До ущелья мы добрались ещё затемно. Чтобы не искать пасеку впотьмах, сделали короткий привал. Как только рассвело, двинулись вверх по реке, и вскоре уже увидели вросший в землю, окружённый зарослями кустарника дом, и родник за ним. Всё так же тонкой струйкой стекала из трубы в бочажок вода. Рядом с родником на большом камне сидел Имхотеп.
Почему-то я не очень удивился, увидев его здесь.
Он пришёл не налегке. Рядом лежал старый, потёртый вещмешок и два моих разрядника.
— Мне пришлось нарушить неприкосновенность твоего жилища, Элф, — сказал он. — Надеюсь, ты не в обиде.
— Комната всё равно принадлежит тебе, хоть я её и занимаю. И я задолжал за неё немалую сумму.
— Вряд ли мы можем сказать, что нам действительно что-то принадлежит в этом мире, — отозвался Имхотеп. — Ещё я принёс все твои галеты. Они могут пригодиться в дороге. Вот, возьми. — И он протянул мне свёрток.
— Как раз столько я тебе и задолжал.
— Ты мне ничего не должен. Но я хочу, чтобы ты, когда достанешь Ключ из тайника, сразу же попробовал использовать его.
Я посмотрел на ибогальские пушки. Здесь, в лесу, прислонённые к валуну, они выглядели ещё более нелепо, чем когда-либо раньше. Незнакомый с ними человек мог бы подумать, что это всего лишь два диковинных растения-близнеца.
Я слишком устал после ночного перехода, чтобы тратить слова даром, поэтому просто полез вверх по склону к пещере. Спустившись обратно, присел рядом с Имхотепом и взял в руки разрядник.
— Ты говорил, что Книга улавливает мысли, — сказал я. — Ну и о чём мне думать?
— Думай о том, что надо зарядить оружие.
Действительно! О чём ещё? И как я сам не догадался-то?
Какая исчерпывающая инструкция…
— А если не получится? — осторожно поинтересовался Тотигай.
— Тогда мы все умрём, — ответил Имхотеп.
Тотигай аж подскочил на месте.
— Ну так, может, лучше не пробовать?
Имхотеп посмотрел на него — очень лукаво, как мне показалось.
— Почему не пробовать? Ты что, не веришь в Элфа? Я в него верю. А сказал я тебе то, что ты ожидал услышать.
Тут даже Бобел разулыбался.
Я примерился и без дальнейших проволочек вставил «рукоять кинжала» в разрядник. Щелчка не последовало — послышался чмокающий звук, и рукоять всосало в выступ-магазин до самого перекрестья. Ещё чмоканье — и она ушла вся.
Больше ничего не произошло.
— Думай, что нужно его зарядить, — напомнил Имхотеп.
Я занервничал. Ясно, что его нужно заряжать, а как об этом думать-то? Но не успел я как следует растеряться и спросить совета, как сбоку на корпусе разрядника загорелся огонёк — круглый, с тёмными крапинками, цветом и размером напоминавший божью коровку. Потом сразу — второй, третий… Восьмой. И всё это произошло значительно быстрее, чем человек успел бы сосчитать до восьми про себя.
— Я ничего не делал, — поспешил я откреститься от участия в успешном завершении операции. — Я даже не успел…
— Как видишь, успел.
— Но если всё так просто… Неужели никто не догадался?
— А многие, по-твоему, могли проверить догадку?
— Но почему Книгу не забрали себе нукуманы? После разгрома ибогальской базы пять лет назад она была в их руках. Неужели ничего не знают о её свойствах? Не может быть, Орекс не раз говорил о Книге, и называл её точно так же, как яйцеголовые — Зилар.
— У нукуманов противоестественная духовная сущность, возникшая после изменения их физической природы, — ответил Имхотеп. — Они ведь искусственно созданная раса. А в общение с Ключом, или, как ты его называешь, Книгой, способны вступить лишь существа, чья эволюция шла в соответствии с общими законами Мироздания.
— Погоди… Ибогалы — тоже искусственная раса. Но ты говорил мне…
— Не настолько, как нукуманы, — перебил Имхотеп. — Современные ибогалы — прямые потомки тыквоголовых, которые были расой естественно возникшей. Изменения физической природы у них недостаточно глубоки.
— А почему нукуманы ничего не сказали нам?
— Они просто не разбираются в таких тонкостях. И не желают признавать свою расу искусственной, предпочитая думать, что стали такими согласно воле и особому промыслу Творца. Важнейшим для себя они считают чистоту души. Люди же совсем не заботятся об этом. Нукуманы не верят, что люди смогут воспользоваться Книгой.
— Поздравляю, трофейщик, — сказал Тотигай. — Только милосердный и чистый сердцем войдёт в Обитель Бога.
Мне горячо захотелось шарахнуть его разрядником по хребту. Он это почувствовал и отошёл подальше. Бобел безучастно смотрел на нас, и на его лице не отражалось ни единой мысли.
— Что-то я не замечал за собой никаких прекрасных душевных качеств, — сказал я.
— Совсем неважно, что сам человек думает о себе, — ответил Имхотеп. — Важно то, каким его видит Предвечный Нук.
— Ты в него веришь?
Имхотеп улыбнулся. Впервые, сколько я его помню, он улыбнулся по-настоящему.
— Нет, Элф. Я верю в то, что есть на самом деле.
Меня одолевало слишком много противоречивых чувств, чтобы я захотел сейчас включиться в игру «правильный вопрос — правильный ответ» и выяснять особенности веры Имхотепа. Я просто вытащил Книгу из одного разрядника и воткнул её во второй. Снова послышалось чмоканье, и на сей раз индикатор в виде божьей коровки загорелся почти сразу. Второй, третий… Восьмой. По числу миров Обруча.
— Хорошо, — сказал я. — И что мне теперь делать? Открыть в Харчевне бизнес по реанимации пустых разрядников? Знаешь, для меня это слишком скучно.
Имхотеп поднялся с камня.
— Яйцеголовые встали лагерем в половине дня пути от Харчевни, на Старой территории. Нам нужно пройти мимо них и уйти на Додхар.
— Нам?
— Я иду с вами.
Я посмотрел на его вещмешок. Похоже, Имхотеп собирался в путь всерьёз.
— Давай я понесу, — предложил Бобел и, не дожидаясь разрешения, сунул мешок в мой рюкзак, где уже лежали мои вещи и его собственные. — Мне не тяжело, — пояснил он на случай, если бы мы в этом усомнились.
— А Бобел сможет управиться с Ключом? — спросил я.
— Нет, — сказал Имхотеп и снова улыбнулся. — Его внутренняя сущность сильно изменена. Но он сможет его нести.
— Я не очень понял то, что ты толковал об искусственных расах и духовности, — признался я, протягивая Книгу Бобелу. — Если захочешь, объясни мне потом поподробнее.
— Потом — да. Если захочу…
Имхотеп засмеялся негромким старческим смехом и направился вниз по тропе — к выходу из ущелья. Мы последовали за ним, и я подумал, что ему, может быть, не семьдесят лет, как на вид, а целая тысяча.
И ещё я был очень рад, что он идёт с нами.
Нечего было и думать нести Книгу обратно тем же путём, каким она попала в ущелье. Поэтому мы свернули и долго двигались параллельным Границе курсом в сторону Харчевни. Затем ещё раз свернули и пошли прямо на восток. Мне хотелось выяснить подробнее, как именно яйцеголовые отслеживают Книгу и её путь, однако я не решался опять беспокоить Имхотепа. Он, чего доброго, подумает, что я превратился в болтуна и любопытника, вроде умников. Но вскоре не выдержал и опять пристал к нему — с другим:
— Много ли у яйцеголовых поддельных Ключей?
— Не очень много, — сказал Имхотеп. — Строго говоря, Ключами их назвать нельзя, поскольку это всего лишь батареи с очень большой ёмкостью. Поэтому они и называют их Зилар — «Вместилище». Каждая содержит столько энергии, сколько небольшая земная электростанция вырабатывала за год. Так что энергии для разрядников у ибогалов хватит надолго.
Бежавший рядом с нами Тотигай повернул ко мне голову и оскалился в довольной керберской улыбке. Проигнорировав его, я снова обратился к Имхотепу:
— А настоящий Ключ — он один?
— Нет, Элф, их несколько.
Тотигай оскалился ещё шире. Я не выдержал и чувствительно ткнул его в бок стволом винтовки.
— Дай угадаю, — сказал я Имхотепу. — Их восемь? По числу миров Обруча и Колесниц Надзирателей?
Имхотеп отрицательно покачал головой:
— Нет. Не стоит понимать нукуманские сказания слишком буквально. Кораблей у Надзирателей было больше, чем мифических Колесниц в «Слове Бога», да и миров в Обруче бесконечное множество.
Тотигай презрительно фыркнул в мою сторону, показывая своё отношение к моей глупости, и вид у него стал совершенно невыносимым. Я приготовился ткнуть его покрепче, чтобы не зазнавался, но он ловко уклонился и убежал вперёд.
— Наши восемь миров связаны лишь способом перемещения между ними, который открыли сперва ибогалы, а потом и люди, — продолжал Имхотеп. — Хотя ни те, ни другие не овладели им вполне… Пирамиды. Их геометрическая форма обеспечивает возможность перехода только в семь миров, и всего получается восемь — вместе с тем, в котором возведена пирамида. Представь себе компас, стрелка которого указывает на север. На шкале «северу» соответствует приметный значок. Есть ещё отметки остальных сторон и полусторон света — семь, и множество мелких делений между ними. Теперь представь человека с плохим зрением — он берёт компас, но видит на циферблате только самую большую отметку. Он совмещает с ней стрелку компаса… Пирамиды приводятся в действие психической энергией, Элф, но для их правильного использования ещё необходимо виденье, а как раз им ни люди, ни ибогалы не обладали. Поэтому и смогли в своё время наладить канал с единственным миром — следующей ключевой точкой на Обруче. Яйцеголовые проникли на Землю, люди — на Парадиз, а больше никуда. Но вообще-то через правильно построенную пирамиду можно попасть в любой из восьми главных миров на выбор.
— А в промежуточные? — спросил я.
— Тоже, но здесь всё сложнее, — ответил Имхотеп. — При постройке пирамиды, её ориентируют по сторонам света. Это даёт сооружению возможность собирать в себя планетарную энергию и обходиться без посторонних её источников при построении канала. В противном случае человека, задумавшего совершить переход, ждёт нервное истощение и смерть. Для перемещения в любой из промежуточных миров достаточно изменить ориентировку. Пирамида больше не сможет сама собирать энергию, а чтобы она продолжала это делать, её нужно расположить уже не в любой точке по своему желанию, а в определённом месте на поверхности планеты.
Хотелось бы мне знать, откуда у него все эти сведения. Ему сказал об этом в откровении Предвечный Нук, в которого он не верит? И я спросил напрямую, не давая себе времени подумать:
— Ты кийнак?
Вопрос был слишком в лоб. Однако Имхотеп не рассердился. Он лишь внимательно посмотрел мне в глаза и спросил:
— Если и так, то это для тебя что-нибудь изменит?
— Нет.
— Может, тебя раздражает окружающая меня таинственность, и ты собираешься открыть людям правду обо мне?
— Господи, нет. Клянусь Проникновением, я никогда не лезу в чужие дела, и меньше всего мне хочется заниматься срыванием покровов.
— Тогда зачем спрашиваешь?
А вот действительно — зачем? И я спросил о другом:
— Что такое Колесницы Надзирателей?
— Машины для перемещения в пространствах.
Я подумал, что Имхотеп оговорился, хотя он никогда не оговаривается, и уточнил:
— Космические корабли?
— Нет. Космический корабль перемещается только в одном пространстве — трёхмерном, причём привязанном к определённым координатам внутри пространства четырёхмерного. А Колесница Надзирателя способна перемещаться повсюду.
— То есть…
— Да, на таком корабле можно странствовать по всему Обручу без посредства пирамид. Можно также летать в космосе любого мира… точнее, любой вселенной Обруча. Вселенные, окружающие Землю и Додхар, отличаются друг от друга, как ты знаешь. Ближайшая к Земле звезда, кроме собственного светила — Проксима Центавра, а сосед додхарского солнца — бывшая планета, которая когда-то занимала место Юпитера в системе Додхара.
— Что значит — бывшая планета? — опешил я.
— Некоторые планеты-гиганты склонны со временем превращаться в звёзды. Для этого им необходимо лишь набрать нужную массу за счёт притянутых к ним небесных тел.
Выданная Имхотепом информация настолько сбила меня с толку, что я замедлил шаг и отстал от него. Имхотеп же продолжал идти не ломая ритма. Ещё дальше впереди покачивалась отягощённая рюкзаком спина Бобела. Я неожиданно вспомнил про оставленного в Харчевне Генку Ждана. Он не задумываясь отдал бы правую руку за то, чтобы присутствовать при нашей с Имхотепом беседе. Что-что, а трепаться о космосе он любил больше всего, и всё говорил, как они там, в Субайхе, вскоре найдут способ оживить один из летающих початков ибогалов, снабдят его надлежащей защитой от космических излучений и рванут на нём к звёздам. Я сначала пытался охладить его пыл замечаниями о том, что существуй подобный способ, так яйцеголовые уже давно сами наладили бы свои машины, не дожидаясь умников; что они и в лучшие времена в космос почти не летали; что нам вывести их корабли на орбиту не легче, чем поднять в воздух собственные самолёты; что заклятие рувимов — это тебе заклятие рувимов, так твою так, и нечего попусту фантазировать, но Генка не унимался. А подкинь ему кто идею о кораблях для перемещения в пространствах…
Впереди послышался треск веток и предупреждающий рык Тотигая. Бобел поспешно отступил в заросли, выставив перед собой пулемёт, Имхотеп словно растворился в воздухе, а я остался как дурак на тропе, правда, успел вскинуть винтовку, на которую секунду спустя и налетел Генка Ждан.
Он был такой же тощий и взлохмаченный, как всегда, но теперь ещё задыхающийся от долгого бега и весь расцарапанный ветками.
— Боже, Элф! — крикнул он, отступая от меня на шаг и хватаясь за ушибленную грудь. — Как я рад тебя видеть!
— А я тебя — нет! — отрезал я, недовольный своей замедленной реакцией. — Откуда взялся?
Имхотеп спокойно вышел из-за дерева, за которое встал, чтобы его не сбили с ног. Бобел и Тотигай тоже уже были снова на тропе. Генка поморщился, перевёл дыхание и пояснил:
— Имхотеп мне сказал, что ты не вернёшься в Харчевню. Я хотел выбраться оттуда незаметно и уйти в Субайху, но меня заметил кто-то из этих уродов — попрыгунчиков. Они были чертовски злы на тебя за то, что ты искалечил Прыгуна, да ещё они потеряли четверых в схватке с яйцеголовыми. И тут я им попался на глаза. Они меня, конечно, сразу вспомнили. Еле унёс ноги… Они недалеко где-то, только недавно отстали… А где Тотигай?
Генка обернулся через плечо, но первым заметил не кербера, а Имхотепа — да так и остолбенел. На лице его было написано нечто, напоминавшее священный ужас. Я быстро оглядел Имхотепа — рога у него, что ли, на лбу выросли? Но рогов не заметил и перевёл взгляд на Генку:
— Что такое?
— Да нет, ничего, — сказал Генка, беря себя в руки. — Просто удивительно…
— Что тебе удивительно?
— Да нормально всё, только убегался я. Просто удивился, что Имхотеп здесь. Он ведь никогда из Харчевни не отлучается.
— Э-э, да ты, брат, не в себе. Далеко ли попрыгунчики?
— Не знаю точно. Но какое-то время не слышал их за собой.
Тотигай уже скрылся в зарослях — пошёл на разведку.
— Оружие есть?
— Нет…
Я подозвал Бобела, развязал рюкзак и вручил Ждану один из ибогальских разрядников.
— Ого, полный! — восхитился Генка, взглянув на индикатор.
— Не радуйся слишком, я тебе его каждый день заряжать не буду… — сказал я, думая о своём.
— А ты что — умеешь их заряжать? — снова вытаращился Генка, но теперь уже на меня.
— Я и говорю — не смогу его тебе зарядить! — прошипел я, злясь на себя за свою оплошность.
Не люблю я врать. А ещё не люблю умников, которые только что ушли от погони, дышат со скоростью спасшегося от коршуна воробья, но продолжают цепляться к каждому слову. Генка внимательно поглядел на меня, и я понял, что он мне до конца не поверил.
— Ну, чего вылупился? — свирепо осведомился я. — Ты на нас только что навёл банду попрыгунчиков! Вот привяжу тебя сейчас к дереву с муравейником под ним и оставлю петь сладким голосом. А мы без помех уйдём своей дорогой, когда они все к тебе сбегутся.
— Да ты что, Элф? Я что — специально? — возмутился Генка, забывая про разрядник, чего я и добивался.
Вскоре появился Тотигай.
— Они чуть в стороне от нас, — доложил он. — Не более двух тысяч шагов. Прочёсывают лес.
Был полдень. Мы находились между Харчевней и армией яйцеголовых — ближе к Харчевне, и до Границы оставалось совсем немного. Но в этом месте к ней со стороны Старой территории примыкал лес, и близость Границы никто не смог бы определить даже с десяти шагов. Такие места обожают работорговцы, отлавливающие неосторожных путников, но выбора не было.
— Мы сможем обойти попрыгунчиков по этой тропе? — спросил я Тотигая.
— Пожалуй. Если они не сменят курс.
— С чего бы им? Они идут по Генкиным следам.
— А потом пойдут по нашим.
— Ну и хрен с ними. Главное, до мехрана добраться, до лавовых полей. А там отобьёмся.
Я повернулся к Ждану:
— Не позже чем через час мы будем на Додхаре. Сейчас ты с нами, а потом дуй в свою Субайху. Если нас обнаружат — рассыпаемся и всё равно движемся в сторону Границы.
Бобела мы пустили впереди в качестве ударной группы. Тотигай двинулся слева, по лесу, чтобы находиться между нами и Генкиными преследователями. Я шёл замыкающим.
К сожалению, мы и попрыгунчики находились слишком близко друг от друга и продолжали сближаться. А ещё их было по четыре человека на каждого из нас, и двое чуть раньше отделились от своих, чтобы попытаться перерезать Генке дорогу. Именно они нас и обнаружили.
Впереди послышался радостный крик, прерванный пулемётной очередью — Бобел в таких случаях не здоровается. Ответные выстрелы свидетельствовали, что попал он не во всех, кого встретил. Я бросился вправо, стараясь набрать максимальную скорость, насколько позволяли кусты. Лес здесь был смешанным, с густым подлеском, что нам было на руку и мешало одновременно — множество укрытий, однако невозможно двигаться быстро и бесшумно. Слева тоже слышались крики — попрыгунчики спешили на помощь своим. Они стреляли наугад и производили слишком много других звуков — ещё их не видя, я уже знал, где находятся по крайней мере пятеро из них, и когда один приблизился настолько, что нас разделяли лишь чахлые заросли молодой черёмухи, я выстрелил трижды, ориентируясь на его сиплое пыхтение. Сдавленный стон показал, что минимум одна пуля попала в цель, и я пустил ещё две по тому же месту.
Генка был уже где-то далеко впереди, и я собирался последовать за ним, как вдруг едва не наткнулся на того мерзавца, которого не сумел пристрелить Бобел. Волей-неволей пришлось затаиться и стоять тихо до тех пор, пока орава попрыгунчиков не промчалась мимо меня, захватив с собой и того, что торчал на моей дороге. Но на беду двое остановились у трупа за черёмухой.
— Вот дьявол! — сказал один из них. — Хмырь убит.
— Глупости, — заявил второй, и я услышал звук переворачиваемого тела. — Его просто оглушило пулей. Но черепушка цела.
«Как не повезло!» — с сожалением подумал я.
— И ещё дырка возле шеи… Ага, ключицу разбило, — продолжал второй. — Перевяжи его и приведи в чувство. Потом догоняйте, оба.
И он двинулся через кусты, хрустя ветками словно медведь. Я пошёл в ту же сторону, надеясь, что производимый попрыгунчиком шум заглушит звук моих шагов, и меня не услышит ни он, ни его дружок. Так и вышло — здоровяк был уверен, что все мы драпаем где-то впереди, и он не задумывался, что кто-то может охотиться на него самого. Поэтому, когда приклад моей винтовки опустился ему на голову, это стало для него полнейшей неожиданностью. Разумнее было бы его убить, а потом вернуться и прикончить недострелённого мною в первый раз ублюдка и его санитара, но я решил поторопиться и догнать своих.
Впереди время от времени начиналась пальба. Сбиться с курса оказалось бы трудно, и вскоре я вышел в тыл бандитам, идущим по следам Бобела. Он стянул на себя почти всех, а Генка с Имхотепом, скорее всего, ушли вперёд. Но я ошибался. Дождавшись, пока попрыгунчики спустятся по склону поросшего редким осинником холма, я открыл по ним огонь сверху. Бобел меня услышал, остановился на противоположном склоне, и пошёл палить по ним, заставив попрятаться за деревья, но успешно скрываться от нас обоих они не могли. И тут с фланга нас поддержал Генка. Несмотря на моё предупреждение, батарею разрядника он не экономил. Попрыгунчики заметались по лощине, прижатые с трёх сторон. Я быстро обогнул их по лесу справа, соединился с Бобелом, и крикнул Генке, чтобы он отходил. Вместо этого он принялся стрелять куда-то позади моей недавней позиции на склоне холма. Я оглянулся и различил в просвете между деревьями Хмыря с перевязанной головой и его приятеля, помогавшего ему идти. Ещё несколько шагов — и раненый обвис на плече сопровождающего.
— Не в того попал, — сквозь зубы упрекнул я Генку. — Надо было в другого.
Но преследователи теперь и без того были отягощены тремя ранеными и оставили один труп в лощине. Мы с Бобелом пошли вперёд, надеясь соединиться с Генкой, но первым встретили Тотигая.
— Имхотеп впереди, — сообщил он. — Сказал, подождёт у самой Границы. Между ним и нами трое попрыгунчиков.
— Только трое? — уточнил я.
— Было четверо, — сказал кербер, выпуская когти и делая выразительное движение лапой сверху вниз. — Теперь — да, только трое.
— Найди Генку, и двигайте к Границе. Я пошёл к Имхотепу. Хочу ещё немного сократить численность его конвоя.
Последнее оказалось не просто. Я едва не вляпался.
Никогда не видел, чтобы Имхотеп пользовался оружием или хотя бы имел его при себе. Сейчас он тоже не стрелял, как и шедшие за ним попрыгунчики, и ориентироваться на звук я не мог. Как Имхотеп умудрялся так быстро продвигаться вперёд, одновременно не давая обнаружить себя настолько, чтобы его застрелили, оставалось загадкой. Но я понял, что он время от времени показывался бандитам на глаза намеренно, что и дало ему возможность утянуть за собой этих троих.
С одним из троицы я столкнулся, обогнув стоявшее на моём пути большое дерево — попрыгунчик стоял по другую сторону, и будь он чуть-чуть порасторопнее, я расстался бы с жизнью. А так он меня только ранил — пуля оцарапала левый бок, а я двинул ему в лицо стволом винтовки, свалил на землю и добил выстрелом в голову.
Осталось двое. Где они, я не знал, и не собирался выяснять, хотя это и было рискованно. Но я решил положиться на удачу, поскольку вдруг увидел впереди Имхотепа. Он стоял, глядя в мою сторону, а потом повернулся и… исчез!
Вот она, Граница. Я крадучись пошёл вперёд, озираясь по сторонам. Лес — это не открытая местность, где заметить близкую Границу можно по многим признакам. Сейчас я даже не знал, по какую её сторону находятся оба оставшихся попрыгунчика. Продвигаясь к двум приметным деревьям, между которых исчез Имхотеп, я чутко прислушивался к звукам сзади. Далеко ли Бобел с Тотигаем? И вот воздух передо мной качнулся, вздрогнул, и в следующую секунду под ботинками захрустел красный песок мехрана.
Контраст между двумя мирами здесь был просто разительным. Только что я был в прохладном тенистом лесу, и вот уже над головой солнце Додхара. Температура воздуха сразу подскочила градусов на десять. Не давая себе времени как следует привыкнуть к яркому свету, я прищурился и побежал, петляя, к ближайшему укрытию — здоровому камню, похожему на тыкву-переросток. Оставалось лишь молиться, чтобы попрыгунчики не прятались прямо за ним. Но они перешли Границу в двухстах шагах слева. По моему камню, едва я успел за ним укрыться, защёлкали пули. Прямо впереди была скала — достаточно высокая — и я рванул к ней, пригнув голову и скача то вправо, то влево, как перепуганный кролик. Одна пуля чиркнула по стволу моей винтовки, вторая отбила от скалы осколок, угодивший мне прямо в лоб, когда я был уже у цели. За скалой, как ни в чём не бывало, стоял Имхотеп, на лице которого застыла такая безмятежность, словно попрыгунчики и прочие двуногие гады никогда не встречались ему на жизненном пути. Торопливо кивнув, я вытер со лба кровь и полез по крутому, источенному ветрами и песком склону наверх. Перед таким восхождением обычно надевают краги, чтобы не поранить руки о мельчайшие, острые как лезвие ножа гребни, образующиеся на местных скалах при выветривании, но мои краги лежали в рюкзаке, который был у Бобела. Ругаясь про себя, я добрался до вершины, и оба попрыгунчика, прятавшихся за камнями, оказались у меня как на ладони. Один из них поднял голову, увидел меня, заорал дружку, и они, должным образом оценив обстановку, кинулись обратно к находящейся в двух шагах Границе и скрылись за нею прежде, чем я успел выстрелить.
Едва они исчезли, всего в полусотне шагов от этого места на Додхар выпрыгнул Тотигай и вышли Бобел с Генкой. Я крикнул им, чтобы шли ко мне, и начал спускаться. Тотигай подбежал первым.
— Здорово мы их потрепали, — сказал он. — Ты пришил там одного, да?
— Повезло, — сказал я. — От такого перехода у меня всё ещё мороз по коже.
Бобел остановился у скалы, повернулся и, вскинув пулемёт, принялся палить через Границу на ту сторону. Добив остававшиеся в контейнере патроны, он достал новый и попросил:
— Прикрой, Элф. Мне ствол сменить нужно, плюётся уже.
— Я прикрою, — сказал Генка, поднимая разрядник. — У меня больше половины батареи ещё.
— А ты молодцом, там, в лощине, — нехотя признал я.
— Я не хотел убивать раненого, — смутился Генка. — Я в того, второго целился.
— Знаю. Нет, я без дураков говорю — молодец.
— Да какой молодец, — отмахнулся он. — Вы из-за меня в эту передрягу попали. Да и вообще я против убийств, сам знаешь.
— Ага. Человек человеку друг товарищ и брат. Всё согласно вашему учению. Вспоминай почаще, что эти братья хотели с тобой сотворить, и муки совести станут не так остры. Попрыгунчиков все умники в мире не перевоспитают.
Бобел уже сменил ствол и теперь задумчиво перебрасывал изношенную железку из руки в руку. Во-первых, ствол был горячим, во-вторых, Бобел был хозяйственным.
— Может, на что сгодится, — задумчиво сказал он.
— Я тебе подскажу вариант применения, — сказал я. — Берёшь и швыряешь его через Границу — авось попадёт кому по башке.
Бобел посмотрел на меня, его лицо-маска растянулась в улыбке, и он расхохотался. Всё ещё продолжая смеяться, размахнулся стволом на половину Додхара и швырнул — понятно, не докинул: до Границы было около двухсот шагов.
— Ну-ка, Ген, попугай попрыгунчиков, — скомандовал я. — Пусть хорошенько прочувствуют, что их здесь ждут не дождутся.
— Наугад, вслепую? Ты говорил…
— Давай, давай. У самой земли чтоб. Разрешаю.
Ждан поднял разрядник. Нетрудно было представить себе, какой психологический эффект произведут пятьдесят или шестьдесят маленьких шаровых молний на мерзавцев, засевших в лесу на той стороне.
Когда Генка закончил, я выдал ему другой разрядник, а пустой сунул в рюкзак. Генка глянул на меня с подозрением. Я недоумённо поднял брови и смотрел на него в упор, пока он не отвернулся. Выкидывать разрядник только ради дезинформации Ждана мне ничуть не хотелось. Конечно, я не такой хозяйственный, как Бобел, но эта штука нам точно могла ещё сгодиться. Осталось только выяснить, насколько быстро у них изнашиваются стволы.