набережной мимо дворцов, крепостей, соборов. — Ведь только ты, единственный, меня никогда не обижал и не издевался.

— Научились многие так. Жить ведь злому-то легче. Человек ведь все видит. Кому все шишки. Тому, кто правду ищет. Кого легче обмануть? Да доброго и мягкого. Кто за все отвечает? Да тот, кто предупреждал. Кто виноват. Да самый умный. — Голос Пашки дрожал от переполнявших его чувств. — Значит надо быть твердолобым злобным приспособленцем. Причем все это неосознанно, на уровне инстинкта выживания.

— Неправильно так, Пашка. Неужто ничего изменить нельзя? — Сама не замечая того, Инга задела в душе Шатова очень чувствительные струны.

— Пытаюсь, может и получится чего. — Паша, уже взяв себя в руки, весело улыбался и легонько сжимал и разжимал ладонь, в которой покоилась девичья рука. Давай об этом потом. Пора. Мне на переговоры, а тебе в клинику.

Желанное событие сегодняшнего утра наполняло душу Инги струями света, и бурлящей радостью. Ее ожидали божественные сны и радостное пробуждение.

Девушка, получившая первый поцелуй от любимого, запоминает этот день на всю жизнь. Кажется, все невзгоды и неудачи отступают в эти часы. Быть может, это даже тот «звёздный час», когда обычное становится, вдруг, возвышенным, а невозможное — возможным и весь мир танцует вместе с влюблёнными под одну безумно-прекрасную мелодию удачи. Обыкновенное чудо, как сказал бы Шварц.

— Пора сделать укольчик, — опытная сестричка подняла шприц иголкой вверх, надавила на поршень и из иголочки брызнула тонкая струйка жидкости вместе с изгоняемым воздухом. — Переворачивайтесь на живот, голубушка. Сейчас как комарик укусит.

Инга уже тихо посапывала, переживая во сне вновь и вновь чудные мгновения, когда уста любимого сначала едва, а потом все смелее касались ее ждущих губ, а заинтересованные стороны только садились за круглый стол.

— Все необходимое для демонстрационной операции удалось собрать с большим трудом. Если старенький шведский наркозный аппарат сделанный по лицензии фирмы драгер, прототипом которого являлась «Модель A», обнаружился без труда, то закись азота вырывали просто с боем. Нашелся и хирург, прекрасно знакомый с этой методикой обезболивания, правда в другом конце города. Просьбы, подарки, сплошная морока. Теперь все трудности и тренировки позади. — Все эти откровения рыцаря от чистой науки, Елена Николаевна выслушивала ласково кивая головой в прекрасном ведомственном ресторане исключительно для служителей Мельпомены.

До чего был хорош завтрак весьма похожий на пышный банкет. Вот бочок осетра, переложенный раковыми шейками и черной икоркой. Там жульен из грибков. Мясной салатик на прокопчённом в можжевеловом дыму мяске. Хачапури. Сливочный супчик. Шипящая минералка. Описывать благородные яства которыми потчевали столичную «штучку» взялся бы только очень маститый художник. А уж вкус и вовсе сравнялся с божественным нектаром.

— Впрочем, пора и за дело. Модель, наша, видать, давно на месте. — Строгая дама завершила трапезу.

— Значит все как договаривались, — говорил будущий лауреат Сталинской премии, стелясь мелким бесом перед очевидным начальством, только пока непонятно какого роду-племени. — Саму операцию осуществляют мои ординаторы четко по нашему плану. Пусть останутся все нововведения с премедикацией и эндотрахиальным наркозом закисью азота, хотя по мне, и местного обезболивания бы хватило, да и крови поменьше. С другой стороны, если вы утверждаете, что методика уже применялась и отработана не вижу причин, что-либо изменять даже в мелочах. Нам осталось все от начала до конца провести самим и набить руку.

— Шатов, тряся как старый козел накладной бородкой, умело приклеенной Еленой Николаевной, поддакивал. — Поверьте, все пройдет прекрасно. Вы ничем не рискуете, даже в случае неудачи первого опыта. — Паша постучал по столу. — Оплата тоже в сохранности. У доверенного человека. Расстанетесь с ней только после подтвержденного успеха. Да и прерывать сотрудничество не в интересах моих коллег. Книга «Ваша» уже готова. Мы, как и планировалось, подготовили две статьи. Все это у меня с собой. Можете ознакомиться. — Елена Николаевна приняв пачку документов от молодого сотрудника, лично передала доктору, вызвав в том бурю умиления.

Уже буквально через три часа, в операционной сделалось необычайно шумно. Пациентку уже увезли, а виртуозно отработавший опытный хирург, прекрасно знакомый с ринопластикой, и образцово-показательно проведший операцию принимал бурные поздравления от автора методики — своего непосредственного начальника и весьма вялые от молодого столичного гостя, судя по повадкам секретаря, отправленного строгой приезжей для личного наблюдения за ходом вмешательства.

«Удивительно устроена наша жизнь» размышлял Шатов неспешно приближаясь к вокзалу. «Судьба делает непредсказуемые выверты. Знаю ли я к чему надо приложить все силы? Увижу ли я достижение своей цели? Нет. Почти наверняка — нет. Может стоит все бросить, остановиться, сесть на старый протертый до дыр диван, отрастить пивное пузико, успокоить гормоны — обабиться и просто наслаждаться жизнью — остепениться, завести жену и детей. Чем плохо. Сесть эдак, ни о чем не думая, с рюмочкой водочки, у стола да закусить горячим супчиком — не жизнь, мечта».

Как раз в эти секунды Пашкину мечту о счастье, воплощал в жизнь еще малолетний прохиндей — Женька. Вот как бывает. Счастливейшие моменты, о которых потом вспоминаешь всю жизнь проходят обыденно и незаметно. Кажется, что так будет всегда, может быть даже лучше и только потом, со временем осознаешь: — «Так вот оно было счастье, а ты дурак его даже не заметил». Безжалостно играет с нами судьба. Ну ее эту крепость «задним умом».

Отдавшее все свои силы солнце еще уплывало миновав свой полдень, озаренный огненно — яркими всплесками, срывавшимися с блестящих крыш. Столица погружалась в сумерки, только кое-где вспыхивали яркие звездочки окон. Вечно спешившая, толкающаяся, «многолицая» толпа, служившая вечным фоном вечерних улиц ни на миг не замедлила свой бег и даже вовсе не обратила внимания на очень необычную парочку, направляющуюся прямиком в мороженицу. Какое до них может быть дело, нет ничего заслуживающего внимания. Даже другие, гораздо более странные происшествия не могли бы остановить ее бег. Ведь это были стадные инстинкты, гнавшие пышные отары со своего пастбища к месту отдохновения. Да, не верьте в разумность и внимательность этого мирно бредущего стада, называемого толпой. Вот она, сыта и движется по воле пастыря, принуждаемая свирепыми псами может подумать незадачливый пастух принимаясь в очередной раз за стрижку своей покорной отары. Нет, все это обман, мечта все не то, чем кажется. Миг, и лидер растоптан и изгажен взбесившимися животными, миг и над стадом возвысился новый вожак.

— Не верю я никому, а особенно девчонкам. — Умничал Женька погружая ложечку в самую сердцевину соблазнительного белого шарика. — Они все время врут и делают гадости. От них одни беды. — Сделал логичное умозаключение правдолюб. — Вот, например, Уродина, околдовала Пашку. Вывод: бабы — лживые колдуньи.

Взаимоотношения компаньонов с первой встречи как-то незаметно переросли в дружеские. Они уже не боялись переступить границы учтивости и предупредительности, наоборот, эта парочка бессознательно состязалась друг с другом. Словно, вылетали из невидимых ножен клинки остроумия, улыбок и недомолвок и скрещивались звоном взглядов и жестов. Общение все глубже погружало их в паутину взаимного уважения и симпатии. Вот и сейчас их слова и тон которым они были сказаны подразумевал нечто иное, чем звуки, произносимые губами.

— Точно, — с сочувствием кивая головой подтвердила красавица — Валя, — особенно когда ночь овладевает миром и нет сил противиться силам зла и ведьминым чарам. Горе, тому неосторожному путнику…

— Да хватит подкалывать, уж больно ты стала на Пашку-обзывашку похожа. — Женька облизнул чайную ложечку. — Лучше расскажи, как там ваша встреча прошла? Как интрижка, удалась? — Легкий румянец, почти незаметный в искусственном освещении коснулся незагорелой кожи паренька?

— Нормально прошла, — Валька наслаждалась смущением партнера и намеривалась помучить того подольше. — Только петь любит твой начальник. Как меня увидит так некую Сильву вспоминает и напевает.

— Да плевать мне на оперетку, — Женька совершенно не хотел разговаривать на неинтересные ему темы. — Ты там планировала Пашку у Инги отбить. Удалось? Было там у вас что? — Пионер поближе придвинулся к собеседнице, уже полыхнув ушами.

— Не понимаю твоих намеков, — строго произнесла девушка. — Выражайся яснее. Раньше ты был весьма вежливым и тактичным юношей. — Девушке нравилось изображать строгую учительницу. С мальчишками только так и надо. Ни к чему им знать насколько велика девичья скрытность. С невинной откровенность можно живо оказаться без поклонников и нажить на свою голову недоброжелателей. Лучше уж никогда и ни с кем не делиться ни переживаниями ни тем более информацией о романтических похождениях.

— Ну, что там между женихом и невестой бывает. — Румянец не могли уже скрыть даже недостатки освещения. — Женька совершенно оробел и никак не мог найти приличную формулировку для своего вопроса.

— То есть ты думаешь, что такой благородный кавалер как твой любимый шеф, без официального признания в любви, без штампа в паспорте мог покуситься на девичью непорочность? Как ты низок, скаутенышь. Невероятно. Невозможно. Возмутительно. Как тебе это в голову твою садовую пришло.

— Вот, вот, об этом то я и говорю. — Разочаровавшийся в девочках подросток уже пылал как лесной пожар, — Я, понимаешь, не капуста огородная, в отличие от некоторых, я ведь все видел. В «шкафе» спрятался еще с утра. Представь себе. Все уже спят, тишина. Резная, антресольная дверь огромного, четырех дверного, под потолок шкафа, отворяется, словно сама собой, и из отворившегося пространства появляется, едва живая, скрюченная от испытанных переживаний, фигура. Почти шесть часов просидел. Ух как потом все тело болело. Еле вылез, но оно того стоило. Я теперь твой почитатель. Ты такая обворожительно красивая и грациозная.

— То есть ты видел, как я неистово сопротивлялась откровенным приставаниям, но вынуждена была уступить грубому напору и сдаться. — Даже крохотные стыдливые слезинки блеснули в уголках прекрасных глаз. — Разрушил безжалостный завоеватель обитель невинности. Пала крепость и выкинула белый флаг. — Артистка сама восхитилась только что придуманной сценой, ничуть не смущаясь, что рассказывает очевидцу. — Защити меня мой доблестный рыцарь. — Решившая, что уже усыпила бдительность маленького негодяя, она безуспешно попыталась схватиться за такое притягательное ухо.

— Как решилась ты, пособница сионизма планировать, ущип юного пионера за нежную часть тела. Значит поперек горла тебе настоящая пролетарская правда, принцесса балета. Не заткнуть тебе, Валька, голос трудового народа. Это Паша выкинул белый флаг, а ты, скорее, красный. Да и не пел он ничего. — Справившийся со смущением, и вовремя отшатнувшийся Женька, показал язык. Ты мне, вообще, за утраченные иллюзии, еще две порции мороженного должна.

— Похоже общение с беспринципным шефом плохо повлияло на тебя, летописец-созерцатель. — Вальке было весело. Она хотела было смутиться, но как-то не вышло, и она захохотала. Веселье словно надавив на ее нежные щечки сделало на них чудесные волнующие сердце кавалеров и поэтов ямочки, увидев которые, осмелевший юный натуралист решился на нескромный вопрос.

— Валь, а это правда, что и девчонкам приятно? У тебя там такое лицо было? — Не удержался от вопроса, уже переступивший границы приличий мальчишка. — Вы теперь поженитесь? Шатов Ингу то, наверное, позабудет.

— Нет, не хочу замуж выходить. Погуляю еще. Мне понравилось, только разнообразия хочется. Тебе, малявка, этого пока не понять, ну да с таким гуленой в начальниках у тебя еще все впереди.

— На редкость красивым голосом, затянула девушка, вызвав нездоровый интерес посетителей заведения.

— Тише, тише, — Женька пытался запихнуть в рот безбашенной певунье свою ложку, — лучше мороженного прими, охладись.

— Уф, хорошо, — Валька чувствовала себя будто на большом прогулочном пароходе, плывущем в страну под названием Счастье. — Ах, милый Евгений! Ты не представляешь, как меня огорчил. Как мог такой тонкий мальчик подумать, что я настолько эгоистична, что отдам это прекрасное тело, волшебное лицо, исполненное внутреннего благородства, эту тонкую трепетную душу, глубокий ум полный поэзией и музыкой, где живут трагедии и комедии симфонии и поэмы в пользование одному — единственному мужчине, которому вскоре сама же и надоем.

Тихо. — Решившая было пуститься в пляс певунья была перехвачена Женькой на взлете и силой усажена на место.

— Расскажи лучше, чем вы там с Пашкой кроме «массажа» чем-нибудь занимаетесь? — спросила немного остывшая попрыгунья.

— Да они все с Куртом возятся, экспериментируют. Голос на разной скорости записывают. Накладывают записи друг на друга. Скорость вращения. Дорожки. Головки. Муть короче. Они театральные постановки записывать подрядились. Звукозаписывающую артель создали. Лентопротяг — во! Вспомнил как наше кумпанство называется.

— Курт, это тот немчура, которого твой родственничек стухшими ингредиентами Красной Москвы окатил. — Девочки до сих пор хихикают, а в сторону этих духов больше смотреть не могут.

— Да какой он немец. — Возмутился борец за правду. — Непонятно кто, он. Родился в Эльзасе во Франции. Учился в Страсбурге, потом в Берлине. Родители его вообще теперь в Париже, а он врет про своё арийское происхождение. Пашка-то этого трепача вмиг на чистую воду вывел. Учился тот во время войны в университете, а подрабатывал на радио. Оттуда его и призвали в сорок пятом. Не удалось уклонисту за бронью отсидеться. Вычислили его и на фронт бросили. — Женька явно был доволен торжеством справедливости. — А батя его вообще, похоже, настоящий сексуальный разбойник. Это и шеф подтверждает. Так что правильно мой родственничек его духами побрызгал. До сих пор пованивает, а уж он моется, моется. Хорошая продукция у «Новой зари», пахучая.

— Разбойник, говоришь? — Будущая прима откинувшись на стуле погрузилась в глубокие раздумья. — Из Парижа.

— Как есть разбойник. Себе прибавку выхлопотал на днях. Премии у него постоянные. Живет на всем готовом. Как сыр в масле катается. Сидит на одном месте, кнопки нажимает, да на стрелки смотрит. Жаль только, вычистят его и отсюда. Говорят, что скоро таких как он, домой отправляют. — Женька за это время очень сдружился с Куртом, который все лучше и лучше понимал окружающих. Вот и теперь, разочаровавшись, что Вальке не удалось победить Ингу в битве за незрячего, по мнению Женька, шефа, он подталкивал ее к знакомству с коллегой, расписывая как мог его достоинства.

— Слушай, Женька, а познакомь меня с этим французиком. Я помню он так ничего, не сильно страшненький. — Валька пододвинула стул поближе к прохвосту, — Я тебя отблагодарю.

— Авансом не работаю, — солидно возразил пионер. Только вперед.

— Что же ты хочешь, маленькая дрянь. Только денег у меня нет. Я тебя уже предупреждала.

— Твой обожатель, шкаф еще раз посетить хочет. — Женька, говоривший о себе в третьем лице, опять зарделся. Только на этой неделе, пока Пашка думает, что я у тетки. Поможешь через окно проскользнуть, а ключ от кабинета, у меня нарезан.

— Да это ты, сексуальный разбойник. — Валька попыталась нанести короткий удар.

— Торг здесь неуместен. — Ловкий интриган уже имел немалый опыт уворачивания от подзатыльников.

— Ладно, мой дерзкий паж, послезавтра мне назначено. Предпоследний сеанс. — Валька весело подмигнула и подумала, — Какой необычный букет ощущений может получиться. — На какой разврат ты меня толкаешь. Все мужики сволочи, даже такие маленькие.

Курт сидел разинув рот. Какое божество почтило их посещением. Вальку, которой приходилось не впервой ловить восхищенные взгляды, действительно можно было сравнить с Афродитой, даже не срывая одеяний. Она была из тех редких ослепительных красавиц, которых создала природа. Слеплена балерина была совершенно. Все в ней было размеренно и пропорционально. Каждая ее черточка, каждый извив ее гибкого тела сулил победу над своим извечным противником — «мужуком».

— Ну, проходи, Валя не стесняйся. — Робкая девушка, опустив скромно глазки вошла в студию.

— Техник — лаборант, никогда еще не сталкивался с такими божественными созданиями. Он уже в дебюте, был покорен удивительной грациозностью тонкого стана, нежностью прекрасного лица, бархатистостью кожи, царственностью осанки. — Все что он мог сделать так это просто привстать и открыть рот в молчаливом восторге. Он был очарован, а воля его, умирая, корчилась на земле, безжалостно растоптанная победительницей. Сочетаться с этой красавицей браком стало верхом его устремлений.

— Валька изобразила на лице дружелюбную улыбку. — Ей стало скучно. Победа уже одержана. Враг разбит и разгромлен. Без борьбы, за явным преимуществом. Пожалуй, до самой свадьбы этому персонажу ничего не светит. Конечно, свидания их будут часты и продолжительны, только Курту придется довольствоваться всего-навсего невинными ласками, ну иногда ловить полные обожания взоры или удовлетворяться легким прикосновением или невесомым объятьем, много эфирным поцелуем. Динова будет оставаться чистым ангелом невинности, воспаляя воображение своего обожателя. Сможет воздыхатель добиться желаемого в Париже, бестия еще не решила. Сейчас ее уже заботило как развлекаться самой, в тайне от столь необходимого поклонника. — Как я рада знакомству, мне Женя так много хорошего о Вас рассказывал.

— Курт, с глупой улыбкой на лице обхаживал гостью, а Женька, ловко прикрывавший рукой необычайно распухшее красное ухо зевал. Ему тоже было тоскливо наблюдать за разом поглупевшим коллегой, и он поглядывая на исподтишка подмигивающую ему кокетку уже выдумывал для себя новое приключение. Погрузившись в это занятие комбинатор, почти без пререканий, несколько раз бегал в магазин, изображал почтительного мальчика и исполнял мелкие поручения кокотки. За этот тяжкий труд он планировал взыскать сторицей.

Через час все трое сидели за сваренным из топора обедом. Ловкая гостья раскладывала по тарелочкам ножки еще пока никем не распробованных камчатских крабов. Выуживала из баночки черную икру и густо намазывала ее на бутерброды сбрызгивая получившуюся закуску сочащимся из лимона соком. Сам собой на столе появился запотевший лафитничек с водочкой, похищенный вороватым Женькой прямиком из квартиры шефа.

— Ну, за знакомство, — произнес обрусевший Курт, — вздрогнули.

— Валька скромно потупив глазки слегка пригубила. — Как я рада, что познакомилась с таким удивительно умным человеком. — Женька, хотевший ляпнуть очередную глупость вдруг наткнулся взглядом на показанный ему под столом кулак и огорченно смолчал.

Только после третьей рюмки охмуряемый раскрепостился и осознал, что пришедшая красавица, уже называвшая его любимым учителем, страсть как хочет научиться французскому языку, а то у нее не было не одной возможности позаниматься с носителем.

Покинув прибежище технического гения, Валька присела на скамеечке в парке. На душе у нее последние дни сделалось необычайно легко и празднично. Она, словно попала в волшебную страну исполнения желаний. Любые ее даже, казалось, нелепые поступки обрели смысл и встали на свое место. Взять хоть последнее посещение массажного кабинета. Не будь его, не открылись бы удивительные перспективы. Валька еще раз пережила то чарующее мгновение, когда она абсолютно обнаженной, вскочила на массажный стол, задорно вздернула личико на котором еще остались следы блаженства и запела с необычайным воодушевлением:

Шатов был сражен. Его подопечная совсем не лишилась дара речи и совершенно не растерялась, как почти любая особа в сходной ситуации. Все недовольство мгновенно вылетело у него из головы. Чудо, это было настоящее волшебство, творимое потрясающе мелодичным голосом, казавшимся самым изумительным из всех напевов на земле. Паша в эту секунду словно постиг суть и дух свободолюбивой Франции. Свобода, Равенство и Братство. Нет, никто бы не назвал в этот момент девушку «Venus pudica». Красавица не являла собой образец застенчивости. Она скорее напоминала эталон жизнеутверждающей красоты, присущий ранним работам еще жизнерадостного Тициана. В это мгновенье они вместе грезили наяву, существуя только в одной ими ощущаемой реальности.

Как была прекрасна в этот момент мерзавка Динова. Жаль, что у Шатова не было таланта Эжена Делакруа. Сюжет «Свободы на баррикадах…» сам собой всплыл в памяти. Ругать такую девушку не поворачивался язык.

— Ослепительная, — Пашка прижал руку к сердцу, — разрешите, пригласить Вас отобедать.

— Только легкие закуски, — беззастенчивая красотка грациозно оперлась на предложенную руку и легко спрыгнула. — К вечеру мне надо быть в своей девичьей келье. Помните об этом, мой повелитель. — Нахалка необычайно призывно вильнула попочкой, наклоняясь за сброшенным купальником.

— Все, что пожелает юная звезда. — Пашка восхищаясь умопомрачительным совершенством округлых линий бесподобного тела переводил взгляд от шейки до совершенной груди и дальше до изящных точеных ножек, с высоким подъемом, пленяющих воображение.

Через некоторое время юная парочка входила в распахнутые двери Ресторана. Знакомый швейцар поклонился принимая подношение, а расторопный официант быстрым профессиональным движением смахнул со скатерти несуществующие крошки и пригласил вошедших садиться за облюбованный Шатовым столик. Наметанный глаз халдея, без всяких подсказок, определил, что несмотря на юный возраст кавалера, посещение подобных заведений для него не в диковинку и за щедрые чаевые можно не беспокоиться.

— Пашка, ты ведь мой друг? — Валька мгновенно освоилась в необычной для себя обстановке и вела себя совершенно естественно.

— Без малейшего сомнения. — Бардовый напиток из Ново Светских кладовых графа Голицына, направленный рукой поклонника, наполнял бокал барышни.

— Ну вот скажи, что ты нашел в этой белокурой глисте? — Бастардо уже проник в сосуды, вследствие чего, наша красавица и так достаточно вольная в выражениях окончательно раскрепостилась. — Нет, фигура у нее великолепная, это даже я признаю, но рожа. Шатов, ты извращенец.

— Да, — Пашка скорбно склонил голову, — и какой же будет дружеский совет?

— Эээ…. — Динова на мгновенье задумалась. — Жениться на подлой гадине.

— Что? — Пашка в изумлении уставился на своего нового друга.

— Это самое вредное, что я могу пожелать этой упрямой скотине. Пусть живет унылой семейной жизнью и сносит измены супруга. Слезы, скандалы, дети пелёнки. Что хуже можно пожелать в семнадцать лет.

— Так ты считаешь. Что новоиспеченный супруг будет изменять? Может он перестроится и встанет на путь исправления?

— Дружище Шатов, я, конечно, в таких делах опыта не имею, но смотря на удивительно похожего на тебя, что бы ты не говорил, пройдоху Женьку, понимаю, что человека можно обмануть, запутать, напоить, наконец. — Пришедшая в умиротворение девица уже поглядывала в сторону соседних столов, за которыми предавались чревоугодию. — Такой красавчик как ты не убежишь женского внимания.

— Спасибо, друг, ты меня просто огорошила. Совсем не думал о семейной жизни под таким углом. — Шатов жестом попросил поднести меню еще раз. — Вот поговорить я с тобой хотел совершенно о другом.

— Наконец-то ты решил открыть мне свои доселе потаенные чувства и признаться в любви? — Динова лукаво подмигнула. — Нет, вижу, пока ты не созрел для этого. Ну я подожду пока тебе эта дурочка надоест. Ничего, я не буду гордячкой в этом вопросе. Придет и на мою улицу праздник.

— У тебя великолепный голос, — Пашка указав на выбранные блюда отпустил официанта, своим появлением позволившего закончить предыдущую тему. — Ты пению нигде не училась?

— Нет. Вот на фортепиано чуть бренчать умею. Ноты читаю. Собственно, и все. — Валька удивилась, — к чему твой вопрос?

— Хочу нанять тебя на работу. — Шатов сделался серьезен и, разом, голос его приобрел металлические нотки.

— Какую? — Валька, всегда тонко чувствовавшая партнера, бросила игривый тон.

— Тебе в течение этого лета надо будет усиленно заниматься в консерватории. С репетиторами я договорюсь. Только работать тебе придется на износ. Голос поставить очень непросто. Кстати, ты пела как парижанка.

— Шатов, это мой секрет… Ну, если ты и так все услышал… Бабушка меня почти до десяти лет воспитывала. Я сразу на двух языках говорить начала… Мы, вместе с моей любимой бабулей, все мечтали, как в Париж уедем. Я по ее рассказам представляла, как гуляю по набережной Сены… Лувр… — Валька внезапно расчувствовалась.

— Прочти. — Шатов достал тетрадку с либретто Нотр-Дам-де Пари.

— Валька углубилась в текст почти не замечая вкуса, не далее, как мгновение назад, таких желанных яств. — И, — девушка подняла полные слез и надежды глаза на своего спутника. Она будто слышала чудную, возвышенную мелодию, звучавшую монументально и весомо подобно мощному полнозвучному водопаду, низвергающемуся на огромные мрачные валуны целым сонмом разноголосых струй.

— Хочу, чтобы ты поставила эту вещь, например, в Канаде. Там огромная франкоговорящая диаспора. Здесь у меня все сорвалось, а там, войны не было и народ побогаче живет. Главное, что теперь у нас с тобой, друг, есть человек на роль Эсмиральды.

— А деньги? Шатов, для этого надо очень много денег. — Динова забеспокоилась о судьбе будущего проекта.

— Не переживай. Финансирование найдем. Тебя должна интересовать только творческая часть проекта. В крайнем случае, просто наймем исполнителей и снимем сцену. В Париже сейчас голодно, и артисты за гроши работать готовы. Может так даже будет проще, чем связываться с оперной труппой. Хорошо бы там еще и местных привлечь. — Пашка усмехнулся тогда, подлец, глядя на свою приму.

— Шатов, гадюка, ты мне еще должен. — Захмелевшая не только от счастья девушка жадными глазами смотрела на своего продюсера, — Эсмеральде необходим постоянный массаж. Ничего не доставляло Вальке такого удовольствия, как подтрунивать над очень ей нравившемся мальчишкой.

— Все. Сегодня был последний мой выход. С завтрашнего дня Марат переходит в первую смену, а Леша во вторую.

— Значит, сеансы с Вами, мой «милый друг», непременно будут продолжены в другом интерьере….

Меж тем кабинет уже неделю работал в две смены, а отец-основатель настаивал, чтобы Марат брал себе еще одного специалиста для стажировки.

Было без малого уже семь вечера, когда уважаемый зам председателя Комитета по делам искусств при Совете министров СССР, Борис Иванович, так вовремя поспособствовавший Елене Николаевне устроиться на радио, очнулся словно после яркого реалистичного сна, протяжно, вкусно зевнул, и только потом приоткрыл глаза. Какие-то мгновения вслед за тем, еще не до конца понимая спит или нет, он еще кружился в венском вальсе с первой красавицей бала, но вот чудные сновидения окончательно отхлынули, бюрократ огляделся уже осмысленным взглядом. Его обступала вполне себе обыденная обстановка медицинского кабинета. Совсем рядом с широким массажным столом на котором покоилось его блаженствующее тело возвышалась плохо прокрашенная грязно-зеленая стена. Беленький шкафчик с чистыми простынками и мазями притулился в углу. Кушеточка, коей пользовались если не очень давно, то чересчур активно. Вешалка на огромной круглой ножке, на крючьях которой висели надо признать белоснежные халаты. Самодельная раковина с укрепленным над ней рукомойником. Массивный, красного дерева стол с двумя стульями. Над всем пространством комнаты нависал огромный шкаф. Единственной инородной деталью смотрелся чудной механизм с крутящимися бобинами, установленный на стол от которого тянулись, словно хищные змеюки, провода два из которых оканчивались в наушниках у него на голове. Именно эта конструкция и воспроизводила божественную музыку.

Через минуту Борис Иванович снял наушники, не спеша сел, свесив ноги со стола, и мельком взглянул в словно парившее над полом большое настенное зеркало. Отразившаяся там обрюзгшая полноватая фигура не вызывала эстетического довольства, но ее обладатель чрезвычайно благосклонно оглядел себя и решил, что сеанс чертовски благотворно отразился на его физической форме. Обрадовавшись этому открытию и сияя самодовольной улыбкою, он обратился к сидевшему на стуле огромному массажисту.

— Как, Марат, не устал. Почти час возился. Кажется, ни одну мышцу не пропустил. Давай-ка я тебя отблагодарю, пока начальство не видит. — Борис Иванович положил рядом собой раскрытый бумажник, потер руки и выудил из среднего отделения пачечку государственных ассигнаций и не считая положил пестренькие бумажки на стол.

— Благодарствую, совсем не подобострастно, скорее в силу правила ответил осознававший свою значимость специалист. Закончили мы курс, Борис Иванович, все семь сеансов. Продлять будете?

— А что для этого надо? — Расслабленно поинтересовался пациент.

— Договориться с шефом, чтобы он Вас в график внес, да и все. У нас ведь все расписано. Ни одного мига простоя нет.

— Марат, а в частном порядке с тобой договориться можно? Будешь приезжать ко мне домой, вечерком. Туда и обратно на машинке. А?

— Можно то можно, только Вам какая с того корысть? Шеф и так Елене Николаевне по гроб жизни обязан. Она ему заниматься любимым делом позволила. Он у нас все о радио думает, о звукозаписи, о радиопостановках. Жаль, что развернуться ему не дают. Это я так, к слову. Короче всех, кого его обожаемая тетя Люда направляет берем всегда бесплатно и удобное время для них, по возможности, изыскиваем, да и колымага эта, — Марат кивнул на магнитофон, — тоже удовольствия клиентам добавляет. Люди случается под музыку такие сны видят… Очень довольны, бывают. Случается и массаж им не нужен.

— Понял, переговорю с Еленой.

— Да, — Марат засмущался. — Деньги-то, мне ведь брать не положено.

— Так кто тебе их дает. — Посетитель весело подмигнул. — Я ведь в прошлый раз видел, что это ты сам обронил. Смотрю, до сих пор лежат. Просто с пола поднял и на стол положил.

— Спасибо еще раз. Не забудьте пожалуйста в журнал по результатам всего курса оценочку поставить и пожелания высказать. Шеф с нас за это строго спрашивает. В любое удобное для Вас время Женька с журналом к указанному месту подскочит. Когда и во сколько будет удобно?

— А почему не здесь тот журнал? Удивился Борис Иванович.

— Да черт его знает. Шеф говорит, чтобы Женька в носу не ковырял.

Глава 5

В аудитории собралось совсем немного слушателей, но лица были сплошь заинтересованные. Докладывал профессор, доктор медицинских наук.

— Как мы можем убедиться предложенная нами с коллегами методика, дала прекрасные результаты. Открытый способ ринопластики с установкой аутотрансплантатов из хряща ушной раковины доказал свое право на жизнь. Разрешите в заключение продемонстрировать вам каких результатов мы добились на примере нашей пациентки. — Доктор замахал техникам руками. — Давайте фотографии до операции.

Когда в зал вошла Инга, по рядам пробежал шорох. Столь очевидных демонстраций в этом зале давно не проводилось. Модель была чудо как хороша. Результаты многолетнего труда уже, потрепанного жизнью, «опытного администратора», ставшего вдруг первопроходцем-экспериментатором были что называется налицо.

Барышня, хоть и была несколько смущена, но смотрела гордо, изредка взмахивая напоминающими опахало какого-нибудь индийского раджи ресницами. Эта девушка напоминала красавицу из многочисленного племени варягов, наводивших в свое время страх на изнеженных жителей Европы до того был тверд ее взгляд. Высокий лоб слегка прикрыт чуть ниспадающими светлыми локонами. Как из ничего родившийся тонкий нос с ювелирно сделанными ноздрями разделенный очаровательной перегородкой и нежным кончиком смотрелся естественно и придавал лицу утонченное выражение. Ушки, совершенно открытые, сделались прижаты и оказались очень кокетливой формы.

— Вот чем ребята у старого маразматика последнее время занимались, думали «восхищенные» коллеги. Полгорода обобрали, кучу всего поназанимали, но есть ведь результат. Не плюнешь. Кто интересно конкретно из аспирантов действительно, стоящую технику предложил. Поди, узнай теперь. Все результаты теперь коллективные. А руководитель кто? Смотри, как его «мальчики» брови насупили.

Разновысокими рядами за окнами мелькали деревья. Над разнотравьем колебался туман, выползавший из оврагов и рытвин. Кусты то и дело врывались своими колючими ветками средь свежесрубленных просек, как стрелы, пронзавших когда-то непроходимые гущи леса. Река, сверкнула изогнутым ожерельем, в лучах заходящего солнца, и скрылась, отгородившись от поезда плотными ветками осин и берез. Вдруг показались серые крыши, покрытые дранкой, увенчанные часовыми труб. И где-то вдалеке, на холме, сгорбилась деревенская церковь.

— Вот и все, — Инга возвращалась на несколько дней за вещами в столицу. Рядом стоял приезжавший забрать ее из школы Паша. — Директор взяла меня в выпускной класс училища. Прочитала письмо нашей мымры, Людмилы Николаевны, поморщилась, сказала, что только в виде исключения. Они ведь нынче совместно методический фильм снимают. Сотрудничают. Неудобно отказать. Теперь я на улице Архитекторской обитаю. Впрочем, ты знаешь. Не поверишь, я за три занятия в самом центре очутилась Я — прима! Представляешь?

— Правда, я рад. Паша устало кивнул — За последние несколько дней, он ужасно вымотался. Переговоры в гидроакустической лаборатории вылились почти в непрерывный изматывающий трехдневный марафон, когда спать удавалось не более трех часов в сутки. Зато ребята взялись попробовать изготовить, используя опыт недавно созданного дефектоскопа, аппарат УЗИ для исследования внутренних органов человека.

— Жаль, что мы теперь в разных городах живем. Редко видеться будем. Я столько хотела тебе сказать… Помнишь, что я еще тебя должна отблагодарить. Сильно, сильно. — Девушка уткнулась Паше в плечо. Не хочу переезжать.

— Надо. — Шатов устало привалился к стенке. Наговоримся еще. Успеем. У нас целых три дня вместе, а потом, мне еще не раз приезжать придется. Недельки через две точно дня на четыре приеду. Выкроишь несколько часиков, если сумеешь. Город покажешь. По музеям проведешь. Чайком напоешь, накормишь…Давай спать. Утром будем дома.

Хорошо иметь крышу над головой. Место, где спится хорошо и бодрствуется отлично, куда хочется возвращаться и откуда печально уезжать. Уголок, где тебе комфортно и уютно.

Квартира, куда Шатов привел Ингу, показалась ей похожей на заброшенный дом. В комнате, где Паша предложил девушке переодеться с дороги, стоял диван, обитый бархатистой материей, большой письменный стол и зачем-то красивая шелковая ширма с вышитыми на ней экзотическими драконами. На пол был криво брошен огромный иранский ковер, на стене висели несколько картин, а по углам стояли четыре разномастных стула, а один, с резной спинкой и подлокотниками расположился у стола.

Все это вместе выглядело весьма нелепо. Похоже было что эти вещи оказались вместе по недоразумению или по чьему-то злому умыслу. Эта квартира, находившаяся в прелестном месте, совсем недалеко от центра, пребывала в удручающем небрежении. Над всей обстановкой витал дух расхлябанности и разгильдяйства. Особенно Ингу порадовало наличие пыли по углам и несколько наглых мух, беспрепятственно расхаживающих по стеклу, и еще не подозревавших о том, что в самом углу под потолком злобный паук уже начал вить свою паутину. «Ух, хозяйкой здесь и не пахнет. Дрожите мухи, я пришла всерьез и надолго,» — подумала девушка.

— Паш, а кто здесь убирается, — Инга чуть переживала, что кроется за внешней аккуратностью Шатова?

— Да Женька, дрянь. Поручил ему с Куртом, пока меня нет, квартиру обставить и убраться. Похоже они вместе с ковром, пылищи с мухами прикупили. Черт, мне опять бежать надо. Через час встреча в клинике. Буду только вечером. Слушай, давай я тебе этого малолетнего разгильдяя подошлю. Купите хотя бы кровать для второй комнаты, а то там совсем пусто. Спать негде, а то придется тебе — на диване, а мне на пыльном ковре.

— Так дело не пойдет, — пришелица топнула ножкой. — Шли сюда этого лентяя.

Ах, если бы Инга знала, какие несчастья обрушились на голову паренька. Знай она это, то безусловна бы была не столь строга и придирчива к исполненному Женей поручению. Случилось же вот что. В тот самый момент, когда сеанс оздоровления юной Афродиты был в самом разгаре и Шатов уже, если так можно выразиться, начал погружаться в работу, а раскинувшаяся на столе красавица уже млела отдаваясь в сильные руки массажиста, раздалось сначала легкое кряхтенье, а затем и вовсе сдавленное покашливание. Прервавший погружение Павлик слегка насторожился, а внезапно пережившая острое наслаждение Валька, то хрюкала, то хохотала.

Сеанс пришлось прервать. Заговорщики были разоблачены. Малолетний документалист извлечен из глубин своего убежища оттаскан за ухо и выставлен вон. Динову, как она поведала Женьке, тоже подвергли наказанию — лишили удовольствия посетить следующий сеанс.

— Какой Вы ненадежный компаньон, — Выговаривала на следующий день Валька разоблаченному агенту.

— Женька вяло оправдывался признавая свою вину за провал всей операции. — Пыльно там. Я только чуть подвинулся, чтобы лучше все рассмотреть, тут как назло, в нос что-то попало.

— Ты ведь гад меня целого сеанса лишил. — Вальке страсть как подходила роль обличительницы. Она раскраснелась, волосы слегка растрепались, и она стала похожа не на Афродиту, а на Медузу Горгону с развивающимися волосами. Тот, кто мог увидеть ее в этот момент, рисковал умереть от любви к столь прекрасному существу, однако чары лишь на миг зацепились за черствого Женьку и тут же сдавшись, бессильно рассыпались.

— Ничего страшного. Никаких сложностей не вижу. Лично могу шефа хоть за этим столом заменить. — Наглость маленького прохиндея достигла заоблачных высот.

— Вот как? — Изумилась пораженная «Эсмиральда». — Не провоцируй меня, маленький Гаврош, это может далеко завести…

— И, непременно, в скором времени заведет. — Повзрослевший за последние недели «тринадцатилетний капитан», приобрел способность проникать в тайные комнаты запретных желаний, спрятанных в самых сокровенных уголках человеческой души, даже раньше, чем они открывались хозяину. — Приглашаю Вас на празднование моего четырнадцатилетния.

— Проходи, проходи, — встретила Ирина Емельяновна гостя.

— Спасибо. — Шатов был сегодня необыкновенно весел и возбужден. Он и так ослеплял здоровой свежестью своего лица, а сегодня у него лучилось счастьем все: глаза, губы, щеки.

— Аж завидно на тебя смотреть. Давно ты не был так безупречен. Присаживайся к столу.

— Благодарю. — Продолжал блистать манерами гость.

— Да, как-то грустно все у меня. Жизнь своими грязными красками напоминает серый осенний день, когда листья уже облетели, трава пожухла, а первый снег все никак не выпадет. — У хозяйки были небольшие неприятности на работе. — Да, слишком много злобы корысти и стяжательства и просто идиотизма в нашей жизни. Кого из начальства ни возьми — все воры и проходимцы. Да половина, если не больше — засевшие на самом верху откровенные враги народа. — Помешивая готовившийся в кастрюльке грибной суп, философствовала Ирина Емельяновна. — Это потому, что наш народ терпелив. Готов всякие невзгоды перенести, но молчать. Воспитали его так. Не одну сотню лет старались. Как думаешь? — Шатов сытый уже от запаха, щурился как хитрый кот, но молчал, зная, что его ответ и не ожидают. — Нравится, выходит, людишкам рабство. Тысячи аргументов придумают, но за хозяйский сапог будут держаться, да еще его и полизывать.

— Острые мысли высказываете, Ирина Емельяновна, как бы в Сибирь не проследовать, а то и на эшафот. — Пашка, положил в тарелку с супом полную ложку густой деревенской сметаны.

— Да это так. Просто мысли вслух. Я ведь тоже такая. Как все. Вот протрещалась на кухне и героиней себя чувствую. Теперь на полгодика и заткнуться можно, до следующего кухонного сеанса… Как съездил? Удачно?

— Отлично все. Вот долг принес. — Паша кивнул на стоящую в углу сумку. — У меня к вам просьба.

— Все что в моих силах. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Как к сынишке, будущий зятек.

— Со мной Инга приехала. Теперь она у меня живет. Не могли бы вы ее научить готовить. Девочка совсем ничего не умеет. Всю жизнь в интернате. Всему учиться приходиться. Возьмите над ней шефство.

— Так, — Ирина Емельяновна присела за стол. — Значит не сбыться моей мечте. Не породнишься ты с нашей семьей.

— Все может случиться. — Паша загадочно улыбнулся.

— Потренироваться в семейной жизни, значит, решил. Опыта набраться хочешь? Ну, с одной стороны оно конечно здорово, но отдает дурным запашком. Не находишь? — Ирина осуждающе качала головой.

— Полностью с вами согласен. Отдает, но это не мой случай. — Паша пригласил собеседницу присесть поближе, отодвинул пустую тарелку и наполнил два стакана в серебряных подстаканниках чаем. — Вы Анзора Шавердашвили знаете?

— Знакома. Я у него иногда бываю… на приеме. Неделю назад, собственно, была. Он еще меня так внимательно осматривал. Анализы заставил сдавать. — Ирина взволнованно смотрела на Павлика. — Это то, о чем я подумала?

— Похоже, да. Мы сейчас совместно с Анзором планируем провести ряд экспериментов по экстракорпоральному оплодотворению. Пока подбираем добровольцев. Пересмотрели гору историй. — Шатов стучал пальцами по дереву. — Техника как таковая пока неотработанна. Множество узких мест. Все на первых порах будет зависеть от гениальности Анзора. Трудностей масса, но все реально с очень высоким шансом на успех. Если получится с УЗИ, то потом и вовсе легче будет. У нас все готово. Я уже с собой и лекарства принес.

— Ну, то что я немедленно согласна ты и без меня знаешь. — Ирина Емельяновна задумалась. — Породниться, говоришь. — Горстка лекарств, единым мигом очутилась во рту и подгоняемая водой ринулась по пищеводу вниз, приступая к стимуляции суперовуляции.

— Ни для кого личность мужчины — донора не будет раскрыта. В лаборатории провели уже целый ряд тестов по исследованию различной семенной жидкости. Доноры — абсолютно здоровые молодые мужчины. У всех отличные спермограммы. — Заученно говорил Паша. — Мы сами не представляем кому какой материал достанется. Не исключено, что и мой.

— Не исключено… Ну, ну… Паша — папаша. Мне все подходит, только пусть, в виде исключения, ребенок будет знать, кто его настоящий отец.

— Дети. Скорее всего при этой методике появится двойня.

— Так даже лучше. Берешь, выходит, меня старшей женой. Когда молодую, любимую наложницу учить начинать, уважаемый господин мусульманин Гарун аль Рашид. — Хозяйка внезапно расхохоталась молодым и радостным смехом. Все невзгоды, окружавшие ее неожиданно сделались мелки и незначительны. Ирина Емельяновна оказалась обладательницей целого моря счастья, которое можно пить не переставая еще многие годы. Сердце, ее обитавшее доселе в пустыне, очнулось в полном красок и жизни оазисе надежды. Вся женственность, казалось, навеки погребенная под пеплом разочарований в единый миг проснулась и распрямилась. — Съезжаться ты ведь не планируешь. А может все-таки… И за детишками вместе присматривать полегче. Не последние поди…

Шатов обнял Ингу, легко и нежно коснулся губ и усадил на застеленную кровать. Девушка, оттолкнув прильнувшего к ней паренька, раскинула руки и рухнула на спину. Рубиновые губы, нежные и полуоткрытые, требовали поцелуя.

Паша подсел рядом склонился над прелестницей и пил ее свежее дыханье. Какой прекрасной сделалась эта девушка. Лучше, чем он написал на портрете. Разве может мертвое изображение сравниться с наполненным жизнью оригиналом. Как прекрасна она была в этом сумрачно-мигающем свете керосиновой лампы, набросившем вуаль таинственности на ее полуобнаженное тело. Шатов замер на миг. «Любовь видит идеальную красоту, недоступную иному взору.»

От счастья у Инги захватывало дух, и он пел от нахлынувшего восторга: Боже как же хорошо! Казалось не было границ у нахлынувшего блаженства. Не осталось ничего ни мыслей, ни обид. Не было прошлого и будущего. Только ослепительно-белое качающее на ласковых волнах настоящее. Это мгновенье было облечено в огромное белое облако непроницаемое для всего окружающего мира. Они были словно в коконе. Точно вселенная существовала только для них двоих.

Поутру Пашка проснулся очень поздно и, приподнявшись, одиноко сел на кровати, хранившей очертания девичьего тела. Еще во сне, Шатов почуял божественный запах свежей выпечки и чего-то еще необыкновенно вкусного. Тело, увлекаемое смешно шевелившимся носом, еще не открыв глаз, двинулось к источнику нежного аромата. Уже утвердившись на стуле, он открыл глаза и сразу забыл зачем пришел. Будто впервые он увидел эту неземной красоты девушку, нежную шейку, красивые руки. Растрепанные волосы, выбивавшиеся из-под лёгонькой цветастой косынки. Инга отвлеклась от процесса жарки блинчиков и обернулась.

Ее так изменившееся прекрасное лицо, расплылось в улыбке. Все черты его пришли в движение. Брови разлетелись, на щечках мелькнули едва заметные ямочки, встрепенулись глубокие глаза с длинными ресницами, беленькие зубки чуть показались за яркими зовущими губками.

— Проснулся, — Инга счастливо рассмеялась, — а я уже часа три на ногах. Ты в курсе, что Женька все твои ключи уже срисовал и был мной застигнут при открывании наружных дверей.

— Когда есть дадут. — Мгновенная потеря концентрации, была преодолена, и Шатов вновь стал втягивать носом чудные запахи.

— Стоп. Перед завтраком я должна сделать важное сообщение. Шатов, я никуда не уеду, а остаюсь с тобой жить. — Сердце Инги так и прыгало. Ей было и страшно, и весело. Все утро вместе с приведенной Женькой Ириной Емельяновной они учились готовить блинчики и репетировали предстоящий разговор с Пашкой. Выдумывали аргументы, эффектные позы и убедительные интонации.

— Что я по-твоему дурак, от таких блинчиков отказываться. Оставайся. Живи сколько хочешь. — Паша отступал по всем фронтам. — Ну дай блин. Вон тот верхний с кусочком еще не растаявшего масла.

— Э, нет. Обещай, что прикроешь свой массажный кабинет. Ишь, устроился, девчонок щупать, а эти козы и довольны. Мне Женька все под пыткой рассказал. — Приврала Инга.

— Ушел я уже оттуда окончательно. Там теперь Марат, родственничек моего ординарца блаженствует. Он раньше при бане подвязался. Ничего так, талантливый парень. Здоровый как бык. Пальцы толстые, но такие чувствительные, просто чудо. Одна беда у парня. Вдруг встанет промеж коридора открыв рот и пялится на ваших породистых стройных танцовщиц. Стоит как одинокий дуб промеж березок все никак не может решить которая же из них лучше, к кому буйную голову склонить. Все длинношеие, нежные, воздушные, невинные и ласковые. Трудно ему… Дай блин. Прекрати пытку.

— Ладно, бери один на пробу. Потом продолжим. Кстати, хочу отметить твоего ординарца. Очень изменился за месяц моего отсутствия. Вежливый такой стал, исполнительный. Не пререкается, а все бегом. Повзрослел. Удивительно хороший и воспитанный мальчик.

— Да? — Изумился Павлик, ну если ты так говоришь. Женька! — неожиданно крикнул хозяин, — подойди на кухню.

— К удивлению Инги, из глубин первого, этажа, где размещалась студия и жил Курт, всплыл аккуратно причёсанный паренек.

— Объявляю тебе благодарность, благородный идальго. Считай, что искупил свои прошлые промахи. Добро пожаловать на чистый лист.

Глава 6

В квартире на втором этаже с чудесным видом на пруды все было весьма скромно и уютно устроено: кабинет, спальня, гостиная. Аркадий Владимирович проживал здесь уже несколько лет вдвоем с супругой, ровесницей века. В крохотной кладовушке, правда, притулилась еще и домработница, но не считать же ее за члена семьи.

Хозяин, курировавший Комитет по делам искусств, принимал Елену Николаевну не в своем рабочем кабинете в Кремле, а в домашнем, по личной просьбе Бориса Ивановича, рискнувшего на этот раз прыгнуть через голову своего непосредственного начальства, что приветствовалось только в исключительных случаях.

— Что же заставило типичного выдвиженца забыть о субординации, — неторопливо размышлял хозяин квартиры, слушая очередной прожект.

— Наша аудитория — вся страна, — Просительница, ничуть не удивлявшаяся скучающему виду собеседника продолжала. — Беда только в том, что нет сейчас настоящего автора, который смог бы зажечь молодежь. Позвать ее на трудовые свершения. Да и времени нашей детской редакции выделяют крайне мало, а ведь у нас не только школьники. Я считаю, что наш охват — весь комсомол. Почему бы нам не дать попробовать еще два-три часика поработать. Слушательская масса будет очень благодарна. У нас накопилось очень много интересных проектов, а какие таланты. Шатов, например. Вот кому бы дать развернуться с его звукозаписью. Он мог бы записи наших радиоспектаклей и вечером и ночью повторять.

— Слушаю, слушаю, — покровительственно кивал, закрывая глаза, Аркадий Владимирович пока еще боровшийся со сном.

— Вот что вы, скажите о цикле радиопостановок об истории возникновения и развития планеты Земля, основанных на самых современных исследованиях, где бы прямо указывалось на приоритет наших научных достижений или вот, например, цикл о рельефах. Вы ведь в свое время некоторое время в горном учились? — неожиданно задала вопрос просительница.

— При этом неуместном и даже, пожалуй, не относящимся к теме разговора вопросе лицо Аркадия Владимировича встрепенулось, победившие сон веки пошли вверх и даже появилась некая заинтересованность. — Так что вы предлагаете? Можно поподробнее.

— Конечно. Вот если бы такой опытный партийный работник, член ЦК как Вы, да к тому же верный сталинец. Написал бы несколько сугубо теоретических работ. Пусть с упором на руководящую роль партии, но тем не менее вполне научных, мы бы на их основе, смогли дать такие передачи, скажем поздним вечером. С упоминанием имени новатора, выдвинувшего смелые научные гипотезы, естественно. Пусть вся страна услышит Ваш голос. Пусть знают, что даже на ответственных постах настоящие партийцы не оставляют занятий наукой и заботятся о процветании нашей любимой Родины.

— Интересно, подобрался хозяин. Очень интересно. — Аркадий про себя, естественно, подумал. — Я ведь в курсе, тех слухов, что по городу циркулируют, но там все больше о том, что группка молодых талантливых авторов свои произведения маститым литераторам продает… Значит правда… С другой стороны, лучше дать произведению увидеть свет, чем держаться за авторство, в обмен на материальные выгоды, конечно… Нужны ли мне эти хлопоты? Ради чего? — Оставьте на столе эти творения. — Сказал он, уже вслух, лениво наблюдая как гостья достает коробку из портфеля, — Если они, действительно, созвучны планам партии, считайте, что к программам детского вещания, возможно, будет самое одобрительное отношение. Думаю, если все сложится благоприятно, финансирование можно будет со временем подтянуть. — Произнес он дежурным голосом, говорившим больше о мнимой, чем действительной заинтересованности. — Вам ведь здания для театра и звукозаписывающей студии необходимо?

— Благодарю, — Елена Николаевна церемонно поклонилась. — Пока не забыла. Вот несколько образцов из района, который указан в переданных материалах.

— Спасибо, — усмехнулся чиновник, — развязывая мешочек, — собственно, что это за камешки?

— Алмазы, уважаемый, Аркадий Владимирович…

Не слушая продолжения, взбудораженный чиновник схватился за переданные листочки. Он не углубляясь в детали попробовал вычленить главное. Так, сходство геологического строения Сибирской и Южноафриканской платформы. Якутские охотники обнаружили алмазные россыпи в отложениях у рек О…ек, В…люй и М…ха. Локализовать месторождение быстрее всего возможно методом «пироповой съемки», основанной на выявлении часто встречающихся минералов-спутников алмаза.

Аркадий Владимирович был в одночасье покорен, он уже попался в золотые сети радужных перспектив, открывавшихся перед ним в случае подтверждения полученных сведений.

Особняк, куда направлялся Шатов представлял собой старинное строение в окружении мощных столетних дубов, образовавших настоящий английский парк. Величественное здание обзавелось за время своего существования таким множеством дымовых труб, что сосчитать их не представлялось возможным. Окна дома тоже оказались весьма необычными — очень узкими и более похожими на бойницы. Темно — красный кирпич, из которого в старину сложили стены, не крошился, а будто стал крепок как красный гранит, неподвластный течению времени. Более всего дом походил на еще дьявольски мощный, но уже побитый волнами утес и стоило прищурив глаза взглянуть на него как представлялось будто стоишь ты где-то на берегу Луары, а рядом с тобой возвышается величественный замок, наполненный мужественными рыцарями и благородными дамами. За домом тянулись еще более мрачные большие сараи, вовсе лишенные окон и некогда бывшие конюшнями, а теперь использовавшиеся как гараж.

Попасть на первый этаж можно было через высокое крыльцо с затейливыми чугунными перилами. Мощная входная дверь, представлялось, настолько привыкла к частому открыванию и закрыванию, что Шатову на миг померещилось, что не будь посетителей, двери бы продолжали уверенно хлопать, просто, в силу привычки. В коридорах царило столпотворение, и волнообразный гул. В единый гомон смешались приглушенный стук машинок, топот и шарканье шагов, разговоры и пересуды, хлопанье и треск ящичков и дверец.

Павел постоял в коридоре, приноравливаясь к обстановке и настроившись на деловой лад, вошел в комнату секретаря. За большим письменным столом сидела машинистка не отрывавшая глаз от текста.

— По какому вопросу? — спросила работница, которая явно не была помешана на своей внешности и напоминала высохшую воблу. Возможно, Рубенс бы и заплакал увидев ее, но Шатов, мужественно стиснув зубы, сдержался. У него она почему-то вызывала ассоциации с поставленной на попа, забывшей о своем предназначении, хоккейной клюшкой, отчего-то, определенной в резерв промеж мятой формы и сваленной в кучу старой амуниции. Невозможность отсутствующей красою полонить сносного добытчика принуждала секретаршу брать дополнительную работу и использовать всякое мгновенье для приработка.

— Мне назначено. — Язык Шатова не дерзнул произнести ни намека на шутку или комплимент.

— Аркадий Владимирович сейчас в командировке в Якутии. Вас примет его заместитель. — Буркнула пришедшая в раздраженное состояние, от внешнего вида пригожего молодца, канцелярская дама.

Удивительно, но первым замом у высокопоставленного партийного работника служила очень милая девушка, правда уже в том неопределенном возрасте, когда приходится говорить, что ей было слегка за двадцать восемь. Скольких же усилий стоило ей все продлевать и продлевать свою так необходимую привлекательность.

Сегодня Света была в белоснежной блузке, и ярко-синей юбке из легкой ткани. Челка непослушных волос то и дело падала на загорелое лицо. Когда Шатов вошел, она стояла у окна слегка запрокинув голову и щурясь от яркого солнца.

— Присаживайтесь, молодой человек, — Девушка строго взглянула на посетителя, которым, надо признаться, была слегка разочарована. Визитер оказался гораздо моложе, чем она себе представляла.

— Стесняюсь спросить. — Шатов понизил голос. — Пока не перешли к делу, а то потом забуду. Помогите решить задачу. Что больше радует девушку собственная ослепительная привлекательность или уродство подруги? Обращаюсь как к несомненной красавице. — Паша вполне владел способностью за несколько минут расположить к себе другого, даже предубежденного человека. Так и сейчас, собеседница даже не показавшая вида была польщена, особенно когда посетитель достал из портфеля крохотную вазочку и установил на столе, украсив аккуратным букетиком.

— Откровенно говоря, я не предполагала, — Строгие глаза немного подобрели, но еще демонстративно смерили Пашу с ног до головы. Еще через мгновенье, в них мелькнула нехорошая понимающая усмешка… — А не слишком ли вы молоды для той работы которую хотели бы на себя взвалить? Может Вам, — заместитель бросила взгляд на листок с информацией, — Елена Николаевна будет помогать?

— Нет. Вся работа завязана на мне. Сейчас просто нет других специалистов в данной области.

— Сколько же вам лет? — Свете сделалось смешно, когда она представила, как этот мальчик будет выговаривать тому же Борису Ивановичу, но она сохраняла присутственное выражение лица, выбивались из образа только уголки губ, да веселые глаза.

— Семнадцать. — Шатов сохранил вполне нейтральное выражение на лице. Улыбаться в учреждениях разрешалось только девушкам. Для мужчин улыбка на лице была противопоказана.

— Света закусила губу. Лицо ее, помимо воли оживилось и подобрело. Ну, в двух словах, расскажите, как вы планируете работать.

— У меня есть четко разработанный план. Это вполне обоснованный проект с цифрами и расчетами. Практические шаги уже сделаны. Звукозаписывающая студия благодаря пониманию и доброй воле Елены Николаевны уже есть. Причем сделано это на голом энтузиазме. Теперь нужна помощь партии. Необходимо закупить оборудование и привлечь инженеров, обучить техников. Создать подвижную бригаду для записи выступлений на крупных партийных мероприятиях, оборудовать выездную студию для записи выступлений руководителей заводов, колхозов. Подготовить корреспондентов. Ну и хотелось бы записывать театральные постановки. Понимаете, прямой эфир это ведь не всегда благо. Кое-что просто не сделать без записи. — В голосе Шатова было столько веры, что Света окончательно поддалась его обаянию.

— Ладно, убедил. Давай сюда свой проект. О, солидный труд, — удивилась девушка принимая толстый том из напечатанных листов.

— Не один делал. — Паша устало закрыл глаза, — Кого только не привлек. Финансистов, электриков, строителей, автомобилистов, антенщиков, акустиков, историков, геологов, режиссёров.

— Вижу. Отлично подготовился. — Свете на самом деле было поручено только озвучить положительное решение о создании нового управления звукозаписи при госрадио. — Расскажи теперь, что там у тебя за массажная артель организовалась, — Вот на эту тему, Света хотела бы поговорить поподробнее. — Говорят чудеса творите. Просто омоложение организмуса в чистом виде.

— Да, Паша усилием воли собрался, встряхнулся и уже привычно забубнил рекламные слоганы…

Всю ночь Елена Николаевна находилась в приятном нервном возбуждении. С другой стороны, она была абсолютно спокойна за результат. Запись катилась как по маслу. Не было ни одного сбоя. Мастера прямого эфира показывали себя во всей красе. Не пришлось переписывать НИЧЕГО. Вот это-то и вызывало легкую настороженность. Вряд ли так будет всегда. Надо собраться. Утром предстоит встреча с новичками. Здорово, что есть уже группа великих без преувеличения артистов, которые смогли создать целую труппу, способную работать в прямом эфире, только таких монстров единицы, а нужны сотни.

Есть что-то неуловимо притягательное в создание нового, доселе еще никем не опробованного. Как заставить слушателя видеть сцену, представлять обстановку в которой действуют герои, когда средства изображения сведены только к звукам? Как найти артиста с выразительным голосом? Как вызвать эмоции у профессионала привыкшего видеть глаза партнера и чувствовать реакцию зала? Как пригласить знаменитого избалованного и капризного мастера на пробы, а потом отказать ему? Как создать настроение в студии? Как проводить репетиции? Сколько вопросов. Для их решения нужна высшая математика.

Ранним утром, явно в неурочное время, совсем еще молодые артисты собрались в звукозаписывающей студии. Все юные, любящие профессию, прошедшие предварительный голосовой отбор. Не было никакой нужды демонстрировать себя, принимать позы или наоборот выражением лица демонстрировать глубину мысли. Только голос. Правда, чтобы он звучал, нужна такая глубокая работа над ролью, надо было вызвать в себе такие эмоции…

Здесь еще только предстояло родиться настоящим профессионалам радиоэфира. Большинство ждала судьба многостаночников, когда один и тот же человек был и корреспондентом, и режиссёром и ведущим и автором, и сценаристом.

Елена Николаевна вздохнула. Она как никто знала, что жизнь актера удивительно зависима. Стоит столкнуться с режиссёрской посредственностью и карьера может быть разрушена. С другой стороны, артисты, действительно, по Станиславскому, как дети. Очень злые дети. Все, хватит умничать. Пора начинать.

Уже вечером наслаждаясь домашними пельменями усталый Шатов разговаривал с Бондаренко.

— Ну как там твоя работа? К чему так выматываться?

— Инга, — Павел продолжал спорить с самим собой и отвечал вслух совсем не на те вопросы, которые задавала любимая девушка. — Вот скажи. Почему у нас на протяжении сотен лет совсем ничего не меняется. Будто ходим по дьявольскому кругу. Отчего люди так предсказуемы, скучны, ленивы, равнодушны. Как они удивительно одинаковы. Казалось бы, уж какая внешняя разница, а поговоришь. Одно и то же. Те же чужие мысли. Услышанные слова. Даже навеянные чуждой волей поступки. Ничего своего. Где капитаны которые сами, по своей воле могут проложить путь к светлой мечте? Даже настоящих художников, ученых, просто неравнодушных людей по пальцам можно пересчитать, а стоит кому вылезти. Сразу оклик. Куда? Не отрываться от коллектива. Мышиный шорох. Королевство мелких грызунов. Бегают, воруют, крутятся, размножаются… и умирают. Слова честь, правда, совесть, убеждения воспринимают с ухмылкой. Есть что им вспомнить? Любовь? Приключения? Открытия? Нет почти ничего этого у грызунов нет, зато есть другое. Попойки. Гадости. Воровство. И ведь давно уже так живут. Надо меняться. Всем надо меняться. Сколько еще так Родина проживет. Кончится удача, единственное чудо, удерживающее еще все от полного развала, что тогда?

— Да перестань. Плюнь на все. К чему такой пессимизм. — Инга подмигнула. Вот как надо говорить: «Живы и ладно. Корка хлеба есть и хорошо. Главное, чтобы не было большой войны. Бабы еще нарожают. Вглядись как на нас враги косо смотрят. Богатству нашему и духовности завидуют. Спасибо партии и правительству. Оберегают нас, дураков, от великих несчастий»

— Вот, вот. — Тяжко вздохнул Шатов. — Спасибо тебе. Можешь вовремя вылить ушат воды на разгоряченную голову.

— Это называется пропаганда, Павлик. Не ругай их. Они сами не отдают себе отчет, что уже вовсе не живые люди, со своими мыслями и чувствами. Пожалей их. Лучше сам постарайся подарить им хотя-бы кусочек чужого счастья. Ты ведь теперь на радио.

Всесоюзное радио к этому моменту проникало почти в каждый дом. Коммуналки и отдельные квартиры, учреждения и клубы, санатории и пионерские лагеря, — везде можно теперь слышать его голос.

«Послушайте пожалуйста повтор передачи студии детского вещания.» — Из похожего на тарелку радио, прикрепленного под самым потолком комнаты послышались чарующие, для сердца Елены Николаевны, звуки. Для историков из детства Шатова это стало бы настоящим шоком. Песня звучала в записи гораздо раньше, чем было указано в монографиях.

Куда же теперь поведут знаменитые капитаны своих поклонников, в число которых почти без исключения входило все молодое поколение Великой Страны. Туда где на первом месте Справедливость, Знания, Совесть, Ум, Гордость. Верность. Честь. Только никто, кроме Шатова, не догадывался, что не все голоса осознаются разумом, что все, прочитанное Пашей о технике двадцать пятого кадра и о НЛП воплотилось в этих магнитофонных лентах и спряталось за новизной звукозаписи. Раз за разом, день за днем, на протяжении долгих лет, живые голоса, извлеченные из пленок будут внушать, что надо придерживаться этих истин.

Обняв Ингу и глядя на глубокое звездное небо, Паша думал: «Что еще я могу сделать, чтобы вырваться, наконец, из заколдованного круга по которому век за веком бредет моя страна», а из тарелки все лилась и лилась музыка.